Наслаждение смертью Хлебникова Людмила

«Ума, что ли?» – вытирая слезы, подумала Ксюха.

Ведь хотелось ей учиться, всегда хотелось, но кто поможет? Родители, что ли? Да у них самих восемь классов образования! И на дочь всегда было наплевать. Работали всю жизнь на заводе – больше пили, чем работали, сколько раз увольнять собирались! Даже родительских прав лишать. Мать в такие минуты слезы лила, умоляла чуть ли не на коленях, обещала исправиться, и действительно вроде бралась за ум. Но проходила от силы неделя – и все начинало вертеться по старому, привычному кругу…

…Андрюшка, увидев слезы матери, сначала испугался, а потом на всякий случай тоже решил зареветь. Его протяжный басок вернул Оксанку к жизни, она быстро вскочила со стула и принялась отшкрябывать кастрюлю с пригоревшим молоком.

– Перестань, сынок, – ласково обратилась она к мальчику. – Все уже хорошо. Мама не плачет.

Она вспомнила, что когда родился Андрюшка, она совершенно прекратила лить слезы – забот прибавилось выше крыши, и думать о том, что случилось, и жалеть себя просто не было ни времени, ни сил. К тому же это событие сделало Оксанку счастливой. Окружающие с удивлением наблюдали за тем, как Ксюха, похудевшая еще больше, с ввалившимися от усталости и бессонных ночей, но такими блестящими глазами, сияющая, носилась по двору, выбегая то развешивать пеленки, то за водой, то в магазин. О Славке она вообще не думала.

Но он явился сам. Явился, когда Андрюшке исполнилось три месяца. Ксюха решила было, что он опомнился и пришел просить прощения, и жутко обрадовалась.

«Интересно, что он ребенку купил?» – мелькнула у нее мысль.

Но, как оказалось, покупать что бы то ни было Андрюшке папаша посчитал излишним. Он пришел, заглянул в коляску, которую, скинувшись, подарили Ксюхе подруги, ничего не сказал, сел на стул, уронив голову на колени, и сидел так некоторое время. Ксюха с замиранием сердца ждала, что же он скажет.

Наконец Славка поднял голову и заявил, что устроился на работу, но там, к сожалению, ничего не получилось, «потому что директор – мудак», и попросил у Ксюхи денег, потому как у него недостача.

Ксюха оцепенела, в растерянности глядя на Славку и не зная, что ответить. В этот момент отворилась дверь, и вошла Сашка. Славка сразу же набычился – Сашку он не любил за то, что та никогда не питала иллюзий на его счет и в открытую заявляла, что он мерзавец и тунеядец.

Выслушав, что привело папашу сюда, она молча усмехнулась, потом, поставив сумку с гостинцами на стул, решительно прошла к двери, распахнула ее и спокойно сказала:

– Вон.

– Что? – удивился Славка.

– Вон отсюда, – повторила Сашка, в упор глядя на Славку. – И больше никогда не являйся.

Увидев, что Славка не реагирует, она оттолкнулась от стены и двинулась в его сторону.

Славка тут же встал, и, понурив голову, вышел. Он знал, что Сашка спортсменка и усиленно занимается карате, так что в случае чего навешает только так, и не стал искушать судьбу.

После его ухода Сашка закрыла дверь и принялась выкладывать на стол купленные для Андрюшки продукты. Ксюха хлопнулась лицом на диванную подушку и мелко затряслась. После рождения Андрюшки она заплакала впервые.

Сашка, ни слова ни говоря, положила продукты в холодильник, покормила Андрюшку и, подойдя к Оксанке и положив руку ей на плечо, сказала:

– Прекрати. Это необходимо, иначе ты никогда от него не избавишься. Так и измотает он тебя.

И ушла.

Ксюха еще долго плакала, чувствуя себя совсем одинокой маленькой девочкой, которую никто не любит. Она понимала, что Сашка абсолютно права, но ведь так хотелось надеяться…

После этого Славка еще как-то раз пришел, даже принес шоколадку. И Ксюха не выгнала его. Славка остался на ночь, а наутро, позавтракав на радостях приготовленными Ксюхой котлетами, ушел, сказав, что у него дела и зайдет он как-нибудь на неделе.

Потом он еще приходил, и Ксюха – чего там греха таить! – каждый раз давая слово не пускать, все равно пускала, убеждая саму себя, что теперь он пришел навсегда. Она тщательно скрывала это от девчонок, но те все равно догадывались, правда, до поры до времени помалкивали.

Ксюха сварила новую кашу и села кормить Андрюшку. В этот момент раздался стук в окно.

Ксюха выглянула в окно и увидела Ларису. Та давненько у нее не была, и Ксюха не ожидала ее увидеть и даже не поняла сперва, обрадовалась или огорчилась.

«Да, наверное, и хорошо, что пришла, – решила она. – А то одна сижу, кисну. А с Лариской не получится поныть – она сейчас как начнет о своих приключениях рассказывать…»

Однако открыв дверь, Ксюха с удивлением констатировала, что сегодня Лариска не похожа сама на себя.

– Одна? – коротко спросила она Ксюху, и когда та несколько растерянно кивнула, быстро прошла в комнату и, сев на стул, тут же достала сигарету и прикурила дрожащими руками.

– Что случилось, Лора? – спросила Ксюха, запирая дверь.

– И на нижний закрой, – глухо отозвалась Лариса.

Ксюха, пожав плечами, задвинула тяжеленный засов и села напротив Ларисы, продолжая совать Андрюшке ложку с кашей. Ребенок крутил головой, стараясь увильнуть от кормежки, но Ксюха терпеливо впихивала в него ложку за ложкой.

– Ты чего в пальто-то сидишь? – повернулась она к Ларисе.

Та ничего не ответила, и Ксюха, зная характер подруги, не стала больше ничего спрашивать. Захочет – сама расскажет. Небось с матерью поругалась.

Докурив, Лариса прошла к вешалке и небрежно швырнула на нее пальто.

– Хреновые дела, Ксюха, – устало бросила она, возвращаясь на стул и задумчиво глядя в окно.

– С Адой, что ли, поругалась? – осторожно спросила Оксанка.

– Если бы… – невесело усмехнулась Лариса. – Хахаль откинулся.

– Чего? – не поняла Ксюха.

Она быстро сунула Андрюшке последнюю ложку, облизнула ее и подвинула стул ближе к Ларисе.

– Он тебя бросил, да, Лоронька? – поглаживая Ларисину руку, сочувственно спросила Ксюха.

– Да что у тебя вечно одна херь на уме! – неожиданно взорвалась Лариса, выдергивая руку. – Как будто кроме этих соплей, никаких проблем не существует!

Она нервно заходила по комнате, сжимая и разжимая пальцы. Ксюха обиженно шмыгнула носом и прошла к раковине. Низко наклонившись над ней, чтобы Лариса не увидела ее слез, она долго мыла одну-единственную тарелку. Еще не совсем успокоившись после своих недавних слез, она легко рассопливилась снова.

Наконец, она тщательно вытерла тарелку и сунула ее в шкаф.

– Ладно, извини, – подходя к Ксюхе, примиряюще сказала Лариса. – Извини, Ксюх, я просто на нервах вся. Сейчас я тебе все расскажу.

Ксюха, которая никогда не обижалась долго, с готовностью опустилась на стул и, подперев голову руками, приготовилась слушать.

– …Вот такая, значит, фигня… – стряхивая пепел в блюдце, закончила Лариса. – И что теперь – ума не приложу!

– Но ведь ты ни в чем не виновата! – с жаром принялась убеждать Ксюха. – Он же просто умер, и все!

– Ага, умер! Кто-то же его привязал!

– Ну мало ли кто, почему обязательно ты? Наверняка трахался с кем-то до твоего прихода! Ты-то здесь при чем?

– А сбежала зачем? – подняла глаза Лариса.

– А действительно, зачем? – спросила Ксюха.

– Тебе хорошо говорить! – раздраженно отреагировала Лариса. – Сидя дома на стульчике! А я тогда не соображала, что делаю! И главное, сумку там оставила, твою мать! – она стукнула кулаком по столу и сцепила зубы.

– Ларис, ну что в этом такого уж страшного? Максимум, что будет, так это узнают о твоей связи с ним, и все!

– И так уж все знают! – махнула рукой Лариса и закурила очередную сигарету. В кармане оставалась одна, последняя.

– У тебя сигареты есть? – хмуро спросила она у Ксюхи.

– Есть! – с готовностью ответила та, подбегая к шкафчику и доставая нераспечатанную пачку «Явы».

– Тьфу, гадость, – проворчала Лариса. – Хотя на безрыбье…

– У тебя что, и денег нет?

– Нет, они в сумке остались. Блин… Чего делать-то? – с какой-то надеждой посмотрела Лариса на Ксюху.

– Лор, почему бы тебе просто не пойти домой?

– Ага, а меня там уже ждут!

– Ну и что? Сразу все и расскажешь. Реши разом эту проблему – и все, ты же не будешь теперь прятаться все время!

– Ксюх… – просительно посмотрела на Оксанку Лариса. – А ты не сходишь туда сама, а? Ну просто на разведку, чтобы мне полегче стало.

– Я? Ну я даже не знаю. Вообще я думаю, ты зря загоняешься!

– Ксюх, сходи, а?

– А Андрейку куда я дену?

– Да я с ним посижу! Сколько угодно! Ты же не надолго.

– Ой, ну ты прямо меня загрузила… – Оксанка в раздумьях покачала головой.

– Ксюх, ты же только туда и обратно!

– А у кого я что узнаю-то?

– Ты сначала ко мне зайди. Спроси, не приходил ли кто. А потом с бабульками покалякай, они наверняка там на ушах стоят, все разговоры на одну тему.

– Ну ладно, – пожала плечами Ксюха, накидывая старенькое пальтишко. – Я постараюсь.

Оставшись одна, Лариса выкурила последнюю сигарету, вздохнула и с тоской уставилась в окно.

Ксюха, выскользнув на улицу, зажмурилась от ударившего в лицо холодного ветра и, поеживаясь, поспешила к остановке.

«Какие на фиг бабульки! – подумала она. – Они все по домам сидят в такую холодину. Что же мне, по квартирам ходить?»

Доехав до Ларисиного дома, она бросила взгляд на свой, в котором жили родители. У них горело окно на кухне. За неплотно задернутой занавеской маячила лохматая голова отца.

«Зайти, что ли?» – с тоской подумала Ксюха, ощутив, как ей хочется просто поговорить по душам с родителями, поделиться новостями об Андрюшке… Но, вспомнив, чем каждый раз оборачивались подобные визиты, решительно заспешила к Ларискиному подъезду.

– Привет, – томно улыбнулась Аделаида Александровна, открывая дверь. – Проходи, солнце. Только Лорки нет. И не знаю, когда будет. Но мы с тобой сейчас кофейку попьем. А где твое сокровище-то?

– Оставила с подругой, – ответила Ксюха, снимая дырявые ботинки, которые носила третий год, и отставляя их подальше.

«Хорошо, что пока дождей нет, – подумалось ей. – Польют, опять ноги промокать будут, снова болеть…»

– Аделаида Александровна, а к Ларисе никто не приходил? – спросила она, проходя на кухню.

– Нет, зайка. А кто должен был прийти?

– Ну, я думала, может, кто из девчонок, – выкрутилась Оксанка, чувствуя, что краснеет. Она очень не любила и не умела врать.

– Нет, не был никто. Сашку я видела, она с работы шла. Но зайти не обещалась, – говорила Аделаида Александровна, ставя чайник на плиту.

Ксюха посмотрела на нее и в очередной раз убедилась, насколько Лариска похожа на мать. Аделаида Александровна, или Ада, как звали ее друзья, муж и даже дочь, была высокая, статная, рыжая, с ослепительно белой, словно прозрачной кожей. В красивых зеленых глазах таился живой огонек и вечно какая-то смешинка. На Ксюху словно бы смотрела Лариса, ставшая вдруг старше на двадцать лет.

Впрочем, для своих сорока шести Аделаида Александровна выглядела просто великолепно. Лицо было чистым и гладким, а волосы – ах уж эти волосы, предмет вечной зависти Ксюхи! – пламенными хлопьями спадали на плечи.

Ксюха с грустью потрогала свои жиденькие косенки неопределенного, какого-то серого цвета, и в очередной раз задумалась над тем, а не выкрасить ли их в такой же цвет? А потом, в очередной же раз, поняла, что ничего хорошего из этого не выйдет. Во-первых, такой божественно красивый цвет может подарить только сама природа, а во-вторых, сколько ни крась, а гуще от этого волосы не станут.

Аделаида Александровна уже разливала воду по чашкам и насыпала кофе.

– Бери, – протянула она чашку Ксюхе. – Есть хочешь? Колбаса есть.

– Да нет… – смутилась Оксанка. – Не надо.

– Чего «не надо»! – махнула на нее рукой Ада, доставая из холодильника батон колбасы и нарезая его толстыми, неаккуратными ломтями.

– Готовить некогда, – словно оправдываясь, сказала она Ксюхе. – В театре же все время, утром репетиция, вечером – спектакль. Среди дня домой бежишь – перерыв, а вечером опять в театр. Карусель, словом.

– Да… – понимающе протянула Ксюха, кладя колбасу на хлеб.

Посидев еще немного, она поднялась.

– Я пойду, Аделаида Александровна, не буду больше ждать – вдруг Лариса вообще не придет.

– Может, и вообще не придет, – согласилась Ада. – Чего ей? Дело молодое.

Выходя на улицу, Ксюха столкнулась с Катькой. Одетая в коротенькую замшевую курточку, отделанную на рукавах и воротнике мехом, черные брючки и ботиночки на меху, она вбегала в подъезд.

«Вот у Катьки ноги не мерзнут, – подумала Ксюха, заранее внутренне сжимаясь перед встречей с холодным ветром. – И слава богу!»

– Привет! – весело поздоровалась Катька, облизывая мизинец правой руки, в которой она держала мороженое на палочке, обернутое яркой бумажкой. – Ты откуда?

– К Ларисе заходила.

– А ее нет, – сообщила Катька, слизывая сладкие прохладные капли.

– А ты откуда знаешь? – удивилась Ксюха.

– Так она заходила ко мне. Сказала, что к жениху идет.

– Слушай, Катька… – Ксюха заозиралась, потом схватила подружку за руку. – У тебя можно поговорить?

– Можно, конечно. А что случилось?

– Дома расскажу.

– С Андрюшкой что-нибудь? – встревожилась Катюха.

– Нет, тьфу-тьфу! Ну, пошли, что ли?

– Пошли! – пожала плечами Катька, поворачиваясь в сторону своего дома. – Правда, я к маме хотела забежать, ну да ладно.

– А твои дома?

– Муж дома, а Настю он маме завез. Я вот и шла ее забрать, но раз у тебя серьезный разговор, то какие могут быть вопросы!

– Как ты можешь в такой холод мороженое есть? – поежилась Ксюха.

– А чего? – беспечно вскинула брови Катька. – Нормально!

Они поднялись к ее квартире, Катька зашебуршилась в карманах, ища ключи.

– Ну, где же вы, противные? – бормотала она, выворачивая карманы. – Я же хорошо помню, что клала сюда…

Как выяснилось, Катька сунула ключи в карман брюк, причем задний.

– И когда я успела их туда переложить? – недоумевала она, поворачивая найденные ключи в замке. – Просто ума не приложу! Проходи!

Они прошли в кухню.

– Бери что хочешь в холодильнике! – махнула Катька рукой.

– Нет, я уже не буду. Меня Ада кормила. В общем, слушай.

И Ксюха поведала Катьке историю, приключившуюся с Ларисой.

– Да ты что! – возбужденно хлопнула Катька себя по коленке. – Ну, дела! А я-то из окна выглядывала, думаю – чего у того дома толпа собралась и милиция понаехала? Ну, блин…

– Узнать надо, что там и как, – сказала Ксюха. – Надо же Лорке домой идти.

– Слушай, так я сейчас к Гальке сгоняю! – подпрыгнула Катька на месте.

– К какой Гальке?

– К Волоховой, это девчонка, с которой я познакомилась. Она недавно в тот дом переехала, но девка классная! Сейчас, я мигом сгоняю! – Катька уже ринулась в коридор, хватая с вешалки свою куртку и попутно роняя другие развешанные на ней вещи.

Она наскоро сгребла их с пола и кинула на диван в зале.

– Я сейчас! – донесся ее голос уже с лестничной клетке, а за ним стук каблуков – Катька, одержимая новостью, даже не стала пользоваться лифтом.

Ксюха посмотрела в окно и вздохнула. Находиться в чужой квартире одной ей почему-то стало неуютно.

Она прошла в зал, зажгла свет и включила телевизор. Ей всегда казалось, что это создает ощущение того, будто она не одна находится в доме.

По второму каналу шла какая-то музыкальная программа, и Ксюха увлеклась слушанием новой жалостливой песни Тани Булановой – она всегда любила такую музыку…

Примерно минут через пятнадцать послышалось звяканье ключа.

Ну наконец-то! Ксюха вскочила и бегом побежала в прихожую.

– Ну что? – накинулась она на Катьку.

– Фух, погоди, ботинки сниму, – отдуваясь, проговорила Катька, и прошла в зал, сразу же плюхаясь на диван.

– Короче, – залезая на него с ногами, сказала она, – скажи Лорке, пусть фигней не страдает – все там нормально. Мужик, скорее всего, умер своей смертью, – все слышали, что менты так и сказали. Просто перетрахался, и сердце не выдержало. Так что пусть домой возвращается, а то совсем загонится. А за сумкой своей в ментовку сходит и все объяснит – так мол и так, получилось случайно, я не при делах. Дела-то никакого нет!

– Ох, ну слава богу! – подскочила Ксюха на диване и быстро пошла в коридор. – Прямо от сердца отлегло…

– Погоди, погоди, ты куда? – идя за Ксюхой по пятам, говорила Катька. – Ты что, вот так прямо и уходишь? Мы и не поговорили даже!

– Катя, некогда мне разговаривать! – простонала Ксюха. – У меня Андрейка там с Ларисой, и она вся на нервах сидит, а тебе лишь бы потрепаться!

Увидев, как обиженно надулись Катькины пухлые губки, Ксюха тут же спохватилась:

– Ой, прости, пожалуйста, Катюша, я не хотела тебя обидеть. Спасибо большое, Лариска-то как рада будет.

– Ну ты скажи ей, чтобы она ко мне зашла! – крикнула Катька уже в дверь, когда Ксюха бегом сбегала по лестнице.

Она только рукой махнула и помчалась дальше.

«Только бы троллейбус не пришлось ждать! – вертелось у нее в голове, – а то совсем околею!»

У Ксюхи были зимние сапоги, но почти совсем новые, и она очень их берегла. Вдруг в них лет пять придется проходить?

«Ладно, – решила она, – еще месяц как-нибудь пробегаю в этих, а потом придется доставать и носить. Что-то осень в этом году круто началась!»

Приехав домой, она с порога сообщила совсем потерявшей терпение и разум Ларисе, что все в порядке, обратив внимание на то, что пепельница полна окурков от «Явы», а Лариска дымит очередной сигаретой.

– Господи! – Лариса аж зажмурилась, – нет, все-таки ты есть на свете! Ну ладно, я побегу.

И она, одеваясь, пошла к двери.

– Катька просила тебя зайти к ней, – немного обиженно проговорила Ксюха.

– Перебьется, – отозвалась Лариса.

Вот в этом вся Лариса! Когда надо, так «Ксюха, миленькая, сделай, пожалуйста», а как сделаешь – так «Я побегу»!

В этот момент Лариса стукнула в окно, уже проходя по двору, и крикнула:

– Ксюха, спасибо!

«Нет, все-таки она хорошая», – расплылась в улыбке Оксанка, беря на руки Андрюшку, который радостно залопотал при виде матери…

Придя домой, Лариса первым делом направилась в ванную. Погрузившись в теплую воду, она с наслаждением расслабилась, выбрасывая из головы все тревожные мысли, которые загружали ее сегодня.

«Все, пора об этом забыть, – внушала она сама себе. – Завтра же заберу сумку и поставлю жирную точку в этом деле. И надо же было вести себя так глупо! Слава богу, все кончилось…»

Наутро Лариса как ни в чем не бывало ушла на работу, а когда вернулась, то сразу поняла, что точку в этом деле ставить рано.

– Лора! – пока Лариса разувалась в прихожей, ей навстречу метнулась перепуганная Аделаида Александровна. – А к тебе тут пришли…

Словно камень ухнул откуда-то из центра груди к кончикам пальцев на ногах. Лариса сразу же поняла, что пришел кто-то явно не с дружескими намерениями.

– Лариса Николаевна? – из зала выходил высокий мужчина в милицейской форме.

– Да… – немного растерянно подтвердила Лариса.

– Капитан милиции Корнеев, попрошу вас проехать с нами, – отчеканил мужчина без всяких эмоций.

Лариса невольно повернулась в сторону матери. Та стояла совершенно потерянная и ничего не понимала.

– Я арестована? – медленно спросила Лариса.

– Не волнуйтесь, вы просто задержаны до выяснения обстоятельств.

Лариса молча кивнула, спокойно надела снова ботинки и встала в ожидании капитана. Тот открыл дверь и пропустил Ларису вперед.

– Лора! – побледневшая Ада кинулась к дочери.

– Все будет нормально, мама, – безжизненным голосом сказала Лариса. – Все будет нормально. Ты только к Сашке зайди.

– Лоронька, а что же мне ей сказать? – совершенно убитая Ада шла по пятам за дочерью через общий подъездный коридор и, вытирая слезы, пыталась заглянуть ей в лицо. Пожалуй, в таком состоянии Аделаиду Александровну Драгомилову еще никто не видел. Оказавшись в критической ситуации, она вдруг абсолютно утратила способность владеть собой и контролировать эмоции. Лариса же всегда была сама по себе, и мать привыкла так воспринимать собственную дочь. Она давно считала ее взрослой, ни во что не вмешивалась, считая, что Лариса сама во всем разберется. Отчасти это было отмазкой, потому что у Ады вечно не хватало времени на дочь, и она успокаивала себя подобной формулировкой, снимая с себя ответственность и уверяя сама себя, что воспитала дочь самостоятельной.

Аделаиде никогда не приходило в голову, что с Ларисой может что-то случиться, и теперь, увидев, что дочь попала в беду, причем неизвестно какую, но явно криминального характера, она совершенно растерялась.

– Что же мне сказать-то ей, Лорочка? – повторила Ада, как-то даже заискивающе заглядывая дочери в глаза.

– Скажи, пусть к Катьке зайдет, или к Ксюхе, – быстро проговорила Лариса. – Они все знают.

– А… – начала было Ада, но Лариса вдруг резко прикрикнула на нее:

– Да прекрати ты, пожалуйста, мама! И так тошно!

И Ада послушно утерла слезы и замолчала.

– Хорошо, дочка, – тихо сказала она уже сама себе, потому что дверь коридора за Ларисой и капитаном захлопнулась, – я все сделаю.

Сашка пришла в тот день рано – потянула сухожилие на тренировке и отпросилась.

Дома, туго перебинтовывая ногу эластичным бинтом, она досадовала сама на себя.

«Угораздило же тебя так резко сигануть! Спокойнее надо быть! Теперь вот несколько дней без тренировок, а это, между прочим, потеря навыков!»

Но так как Сашка ни при каких обстоятельствах не теряла рассудительности, то она тут же успокоила себя тем, что когда нога заживет, она просто несколько дней позанимается более интенсивно, и форма будет восстановлена.

Замотав ногу, она удовлетворенно притопнула ею по полу и, сдув со лба непослушную светлую прядку, собрала волосы в хвост.

– Пап! – крикнула она в комнату. – Обедать идем!

Владимир Николаевич Вершинин, услышав голос дочери, отложил газету и прошел в кухню.

– Давай, давай, – сказал он, усаживаясь на стол. – Как нога-то?

– Нормально! – махнула рукой Сашка, строгая колбасу и сыр и делая бутерброды. – Пап, – она виновато развела руками. – Ну, сам знаешь – котлеты жарить я не умею…

– Да о чем ты говоришь, – улыбнулся отец. – Все замечательно.

Они ели бутерброды, запивали их чаем, и Сашка рассказывала о том, как прошел сегодняшний рабочий день. Работала Александра Владимировна Вершинина в фитнесс-клубе, вела женскую группу по самообороне, попутно занимаясь карате. Отец внимательно слушал увлеченный рассказ дочери.

Сашка всегда была ближе к отцу, чем к матери, они всегда отлично находили общий язык. Сашка постоянно делилась с ним своими проблемами. Сначала будучи маленькой девочкой, когда и проблемы были детсадовского уровня, она с обидой говорила отцу, ведшему ее за ручку из садика, о том, как Мишка нарочно выдернул из-под нее лошадку-качалку, и Сашка больно полетела носом об пол.

– Ты плакала? – взметал брови отец.

– Нет, – уверенно качала головой Сашка. – Я ему врезала по шее! Воспитательница ругалась, но я не стала говорить, что он первый начал.

– Молодец, – удовлетворенно отвечал отец и крепче сжимал ручку дочери. – А воспитательнице не жалуйся. Никогда никому не жалуйся, дочка. – И добавлял:

– Мне можешь.

Мать ругалась, не понимала, говорила, что отец воспитывает из Сашки какую-то пацанку, драчунью, но Сашка и не хотела быть другой. Все свои проблемы она решала сама, иногда прибегая к помощи отца, но только не матери. Попытавшись несколько раз поделиться с ней и наткнувшись на откровенное непонимание и осуждение, Сашка вдруг осознала, что мать никогда не принимает ее сторону. И отказалась раз и навсегда делиться с ней чем бы то ни было.

Мать чувствовала, что дочь замыкается, отстраняется, тянется к отцу, страдала из-за этого, ощущая даже уколы ревности, но ничего не могла изменить. Ей всегда не хватало чуткости и умения выразить свои чувства, поэтому она молчала, вела себя строго и сдержанно. И Сашка принимала этот сценарий.

Потом Сашка рассказывала отцу, какой мальчик ей нравится, и какому нравится она…

Даже когда Сашка стала девушкой, она, не поняв, что с ней происходит, жутко испугалась, молчала три дня, а когда отец на четвертый не выдержал, заметив, что с дочерью явно творится неладное, вывел ее на кухню и, плотно закрыв дверь, выспросил, в чем дело, Сашка, давясь в слезах и умирая от стыда, рассказала.

Отец покачал головой, выругался в сторону и, резко вскочив, вышел в комнату, где с книгой сидела мать. О чем они говорили, Сашка не слышала, но буквально через пару минут встревоженная мать позвала ее к себе и, пряча глаза, попыталась объяснить дочери, что с ней происходит. Это был, пожалуй, единственный интимный разговор между ними за всю жизнь. И благодарна за него Сашка была в первую очередь отцу.

Отец Сашку и машину научил водить, и кран чинить, и обои клеить. Росла этакая девочка-мальчик, и отец порой жалел, что не сумел дать ей того, что могла бы дать при воспитании женщина, боясь, что девчонка будет лишена женственности.

Но нет, Сашка в юности расцвела, набралась привлекательности. Будучи в детстве абсолютно обычным, малокрасивым ребенком, она вдруг превратилась в привлекательную, женственную девушку. Не очень высокая, стройная блондинка с очень милым и удивительно свежим лицом. Она предпочитала одеваться в спортивном стиле – джинсы, кроссовки, свитера. Летом – шорты и майка. Светлые пушистые волосы почти всегда собирала в хвост.