Нет дьявола во мне Володарская Ольга
– Хорошо, возьму только ради бриллиантовой диадемы, – буркнула она.
Улыбка сползла с лица Николаса.
– Ты ведь не всерьез это говоришь? – обеспокоенно спросил он.
– Конечно, нет! Шучу! – И тут же перевела разговор на другую тему: – Вы здорово сегодня пели. Я в хор ходила в начальной школе, но у нас не получалось так…
– В храме еще акустика хорошая, но спасибо. Пойдем, я провожу тебя. У меня есть немного времени.
– Почему ты не пришел тогда? Я ждала тебя.
– Я же говорил, что не знаю, смогу ли. Один из монахов, мой духовный наставник, очень сильно болел. Господь мог прибрать его в любой момент. И это случилось как раз на следующий день после нашего знакомства.
– Прими мои соболезнования, – сконфуженно пробормотала Мари. А она-то какими эпитетами только его не награждала за то, что он ее «продинамил». – И что, теперь у вас в монастыре одно место освободилось? – И с замиранием сердца уточнила: – Для тебя?
– Мне нужно дождаться совершеннолетия, чтобы принять монашество.
Марианна едва сдержала свой фирменный визг радости. У нее есть время, чтобы повлиять на Николаса. Если он – ее кармический мужчина, никаких сомнений в этом у нее не возникало, даже когда она, несчастная, возвращалась домой после несостоявшейся встречи, то она его женщина. Иначе и быть не может. И коль так, они должны быть вместе. И Бог, если он существуют, этому только посодействует. Ведь он есть любовь? Так?
– А ты кем хочешь стать? – спросил Николас, заполнив этим вопросом паузу. Мари сначала визжала, потом размышляла, и молчание занянулось.
– Я еще не думала, – пожала плечами она. Кем НЕ хотела, знала: моделью, баскетболисткой и электриком. Но в отличие от большинства сверстников не мечтала о каких-то профессиях. Мама считала, что это плохо. Потому что цель должна быть. И определить ее следует уже в юном возрасте.
– Я ожидал от тебя услышать другое.
– И что же?
– Все высокие, красивые девушки грезят о модельной карьере.
Мари фыркнула:
– Да мне уже не раз предлагали выйти на подиум. Но я не хочу. Нет более тупого занятия, чем рядиться и красоваться перед толпами людей. Тем более выглядеть ты будешь не как хочется ТЕБЕ, а как тебя видят стилист, модельер, фотограф, редактор и прочее. Знаешь, если б у меня были способности, я бы, наверное, наукой занялась. Изобрела бы что-нибудь… не просто важное и нужное – глобальное!
– Например?
– Машину времени. Вечный двигатель. Андронный коллайдер. – И без перехода: – А у тебя семья набожная?
– Нет. – Ник почему-то рассмеялся.
– А что тебя развеселило?
– Просто надо знать моих отца и деда… Они албанцы. И мы жили в Тиране, это столица страны, при моем рождении народной республики. Ты слышала что-нибудь о Энвере Ходжи?
– Нет.
– Это партийный лидер Албании. Ныне покойный, он скончался в 1985 году, еще до моего рождения. Диктатор, типа вашего Сталина. Он правил республикой долгие годы и провозгласил ее первым атеистическим государством. В Советском Союзе, как я знаю из истории, церкви уничтожались и закрывались?..
– Да. Храм Христа Спасителя в Москве, например, взорвали. Сейчас строят по-новому.
– В Албании так же поступали с большинством храмов. Не важно, христианскими, мусульманскими или католическими. Но Ходжа пошел еще дальше. В главной мечети Тираны он повелел устроить общественный туалет. И если многие считали это не просто перебором, а явным оскорблением не только мусульман, но и всех верующих, то мой дед был в восторге от идеи Ходжи. Более того, если у него случались проблемы с желудком, он неизменно заходил в этот туалет, чтобы испражниться. Или, как сам говорил, помолиться с особым рвением… – На лице Николаса отразилось страдание. – Он был ярым богохульником и сделал таковым своего сына. Дед участвовал в сносе и осквернении храмов, а мой отец, будучи мальчишкой, помогал ему. Слышала бы ты, с каким смаком они рассказывали об этом на семейных застольях. Я хоть был мал и не особо набожен, что не удивительно, ведь я родился в семье коммунистов, но понимал, что это плохо… Грешно. Не простительно. И начал молиться в тайне ото всех. Просил Всевышнего простить моих родных. У меня мама из Венгрии, и ее ребенком крестили в католическом храме. У нее имелась иконка с Девой Марией – память о родителях, погибших в войну. Вот перед ней я и молился. И как-то раз меня за этим застала мама и ужасно перепугалась. Если б отец узнал, что я взываю к Богу, он бы меня избил до полусмерти. У отца был крутой нрав, и нам постоянно доставалось от него.
– И как же ты?.. При таких отце и деде?.. – Мари не стала формулировать вопрос до конца, Ник и так понял, что она хочет узнать.
– Они скорее убили бы меня, чем позволили стать не то что монахом, даже хоровым мальчиком при храме. Но мой дед умер в девяносто первом. Тогда Албания шла к демократии, а такие, как мой дед, всячески этому противились. В одной из стычек между коммунистами и их противниками он и погиб. Отец умер спустя два года. Но не за идею, как его родитель, а от удара в пьяной драке. Мы – я, мама и мои три сестры – остались без кормильца. Албания, несмотря на многолетнюю коммунистическую диктатуру, оставалась патриархальной – в семье главный мужчина, нам пришлось покинуть страну. Тогда многие уезжали. Мы подались в Венгрию, на мамину родину. Там я начал ходить в храм. А так как у меня с рождения прекрасный голос, то вскоре и петь. Меня заметили и пригласили в хор монастыря «Черный крест».
Пока он рассказывал ей свою историю, дорога закончилась. Вернее, она сделала изгиб. А к деревне следовало двигаться по тропе. Еще минут десять, не больше. Мари уже и дом свой видела. Как же быстро они дошли! Вроде бы только за ворота монастыря вышли…
– Покажи, где живешь, – попросил Ник.
Мари указала на дом с крышей, которую венчал замысловатый флюгер. Он был сделан в форме лестницы, по которой взбирается толстый кот. Отец влюбился сначала в него и только потом в дом. Вообще-то он хотел снять жилье поближе к морю, но когда проезжал мимо деревни, он увидел флюгер и захотел рассмотреть получше. А когда они подкатили к дому, то увидели на нем табличку «Сдается», и тут же принял решение снять его.
– О, я знаю хозяина! – воскликнул Ник. – Вернее, хозяйку. Очень странная женщина в годах. Художница. Она пыталась продавать у монастыря свои гравюры и акварели, но их никто не брал. На всех был изображен жирный кот. Такой же, как на флюгере. Но в этом году я старушку не видел. Переехала?
– Умерла. Ее наследница сдала этот дом нам.
– Мне пора, Мари.
– Уже? – разочарованно выдохнула она. Николас понуро кивнул. – Слушай, а давай телефонами обменяемся? Будем друг другу звонить.
– Нет, у нас это запрещено.
– Смс тоже?
– Телефоны. Как и компьютеры. Так что давай договоримся встретиться на том же месте послезавтра.
– Давай, – согласилась она, но мысленно его поправила: «На НАШЕМ месте». – Но я больше не буду для тебя блины жарить. Вдруг опять не придешь.
– Я точно приду. Но если не хочешь, не жарь. Все, Мари, пока! – И, помахав ей, заспешил прочь.
А Марианна побежала к деревне. Папа перед отъездом в Москву сказал, что наследница собирается дом продавать, и, если девочки захотят, он приобретет его…
Девочки, одна из них совершенно точно, очень этого хотела! Поэтому торопилась уговорить вторую.
Глава 6
Марко осел на диван, именно осел, как надувной матрас, из которого выпустили воздух. И именно матрас! Потому что человеком он себя точно не ощущал. Он сейчас – что-то неодушевленное, не чувствующее рук, ног, и не соображающее, что творится вокруг.
Марко сам не понимал, как смог продержаться последние два часа и не рухнуть от усталости. Он был на пределе сил после охоты и мечтал о контрастном душе, тарелке супа, стакане ледяного пива и диване. До того как найти труп, он представлял, как ввалится в свой дом, скинет сапоги, ружье, сумку, как пройдет в ванную, сполоснется, как на кухне погреет себе чаку чорбу[1], поест и заляжет с «Гиннессом» перед телевизором. Уснет сразу, как стакан опустеет. И Чак, наевшись, придет к нему и уляжется на полу, уронив свою башку на мощные лапы. Они проснутся на следующий день в ранний рассветный час и займутся дичью, что сейчас покоится в холодильнике. Марко будет ее разделывать, Чак есть требуху – он обожает ливер.
Но мечтам не удалось исполниться. Когда Марко притащился домой после осмотра места преступления, беседы с коллегами и аббатом монастыря, сил хватило только на то, чтобы осесть на диван. Он даже не разулся. И есть уже не хотелось – от усталости пропал аппетит. Пива Марко выпил бы, но идти за ним к холодильнику, это для него сейчас все равно что на Эверест взобраться.
Но спокойно посидеть Марко не дал Чак. Он притащил из прихожей сумку с дичью, положил ее перед хозяином и раскатисто гавкнул. Это означало – займись трофеями, глупый человек. Убери их хотя бы в холодильник, протухнут же. И тогда не видать мне свежего ливера, а тебе жаркого из зайца, что водились на лесистых участках и были жирны, не баловать себя тетеревом на гриле.
– Отстань, – вяло отмахнулся от пса Марко.
Чак протестующе залаял.
– Дай посижу, отдышусь! Пять минут.
Пес бухнулся на бок, высунул язык и тяжело задышал. Намекал на то, что устал не меньше, но не забыл об обязанностях охотника. А они заключаются не только в том, чтобы выследить дичь, подстрелить ее, найти, принести домой, но и сохранить.
Марко застонал и рывком поднял свое большое, сильное, но в данный момент непослушное тело с дивана и зашагал в кухню. Чак потрусил за ним, держа в пасти котомку с дичью. По пути Марко стащил сапоги. Они были изготовлены из кожи буйвола и служили ему верой и правдой больше десятка лет. Они не промокали, не натирали, но изрядно воняли, поскольку кожу плохо выделали. Когда Марко долго в них ходил, а сегодня был именно такой день, то его ноги, несмотря на носки, пропитывались этим неприятным запахом, и их требовалось не просто мыть, а отмачивать в тазике с теплой водой и ароматной солью. Но Марко было пока не до этого, и он постарался абстрагироваться от вони. Сначала положить дичь в холодильник, потом можно выпить пива, целый стакан залпом, а уж потом отправиться в ванную.
Чак чихнул. Он отрицательно относился к неприятным запахам, особенно если они исходили от хозяина.
– Терпи, – бросил ему Марко.
Пес попал к нему будучи полуторагодовалым. Попал не из питомника. И не отдан был в его добрые руки кем-то из знакомых. Марко подобрал его, умирающего от ран, когда они с коллегами-полицейскими накрыли подпольный бойцовский клуб. Там бились на утеху толпе не люди – собаки. Молодой мастиф по кличке Чак Норрис проиграл свой первый бой, хотя был гораздо сильнее соперника. Но тот, помесь питбуля и обычной дворняги, был не просто агрессивен – беспощаден. Настоящая машина для убийства. Иван Драго. Хозяева бойцовского клуба давали своим псам клички киношных персонажей или актеров, снимавшихся в боевиках.
Напарник Марко хотел пристрелить израненного Чака, чтоб тот не мучился. Он наставил дуло пистолета на лобастую собачью голову, прицелился…
И тут Марко, стоящий поодаль, заглянул в глаза псу. В них столько всего было… И боль, и страдание, и обреченность… Но кроме этого, сочувствие и понимание. А еще жажда жизни. В самой глубине влажных глаз… огоньком посверкивала. Чак будто говорил, мне плохо, очень плохо… похоже, я в муках умираю… и если вы меня пристрелите, я пойму… но дайте, дайте шанс мне!
И Марк остановил напарника. Затем, завернув пса в одеяло, взял на руки. Тот взвыл от боли. Из огромных карих глаз хлынули слезы. Марко и хотел бы погладить пса, чтобы успокоить, но не мог. Тот весил семьдесят килограммов, и удержать его одной рукой не было никакой возможности. И Марко прошептал: «Потерпи, малыш». Чак как будто понял. Он уронил свою голову на плечо спасителя и потерял сознание.
Ветеринар, к которому Марко привез пса, осмотрев пациента, сказал – не жилец. Но за лечение взялся. Чак был на пороге смерти, но выжил. Чем удивил ветеринара. А вот Марко в нем нисколько не сомневался. Его пес – ЕГО ПЕС! – настоящий борец. Драчун плохой, это да. Зато поединки посерьезнее выигрывает.
…Чак гавкнул. Марко вопросительно на него глянул. Пес постучал лапой по своей миске. Проголодался.
– Суп будешь? – спросил Марко.
Пес повел ушами. Это означало согласие, но без восторга. Чаку, конечно же, хотелось почек зайца и печени тетеревов.
Марко поставил на медленный огонь кастрюлю с чорбой, а себе налил «Гиннесса». Он пил только его, хотя местное пиво, как все говорили, было не хуже.
Добрый глоток. Напиток проскальзывает в горло. Оставляет небольшую горчинку на языке и вкус солода. Но Марко не долго смаковал пиво. Секунды три. Затем за раз опорожнил стакан, вытер губы рукой и отправился в ванную.
Едва Марко успел намылиться, как раздался лай Чака. Значит, кто-то пришел, двери в деревни ни у кого почти не запирались, разве что на ночь.
Наскоро смыв пену, Марко выбрался из-под душа и выглянул за дверь.
– Кто? – крикнул он.
– Марко, это я, Стефан! – послышалось в ответ.
– Присядь, я сейчас.
– А твой пес меня не укусит? – забеспокоился визитер. Стефан единственный в округе боялся Чака.
– Нет. – И добавил себе под нос: – Проглотит целиком.
Через минуту Марко вышел из ванной в спортивных штанах и майке. Стефан, сидящий на табурете в прихожей, тут же вскочил и бросился к нему с воплем:
– Это правда?
– Ты о чем?
– Сам знаешь! – И замахал руками, точно птица крыльями. Стефан, когда волновался, всегда делал так. За что его деревенские прозвали «тетребом – тетеревом». – Говорят, одного из хоровых мальчиков убили. Это правда?
– Кто говорит?
– Все! – И вновь встряхнул «крыльями».
Стефан, мужчина чуть за тридцать, полный, пучеглазый, был деревенским дурачком. В возрасте пяти лет он сорвался со скалы. Местная ребятня лазала по горам с младых ногтей – никто из родителей не считал это опасным, поскольку сами в детстве занимались тем же. Стефан при падении сильно ударился головой. По мнению его матери, это и послужило причиной умственной отсталости. Хотя сверстники Тетерева утверждали, что он всегда был с приветом.
Из кухни выбежал Чак. Деликатный пес, зная, что пугает Стефана, оставил его одного в прихожей. И вот теперь явился туда, чтобы привлечь внимание хозяина. Марк тут же вспомнил о супе, который грелся на плите.
– Стефан, не хочешь покушать? – спросил Марко, направляясь в кухню и маня за собой гостя.
– Хочу.
Тетерев любил поесть. В котомке, с которой он не расставался, всегда было что-то съедобное. Он то грыз сухарики, то посасывал вяленое мясо, то лузгал семечки. В выходные и праздники он побирался у храма. И в отличие от остальных «нищих» радовался не только денежкам, но и конфетам, и яйцам пасхальным, и пирожкам.
– Марко, так правда это? – не отставал Стефан. – Что убили одного из хоровых мальчиков?
– Правда, – вынужден был признать тот.
– И кого?
– А что говорят «все»?
– Кто что! Понимаешь? Много версий. Поэтому я и пришел к тебе. Чтобы спросить.
– Погиб Даниель.
Тетерев так и рухнул на стул, возле которого стоял. Деревянные ножки заскрипели. А Стефан издал звук, похожий на бульканье.
– Только не он, – прошептал он, прочистив горло.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею… – Стефан так резко встряхнул руками, что напугал Чака. Пес сидел возле стола, ожидая, когда хозяин наполнит его миску. – В виду… Что… – Марко выжидательно посмотрел на визитера. – Сам Господь говорил через этого парня. Убить его, все равно что покуситься на Бога.
– Он был так хорош?
– Бесподобен. В миру он уже был бы звездой. Джастин Бибер по сравнению с ним ничто.
– Кто такой Бибер?
– Ты не знаешь? – Марко покачал головой и принялся разливать суп по тарелкам. Первый, кто получил свою порцию, был Чак. – Американский певец, прославившийся в подростковом возрасте.
– Поражаюсь твоей осведомленности.
– Я люблю музыку.
– И поешь хорошо.
– Да… – Стефан часто, часто закивал. Он мечтал когда-то стать одним из хоровых мальчиков, но его не приняли. Для того чтобы поступить в школу монастыря, одного певческого таланта недоставало. Ребята сдавали вступительные экзамены, и проходной бал был довольно высок.
– Ты хорошо был знаком с Даниелем? – спросил Марко, поставив перед Стефаном тарелку и положив ложку.
Тот кивнул и стал жадно есть. Суп перегрелся, но Тетерев все равно хлебал его, как будто не обжигаясь. Чак смотрел на это с недоумением. Сам он ждал, когда чорба остынет.
– А хлеба нет? – спросил Стефан.
Марко поставил перед ним тарелку с отрубными булочками. Они были чуть подсохшими, но гостя это не смутило. Раскрошив пару булочек, он закинул их в суп, который и так был очень густым. Но Стефану, по всей видимости, так не казалось.
– Что ты можешь сказать о Даниеле?
– Да я уже…
– Не как о талантливом вокалисте, а как о человеке?
Стефан замер с ложкой у рта, задумался.
– Ну, не знаю… Парень как парень. – И снова принялся за суп.
– Как он ладил с другими мальчиками? Конфликтов не было ни с кем?
Тетерев мотнул головой.
– Стефан, оторвись, пожалуйста, от еды.
Марко взял его тарелку и отодвинул на край стола. Сам он к супу не притронулся, хотя есть ужасно хотел. Да и пива выпить. Но сейчас главное – получить информацию.
– Расскажи мне о Даниеле, – четко проговорил Марко. – Все, что знаешь.
Тетерев заговорил не сразу. Сначала он гипнотизировал тарелку с остатками хлебно-мясной кашицы, затем сверлил взглядом потолок, после нервно почесывался, но в конечном итоге выдал:
– Мне Даниель нравился. Но его многие недолюбливали.
– Мальчики?
– Да.
– Завидовали, наверное. Ведь он был… – Марко пощелкал пальцами, припоминая имя: – Джастином Бибером церковного пения.
– Да. Многие считали, что он незаслуженно получил свой дар.
– Объясни.
– Таланты, они ведь Богом даны, так? У Даниеля талант был такой… Такой… – Стефан не мог найти слов, поэтому применил жесты. Изобразил что-то вроде извержения вулкана. – Но он, по мнению большинства, не достоин подобного!
– Почему?
– Даниель не был хорошим человеком.
– А чем он не угодил?
– Ни чистоты, ни доброты. Ничего такого… Ни с кем не конфликтовал, но смотрел на некоторых так… как на тараканов. С брезгливостью.
– На кого конкретно?
– Например, на Душана.
– Звонаря?
– Да. Говорил, что от него смердит тленом. А аббата вообще презирал.
Это Марко было удивительно слышать. Во главе монастыря стоял очень достойный человек. Его все уважали, хотя и побаивались. Аббат Иван (с ударением на первой гласной) был очень ревностным верующим. Поблажек никому не давал, в том числе себе. Молились при нем истово, постились жестко, от многих благ цивилизации отрекались беспрекословно, тогда как бывший аббат, скончавшийся полтора года назад, обитателей монастыря немного распустил. Бывало, пропускали мессы, баловались ликерами, пользовались Интернетом. Иван, встав у «руля», все это пресек. Чем заслужил недовольство некоторых, но уж никак не презрение.
– Даниель считал Ивана лжецом, – разъяснил Стефан.
– На каких основаниях?
– Он не говорил. Но вел себя так, будто знает какую-то постыдную тайну аббата.
– А как он относился к дирижеру Джакомо?
– Обожал его. Единственного из обитателей монастыря. Он, можно сказать, был его кумиром.
Марко подлил в тарелку Стефана еще супа и подвинул ее к гостю. Пусть наестся до отвала. Заслужил. Отвечал внятно и подкинул пищу для размышлений. Марко занес в воображаемый блокнот два имени – Иван и Джакомо. Обоих следовало с пристрастием допросить. Не побеседовать, как он сделал некоторое время назад, а именно допросить. С пристрастием! И выяснить, что за тайны скрывает аббат и как дирижер заслужил обожание покойного. О Джакомо, как о профессионале, отзывались не всегда лестно, а вот как о герое-любовнике… да…
Стефан тем временем опустошил свою тарелку. Откинулся на стуле и задумчиво проговорил:
– Я знаю, кто мог убить Даниеля.
– И кто же? – Марко подобрался.
Тетерев назвал имя. Услышав его, Марко вздрогнул. Он не хотел бы, чтобы этот человек оказался убийцей, но… Такой вывод напрашивался сам собой.
Глава 7
Ночь выдалась маятной. Снилось что-то нехорошее, тревожное, но что конкретно, Мари не могла вспомнить. Едва пробудившись, она забывала сюжеты своих сновидений.
Не столько отдохнув, сколько измучившись, она встала с кровати и пошлепала в кухню. Поставив чайник на плиту, Марианна выглянула в окно. Деревенские вставали рано, впрочем, как и ложились, но сейчас на улице не было ни души. А она надеялась увидеть кого-нибудь из соседей, имеющих коз. Она покупала у них молоко, жирное, удивительно вкусное и совсем без запаха. Для Мари не было лучше завтрака, чем козье молоко с теплыми маковыми булочками, облитыми медом.
Но за неимением всего этого, пришлось ограничиться растворимым кофе и сыром.
Поев и приняв душ, Мари села за компьютер, чтобы проверить электронную почту. Но не успела открыть и первое письмо, как в дверь постучали. Она пошла открывать.
– Доброе утро, – поприветствовал ее ранний гость. – Надеюсь, не разбудил?
– Нет, я давно встала, здравствуйте. И тебе привет! – Она потрепала Чака по загривку. Пес завилял хвостом. – Заходите.
Мари посторонилась, впуская Марко с питомцем в дом. Сегодня местный шериф был одет иначе. Не в брезентовые штаны с накладными карманами и ветровку с капюшоном, а в рваные джинсы и белую футболку. На ногах не грубые сапоги, а мокасины. В этом образе он еще меньше походил на деревенского «участкового» (в России ведь именно так бы он назывался), скорее на виджея музыкального канала.
– Чай, кофе? – спросила Мари, проводив Марко в гостиную.
– Нет, спасибо, я только что позавтракал.
– А Чак колбаски не желает? Есть фирменная от дяди Самира.
Пес тут же разразился громким лаем.
– Чего это он? – удивилась Марианна.
– Отвечает согласием на поставленный вами вопрос, – рассмеялся Марко. – Он обожает изделия дядьки Самира.
Марианна поманила пса в кухню и дала ему остатки колбасы. Чак слопал ее за секунды и в качестве благодарности за угощение лизнул ей руку.
Когда Мари вернулась в гостиную, Марко стоял возле книжного шкафа и рассматривал его содержимое.
– Вы любите читать? – спросил он.
– Не я, мой папа. Это его книги.
– Так вы живете с ним?
– Он умер несколько лет назад, как и моя мама. Книги – память об отце. Посуда. – Она указала на второй шкаф, в котором громоздились фарфоровые тарелки и хрустальные вазочки, антикварные, но не особенно ценные. Каждый предмет имел брак, и его нельзя было выгодно продать. Такие вещицы оставались в доме. – Посуда о маме…
– Извините.
Она кивнула головой и опустилась на диван. Марко сел рядом. Чак улегся у их ног.
– Этот дом принадлежит вам или вы снимаете его? – поинтересовался Марко.
– Он мой. Отец приобрел его для нашей семьи примерно десять лет назад. Сначала мы его снимали, а потом выкупили…
Мари вспомнила, как она визжала от радости, когда папа сообщил ей о том, что теперь этот дом их. А еще прыгала и висла у него на шее. Тогда они посадили березу, как символ России, и елку, потому что решили отмечать Новый год на Балканах. Деревья прижились, и в ночь с тридцать первого на первое Мари с родителями водила хороводы вокруг чахлого хвойного деревца, чем изумляли соседей.
– Марианна, расскажите мне, пожалуйста, еще раз о том, как вы обнаружили труп, – перешел к делу Марко. – Все в мельчайших подробностях…
– Да особо и рассказывать нечего, – пожала плечами она.
– И все же я прошу.
Мари повторила вчерашний рассказ. Это заняло меньше минуты.
– У вас, кажется, говорят: утро вечера мудренее?
– Да, это русская пословица, а откуда вы ее знаете?
– Я работал с вашим соотечественником. Его звали Борисом. Приехал к нам по обмену, да и остался, влюбился в местную девушку, женился. У него на все случая жизни поговорки были. Просто удивительно, сколько их у вас…
– Много. А к чему вы ведете?
– Мы с вами разговаривали вечером. Прошла ночь. Сейчас утро. Возможно, к вам пришла какая-то мудрость? Вспомнили деталь какую-то? – Мари покачала головой. – Или решили рассказать мне что-то, о чем до этого умолчали?
– Мне скрывать нечего. – Мари была растеряна. Она не понимала, что стоит за этими туманными вопросами. Следующий тоже ничего не прояснил:
– Вы верующая?
– Нет.
– Атеистка, значит.
– Значит, да.
– Воинствующая?
– Я мирный человек. Можно сказать, пацифист. А против веры, да и за нее воевать не стала бы. А теперь объясните мне толком, к чему вы ведете?
– Я навел о вас справки…
– Ах вот в чем дело! – Мари нервно рассмеялась. – И вам рассказали, что я сатанистка, богохульница и вообще исчадие ада?
– Не сгущайте краски. Я всего лишь узнал, что когда-то вы грозились сжечь монастырь, а на одного из хоровых мальчиков напали, причем как раз в горах.
– Я была подростком. Трудным, хочу заметить. Конфликтным и категоричным. Сейчас я совершенно другой человек.
– В то же время другой певчий пропал без вести, – как будто не слыша ее, продолжил Марко. – К вашей матери приходили, чтобы попросить ее увезти вас отсюда.
– Она так и сделала. Что дальше?
– В этих краях была тишь и гладь. Но стоило вам вернуться, как…
– То есть вы думаете, я убила Даниеля? За что?
– А за что вы покалечили другого мальчишку?
– Мы повздорили, я его толкнула, и он упал, разбив голову и сломав руку. Вот и все!
– Что послужило причиной ссоры?
– Это не имеет никакого значения.
– А то, что вы монастырь поджечь хотели, тоже?
– Вы что, в пятнадцать не задумывали безумств? Не бунтовали? Не пытались что-то изменить?
– Изменить – да. Мир к лучшему. Поэтому в пятнадцать твердо решил стать полицейским.
– Не все такие святоши! – Марианна вскочила, потревожив Чака. – У вас все? Или вы мне обвинение предъявите?
– Расскажите мне все, – мягко попросил Марко. – Вы ведь явно что-то скрываете. И я не о настоящем, а о прошлом…
– А вы у Тетерева спросите! Ведь он вам про меня «инфу слил». Этот придурок меня терпеть не может с тех самых стародавних времен.
Читать бесплатно другие книги:
