Дом, где исполняются мечты Алюшина Татьяна

Слезы навернулись на глаза у сурового господина Стрельцова, он хотел обнять, прижать дочь, но руки были заняты пакетами и цветами.

– Давайте я возьму, – предложил помощь подошедший к ним парнишка, – я Федор.

Стрельцов кивнул, не мог говорить, горло перехватило, отдал парню поклажу, прижал наконец дочь к себе покрепче, поцеловал в макушку, прикрытую шапочкой, и постоял так, приходя в себя и плавясь в щемящей нежности к своему ребенку.

– Ну что, принцесска, наделала дел? – спросил чуть погодя совсем не строго.

Она закивала активно головой, оторвавшись на пару секунд от него, и снова уткнулась в отцовскую грудь.

– Федь, – попросил Стрельцов, – ты отнеси это все домой. Предупреди, что мы с Машей позже подойдем.

– О'кей! – отозвался парнишка и подбодрил Машку. – Держись, подруга!

Игнат за подбородок приподнял Машкино личико и заглянул ей в глаза.

– Идем, посидим где-нибудь поблизости. Побеседуем.

– Пойдем, – тяжело вздохнула дочь.

Они устроились в ближайшем к дому кафе. И пока выбирали столик, снимали верхнюю одежду, усаживались и делали заказ официанту, Стрельцов, скрипя мозгом, все думал – как с ней говорить? Как? Говорить? С дочерью? В такой ситуации?

Назидательно-поучительно? Не проканает, вот сто пудов! На такой тон Машка просто не откликнется, да и поздно уже назидать что-либо!

– Ну, рассказывай! – призвал отец не самым благостным тоном.

– Па, да что рассказывать? – каялась интонацией и мимикой Машка.

– Начни с того, кто у нас участник твоей беременности, – последним словом Стрельцов чуть не подавился, но тон выдержал.

– Мишка Старобогатов из одиннадцатого класса, – давала показания дочь.

– То есть ему семнадцать лет?

– Еще нет, через месяц исполнится.

О боже, боже! Детский сад в песочнице! Пестики-тычинки изучает!

– И что? – продолжил допрос Стрельцов. – У вас такая большая любовь случилась? Тогда почему ты мне о нем раньше не рассказывала?

– Ну, не знаю, может, и любовь, – терзала откровениями отцовское сердце дочь. – Он классный, прикольный, с ним весело. Он хоккеем занимается, меня знаешь как кататься научил! Каждые выходные на каток таскает.

Подростковые откровения о «глубине» чувств прервал официант, принесший их заказ – Игнату коньяк и кофе, Машке чай и бутерброд.

Откинувшись на спинку стула, Стрельцов воспользовался паузой, пока официант выставлял на стол принесенное, охолонул, чтобы не сорваться. «Он классный, прикольный!»

Нет, ну твою ж дивизию! На каток он ее таскает! А с катка в кровать!

Надо успокоиться!

– По-твоему, это вполне достаточные причины, чтобы с ним переспать? – раздраженным медведем начинал грохотать Стрельцов, не справившись с кипящим лавой обжигающей негодованием.

– Ну па-а-а! – проныла Машка и атаковала по привычке: – Можно подумать, ты с женщинами спишь исключительно по любви!

– Маша, прекрати! – рявкнул Стрельцов. – Мы сейчас обсуждаем твою жизнь, а не мою!

– Да что такого-то! – возмутилась дочь. – У нас в классе все девчонки давно сексом занимаются, одна я такая, последняя девственница России!

– Теперь ты у нас первая из всех занимающихся с животом! – разбушевался не на шутку Стрельцов, так его проняло.

– Ну па! – забыв про выступления, заспешила мириться Машка, труханув. – Да это было всего два раза!

– Зато как удачно! – заметил Игнат, немного подостыв. – А про контрацепцию с мальчиком Мишей вы ничего не слышали?

– Порвалась она, – тяжко-покаянно вздохнула Машка, – эта контрацепция.

О господи! Дай силы! Стрельцов только представил, что, как и при каких обстоятельствах у них там порвалось, как мозг затопило пеной гневной.

Твою мать!

– Ты ему сказала о беременности? – прикладывая усилия, чтобы утихомирить, притушить ретивое гневливое, спросил Стрельцов.

– Уведомила, – не поднимая на отца очи, ответствовала скромницей Машка. – Он сказал, ничего не предпринимай, пока мы все не обсудим и не решим.

– Да что вы там можете обсуждать и решать?! – сдерживая крик, новой волной взвился Стрельцов. – Решат они!

– Па, да он нормальный пацан, не придурок, и родаки у него классные!

– И что? Это твоим родителям предстоит разгребать проблему, а его так, с боку-припеку, пожурят, и все дела! – растолковывал имеющуюся диспозицию отец. – Вопрос стоит о твоем здоровье и будущем, а никак не о его!

– А давайте я сама буду решать, что мне делать! – врубила с пол-оборота самость чрезмерную Машка. – Это моя жизнь, я уже выросла, если вы не заметили, и сама решу, как мне жить!

А Стрельцов вдруг неожиданно вмиг успокоился. Совершенно непонятным образом, раз – и штиль душевный! То ли от того, что Машка прибегла к любимым выражениям про свободу-взрослость, то ли от ее тона: «укушу себя за пятку, а докажу вам!», то ли от осознания, что она все еще дитя неразумное.

– Хорошо, – хладнокровно согласился Стрельцов. – Давай сама. Расскажи мне, каким ты видишь свое ближайшее будущее. Ты же что-то думала на эту тему?

– Рожу ребенка, окончу школу, поступлю в институт, – воробьем нахохлившимся и уверенным в своей правоте перечислила Машка.

– Очень хорошо! – похвалил отец. – Я бы сказал: замечательно, планы серьезные. А теперь растолкуй мне, где ты будешь жить с ребенком, на какие средства, кто тебе станет помогать с малышом? Вот потребуется экзамены в институте сдавать, ты с ребенком на руках пойдешь? Или оставишь его с кем-то? А на работу ты тоже с ним отправишься? Работать-то придется, чтобы себя и ребенка поить-кормить, памперсы покупать.

– А у меня есть родители, которые по закону обязаны меня содержать до восемнадцати лет! – с непримиримым утверждающим лицом заявила юная правоведка.

– Вот именно! – согласился бодро Стрельцов и разъяснил дитю статью закона: – Тебя! Родители обязаны одевать-обувать, кормить, учить. А как же! Но они не должны выкупать тебя из околотка, оплачивать твои прихоти: пиво-вино-сигареты, билеты на запрещенные концерты, клубы, тусовки и мальчиков, занятия сексом и их последствия. И уж тем более в их обязанности не входит содержание твоих детей.

– Я это ненавижу! – проорала Машка так, что пооборачивались на крик посетители кафе. – Ненавижу, когда вы с матерью начинаете попрекать меня содержанием! Тогда не рожали бы! – и уже подскочила, чтобы встать и уйти.

– Вот именно это и скажет тебе твой ребенок, – ухватив дочь за руку, принудил ее снова сесть Стрельцов. – Он скажет, что ненавидит тебя, когда ты напомнишь ему, что из-за него загубила свою жизнь, работала на износ, чтобы его прокормить, из-за него не поступила в институт, из-за него постарела раньше времени от жизни тяжеленной и не смогла выйти замуж. Он скажет тебе, что ненавидит тебя и лучше бы ты его не рожала. Но ты забудешь упомянуть о том, что перед его рождением разругалась с родителями, чтобы доказать им свою самость и чувствовать себя героически правой. Ты ни за что не расскажешь ему, что угробила свою и его жизнь, отвергнув их любовь и помощь и их самих, предпочтя носиться со своей принципиальной подростковой «серьезной» позицией: «назло всем!» или «удавлюся, но не покорюся!». Так будет, Маш.