Склеп Хаоса Локнит Олаф Бьорн

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Светские беседы и деловые переговоры

Утро.

Прозрачный туман медленно рассеивается, сползая по кривым улочкам к морю. Город, подобно просыпающемуся человеку, протирает глаза, оглядывается и вспоминает, что происходило вчера. Он зевает, лениво шлепает босиком по дому, выглядывает во двор и окликает соседей. Хлопает дверями, звякает ведрами и пустыми бутылями. Прищурясь, смотрит на небо и встречает новый день.

Город на морском берегу очень стар. Имя ему – Кордава.

Заезжие гости столицы изощряются в сложении пышных титулов, наперебой твердя о роскоши ее дворцов, живописности гавани и неприступности городских стен. Они восхищаются строгостью и надменностью древней крепости, разноцветьем и многообразием кораблей в порту, пестротой и шумом торговой площади.

Горожане втихомолку посмеиваются над впечатлительными путешественниками. Они-то прекрасно осведомлены о неприглядных сторонах жизни столицы и, разумеется, предпочитают не выставлять их напоказ. Пусть лучше чужаки, раскрыв рты, глазеют по сторонам, лазают по развалинам знаменитых дворцов и внимают россказням добровольных проводников. И вовсе незачем поднимать крик, обнаружив аккуратно срезанный кошелек. Нужно же рассказчику чем-то оплатить свои труды! Одной благодарностью сыт не будешь.

Солнце карабкается по небосводу выше и выше, оживающий город шумит все громче. Туман окончательно растаял, открыв любопытствующему взгляду всю столицу – от дальних предместий и Старой Гавани до Коронного замка и торговых кварталов. Правда, никому еще не удавалось увидеть Кордаву целиком – разве что смотрителям маяков да стаям крикливых чаек.

С высоты город напоминает драгоценную многоцветную застежку-фибулу, соединяющую зелень и золото побережья с беспредельной синей гладью Океана. Вместо витого кольца – крепостные стены, вместо острой иглы – блестящая лента Черной реки, разрезающей город…

Только чайки представления не имеют о людских украшениях и словесных изысках. Их куда больше заботит собственное пропитание. Служители маяков же, как водится, трудятся по ночам, а в темноте немного разглядишь. Россыпь пестрых огоньков на окрестных холмах, не более того.

Потому жители столицы куда чаще сравнивают свой город с красавицей полуденных стран. С эдакой не в меру острой на язык, пестро наряженной, звякающей множеством безделушек и слегка попахивающей особой. Именно таковы здешние горожанки – представительницы купеческого или вилланского сословия. Те самые, что переругиваются на рынке, сплетничают на каждом перекрестке да строят глазки налево и направо.

А город уже захлестнут мутной, клокочущей волной наступившего дня. Гудит на множество голосов Морской рынок:

– Рыба, рыба, свежая рыба! Да не тычь пальцем, недотепа – укусит же! Рыба, рыба, прямо со дна морского!

– Только между нами – у Лодочной пристани швартуется галера из Шема с грузом шелковых тканей, я свожу вас с купцом Саалом, вы платите мне двойные посреднические… По рукам?

– Держи вора! Люди добрые, обокрали!

– Амулеты, дешевые амулеты! От сглаза, от порчей, от желудочных корчей! Один возьмешь – сотню лет проживешь! Кому амулеты от всех напастей?

– Подайте на возмещение убытков в храме Митры Светозарного, порушенного в начале года нынешнего страшным природным бедствием…

Пусть столичные гости разносят слухи о базарах в шемском Асгалуне, где поистине можно купить все. Пусть заезжие купцы с восхищением повествуют о раскинувшихся на многие лиги торжищах в Султанапуре и Хоарезме. В Кордове не будут завидовать или восхищенно качать головой. Здесь есть Морской рынок, многоязычный, неумолчный, продающий и покупающий от рассвета до заката и рьяно торгующийся за каждый сикль, дебен или талер.

Плывет над городом протяжный звон медных курантов. Поскрипывают снасти множества кораблей, бросивших якорь в устье Черной реки. Бурлит жизнью древняя Кордава, столица Зингары, хозяйки Закатного Океана и морских дорог. Трещит на свежем ветру знамя с гербом страны – золотой крепостью, встающей из синих волн.

Коронный замок в самом деле вырастает из бушующей водной стихии. Он стоит на далеко выдавшемся в море скалистом утесе, и стражники на неприветливых бастионах серого и темно-красного гранита пристально выглядываются в обманчиво спокойный горизонт. Другим городам опасность угрожает с суши, Кордаве – только с моря. Но уже давно никто не рискует испытать на себе мощь военных кораблей Зингары.

И под надежной защитой мрачноватой Старой крепости расцветает не только город, но и Новый замок – резиденция нынешнего короля Зингары.

Левое крыло замка – уступами спускающееся к морю скопление причудливых островерхих башенок и маленьких флигелей бело-розового мрамора, утопающее в яркой зелени – принадлежит молодой наследнице трона, принцессе Чабеле. Сюда собирается все лучшее, что есть в стране, тут правит бал остроумное легкомыслие, а слово монарха почти не имеет силы. Владения Чабелы – маленькое государство в государстве, в котором наследница распоряжается в согласии с собственным разумением.

Полдень. На открытой террасе, с которой открывается вид на пеструю суматоху кордавской гавани, принцесса встречает гостя. Гость, в нарушение всех установленных церемониалов, является без сопровождения дворцовой стражи и сам во всеуслышание заявляет о своем присутствии. Принцесса смеется, льется в серебряные чеканные кубки темно-красное вино, раздается мелодичный звон…

Двое стоят возле невысокого резного парапета, и, хотя вокруг никого нет, говорят вполголоса. С моря, разгоняя густой аромат цветущих апельсиновых деревьев и унося обрывки слов, налетают порывы соленого ветра. Ему нет дела до беседующих людей и он не задерживается, чтобы прислушаться к их разговору.

А зря. Мог бы разузнать много интересного.

Придворные старого зингарского короля Фердруго в один голос утверждали – принцесса Чабела по молодости лет крайне неосторожна в выборе друзей и знакомых. Чем нарушает все правила приличия и рискует навсегда опорочить доброе имя правящей династии перед лицом всего Полуденного Побережья. И хорошо, если дело ограничится одним только Побережьем и слухи не поползут дальше, на полночь, в Аквилонию или Аргос! Там же с радостью ухватятся за предоставленную возможность насолить слишком много возомнившей о себе Зингаре!

Но никто из пламенных защитников чести государства пока не решился самолично доложить о королю о недостойном поведении принцессы. Не говоря уж о том, чтобы воспретить странноватым гостям наследницы беспрепятственно являться в замок.

Придворные – они ведь тоже люди. Жить им хочется не меньше, чем простонародью. Визитеры же принцессы знали только один (зато безотказный) способ справляться с неожиданными препятствиями. Заключался он в полном уничтожении таковой преграды. И неважно, имела вставшая перед ними помеха вид запертой крепкой двери или десятка хорошо вооруженных человек.

Поэтому большинство обретавшихся в Новом Замке дворян предпочитали благоразумно помалкивать и старательно делали вид, что не замечают пугающих гостей наследницы трона.

Обыватели же здраво полагали, что принцесса Чабела сама сообразит, кому стоит доверять, а от кого надо держаться подальше. Кроме того, всем прекрасно известно, чьими стараниями пополняется королевская казна и кто поддерживает влияние Зингары на просторах Закатного Океана. А то, что многие за глаза именуют этих людей пиратами, разбойниками и грабителями – это ведь просто слова. Даже на солнце, как известно, можно найти пятна. Так чего же требовать от бедных смертных!

Потому не будем зазря трепать языком о принцессе и ее подозрительных друзьях-приятелях. А коли пришла охота посплетничать – убедись сперва, что рядом все свои. Иначе найдут тебя где-нибудь в темном переулке возле Старой Гавани с небрежно свернутой шеей или двумя улыбками, вторая из которых будет слишком широкой. В Кордаве не любят болтунов.

Обычно гости принцессы не трудились сообщить о времени своего визита. Они просто заявлялись (разумеется, не через парадные входы) и после кратких, но содержательных бесед столь же незаметно исчезали. Нынешний визитер был исключением – принцесса утром сама отправила в Новую гавань гонца с устным приглашением. Послание Чабелы было кратким и незамысловатым: «Приходи немедленно».

Принцесса отлично знала, что никакое «немедленно» (ни ее, ни чье-либо) не подействует. Ее гость придет, когда найдется свободное время или он сочтет нужным появиться в Новом Дворце. Подобное случалось уже не раз. Она посылала в Гавань весточку с категорическим требованием сей же миг быть здесь, а возвращавшийся гонец дрожащим не то от испуга, не то от сдерживаемого возмущения голосом докладывал: «Велели ответить – некогда…»

И наследница кордавской короны, достойная дочь своего папеньки, не прощавшая ни малейшей обиды, могла сколько угодно метать громы и молнии. Под конец она смирилась с существующим положением дел. В конце концов, если речь заходила о чем-то действительно важном, ей приходилось ждать ровно столько, сколько требовалось ее посыльному на то, чтобы добежать до гавани, передать известие, а затем вернуться обратно. Ну, или немного больше – если гонец шнырял по пристаням и окрестным кабакам, разыскивая нужного принцессе человека.

Сегодня ожидание подозрительно затягивалось. Мальчишка-вестник ушел, когда все имевшиеся в замке куранты отбивали десятый послеполуночный колокол, а сейчас было далеко за полдень. С высоты открытой террасы Чабела видела просторную гавань и рассыпавшиеся по ней корабли, но не сумела разглядеть в неразберихе хлопающих на ветру парусов нужное судно. Впрочем, принцесса с величайшим удовольствием выслушала бы от своего посланника слова: «Их нет в Кордаве». Тогда все беспокоящие ее трудности разрешались сами собой. На нет, как говорится, и суда нет.

Надеждам принцессы не суждено было сбыться – гость, оказывается, изволил задержаться по дороге. Разумеется, ему и в голову не пришло извиняться за опоздание, и Чабела в очередной раз задала себе безответный вопрос: почему она принимает этого человека в своем доме? Более того – по мере сил пытается заботиться о его благополучии? Только потому, что он однажды помог ей, когда она угодила в довольно неприятную ситуацию?

Или потому, что в многолюдном замке и огромном городе он был единственным, кому она могла доверять?

Принцесса с детства накрепко усвоила наставления отца: «Доверять нельзя вообще никому. Однако, если уж ты вынуждена поделиться своими секретами, то сперва убедись, что твои тайны будут проданы только в случае крайней необходимости и по достойной цене». Чабела так и поступила, с радостью удостоверившись, что не ошиблась в выборе, а отец, как всегда, был прав.

О чем там шепчутся во дворце за ее спиной – не имеет значения. В конце концов, пройдет еще лет пять или шесть (если, разумеется, на то будет воля богов и не случится ничего непредвиденного), и ей предстоит занять трон Зингары. Чабела никогда не забывала потихоньку напоминать самым отъявленным болтунам при дворе об этом обстоятельстве. Любители светских сплетен либо (если они были достаточно разумны) выбирали для бесед другой повод, либо (если они оказывались непроходимо глупыми) куда-то исчезали. Что поделать – такова жизнь в Кордаве, никогда не знаешь, что произойдет завтра. Опасности, знаете ли, на каждом шагу!

Единственное, в чем мнения Чабелы и обитателей коронного замка Кордавы полностью совпадали, было утверждение: трудно отыскать человека, более неподходящего на звание «доверенного лица принцессы». Ну что может быть общего между наследницей одной из самых древних и уважаемых династий Закатного материка и прирожденным авантюристом на королевской службе? Правильно, ничего. Тем не менее означенного авантюриста в Новом замке всякий раз встречали с почетом, какого не удостаивались порой влиятельнейшие посланники из сопредельных стран, и просили непременно заходить еще…

Принцесса вздохнула над непредсказуемостью и несовершенностью жизни и оглянулась: чем там занят ее гость?

Гость в нарушение всех правил этикета сидел на низенькой мраморной балюстраде, ограждавшей террасу, и смотрел на сияющий под полуденным солнцем залив. Принцесса вздохнула еще раз – как ни жаль, однако сейчас ей придется заводить речь о том, ради чего она и позвала своего визитера. Разговор обещал быть весьма неприятным, и начинать его Чабеле совершенно не хотелось. Но, как говорили в гавани, «раз уж поднял паруса – не торчи возле причала».

– Что ты там высмотрел? – осведомилась Чабела. Гость, не оборачиваясь, бросил через плечо:

– Иди полюбуйся, сейчас начнется веселье.

Принцесса встала из-за изящного одноногого столика, заставленного тарелками драгоценного кхитайского фарфора со следами довольно обильного завтрака, и подошла к краю террасы.

– Так что здесь забавного?

Вместо ответа гость ткнул рукой в дальнюю часть гавани, где находилось устье Черной реки. Выросшая у моря принцесса быстро сообразила, на что именно следует смотреть – тяжело груженая и низко сидящая галера по невнимательности рулевого заползла на длинную отмель, нанесенную водами реки. Издалека длинный корпус судна напоминал увязшего в густой смоле жука-водомерку, пытающего высвободиться и лихорадочно молотящего лапками-веслами. Сходство усиливали несколько метавшихся вокруг баркасов, пытавшихся вытянуть застрявший в песке корабль на более глубокое место.

– Не повезло беднягам, – тоном знатока оценила Чабела. – Провозятся до вечера. Кто это?

– «Каракатица» из Мерано, аргосские купцы, – кратко сообщил гость и презрительно хмыкнул, наблюдая за тщетными стараниями баркасов. – Крепко завязли. Интересно, кто у них на руле стоял? Я такого бы к гавани за перестрел на подпустил…

– Можно подумать, с тобой никогда не случалось ничего подобного, – съязвила принцесса.

– Разумеется, – не согласился, а подтвердил очевидное гость, тряхнув небрежно причесанной гривой черных волос. – Хочешь – пойдем с нами, сама убедишься.

– Благодарю покорно! – Чабела даже вздрогнула. – Когда я в последний раз согласилась на это безумное предложение, вас угораздило ввязаться в бой с тремя или четырьмя кораблями сразу, а меня, – она смущенно хихикнула, – стыдно признаться, но меня укачало. Кроме того, стоило мне отвернуться, как твоя злющая подружка начинала шипеть, как кошка с прищемленным хвостом, а команда ворчала, что две женщины на борту – это перебор. Вдобавок, в дворце на меня обрушилось столько презрительных взглядов и многозначительных намеков, что я устала придумывать достойные ответы! Хватит, хватит, больше ты меня не уговоришь! Я лучше помашу вам с причала – гораздо безопаснее, а горожане останутся довольны – такое великолепное представление и совершенно бесплатно!

– Как хочешь, – невозмутимо сказал гость. – Кстати, зачем я тебе понадобился? Если тебе не с кем поболтать, то извини – у меня дел полно…

– Есть новости, – принцесса спрыгнула с мраморной ограды и прошлась по террасе. Длинный подол черно-алого бархатного платья с шуршанием волочился за ней. Молодая наследница престола была весьма привлекательна и отлично знала это, но сейчас могла позволить себе редкое удовольствие – побыть собой. То есть слегка встревоженной, слегка злой и слегка испуганной девушкой, беспокоящейся за судьбу своего давнего и куда более опытного в жизненных передрягах друга.

– Судя по твоему виду, новости из рук вон плохие, – безмятежно заметил гость, так и не покинувший облюбованного места. – Слушай, перестань метаться как угорелая и объясни все толком.

– Объясняю, – Чабела подобрала виноградный листок, заброшенный на террасу ветром, и принялась безжалостно рвать его на кусочки. Выглядела она при этом на редкость спокойной. – Тебе необходимо покинуть столицу. Как можно скорее, лучше всего – сегодняшним вечером.

– С какой радости? – нахмурился гость. – Ты полагаешь, все так просто – собрались и ушли? Мы только что вернулись, команда гуляет в городе, в трюмах хоть шаром покати… Да посмотри вокруг! Уже две седмицы стоит мертвый штиль, а это значит, что не сегодня-завтра мы огребем замечательную бурю. Я предпочел бы переждать ее в гавани, а не болтаться на хлипкой посудине посреди океана. К чему такая спешка?

– Конан, я когда-нибудь давала тебе плохие советы? – сердито вопросила принцесса и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Ты хоть раз можешь не задавать вопросов, а делать, что тебе говорят?

– Не могу, – непререкаемо отрезал корсарский капитан. – Давай, признавайся, наследница короны. Кому мы отдавили мозоль на этот раз?

– Отцу, – с грустью сказала Чабела, рассудив, что будет лучше не оттягивать миг неприятного разговора и сразу высказать все. – Он по-настоящему разозлился. Не надо было вам убивать дядю Гильермо… Только не говори, что это случайность, я сама прекрасно знаю. Я молчала, как мы договаривались, но кто-то в обход меня доложил королю о твоих проделках. Теперь отец твердит, что ты во всем виноват и ему ничего не доказать. Если ему сообщат – а я предполагаю, что уже доложили, доброжелателей у нас тут хватает – что вы в Кордаве, он потребует, чтобы ты явился на, как он выразился, «приватную беседу». После чего ты наверняка лишишься каперского патента, судно отберут, твою команду разгонят, и это будет лучшим завершением всех бед. Кроме того, есть еще одно обстоятельство… – принцесса замолчала и уставилась на листок, превратившийся в жалкий огрызок.

– Договаривай, чего уж там, – с обреченным видом махнул рукой гость.

– Ходит слух, что ты нарушаешь присягу и уже несколько раз нападал на корабли под зингарским флагом, – с некоторым трудом выговорила Чабела.

– И кто это говорит? – нехорошо прищурился Конан.

– Как обычно – все и никто, – отозвалась принцесса. – Ты же сам знаешь – о чем шепчутся во дворце, о том вскоре начнут кричать на улицах, – она неожиданно резко вздернула голову, отчего дрогнули украшавшие ее сложную прическу белые розы, и отчеканила: – Я этому не верю. Полагаю, если бы ты захотел порвать отношения с троном Зингары, то, скорее всего, просто явился к папе и выложил ему все, как есть. После чего громко хлопнул дверью и ушел. Я права?

Гость молча кивнул.

– Ни для кого ни секрет, что многие тебе завидуют, – уже спокойнее продолжила свою мысль Чабела. – Может, кто-то распускает сплетни, а может, кто-то действительно нападает на корабли, прикрываясь твоим именем. Кстати, мне удалось узнать, что в последний раз такое нападение произошло неподалеку от устья Фламмы, то есть Громовой реки, как ее называют в Аквилонии. Где-то рядом с городом Карташеной. В общем, теперь я сказала все, что хотела. И повторю еще раз – исчезните. Пройдет месяц-другой, за это время я сумею убедить папу в том, что он глубоко заблуждается, обвиняя вас во всех бедствиях мира. Покрутитесь возле Шема, лишний разок припугните толстосумов из Асгалуна и возвращайтесь. Согласен?

– Как я понимаю, ты предлагаешь нам смыться подальше от твоего грозного папочки, которому вожжа под хвост попала, и вести себя смирно? – медленно и задумчиво проговорил Конан. Принцесса в отчаянье всплеснула руками:

– Да почему ты такой упрямый? Что ты пытаешься доказать? Что вы лучшие на всем океане? С этим уже давно никто не спорит! Всю свору мерзавцев с Барахас при упоминании твоего имени передергивает. Купцы предпочитают не высовываться из гаваней, как только проходит слушок, что вас заметили где-то поблизости. Неужели ты хочешь все сгубить из-за собственного упрямства? Я-то полагала тебя благоразумным человеком…

– Я разумный человек, – поправил гость. – И потому не хочу срываться с места в самом начале сезона штормов.

– Ни за что не поверю, что тебе неизвестна какая-нибудь маленькая неприметная гавань, где можно надежно укрыться, – недоверчиво сказала Чабела. – Ведь известна?

– Ну, допустим, – расплывчато отозвался Конан. – Нечего сказать, удружила! Мне же сейчас метаться по всей Кордаве, разыскивая по кабакам собственную команду! Если начнется бунт – я скажу, что ты во всем виновата. Ты и твой папаша-кровопийца.

– Оставь в покое моего отца. С вами по-другому нельзя, – сердито огрызнулась принцесса. – Время от времени кого-то из вашей вольной шайки необходимо примерно наказывать, а то соседи начинают ворчать. Мол, кордавские корсары совсем отбились от рук, даже собственного короля не уважают. Придется тебе и твоим людям немного победствовать вдали от наших гостеприимных берегов. И не вздумайте бунтовать – тогда даже мое заступничество и прежние заслуги не спасут… Так я могу надеяться, что к завтрашнему утру на причалах даже вашего духу не будет?

– Уговорила, – неохотно согласился гость. – Сама отлично знаешь, нет у меня никакого желания ссориться с Фердруго. Так и быть, сегодня вечером или ночью мы уйдем.

Чабела хмыкнула, довольно схоже передразнив визгливые интонации торговки-шемитки с Морского рынка:

– Я ж всегда говорила – с этого молодого человека таки выйдет толк! – и уже своим голосом вкрадчиво добавила: – Впрочем, все сказанное мною не означает, что тебе необходимо прямо сейчас мчаться в гавань.

Визитеры принцессы, не желавшие привлекать к себе излишнего внимания, обычно покидали Новый Замок через неприметные Торговые ворота, предназначенные для всякого рода поставщиков двора и прислуги. Конечно, здесь тоже стояла стража, но многоопытные караульные давно усвоили, в каких случаях стоит чуток ослабить неусыпную бдительность. У стражника справа при виде корсарского капитана немедленно что-то случилось с завязками надраенного до нестерпимого блеска панциря. Гвардеец слева решил, что самое время прикрикнуть на возницу медленно вползающей в ворота тяжело груженной повозки. Возчик счел себя обязанным подробно обсказать караульному, что он может делать со своими приказаниями. К оживленной перебранке тут же присоединился выглянувший на шум кухонный распорядитель… В общем, никто даже не сделал попытки задержать подозрительного типа, вышедшего из дворца, на предмет выяснения, кто он такой и что здесь делает.

Узкая улочка, мощеная гранитными булыжниками, вела от Торговых ворот прямиком в Приморский квартал, к гавани. Гость наследницы короны, цокая подкованными сапогами по мелким камешкам, неспешно прошел вдоль наружной стены замка, свернул налево, на миг задержался возле лотка уличного торговца фруктами, невозмутимо прихватил особо приглянувшуюся ему кисть винограда, и отправился дальше. Слегка растерявшийся от подобной наглости торговец открыл было рот, потом более пристально посмотрел вслед уходящему грабителю, сплюнул и рассудил, что от потери одной виноградной кисти он не обеднеет. Затевать ссору, звать городскую стражу – себе дороже!

Улица вильнула в последний раз и оборвалась у начала городской достопримечательности – широченной лестницы под названием «Корабельная», длиной едва ли не в тысячу ступенек, несколькими пролетами спускающейся к морю. Отсюда был виден почти весь полукруглый залив, далеко вытянувшиеся в море причалы и поблескивающее на солнце тускловатой старой бронзой «Чудо Морское». Конан, обитавший в Кордаве уже почти год, все равно задержался у начала лестницы, удивляясь про себя, как можно украсить свой город таким чудовищем. Мало того – искренне восхищаться им и водить приезжих любоваться!

«Чудо Морское» было статуей. Причем не просто статуей, а монументом в честь морской славы Зингары. Задумывалось оно как памятник морякам, погибшим около ста лет назад, во времена ожесточенных сражений Зингары и Аргоса. Победившая Зингара решила не жалеть денег и заставить все страны Полуденного Побережья позеленеть от зависти.

Да уж, тут было чему завидовать… Мало того, что памятник имел по меньшей мере две сотни локтей высоты, мало того, что его установили посреди гавани, затопив ради этого несколько десятков барж с камнями и землей, так он еще получился, по мнению Конана, на редкость уродливым. А первый помощник капитана, кордавец Асторга, при виде «Чуда Морского» кривился и бормотал: «Ну и страховидла… За что нам такое наказание?»

По замыслу создателя, памятник должен был напоминать горожанам о подвиге нефа «Ястреб», сумевшего в одиночку прорваться в устье Хорота и высадить десант возле Мессантии, что в корне изменило ход какого-то знаменитого сражения. На деле же «Чудо Морское» больше походило на огромную бронзовую скалу, из которой то здесь, то там торчали причудливые носовые украшения доброго десятка кораблей, так или иначе отличившихся в те бурные времена. Венчалось огромное сооружение слегка уменьшенной копией знаменитого «Ястреба» под всеми парусами. Знатоки со смешками уверяли, что вид у прославленного нефа в точности как у перегруженной галеры, с размаху налетевшей на подводные камни.

Единственная польза от монумента заключалась в том, что из него получился неплохой ориентир для входа в гавань. По ночам на верхушке памятника зажигали огонь, ясно видимый за несколько десятков лиг даже в самый густой туман. Но днем смотреть на статую без содрогания было невозможно. Слишком уж она была огромной, пышной и безвкусной. Острословы прозвали ее «Чудом Морским» и это название стойко держалось уже почти сто лет, даже войдя в списки лоций.

Статуя также полюбилась разнообразным морским птицам, немедленно обосновавшимся в ее многочисленных нишах и выемках, и быстро обляпавших белым пометом все выступающие части. Иногда монумент чистили, но толку от этого было чуть больше, чем немного – птицы немедля восстанавливали соскобленное.

А лет десять назад моряки с торговых кораблей употребили памятник в качестве виселицы, решив не дожидаться приговора королевского суда и весьма живописно развесив на нем изловленную команду Руиза Акулы. Разумеется, во главе с самим Акулой, ставшим уже притчей во языцех и нагадившем всем, кому только можно. К сожалению, именно в этот день в Кордаву явилось посольство из Шема, и мирные переговоры были напрочь сорваны – шемиты решили, что им нечего делать в стране, где столь необычно используются монументы павшим героям…

«Не чудо, а чудовище, – решил про себя Конан, быстро спускаясь по широким ступеням Корабельной лестницы мимо пестрых лотков и шумных торговцев. – Скорее бы она рухнула… И лучше всего – на голову той сволочи, что напела Фердруго про наши темные делишки. Вот не повезло, так не повезло!»

С тех давних времен, когда кому-то из зингарских королей пришла в голову блистательная мысль – привлечь на свою сторону пиратскую вольницу, отношения между правителями страны и корсарами были не слишком доброжелательными. Короли частенько жертвовали пиратскими кораблями во имя своих собственных интересов и государственных интриг. Корсары не оставались в долгу, удирая на независимый Барахас или переходя на службу к Аргосу, вечному сопернику Зингары в торговых и политических делах. Впрочем, надо отдать должное и тем, и другим – большинство честно соблюдало условия заключенного договора. Власти предпочитали закрывать глаза на мелкие преступления своих не в меру буйных подчиненных. В конце концов, кто из нас без греха? В море, как известно, может произойти все, что угодно. А все, что творится вокруг – непременно к лучшему.

Именно так около года назад правитель Кордавы отнесся к сообщению, что в подвластной ему гавани отдал якоря ничем не примечательный карак под названием «Вестрел», а капитан сего судна по общему решению команды просит дозволения на получение каперского патента и права поднять на корабле флаг Зингары. За каковое разрешение готов внести в казну государства требуемую мзду и расплачиваться установленной долей с возможной добычи.

И все бы было ничего – подобных прошений в Коронный дворец иногда поступало по десятку в месяц – да только имечко у этого капитана было примечательное. Звали его Конан (или, как именовали его большинство друзей и врагов, Конан Киммериец), а разнообразных сплетней и слухов за ним волочилось не меньше, чем водорослей за старым кораблем, уже полсотни лет не покидавшем причал. Кто-то называл его «дикарем без всякого понятия о чести», кто-то «бездушным убийцей и грабителем». Нашлись также, к немалому удивлению короля, достойные всяческого уважения люди, всерьез утверждавшие, что поверят единственному слову в мире, при условии, что оно будет дано вышеупомянутым Конаном…

Наконец, из Коронного замка в гавань прибыл долгожданный гонец. Он привез с собой связку подписанных королем и заверенных многочисленными чиновниками бумаг, из коих следовало: карак «Вестрел», находящийся под командованием некоего Конана Киммерийца, с экипажем в два с половиной десятка человек отныне входит в состав флота короны Зингары. Подбор команды оставляется на усмотрение капитана, место стоянки назначается комендантом порта, досмотр привозимых ценностей проводится таможенными смотрителями, жалованье выплачивается в зависимости от успехов судна, в случае политических неурядиц вся ответственность ложится на капитана… В общем, добро пожаловать на королевскую службу!

Что ж, Зингара так Зингара. Страна не хуже других, а во многом даже и лучше. К тому же у короля Фердруго оказалась хорошенькая и весьма неглупая дочка, с которой можно было иметь дело.

С того памятного дня миновало почти десять месяцев. В гавани привыкли к неожиданным появлениям и исчезновениям «Вестрела». Во дворце смирились с тем, что принцесса Чабела оказывает благоволение столь подозрительной личности, как корсарский капитан. Жизнь была не то чтобы чрезмерно насыщенной событиями, однако скучать не приходилось.

И, как водится, в одно прекрасное утро все пошло наперекосяк.

Если придерживаться истинного изложения событий, утро было не слишком прекрасным. Оно было самым обыкновенным – серенький рассвет неподалеку от побережья Шема. Заштилевший «Вестрел» покачивался на тихих волнах в ожидании, когда ветер разгонит туманную хмарь и можно будет определиться, куда идти дальше.

Явление из-за непроглядной стены тумана медленно ползущей торговой галеры было воспринято командой как неожиданный подарок судьбы. Захват был проведен образцово – на галере даже пикнуть не успели. За исключением какого-то разряженного типа, в самый неподходящий момент выскочившего на палубу и начавшего увлеченно размахивать рапирой направо и налево. Нежданному защитнику досталось веслом по голове, после чего оказалось – в этом мире его больше ничто не волнует.

К тому времени окончательно рассвело и выяснилась еще одна интересная подробность. Над галерой развевалось знамя Зингары. Свои ограбили своих. И не такое случается…

С того времени для «Вестрела» начались сплошные неприятности. Сначала выяснилось, что не обошлось без свидетелей (хотя любой из команды мог поклясться, что в то утро на десяток лиг в округе не маячило ни одного паруса). Свидетель оказался достаточно умен, чтобы не мчаться с доносом в Коронный замок, а попытаться извлечь из печального положения карака пользу для себя. Заодно выяснилась и личность убитого и это добавило трудностей – убитый оказался дальним родственником короля, направлявшимся по делам короны в Шем.

Вопрос был поставлен предельно ясно: или капитан «Вестрела» соглашается выполнить некое довольно опасное поручение, или Фердруго узнает, кто послужил причиной смерти его родича.

К сожалению для нанимателя, его далеко идущим планам не суждено было осуществиться, хотя Конан честно пытался исполнить все взятые обязательства. В игру вмешались новые участники, и события приняли иной, совершенно непредсказуемый оборот. В итоге кое-кто отправился на встречу со своими предками, команда «Вестрела» слегка разбогатела, но, к общему огорчению, лишилась своего любимца – юнги Вайда по прозвищу Крысенок. Вайд предпочел остаться на далеком дарфарском побережье, вбив себе в голову, что его судьба отныне связана с древним и непонятным сооружением, затерянным в джунглях.

Карак вернулся в гавань Кордавы. Все были глубоко уверены, что их злоключения на этом закончились, но, как только что выяснилось, заблуждались. Кто-то все же доложил королю о событиях далекого туманного утра. Принцесса совершенно права – «Вестрелу» надо срочно сматываться. Фердруго не простит убийства родственника (пусть и невольного), к тому же в последнее время между королевскими корсарами и правителем страны были не самые лучшие отношения. Несколько кораблей, недовольных порядками в городе, взбунтовались и ушли на Барахас, на команды остальных власти Кордавы начали поглядывать с плохо скрываемым подозрением. Проще будет в самом деле не мозолить глаза обитателям Коронного Замка, затаиться и подождать, чем все закончится.

Кроме того, есть еще одна немаловажная вещь, ради которой стоит поскорее выйти в море. Это какой же мерзавец осмелился заикнуться, что капитан «Вестрела» нарушает присягу? Единственный раз – не в счет!

Конан никогда не считал себя совершенно честным человеком, но раз уж он пообещал служить короне Зингары – он сдержит свое слово. И ни одной болтливой заразе не будет позволено безнаказанно трепаться у него за спиной! Чабела сказала, якобы последнее нападение произошло возле устья Громовой? Отлично, вот туда они и отправятся! И если этому недоумку не посчастливится и он попадется на дороге «Вестрела» – пусть пеняет на себя и на свой не в меру длинный язык!

Под такие мрачноватые размышления Конан не заметил, что преодолел Корабельную лестницу и теперь идет по набережной. С одной стороны толпились, налезая друг на друга и споря пестротой вывесок, всевозможные лавки, трактиры, гостиницы, торговые дома и склады, с другой тянулись ровные каменные причалы. Под деревянными настилами тихо плескалась зеленоватая вода, в которой – несмотря на строжайшее предупреждение коменданта гавани – плавали выплеснутые за борт объедки, корки, какие-то неопределяемые останки неизвестно чего и даже дохлая крыса. Слышалось поскрипывание и шуршание – это терлись о плетеные кранцы борта кораблей. Пронзительно орали чайки, переругивались носильщики, торговцы зазывали покупателей, дрожал над заливом нагретый воздух – словом, в гавани Кордавы был обычный день. Такой же, как вчера, и какой наступит завтра.

«Вестрел» – небольшой, изрядно потрепанный волнами и ветрами двухмачтовик с высоко поднятой кормой – стоял почти в самом конце набережной. Это было вызвано обычной предусмотрительностью: во-первых, отсюда легко заметить приближающихся нежеланных гостей; во-вторых, можно быстро и незаметно поднять паруса и уйти вдоль берега, не тратя время на долгое пересечение гавани.

Издалека карак с убранными парусами и поднятыми сходнями выглядел на удивление тихим и заброшенным. Однако Конан надеялся застать на борту кого-нибудь из команды, чтобы послать его разыскивать загулявший экипаж. Большая часть народа наверняка торчит в маленьких кабачках на набережной, а любители основательно выпить и закусить скорее всего обосновались в таверне «Девять стрел». Неохота, конечно, выдергивать людей из-за столов и оттаскивать от только что найденных подружек, но ничего не поделаешь. Такова жизнь, как говорится.

Вахтенный, которому вроде как полагалось наблюдать за берегом и встречать приходящих, разумеется, клевал носом. Так что вернувшемуся из города капитану пришлось, ворча, перелезать через высокий фальшборт и прыгать на нижнюю палубу.

Там царила настоящая идиллия. Поверх свежевымытых досок лежала слегка облезлая шкура, выдаваемая за медвежью. На ней с удобствами расположились двое мужчин, девушка в ярко-красном платье, вместительная корзина с бутылками и доска для игры в нарды. Судя по расстановке фишек, партия находилась в самом разгаре.

Востроносая девица занималась тем, что откупоривала бутылки и шепотом давала советы играющим. Игроки – неизменный рулевой карака, рыжий ванахеймец Сигурд и первый помощник капитана Асторга – раздраженно отмахивались и вполголоса переругивались.

Девчонку Конан тоже знал. Она была уличной торговкой и очередной подружкой Асторги (в силу этого обстоятельства ей разрешалось иногда подниматься на корабль). Звали ее Эболи-Колючка.

Именно Эболи первой заметила появление капитана и, наклонившись, подтолкнула увлекшихся игроков, быстро что-то прошептав. Сигурд и Асторга неохотно оглянулись.

– Смотрите, кого принесло, – протянул Асторга, приветственно помахав наполовину опустевшей бутылкой. – Что новенького в замке? Как поживает наша очаровательная Чабела?

– Ты чего так быстро? – осведомился более прозаичный Сигурд. – Не пустили, что ли? Кстати, тут по твою душу заявлялся какой-то расфранченный молодчик, сказал, что у него есть для нас предложение…

– …И что он будет ждать до четвертого колокола на набережной, в «Золотой миноге», – дополнила Колючка, вставая и оправляя платье. – Ну, я пойду, что ли? Работа – она, конечно, не дельфин, в море не уплывет, но жить-то надо. Всего хорошего, дорогой. Сигурд, отвяжись! До свиданья, господин капитан…

– Подожди, – остановил собравшуюся уходить Эболи Конан. – А вы оба поднимайтесь и марш на берег – собирать команду!

– Он, наверное, перегрелся, – меланхолично предположил Асторга, не делая даже попытки встать. – Капитан, ты чего? Да проще наше морское чудо своротить, чем затащить ребят на борт!

– Мы что, уходим? – взвыл Сигурд. – Не, Конан, ты точно свихнулся! Или кому-то понадобились наши головы?

– Вот именно, – и капитан «Вестрела» в подтверждение своих слов наградил обленившихся подчиненных парой легких, но чувствительных пинков. – Шевелитесь! К вечеру нас уже не должно здесь быть. Об остальном успеем поговорить в море, сейчас главное – убраться из гавани. Мне повторять второй раз?

– Лучше не надо, – Асторга с кряхтением поднялся на ноги. – Ладно, раз уж такое дело… Ты сейчас куда?

– Пойду узнаю, что за тип к нам наведывался и что ему нужно, – отозвался Конан. – Заодно прогуляюсь по набережной, разыщу наших и пригоню сюда. Сигурд, ты не знаешь, где Зелтран?

– Боцман? – хмыкнул ванахеймец. – Как не знать? С раннего утра бросил якорь в «Стрелах» и хлещет за троих. Сходить за ним?

– Еще спрашиваешь! – рявкнул капитан и повернулся к терпеливо ожидавшей девушке: – Эболи, покажешь, где эта самая «Минога»?

Понятливая Колючка с готовностью закивала и вкрадчивым тоном заправской доносчицы сообщила:

– А я знаю того парня, что к вам приходил! Это Плоскомордый из Карташены.

– Да? – удивленно переспросил Асторга. – Что ж ты сразу не сказала? Мы б тогда его здесь оставили…

– Вы не спрашивали, – голосок Эболи был настолько ядовит, что любому становилось ясно, за какие достоинства товарки прозвали ее Колючкой.

– Если он из Карташены, то какого хрена ему понадобилось в Кордаве? – задал вполне резонный вопрос Сигурд, убиравший остатки столь внезапно прерванного завтрака на троих.

– Почем мне знать? – фыркнула Эболи. – Может, рассчитывает, что вы для него кого-нибудь прирежете. Хотя говорят, он сам кого хочешь прикончит и не поморщится.

Вовремя проснувшийся вахтенный догадался опустить сходни, так что не пришлось прыгать второй раз – с борта карака на причал. Колючка, донельзя гордая тем, что ей посчастливилось пройтись рядом с самим капитаном Конаном, окликала всех знакомых и усиленно стреляла глазками по сторонам. К ее глубочайшему разочарованию, возле «Золотой миноги» ей твердо пожелали счастливого пути. И даже слегка подтолкнули в спину.

Из-за обрушившейся на Кордаву летней жары содержатели почти всех трактиров и таверн на набережной вытащили столы на улицу, натянув над нами разноцветные холщовые тенты. Иначе никто не соглашался заглянуть в душное и продымленное помещение, отчего неминуемо страдала торговля и уменьшались доходы. «Минога» не была исключением – все десять столиков небольшой таверны выстроились в круг под ярко-желтым шатром с изображением рыбы, давшей наименование трактиру.

Несмотря на разгар дня и суету в гавани, в таверне сидел только один посетитель. Удобно развалившись на скамье, он прихлебывал вино со льдом и, прищурясь, рассматривал корабли в заливе. Точно приценивался, не прикупить ли парочку в хозяйство.

Никто в точности не знал, за что Эвана из Карташены прозвали Плоскомордым. Никакой очевидной плосколицести, свойственной, например, обитателям гирканийских степей или жителям далекого Кхитая, в нем не замечалось. Однако прозвище оказалось на редкость прилипчивым, и Эван предпочел просто присоединить его к своему имени.

Ремесло Эвана, как и у большинства жителей Зингары, было связано с морем. Иное дело, что его промысел изрядно противоречил закону. Плоскомордый владел одномачтовой фелюгой с командой в десяток человек и был контрабандистом. Причем довольно удачливым, нахальным и умудрявшимся уходить от ответственности как перед представителями государственной власти, желавшими на годик-другой засадить его за решетку, так и перед признанными авторитетами сего нелегкого занятия.

Около года назад Эван Плоскомордый заставил говорить о себе почти все Побережье. Он рискнул перейти дорогу печально известному Зуге Молчальнику – главарю карташенского Прибрежного Союза, как обходительно именовали народ, промышлявший контрабандой. Россказни о поединке старого Зуги и молодого, да раннего Эвана прямо на городской площади не утихали до сих пор.

После смерти Зуги Прибрежный Союз Карташены перешел под руку Плоскомордого. Как поговаривали, власть в городе теперь тоже принадлежала ему. Во всяком случае, сплетники называли Плоскомордого именно тем человеком, что дергает за скрытые ниточки и принимает решения. Эван оказался достаточно умен, чтобы не переусердствовать в укреплении своего влияния и не вызвать неприязни бывших компаньонов Зуги. Также он умудрялся не ссориться с законным губернатором Карташены, и его дела уверенно шли в гору.

Это знали о Плоскомордом все, умеющие слушать, в том числе и Конан. И он не видел никаких причин для того, что процветающему контрабандисту из богатого провинциального городка приезжать в столицу, да еще и искать встречи с капитаном королевских корсаров… рискующим вот-вот угодить в опалу, если не успеет вовремя смыться.

Так что в «Миногу» Конан пришел из чистого любопытства. А также из-за упоминания города Карташены, возле которого, как говорила принцесса Чабела, «Вестрел» уже не раз нападал на суда под зингарским флагом. Может, предлагаемое Плоскомордым дело позволит заодно пошарить вдоль берегов и поискать, кому же это так жить надоело?

Герой Карташены оказался довольно молодым – не старше двадцати пяти. Плоскомордости, как уже было сказано, в нем совершенно не наблюдалось. Зато определение Сигурда «расфранченный» в точности соответствовало истине. Хотя в одежде молодого человека преобладал черный цвет, он с легкостью умудрялся привлекать к себе внимание окружающих. Во всяком случае, почти все проходившие мимо таверны женщины на миг задерживались, чтобы в зависимости от характера и положения либо зазывно улыбнуться, либо принять обманчиво недоступный вид.

«Слишком много о себе воображает, – решил Конан, входя под шелестящий на ветру навес „Миноги“ и усаживаясь напротив своего возможного работодателя. – Ну, и зачем мы ему понадобились?»

Эван Плоскомордый отвлекся от созерцания чуть колышущегося сонного моря и, кажется, даже слегка дернулся, обнаружив за своим столом неизвестно откуда взявшегося постороннего человека. Физиономия у него оказалась, что называется, несколько глумливая, темные, чуть раскосые глаза смотрели не то с насмешкой, не то с вызовом. Ростом он не был замечателен – от силы три с половиной локтя, однако выглядел сильным.

Впрочем, выдержка у Эвана была на высоте – больше он ничем не выдал своего изумления. Слегка наклонил голову и невозмутимо осведомился:

– Надо полагать, я имею честь беседовать с… – он на миг замялся, подбирая слова, затем продолжил: – …с известным капитаном Конаном Киммерийцем?

«Известный капитан» ограничился коротким кивком, еле слышно хмыкнув про себя. Плоскомордый безошибочно понял намек и перешел к делу:

– Мне сказали, что ты иногда берешься за выполнение поручений, которые можно назвать «необычными». Если у тебя сейчас нет неотложных дел, то как бы ты и твои люди посмотрели на предложение провести несколько дней в Карташене? У нас там происходят… всякие странности.

– Какие именно? – уточнил Конан, жестом подзывая пробегавшего мимо служку. Эван уставился сначала на далекий горизонт, затем на носки своих вычищенных до зеркального блеска сапог, а потом неторопливо заговорил:

– С недавних пор начали пропадать корабли. Причем в такие дни, когда нет и не могло быть никакого шторма. Причем в краях, где не утонет даже ребенок и в виду побережья. Причем без всяких следов – обломков, выброшенных на берег тел и прочего. Мне продолжать?

– А какой груз? – поинтересовался Конан. Обычно причина любого таинственного исчезновения судна таилась в его трюмах. – Законный или?…

– Не без того, – с еле заметной полуулыбкой ответил Плоскомордый. – Однако не настолько ценный, чтобы ради него топить или захватывать корабль. Мы порядки Побережья знаем, а если это был кто-то из Союза – я с ним сам справился.

Эван произнес эти слова почти равнодушно, однако в них прозвучала отчетливо различимая нотка угрозы, и Конан мельком подумал, что вряд ли кто в Прибрежном Союзе Карташены осмеливается возражать своему молодому предводителю.

– Может, у вас под боком обосновался какой-нибудь бездельник с Барахас? – поразмыслив над услышанным, предположил Конан. Сказанное Плоскомордым выглядело весьма любопытным… и, если честно, непонятным. Раз он утверждает, что на пропавших кораблях не было ничего особенного, значит, так оно и есть. Тогда зачем понадобилось уничтожать корабли? Это делается только в одном случае – когда ты натворил нечто из ряда вон выходящее и не хочешь оставлять возможных свидетелей.

– Возможно, – согласился карташенец. – Да только он рано или поздно чем-нибудь себя выдал. Например, зашел в деревню за провиантом или водой. Мои люди обшарили все побережье – никто ничего не видел. Да и сами корабли должны куда-то деваться! Если суда крадут и перепродают – они непременно бы появились в гаванях Аргоса или Шема! Но их нет, как морской змей сожрал!..

Плоскомордый внезапно замолчал, точно сболтнул лишнего, и уткнулся в кружку.

– Ну хорошо, – задумчиво протянул Конан. – Значит, пропадают корабли. А тебе-то до этого какое дело, если честно?

– В числе прочих исчезли суда, принадлежащие мне и моим компаньонам, – после некоторой паузы отозвался Эван. – Мне это не нравится. А еще… – он рассеянно побарабанил пальцами по столу и, наконец, решился:

– Я знаю, что прозвучит это ужасно нелепо, однако рыбаки и жители прибрежных поселков в один голос уверяют, что вот уже две луны, как возле устья Флеммы поселился какой-то жуткий водяной зверь, похожий на дракона…

– Чего? – от неожиданности Конан фыркнул в собственную кружку, расплескав часть содержимого по столу. – Кто, кто у вас завелся?

– Морской дракон, – убитым голосом повторил Плоскомордый и сделал движение, чтобы встать. – Ладно, я все понял. Прошу прощения, что отнял твое время. Поищу кого-нибудь другого.

– Погоди, не горячись, – остановил его киммериец, с трудом сдерживая смех. – Во-первых, я еще ничего не решил. Во-вторых, драконов не существует!

– Я знаю, – согласно кивнул Эван. – Но коли мне описывают зверя длиной в два десятка шагов, с парой крыльев и с огромной пастью, нашпигованной зубами, я за неимением другого слова называю его драконом. Людям, которые мне рассказывали об этом существе, я доверяю – скорее всего, они в самом деле видели нечто похожее… В общем, свое предложение я высказал.

– Ты хочешь, чтобы мы попытались изловить или убить какую-то тварь, которая обитает неподалеку от вашего городишки и якобы топит корабли? – уточнил Конан. – А представляешь, сколько времени это займет? И как мы будем искать этого вашего морского дракона посреди океана?..

– Именно поэтому я решил обратиться к тебе, – безмятежно заявил Плоскомордый. – Говорят, у тебя как-то получается справляться с подобными вещами. Давай договоримся так: сейчас начало луны. Если к ее исходу вы никого и ничего не разыщете – значит, не судьба. Вдобавок, может оказаться, что никакого дракона действительно нет и не было, а корабли погибли от рук вполне реальных людей. Ты ведь возьмешься с ними разобраться? В любом случае, я оплачиваю все ваши расходы и плачу сверху ту сумму, которую ты и твоя команда сочтете подходящей.

«Вот только охоты на дракона мне еще недоставало! – Конан сделал вид, что погружен в размышления, хотя на самом деле ему отчаянно хотелось от души расхохотаться. – Это ж какой визг поднимется на борту, когда ребята узнают, куда и зачем мы идем! Но с другой стороны – вдруг получится? Когда в последний раз кому-то из людей удалось прикончить дракона, настоящего дракона? Двести лет назад, триста? Все равно из Кордавы надо уходить, а тут такой подходящий случай… Соглашусь! Там посмотрим, что из этого выйдет.»

– Идет, – Конан пристукнул по столешнице кружкой. – Мы выходим из гавани сегодня вечером, к вашей Карташене доберемся дней через пять-шесть.

– Я еще задержусь в столице, – Плоскомордый старался говорить спокойно, но слышалось, что он одновременно и рад, и не верит тому, что корсар согласился на его невероятное предложение. – Постараюсь закончить свои дела как можно скорее. Встретимся через седмицу в Карташене.

Заключенный договор, как водится, был скреплен на месте взаимным рукопожатием договорившихся сторон, после чего новоявленные компаньоны разошлись по делам. Один отправился собирать загулявшую команду, второй ушел к складам торгового дома «Шерим и сыновья».

И, разумеется, никто из них не подозревал, к чему приведет необычный договор, заключенный в таверне «Золотая минога» на набережной славного города Кордавы.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Жертва семейных традиций

Менестрелю было паршиво. Он внезапно оказался лишенным почти всего из небольшого числа ценимых им вещей. К этим предметам относились: возможность петь, женское общество, наличие денег и хорошая компания.

В данный момент из сего скудного набора наличествовали виола черного дерева и два золотых дублона вкупе с несколькими медными монетками, чудом завалявшиеся в карманах.

Все остальное пребывало в уютном доме в паре кварталов отсюда. На встречу с поспешно брошенным имуществом в ближайшем будущем можно смело не рассчитывать. Вещи что, их потерю легко пережить, постепенно обзаведясь новым пригодным в дороге барахлом.

Но среди всяческого хлама, таскаемого с собой больше по привычке, чем из насущной необходимости, затерялся кошелек. Красивый такой кошелечек, черного бархата, расшитый серебряной нитью. С двумя десятками золотых монет офирской чеканки внутри. Для кого-то такая сумма была мелочью на карманные расходы, но для кого-то – целым состоянием.

Без того унылая песня оборвалась, сменившись сердито насвистываемой мелодией похоронного гимна. Сердиться, собственно, было не на кого. Только на самого себя и на судьбу, решившую слегка пошутить.

А ведь все поначалу так хорошо складывалось!

…В конце нынешней весны странствующий бард Ди Блайи обнаружил, что по горло сыт Иантой Офирской и его творческой натуре настоятельно требуется сменить обстановку. Ианта, конечно, была прекрасным и богатым городом, но слишком многие его обитатели желали слегка подпортить физиономию Блайи, не спрашивая на это позволения.

После некоторых размышлений и подсчета имеющейся наличности Ди Блайи решил, что провести лето на Полуденном Побережье – не такая уж и плохая мысль. Вдобавок, он еще там не бывал, если не считать непродолжительного визита в Мессантию.

Сказано – почти что сделано. На прощание в «Бутоне лотоса» (небольшом, но весьма уютном и недорогом заведении) был устроен шумный кутеж, а еще через пару дней Ианта и Ди Блайи без особого сожаления распрощались друг с другом.

Настоящее имя менестреля, родившегося два с половиной десятка лет назад в маленьком пуантенском городке Блайи, вообще-то было Тейраз. Тейраз Рюделли, если вам угодно. С течением времени название родного городка, по традиции присоединяемое к собственному имени, почти полностью вытеснило последнее. «Ди Блайи», собственно, и означало «родом из Блайи». Некоторые еще добавляли к этому прозвище «Потаскунчик». Блайи, услышав подобное наименование своей особы, всякий раз шумно возмущался и обвинял бесталанных собратьев по ремеслу, старающихся хотя бы по мелочам досадить более удачливому сопернику.

Родители Ди Блайи были мелкопоместными дворянчиками средней руки и пришли в ужас, узнав, чему собирается посвятить свою жизнь их горячо любимый первенец. Неизвестно, что повлияло на его решение. То ли сказки, выслушанные чрезмерно впечатлительным дитятей, то ли стремление любой ценой вырваться из-под опеки любящего старшего поколения.

– Вон из дома! – ревел Рюделли-старший и тут же противоречил сам себе: – Ты выйдешь отсюда только через мой труп!

Матушка, разумеется, рыдала в три ручья и пыталась примирить не в меру вспыльчивых отца и сына. К сожалению – а может, и к счастью – у нее ничего не получилось. Упрямый отпрыск в итоге оказался за воротами загородного поместья, помахал всем на прощание и, не слишком отчаиваясь, двинулся в Гайард – ближайший крупный город.

Вернулся он лет через пять. Не то чтобы прославившийся на все государства Заката и не то чтобы окончательно разочаровавшийся в избранном пути. Скорее, немного поумневший, набравшийся опыта и изрядно призадумавшийся. Прожил в поместье около полугода, а затем снова ушел, не потрудившись сообщить, когда изволит вернуться.

Так и повелось – раз в год Тейраз наведывался домой, приходил в себя, по привычке переругивался с отцом и младшим братом, ставшим законным наследником имения, доводил всех домашних до белого каления и исчезал. Иногда до Блайи докатывались не совсем правдоподобные слухи о его похождениях, и Рюделли-старший, окончательно смирившись с тем обстоятельством, что его старший сынок сошел с ума, махнул на него рукой. Пусть творит, что хочет.

Чем Ди Блайи вполне успешно и занимался.

Он здраво оценивал собственные силы. Конечно, ему никогда не тягаться с Ринальдо Аквилонским или туранцем Абу-ль-Муттаби. Но и посредственностью, вершиной чьих творческих потуг были рифмы «кровь-любовь» или «слезы-грезы», он себя не считал. Надо сказать, не без оснований. Весомым подтверждением его притязаний были звенящие в кошельке монеты и предложения задержаться на годик-другой при чьем-нибудь дворе. Однако Ди Блайи твердо решил осесть на одном месте только после того, как увидит все, достойное внимания в странах Заката. И не торопясь перебирался из города в город, из страны в страну следуя лишь собственным желаниям и любопытству.

Был в жизни Блайи еще один вечно неутоленный интерес. Он любил женское общество. По мнению некоторых, даже слишком. Скорее всего, клеветники завидовали тому, что дамы всех сословий отвечали менестрелю взаимностью. Только вот их мужья и приятели совсем не понимали и не разделяли нежных чувств своих подруг.

Как и большинство уроженцев знаменитой полуденной аквилонской провинции Пуантен, Ди Блайи обладал привлекательной внешностью. «Просто красавчик» (как утверждали женщины), «смазливый до отвращения» (по мнению мужчин). Истина, как водится, лежала где-то посредине. А черноглазый, буйно темноволосый, всегда с насмешливой полуулыбкой Ди Блайи считал, что ему просто несказанно повезло родиться таким, какой есть.

Спасибо за это богам?

Конечно, спасибо! Какие могут быть возражения?

К началу лета Блайи – где своими ногами, где присоединясь к путешествующим торговцам – добрался до места слияния Алиманы и Хорота. Дальше перед ним открывались два возможных пути: вниз по течению Хорота, в Мессантию Аргосскую – либо с торговым кораблем, либо пешком по Дороге Королей, или через Рабирийские горы в Зингару. Первый путь привлекал своей легкостью, второй – загадочностью. Тракт через пользовавшиеся дурной славой Рабиры проложили совсем недавно и ездить по нему отваживались только большими караванами.

Один такой как раз пересек реку и ожидал, не примкнет ли к нему еще кто-нибудь из местных торговцев. Золота Ди Блайи вполне хватило на то, чтобы оплатить место в караване, и дней через пять он пересек невидимую черту между двумя соседями и извечными соперниками – Аргосом и Зингарой.

Торговый обоз направлялся прямиком в Кордаву. Блайи решил, что наведаться в столицу он еще успеет (и, наверное, останется там зимовать), а пока стоит прогуляться по окрестностям. Недаром же столько народу расхваливало ему красоты Полуденного Побережья!

Восхищенные рассказчики не обманули. Свернувший с большого тракта Блайи шел вдоль извилистой береговой линии, ночевал в маленьких рыбацких деревушках и пребывал в состоянии необъяснимого восторга. Вроде ничего особенного ему по пути не встречалось – скалистые обрывы белого известняка, рощи темно-зеленых кипарисов, поля, луга, деревеньки и небольшие городки – как в любой другой стране. Однако все здесь было настолько ярким, радующим глаз и каким-то праздничным, что привыкший с легкостью облекать все увиденное в слова Ди Блайи внезапно замолчал и лишь бездумно глазел по сторонам.

В какой-то из дней этого безмятежного путешествия неизвестно куда он выбрался на дорогу, мощеную красно-коричневым камнем. Дорога старательно взбиралась на пригорки, перепрыгивала через узкие бурные речки, и, наконец, вывела Ди Блайи на высокий крутобокий холм. Внизу, вытянувшись вдоль закругленной пенной кромки неправдоподобно синего залива, лежал городок.

Городок из белого и желтого камня, утопающий в зелени и выглядевший необыкновенно нарядным и ухоженным. С вершины холма Блайи видел узкие улочки, стоявший отдельно большой дом голубоватого оттенка, окруженный пышным садом, и скопившиеся в здешней гавани корабли, казавшиеся издалека игрушечными лодочками. За закатной окраиной города извивалась серебряная лента широкой реки, впадающей в море.

– Хотелось бы мне здесь пожить, – вслух поделился с окружающими миром своими соображениями на будущее Ди Блайи. – Теперь еще узнать, куда меня занесло, и все будет просто замечательно…

Издалека донесся негромкий перестук копыт, и Блайи на всякий случай отошел на обочину – мало ли кто едет. Он хотел еще немного полюбоваться городом на побережье, прежде чем войти в него.

На дороге появился легкий прогулочный экипаж, запряженный парой серых лошадок местной породы. Блайи мимолетно подумал, что карета чересчур аляповато и ярко расписана, и окликнул возницу:

– Эй, любезнейший, как называется вон тот городок внизу?

– Карташена, приятель, – откликнулся возница, натягивая вожжи и замедляя ход без того не спешившей упряжки. – Это тебе не просто городок, а столица провинции Антабрия, понял?

– Угу, – покладисто сказал Блайи. Настроения препираться у него не было. – А что это за река?

Выяснилось, что река называется Громовой или рекой Молний, но здесь ее предпочитают называть Флемма, что, в сущности, означает одно и то же. А также стало известно, что коли господин менестрель пришел в поисках заработка, то сделал он это на редкость вовремя. Почему? Да просто через седмицу в Карташене будет ярмарка, а какая ж ярмарка в Зингаре обходится без трех вещей – боя быков, доброй драки и хороших песен? И съедется на нее почти все провинция, так что скучать никому не придется…