Жизнь после брака Жукова-Гладкова Мария

Глава 1

В перерыве между занятиями с клиентками я проверила мобильный. Во время работы он лежит у меня в сумке с отключенным звуковым сигналом. Не знаю, что заставило меня взять в руки трубку. C самого утра у меня было дурное настроение – будто я знала, что что-то должно произойти.

Старшая дочь звонила восемь раз.

Я быстро запустила набор ее номера, прикидывая, что же могло случиться. Мои дочери в субботу не учатся. Они сегодня отсыпаться должны! Внутри у меня все сжалось.

– Вчера поздно вечером застрелили Родионова, – сказала дочь, которая после нашего развода с папочкой называла его исключительно по фамилии, как, впрочем, и я сама.

Я издала какой-то неопределенный звук.

– Я решила тебе позвонить и предупредить – чтобы ты лучше от меня узнала, а не от кого-то из клиенток, – невозмутимо продолжала Лариса, у которой смерть отца, похоже, никаких волнений не вызвала. Хотя они не виделись пять лет… – Работать-то сможешь?

– Смогу, – ответила я, взяв себя в руки.

Признаюсь: это было не очень сложно. У меня все давно перегорело. Душевная рана успела затянуться. Детали узнаю вечером. Дома. От старшей дочери или от мамы, которая уж точно к нам прибежит.

Я уже пять лет разведенная женщина. Брошенная олигархом питерского разлива женщина. Первая жена. Жена студенческих лет и лет становления газового магната. Та, которую сменили на более молодую. «Подруга дней суровых» стала не нужна. По статусу полагалась юная длинноногая модель. Молодая хищница, которая вовремя подвернулась под руку. Или другую часть тела.

Нет, не думайте, я не жалуюсь. Теперь рада, что все так сложилось. Рада, что мы развелись. Вовремя развелись – пока для меня не стало слишком поздно начать новую жизнь. Я сделала карьеру. И кем? Тренером по фитнесу! Я – самый дорогой тренер по фитнесу в самом дорогом оздоровительном центре в городе. Дамочки моего возраста (и старше) ко мне в очередь встают. Я – живое воплощение их мечты – в смысле приведения тела в порядок, а не статуса брошенной богатым мужем женщины. Они-то пока при мужиках, оплачивающих дорогой фитнес. Хотя на моем примере они опять же могут убедиться, что есть жизнь и после мужа-олигарха. Если захотеть, можно сделать карьеру и содержать семью. Конечно, тех денег, которые были раньше, у меня сейчас нет, но те были деньгами Родионова, а эти – мои. Я сама их заработала!

Работа с людьми мне очень нравится, дает невероятный заряд бодрости и положительные эмоции. Я – лицо и символ нашего центра. Однако иногда задумываюсь, не подключиться ли мне к административной работе? В общем-то, пора совмещать работу тренера с чем-то еще. Не до пенсии же тренером по фитнесу работать? Мне сейчас сорок три, а новую жизнь пришлось начать в тридцать восемь… Совершенно новую.

Но согласится ли Норка, директриса нашего оздоровительного центра, подпустить меня к административной работе? Помощница ей точно нужна. Я же вижу. Надо подумать, под каким соусом ей подать мое желание поучаствовать в административной работе. Если бы был жив Ашот, ее муж и бывший директор центра…

Возвращаясь домой, я вспоминала, как начиналась моя карьера… И как была права мама, которой Родионов не нравился с самого начала. Он не понравился ей еще студентом-фарцовщиком, а когда зять стал газовым королем, теща перестала с ним общаться. Другие тещи поступают наоборот.

Но мама все сделала правильно. Когда мы собрались пожениться, она первым делом отправилась к юристу, чтобы выяснить, как Родионова устроить на работу, не прописывая в нашей квартире. Во время учебы он был прописан в общежитии, потом, по-моему, дал взятку коменданту, чтобы эта прописка у него осталась. Мама наотрез отказалась прописывать зятя в нашу однокомнатную квартиру, и ее сохранила, и Родионов не получил на нее никаких прав. Зятю мама объяснила, что ее отказ должен служить для него стимулом для зарабатывания денег на отдельное жилье.

Вообще мама приложила массу усилий, чтобы мы не поженились. Но свадьба с Родионовым была моим протестом против ее вечного давления. Она всегда навязывала мне свою волю, диктовала, что делать. Но в тот раз – единственный – не смогла. Я слишком любила Родионова, чтобы от него отказаться. Мама поняла, что, если мне придется делать выбор, я выберу Родионова.

После нашего бракосочетания мама настаивала на вложении денег в недвижимость, постоянно капала на мозги зятю – и на мое имя оказалась записана первая квартира, в которую мы переехали с мужем и старшей дочерью, чтобы жить отдельно от мамы.

Когда Родионов заработал на отдельное жилье (ту самую трехкомнатную квартиру, в которой я с двумя дочерьми проживаю сейчас – спасибо маме!), мама объяснила зятю, что квартиру нужно оформить на меня и дочь (тогда была еще только одна дочь) – на тот случай, если его посадят. Родионов рвал и метал от ярости, но мама спокойно продолжала объяснения. Поскольку мой бывший со студенческих лет занимался противозаконной деятельностью, а от подельников много слышал о конфискации, он в конце концов был вынужден признать, что мама права.

Следующую квартиру, в элитном доме на Петроградской стороне, он, правда, оформил уже на себя, но в ней мы потом зарегистрировали вторую дочь. Сейчас старшей двадцать, младшей десять. Обе живут со мной. Папе после развода они оказались не нужны. У папы появились бывшая модель и рожденный ею сын. Где зарегистрированы – не знаю. Может, знает мама, но не говорит мне.

Не знаю, откуда у моей мамы деньги. Может, имеется богатый поклонник? Я не спрашиваю. Считаю неэтичным задавать подобные вопросы. Но после моего развода с Родионовым у нее точно была одна пенсия, а потом, когда и я начала вставать на ноги, у мамы появился какой-то доход. Может, сама когда-нибудь расскажет?

О желании со мной развестись Родионов объявил нам с мамой одновременно. Попросил меня пригласить тещу в гости для важного сообщения. Теще сказал, что хочет сразу же поставить все точки над «i», чтобы нас больше никогда не видеть.

– Ты что, вообще ничего не замечала? – спросила меня мама, когда мы с дочерьми уже переехали от Родионова. Мама жила в своей однокомнатной квартире.

Я пожала плечами. Не замечала. Я была занята младшей дочерью, которая в детстве много болела (но почти прекратила после того, как мы съехали от папочки), старшей дочерью, которая много выпендривалась, но стала моей настоящей опорой после расставания с папочкой, и собой. Меня здорово разнесло после вторых родов, и именно тогда я отправилась в оздоровительный центр. В качестве клиентки.

Я увлеклась фитнесом, диетами, перепробовала различные процедуры, предлагаемые центром. Привела себя в норму. Я гордилась собой. Но Родионову это было уже не нужно. Была рыжая модель, которая годилась ему в дочери. Модель явно капала ему на мозги. Она хотела замуж. Мне было тридцать восемь… Родионову – столько же, но он-то считал себя молодым мужчиной, или мужчиной в самом расцвете сил, а жену-ровесницу – старухой, вышедшей в тираж. И он не один такой. Мне приходится убеждать своих тридцатилетних клиенток, что они еще совсем не старые. Я выполняю работу не только тренера, но и психотерапевта, а иногда только психотерапевта, поэтому, возможно, и пользуюсь таким спросом. Некоторым клиенткам нужно просто поговорить. С человеком, который поймет. На самом деле поймет, в чем проблема. Бывшая жена олигарха примерно их лет понимает это прекрасно. Я ни от кого не скрываю свое прошлое. Да, в общем-то, клиентки про него и так знают.

Во время того памятного разговора Родионов посоветовал мне брать пример с мамы и учиться у нее. Теще сказал, что даже взял бы ее на работу – с ее бульдожьей хваткой.

– В газовую компанию? – уточнила мама.

– Да, инспектором по кадрам. Вы, Вера Сергеевна, на самом деле очень хорошо разбираетесь в людях. Вы в состоянии предвидеть, от кого чего можно ждать. Все ваши прогнозы относительно меня оправдались.

– Какие прогнозы? – встряла я.

– Я тебе потом расскажу, – отмахнулась мама.

– И относительно всех моих знакомых. Если можно, я буду в дальнейшем к вам обращаться за консультациями. Естественно, буду за них хорошо платить.

Потом Родионов сообщил, что желает со мной расстаться, причем мирно. Мама хмыкнула. Мне отходила трехкомнатная квартира, в которой мы проживаем теперь, старая дача (у Родионова оставался элитный загородный особняк), машина, на которой я езжу до сих пор и которую пора менять, и десять тысяч долларов на счет в любом банке.

– Что за жалкая кость? – скривилась мама.

– Вера Сергеевна! – воскликнул Родионов. – Я могу выкинуть вашу дочь с голым задом, отсудить половину квартиры, половину дачи, не дать денег вообще…

Мама начала спорить.

– У вас есть деньги на дорогих адвокатов? – прищурился Родионов.

В этот момент я поняла, что он давно готовился к разводу. И хорошо подготовился. Я могу не получить ничего. Денег на адвокатов у меня нет. Ни на каких адвокатов – ни дорогих, ни дешевых. Хотя дешевых против Родионова нанимать бессмысленно.

Мама выторговала двадцать тысяч.

– Я так и знал! – воскликнул Родионов. – Поэтому и назвал сумму, в два раза меньшую, чем готов дать.

Мама опять завелась.

– Деньги положишь в четыре банка по пять тысяч, – прервала я поток излияний мамы. Она пораженно посмотрела на меня. – Естественно, я заберу все свои вещи и драгоценности и ты оплатишь наш переезд с девочками.

– Конечно. Но ты должна понимать, что эти деньги – алименты единовременно.

Мама опять попробовала возмутиться. Она точно знала, как должны выплачиваться алименты по новому Семейному кодексу.

– Я предпочту алименты единовременно, – твердо заявила я. – Иначе потом ничего не получишь.

Родионов усмехнулся.

– Ваша дочь все-таки чему-то от вас научилась, Вера Сергеевна, – заметил он. – Это комплимент, Варенька.

Судя по маминому выражению лица, она что-то обдумывала, но пока решила промолчать. Месть подают холодной. Я не сомневалась, что мама придумает какой-то план мести дорогому зятю.

Мама хотела перекрыть ему выезд за границу. Но Родионов (то есть его адвокаты) предусмотрительно подготовил бумаги, которые я подписала, чтобы получить хотя бы то, что он давал. Я слышала про других первых жен олигархов… Я знала, что бывший муж может не дать вообще ничего. Я понимала, что в крайнем случае могу лишиться жизни. Нет, я не очень верила, что Родионов пойдет на убийство, но кто его знает, что с ним станется после длительного общения с хищницей-моделью? А у меня две дочери, которые, как выяснилось, кроме меня, никому не нужны.

Мы переехали. Младшей было пять лет, и по ней перемены не ударили, то есть я сделала все от меня зависящее, чтобы она их не почувствовала. Старшая, естественно, их почувствовала. Ей было пятнадцать лет. Когда она родилась, мы были бедны (конечно, относительно – в сравнении с тем, что стало потом, ведь папа – мелкий фарцовщик и папа – газовый король – это две большие разницы), но когда она стала входить в сознательный возраст, мы жили богато. Ей ни в чем не отказывали, мы отдыхали на дорогих курортах, холодильник был забит деликатесами.

Но опять же помогла бабушка, которая, как выяснилось, уже давно капала внучке на мозги насчет того, что представляет собой «драгоценный папочка». То, что «драгоценный папочка» отказался от нее и даже не желал разговаривать, стало шоком даже большим, чем понижение уровня жизни. Потом Лариса увидела, как тяжело мне. Мы стали очень близки. Мы со старшей – подружки.

Для меня самым большим шоком было то, что Родионов ни разу не встретился с дочерьми и не желал этого. Я была готова позволить ему общаться с ними столько, сколько захочет, в любое время. Он не хотел нисколько. Скорее всего, не хотела модель. Но вообще-то и раньше он с ними мало общался. Уходил на работу, когда они еще спали, возвращался, когда уже спали, в выходные у него была баня, охота, рыбалка, какие-то клубы. Да, мы проводили вместе его отпуска. Но на курортах обязательно оказывался кто-то из партнеров, друзей, хороших знакомых.

И как я вообще жила все эти годы? Стала задумываться об этом после развода. Да, я сама занималась детьми – никаких нянек не было, только мама помогала. Сама готовила, потому что люблю это дело. Уборкой квартиры и стиркой занималась приходящая два раза в неделю домработница. Я много читала, потом стала много времени проводить в оздоровительном центре… Но все равно это был какой-то вакуум. Я не знала реальной жизни.

Она началась после развода.

Мой диплом инженера-строителя, естественно, был никому не нужен. Тем более я почти не работала по специальности, родив дочь через год после окончания института. Родионов, с которым мы вместе учились, тоже ничего не строил, а просто присосался к газовой трубе. Или строил газопроводы? Не вникала. Я не знаю, чем именно занимается его компания.

В первый же вечер в новой (то есть старой) квартире, разобрав вещи и уложив девчонок спать, села на кухне с чашкой чая (спиртное пить я себе запретила, так как знала: это путь в никуда) и глубоко задумалась. Куда могу устроиться на работу? Кем я могу работать? Что хочу делать?

Выданные Родионовым деньги я решила оставить на самый черный день. Я собиралась работать и кормить своих дочерей и себя. Сама. Я должна была доказать Родионову, что на что-то гожусь. Хотя ему на меня и на мои доказательства было плевать. Но я хотела щелкнуть его по носу!

Поняла, что могу работать только инструктором по фитнесу. Я знаю все о том, как привести себя в норму. Я сама – воплощенный в жизнь результат похудения. Мои фотографии «до и после» висят в холле оздоровительного центра.

Вопрос был в том, возьмут ли меня.

Меня взяли. Ашот, тогдашний хозяин фитнес-центра, был очень умным и дальновидным человеком. Он понял, что клиентки ко мне пойдут. Он дал правильную рекламу. Пусть земля будет ему пухом.

Наконец я зарулила во двор. Да, пора менять машину. Сколько лет уже на ней езжу? Раньше-то благоверный мне каждый год новую дарил. Но где взять деньги на новую машину?! И ведь моей старшей тоже нужна машина. Она недавно права получила, я иногда даю ей порулить. Отдала бы ей эту, если бы могла купить новую. Мне хватает на жизнь, на отдых. Кредит я брать не хотела – долгов всегда боялась панически. На три, а то и пять лет в кабалу к банку? Нет, ни в коем случае. Оставленное на черный день потратить на груду железа? Нет! Мало ли что может случиться… А рассчитывать я могу только на себя. Как мне заработать?!

Бросила взгляд на свои окна. Субботний вечер, а я в половине седьмого возвращаюсь с работы. Это очень рано. В будни иногда возвращаюсь в двенадцать. Воскресенье выходной. У меня больше всего клиенток в будни – и днем, и вечером. В субботний вечер у всех другие дела, как и по воскресеньям. Но меня всегда ждут дома. Я знаю, что меня ждут. От этого на душе становится тепло.

Самая большая проблема всех богатых и известных людей, с которыми меня сталкивала жизнь, – это отсутствие настоящих друзей. Если кто-то и есть, то это друзья детства или школьные, которые не начали писать кипятком от зависти после того, как человек стал богатым и известным. Лучший вариант – если твои детские и школьные друзья сами чего-то добились в жизни.

Я растеряла школьных и институтских подруг. Они жутко завидовали богатству нашей семьи. Мне было неприятно слушать их вставляемые в разговор фразы типа «Да, ты вовремя сориентировалась, за кого выйти замуж», «Да, конечно, с таким мужем у тебя нет и не может быть проблем». Постоянные указания на то, какая у меня сладкая жизнь «с таким мужем», мне надоели. Вероятно, они считали, что я должна стыдиться того, что Родионов сделал карьеру и разбогател. Я прекратила общение. Не понимала, почему они считали меня виноватой в своих проблемах! В своей неустроенной личной жизни. В том, что их пьющие мужья почти не приносят денег в дом.

Теплых и близких отношений с женами разбогатевших друзей и знакомых Родионова у меня не сложилось. Я вращалась в семье, общалась с дочерьми, жила их жизнью, общалась с мамой и всегда ждала Родионова с работы, с охоты, с рыбалки, из бани…

После моего развода вдруг прорезались и школьные, и институтские знакомые, которые н звонили по несколько лет. Представляю, как они злорадствовали. Но мне было некогда с ними встречаться. Я должна была зарабатывать на жизнь. Жены друзей, партнеров и знакомых Родионова ходят ко мне в оздоровительный центр и жалуются на жизнь. Я выслушиваю, если просят – даю советы. Это часть моей работы. Благодаря им я содержу свою семью.

Я нажала на кнопку звонка и услышала звонкий лай. Это наша маленькая собачка породы петербургская орхидея показывает себя сторожевым псом Полканом. Когда девчонки захотели собаку, я согласилась только на ту, с которой не нужно гулять, и обязательно шерстяную. Старшая принесла Гришеньку – отказника из элитного питомника, десять месяцев от роду и кастрированного, чтобы не портил породу. Уши оказались не те! Но нам все равно, какие у него уши. Мы его любим, как члена семьи, да и он, как я вижу, очень доволен жизнью у нас, где каждый пытается побаловать ребенка чем-нибудь вкусненьким. После элитного питомника наш младший ребенок черный хлеб поедал. Теперь младшая дочь сама ходит в магазин за Гришенькиным любимым печеньем, а старшая ездит на рынок за творожком.

Дверь открыла старшая. Гриша с радостным лаем стал прыгать вокруг меня и проситься на руки.

– Ну? – спросила я у Ларисы.

– Его застрелили у подъезда, – сказала дочь. – Вместе с шофером.

– С Витей?! – воскликнула я.

О шофере мужа у меня были самые теплые воспоминания. Он помогал нам с переездом, потом много раз звонил, все эти годы звонил, примерно раз в три месяца заезжал. Всегда предлагал свою помощь. Старшая считала, что Витя тайно в меня влюблен. Я считала, что он почему-то возложил на свои плечи вину хозяина. Однозначно могу сказать, что Витя радовался моим успехам. Он же держал меня в курсе жизни бывшего – в общих чертах. Хотя, признаюсь честно, мне на Родионова было давно плевать. И на его рыжую модель, и на его сына от модели.

После сообщения дочери я поняла, что мне жаль Витю и… нисколько не жаль Родионова.

– Нет, – покачала головой старшая. – Витя как раз звонил с сообщением. Перезвони ему. И уже передали по радио. «Криминальной хроники» сегодня нет, в «Новостях» навряд ли покажут, хотя… Можно посмотреть.

Старшая говорила совершенно неэмоционально. К папочке она была равнодушна. Вначале возникло непонимание, негодование, обида. Потом она приняла жизненную ситуацию как факт. Она считала, что отца у нее нет. Теперь его не стало еще и физически. Для нее ничего не изменилось.

Глава 2

Я переоделась в домашнее и пошла звонить Вите.

– Варвара? Я не знаю, что сказать…

– Вить, говори все, как есть. У меня все давно перегорело. Кстати, а ты что, у него не работал в последнее время?

Витя пояснил, что работал, как раньше, но по вечерам пятницы и субботы пьяного Родионова домой доставлял другой человек. Витя рассказал, что у нас в городе теперь есть целая группа так называемых «бомбил выходного дня». Эти люди начинают работать с вечера пятницы – развозят пьяных офисных клерков по домам после рабочей недели, потом дежурят у ночных ресторанов и баров. То же самое делают в субботу. У большинства уже есть постоянные клиенты. Они точно знают, что такой дядька (а это все немолодые люди) доставит до квартиры, разденет, уложит и еще банку пива на полу у изголовья поставит.

Во многих офисах народ держится неделю, а в пятницу расслабляется по полной программе. Машины оставляют у офисов. Опять же, если клиент хочет, такой бомбила и машину клиента к дому перегонит. Дядькам звонят с утра в пятницу и говорят, к какому часу подъезжать. Некоторые обслуживают один офис целиком, развозя клиентов по очереди, потом всю ночь перегоняют машины. Это устраивает все стороны.

Один такой «бомбила выходного дня» стал запасным шофером Родионова. Витя же не может работать двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю и находиться в двух местах одновременно. Витя был доверенным лицом, иногда развозил секретные документы, а Петр Семенович работал на подхвате и в последнее время даже официально получал зарплату в газовой компании.

Их обоих застрелили, когда Петр Семенович тащил Родионова от машины к подъезду. Вчерашний вечер мой бывший муж провел с однокурсником в ресторане. Они встречались где-то раз в месяц.

Я кивнула. Помнила эти встречи. Они продолжались в период всего нашего брака. С тем парнем я тоже училась вместе, но с Родионовым они предпочитали видеться без жен.

Родионов также терпеть не мог телохранителей. Он никогда не окружал себя несколькими поясами обороны. Он был против частной армии, размером и вооружением соответствующей, а то и превосходящей армию какой-нибудь бывшей братской республики или латиноамериканской страны.

Оружие киллер на месте преступления не бросил. Стрелял с глушителем, поэтому выстрелов никто не слышал.

– Но у нас же на подъезде видеокамеры висят! То есть раньше висели. Теперь что, не работают?

Витя вздохнул и пояснил, что застрелили не у подъезда. Петр Семенович поставил машину довольно далеко от него – места для парковки ближе не нашлось. Пятница, вечер, в Петроградском районе узкие улочки, район-то старый. И хотя внутри многие квартиры отделаны по высшему разряду, никакого забора, отделяющего небожителей от простых граждан, у нашего дома (то есть моего бывшего дома) нет. Конечно, есть консьерж – дядька-отставник, который не пустит посетителя, предварительно не позвонив в квартиру. Он же осматривает территорию, непосредственно прилегающую к подъезду, но тут было далеко…

Причем место выбрали такое, которое не брала ни одна камера ни с одного из близлежащих домов.

Стреляли с близкого расстояния. Это эксперты определили сразу же. То есть киллер фактически подошел к двум жертвам вплотную.

– Но как они его подпустили? – поразилась я.

– Варвара, Родионов был пьян в хлам, а Петр Семенович мог ничего не заподозрить. Могла стрелять женщина. Никто не знает! Сейчас милиция просматривает все записи с камер видеонаблюдения и с вашего дома, и с близлежащих. Всех прохожих будут изучать. Хотя, по-моему, это гиблое дело… Доказательств никаких нет.

– А версии какие-то есть? Что там с бизнесом?

– С бизнесом все в порядке, – вздохнул Витя.

– А с чем не в порядке? Вить, не томи!

– С этой… моделью, – процедил Витя, который новую жену Родионова с самого начала терпеть не мог. Как я понимала, она испытывала к нему такие же чувства. Возможно, Витя чувствовал себя виноватым передо мной еще и потому, что пять лет назад не предупредил меня о появлении модели. Ведь личный шофер о хозяине знает все…

– И что с моделью? – нейтральным тоном спросила я.

– Я думаю, что это она.

– Убила она?!

– Нет, не своими руками. Братец ее мог.

– Но зачем?!

– Варвара, Роман Андреевич с ней разводиться хотел. Адвокаты уже документы готовили. Может, даже уже все готово было. Я точно не знаю.

– Он новую женщину нашел? – спросила я, хотя мне, откровенно признаться, было все равно.

– Нет, не нашел. Но у него все время были любовницы. И когда на вас был женат. Ой, простите! Но дело не в этом.

Дело было в том, что у Родионова возникли подозрения насчет своего отцовства. Его ли сына родила модель? Витя не знал, почему у хозяина возникли такие подозрения, но сам возил Родионова с мальчиком на экспертизу.

Родионов убедился в том, что не может быть отцом мальчика, записанного на его фамилию.

– В общем, Катька его надула по всем статьям. Значит, девственница она была липовая, вероятно, операцию по восстановлению девственности делала уже беременной. Это шефу так сказали… Ну а потом еще поймала его на пузо… УЗИ показало, что мальчик будет. Он с вами развелся… В последнее время он очень жалел об этом. Говорил, что вы – единственная в его жизни женщина, которая любила его самого, а не его деньги.

– Витя, не надо об этом. В любом случае я давно успокоилась. И у меня все сложилось хорошо.

– Но замуж-то вы так и не вышли! – воскликнул Витя.

Да, с замужеством и вообще с мужчинами у меня были проблемы, но это – совсем другая история. Искать нового мужа у меня не было времени, сил, да и желания тоже. В нашем оздоровительном центре занимаются много мужчин, правда, я с ними не работаю. Работаю исключительно с женщинами не моложе тридцати лет, а чаще – не моложе сорока или даже пятидесяти. Теоретически могу познакомиться с мужчиной, однако не хочу. Я просто не хочу лишней душевной боли, еще одной душевной травмы. Легкие, ни к чему не обязывающие отношения мне тоже не нужны. И еще девчонки. Как они отнесутся к мужчине в моей жизни? Старшая, конечно, поймет, а вот младшая… Младшая будет ревновать. Мы один раз обсуждали с ней эту тему. Она рассказывала мне, как двум ее подружкам в школе не нравится жить с новыми папами. А моя, можно сказать, вообще не знает, что такое жить с папой…

Но вообще-то отец нужен… Если бы у меня появился какой-то мужик, который нашел бы общий язык с моими дочерьми…

«Так, прекращай думать об этом! – сказала я сама себе. – Ты только что узнала, что у тебя мужа убили, пусть и бывшего. Хотя бы из уважения к прошлому надо думать о нем, а не о других мужиках, которых даже нет на горизонте!»

– К вам, наверное, на неделе из милиции придут, – сказал Витя. – Или вызовут туда.

– С какой стати? – не поняла я. – Я Родионова не видела пять лет. Даже по телефону с ним не разговаривала.

– Они обычно всех проверяют. Хотя, думаю, что первой подозреваемой, конечно, будет Катька. Или ее брат. Или они на пару.

Я попросила сообщить, когда будут похороны. На похороны я собиралась идти. Считала, что должна это сделать.

Витя обещал позвонить.

– Мам! «Новости» начинаются, – крикнула старшая. Младшая тоже к нам присоединилась.

Из «Новостей» мы узнали, что убитых нашли только утром, вернее, сообщение в милицию поступило только утром. Нашелся сознательный гражданин. Ночные прохожие с милицией решили не связываться и пытались побыстрее покинуть место преступления. Спешащих граждан записали камеры видеонаблюдения. Им предлагалось добровольно позвонить по указанным на экране телефонам.

– Наверное, первый спешащий и есть убийца, – заявила моя старшая дочь.

Я пожала плечами. Если человек долго готовился к преступлению, то мог изучить расположение всех видеокамер в окрестностях и не попасть в объектив ни одной из них. Но возможно ли это? Я не знала.

Потом позвонила мама.

– Ты уже в курсе? – спросила она. – Почему мне раньше не позвонила? Почему я узнаю о случившемся из «Новостей»?

– А какая тебе разница – раньше или позже? – устало спросила я. – Не все ли тебе равно, жив Родионов или мертв? Я вычеркнула его из жизни пять лет назад, а ты тем более…

– Варвара, ты что, совсем не соображаешь? – перебила меня мама. – Твои дочери – наследницы. Старшая, конечно, совершеннолетняя, но я с ней сама проведу работу, а представителем младшей являешься ты. И ты должна биться за наследство! Не той же шлюшке оставлять, которая его на пузо поймала?! Это наследство твоих детей, причем основная часть нажита в браке с тобой, а не с этой моделью.

– Мама…

– Дай мне Ларису!

Я передала трубку старшей дочери и ушла на кухню. Вскоре ко мне присоединилась старшая. Я вопросительно посмотрела на нее.

– Бабушка права. Мы будем биться за наследство. С какой стати что-то оставлять этой рыжей гадине? Мама, я тебя уважать перестану, если ты меня не поддержишь. Сейчас посмотрю в Интернете, сколько нам по закону положено.

Насколько я знала, если Родионова убила Катька и это будет доказано, то ей не положено ничего. А если генетическая экспертиза подтвердила, что Катькин сын не от Родионова… Но где документально зафиксированные результаты?

– Лариса, посмотри также, можно ли после смерти подтвердить или опровергнуть отцовство.

– Чье? – вылупилась на меня старшая. – Мама, ты…

Я пересказала Витино сообщение. По лицу моей старшей стала расплываться улыбка.

– И смотреть не надо, – сказала она. – Можно. Я это помню еще со времен учебы в той элитной гимназии, куда ходила, пока мы сюда не переехали. Там же многих отцы таскали на экспертизу, и мы с девчонками это часто обсуждали. В той гимназии это все знали. Одного застреленного папу три раза откапывали. Как раз для установления отцовства. Кстати, мама, наверное, надо провести повторную экспертизу с этим мальчиком, а потом Родионова сжечь – чтобы больше никто не смел претендовать.

– Лариса, что ты несешь?! – изумилась я.

– Мама, а ты вспомни, как он с тобой обошелся, – жестко сказала дочь. – А ты вспомни, как он с нами с Ольгой поступил! Он выбросил нас всех, как старую мебель. Он даже разговаривать со мной не желал, когда я ему звонила! – на глазах у Ларисы выступили злые слезы. – Да, он развелся с тобой. Несправедливо, но… жен меняют. Я это знаю, и ты это знаешь. Но мы с Ольгой все равно оставались его дочерьми, а он не желал нас видеть и слышать. Он ни разу не поинтересовался, как мы все живем. Ты молодец, ты выстояла, а сколько брошенных жен из окна выпрыгнули, или вены перерезали, или таблеток наглотались? И все из-за таких мужиков, как мой драгоценный папочка. Так что я буду биться за каждый рубль. И ты будешь биться. Я тебя заставлю.

«Боже, как она похожа на Родионова и одновременно на мою мать!» – подумала я.

Глава 3

В понедельник у меня на работе все уже всё знали. Как же иначе? Норка, директриса нашего оздоровительного центра, вызвала меня к себе и спросила, собираюсь ли я на похороны. Я ответила, что как раз хотела попросить ее отпустить меня на среду.

– Конечно, твои клиентки поймут.

Мы с Норкой на «ты». Я на десять лет старше, но она начальница. Не могу сказать, что мы питаем друг к другу дружеские чувства, но мы нужны друг другу, и обе это понимаем. Вне работы мы не общаемся. Я не знаю, чем живет Норка вне работы и есть ли у нее личная жизнь. Признаться, меня это не интересует.

Муж Норки, Ашот, создавший этот центр, который Норка в дальнейшем расширила, погиб в автомобильной катастрофе вместе с их общим сыном. После этого Норка с головой ушла в работу. Тогда я была готова оказать ей поддержку, посочувствовать, но Норка жестко заявила всем сотрудницам, что ей не нужна жалость. Я не знаю, как и с кем Норка проводит время за пределами центра. Хотя, с другой стороны, она находится в нем с утра до ночи… Ну что ж, это ее выбор и ее жизнь. Я не лезу в нее, она не лезет в мою. Это устраивает обе стороны.

Мне очень жаль, что Ашота больше нет. Он был щедрым и добрым человеком. Он взял меня на работу пять лет назад. Взяла бы на его месте Норка? Не знаю. Не уверена. Конечно, Ашот был еще и деловым человеком и явно просчитал все варианты, когда меня брал. Но он меня еще и пожалел. Норка никогда никого не жалела, правда, и себя не жалела тоже. Ашот был спокойным и уравновешенным. Норка же часто срывается на сотрудниц. По-моему, у нее не все в порядке с нервами. Хотя после того, что она пережила, это неудивительно. Но почему она не воспользуется хотя бы частью процедур, предлагаемых центром? Не сходит к невропатологу? Или пользуется и ходит, а я об этом не знаю? Но ее вспышки гнева всех раздражают. Меня же больше всего раздражает Норкина жадность. Она за копейку удавится – при ее-то благополучии. И на кого ей тратить все эти деньги? Или есть на кого?

Норка предложила лично обзвонить моих клиенток, записанных на среду, и перенести занятия на другой день. Я поблагодарила. У меня нет фиксированного оклада, я получаю проценты с каждой внесенной клиенткой суммы. Но нет занятия – нет оплаты. Я сама заинтересована в том, чтобы их провести.

– Тебя еще никуда не вызывали? В милицию? В прокуратуру?

– С какой стати? – опять спросила я, как и после аналогичного вопроса Вити.

– Ты же наследница…

Ну конечно! Вопрос наследства не мог не прийти в голову Норке.

– Не я, а мои дочери. Нора, неужели ты думаешь, что я могла… убить кого-либо? И зачем мне убивать бывшего мужа? Через пять лет после развода?

Норка усмехнулась:

– Ты нашу милицию не знаешь.

– Что ты имеешь в виду? Ты на самом деле считаешь, что меня могут заподозрить?

– У тебя на всякий случай алиби есть?

– На ночь с пятницы на субботу? Дома спала. С дочерьми. Но…

– Варвара, я не хочу тебя пугать заранее. Но на всякий случай готовься к самому худшему.

– Почему?! – испугалась я.

Норка тяжело вздохнула:

– Ты знаешь, что у меня в автомобильной катастрофе погибли муж и сын.

Я кивнула, да Норка и не задавала вопроса. Это была констатация печального факта.

– Так вот, я была одной из подозреваемых.

Я открыла от удивления рот. Норка продолжала рассказывать, не выражая никаких эмоций. Выражение лица у нее стало жестким.

По ее словам, милиция выяснила, что с машиной Ашота что-то было не так. Норка не могла объяснить деталей. Она в устройстве машины, как и я, совершенно не разбирается. Она знает, на что нужно нажимать, чтобы автомобиль ехал, – и все. Но как это докажешь?

В конце концов милиция так и не смогла определить, был ли в машине заводской брак или кто-то очень умело «поработал» с тормозами. Но круг подозреваемых все равно составила.

– Я орала, рыдала – они не хотели ничего понимать. Неужели кому-то могло прийти в голову, что я пойду на убийство своего ребенка?! Потеряв первого десять лет назад…

– Ты потеряла первого ребенка? – пораженно спросила. Этого я не знала.

– Да, – кратко ответила Норка. – Но не будем об этом. И теперь я потеряла еще и второго… И родственники Ашота в милицию бегали, на мозги капали, говорили, что мне было выгодно его убить. А сами на этот центр претендовали. Но ничего у них не вышло. Центр записан на меня. Ашот занимался решением вопросов с чиновниками – из всех инстанций, а я, как тебе известно, непосредственно работой с клиентами. Мне пришлось потратить очень много денег на адвокатов. Центр я отбила, а потом доказала этим родственникам, что это мое детище! Мое!!! – выкрикнула Норка, потом опять заговорила спокойным голосом: – Ты же видишь, как я его расширила за эти два года? А они-то говорили: это все Ашот, это все Ашот, ты – никто, ничего не умеешь, ничего не знаешь. Теперь по крайней мере не лезут. Не из-за моих успехов, конечно. А из-за того, что поняли: ничего не обломится. Я не уступлю.

Норка тяжело вздохнула:

– Но речь не об этом. Речь о том, что милиции нужен подозреваемый. Они смотрят, кому выгодно.

– Выгоднее всех жене Родионова.

– Надейся, что так будут думать все в органах. Но тебе все равно лучше будет нанять адвоката. Я дам тебе адреса, сама позвоню.

– Мне, наверное, нужен будет адвокат по наследственным спорам – из-за моих девчонок. Но в права наследства, если не ошибаюсь, вступают через полгода…

– Заниматься нужно начинать прямо сейчас! – покачала головой моя начальница. – Похороны пройдут – и на следующий день позвонишь адвокату. Он тебе точно скажет, на что ваша семья может претендовать. И действовать начнет – чтобы хищница-моделька не распродала часть имущества раньше времени.

– Но как она может?..

– Варвара, ты в какой стране живешь? Вот поэтому и нужен адвокат. А если милиции потребуется подтверждение того, что с мужем ты не общалась, или еще чего-то, что им там в голову придет, звони мне. Ты у меня самый ценный работник. Я скажу все, что нужно.

Норка печально улыбнулась. Я поблагодарила ее и отправилась работать. Однако работать как обычно не получалось. Все клиентки желали говорить о моем бывшем муже, его убийстве, возможных заказчиках и последствиях. Всех интересовало, что я буду делать.

Меня всегда поражает интерес нашего народа к чужим деньгам, причем ими интересуются люди любого достатка. Взять хотя бы развод одного известного олигарха, любителя футбола и яхт, с матерью его пятерых детей. Что больше всего интересовало народ? Сколько кому достанется денег и какое имущество. Будут пилить какую-нибудь белоснежную красавицу или не будут? А еще один очень политизированный процесс над другим, когда-то самым богатым олигархом? Кого-то интересовала и политика, и желание олигарха в нее влезть? Да нисколько! Все обсуждали, удастся ли ему сохранить миллиарды и сколько именно.

С трудом доработав до конца дня, я с облегчением отправилась домой.

Глава 4

На лестничной площадке курил ОМОН. Нет, не подумайте чего плохого, ОМОН приехал не за мной. Просто в квартире напротив проживает один холостой сотрудник, у которого часто собираются друзья. Я радуюсь, что живу по другому стояку и до меня громкие песнопения почти не долетают. Бедные соседи сверху, снизу и сбоку не решаются никуда жаловаться и милицию не вызывают. Чего ее вызывать, если она как раз и отмечает какой-то праздник, или возвращение из командировки в Чечню, или я не знаю что. Поводы находятся примерно раз в неделю.

– Здравствуйте, Варвара Игоревна! – поздоровался сосед, который при встрече со мной всегда демонстрировал свои лучшие качества. Со мной он почему-то всегда вежлив и робок, поэтому, когда кто-то рассказывает про безумные рейды ОМОНа, который что-то сокрушил, я с трудом представляю в его рядах Василия. Хотя если объективно взглянуть на рост, вес и мышцы молодого человека, торчащие из-под майки…

Я тоже вежливо поздоровалась – одновременно с Василием и его друзьями.

– Варвара Игоревна, к вам следователь пришел, – продолжал Василий. – Ваши девочки его не пустили. Сказали, что незнакомым людям дверь не открывают. Молодцы. Все правильно. Мы тут как раз с ребятами подъехали… В общем, мы следователя к себе забрали, все ему рассказали.

– Что «все»?

– Про вашу семью, как вы много работаете… Что, я не знаю, как с прокурорскими разговаривать?

Так, прокуратуру не любим, – поняла я. Учтем.

– А где сейчас следователь? – на всякий случай уточнила я.

– Спит под батареей, – сообщил сосед. – Слабаком оказался. Если очухается, то завтра с утра к вам зайдет. Хотите на него посмотреть?

– Хочу, – сказала я.

Незнакомый мне мужик средних лет и в самом деле спал на грязном полу под батареей, рядом с длинным рядом пустых бутылок, причем и из-под дорогих коньяка и виски, и из-под дешевых портвейна и водки. Василий с друзьями пил все. А если еще родственники приезжали со своим самогоном… родственники тоже всегда пели. Мне все-таки очень повезло, что я живу по другому стояку.

– С нами не выпьете? – предложил Василий. Он мне всегда предлагает, я всегда отказываюсь. – Мы уже вашего мужа помянули.

– А он что-нибудь говорил? – кивнула я на сладко спавшего следователя. Василий и все его друзья казались мне абсолютно трезвыми, но им много нужно, чтобы заснуть. Все-таки крепкие ребята служат в ОМОНе.

– Брата жены-модели подозревают, – сообщил один коллега Василия. – Ну и ее, конечно, тоже. В сговоре. Там бабка какая-то из соседнего дома видела, как шурин вашего мужа по веревке из окна спускался. От модели.

Я моргнула:

– Брат спускался от Катьки?! Чтобы убить Родионова?

– Мы точно не знаем, как дело было. Но поняли, что там в соседнем доме коммуналки, и народ за жизнью жильцов вашего дома, то есть вашего бывшего дома, вел наблюдение. Ведь интересно же, как олигархи живут? Это ж не московская Рублевка, где богатые от народа отгородились! У нас-то в городе в старой части и элитные квартиры, и коммуналки остались. И никого за забором нет. То есть, конечно, дома улучшенной планировки и даже целые кварталы отделены, но вначале-то все старый фонд покупали и реставрировали, как ваш муж.

Я кивнула. Эти свидетели меня радовали. Ко мне не будет никаких претензий. Меня там видеть не могли целых пять лет.

Но, значит, в свое время и за мной наблюдали? Так, а из какого же дома?

– А само убийство кто-то видел?

– Нет, – покачал головой Василий. – Убили на улице, на которую выходит парадный вход в дом, хотя и далеко от него, поэтому камеры ничего не записали. Шофер смог припарковаться только на улице, перпендикулярной вашей, сразу за углом, и тащил вашего мужа на себе. Их фактически шлепнули, когда они за угол заворачивали. Шофер вообще с тротуара свалился, под припаркованный автомобиль, а Родионов рядом. Может, их кто-то за пьяных принимал, поэтому в милицию и не сообщали. То есть вашего мужа принимали за пьяного. Следователь сказал, что у него от одежды здорово алкоголем разило, даже когда его нашли… В милицию позвонил один собачник, уже утром.

Я снова спросила про Катькиного брата.

Василий сообщил, что, по словам какой-то бабки, Катька до того обнаглела, что кобелей своих в мужниной квартире принимала, но чаще всего, как оказалось, брата. Спускались мужики по веревке во двор, закрытый с трех сторон домами, а с одной – сквериком.

– Он что, регулярно от нее по веревке спускался? – поразилась я.