Лукреция Борджиа. Грешная праведница Павлищева Наталья

СЕМЕЙСТВО С НЕЛЕСТНОЙ РЕПУТАЦИЕЙ

Ее называют исчадьем ада и немыслимой распутницей, обвиняют во всех грехах, какие могут быть у женщины, кроме, правда, одного – отсутствия материнского инстинкта. Матерью Лукреция, даже по мнению презирающих ее, была хорошей…

История этой семьи – ярчайший пример, как из мухи на страницах книг можно вырастить даже не слоника, а целого взрослого мамонта. За что ни возьмешься, все оказывается непроверенными слухами, почему-то возведенными в ранг документальных свидетельств, домыслами или просто пасквилями.

Это вовсе не означает, что семейство отличалось высоконравственным поведением, Борджиа не были святыми, напротив, были распутны, жестоки, любили деньги и власть, но… не больше, чем окружающие их люди! Просто все недостатки того, кто стоит выше остальных, особенно хорошо заметны. А завистникам тем более.

Удивительно, но стоит только задаться вопросом, откуда взяты страшилки о кровожадности, инцесте, жестокости Борджиа, свидетельства тут же рассыпаются, как карточный домик. Все основано на слухах: «одна бабушка сказала». Даже у серьезнейшего автора многотомной «Истории средневекового Рима» Грегоровия в основе утверждений сплетни, догадки, домыслы…

Сожительство Папы со своей дочерью Лукрецией? Но у Александра в то время была Джулия Фарнезе – куда более красивая и горячая любовница, чем тринадцатилетняя голенастая и еще не оформившаяся дочь (ее первому официальному мужу Джованни Сфорца даже запретили пока исполнять супружеский долг).

Кстати, Лукреция вовсе не была писаной красавицей, разве что имела прекрасные золотистые волосы и голубые глаза. Обе невестки Родриго Борджиа оказались гораздо красивей, просто отец свою дочь любил и оберегал больше других.

На свадьбе Лукреции плясали полсотни голых проституток, а Папа лично бросал за корсажи дам сладости? На деле оказывается, что при переводе старинных текстов слово «sinura» (подол) было вольно заменено словом «corsage», что, согласитесь, не одно и то же. Просто подвыпивший понтифик (ничего удивительного, свадьба любимой дочери) приказал наградить участниц какого-то представления, преподнеся им большущие подносы с воздушным печеньем. Дамам оказалось не во что набирать дары, и они подставили… подолы своих верхних юбок. Верхних, заметьте, а было таковых штук по шесть на каждой. А уж когда развеселые кавалеры еще и стали кидать в эти подолы сладости издали… Разврат!

Подол не корсаж, но муха на глазах раздулась до гигантских размеров, и поднятые верхние юбки превратились в обнаженные тела… весьма строгие донны (например, испанка Адриана Мила, всегда ходившая только в черном в знак траура) и вовсе переименованы в проституток, а обычный, хотя и роскошный пир – в оргию.

Это один из примеров, остальные такого же качества. И все же разврат был, и инцест, возможно, тоже, просто это Кватроченто, конец XV века, когда такие вещи ни у кого не вызывали смущения. Женщина, не имеющая любовника, неполноценна, мужчина, не переболевший венерическими болезнями и не проводящий ночи у проституток, импотент. Именно в это время привезенный из Нового Света сифилис (не бытовой!) превратился в Европе в настоящую эпидемию, унесшую немало жизней.

По утрам трупы в Тибре находили десятками, и это никого не удивляло. Хотя едва ли их всех убивали Борджиа.

А как же со знаменитым ядом Борджиа (даже название придумали – карталена), тем, который без вкуса и запаха и убивал через некоторое время, но точно рассчитанное?

Ни единого достоверного свидетельства применения этого яда нет! Медики вообще утверждают, что такое невозможно. Яды могут убивать мгновенно, когда человек погибает, едва коснувшись его губами (цианиды). Могут действовать медленно, тогда жертва либо угасает, либо умирает в долгих мучениях. Но не существует ядов, которые действовали бы через какое-то время (бывало до месяца!), причем человек после принятия яда жил, как ни в чем не бывало, а потом вдруг окочуривался с симптомами, например, дизентерии.

Доказательства, что Борджиа таким пользовались? Очень просто, ведь умирали же кардиналы, побывавшие на обеде или ужине у Папы! Чтобы понять, что это притянуто за уши, достаточно просто вдуматься. Большинство кардиналов немолоды, а на пирах у Папы бывали все, понтифик редко проводил вечера в одиночестве. Но если умирал человек, тут же принимались вспоминать, бывал ли он у понтифика? Конечно, выяснялось, что бывал. День, неделю или даже месяц назад, но пировал. Вывод однозначен: отравили! И какая разница, что со времени пира у одного прошло пять дней, а у другого двадцать? Это свидетельствовало только о точном расчете отравителей.

Согласитесь, нелепо списывать на неведомый яд все, от смерти от дизентерии турецкого принца Джема (кстати, сидевшего в это время заложником у французского короля) только потому, что он месяц назад ужинал с понтификом, до выловленных в Тибре трупов с ножевыми ранениями. Это не значит, что Борджиа не убивали или не приказывали убивать, конечно, расправлялись и они, но не чаще, чем остальные.

Обвинявший Борджиа в симонии (подкупе) кардинал Джулиано дела Ровере сам стал Папой Юлием II именно таким образом. Но при этом скромно умолчал, что именно он привел в Италию французскую армию Карла VIII, чтобы с ее помощью сместить ненавистного соперника. Да и Борджиа выбрали Папой вопреки подкупу французов в пользу дела Ровере.

Поистине, чтобы выглядеть чище кого-то, не обязательно мыться до блеска, достаточно выпачкать этого другого. Рыльца в пушку у всех, и чтобы не заметили пух на собственном, достаточно указать пальцем на другого.

Не доверяйте слепо «фактам», они могут оказаться из серии «а не придумать ли нам еще какую-нибудь гадость?».

ДЕТСТВО

– Шлюха! Шлюха! – Мужской голос почти срывался на визг.

Эти крики, доносившиеся из-за ограды сада, привлекли внимание золотоволосой девочки.

– А кто такая шлюха?

Служанки, присматривавшие за малышкой, явно смутились, но она требовательно смотрела, ожидая ответа… Что четырехлетнее дитя из этого ответа поняло, неизвестно, но вернувшись в дом, девочка кинулась к матери с радостным криком:

– Мама, я знаю, ты шлюха!

На мгновение в комнате установилась звенящая тишина, потом мать тихо поинтересовалась:

– Кто тебе это сказал?

Девочка уже догадалась, что произнесла что-то не то, ее голубые глазенки наполнились предательской влагой.

– Я… я сама поняла…

Тонкие, почти прозрачные ручки нервно теребили край оборки платьица.

– И почему же?

– Дон Перуччи зовет так свою жену, потому что к ней ходит кардинал…

Договорить она не успела, Ваноцци Катанеи выскочила из комнаты, залившись слезами, а к малышке подошел брат:

– Никогда не говори, не подумав.

Девочка подняла на брата испуганные глаза:

– Чезаре, мама обиделась? Я сказала плохо?

Второй брат Джованни с удовольствием рассмеялся:

– Вот тебе попадет от дяди Родриго!

Маленькая Лукреция окончательно залилась слезами. Чезаре, как старший и самый разумный, погладил ее по светлым волосам:

– Мама тебя простит, только больше не повторяй чужих слов. Наша мама не такая, у нее есть муж…

Сестренка снова вскинула на него глазенки и тихо возразила:

– Но у донны Джулианы тоже есть муж…

– Мужья бывают разными.

Лукреция так и не поняла, почему ее мама Ваноцци Катанеи не шлюха, хотя к ним ходит кардинал Родриго Борджиа, а соседка именно такова. Из-за того, что кардинал другой? Но девочка вовсе не хотела, чтобы дядя Родриго ходил не к ним, а к донне Джулиане. Она подумала и решила, что мама боится того же, поэтому и расплакалась. А еще решила, что обязательно попросит дядю Родриго ни за что не менять их на соседку.

Услышав такую просьбу из уст Лукреции, кардинал Родриго Борджиа, который в действительности был вовсе не дядей, а отцом детей Ваноцци Катанеи, обомлел. Он посадил малышку на колени, погладил по головке и тихонько поинтересовался:

– Кто тебе сказал, что я могу ходить к донне Джулиане?

Ваноцци почувствовала уже не просто дурноту, а почти помрачение сознания; как теперь доказать Родриго, что она не учила дочь всем этим глупостям?!

Лукреция, уловив, что дядя Родриго ничуть не сердится, честно рассказала о вчерашнем происшествии. Кардинал хохотал во все горло, из чего малышка заключила, что все не так страшно.

– Нет, ты можешь не бояться. Самые дорогие моему сердцу люди живут в этом доме, и я буду ходить только сюда.

Ваноцци перевела дух. Борджиа насмешливо посмотрел на любовницу и подозвал к себе сыновей:

– Следите за сестренкой, если этого не могут сделать глупые служанки. Не стоит, чтобы она слушала с улицы что попало.

Чезаре важно кивнул и сокрушенно пояснил:

– Сосед слишком громко кричал, она невольно услышала.

Ответом был новый приступ смеха у кардинала. Лукреция поняла, что бури не будет. Но она так и не поняла, почему же тогда плакала мама.

Девочка не понимала многого. Старшие братья почему-то не любили младших братиков Джоффредо и совсем кроху Оттавиано. И дядя Родриго явно выделял их троих – Чезаре, Джованни и ее. Это, конечно, хорошо, но почему нельзя жалеть маленького Оттавиано? Он всегда болеет, бледный, слабый… И почему надо держаться подальше от забавного колобка Джофре? Ведь они все ее братья, потому что дети мамы Ваноцци.

Чезаре объяснил:

– Они не наши, они не Борджиа! Борджиа только мы трое!

Наверное, они не Борджиа, потому что еще маленькие…

– А когда они будут Борджиа?

– Никогда!

Лукреция услышала в голосе брата такую гордость, что поняла: принадлежностью к Борджиа нужно гордиться. Правда, пока не знала, что это такое.

Зато она знала, что братья борются за ее внимание с первых дней появления сестры на свет. Почему родилось это соперничество, не помнил никто, но оно задавало тон не только в отношении братьев к сестре, но и в их взаимоотношениях. Лукреция быстро это усвоила и научилась таким положением дел пользоваться.

Если ей чего-то хотелось, она просто заставляла братьев, соперничая, это доставать. Возможно, Джованни, которого в семье частенько называли на испанский манер Хуаном, и не столь уж нужна любовь сестрички, но Чезаре всегда подчеркивал, что Лукреция относится к нему лучше, потому что он сам в большей степени Борджиа и любимый брат, значит, и Хуану нужно завоевать внимание сестрички. Лукреция, еще не осознавая детским умом, что происходит, интуитивно улавливала, что дядя Родриго, например, предпочитает Хуана, а вот мама – Чезаре. Ее любили одинаково сильно и, пожалуй, сильнее братьев, но если они постоянно соперничали друг с другом, то в отношении сестренки были единодушны: любимая.

Постепенно взрослея, Лукреция многое осознала. Она поняла, что мать плакала не из-за сказанного дочерью. Шлюха в те времена не была чем-то особенно унизительным, женщины сплошь и рядом подрабатывали или даже зарабатывали на жизнь своей семьи именно таким способом. Ваноцци Катанеи просто была высокого класса и жила с одним любовником – кардиналом Родриго Борджиа, от которого и родила своих детей. Лукреция вообще родилась в замке Субиако, куда Ваноццу со старшими мальчиками отправил кардинал Борджиа.

После рождения малышки кардинал всерьез задумался над будущим детей. Их матери надо было дать соответствующий статус, и тогда в большом доме Пьяццо Пицци ди Мерло появился тихий, ласковый человек – Джордже ди Кроче, которого детям велено называть папой. Чезаре шепнул Лукреции:

– Только не вздумай называть его так при дяде Родриго.

Девочка только кивнула, удивляясь, почему у взрослых столько глупых ограничений и откуда о них всех знает Чезаре. Чезаре умный, но не потому, что он самый старший, он просто умный, так говорили все. И прочили Чезаре великое будущее, недаром он назван в честь великого Цезаря. Лукреция не знала ни кто такой великий Цезарь, ни что такое великое будущее, но она соглашалась, лучше ее брата Чезаре мальчишки нет.

Он всегда объяснял что-то непонятное маленькой сестренке. Именно он сказал, что Джофре и Оттавиано не Борджиа, Лукреция это усвоила, правда, потом Джофре все же назвали Борджиа, но Чезаре презрительно твердил, что это из жалости. Если честно, то ни Родриго, ни Ваноцци сами не знали, чей же сын Джофре – Родриго или Джордже ди Кроче. А вот про Оттавиано вопросов не возникало, он безусловно не был Борджиа.

А потом умерли Джорджо ди Кроче и младший из детей – Оттавиано. Они оба болели какой-то тяжелой болезнью, очень трудно переносили летнюю жару, и однажды Джордже слег, ему нечем стало дышать. Не выдержал и малыш.

Лукреция горько плакала, она была доброй девочкой и любила маленького Оттавиано и доброго Джордже, которого они называли папой. Мама тоже плакала, один Чезаре злился из-за их слез. Он не уставал повторять сестренке, что Оттавиано не Борджиа.

После смерти Джордже ди Кроче в жизни всех детей и их матери произошла разительная перемена. Лукреция уже не была той маленькой девочкой, которая с восторгом сообщила матери, кто та есть на самом деле. Теперь она сама поняла, что происходит. У Ваноцци Катанеи появился новый муж, им стал Карло Канале, служивший у кардинала Франческо Гонзага. Девочке ничего не говорило это имя, но она слышала, что супруг ее матери знаком со многими поэтами и художниками, а Франческо Гонзага вообще замечательный человек. Так впервые Лукреция услышала имя того, кто позже сыграет заметную роль в ее жизни.

Ваноцци Катанеи получила мужа, но из дома уехали трое старших детей, позже к ним присоединился и Джоффредо. Кардинал забирал своих Борджиа, чтобы дать им соответствующее воспитание и образование. Мать не возражала, она уже давно привыкла к такой мысли. Лукреция тоже не возражала, только плакала от страха, ведь жить предстояло с чужими людьми в незнакомом доме.

Дом на Монте-Джордано возле моста Святого Ангела был большим и богатым, его владельцы семейство Орсини вообще отличалось состоятельностью. Но какая же разительная перемена ждала детей! У матери на Пьяцца Пиццо ди Мерло они были обожаемыми проказниками, которым позволялось если не все, то очень многое. У тети Адрианы Мила и дяди Лодовико Орсини, напротив, царила сдержанность. Богатая отделка дома, множество слуг, серебряная и золотая посуда, но при этом строгая дисциплина, постоянное присутствие священников, молитвы и мало веселья и вольностей.

Очень быстро Лукреция и Чезаре почувствовали, что их в этом мире всего двое, иногда приходил кардинал Родриго и изредка их отводили на Пьяццо Пицци ди Мерло проведать мать. Именно тогда родилась тесная дружба брата и сестры, о которой позже распустят слухи, как о любовной связи. Они любили друг дружку, несомненно любили, возможно даже физически, а тогда эти двое оказались среди чужих им людей и вынуждены были привыкать к новой жизни. И именно поддержка друг друга помогла им выстоять.

С ними не было брата Джованни, его отправили в Испанию к старшему брату Педро Луису, сыну Родриго Борджиа от какой-то другой женщины, где Джованни должен обучиться военному искусству. Джованни уезжал в столь любимую Родриго Борджиа Испанию, он чувствовал себя совсем взрослым и важным в отличие от Чезаре и, тем более, от Лукреции. Но Лукреция девчонка, что с нее взять, а вот над Чезаре стоило посмеяться.

И Джованни откровенно смеялся, расшаркиваясь или размахивая игрушечным мечом:

– Позвольте вас приветствовать, господин епископ… Вы уже выбрили свою тонзуру? Не напекло ли вам выбритую головку? Не беспокойтесь, я защищу вас от опасностей, поскольку в моих руках будет меч, а не крест…

Чезаре несколько раз побил брата, от более жестоких драк Джованни уберег только его отъезд. Действительно, Чезаре отцом была предопределена духовная карьера, хотя он тоже мечтал о воинской, желая этого даже больше Джованни. Но Чезаре должен изучать каноническое право в университетах Перуджи и Пизы, а пока готовиться к поступлению туда.

Лукреция боялась, что Чезаре натворит что-нибудь, видно, этого боялся и кардинал Родриго, он серьезно поговорил с сыном, объяснив, что Джованни слишком несерьезен, чтобы усидчиво изучать что-то, что Родриго полагается на разум Чезаре и прочит ему великое будущее на духовном поприще. Какому мальчику хочется представлять себя духовным лицом, кто в детстве мечтает о кардинальской шапке и бритой тонзуре, а не о победах на поле боя? Только не Чезаре!

Но он слишком хорошо понимал, что сопротивляться не может, а потому подчинился. Однако ненависть к будущей карьере и… к брату оформилась окончательно.

Лукреция уже знала, что Родриго вовсе не дядя им, а отец, но называть его все равно следует «дядя Родриго», потому что дети числятся его племянниками. Девочка больше не удивлялась странному миру взрослых, она привыкла, что в нем много несуразностей, хитрости, даже лжи, и если хочешь быть успешным, то нужно и самой уметь хитрить и скрывать свои чувства. Если раньше она хитрила, сталкивая между собой братьев, только чтобы выудить себе что-то, то теперь хитрость стала основой жизни.

– Да, донна Адриана… конечно, донна Адриана… – Это наставнице, строгой, неулыбчивой, всегда в черном, которой не стоило возражать…

А самой собой можно быть только в детской с дорогим Чезаре, потому что только он понимал, как тяжело привыкать после радостного, светлого дома матери к толстым стенам замка Монте-Джордано, где непозволительно бегать, кричать, веселиться, где красавица тетя всегда в черной одежде и сосредоточена, где не слышен детский смех и визг, а топот чьих-то ног может означать только крайнюю степень тревоги.

– Дядя Родриго, а скоро мы вернемся к маме?

Родриго хмурился на такой вопрос, но его задавала малышка Лукреция, сердиться на которую было просто невозможно, и кардинал спокойно объяснял:

– Дитя мое, Борджиа не пристало жить в скромном доме Пьяццо Пиццо ди Мерло, вам нужен совсем другой дом…

– Но здесь скучно и темно, – шептала на ухо кардиналу девочка.

Родриго быстро нашел, как возразить дочери:

– Посмотри на брата, он привык и нашел себе занятие. Чезаре вовсе не жалеет, что из дома матери попал сюда.

Это было правдой, первым, как ни странно, освоился сильнее всех бунтовавший Чезаре. Просто ему пришлась по душе строгая дисциплина замка и физические упражнения, которыми он теперь много занимался. Стоя на балконе дома, Лукреция частенько наблюдала, как Чезаре учится рукопашному бою, осваивает верховую езду, стреляет из лука и ловко метает кинжалы.

Привыкшая всегда и во всем слушаться брата и следовать за ним, смирилась и Лукреция. Но скоро Чезаре уехал в Перуджу, и девочка осталась совсем одна. Вот тогда полились потоки слез. Вместе с тем Лукреция невольно почувствовала, что стала… свободней, словно все эти годы Чезаре странным образом подавлял ее. Тогда она еще не понимала, что так и было, сильная натура Чезаре главенствовала над всеми, кто оказывался хоть чуть слабее либо равным ему. Лукреция, несомненно, была слабей, к тому же она выросла под этим давлением брата, чувствовала духовную зависимость от него, и теперь вместе с горем от отъезда обожаемого ею Чезаре вдруг обрела некоторую свободу.

Лукреция свыклась со строгим распорядком замка Монте-Джордано, поэтому ей было несложно и в монастыре Сан Систо на Аппиевой дороге, куда Родриго определил дочь для обучения. Девочку учили испанскому, латыни, музыке, рисованию и рукоделию. А еще боролись с привычкой сутулиться, шаркать ногами и кусать ногти. Светская дама должна уметь держаться прямо, иметь прекрасные манеры и быть образованной. Лукреция в последующие годы славилась своей осанкой, грациозностью, блестящим знанием латыни и умением поддержать любой разговор. Многие вспоминали, что она была очень приятной в общении, доброжелательной и большой умницей. А монастырь на Аппиевой дороге не раз становился ее прибежищем в трудных жизненных ситуациях, однажды даже надолго…

Чезаре уехал, у донны Адрианы умер супруг Лодовико, дворец Монте-Джордано надолго погрузился в траур, хозяйка вообще заявила, что никогда его не снимет, и теперь Лукрецию спасали только занятия в монастыре. Сын донны Адрианы Орсино заменить Чезаре никак не мог, он, как говорила сама донна, настоящий испанец – молчаливый и сдержанный. Лукреции хотелось возразить, что кардинал Родриго тоже испанец, но Орсино вовсе не похож на него.

Орсино был просто жалок – невысокого роста, хилый, с желтоватой кожей и страшным косоглазием, которое усиливалось в минуты волнения. Лукреция старалась не смотреть в глаза и вообще в лицо родственника, потому что поймать его взгляд трудно, и от этого становилось не по себе.

И вдруг… донна Адриана объявила, что в их доме скоро появится ее дочь! Лукреция едва не подавилась куском мяса, который жевала в тот момент. У донны Адрианы, у этой строгой, набожной испанки есть внебрачная дочь?! В голове сразу мелькнула тысяча предположений. Девочка отнюдь не была наивной, даже в замке Монте-Джордано и в монастыре она невольно слышала разговоры о любовных связях и внебрачных детях. Лукреция давно поняла, что они с Чезаре и Джованни именно такие – внебрачные, Чезаре объяснил, что это только потому, что кардиналу нельзя жениться, будь это возможно, отец обязательно женился бы на матери.

С помощью Чезаре Лукреция привыкла к мысли, что мужчине все можно, даже то, что нельзя: иметь связи с женщинами, внебрачных детей и многое другое… Но женщинам?! Разве может достопочтенная мадонна иметь внебрачную дочь? Наверное, девочку где-то скрывали, пока был жив Лодовико Орсини. Ой, как интересно-о…

Но все оказалось не так. У донны Адрианы не было внебрачных детей, у нее и в браке был один хилый Орсино, которого вознамерились… женить!

– Женится Орсино?! – Лукреция не могла поверить своим ушам.

Этот тщедушный мальчик, которого мог запросто сдуть с балкона ветер посильней, который ни разу не рискнул сцепиться с Чезаре, а сам Чезаре не рисковал тронуть родственника и пальцем, чтобы не покалечить, женится?!

Неприкрытое изумление Лукреции не смутило донну Адриану. Она фыркнула:

– Орсино в том возрасте, когда уже возможно супружество. Немного рановато, конечно, но он будет обручен, и его невеста Джулия Фарнезе станет жить в нашем замке и воспитываться вместе с тобой. Она старше и, надеюсь, сможет преподать тебе уроки хорошего поведения. – Чуть помолчав с поджатыми губами, Адриана добавила: – Лучшие, чем в доме твоей матери.

В душе Лукреции все возмутилось при словах о матери, но она сумела не подать вида. Девочку уже научили скрывать свои эмоции.

Чтобы что-то спросить, она невпопад поинтересовалась, сколько лет невесте Орсино.

– Скоро пятнадцать. Это вполне подходящий возраст, чтобы рожать детей.

Для Лукреции, которой еще не было и девяти, будущая жена Орсино показалась очень взрослой. И все же девочке было ее жалко, она хорошо помнила свое появление в этом мрачном замке, помнила, как не хватало воздуха, света, свободы… Даже в монастыре оказалось светлее и легче.

Невеста Орсино должна приехать на следующий день. Ночью Лукреция долго лежала без сна, то радуясь появлению в доме нового человека, то переживая из-за этого. А вдруг эта Джулия Фарнезе окажется такой же строгой, как сама донна Адриана? Наверняка, так и есть, не могла же суровая мать Орсино выбрать ему в невесты веселую, живую девушку. О, нет, тогда лучше монастырь, там не придираются к каждому слову. Одновременно Лукреция чувствовала угрызения совести из-за того, что у нее не получалось быть столь же добродетельной и строгой, как донна Адриана. Не получалось, и все тут. Она знала, что это дурно, очень дурно, что отец определил их жить именно в доме донны Адрианы Милы, чтобы дети поняли, сколь добродетельными должны быть.

Лукреция все понимала, но ничего не могла с собой поделать, живая натура брала свое. Ей категорически не нравился черный цвет испанских нарядов, разве что оттенял ее светлые волосы, не нравилась мрачноватая обстановка дворца, зато очень нравились испанские танцы. Только танцевать их не с кем, Чезаре уехал, а Орсино и в голову не пришло бы выплясывать не только с Лукрецией, но и вообще с кем-то.

Донна Адриана сказала о Джулии Фарнезе, что та одна из самых красивых девушек Италии, во всяком случае, в Риме самая красивая, и теперь дочь Родриго Борджиа ожидала приезда красавицы-невесты своего родственника с затаенным недовольством. Вдруг она окажется много красивей самой Лукреции? Привыкшая к поклонению со стороны братьев и отца, к тому, что все восторгаются ее светлыми волосами, ее осанкой и милым выражением лица, Лукреция не желала рядом более сильной соперницы.

Если эта Джулия окажется черноволосой строгой красавицей, как сама донна Адриана и, в свою очередь, будет поучать Лукрецию вести себя подобающе, подолгу беседовать со своим будущим мужем Орсино, а к Лукреции относиться свысока своих пятнадцати лет, жизнь в замке станет совсем тоскливой.

Джулия Фарнезе не вошла, она впорхнула в жизнь замка Монте-Джордано в ярко-голубом платье, светловолосая, с очаровательными ямочками на щеках. Ее глаза блестели так, что в комнате стало гораздо светлее. Никакой строгой испанской красоты и никакого черного платья!

Лукреция растерянно переводила взгляд с Джулии на Орсино, как они смогут жить вместе?! Как вообще Джулия станет существовать в этом замке? Но саму красавицу, кажется, не испугали мрачные стены замка и строгая красота будущей свекрови.

Они с Лукрецией быстро подружились, Джулия действительно смотрела на новую подругу чуть свысока своих пятнадцати лет, но не важничала и не воспринимала замок как тюрьму. Напротив, заставила жизнь в этом оплоте испанского благочестия течь быстрее.

Лукрецию удивляла не только беззаботность Джулии, но и то, что она вовсе не переживает из-за своего будущего мужа. Однажды девочка попыталась осторожно поинтересоваться, не пугает ли новую подругу Орсино в качестве супруга. Джулия весело расхохоталась:

– Супруг? Но ведь всегда можно завести любовника!

При этом глаза красавицы блеснули таким задором, что Лукреция поняла: она далеко не все знает о подруге. И довольно быстро выяснила, чего именно не знает.

Строгая Адриана тоже, по мнению Лукреции, никак не могла выбрать столь жизнерадостную невестку. Оказалось, ей помог… Родриго Борджиа. Донна Адриана вдруг воспылала желанием увидеть Джулию в своем доме именно после намека на это кардинала и его обещания в случае такого брака всячески помочь семье Орсини. Орсини были богаты и влиятельны, но помощь всемогущего кардинала никому не помешала бы.

Очень быстро Лукреция поняла, почему выбрали именно Джулию. Это произошло после прихода кардинала Родриго Борджиа к дочери. Когда девочка с блеском в глазах стала рассказывать отцу о новой подруге, о том, какая она красивая, веселая, как с ней хорошо и насколько легче теперь жить, кардинал рассмеялся:

– Знаю. Я доволен, что вы с Джулией подружились.

– Вы знаете Джулию?

– И гораздо лучше, чем ты думаешь. Позови-ка ее, я приготовил вам подарки.

Джулия пришла быстро, Лукреция поразилась, как невеста Орсино была разодета – словно на праздник, ярко-голубое платье удивительно хорошо оттеняло ее глаза и светлые волосы. Настоящая красавица! Недаром Джулию Фарнезе в Риме прозвали просто La Bella – «прекрасная».

Но куда больше девочку удивило поведение Джулии и Родриго, красавица присела в поклоне, а потом спокойно поцеловала руки кардинала, а тот в ответ… поцеловал ее в щеку!

– Посмотрите, что я вам принес, – Родриго Борджиа вытащил из карманов два красивых браслета и протянул на ладонях дочери и ее подруге. Браслеты были хороши, во все стороны словно разлетелись солнечные зайчики от драгоценных камней, вставленных в золотые оправы.

Джулия сделала шаг назад:

– Пусть Лукреция выберет себе.

Удивленная Лукреция действительно выбрала один из браслетов, Джулия с удовольствием взяла второй.

– Какая красота! – девушка залюбовалась украшением, намереваясь надеть браслет на руку, но Родриго остановил девушку:

– Я сам надену эту красоту на ваши прелестные ручки.

И снова хитрая Джулия уступила очередь дочери кардинала. Родриго надел браслет Лукреции, а потом ее подруге.

– Ну, теперь можете расцеловать меня, если вам понравилось.

– Конечно! – почти взвизгнули обе и бросились целовать кардинала.

Родриго обнимал обеих, прижимая к себе, целовал в щеки, но от Лукреции не укрылось, что Джулию он целовал вовсе не как подругу дочери. А еще то, что они успели о чем-то договориться за ее спиной.

Когда вышли из комнаты, распрощавшись с кардиналом, Лукреция вдруг остановила подругу.

– Джулия, ты давно знакома с моим отцом?

Та заметно смутилась:

– Не очень…

Глаза Лукреции лукаво заблестели:

– Ты его любовница?

Джулия была поражена проницательностью девятилетней девочки.

– Я действительно люблю твоего отца. А он меня.

– Я очень рада, что у моего отца такая красивая любовница, самая красивая девушка в Италии!

– И ты на меня не сердишься?

– За что?

– За… за свою мать.

– Потому что она была его любовницей? Нет, у нее давно новый муж, хороший, добрый… А за отца я очень рада. – Лукреция вдруг лукаво потянулась к уху подруги и зашептала: – Ты мне расскажешь?

Джулия страшно смутилась:

– Лукреция…

– Мой отец хороший любовник?

– Я не знаю многих, но думаю – очень хороший.

– Самый лучший!

Джулия в ответ с удовольствием рассмеялась. Она стала любовницей всемогущего кардинала Родриго Борджиа и согласилась выйти замуж за Орсино Орсини, чтобы быть ближе к своему возлюбленному и одновременно обрести статус знатной дамы. Кардинал решил больше не подбирать своим любовницам мужей попроще. Донна Адриана, получив предложение женить сына на самой красивой девушке Рима, сначала удивилась, но потом здраво рассудила, что Орсино все равно, очень или не очень хороша его будущая жена, потому что даже дурнушка не пожелала бы себе такого мужа. Зато выгоды от такого брака можно обрести немалые, недаром многие считали, что кардинал Родриго Борджиа способен достичь многого, под этим многим понимался самый высокий сан, к тому же кардинал был очень богат и щедро оплачивал пребывание своей дочери в замке Монте-Джордано.

В конце концов, какая разница Орсино, будет ли его жена любовницей кардинала Родриго или кого-то другого, а вот помощь Борджиа весьма пригодится.

С этого дня началась новая «учеба» Лукреции, временами Джулия довольно откровенно рассказывала ей об удовольствиях, которые женщина получает от любовных отношений с мужчиной. Неясно, знал ли кардинал о таких откровениях, и если знал, как к этому относился. Лукреция по-прежнему большую часть времени проводила в монастыре, осваивая испанский и латынь, а также учась двигаться, играть на лютне и петь, но когда ее отпускали домой, бежала в замок уже с удовольствием, радуясь встрече с прекрасной Джулией и возможности поболтать с ней об обожаемом отце.

От Чезаре приходили письма, рассказывающие об учебе, однажды Лукреции из озорства пришло в голову ответить на латыни, это чрезвычайно поразило брата.

«Лукреция, я уверен, что ты станешь выдающейся мегерой, умеющей поддержать любой разговор даже с самыми умными мужчинами!» Мегерами в те далекие времена называли образованных женщин, уничижительный оттенок слово приобрело позже.

Когда появлялась возможность, приезжал и Чезаре, и каждый раз убеждался, что сестренка быстро превращается в красивую девушку. И хотя ей шел всего двенадцатый год, и выглядела она сущим ребенком, на дочь кардинала Борджиа заглядывались многие молодые люди, и вовсе не потому что дочь, а потому что искры веселья, брызжущие из голубых глаз, могли увлечь кого угодно, а наивность взора и внешности также кого угодно обмануть.

Лукреция не была испорчена, но даже когда через несколько лет ей пришлось, будучи на восьмом месяце беременности убеждать собрание кардиналов в своей… девственности при состоявшемся замужестве, внешность наивной девочки помогла ей лгать.

Рим притих в ожидании перемен. Они, несомненно, скоро должны случиться, и никто не мог знать наверняка, какими эти перемены будут. Папа Иннокентий VIII был не просто болен, его организм не принимал уже ничего, кроме женского молока. Нашелся врач, который посоветовал переливание крови, привели троих мальчиков, готовых дать понтифику свою кровь, но делать переливание тогда никто не умел, потому попытка привела к гибели всех троих детей, а самому Папе это не помогло.

Двадцать пятого июля 1492 года Папа Иннокентий скончался. Предстояли выборы нового понтифика.

Кардинал Борджиа не появлялся в замке Монте-Джордано все эти дни, было ясно, что ему не до любовницы и даже не до дочери. Лукреция впервые видела донну Адриану столь возбужденной, всегда невозмутимая и строгая испанка привычно много и подолгу молилась, но явно не могла договорить ни одну молитву до конца. Лукреция хорошо слышала, как донна Адриана начинала: «Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum. Adveniat regnium tuum…», но дальше дело не шло. Донна Адриана слишком волновалась, потому что кардинал Родриго Борджиа был одним из тех, кто мог стать следующим Папой.

Молилась и Джулия, причем как-то так, как не делала никогда. Вообще, с Джулией творилось что-то странное, кардинал к вечеру вдруг прислал за ней охрану, чтобы пришла во дворец Ватикана. Записка от Родриго Борджиа привела Джулию в явное смятение, она стала лихорадочно собираться, разодевшись, словно на свидание, но при этом сверху накинула большой черный плащ. Они о чем-то тихо разговаривали с донной Адрианой, та убеждала девушку довольно горячо и видимо убедила. Когда Джулия ушла, Лукреция рискнула пристать с вопросами к донне Адриане, но наставница не пожелала разговаривать:

– Идите спать, донна Лукреция, это не ваше дело.

Заснуть девочка не смогла, тревожные мысли не позволили даже смежить веки. Она лежала, глядя в потолок и размышляя. Понятно, что идет борьба за выбор Папы, понятно, что кардинал Родриго в этой борьбе участвует, слишком близко он стоит к престолу, но при чем здесь Джулия? Неужели кардинал так соскучился по любовнице, что не смог выдержать и нескольких дней? Нет, слишком мрачной и взволнованной была Джулия, а ведь она всегда встречала кардинала с улыбкой и была ему рада.

Джулия вернулась перед рассветом, быстро прошла в свою спальню, туда же слуги принялись таскать ведра с горячей водой, словно красавица желала что-то с себя смыть. Лукрецию она не допустила:

– Завтра поговорим.

И снова Лукреция лежала без сна, пытаясь понять, что произошло…

На следующий день Джулия встала поздно, выглядела так, словно ее побили, но когда Орсино презрительно фыркнул в ее сторону: «Шлюха», вдруг залепила мужу такую пощечину, что тот едва не отлетел к стене. Видевшая происходящее донна Адриана даже не сделала Джулии замечания. А Лукреция обратила внимание на новый перстень подруги с огромным камнем. Такого раньше не было.

Странные вещи происходили в их доме…

Еще через день Джулия пришла в себя, но разговаривать на тему ночных событий все равно не стала.

Посыльный принес из Ватикана от кардинала подарки, на сей раз их было не два, а целых три: привычно Лукреции и Джулии и еще большой усыпанный бриллиантами крест для донны Адрианы. Видно, тоже чем-то заслужила.

Позже Джулия рассказала подруге, что ей пришлось переспать со старым кардиналом, чтобы Родриго мог получить его голос при голосовании. Лукреция в ужасе раскрыла глаза:

– А… а если узнает кардинал Родриго?!

Несколько мгновений Джулия, не понимая, смотрела на подругу, потом расхохоталась:

– Лукреция, ты просто дитя! Родриго сам и подложил меня этой старой развалине! Надеюсь, он не помрет раньше, чем проголосует.

Нет, отец не мог так поступить со своей любимой Джулией.

В ответ любовница кардинала усмехнулась:

– Ты предпочла бы оказаться на моем месте?

– Я?! Но при чем здесь я?

– Старый кардинал хотел тебя, но допустить осквернения своей любимой дочери Родриго не мог, пришлось отдать любовницу.

В голосе Джулии слышался сарказм. Лукреция залилась слезами:

– Ты будешь меня ненавидеть?

– Тебя? Нет, что ты.

– А… кардинала Родриго?

– И его нет. Я получила такие подарки, о которых и мечтать не могла. К тому же он может стать Папой, и если в этом сыграет роль та ночь с кардиналом, то я буду только рада.

Лукреция получила прекрасный урок того, как ради выгоды можно лечь в постель даже со старой развалиной. Она вздохнула: только бы не зря, а то Джулия явно возненавидит ее отца.

Со временем появилось много обвинений Борджиа в симонии, мол, все кардиналы подкуплены, а одному из них даже обещана девственность Лукреции. Едва ли для престарелого кардинала представляла большой интерес голенастая, совершенно не оформившаяся девочка, ведь Лукреция до рождения первого ребенка была просто тощим гусенком, и в возрасте двенадцати лет женской привлекательностью не отличалась. Даже на фреске, написанной знаменитым Пинтуриккьо через несколько лет, Лукреция все еще худенькая и угловатая. Уж если предлагать кардиналу, то кого-то более аппетитного… Может, опытную Джулию? А в экстазе девственность уже не столь важна…

Что касается подкупа, то здесь распространителей слухов подвела арифметика. Кардиналы того времени вовсе не были бедными церковными крысами, это представители самых богатых и влиятельных фамилий Италии, имевшие, в том числе и от предыдущего Папы, большие имения, подкуп таких мог разорить не только кардинала, но и целое государство. Родриго Борджиа, услышав такие сплетни, вполне мог воскликнуть:

– Вы мне льстите!

Даже в свои лучшие, самые богатые годы Родриго Борджиа вряд ли имел такие средства, иначе через несколько лет французы не смогли бы войти в Рим, потому что, имей этакие деньжищи, Борджиа просто мог бы купить себе армию для защиты или перекупить французскую. При выборе нового Папы французский король поддерживал как раз противника Борджиа молодого честолюбивого кардинала Джулиано дела Ровере, вложив в его избрание огромные средства. Дела Ровере после своего поражения стал непримиримым врагом Борджиа на долгие годы. Это был умный, хитрый и решительный враг.

Кстати, став после Борджиа Папой Юлием II, Джулиано дела Ровере получил Святой престол именно так: при помощи симонии, и «отметился» во всех грехах (кроме инцеста), в которых с пеной у рта обвинял Борджиа.

В 1492 году у Борджиа имелись очень серьезные соперники: кардиналы Асканио Сфорца и Джулиано дела Ровере, по сравнению с фамильным богатством которых Борджиа были почти нищими, хотя сам Родриго Борджиа весьма богат. Возможно, сыграло роль именно соперничество кланов; так, если две большие собаки дерутся из-за кости, маленькая вполне может утащить ее себе.

Кардинал Родриго Борджиа был очень силен и богат, но только он, остальные Борджиа, спешно прибывшие из Испании, когда он стал кардиналом, чтобы поживиться чем-то от успешного родственника, поддержать его могли только на улицах Рима, но не в кардинальском Совете. Он не был маленькой собачкой, но за ним не стояла мощь семьи.

И все же именно Родриго Борджиа стал следующим Папой Римским под именем Александра VI. Избрать удалось со второй попытки, но все же удалось. Для многих такое избрание оказалось громом с ясного неба, но ведь против не подано ни единого голоса. Конечно, сторонники Сфорца, не желая, чтобы место досталось дела Ровере, голосовали за Борджиа, а сторонники дела Ровере, в свою очередь, поступили так же против Сфорца. Сомневающиеся кардиналы рассудили, что лучше Борджиа, чем кто-то из его соперников.

Папа был выбран после трех дней совещаний. Конечно, и Сфорца, и дела Ровере затаили к новому Папе ненависть, и если со Сфорца ему позже удалось наладить отношения при помощи брака Лукреции, то дела Ровере остались его врагами надолго, что привело к настоящей трагедии с вторжением французского короля Карла VIII. Но все это позже, а тогда Рим ликовал: Папа избран!

Когда в замок Монте-Джордано принесли эту весть, Джулия и Лукреция визжали от восторга, и донна Адриана снова не делала им замечания.

Лукреция теперь дочь Папы Александра, а Джулия любовница понтифика! Вообще-то, по церковным канонам ни того, ни другого в принципе не могло быть, но кто их соблюдал, эти каноны?

Как Лукреция жалела, что в Риме не было Чезаре! Как ей хотелось разделить радость с братьями! Донна Адриана разрешила девушкам съездить на Пьяццо Пиццо ди Мерло к Ваноцци, чтобы обрадовать и ее, Джулия сначала сомневалась, но потом махнула рукой; в конце концов, Ваноцци давно не любовница Борджиа.

Ваноцци встретила дочь радостными возгласами:

– Лукреция, девочка моя! Я так по тебе соскучилась. Вы забыли свою мать и редко бываете в моем доме. Ты помнишь, как здесь хорошо жилось?

– Я все помню, мама. Позволь познакомить тебя с Джулией Фарнезе, женой Орсино Орсини.

Ваноцци не надо напоминать настоящее положение красавицы, которую в Риме звали La Bella, она хорошо знала, что Джулия любовница отца ее детей. Катанеи смотрела на красавицу с легкой грустью, поскольку прекрасно понимала, что не может конкурировать с юной Джулией в свои уже немолодые для женщины годы.

Страницы: 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Лирический сюжет анарративен, иррационален, благодаря чему его описание и формализация крайне затруд...
Александр Казарновский родился в Москве. Переводил стихи Роберта Фроста, Джеймса Джойса, Г.Честертон...
Многие эссе и очерки, составившие книгу, публиковались в периодической печати, вызывая колоссальный ...
Антология «Поэтический форум», объединившая произведения 101 поэта, является самостоятельным издание...
Эта история уже изрядно обросла легендами, слухами и домыслами, которые сочиняли и разносили медсест...
Владимир Колотенко мощный, вдохновенный фантазёр. Перед этой мощью можно только снять шляпу…Не отпуг...