Хорошо быть тихоней Чбоски Стивен

– У Чарли ко мне чарлианские чувства, Патрик.

– Серьезно?

– Я с этим борюсь. – Это я поспешил обставиться, а они засмеялись.

Патрик попросил Сэм отойти, она так и сделала, а он мне кое-что объяснил, чтобы я понимал, как общаться с другими девушками и не мечтать попусту о Сэм.

– Чарли, тебе кто-нибудь рассказывал, как строятся отношения?

– Да вроде нет.

– Ты пойми: есть определенные правила, хочешь не хочешь, а надо их соблюдать. Сечешь?

– Вроде да.

– Так вот. Возьмем, к примеру, девчонок. Откуда они узнают, как вести себя с парнями: приглядываются к своим мамашам, журнальчики читают, всякое такое.

Прикинул я насчет матерей, журнальчиков, всякого такого – и задергался: неужели ТВ тоже сюда относится?

– Ну нет, в кино девушки сплошь и рядом западают на каких-то придурков или еще того хуже. В жизни все не так просто. Им подавай того, кто ставит перед ними цель.

– Цель?

– Ну да. Понимаешь, девчонке всегда хочется парня переделать. И она выбирает для себя конкретный образец, по которому сверяет свои действия. Начинает, к примеру, играть роль мамы. А если мама вокруг тебя не суетится, не заставляет прибираться в комнате, зачем такая нужна? И где бы ты был, если бы мама вокруг тебя не суетилась и не заставляла прибираться? Мама каждому нужна. И сама это знает. Ты для нее – цель жизни. Понял?

– Ага, – говорю, хотя сам ни черта не понял. Ну, то есть понял ровно столько, чтобы сказать «ага» и при этом не соврать.

– Вся штука в том, что девчонка обычно считает, будто парня можно перевоспитать. Но что характерно: если бы она и впрямь сумела его перевоспитать, то потеряла бы к нему всякий интерес. Цели-то не останется. Девчонкам постоянно требуется время на обдумывание новых подходов, вот и все. Одна быстро сообразит. Другая не сразу. Третья – никогда. Я бы на этом не зацикливался.

А я-то, похоже, зациклился. Наш разговор у меня из головы не идет. Смотрю, как в коридорах парочки за руки держатся, и стараюсь представить, что для этого нужно. А на школьных дискотеках сижу где-нибудь сзади и отбиваю ритм ногой, а сам думаю, сколько из этих парочек танцует «под свою музыку». В коридорах вижу, что у девчонок на плечи наброшены пиджаки парней, и размышляю на тему собственности. И еще пытаюсь для себя решить, бывают ли по-настоящему счастливые люди. Хочется верить, что бывают. Реально хочется.

Билл заметил, что я наблюдаю за другими, и после урока спросил, о чем мои мысли, и я ему стал рассказывать. Он слушал, кивал, реагировал, пусть и без слов. Когда я умолк, у него на лбу было написано: «серьезный разговор».

– Ты всегда так много размышляешь, Чарли?

– Разве это плохо? – Я просто хотел, чтобы хоть кто-нибудь сказал мне правду.

– Само по себе – неплохо. Просто люди зачастую уходят в свои мысли, чтобы не погружаться в жизнь.

– Это плохо?

– Это плохо.

– Ну, я-то, по-моему, погружаюсь. Или вы так не думаете?

– Вот, например, ты когда-нибудь танцуешь?

– Да я не умею.

– А свидания назначаешь?

– Во-первых, у меня машины нет, а если б и была, нужно еще права получить, а мне всего пятнадцать, и вообще у меня девушек знакомых нет, кроме Сэм, но я ей по возрасту не подхожу, ей бы пришлось всю дорогу за рулем сидеть, а это, я считаю, неправильно.

Билл только улыбнулся и стал дальше расспрашивать. Мало-помалу добрался до «проблем в семье». Тогда я ему рассказал, как тот парень, который сборники записывает, влепил моей сестре пощечину, – сестра просила только маме с папой ничего не говорить, так что Биллу, я подумал, можно. Выслушал он с самым серьезным видом, а потом сказал одну фразу, которую я, наверно, до самых каникул помнить буду, а может, и дольше.

– Чарли, мы принимаем такую любовь, какой, с нашей точки зрения, заслуживаем.

Я прямо остолбенел. Билл похлопал меня по плечу и дал еще одну книгу. Сказал, что все образуется.

Из школы я обычно возвращаюсь пешком, с чувством выполненного долга. В будущем это даст мне право сказать своим детям, что в школу я ходил пешком, как мои дед с бабушкой «в старые добрые времена». Удивительно: сам даже ни разу на свидании не был, а так далеко загадываю, но смысл в этом есть. На школьном автобусе домой можно добраться на час быстрее, чем на своих двоих, но, когда на улице ясно и прохладно, как сегодня, проветриться очень даже неплохо.

Прихожу домой – сестра сидит на стуле. Перед ней стоят мама с папой. И я сразу понял, что Билл позвонил нашим предкам и все выложил. До чего же мне стало паршиво. Что я натворил.

Сестра плачет. Мама как в рот воды набрала. Разглагольствует только отец. Мол, он категорически запрещает моей сестре встречаться с парнем, который поднял на нее руку, и сегодня же поговорит с его родителями. Сестра твердит, что сама виновата, довела его, но папа счел, что это не оправдание.

Сестра прямо захлебывается:

– Я все равно его люблю!

Никогда еще не видел, чтобы она так истерила.

– Это неправда.

– Ненавижу тебя!

– Это неправда.

Папе иногда удается сохранять полное хладнокровие.

– Он – вся моя жизнь.

– Больше ни про кого таких вещей не говори. Даже про меня.

Это мама голос подала. Она у нас высказывается редко, но метко, и в связи с этим я кое-что должен пояснить насчет нашей семьи. Если уж мама открыла рот, то всегда одержит верх. Вот и теперь так вышло. У сестры тут же слезы высохли.

Папа – в кои веки – поцеловал ее в лоб. А потом сел в свой «олдсмобиль» и умчался. До меня дошло, что он поехал к родителям того парня. Мне их даже жалко стало, родителей его. Потому что мой папа никому спуску не дает. Никому.

Мама пошла на кухню, чтобы сестре приготовить что-нибудь вкусненькое, а сестра ко мне повернулась:

– Ненавижу тебя.

Она сказала это не сгоряча, как отцу. А на полном серьезе. Честное слово.

– А я, – говорю, – тебя люблю.

Что еще на это можно ответить?

– Ты дебил, ясно? С рождения. Все говорят, что ты дебил.

– Я над собой работаю.

Пошел к себе в комнату, дверь затворил поплотнее, голову подушкой накрыл и стал ждать, когда тишина расставит все по местам.

К слову сказать, ты, наверно, интересуешься насчет моего отца. Поколачивал ли он нас в детстве, а может, и потом? Я почему догадался про твой интерес к этому вопросу: Билл тоже полюбопытствовал, когда я ему рассказал про того парня и мою сестру. Так вот, если хочешь знать: никогда. Пальцем не тронул ни брата, ни сестру. А мне от него досталось только один раз, когда я довел до слез тетю Хелен. Зато когда мы все успокоились, он опустился передо мной на колени и сказал, что в детстве его избивал отчим, а потому в студенческие годы, когда наша мама забеременела моим старшим братом, папа решил, что никогда не поднимет руку на своих детей. А сейчас нарушил свой зарок и не может себе этого простить. Реально, он был сам не свой. Переживал. Сказал, что больше такое не повторится. И слово свое держит.

Хотя наказать может по всей строгости.

Счастливо.

Чарли

15 октября 1991 г.

Дорогой друг!

Кажется, в последнем письме я забыл упомянуть, что про мастурбацию рассказал мне Патрик. Кажется, не сказал и о том, часто ли этим занимаюсь. Да, постоянно. На картинки смотреть не люблю. Просто закрываю глаза и представляю себе какую-нибудь незнакомку. И стараюсь не стыдиться. Про Сэм я в это время не думаю. Никогда. Это для меня важный момент, потому что я очень обрадовался, когда она сказала «чарлианские чувства», – как будто у нас с ней появилась шутка, понятная только двоим.

А однажды вечером я так устыдился, что пообещал Богу больше этим не заниматься. Попробовал использовать одеяло, но от него только саднило, попробовал использовать подушку, но от подушки тоже саднило, так что я вернулся к привычному способу. Родители мне особой набожности не привили, так как их обоих в свое время запихнули в католическую школу, но я в Бога верую. Просто никогда не называю Его по имени – ну, ты понимаешь. Надеюсь, я Его все же не сильно прогневал.

Между прочим, отец тогда и вправду серьезно поговорил с предками того парня. Его мамаша вышла из себя и разоралась на сына. Папаша молчал. Мой отец старался не переходить на личности. Не стал им пенять, что они воспитали сына «подонком», ничего такого.

У него была единственная цель: заручиться их поддержкой, чтобы отвадить этого перца от моей сестры. Когда вопрос был решен, он оставил их разбираться со своими семейными делами, а сам поехал разбираться со своими. По крайней мере, так он выразился.

Я задал папе один-единственный вопрос: есть ли у того парня проблемы в семье? Ну, бьют ли его родители. Папа ответил, что это меня не касается. Потому что ответа сам не знал – ни о чем их не спрашивал и считал, что это к делу не относится.

– Не у каждого есть душещипательная история, Чарли, а если даже есть, это не оправдание.

Больше он ничего не сказал. И пошел смотреть телевизор.

Сестра до сих пор на меня злится, но папа сказал, что я поступил правильно. Хотелось бы верить, но иногда трудно определить.

Счастливо.

Чарли

28 октября 1991 г.

Дорогой друг!

Извини, две недели тебе не писал: я старался, говоря словами Билла, «погружаться в жизнь». Вот странно: иногда я читаю книгу и представляю себя на месте героев. Пишу письма – а потом дня два разбираюсь, к чему пришел в этих письмах. Сам не знаю, хорошо это или плохо. Но так или иначе, стараюсь погружаться.

К слову, та книга, которую дал мне почитать Билл, называется «Питер Пэн»[5], автор – Дж. М. Барри. Я знаю, про что ты подумал. Про мультик о Питере Пэне и пропавших детях. На самом деле книга намного интереснее. Здесь главное – этот мальчик, который не хочет взрослеть, а когда повзрослела Венди, он расценил это как предательство. По крайней мере, я именно так это понимаю. Наверно, Билл хочет, чтобы эта книга стала для меня уроком, только каким?

Но есть и хорошая новость: книгу я закончил и, поскольку в ней все выдумано, ни разу не вообразил себя на месте героев. То есть я и книжку читал, и погружался в жизнь.

Чтобы хорошенько погрузиться в жизнь, стараюсь посещать разные школьные мероприятия. Во всякие там кружки по интересам записываться уже поздно, но есть и другие возможности. Например, футбольный матч и дискотека по случаю встречи выпускников, а что у меня девушки нет, это ничего.

Сам я наверняка не стану приезжать в школу на встречи однокашников, но почему бы не приколоться? Нашел я на трибунах, где обычно, Патрика и Сэм и начал изображать долгожданную встречу по прошествии года, хотя мы с ними виделись на большой перемене, когда я ел свой апельсин, а они курили.

– Патрик, ты ли это? И Сэм здесь… сколько лет, сколько зим. Кто выигрывает? Господи, как меня достал этот колледж. Препод на выходные задал прочесть двадцать семь книг, а моя девушка требует, чтобы я ей ко вторнику изготовил транспаранты для митинга протеста. Пусть правительство знает, что мы шутить не намерены. Отец пропадает в гольф-клубе, мать – на теннисном корте. Надо будет нам с вами как-нибудь потусоваться. К сожалению, у меня времени в обрез: нужно еще заехать за сестрой на курсы психической саморегуляции. Она добилась значительных успехов. Рад был повидаться.

Сказал – и отошел. Купил в киоске на стадионе три коробки начос[6] и диетическую колу для Сэм. Вернулся на трибуну, сел, вручил им по коробке начос, а Сэм еще и диетическую колу. И Сэм улыбнулась. Все-таки она классная: когда я прикалываюсь, она никогда не говорит, что я чокнутый. Патрик тоже ничего такого не говорит, но тут он был слишком увлечен игрой и все время кричал что-то Брэду, квотербеку.

Сэм рассказала, что после матча они поедут к друзьям на вечеринку. Спросила, не хочу ли я присоединиться, и я сказал, что конечно хочу, потому как на вечеринке никогда еще не был. Правда, видел у нас дома, как это происходит.

Мои предки уехали в Огайо к какой-то дальней родственнице то ли на свадьбу, то ли на похороны, сейчас уже не помню. За старшего оставили моего брата. Ему тогда было шестнадцать. Он, не будь дураком, воспользовался случаем и закатил вечеринку: пиво там и все такое. Мне велели сидеть у себя в комнате и не высовываться, но я был даже рад: в моей комнате сгрузили верхнюю одежду, и я не преминул обшарить все карманы. Каждые минут десять ко мне заваливались подвыпившие ребята и девушки – видно, искали укромное место. Но как только меня замечали, сразу ретировались. Все, кроме одной парочки.

Эти двое (мне потом рассказали, что ребята они заметные и по уши влюблены) ввалились ко мне и спрашивают: не возражаю ли я, если они тут побудут. Не возражаю, говорю, мне-то что, так они дверь закрыли и начали целоваться. Взасос. Потом парень залез ей под блузку, и она стала сопротивляться:

– Нет, Дейв.

– Почему?

– Здесь мальчик.

– Ну и что?

А сам так и лезет ей под блузку, и чем больше она отнекивалась, тем настырнее он ее тискал. Через пару минут она уже не сопротивлялась, он стянул с нее блузу, и она осталась в белом кружевном лифчике. Я прямо не знал, куда деваться. Очень скоро он и лифчик с нее сдернул и начал целовать ей грудь. А потом залез ей в брюки, и она застонала. По-моему, оба напились вдрабадан. Он хотел и брюки с нее стянуть, но она заплакала, тогда он за свою ширинку взялся. Спустил брюки и трусы до колен.

– Умоляю, Дейв. Не надо.

А он знай нашептывает ей, какая она красивая и все такое, вложил ей в ладони свой член и начал двигаться туда-сюда. Я бы и рад описать это более деликатно, чтобы не прибегать к таким словам, как «член», но что было, то было.

Потом он пригнул ей голову, и девчонка стала целовать его член. А сама все еще плакала. Но вскоре умолкла, потому что он засунул член ей в рот – в такой позе не больно поплачешь. Дальше я не смотрел – боялся, что меня вырвет, но они не унимались, а потом кое-что еще стали делать, и она все время повторяла «нет». Я даже уши заткнул, но все равно слышал.

Пришла моя сестра, принесла мне чипсы, застукала парня с девчонкой, и они прекратили. Моя сестра готова была сквозь землю провалиться, та девушка – тем более. А парню хоть бы что. Он в разговоры не вступал. Когда они вышли, сестра меня спрашивает:

– Они тебя видели?

– Конечно. Они сами ко мне напросились.

– Почему ты их не остановил?

– Откуда я знал, чем они тут занимаются?

– Извращенец, – бросила напоследок сестра и вылетела из комнаты, и чипсы с собой забрала.

Я рассказал эту историю Патрику и Сэм; они помолчали. Затем Сэм сказала, что когда-то встречалась с Дейвом, пока не увлеклась панк-роком, а Патрик добавил, что наслышан о той вечеринке. Это меня не удивило, потому что те события, можно сказать, обросли легендами. По крайней мере, я в этом не раз убеждался, когда рассказывал ребятам, кто мой старший брат.

Когда приехали полицейские, брат спал на крыше дома. До сих пор неизвестно, как он туда попал. Моя сестра обжималась в кладовке с каким-то парнем из выпускного класса. Сама она тогда была в девятом. За многими ребятами приехали родители, многие девчонки плакали и блевали. Парни в большинстве своем к этому времени успели свалить. У брата были жуткие неприятности, а с сестрой родители провели «серьезную беседу» на предмет дурного влияния. В общем, все утряслось.

Парень по имени Дейв в этом году заканчивает школу. Играет в футбольной команде. На длинных пасах. Я застал окончание матча, когда Дейв поймал тачдаун, посланный Брэдом. Наша школа одержала победу. Но у меня не шла из головы та вечеринка. Сперва я помалкивал, а потом не выдержал и спросил у Сэм:

– Он ее изнасиловал, да?

Она только кивнула. Я так и не понял: она переживала или просто знала больше моего?

– Надо кому-нибудь сказать, ты согласна?

На этот раз Сэм помотала головой. Потом она мне объяснила, через что нужно пройти, чтобы это доказать, особенно если дело касается школьников, которые к тому же на виду и до сих пор влюблены.

На другой день была дискотека. Я увидел, как они танцуют. Дейв и его девушка. И пришел в дикую ярость. Даже сам испугался. Хотел подскочить к Дейву и со всей силы надавать ему по морде, как мог бы надавать Шону. Спасибо, Сэм удержала: приобняла меня за плечи, как она одна умеет. Успокоила меня, и это к лучшему, потому как я бы окончательно с катушек сорвался, если бы накинулся с кулаками на Дейва, а девчонка бы за него вступилась – по любви.

Короче, я тогда придумал другую месть: спустить Дейву шины. Сэм показала мне его тачку.

В пятницу вечером, после футбольного матча, посвященного встрече выпускников, я испытал такие ощущения, которые, наверно, никогда не сумею описать; скажу только, что погода стояла теплая. Сэм и Патрик посадили меня в ее пикап, и мы поехали на вечеринку. Я сидел посредине. Сэм любит свой пикап – думаю, потому, что он напоминает ей об отце. А те ощущения, которые я упомянул, возникли у меня тогда, когда Сэм попросила Патрика найти какую-то радиостанцию. А он все время попадал на рекламу. Раз за разом. И еще на какую-то пошлую любовную песню, в которой все время повторялось «беби». И снова на рекламу. В конце концов он нашел потрясную песню, про одного парня, и мы все трое замолчали.

Сэм отбивала пальцами ритм по баранке. Патрик высунул руку в окно и дирижировал. А я просто сидел между ними. Песня кончилась, и я высказался:

– Я бесконечен.

Тут Сэм и Патрик уставились на меня, как на пророка. Это из-за того, что песня была суперская и мы ее очень внимательно слушали. Пять минут были прожиты не напрасно, и мы по-хорошему ощутили юность. Я потом купил эту пластинку и мог бы тебе ее назвать, но, если честно, эффект будет совсем не такой, как при поездке в пикапе на первую в жизни вечеринку, когда сидишь между двумя клевыми ребятами, а на улице начинается дождик.

Приехали мы по нужному адресу, и Патрик постучался условным стуком. Я бы при желании мог повторить, а описать не берусь. Дверь слегка приоткрылась: оттуда выглянул этот парень, у которого волосы вьются мелким бесом.

– Патрик, он же Патти, он же Никак?

– Здорово, Боб.

Дверь распахнулась, старые друзья обнялись. Потом Сэм и Боб тоже обнялись. Сэм заговорила:

– Это наш друг, Чарли.

Ты не поверишь. Боб и меня обнял! Пока мы вешали куртки, Сэм мне шепнула, что Боб сегодня «обдолбанный в задницу». Вынужден цитировать дословно, хотя это и бранные слова.

Вечеринка проходила в подвальном помещении. Там было накурено, ребята оказались намного старше меня. Две девчонки хвастались друг перед дружкой своими татуировками и пупочным пирсингом. Выпускной класс, решил я.

Один парень, Фриц, объедался бисквитами «твинкиз» с кремовой начинкой. Его подруга что-то талдычила о правах женщин, а он повторял: «Верно, малышка».

Сэм и Патрик закурили. Боб, услышав звонок, поднялся в кухню, а потом вернулся с банками пива «Милуоки бест» по числу присутствующих и с двумя вновь прибывшими. Одна из них, Мэгги, сразу объявила, что ей нужно в туалет. А вторым был Брэд, квотербек команды старшеклассников. Собственной персоной!

Не знаю, что меня так зацепило, но, когда ты до этого видел человека только в коридоре или на поле, приятно убедиться, что это реальное лицо.

Ко мне все отнеслись приветливо, стали расспрашивать что да как. Наверно, это потому, что я среди них оказался самым младшим и они хотели, чтобы я поскорей освоился, раз уж от пива отказался. Мне лет в двенадцать брат как-то дал пиво попробовать – гадость. Но я по этому поводу не комплексую.

Ребята спрашивали, в каком я классе, кем хочу стать.

– Я только в девятом, пока не решил.

Огляделся – и не увидел ни Сэм с Патриком, ни Брэда. Тут Боб стал разносить угощения.

– Шоколадный кекс?

– Давай. Спасибо.

На самом деле я жутко проголодался, ведь Сэм с Патриком обычно после футбола ведут меня в «Биг-бой», я уж привык. Съел я ломтик шоколадного кекса: вкус малость непривычный, но кекс – он и есть кекс, мне понравился. Хотя с какой-то пропиткой непривычной. Ты ведь старше меня – понимаешь, наверно, что это была за пропитка.

Через полчаса комната стала от меня уплывать. Разговорился я с одной из тех девчонок, что с пупочным пирсингом, и она замелькала передо мной, как на экране. Я заморгал, огляделся, и музыка потекла тяжелой струей, как вода.

По лестнице к нам спустилась Сэм, увидела меня и обернулась к Бобу:

– Ты что, сдурел?

– Успокойся, Сэм. Ему нравится. Не веришь – спроси.

– Как самочувствие, Чарли?

– Легкое.

– Убедилась?

На самом деле Боб выглядел каким-то дерганым; мне потом сказали, что его одолела жесткая паранойя.

Сэм присела рядом со мной и взяла за руку; рука у меня была холодная.

– Ты что-нибудь видишь, Чарли?

– Легкость.

– Тебе хорошо?

– Ага.

– Пить хочешь?

– Ага.

– Что тебе принести?

– Молочный коктейль.

Все, кроме Сэм, грохнули со смеху.

– Да он кайф словил!

– Кушать хочешь, Чарли?

– Ага.

– Что тебе принести?

– Молочный коктейль.

Тут они заржали так, будто я удачно сострил. Тогда Сэм потянула меня за руку и удержала на шатком полу.

– Пошли. Будет тебе молочный коктейль.

Уже в дверях она повернулась к Бобу:

– Скотина ты редкостная.

Боб только хохотнул. Сэм под конец тоже посмеялась. А я радовался, что всем хорошо.

Поднялись мы с Сэм в кухню, она включила свет. Ого! Такой яркий, что даже не верилось.

Знаешь, как в кино бывает: сидишь на дневном сеансе, а когда выходишь на улицу, не можешь поверить, что там до сих пор светлынь. Откуда ни возьмись, появились мороженое, молоко и блендер. Я спросил, где туалет, и Сэм, как у себя дома, направила меня за угол. Думаю, они с Патриком частенько здесь тусовались, когда Боб еще учился в школе.

Выхожу я из туалета и слышу какое-то шевеление в комнате, где наши куртки были свалены. Открываю дверь – и вижу: Патрик целуется с Брэдом. Вроде как украдкой. Услышали они, как я дверь открыл, обернулись. Первым заговорил Патрик:

– Это ты, Чарли?

– Сэм обещала мне молочный коктейль.

– Откуда здесь этот мелкий? – Брэд не на шутку психанул, причем совсем не так, как Боб.

– Это мой друг. Не волнуйся.

Патрик вывел меня из комнаты, прикрыл за собой дверь. Положил руки мне на плечи, посмотрел в упор:

– Брэд не хочет, чтобы об этом стало известно.

– Почему?

– Боится.

– Чего?

– Ну, он… постой-ка… ты что, кайф словил?

– Эти, внизу, тоже так говорят. Сэм обещала мне молочный коктейль.

Патрик едва не прыснул.

– Послушай меня, Чарли. Брэд не хочет огласки. Пообещай, что никому не скажешь. Это будет наш маленький секрет, хорошо?

– Хорошо.

– Вот спасибо.

С этими словами Патрик развернулся и нырнул обратно в комнату. До меня донеслись приглушенные голоса, Брэд, похоже, вконец распсиховался, а я решил, что это не мое дело, и вернулся на кухню.

Должен сказать, в жизни не пробовал такого молочного коктейля. Это была такая вкуснотища, что мне аж страшно стало.

Перед уходом Сэм поставила для меня парочку своих любимых песен. Одна называлась «Черный дрозд». Вторая – «М. Л. К.». Обе суперские. Я потому уточняю названия, что впоследствии, на ясную голову, оценил эти песни по-настоящему.

Перед уходом произошел еще один примечательный эпизод. Патрик спустился к нам вниз. Брэд, по-моему, свалил. И Патрик заулыбался. Боб начал его подкалывать, что он, мол, неровно дышит к нашему квотербеку. Патрик еще шире заулыбался. Пожалуй, таким улыбчивым я его никогда еще не видел. Затем Патрик ткнул пальцем в мою сторону и сказал Бобу так:

– Это что-то с чем-то, да?

Боб кивнул. А Патрик – никогда не забуду – добавил:

– Тихоня наш.

Боб не просто кивнул, а головой затряс. И все, кто был в комнате, покивали. А я задергался, совсем как Боб, но Патрик мне особо дергаться не дал. Подсел ко мне.

– Разуваем глаза и смотрим. Что видим – помалкиваем. И мотаем на ус.

А я-то и не подозревал, что у ребят были на мой счет хоть какие-то мысли. Не подозревал, что они вообще смотрели в мою сторону.

Во время моей первой настоящей вечеринки, сидя на полу в подвале между Сэм и Патриком, я вдруг вспомнил, что Сэм представила меня Бобу как своего друга. И еще вспомнил, что Патрик точно так же сказал про меня Брэду. И у меня потекли слезы. Никто на меня не косился, как на придурка. И я не стал сдерживаться.

Боб взял себе пиво, попросил всех сделать то же самое и поднял тост:

– За Чарли.

И вся тусовка хором повторила:

– За Чарли.

Не знаю, почему им такое пришло в голову, но для меня это был не пустой звук.

Главное, что среди них была Сэм. Это главное.

Я бы мог тебе в подробностях рассказать и про дискотеку, но сейчас мне уже кажется, что самое клевое было – как я Дейву шины спустил. Нет, сперва я, конечно, хотел потанцевать, как Билл советовал, но мне обычно нравятся те песни, под которые не потанцуешь, так что хватило меня ненадолго. Естественно, Сэм в платье выглядела обалденно, только я старался ее не замечать, чтобы ничего такого в голову не лезло.

Зато я другое заметил: Брэд с Патриком даже словом не перекинулись, потому что Брэд танцевал только с Нэнси, которая в группе поддержки зажигает, – она его девушка. Заметил я и еще кое-что: к моей сестре прилепился тот субъект, с которым ей запретили общаться, хотя из дому ее забирал совершенно другой парень.

С дискотеки мы уезжали в пикапе Сэм. Теперь за рулем был Патрик. На подъезде к туннелю Форт-Питт Сэм попросила его тормознуть у обочины. Я не понял, зачем это нужно. А Сэм в одном бальном платье перебралась в кузов пикапа. Знаком показала Патрику, что можно ехать, и он расплылся в улыбке. Они, наверно, и раньше такое проделывали.

Короче, Патрик разогнался, а перед самым въездом в туннель Сэм выпрямилась в полный рост, и на ветру ее платье забилось океанскими волнами. Внутри туннеля все звуки канули в пустоту, и тогда из магнитолы понеслась песня. Изумительная песня под названием «Landslide». Когда мы вынырнули из туннеля, Сэм издала невообразимый клич – перед нами открылся центр города. Здания в огнях и прочие удивительные вещи. Сэм в кузове села и засмеялась. Патрик тоже засмеялся. И я засмеялся.

В этот миг, клянусь, мы были бесконечны.

Счастливо.

Чарли

Часть вторая

7 ноября 1991 г.

Дорогой друг!

Сегодня был один из тех дней, когда охотно выходишь из дому, чтобы отправиться в школу, потому что погода стояла удивительная. Небо облаками затянуто, а в воздухе тепло, как в бане. Прямо ощущаешь необыкновенную чистоту. Дома мне предстояло подстричь газон, чтобы получить карманные деньги, и я охотно взялся за дело. Слушал музыку, дышал этим днем, кое-что припоминал. Например, как я бродил по нашему району, разглядывал дома, лужайки, живописные деревья – и постигал, можно сказать, все сущее.

Дзен-буддизм для меня – заумь, равно как и религия китайцев и индусов, но одна из тех девчонок с татушкой и пупочным пирсингом, как оказалось, в июле приняла буддизм. Ни о чем другом говорить не может, разве что о дороговизне сигарет. Я иногда встречаю ее на большой перемене, когда она выходит перекурить с Патриком и Сэм. Зовут ее Мэри-Элизабет.

Так вот, Мэри-Элизабет мне рассказала, что через посредство дзен-буддизма ты обретаешь причастность ко всему, что есть в этом мире. Становишься частью этих деревьев, травы, собак. Всего такого. Она даже объяснила, каким образом на это указывает ее татушка, но я не запомнил. Короче, в моем понимании дзен-буддизм похож на сегодняшний денек, когда ты плывешь по воздуху и припоминаешь разные вещи из прошлого.

Страницы: «« 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Алексею Кунгурову 33 года. Прежде чем достичь возраста Христа, он стал единственным в России журнали...
Михаил Геннадьевич Делягин – российский экономист, публицист и политик. Автор более 900 статей и бол...
Вторая книга серии!Долгожданная новинка для всех поклонников популярнейшего детективного сериала "Ca...
Долгожданная премьера книги по известному телесериалу «Касл».Один из самых известных зарубежных сери...
Воспитание детей – это навык. И, как любой другой навык, требует освоения. Книга всемирно известного...
Вниманию читателя предлагается перевод последней серии бесед, проведенных митрополитом Антонием Суро...