Операция “Зомби” Самаров Сергей

ПРОЛОГ

1

Эту старенькую разбитую «жучку» с проеденным ржавчиной левым крылом Пулат, а согласно учетным данным отставной капитан спецназа ГРУ Виталий Пулатов, пенсионер по инвалидности, видел уже в третий раз. Три раза! Как много это для него! Вообще-то, говоря по правде, ему хватило и двух раз, чтобы обратить на машину внимание, но третье свидание просто порадовало, как ребенка новая забавная игрушка. Виталий даже остановился на подходе, руки потер и сказал загадочно-восхищенно:

– А-ага...

Сейчас «жучка» глупо нашла себе место у соседнего подъезда, раскаляясь на жарком солнце, будто добрая сковорода, и даже слегка жалко стало тех, кто рискнул в такое время устроиться у нее внутри, не подозревая о своей дальнейшей судьбе, – не любил Пулат наблюдать похороны, прозорливо считая, что когда-нибудь будут и его хоронить тоже. Машины своего двора Виталий знает, как знал когда-то в армии свой пистолет – с закрытыми глазами разбирал и собирал его за считаные секунды. Многим автовладельцам с ремонтом помогал как человек, технику любящий и знающий ее от бога. Местные, кто не пешком ходит, на таких не ездят. Принципиально. Они все в Москве работают, в солидных фирмах, и стараются блюсти престиж.

В первый раз эта «жучка» промелькнула перед глазами, когда Пулата плотно и нагло вели «хвосты» из ФСБ – не на той скорости машина совершала ненужные маневры, – а он тогда заскочил в типографию, чтобы из кабинета знакомого позвонить Ангелу для консультации. Он еще подумал, что смена поколений плохо сказалась на сотрудниках многоуважаемой Конторы, молодежь не обрела нужной квалификации. Во второй раз «жучка» пыталась набить в его глазах мозоль возле Курского вокзала, где был разыгран перед фээсбэшниками отвлекающий финт, дабы показать присутствие Ангела в Москве. Два появления в соответствующий момент! Связь просматривалась нагло и наглядно. Теперь машина снова здесь. И совсем не вовремя...

В голове слегка «штормило», и мысли с трудом концентрировались привычно четко. Виталий три дня «отдыхал» на квартире знакомой официантки Люси от посягательств на свою особу со стороны всяческих спецслужб. Даже с ГРУ связи решил пока не поддерживать. Экспериментировал – что из этого получится, на случай, если и в ГРУ есть стукачи. Но официантка Люся решила взять заслуженные отгулы и, что уж греха таить, утомила Виталия гораздо больше, чем забавная беготня от прилипчивых и наглых «хвостов». И он не вытерпел, не из железа же, в конце концов, сделан, проявил чудеса изобретательности, которым его в течение многих лет службы в ГРУ обучали, – и сбежал от Люси куда более стремительно, чем бегал от оперативников.

Не зная за собой тяжких грехов, способных угрожать ему чем-то серьезным – пара показательных драк с вороватым персоналом в медвытрезвителе заинтересовать ФСБ не может, – Виталий спокойно двинулся мимо «жучки». Три человека старательно пеклись в горячей машине и его в упор «не видели». А вот это уже неприятно насторожило и даже слегка заинтересовало. Фээсбэшные оперативники вели его предельно нагло, явно стараясь запугать и довести до смятения, будто бы проверяя, как поведет себя Виталий. Люди же в машине почему-то лиц не показывают. Значит ли это, что сейчас скромная отставная капитанская личность интересует кого-то другого?

Мысленно отжав тормоза и с трудом сдерживая стремительность своей привычной походки, Пулат почти прошел мимо «жучки» к своему подъезду, слегка расстроившись, что никто не выразил желания задержать его. Пьяный или страдающий с похмелья Виталий традиционно думал, что люди постоянно не одобряют его небольшой рост – всего сто шестьдесят семь сантиметров – и всегда старался доказать, что не в росте счастье человека. Сейчас момент был вроде бы подходящий, но никто не пожелал выслушать аргументы отставного капитана. Маленького капитана, как его любовно звали друзья. На всякий случай, совсем убавив шаг, он дал пинка колесу «жучки». Но этого опять никто, к сожалению, не заметил.

Заскочив в квартиру, Виталий достал сотовый телефон скрытой связи, вставил в трубку кодирующий мини-диск и нажал клавишу вызова.

Ответили не сразу. Вызов через дешифратор шел целую минуту.

– Алло! – проснулись наконец-то и глаза протерли.

– Это Пулатов, – поспешил доложить он.

– Я понимаю, что не Путин, – ответил полковник Мочилов. Тон, как и следовало ожидать, не слишком довольный. – Куда вы пропали?

– Отдыхал. Думал, отвяжутся. А они опять тут...

– Кто – «они»? – Теперь в голосе собеседника появилось непонимание.

– «Хвосты». Сидят в машине. Караулят.

– Не может быть! – почему-то не пожелал верить полковник.

– Я тоже надеялся. А, оказывается, может...

Мычащая пауза показала смятение Мочилова.

– У меня абсолютно точная информация, что ФСБ прекратила операцию.

– Значит, это не ФСБ. Я третий раз вижу эту машину.

– Номер? – спросил Мочилов.

Виталий назвал номер и модель.

– Проверим. Кто это может быть? Какие-то личные дела не исключаете?

– Я слишком скромен...

– Я пришлю людей. Не выходите из квартиры.

– Не надо людей. Они же меня пропустили. Я сам сейчас приеду. Закажите пропуск. – Голос Пулатова стал настолько наигранно спокойным, что Мочилов не поверил.

– Что вы хотите сделать?

– Приехать, – невинно подтвердил Виталий свои намерения, не слишком стараясь расшифровать сообщение.

И тут же нажал клавишу отбоя. Чтобы не тратить драгоценное время полковника. Следом за этим он нажал еще и красную кнопочку – отключение питания трубки.

2

Приняв душ и побрившись, Виталий провел небольшую подготовку, которая вынудила его презреть жару и облачиться в строгий костюм. И вышел во двор торжественно-парадный.

«Жучка» словно к асфальту припаялась.

Капитан взглянул на часы.

– Нехорошо, товарищ капитан, заставлять начальство ждать, – сказал сам себе с укоризной. – Придется добираться на попутке.

И быстрым шагом направился к облюбованному транспортному средству. Дверцу заднего сиденья открыл, как всегда и все делал, – с разбега.

– Мужики, ждете кого-то?

– А ты что хочешь? – спросил тот, который сидел справа на переднем сиденье, крепкий верзила лет двадцати пяти – двадцати восьми.

Виталий сразу рассмотрел татуировки на обеих руках и туповатое самодовольство на обернувшейся к нему физиономии. Нет, эти явно не из ФСБ. Там парни интеллигентнее и интеллектуальнее работают. Тем лучше для него и хуже для них. Стоит разобраться, что за народ и с какой целью домогается его.

– В Москву срочно надо...

– Двести баксов, – водитель равнодушно, но и с надеждой назвал цену.

– Хамите, молодой человек, – возразил Виталий. – Я за сотню две машины найду, только не считаю удобным для себя ехать двумя частями.

– Садись, – сказал первый, открыл свою дверцу и вышел, очевидно, чтобы принять глоток свежего уличного воздуха. Из машины в самом деле плавно струилась атмосфера некондиционированного адова пекла.

Третий упорно смотрел в противоположную сторону. Ну совсем его не интересовал подвернувшийся пассажир. Очевидно, переживал в аду свои минувшие грехи.

Виталий быстро нырнул в салон. Верзила не возжелал сидеть на переднем сиденье в одиночестве и удобстве и сел на заднее рядом с Виталием, беззастенчиво пододвинув капитана к середине.

– В тесноте – не в обиде, – заметил он при этом мудро, хотя и мрачно, чуть не пугая.

– Бог даст, доедем, – согласился Виталий. – Желательно бы только побыстрее. Опаздываю...

Машина сорвалась с места со второй скорости. И уже на дороге капитан подумал, что слегка поторопился с определяющими выводами. Грязная и неказистая с виду «жучка» пользовалась форсированным двигателем, который не ставят себе любители даже самой быстрой езды, потому что сами машины в таком режиме изнашиваются в три раза быстрее. «Форсажи» используют как раз те, кому по долгу службы или какой-то иной деятельности приходится пользоваться транспортом в форсмажорных обстоятельствах.

Выехали за город.

– Куда в Москву-то? – спросил водила, с остервенением давя на акселератор.

– На Хорошевку... К зданию ГРУ.

– Служилый? – поинтересовался верзила.

Виталий не сразу ответил, потому что совмещал в голове сразу несколько впечатлений, соизмеряя время, расстояние и местоположение объектов.

– Навроде того, – сказал он, когда наконец понял, что момент подходящий.

Рядом не было машин, впереди не было поворота, парни по обе стороны от него сидели в одинаковых удобных позах. И Пулат момент не упустил – резко откинул в стороны и вверх сразу обе руки, совершив одновременный отброс кисти назад. В таком положении к резкости плечевого удара плюсуется дополнительная резкость движения кисти. И внешне совсем неприметное и неэффектное движение за счет двойной резкости превышает эффективностью удар милицейской дубинки. А если добавить к этому неожиданность атаки и филигранную отработанную точность – аккуратно костяшками по подбородку, то становится понятной моментальная «отключка» противников. Виталий все же доказал верзиле и его напарнику, едва уступающему первому комплекцией, что не в росте счастье. И тут же из-под пиджака на свет появилась удавка – струна, закрепленная в две ручки от детской скакалки. Петля тугим и упругим предупреждением легла на шею водителю.

– Тормозите аккуратно, без суеты, – вежливо посоветовал Виталий. – Смотрите, чтобы мне не пришлось нечаянно струну натянуть...

Водитель оказался не менее сообразительным, чем жадным, и быстро сбросил газ. Виталий тем временем, не сильно натягивая удавку, перебросил обе ручки в левую руку, а правой стал обыскивать соседей. И переложил к себе за брючный ремень два пистолета. Затем туда же с трудом впихнул пистолет водителя – к сожалению, отставной капитан, хотя никогда и не страдал отсутствием аппетита, так и не обзавелся брюшком, которое можно было бы втянуть.

– Принять вправо и остановиться, – скомандовал он голосом милицейского громкоговорителя.

Команда была выполнена сразу. Трудно со струной на шее не выполнить такую команду.

– Предупреждаю: стреляю я даже лучше, чем бью. Не советую суетиться. Выходите из машины, обходите со стороны капота, открываете дверцу и вытаскиваете первого. Я вам помогу. – Пулат всегда старался соблюдать обычную для себя вежливость, даже в операциях на территории других стран, где люди, с которыми приходилось разговаривать, ни слова не понимали по-русски. Так его мама с папой воспитывали. И потому обращение на «вы» даже к детям стало непременным атрибутом его личности.

Он осторожно убрал удавку с напряженной в страхе и в ожидании рывка шеи водителя. Шея сильно вспотела и покрылась красными пятнами, словно кто-то со вкусом плевал в нее «царской водкой». Произошло это, естественно, не столько от жары, сколько от трудного ожидания. Говоря честно, страх сам капитан никогда не осуждал. Он отлично знал, что это такое, знал, что страх обязательно приходит к каждому в соответствующий момент, но одни могут победить его усилием воли или иными качествами характера, а другие не могут. А те, кто на наглости прет вперед, не ведая страха, через пару минут с таким же остервенением летят в панике в обратную сторону и еще кудахчут при этом, как курица, мечтая и других запугать, чтобы потом самим не было стыдно. Плюс меняется на минус, как в электрических двигателях, и величина паники полностью соответствует предыдущей величине наглости.

Водила послушно выполнил приказ. Обошел машину со стороны капота, не выпадая из поля зрения Виталия, открыл дверцу, кряхтя от недостатка силенок, вытащил верзилу. Пулатов активно подтолкнул последнего, помогая ему попросту вывалиться. Тут же чуть пошевелился, приходя в себя, тот, кто всю дорогу молча сидел слева, за что и получил дополнительный жесткий удар в затылок. Повторный нокаут чреват для молчаливого попутчика последствиями в будущей мозговой деятельности. Но такой удар не жестокость, а необходимость. Своего рода техника безопасности, которую капитан предпочитал соблюдать, чтобы самому не оказаться в неприятном положении.

Дальнейшее Виталий предвидел, как обязан это предвидеть каждый опытный спецназовец, и потому подготовился к событиям еще дома, что, в принципе, и заставило его надеть в жаркую погоду костюм и рукавами пиджака скрыть простейшую хитрость. Водила еще поддерживал верзилу, когда Пулатов оказался в самой невыгодной для себя ситуации – выбирался из машины. И, умышленно провоцируя и ускоряя события, наблюдал за противником только боковым зрением. Интуиция не подвела. Именно этим моментом водила захотел воспользоваться, что, впрочем, сделал бы на его месте, только иначе, и сам капитан. Брошенный верзила бесцеремонно полетел носом в кюветную сухую пыль, водила сделал корпусом разворот и постарался угодить капитану подъемом ноги куда-то в область уха. Но Виталий свои уши уважал сильно, считая их красивыми, потому среагировал быстрее и действовать начал раньше, чем противник осознал встречную атаку. Впрочем, это была даже и не атака. Просто резкое движение вперед и жестко выставленное для блока предплечье. Там, на предплечье, скрыты рукавом пиджака две стяжки из эластичного бинта, а между ними алюминиевый уголок. Кость голени со всего размаха угодила в ребро уголка. Боль от собственного старательного и мощного удара была, очевидно, такой, что у парня не хватило сил даже на крик. Он только рот раскрыл, обнажая зубы, к которым стоматолог с отбойным молотком рвется, и пытаясь взвыть. Но дыхание перехватило, и парень упал в пыль, схватившись за ногу. И тонко застонать смог только через минуту.

– Я же просил вас не суетиться, – сказал капитан укоризненно, словно ребенка отчитывал за непослушание. – Какой вы, право, неразумный...

Но долго беседовать, честно говоря, тоже не стоило. Проходящие мимо машины могут и остановиться. И нет желания, как нет и времени, объясняться с любопытными. Или, не дай-то бог, с милицией. Ведь реально – Пулатов сам напал на людей, взявшихся подвезти его до Москвы. Это уже кровавая и дурно пахнущая уголовщина, не слишком подходящая к лицу отставному многократному орденоносцу. И потому Виталий тут же достал из-под пиджака заранее приготовленные куски тонкой, врезающейся при напряжении в руки веревки, быстро и профессионально обезопасил себя от возможного нападения, и усадил связанных парней в салон на заднее сиденье. Причем дополнительно привязал их друг к другу. Три богатыря – не три богатыря, но хотя бы трехглавый Змей Горыныч получился натурально.

Водителю же, простив ему очевидную неосторожность, пришлось даже помочь дойти до дверцы. Штанина парня уже пропиталась кровью. Виталий отлично понял, что в голени у него открытый перелом. Это всегда серьезно, но это плата за привычку носить пистолеты. Кто их носит, слишком на оружие надеется и потому не всегда в состоянии показать свои боевые качества без оружия.

– Вам удобно? – заботливо и почти наивно поинтересовался Пулат у трехглавого монстра. И добавил очень серьезно: – Если что, скажите, я с удовольствием прекращу ваши мучения.

Форсированный двигатель позволил машине быстро проглотить километры. К счастью для сотрудников ГИБДД, никто не попытался остановить машину на въезде в Москву. И в самой Москве Виталий умудрился ни в одну пробку не угодить. Подъехав к зданию управления, он с автомобильной стоянки позвонил с «сотовика» водилы, экономя собственные оплаченные минуты. Догадался, что хозяину телефон не скоро понадобится.

– Слушаю, полковник Мочилов.

– Товарищ полковник, это Пулатов. Прибыл в ваше распоряжение вместе с транспортным средством, про которое рассказывал.

– То есть?..

– То есть я стою у въезда во двор.

– А эти?.. Из машины...

– Они любезно согласились с вами побеседовать.

– Вы не перегнули палку? А если они вообще ни при чем? А если вы ошиблись?

– У каждого с собой по стволу. Было...

– А если это сотрудники Конторы?

– Харями не вышли.

– Не знаю, не знаю... – Полковник сомневался, не решаясь взять на себя ответственность за происшествие. – Я не могу выписать вам пропуск. Мало ли что... Сейчас сам выйду.

3

Полковник вышел. Выслушал в свой адрес кучу угроз и отборного мата, что значительно подняло настроение. Полковник почесал покрасневший шрам, пересекающий лицо, подумал и решительно сел в машину рядом с Пулатом. Назвал адрес на окраине Москвы по дороге на Балашиху. Показывал, куда ехать.

Двухэтажное здание оказалось управлением какой-то строительно-монтажной фирмы, как гласила неброская вывеска. Полковник ушел, через пару минут открылись ворота, и Виталий въехал во двор. Строительно-монтажная фирма оказалась весьма экзотической, потому что не каждое подобное учреждение держит сразу за порогом дневального и дежурного рядом с оружейным шкафом. Гостя провели в тесный кабинет, где было кресло, предложили отдохнуть. Что капитан и не замедлил сделать, благополучно задремав. Такие мелочи, как недавнее происшествие, не смогли заставить его взволноваться и побороть усталость, пришедшую после трехсуточного «отдыха» с официанткой Люсей.

Разбудил его скрип двери. Полковник Мочилов сел в соседнее кресло и расстегнул китель.

– Как самочувствие?

– Стараюсь... – коротко улыбнулся Виталий.

– Придется, капитан, тебе на службу временно вернуться. – Полковник вдруг перешел на «ты», что само по себе уже сообщало моменту некоторую деловую торжественность. – Дело оказалось серьезное, гораздо серьезнее, чем мы могли предположить. И люди против нас серьезные. Может быть, это еще похуже, чем с Конторой сцепиться...

– Хуже может быть только Моссад, – съязвил Пулатов. – С ЦРУ как-нибудь справимся. Что от меня надо?

– Есть какая-то партия, или организация, или вообще хрен знает что такое... Называется это скромно Структурой. Судя по всему, достаточно мощная штука. Очень интересуется тобой и капитаном Ангеловым. Их интерес идет параллельно интересу ФСБ. Но они же и устраняют от работы генерала Легкоступова. Считают, что он свою первоначальную задачу выполнил. Чувствуешь, чем дело пахнет?

– Если не врут – это размах.

– Размах сильный. Только куда будет направлен удар? Против кого и кем направлен? Этого мы не знаем.

– Что парни? Раскололись?

– Препарат вводили. Они мало знают – сошки... А знать нам хотелось бы больше. Хотя это дело не нашего, как говорится, ума. Но я так думаю, что в самой ФСБ многие в нем повязаны. Но раз Структура касается наших интересов и наших сотрудников, пусть даже бывших, мы, я думаю, не можем оставаться в стороне.

– Какая-то масонская ложа?

– Типа того. И единственный выход туда – ты и Ангелов. Вы нужны им. Знать бы только, для чего...

– Задача?

– Сдаться!

– Только и всего? Сделаем! А что с этими парнями из машины?

– Они вечером попадут в автокатастрофу.

– Надо связаться с капитаном Ангеловым.

– Ему сегодня передадут «сотовик» скрытой связи. Я распорядился.

– Тогда работаем...

ЧАСТЬ I

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Спустившись на свой этаж не в лифте, а по лестнице, он остановился на лестничной площадке перед всегда открытой дверью и, прежде чем войти в привычный длинный коридор, покрытый ковровой дорожкой, сказал сам себе многозначительно и с неизвестно откуда взявшимся вдруг удивлением:

– Вот так, значит...

И только после этого глубоко вздохнул, словно готовился Рубикон перейти, и шагнул вперед.

Генерал Легкоступов, вопреки привычке, вернулся от начальства не в свой кабинет, а сразу в отдел. Необычно улыбчивый и слегка ироничный, непонятно мягкий, что сразу бросилось в глаза подчиненным. Сел за стол майора Мороза, теперь свободный не только от бумаг, но даже и от традиционного перекидного календаря, и привычно положил руки на столешницу ладонями вниз, как прилежный первоклассник.

– Садитесь, – тихо и устало сказал офицерам, вставшим при его появлении. – Занимайтесь своими делами. Я просто с вами побуду немного, и все...

Подполковник Сазонов переглянулся с майором Соломиным. Они не поняли, что означает эта фраза – лиричность на генерала с небес свалилась? Не замечался вроде бы за Легкоступовым, всегда сухо-деловым, такой грех. Значит, что-то произошло из ряда вон... Уж кого-кого, а их начальника отдела выбить из колеи, казалось, невозможно. Невозмутим, как истый английский лорд, в самые критические моменты. А тут... Впрочем, они догадывались, хотя и не предполагали, что реальность будет для генерала такой болезненной.

– Когда Мороза привезут? – спросил Легкоступов.

– Сегодня утром, товарищ генерал, привезли, – ответил майор, опустив глаза.

– Похороны когда?

– Завтра.

– Венки заказали?

– От управления заказывали.

– От товарищей по отделу закажите. Отдельно. Где хоронить будут?

– Мать просила, чтобы его рядом с отцом похоронили. За опытной станцией, недалеко от полигона, маленькое кладбище есть. Там отец лежит. И его там похоронят. Отец у него тоже в нашей системе служил.

– Завтра... Значит, с послезавтрашнего дня у вас будет новый начальник отдела, – сказал Геннадий Рудольфович с улыбкой.

Офицеры поняли, чего эта улыбка стоила генералу. Но сообщение не удивило их. Все знали, что отдел внутренних расследований не сильно одобрил методы работы генерала Легкоступова. Обычные, честно говоря, методы, но в этот раз, как говорится, нашла коса на камень. Кому-то нужно было найти очередную жертву. И этой жертвой стал их генерал. А тут еще некстати и майор Мороз погиб при невыясненных обстоятельствах. Вот и последовали оргвыводы.

– Ладно... – Геннадий Рудольфович без стука шлепнул ладонями по столу, виновато улыбнулся и встал. – Пойду к себе, бумаги подготовлю, а потом домой отправлюсь. Неважно себя чувствую перед пенсией...

Шутка не удалась, и он сам это понял.

2

У Крысавца, кажется, тяжеленная форма маниакально-геморроидального синдрома. Не удивлюсь, если мне скажут, что он своей тени из прошлогоднего сна пугается. И пугаться он будет долго, если никто не поможет от страха избавиться. Ему очень нужен сильный психотерапевт. Кардинальный. Который вылечит его раз и навсегда. Как я обычно лечу. Иначе помочь Крысавцу уже невозможно. Я через свои каналы наводил о нем справки и состояние его могу представить себе легко.

Вообще-то его фамилия звучит гораздо прозаичнее – Крыловец, это я придумал ему новую, точно так же, как когда-то придумал Захватову прозвище Труповоз. Так мне легче в уме общаться с некоторыми людьми. Необходимо, чтобы кличка отвечала сущности.

– Эт-та ч-чертова пл-ленка... – заикаясь, ворчит Юрок, когда черный джип «БМВ» плавно, как утка, покачиваясь на неровностях разбитой дороги, проходит нам навстречу. – Пр-рошлый р-раз в него мужик из дробовика стр-релял. А эту пл-ленку только гр-ранатом-метом и возьмешь.

Заикаться Юрок начал после контузии – «БМП» на горной трассе противотанковую мину отыскала, подпрыгнула на ней, как лягушка, и сбросила Юрка с брони в пропасть. Иной бы если от взрыва не погиб, то превратился бы после такого падения в раздавленный каблуком мягкий шахринаурский персик, а он сумел хорошо сгруппироваться и так аккуратно скатиться, что даже кости не переломал. Только в самом конце на скорости свободного падения ударился головой о большой камень-валун. Камень с места, что естественно при такой-то скорости, своротил, а самого – тяжело контузило...

Когда-то он служил под моим началом в Афгане – младший сержант. Я в те времена еще взводом в отдельной Кабульской роте командовал. Сразу из госпиталя Юрка комиссовали, и мы случайно с ним встретились только в прошлом году. И вот во второй раз довелось. Он сам приехал. По этому делу...

Он жует, страдая, фильтр незажженной сигареты – я курить в своем присутствии категорически, словно мы все еще там, в Афгане, в засаде, не разрешаю – и всем лицом показывает, что зажатая в забинтованной руке зажигалка, как граната с сорванной чекой, просится к действию.

– Бр-ронированные стекла, сами поним-маете, сколько ст-тоят... Р-раньше вообще бр-ронированная машина в редкость была. А сейчас п-пленкой обклеят – вот и броня... С-сука...

Последнее слово относится, как я понимаю, не к пленке, достаточно часто применяемой, а к пассажиру джипа «БМВ», нашедшему защиту под этой качественной пленкой.

– Отставить гранатомет, – не соглашаюсь я. Без лишней нравоучительности в голосе, но все же спокойным и деловым тоном учителя. – Любой бронебойный патрон годится. Даже самодельный. Для того же дробовика отлей пулю с каленым сердечником. Можешь кусок простого круглого надфиля в свинец закатать. Тоже нормально. Даже бронежилет вплоть до четвертого номера пробивает. А уж пленку-то прошьет, как ситец. Дело не новое, старик, и не однажды проверенное...

Это не школа, и никто не платит мне за уроки, как не платят и за работу, выходящую за грань риска. Но Юрок – я вижу по всей его манере поведения, по каждому его жесту, по попытке заглядывать в глаза – просто рвется постигнуть эту тонкую науку. Зря, молодой человек. Но если есть желание, то... Даст бог, когда-нибудь и на меня охоту начнешь... Хотя, судя по нынешним внешним кондициям, не потянешь.

Юрок с годами слегка замордел, растолстел, и сейчас в нем трудно узнать того сдержанного сухопарого и одновременно сильного паренька, мастера спорта по биатлону. Я любил брать к себе во взвод лыжников и бегунов на длинные дистанции. Это сейчас в спецназе предпочитают представителей силовых единоборств. А зря. Драться научить можно любого. Только практика показала, что спецназовцу в рукопашную вступать приходится редко. В той специфике боевых действий, где спецназ участвует, больше ценится выносливость и умение терпеть. А лыжники и стайеры это умеют отлично, гораздо лучше силовиков. И характера таким ребятам не занимать. А если лыжник еще и стрелок добрый – биатлонист, то это совсем находка.

– Ник-как к к-козлу не подступиться...

– Я все же думаю, что брать его надо дома.

– Охрана, как у пр-резидент-та... Бесп-полезняк...

Если бы не эта охрана, Юрок ко мне и не обратился бы. Он сам уже все подходы, как говорит, разведал. И около дома, и около офиса. Ни в дом, ни в офис не попал. За офисом только из машины следил. За домом с дерева. Сутки среди ветвей просидел. Говорит, что хорошо замаскировался. Я верю. Маскироваться я его сам учил. Там его засечь не могли. А вот возле офиса – это еще вопрос. Машина с иногородним номером. Если охранники толковые, они на это внимание обязательно обратили. С первого раза. Если увидели во второй, уже насторожились и начали заряжать оружие. И сейчас могут нас сосредоточенно ждать.

– Взор-рвать бы... Вместе с машиной...

– Перестань и думать.

Вот в этом я категоричен. И вовсе не потому, что машина мне очень нравится, хотя такую машину каждому, кто к красоте не равнодушен, должно быть жалко. Просто я никогда подонком и сволочью не был и такими методами не пользуюсь принципиально. Я высокопрофессиональный отставной киллер, а не мясник, которому все равно, чью тушу рубить, – было бы мясо. Хотя Юрок как будто даже и не догадывается, что в поисках помощника он обратился как раз по правильному адресу. И будет лучше, если он никогда не заговорит об этом. Для нас двоих лучше.

– А в-все же...

– Это ты брось. Сколько еще людей разнесет... Посторонних! На взрыв я соглашусь, если только ты сумеешь каким-то образом ему в унитаз мину установить. Персонально в персональном туалете.

Юрок вздыхает демонстративно тяжело и прячет колючие глаза. Это он от безысходности с такими предложениями выступает. Точно так же, как от безысходности ко мне обратился. Обычно в таких мероприятиях в одиночку действуют. А уж когда сами ничего сделать не могут, только тогда...

Он разворачивает машину, забыв в раздражительности включить сигнал поворота, и медленно едет по улице. Не пытается догнать «БМВ». И правильно, это ни к чему.

– Чт-то д-делать?

А злость мешает ему не только думать, но и говорить. Зубы от нее скрипят, как санные полозья по асфальту.

– Соображай... Подступов нет?

Пожимает плечами:

– Н-нет.

– Тогда следует идти от обратного. Где он чувствует себя в наибольшей безопасности?

– Везде пр-рячется. Н-нигде н-не подступишься.

А вот здесь ты, милый друг, не прав, потому что моего опыта не имеешь. Даже самый трусливый человек всегда имеет место, где он может отсидеться, будь то туалет или погреб. Иначе он давно бы уже от переживаний повесился. Стрессовое состояние устойчивым тоже может быть лишь определенный период времени. Дальше следует взрыв или инфаркт, что соответствует взрыву не в меньшей степени.

– И все же?

– За ст-тенами. Машина вс-сегда уязвима. Это теория... Машину и доставать надо.

В этом он прав только наполовину. Девяносто процентов покушений связано с автомобильным транспортом. И именно там люди соблюдают наибольшую осторожность, именно там охрана готова к любым неприятностям. Что, впрочем, обычно не спасает, если в противниках профессионал. Но и профессионалы на восемьдесят процентов, когда засыпаются, засыпаются на транспорте. Именно поэтому я работать «на дорогах» не люблю – собственная безопасность всегда стоит дороже. К тому же нет гарантии, что Крысавец непременно окажется внутри, за темными стеклами.

– Значит, дома и в офисе он опасности обычно не ждет?

– Да. Н-не ждет.

– Офис в центре города, – вспоминаю я здание, где находится офис Крысавца, и создаю в голове виртуальный образ возможного места работы. – Слишком людно для нас. Не находишь?

– Да. Н-нахожу.

Люблю, когда со мной соглашаются. Это значит, что я на правильном пути.

– Дом в смысле безопасности равнозначен?

– Даже б-более. П-посторонних н-нет... П-посетителей н-нет... Охрана та же...

Я забрасываю руки за затылок и потягиваюсь. Равнодушно и буднично.

– Значит, нужен штурм.

– П-пойду на штурм. – Он опускает голову по-бараньи, того и гляди, на четыре конечности встанет и, без мысли в голове, побежит бодаться.

Во – размахнулся! И такая отчаянная решимость в голосе, словно он перед броском грудью на амбразуру прицеливается. Только стоит ли на эту амбразуру бросаться? Не та ситуация.

– Пойдем, – поправляю я и ловлю в ответ его короткий благодарный взгляд. – Но не забывай, что ты воевал не в десантно-штурмовом батальоне, а в отдельной роте спецназа ГРУ. У нас, если помнишь, тактика совсем другая... Улавливаешь разницу?

– Да.

– Молодец. А пока, до вечера, поехали ко мне домой. Тебе отдохнуть просто необходимо. Иначе я не рискну пойти с тобой.

– Мне н-надо по д-делам...

– Отставить дела! Выполнять команду!

И указующим перстом я даю направление – следует повернуть налево. Юрок выезжает в крайний ряд и включает сигнал поворота. Взгляд у него сосредоточен и угрюм, от недавней секундной благодарности не осталось и следа. Даже в мою сторону младший сержант смотреть не желает. Слишком сильно он перенапрягается нервно. Эмоции, будто рукой профессионального грузчика, цепко и сердито хватают его за горло и мешают дышать, а порой и правильно соображать. Хотя понять состояние парня тоже можно. Юрок мне рассказывал. И я его понимаю.

Крысавец убил его сестру. Студентку-первокурсницу. Изнасиловал и убил. И свидетели были, но следствие ничего доказать не смогло. Все свидетели в отказ пошли. Связываться побоялись. Юрок свое следствие провел. Жесткое до беспредела. Свидетели – дураки очевидные. Должны были сразу понять, что брат, пожелавший за сестру отомстить, для них в действительности окажется пострашнее уголовного авторитета. Ему они не смогли соврать. Он, сломав и себе пальцы на руке – об чью-то голову, заставил их говорить правду, но не пошел в больницу, обошелся простым бинтом. Что им сломал и переломал – Юрок не говорит. Но не думаю, чтобы свидетели после этой беседы смогли безмятежно выйти на работу. При подготовке Юрка, которую он совсем забыть при всем желании до смерти не сможет, физиономии свидетелей должны напоминать светофоры.

Но к Крысавцу подобраться он не смог. Ситуация такая сложилась, что в того дважды в течение месяца стреляли. Один раз – профессионал. Спасли охранники. Киллер скрылся. Но заказ просвечивался явно. Второй раз непонятно откуда появившийся мужичок с дробовиком. Может быть, такой же, как сам Юрок, мститель. Неизвестно. Не будешь же с таким вопросом на ментов выходить. Засветишься сразу, как только покажешь интерес. Мужичка охрана застрелила. Повторять ошибку Юрок не пожелал. Ему важен не поступок, а результат.

И тогда он обратился к своему бывшему командиру капитану Ангелову, то есть ко мне...

– Сестру твою не вернешь, но я не хочу, чтобы это произошло еще с кем-то, – сказал ему командир.

3

Генерал бесцельно перекладывал в сейфе бумаги с полки на полку. И никак не мог решиться определить место для одной папки, на которой даже не проставлен регистрационный номер и гриф секретности.

Официально этой папки не существует. Нет ее в природе. Нет вопроса, которым Легкоступов так плотно занимался в последнее время. То есть вопрос и дело есть. И документы есть. Но в двух различных вариантах. Лишь несколько человек, включая высшее руководство, в курсе дела. Но концы всех планов и мероприятий бумаге доверять нельзя, точно так же, как и компьютерным файлам. И генерал держит все данные в голове. Первый вариант – вот он, в папке на верхней полке. Там и регистрационный номер проставлен, и гриф – «совершенно секретно». Но ни одному человеку не удастся связать воедино все данные, потому что связующие данные отсутствуют. Легкоступов не изъял их. Их и не было. Он просто не задокументировал то, что смог узнать, потому что слишком это опасные данные. Для всех опасные. И для него самого тоже.

Папка с верхней полки вполне может уйти и в отдел внутренних расследований. Пусть поломают голову. А вот вторая папка...

Неуверенным жестом Легкоступов оценил свою работу на вес: бумаг много собралось, и все настолько важные, что доверить их кому-то, значит, рассекретить.

И так же неуверенно Геннадий Рудольфович переложил папку в ящик письменного стола. Туда, где вообще никогда не хранят важных документов. Куда даже уборщица заглянуть может.

Но при всей неуверенности его движений это уже означало решение. Решение совершить какой-то непривычный поступок, к которому толкали его обстоятельства.

Телефонный звонок отложил решение болезненного для генерала вопроса.

– Слушаю, генерал Легкоступов, – ответил неохотно, но отвечать следовало, потому что могли звонить из отдела, откуда он только что вернулся, могли звонить из «секретки», где уже были знакомы с обстановкой и, вероятно, готовились принять у него все учтенные документы, могли звонить и из приемной, чтобы передать какое-то распоряжение директора. Откуда угодно могли звонить, чтобы побыстрее освободить генерала от груза старых забот.

Но незнакомый голос преподнес заботу новую:

– Товарищ генерал, слушайте меня внимательно. Вы сейчас выйдете через центральный подъезд и повернете направо. Метров через пятьдесят к вам подойдет человек. Поговорите с ним, пожалуйста... Он может рассказать много интересного.

– Кто говорит? – спросил Геннадий Рудольфович.

Но в ответ раздались только короткие гудки.

Легкоступов задумался. Он отлично знал – внутренние линии телефонной связи прослушиваются так, что само прослушивание из кабинета определить невозможно. Но прослушивание ведется не регулярно, только от случая к случаю. Очевидно, знал это и говоривший. Потому и не захотел рисковать и продолжать разговор.

Сам звонок не вызвал бы тревоги, если бы шел с городской линии. Обычная история. Каждый оперативник Конторы имел своих осведомителей. Правда, должность уже отдалила генерала непосредственно от оперативной работы, но старые связи остались. В былые времена подобных звонков Геннадий Рудольфович принимал множество.

Однако сейчас, когда обстановка вокруг него сложилась неблагоприятная, звонок, да еще с внутреннего телефона, мог нести какую-то неизвестную информацию, касающуюся именно его нынешнего положения. И почему-то это вызвало беспокойство.

Генерал раздумывал около минуты. Потом решительно открыл сейф и перенес папку из стола на нижнюю полку. Может быть, еще рано принимать решение...

4

Я проснулся ровно в час ночи. Как и приказывал своему послушному подсознанию, всегда заменяющему мне ненадежные будильники. Эта армейская привычка укоренилась в организме настолько прочно, что у меня никогда даже тени беспокойства не возникает по поводу возможности проспать нужный момент. К удивлению, внутренние часы работают даже после принятия основательной дозы спиртного и не подводили меня ни разу.

Прислушался к звукам из соседней комнаты, где расположился отдыхать Юрок, – мы с ним вместе всю прошлую ночь не спали, разговаривали, вспоминали. Вспомнить нам есть что и есть кого. Больше года он под моим командованием находился. И помянуть кого есть. Помянули. После такой ночи естественно в ночь следующую забыть даже свет в комнате выключить. Выключил его я. Но теперь пришла пора включать.

В соседней комнате тишина. Даже дыхания спящего не слышно. Я поднялся и тихо распахнул дверь. Выглянул осторожно.

Юрок поднял глаза. Сидит в кресле. Похоже, и не ложился.

Страницы: 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Вы – сотрудник Института Экспериментальной Истории. Работка, между прочим, еще та – шататься по пара...
Перед вами – первое собственное дело легендарного своим хитроумием сотрудника Института Эксперимента...
Ox нелегкая это работа – быть сотрудником Института Экспериментальной Истории, шататься по параллель...
Вы – сотрудник Института Экспериментальной Истории. Работка, между прочим, еще та – шататься по пара...
Я, Евгения Охотникова, работаю только на себя и ни под чей контроль попадать не желаю....
«Снаружи, на городской стене, на длинных веревках висели детеныши дженши, застывшие пушистые серые т...