Звезда упала Алеников Владимир

8. Туман

К рассвету всё Дарьино погрузилось в сильный густой туман. На расстоянии нескольких метров уже ничего не было видно.

Надя и Вера, с трудом пробираясь сквозь белёсое марево, подошли к сельсовету с разных сторон, Надя на пять минут раньше.

– Это ты, Вера? – окликнула она подругу, не столько увидев, сколько услышав её приближение.

– Я, кто же ещё, – тяжело дыша, сказала Вера, тёмным силуэтом возникая из молочной мглы. – Ну и туманище. И не спадает нисколько… Я с пяти утра на ногах, уже он вокруг лежал. А теперь, по-моему, даже сильней стал. Который час?

Надя посмотрела на наручные часы, Колин подарок на годовщину свадьбы.

– Без четверти семь. Сейчас уже появится. С минуты на минуту. Если, конечно, не заблудится в этой жути.

Вера поставила свой чемодан рядом с Надиным, села на него. Она устала, чемодан был тяжёлый, неудобный, тащила издалека, часто меняя болевшие теперь руки.

Надя, подумав, тоже уселась рядом.

Подруги напряжённо вглядывались в клубящуюся серую муть, тщетно прислушивались к ней. Звуки были обыкновенные, кричали петухи, брехали собаки, мычали коровы.

Прошло полчаса, деда всё не было.

– Похоже, и вправду заблудился, – забеспокоилась Вера. – Да и немудрено, я сама чуть не сбилась. Может, пойти навстречу, поискать?

– Погоди-ка… – прервала её Надя. – Тише!..

Ей всё явственнее слышался поначалу еле внятный шум приближающейся телеги.

– Да вот и он, лёгок на помине, – обрадовалась она. – Слышишь, колёса скрипят…

И, приложив ладони ко рту, закричала:

– Дядь Сеня-я-я-я-я!!!

Дед Семён, однако, не отозвался.

– Давай вместе, – предложила Вера.

И они стали кричать уже вдвоём:

– Мы зде-е-е-есь!!! Сюда-а-а!!

Ответа, однако, по-прежнему не было. Хотя скрип колёс, безусловно, стал сильнее. Правда, к нему добавился ещё какой-то необычный шум.

Только когда из белёсой тьмы начали возникать тёмные фигуры, стало ясно, что это был топот сапог.

Много людей шагали в ногу.

Вера и Надя, онемев от ужаса, наблюдали, как, постепенно вырисовываясь в тумане, возникали, словно в страшном сне, какие-то большие военные машины и многочисленные люди в чужой военной форме – немцы.

Раздалась отрывистая немецкая команда, и всё разом остановилось. Солдаты, оказавшиеся рядом с ними, с интересом поглядывали на перепуганных подруг, посмеиваясь, перебрасывались шутками.

В жутковатой давящей тишине неожиданно раздался новый звук, вскоре оформившийся в шум мотора. Шум быстро рос, дошёл до предела, и вот уже из тумана вывалился, как странное железное чудовище, огромный чёрный, блестящий автомобиль. Он остановился прямо напротив молодых женщин.

«Опель-адмирал» – машинально прочла Вера витиеватую надпись на капоте.

Дверца распахнулась, и из недр чудовища сноровисто выскочил молодой светловолосый человек в офицерской форме. Он обаятельно улыбнулся и, галантно раскланявшись, начал что-то неспешно говорить по-немецки.

– Что он говорит? – прошептала Надя. – Переводи. Ну!..

Вера, как будто только и ждала этой просьбы, тут же стала переводить. Офицер изъяснялся на очень хорошем немецком языке, почти классическом, она понимала его с лёгкостью, именно такому языку её учили в институте.

– Разрешите вас приветствовать, милые дамы, – говорил он, – от имени немецкого командования. Позвольте представиться, обер-лейтенант Генрих Штольц. Я буду комендантом вашего поселения. Вам не о чем беспокоиться. С этой минуты вы находитесь под моей опекой и защитой.

Немец замолчал, вопросительно перевёл взгляд с одной на другую, видимо, ожидал какой-то реакции.

– В общем, его Генрих зовут, – потерянно повторила Вера. – Он наш комендант теперь. Будет нас защищать.

– Дождались защитников!.. – горько заключила Надя.

9. Оккупация

Спустя полчаса туман внезапно начал редеть и ещё через час бесследно рассеялся. Взошло солнце, осветив полную народа площадь. Все оставшиеся в посёлке дарьинцы, главным образом женщины и старики, собрались здесь.

Вера и Надя стояли среди остальных. Разговор с любезным немцем продлился недолго. Приятно удивлённый Вериным знанием немецкого, новый комендант Дарьина рассыпался в комплиментах. Потом представил молодым дамам своего адьютанта Петера Бруннера, высокого худого человека с острым, как у кулика, носом, после чего раскланялся, сославшись на срочные дела.

Перед уходом, однако, комендант настоятельно посоветовал им никуда не уходить с площади, на которой очень скоро начнётся всеобщее собрание.

Идти домой действительно не имело смысла, так как немцы, наоборот, начали сгонять всех сюда, к сельсовету. Таким образом, подруги оказались по-прежнему привязаны к своим чемоданам, тащили их за собой, вызывая недоумённые взгляды односельчан.

Из дверей здания вышли трое – сам Генрих Штольц, уже известный Наде и Вере его адъютант Петер и третий, невысокого росточка человек в штатском, с серым лицом, оказавшийся переводчиком.

Генрих сделал шаг вперёд, поднял руку, и на площади воцарилась полнейшая тишина.

Он больше не улыбался, серьёзным, внушительным взглядом обвёл стоящую перед ним толпу и, выдержав небольшую паузу, начал говорить, периодически останавливаясь, чтобы дать возможность перевести свои слова.

Надя, которой Вера успела объяснить, что Генрих разговаривает на классическом немецком, который звучит весьма красиво, даже изысканно, раздражённо повела плечом. Для неё голос немца раздавался очень жёстко, отрывисто, звуки непривычной лающей речи производили ужасное впечатление.

Она поглядела по сторонам, на лица слушателей и с удовлетворением убедилась, что посельчане точно так же воспринимают эту незнакомую речь.

– Ваш посёлок оккупирован немецкой армией, – говорил Генрих Штольц через переводчика. – Немецкое командование поручило мне наладить в вашем поселении нормальную трудовую жизнь. И это поручение будет выполнено во что бы то ни стало. Комендантская рота, дислоцированная здесь, будет всячески этому способствовать. Все до одного обязаны трудиться и соблюдать трудовую дисциплину. Только так вы сможете обеспечить себе достойную спокойную жизнь. Исключением из этого правила могут являться только больные, освидетельствованные нашим врачом. Я не потерплю лентяев, отлынивающих от работы. Они будут жестоко наказываться. Также предупреждаю – в случае попыток бегства из посёлка, подобные преступники будут незамедлительно пойманы и приговорены к высшей мере наказания – смертной казни!

Генрих сделал большую паузу, вновь обвёл тяжёлым взглядом замершую толпу.

Надя поймала себя на том, что внезапная тишина стала больно давить ей на уши. Она была очень странная, эта тишина, неестественная для такого количества людей, собравшихся в одном месте.

– Теперь внимание! – продолжил Генрих. – Приказ коменданта номер один…

Надя, напряжённо вслушиваясь в незнакомые слова, покосилась на Веру, поразилась мучительному выражению её лица. Потом догадалась, в чём дело.

Вера благодаря своему знанию немецкого воспринимала информацию раньше, чем все остальные. Когда переводчик ещё только начинал говорить, она уже понимала, какую реакцию вызовет сейчас приказ номер один у её земляков.

– Завтра в девять ноль-ноль утра все женщины возраста от восемнадцати до тридцати пяти лет включительно обязаны собраться здесь на площади с вещами. Они отправятся на работу в Германию. Не явившиеся будут строго наказаны. Повторяю – у меня есть полномочия в случаях неподчинения и невыполнения приказов применять любые меры наказания вплоть до смертной казни!

На этот раз, как только переводчик закончил, в толпе послышались крики и плач.

Подруги переглянулись.

– Надь, я не могу в Германию, – сухими губами прошептала Вера. – Мне к Наташке надо.

– Я тоже не поеду. Я лучше умру, – коротко ответила Надя.

– Вы зря так волнуетесь, женщины, – тем временем говорил Генрих. – Вам не о чем беспокоиться, вы будете работать в превосходных условиях, сможете поддерживать ваших родных, посылать им деньги. Лучшие из вас будут определены в прислугу в хорошие немецкие дома. Великая Германия ценит качественных работников. Каждый должен честно работать на своём месте, и у вас не будет никаких забот и проблем.

Он сделал передышку, дал возможность перевести сказанное, потом сразу же продолжил:

– Приказ номер два. Весь скот, запасы зерна и продовольствия поступают в распоряжение немецкого командования. Продовольственная комиссия обойдёт все дома в течение сегодняшнего и завтрашнего дня. Все беспрекословно должны выполнять её требования. Утаивание каких-либо продуктов будет рассматриваться как саботаж и приравниваться к преступлению перед Германией.

Генрих Штольц снова замолчал, подождал, пока закончится перевод, затем добавил:

– А сейчас все свободны.

При этом он сделал лёгкое, как бы прощальное движение головой, взглянул на переводчика, а затем с удивлением уставился на толпу. Его предупреждали, что русские странный, упрямый народ. Похоже, что его не обманули. Несмотря на то что этим людям было чётко сказано, что они могут идти, все по-прежнему молча, по-бараньему, стояли на месте.

Генрих с усмешкой обратился к переводчику:

– Чего они ждут? Господи, до чего ж они глупы! Объясните им, что они могут расходиться.

– Хорошо, герр комендант, – поклонившись, ответил тот и, повернувшись к толпе, крикнул по-русски: – Идите по домам! Расходитесь!

Посельчане, находившиеся в полной растерянности, совершенно не понимавшие, что теперь следовало делать, и оттого по-прежнему не двигающиеся с места, осознали в конечном счёте, что ждать больше нечего, новое начальство уже ничего не добавит к сказанному, и уныло начали расходиться.

– Что будем делать, Вер? – в отчаянии прошептала Надя.

– Бежать надо, пока не поздно, вот что, – твёрдо ответила Вера. – Опередить немцев, пока они до Светозерска не дошли. Надо наших догнать…

– Может, попробуем от тебя? – предложила Надя. – Огородами и в лес. Только темноты дождёмся…

Вера задумалась.

Правильно, это безопаснее.

Хоть её дом и в другой, противоположной нужному им направлению стороне, но уходить лучше всего от неё. Дом на отшибе, за ним уже лес. А там, по лесу, они сделают большой круг, обойдут весь посёлок, и дальше уже прямо…

Только действовать надо немедленно, пока ещё не поздно!

– Нечего ждать, – сказала она. – До темноты они, может, всё Дарьино оцепят. Уходить надо прямо сейчас. Так и сделаем. Чемоданы сбросим и пойдём. Пошли, а то мы здесь сейчас одни останемся.

Подруги подхватили тяжёлые чемоданы и решительно зашагали в сторону Вериного дома.

Генрих Штольц всё ещё стоял на крыльце, беседуя со своим адъютантом. Фигуры молодых женщин, удалявшихся с чемоданами в сильно поредевшей толпе, тут же привлекли его внимание.

Он торопливо договорил и отпустил Петера. Адъютант кивнул в знак того, что понял приказ, отдал честь и удалился в сопровождении нескольких солдат.

Генрих повернулся в противоположную сторону. Прикрыв глаза от солнца рукой в лайковой перчатке, долго провожал уходящих подруг заинтересованным взглядом. Очаровательная русская пейзанка, к тому же, как выяснилось, свободно говорящая по-немецки с явным, но прелестным акцентом, произвела на него весьма сильное впечатление.

Каких только сюрпризов не преподносит загадочная дикая Россия!

Служба в этом богом забытом краю, вопреки его скептическим прогнозам, грозила стать далеко не такой тоскливой, как ему раньше казалось. Генрих вспомнил оберстгруппенфюрера Йодля, который в последний момент вместо изначально планировавшихся фронтовых частей отправил в эти глухие места комендантскую роту. «Вы меня ещё благодарить будете, Генрих!» – сказал тогда Альфред Йодль, старый приятель отца. И усмехнулся, будто знал что-то особое. Генриха ещё неприятно поразила тогда эта нелепая усмешка.

Посмотрим, насколько прав окажется старый лис!

10. Убийство

Когда Верин отец, молодой Никита Данилыч, строил свой дом, до деревни казалось далеко, больше двух километров, а вокруг шумел густой лес. Никита с юных лет был нрава сурового, гордого, насмешек не выносил. К тому же врачей не любил в принципе, не доверял им, считал зазнайками и самодурами.

Потому, когда начала у него сохнуть нога, в деревне решил не оставаться, ушёл в лес вместе с молодой женой Настей, Вериной мамой. Там, в лесу, и построились. Лечился же Никита Данилыч в основном травами.

Но пить в одиночку стал крепко, травы не помогали, вслед за ногой скрючило и руку, что-то происходило с сосудами, бестолковые врачи так и не разобрались, что именно. А по-чёрному запил, когда вдруг надломилась, скоротечно померла Настя. После чего и сам протянул недолго, полез по пьяни купаться и не вынырнул.

Вера к тому времени уже была подростком, тринадцатый год ей шёл, и перебираться в деревню отказалась напрочь, до крика. Упрямый нрав девчонка унаследовала от отца, который всё всегда делал по-своему, так что, в конце концов, плюнули на неё, пусть живёт как хочет. Так и осталась она одна на хозяйстве, только раз в три-четыре дня приходила бабка, помогала, пока жива была.

А потом уж, как замуж вышла, Миша сюда перебрался. Но к тому времени и деревня сама разрослась, придвинулась, уже и не казалось, что сильно далеко.

Дверь дома, тихо скрипнув, открылась, подруги выскользнули на крыльцо. Они полностью переоделись, напялили на себя всё неприметное, удобное для долгой ходьбы. На этот раз в руках были только небольшие узелки с самым необходимым. Огляделись внимательно, но ничего подозрительного вокруг не заметили.

Они сбежали с крыльца, обошли дом и через огород припустили к лесу.

Перед лесом шла просёлочная дорога. Она обходила посёлок и, углубившись в бор, тянулась километров на тридцать, до самого Прудкина. Осенью, после дождей, дорога превращалась в непролазную грязь, и больше уже до следующей весны по ней никто не ездил.

По счастью, и сейчас на дороге никого не было видно, ни чужих, ни своих.

Вера и Надя внимательно огляделись, а затем бегом пересекли её.

Они с облегчением вступили на лесную опушку.

– Смотри, какие красавцы! – саркастически сказала Надя.

Вокруг росло целое семейство и вправду роскошных, будто и не настоящих, ярко-красных в белую крапинку мухоморов.

– Можно всю немецкую армию потравить, а, Надь! – недобро усмехнулась Вера.

Но Надя, прерывая её, испуганно приложила палец к губам.

Обе остановились, замерли, боясь шелохнуться.

На опушке, в нескольких метрах от них, стояли две немецкие машины – легковая и грузовик. Рядом похаживал, покуривая сигарету, адъютант Штольца Петер Бруннер, которого они тут же узнали по росту и птичьему профилю.

Надя посмотрела на Веру, кивнула ей, предлагая вернуться обратно. Та отрицательно покачала головой, сейчас нельзя было двигаться, можно привлечь к себе внимание.

Вера предостерегающе подняла руку. Следует подождать, машины, возможно, скоро уедут, и тогда они смогут продолжить путь.

До ближайшего дерева – раскидистого дуба, за которым можно было схорониться, оставалось ещё метра два. Вера начала медленно двигаться к нему, Надя с осторожностью следовала за ней.

Из леса тем временем показались несколько немецких солдат. Дулами автоматов они подталкивали перед собой двух молоденьких девчонок лет шестнадцати-семнадцати.

Подруги тревожно переглянулись. Обе хорошо знали девочек, это были сёстры Семёновы, Зоя и Валя, погодки. Валя в этом году закончила школу, Зоя ещё училась. Сёстры часто заходили в Дом культуры, в библиотеку.

Петер Бруннер бросил окурок, тщательно затушил его хорошо начищенным сапогом, потом скомандовал солдатам:

– Поставьте их сюда! Вот так! Отойдите!

Девушки стояли прямо напротив него, всем своим видом напоминая провинившихся школьниц, вызванных на ковёр к директору.

Петер подошёл к ним вплотную, поочерёдно внимательно заглянул им в глаза. То, что он увидел там, ему не понравилось. Ему показалось, что кроме явного испуга в них мелькнуло что-то ещё.

– Значит, вы решили поиграть в прятки с немецкой армией, курвы! – с возмущением заговорил он. – Решили, что вы всех перехитрите, да? Куда вы намерены были бежать? Отвечайте!

Девчонки явно ничего не понимали, перепуганно смотрели на него.

– Что он говорит? – тихо спросила у сестры Валя.

– Я не знаю!.. – отчаянно прошептала Зоя. – Ругается…

Петер Бруннер рассвирепел. Эти безмозглые овцы, вместо того чтобы каяться и просить пощады, болтали прямо перед его носом на непонятном русском языке!

– Вы что перешёптываетесь?! – заорал он. – Думаете шутить! Тупоголовые идиотки! Я вам покажу, как шутить с немецкой армией!

Он быстро шагнул назад, одним движением выхватил из кобуры пистолет, высоко поднял его и, как учили на стрельбище, почти без паузы два раза спустил курок. Раздались сухие выстрелы. Обе девочки безмолвно повалились на землю.

Надя в ужасе отшатнулась назад, под ногой треснула ветка. Петер Бруннер тут же обернулся, увидел подруг, узнал их. Усмехнувшись, неспешным шагом направился к ним.

Они не смотрели на него, стояли как прикованные, не в силах отвести глаз от убитых.

Вокруг голов обеих девушек по бурой опавшей листве растекались тёмные лужицы крови. Зоя ещё тряслась, подрагивала мелкой дрожью, Валя уже замерла навсегда.

– Дурной пример заразителен, – приблизившись, произнёс Петер. – Можно узнать, куда это вы собрались?

– Что он хочет? – помертвевшими губами спросила Надя.

Она наконец оторвала взгляд от лежавших на земле девочек и поглядела в глаза убийце. Поразилась, что глаза были самые обыкновенные, карие, и смотрели на неё спокойно, слегка насмешливо.

– Спрашивает, куда мы идём, – без всякого выражения ответила Вера.

Вдруг вдалеке раздался нарастающий шум мотора. Петер Бруннер повернул голову, прислушался.

Через минуту на опушку въехала машина, та самая, которая вынырнула из тумана несколько часов назад, чёрный, блестящий «опель-адмирал».

Генрих Штольц был крайне доволен. Недаром ему пришла в голову идея объехать свои новые владения. Всё получилось очень кстати, как нельзя лучше.

Впрочем, в этой стороне Дарьина он оказался далеко не случайно. Он уже выяснил, где живёт заинтересовавшая его учительница немецкого, и хотел заодно взглянуть на её дом, а может быть, даже поболтать с ней ещё немного. Он прикинул, что в любом случае это будет полезно.

Завидев на опушке знакомые машины, Штольц велел шофёру свернуть туда, решил проверить, что происходит. Судя по сцене, которую он здесь застал, его появление оказалось весьма своевременным. Узелки в руках молодых женщин красноречиво говорили сами за себя.

Генрих вылез из автомобиля, с удовлетворением взглянул на пойманных беглянок. Побледневшее лицо Веры показалось ему сейчас ещё более привлекательным. Эта женщина сама шла к нему в руки. Лучшей роли, чем роль спасителя, для установления тёплых отношений между ними невозможно было придумать.

Он перевёл взгляд на тела застреленных девушек, поморщился. Петер Бруннер был, безусловно, исполнительным офицером, но зачастую понимал приказы слишком буквально.

– Вы несколько поторопились, Петер! – с раздражением сказал Штольц подошедшему к нему адъютанту.

– Я выполнял ваш приказ, герр обер-лейтенант!

В голосе Бруннера при этом прозвучалалёгкая обида.

Генрих вздохнул. В конце концов, солдафон есть солдафон, что с него взять, ничему другому Петер не обучен.

– Лучше это было сделать публично, в назидание остальным, – пояснил он адъютанту.

– Это не поздно сделать и сейчас, за примерами дело не станет.

Петер Бруннер небрежно махнул в сторону подруг.

– Этими женщинами я займусь сам, – спокойно произнёс Генрих. – Вы свободны, Петер. Уберите трупы и вернитесь в комендатуру, займитесь продовольствием.

Адъютант отдал честь и пошёл исполнять приказ. Генрих заметил, что, однако, вид при этом у него был весьма раздосадованный, как у голодного хищника, у которого прямо из-под носа увели добычу.

Солдаты закинули трупы в грузовик, забрались туда же и уехали вслед за Петером.

Генрих, убедившись, что всё исполнено, развернулся к по-прежнему неподвижно стоявшим подругам, с любезной улыбкой приблизился к ним и заговорил, обращаясь преимущественно к Вере:

– Фрейлен Вера и фрейлен… – Он напрягся, припоминая. – …Надя! Какая неожиданная встреча, милые дамы. Похоже, что нам трудно разминуться на этой вверенной мне территории. Впрочем, может быть, это судьба, как вы считаете? Вы верите в судьбу, фрейлен Вера?

– Фрау с вашего разрешения, – серьёзным тоном поправила его Вера.

Генрих перестал улыбаться.

– О, простите, я не знал, что вы замужем, – извинился он. – А ваша подруга?

– Она тоже, – всё так же серьёзно ответила Вера. – Наши мужья на фронте.

Генрих внимательно разглядывал обеих женщин, обдумывая дальнейший план действий. Новость была неприятной, но отступать он не собирался.

Подруги молча ждали, что он скажет. Вера вдруг почувствовала, что ей всё равно, как с ней поступят. Главное, что Наташа в безопасности (она всей душой надеялась на это!), а ей уже жизни нет. Лишь бы поскорее прозвучал приговор.

Вера только знала, что за сегодняшний день остро и навсегда возненавидела немцев, подлых отвратительных убийц, и этот, любезно улыбающийся, с хорошей литературной речью, был ещё хуже, чем тот, его помощник.

– Понимаю, – наконец произнёс Генрих, как будто читавший её мысли. – В первую очередь, я хотел бы извиниться перед вами за ужасную сцену, свидетелями которой вам довелось стать. Мне очень жаль этих юных девушек. Мой адъютант несколько превысил свои полномочия и, безусловно, понесёт за это наказание. Но вот что мне пришло в голову. Как вы отнеслись бы к тому, фрау Вера, если бы я предложил вам работу в комендатуре? Я понимаю, что вас может смущать. Ваши мужья на фронте, а вы будете работать на врага. Но, к сожалению, ситуация складывается далеко не в пользу русских. Немецкая армия победоносно наступает, Москва уже почти сдалась. Так что, поверьте, я вам предлагаю наилучший для вас выход, учитывая данные обстоятельства. Мне нужны люди, знающие немецкий. В этом случае, разумеется, вы никуда не будете отправлены, останетесь в Дарьине.

– А как с Надей? – тут же спросила Вера.

Слова про почти сдавшуюся Москву пропустила мимо ушей, мало ли что болтает немец, верить ему ни в коем случае нельзя!