Роспись по телу Данилова Анна

«Привет! Ты удивлен? Ты думал, что раз я умер, то ты никогда больше не увидишь и не услышишь меня? Значит, ты ничего не знаешь о жизни и смерти. А я вот всегда знал, что жизнь существует и после смерти. Пусть это будет только мой образ и мой голос, но все равно это я. А тот факт, что ты сейчас видишь и слышишь меня, лишний раз доказывает, что я продолжаю жить, что я продолжаю некоторым образом руководить твоими поступками, то есть являюсь частицей твоей жизни… Тебе не кажется, что я заметно побледнел? С мертвецами такое часто случается. Но, признаться честно, я немного волнуюсь. А тебя сейчас наверняка бросило в пот, тебе не по себе, и ты не знаешь, зачем я вообще все это придумал. Мне понятны твои чувства – смущение, раздражение, досада и вместе с тем радость, не сравнимая ни с какими другими радостями жизни. Не так ли? Постарайся пережить их, ведь завтра для тебя начнется совершенно новая жизнь, и все это… благодаря мне, моему отчаянию, моему легкомыслию, моей гибкости, злости, наконец… Посмотри мне в глаза. Вот так. Жаль, очень жаль, что ты не увидел в них свое собственное отражение. А я так на это надеялся…»

1. Визит дамы

– Моя фамилия Хмара, зовут Лариса, можно без отчества… Моего сына арестовали. Он подозревается в убийстве одной особы, с которой он познакомился совсем недавно. У меня хороший сын, он не убийца, он… Олег даже котят не мог утопить, не то что человека… Да и девушку-то он толком не знал. Познакомились несколько дней тому назад, начали встречаться, были в баре, гуляли по набережной… Я не знаю, почему его арестовали…

Лариса Хмара – молодящаяся женщина лет сорока пяти, бессильно опустила руки и покачала головой. Летний дождь поливал улицу, зеленые кроны деревьев. В окно врывался свежий ветер и трепал занавеску.

Разговор происходил в просторном и уютном кабинете хозяйки частного сыскного агентства Юлии Земцовой. Аромат кофе, который готовила в приемной ее новая секретарша Наташа Зима, сливался с запахом сырого асфальта и мокрой листвы; на фоне всех этих летних праздных звуков и запахов такие слова, как «убийство» и «арест», воспринимались как анахронизм. Какие убийства или аресты, когда жизнь так прекрасна, когда за окном льется теплый дождь, а на клумбе цветут бесстыдные в своей красоте и пышности розы? И кому это понадобилось кого-то убивать? Зачем?

Юля очнулась и посмотрела на посетительницу уже другим, более осмысленным взглядом. Лариса Хмара – мать. Она пришла просить помощи у Юли, чтобы собрать доказательства непричастности ее мальчика к такому серьезному преступлению, как убийство своей подружки. Но ведь девушка убита.

– Как ее зовут и когда произошло убийство?

– Катя… Катя Уткина. Фамилия очень ей, кстати, подходит. Она нескладная, хотя и довольно смазливая… – призналась, чуть поморщившись, Хмара. – Ее нашли утром зарезанной в собственной квартире. Олег проводил ее поздно вечером до самого подъезда, посадил в лифт и вернулся домой. У него есть алиби – ведь я была дома и могу это подтвердить!

– А кто нашел труп?

– Женщина из жэка. Как мне сказали в милиции, утром по дому ходили женщины из жэка, из бухгалтерии, и раздавали листочки с предупреждением о повышении квартплаты… Дверь Уткиной оказалась открытой наполовину, а на пороге женщина заметила след от башмака, кровавый след… И не побоялась же, вошла, окликнула Уткину, а уж потом заглянула в комнату и увидела ее всю в крови… Я бы на ее месте умерла от страха… У меня и Олег очень чувствительный, я же говорю, он котят не может утопить, не то что убить человека. Да и зачем ему ее убивать, если они с ней встречались?

Вошла Наташа Зима с подносом.

– Лариса, успокойтесь. Выпейте кофе…

– Здесь можно курить?

– Да, пожалуйста. Ответьте мне на такой вопрос: в каких отношениях вы были с Уткиной? Мне кажется, что вы недолюбливали ее…

– Да с какой стати мне ее любить? Она из простых. Безродная, интернатская, безработная, неизвестно на что жила. Вечно была в разъездах, я думаю, что моталась в Москву за барахлом, а потом продавала через знакомых лоточниц. Понятное дело, что не о такой снохе я мечтала. Но Олегу она нравилась. Дарил ей цветы… Как будто она была в состоянии это оценить!

– Она бывала у вас дома? Вы виделись? Разговаривали?

– Да о чем мне с ней разговаривать? У нее же интеллект ниже табуретки! Я понимаю, конечно, что выгляжу смешно, так открыто выражая свою неприязнь к этой бедной девушке, но если бы вы видели, с какими девушками я пыталась познакомить Олега… Все из хороших семей, из наших, университетских. Умницы, красавицы, с дипломами и хорошей профессией, с квартирами, наконец! А у этой что? Правда, квартира у нее имелась, однокомнатная, осталась ей по наследству не то от тетки, не то от бабки, я не знаю. Она даже умудрилась ее отремонтировать, но все равно, все это не то, не то! И я как чувствовала, когда отговаривала Олега от этой Уткиной. Уткина! Нет, вы только послушайте: Уткина!

Юля, с трудом скрывая насмешку, подумала о том, что и фамилия «Хмара» не блеск и что фамилия здесь вообще ни при чем, потому что когда не нравится человек, то не только фамилия, даже город, в котором он родился, не понравится. Уж так устроен человек…

– Вы хотите, чтобы я нашла убийцу Уткиной? – спросила она прямо, глядя в глаза Ларисы и стараясь прочесть в них истинную причину дурного расположения к несчастной девушке-сироте.

– Если честно, то мне все равно, кто ее убил и за что. Мне важно, чтобы отпустили моего сына, чтобы с него сняли все подозрения, но как это сделать, я не знаю. Мне порекомендовал вас один человек, который вас хорошо знает. Бобрищев…

Юля вспыхнула. Бобрищев. Румяный, красивый, обворожительный мужчина, который был любовником сразу трех подружек, двух из которых убил родной брат профессора биологии Озе… Значит, не забыл. Помнит. Надо бы ему позвонить, встретиться…

– Да, я знаю его… Если труп обнаружили вчера утром, то как же могло случиться, что вашего сына так быстро арестовали? Как вышли на него?

– Он сам пришел… – всхлипнула Хмара и достала носовой платок. – Утром к ней пришел и попал прямо в лапы милиции. Сам все рассказал: и что провожал, и что видел ее в последний раз после двенадцати… Дурачок. Они его сразу же и сграбастали.

– У вас есть адвокат?

– Конечно, есть. Но что с того? Пусть даже нам удастся изменить ему меру пресечения, но все равно – его подозревают в убийстве, вы понимаете, каково мне? Пожалуйста, найдите убийцу этой девушки, тем самым вы снимете подозрение с Олега, и этой истории будет положен конец.

– И вы готовы заплатить большие деньги, чтобы мы занялись этим делом?

– Да, у меня есть деньги.

– Тогда должна вас предупредить, что, помимо меня, этим убийством, само собой, будет заниматься прокуратура, и может статься, что убийцу они найдут даже раньше, чем мы, но деньги вам назад возвращены не будут, поскольку я работаю не одна…

– Деньги меня не интересуют. Чем раньше будет найден убийца, тем лучше. Для меня важен результат, а не то, кто быстрее его найдет. Просто я деятельный человек и не могу спокойно жить, когда знаю, что мой сын… Сколько стоят ваши услуги и каковы условия? Я готова выслушать вас и рассказать буквально все, что только знаю об этой Уткиной.

Она упорно не хотела называть Уткину Катей. И Юля вдруг представила себе, как сама Лариса Хмара является к бедной девушке домой и заносит над ее распростертым и беззащитным телом большой кухонный нож. Убийца приходит ко мне и просит найти убийцу. Очень интересно.

– Хорошо. Тогда давайте сразу все и обсудим…

2. Ссора

– Вот интересно, если у меня когда-нибудь будет сын, как я буду относиться к его девушкам? Так же ненавидеть?

Юля улыбнулась своим мыслям. Наташа Зима поставила перед ней кофе и уселась напротив, обхватив свое хорошенькое веселое личико ладонями.

– Материнская ревность – мощная сила, это всем известно, – сказала она тоном многодетной матроны. – Но тебе все эти переживания пока не грозят. Ты, во-первых, еще молода, во-вторых, у тебя нет мужа, не говоря о ребенке…

– Для того чтобы в наше время иметь ребенка, вовсе не обязательно обзаводиться таким хлопотным и навязчивым существом, как муж, – возразила ей Юля. – Уж поверь мне, я была замужем дважды, и каждый раз мои замужества заканчивались грустно. Может, это я виновата и слишком много требую от мужчины, но, скорее всего, виноваты они. Да, точно они. Земцов был – ни рыба ни мясо. А Харыбин так просто деспот, мрачная личность, и я не удивлюсь, что он сейчас меня слышит… ФСБ – это тебе не фунт изюму. У них знаешь сколько всяких примочек, чтобы подслушивать, подсматривать… Так что… – Юля состроила уморительную гримасу и, указав пальцем на настольную лампу – хрестоматийное место, где все разведчики прячут «жучки», произнесла, сдерживаясь, чтобы не расхохотаться: – Харыбин, привет! Как тебе служится? Хочешь кофейку? Ха-ха-ха…

И тут, словно в ответ на ее шутку, раздался стук в дверь. Девушки притихли. Юля осторожно поставила чашку на стол и замерла. Харыбин? Не может быть!

Но это был не Харыбин. Не дождавшись ответа, кто-то повернул ручку двери, после чего показалось розовое смущенное лицо незнакомой девушки.

– Женька! – Наташа бросилась ей навстречу. – Юля, это Женька, моя подруга… Проходи… Ты себе представить не можешь, как напугала нас.

Девушка с бесполым именем Женька растерянно оглядывалась по сторонам. Увидев Юлю, вздохнула с облегчением и чуть заметно кивнула головой, словно успокоилась, что пришла сюда не напрасно. На ней был короткий летний сарафан, мокрый от дождя. Влажные кольца волос прилипли к щекам и шее. Большие зеленые глаза, черные брови, красные полные губы, румянец – Юля, глядя на нее, вдруг вспомнила Крымова, и ей стало сразу душно в этом прохладном кабинете. Уж он бы ее точно не пропустил, подумала она с тоской.

– Это Юля Земцова, а это – Женя Рейс, знакомьтесь! Проходи… Хочешь кофе?

– Кофе? Можно, конечно… Но вообще-то я пришла по делу…

– Что-нибудь случилось? – щебетала, ухаживая за подругой, Наташа, всем видом показывая, что присутствие Юли не должно смущать подругу, что и сама Наташа что-то да значит в этих стенах, что все агентство – и ее вотчина, где она вправе хоть немного пораспоряжаться и расслабиться. Судя по ее виду, она была уверена, что Женя пришла именно к ней.

– Да нет, пока не случилось, но может случиться…

– У вас ко мне дело? – спросила Юля, стараясь сразу же определиться и выяснить: это визит подруги или потенциальной клиентки.

– Даже не дело, – покраснела, принимая из рук Наташи кофе, Женя. – Просто мне надо с вами посоветоваться. Я чувствую, что меня в очередной раз сократят, но не это главное… Есть один человек, который обещал мне помочь, но я не знаю, принимать его условия или нет…

– Это связано с интимом? – Наташа сделала страшные глаза и вдруг заразительно расхохоталась. Видно было, что она сгорала от любопытства, но все же меньше всего хотела вникнуть в истинную причину визита своей подруги. Слово «интим» хлестнуло по ушам даже Юлю, но Наташа явно не поняла этого. – Не соглашайся…

И тут вдруг Женя резко встала и, пробормотав что-то вроде «Извините, бога ради…», бросилась к выходу.

Наташа ошарашенно смотрела в окно, откуда хорошо просматривались участок дороги и Женя, бежавшая без оглядки на другую сторону.

– Ты что-нибудь поняла? – спросила она недовольным тоном Земцову, в возмущении пожимая плечами.

– Ты уволена… – услышала она в ответ.

Юля сказала это так неожиданно и таким решительным тоном, что Наташа оцепенела. Она почувствовала, как щеки ее горят, а по вискам струится ледяной пот. У нее было такое чувство, словно Юля только что прилюдно отхлестала ее по щекам.

– Что? Что ты сказала? Я… уволена? – Последнее слово она прошептала, не желая верить в его реальность.

– Да, ты уволена. Собирай свои вещички, и чтобы духу твоего здесь не было…

Юля вдруг представила себе, что вот так же бестактно Наташа будет себя вести и с остальными ее клиентами, и ей стало не по себе. Нет, беспардонной и зарвавшейся Наташе, резво отбившей у Юли Игоря Шубина, далеко до смекалистой и все схватывающей на лету Нади Щукиной – прежней секретарши и подруги Крымова. Мало того, что она в последнее время опаздывает на работу, ссылаясь на транспорт или сломанный будильник, так теперь еще смеет так нахально и дерзко вести себя с потенциальными клиентами. А что, если эта девушка, Женя, пришла действительно по делу, но не к ней, не к Наташе, а к Юле, чтобы поделиться бедой и попросить о помощи? Люди ведь зачастую переступают порог агентства, находясь на грани отчаяния… А тут этот фривольный тон и упоминание об интиме. Какая пошлость…

И хотя спустя несколько минут Юля уже поостыла и даже пожалела о своей резкости, отступать было поздно. Вероятно, именно визита этой самой девушки по имени Женя и не хватало Юле, чтобы решиться одним махом избавиться от ставшей ее нервировать Наташи.

Хлопнула дверь – это Наташа в слезах выбежала из кабинета и кинулась в приемную собирать вещи… Она что-то бросала и швыряла, после чего с треском грохнула еще одной, последней дверью, и в офисе стало необыкновенно тихо.

Юля позвонила Шубину.

– Игорь, это я.

Шубин был ее другом, бывшим возлюбленным и вообще близким человеком. И если бы не роман Юли с Крымовым, жившим теперь в Париже, они могли бы пожениться… В прошлом полунищая «сокращенная» библиотекарша Наташа, которую Юля взяла к себе из жалости домработницей, а потом и секретаршей в агентство, очень быстро сблизилась с Игорем и, по сути, женила его на себе. И Юля, которая долгое время не могла оправиться от сознания того, что Игорь теперь принадлежит другой женщине, в душе немного презирала Наташу. И даже боялась ее прыткости и быстрыми темпами развивающейся в ней напористости.

Она не знала, с чего начать разговор.

– Привет, Земцова…

– Я только что поссорилась с твоей Наташей и выставила ее за дверь, – выпалила Юля одним духом. – Что мне теперь делать?

Шубин какое-то время молчал, обдумывая сказанное, после чего вдруг спросил:

– А это правда, что ты три дня не ночевала дома?

Вопрос потряс Юлю. Она улыбнулась, а потом и вовсе расхохоталась. Шубин был с ней, он чувствовал ее даже через телефонные провода, через десятки улиц и сотни домов. Он был настоящим другом, а потому понял, что, раз Земцова разорвала свои отношения с Наташей, значит, на то была причина… Сейчас же его интересовало совсем другое.

– Ты молчишь? Не хочешь мне отвечать?

– Откуда ты знаешь, сколько дней я не ночевала дома? – Она уже немного успокоилась.

– Разведка донесла. Так кто он, этот счастливчик?

– Не скажу… Нет, правда, не могу сказать.

– На романтику потянуло?

И от этих слов Юля вспыхнула и мысленно перенеслась в душный маленький ресторан с кабаньими и оленьими головами на стенах и маленьким фонтаном у стены… Там так некстати звучала испанская музыка, и эти гитарные аккорды по-настоящему растревожили ее сердце и душу… Гитарист, не сводивший с нее глаз целый вечер, стал ее любовником уже в первую же ночь. Они провели вместе сутки, после чего всю следующую ночь он играл в ресторане, а она сидела за одним из столиков, пила вино и впервые за долгое время чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Ей было хорошо с этим мужчиной хотя бы потому, что она не любила его и никто ни в кого еще не успел пустить корни…

– Ты ревнуешь?

– Ревную, – ответил Шубин искренне. Она почувствовала это в его голосе.

– Ну и напрасно… И все-таки, как ты узнал?

– Узнал, и все. А что касается Наташи – не переживай. Сама себе кофе сваришь.

– Ты ничего не слышал об убийстве девушки по фамилии Уткина?

– Слышал.

– Тогда приезжай… поработаем…

Она положила трубку, встала и прошлась по кабинету. После пожара здесь многое изменилось и теперь мало что напоминало ей то время, когда она пришла сюда работать под началом Крымова. Да и сама она изменилась. Исчезли робость, нерешительность, страх при виде мертвеца. Я очерствела?

Рука сама потянулась к телефонной трубке, и она набрала номер Корнилова – следователя прокуратуры, с которым работала синхронно над одними и теми же делами довольно продолжительное время.

– Виктор Львович, меня интересует дело Уткиной. Сейчас ко мне заедет Шубин… Если хотите, к вашему приходу в морозилке окажется пиво, а на столе – рыба. Соглашайтесь… У меня здесь так хорошо, прохладно…

– Хмара? Это она была у тебя, я правильно понял?

– Вы более чем проницательный…

– Ладно, приеду… Пиво привезу сам, не суетись.

Юля встрепенулась после разговора с Корниловым и словно очнулась от сладкой утренней дремы. Ссора с Наташей показалась выжатой из пальца. И все же, несмотря на легкие угрызения совести, она поймала себя на том, что чувствует необыкновенную легкость от сознания того, что больше никогда не увидит хотя бы здесь, в кабинете, это довольное и так часто ухмыляющееся лицо, эти насмешливые глаза. Все. Умерла так умерла.

Следующий звонок был в морг, Леше Чайкину, судмедэксперту.

– Леша… Там у тебя должна быть девушка… Уткина. Что скажешь?..

3. Торт с арахисом

Женя Рейс лукавила, когда говорила, что ей грозит сокращение. Ее сократили давно, и вот уже более трех месяцев она подрабатывала на так называемых общественных работах – печатала на машинке страницы городской Книги Памяти, помогала на кухне одного из детских интернатов, по ночам дежурила в ожоговом центре, ухаживая за тяжелобольными и меняя им простыни… Денег едва хватало на то, чтобы сварить себе суп. Она задолжала за квартиру и телефон, обносилась до такой степени, что практически не в чем было выйти из дома… Молодой любовник Юра, который приходил к ней регулярно три раза в неделю, сделал ей на днях замечание, что у нее заусенцы на пальцах, что его это раздражает. Кроме того, он отверг ее очередные утренние гренки. Он хотел мяса, но мяса не было, потому что не было денег. Юра иногда приносил ей продукты, конфеты, но практически сам же все и съедал. В сущности, проку от него даже как от любовника было мало, и дело было, конечно, не в том, что он не получал утром свою порцию мяса. Таким мужчинам уже не мясо нужно, а что-то посерьезнее, вроде гомеопатических капель. Но Женя терпела его придирки и обвинения (Юра считал, что в их разладившихся сексуальных отношениях виновата только она), встречала Юру, как могла ублажала его, старалась сохранить хотя бы такие отношения, какие были. И все это – ради того, чтобы продолжать обманывать себя и создавать видимость течения жизни. Она знала по собственному опыту, что исчезни из ее жизни Юрий, и это самое течение жизни прекратится, и ее дом и даже город превратятся в теплое и непроходимое болото… Депрессия – вот чего больше всего боялась Женя Рейс. И это при ее броской красоте, природном оптимизме и внутренней силе. Видимо, без денег и работы блекнет и красота, исчезает оптимизм, а на смену веселости приходит беспросветная тоска.

Окончившая в свое время политехнический институт, Женя несколько лет проработала в проектном институте, где была долгое время любовницей своего непосредственного начальника. Понятное дело, она мечтала о своей семье, о том, что когда-нибудь в ее жизни все резко переменится и она наконец-то станет женой этого человека. Но он был женатым мужчиной. Она разорвала с ним отношения, причем так резко и неожиданно, успев оскорбить его и даже ударить, что последствия не заставили себя долго ждать. Сначала ее сократили, и ей пришлось уйти из этого института, затем та же участь постигла ее, когда она устроилась в смежное предприятие. Она знала, кто за всем этим стоит, но ничего не могла поделать: ее бывший возлюбленный стал замом министра по строительству в губернии и при случае делал все, чтобы лишить ее возможности устроиться на приличную работу. Так в ее жизни появилось слово «биржа» – ненавистное, унизительное, безысходное… Жалкие пособия, очереди в душном коридоре, тихий шепот таких же, как и она, безработных и предложения устроиться чернорабочей по уборке нечистот, нянечкой в детские ясли (с окладом, которого могло бы хватить на три килограмма масла) или дворником на окраину города, чтобы выгребать подгнивший мусор из мусоропроводных блоков…

В тот день Юра пришел чуть раньше. В его руках она увидела коробку.

– Это мне? – обрадовалась она. – Юра, и как это тебя угораздило? Зарплату, что ли, получил?

– Это тебе, но не от меня, – каким-то странным тоном произнес Юра и покраснел. – Короче. Там в подъезде мой друг. От него баба ушла, а ему надо…

– Чего надо? – сначала не поняла Женя.

– Чего-чего, вроде ты не понимаешь… – И он довольно грубо, используя народный глагол, выдал ей, зачем к ней пришел его друг и что ему от нее надо.

И тогда Женя, на какое-то время выпав из реальности и превратившись в ту самую Женю Рейс, когда-то давным-давно надававшую пощечин своему начальнику, быстро развязала бечевку на коробке, вынула рыхлый маленький торт и со всего размаху залепила им в ставшее ей ненавистным лицо своего любовника. Затем, не дав ему опомниться, вытолкала взашей из квартиры и заперлась. Метнулась к балкону и выбросила прямо во двор части пустой коробки из-под злосчастного торта.

Ее всю трясло от возмущения. Какой-то мерзавец решил ее купить за коробку торта! Самого дешевого, с арахисом!

Женя только ближе к ночи успокоилась и решила все-таки позвонить Михаилу Семеновичу.

Михаил Семенович, фамилии которого она не знала, появился в ее жизни еще ранней весной. Они познакомились прямо на улице, неподалеку от той самой биржи труда, куда она приходила отмечаться. Он прямо-таки налетел на нее, уронил на ее голову какие-то папки, бумаги, потом долго извинялся, а под конец представился и пригласил Женю в кафе-мороженое. Понятное дело, ни о каком мороженом там не могло быть и речи. Во-первых, было холодно, во-вторых, в самом кафе подавали все, что угодно, но только не мороженое. Михаил Семенович угостил Женю хорошим вишневым ликером, свиной отбивной и шоколадным тортом. Спросил, чем она занимается, и, когда Женя, краснея от стыда, призналась в том, что живет на пособие по безработице, сразу же предложил ей встречаться… Он был невысокого роста, почти лысый, но какой-то гладкий, холеный и хорошо одетый. Женя, сидя за столиком и поедая торт, пыталась представить его себе без одежды, и ее чуть не стошнило… Она и сама не могла бы себе объяснить, почему ей показалось, что от него должно пахнуть лекарствами, а его кожа непременно лимонного, старческого оттенка. Словом, она ему вежливо отказала, ничем не мотивируя свой отказ. Его реакция удивила ее. Он положил ей руку на ладонь и улыбнулся. А потом произнес некую загадочную фразу, смысл которой она поняла только дома, когда вернулась… Получалось, что Михаил Семенович очень одинок и что ему женщина нужна даже не столько как любовница, а как друг, как существо, способное понять его и внести в его жизнь элемент красоты. Да, он очень много говорил о женской красоте, о том, что это – богатство… Когда же зашел разговор о богатстве вообще, то Михаил Семенович сказал, что он богат и что женщина, согласившаяся проводить с ним время, будет вспоминать его до последних дней. И как бы в подтверждение этого странный дядечка достал из кармана бумажник и подарил Жене стодолларовую купюру. Она пыталась отказаться, но вдруг прочла в его взгляде такую печаль и тоску, что передумала возвращать ему деньги, поблагодарила и обещала позвонить. И конечно же, не позвонила… Сейчас, когда прошло столько времени, она поняла, что и он лукавил, говоря исключительно о женской красоте, и что ему, как и другим мужчинам, нужна прежде всего женщина именно в физиологическом смысле. И даже если он импотент, все равно он попытается уложить ее в кровать. И все же из головы не выходили те сто долларов, которые он подарил ей просто так…

Он меня уже не помнит, подумала она, роясь в сумочке в поисках листочка с его телефоном. А если и вспомнит, то что проку, если прошло столько времени и он наверняка уговорил какую-нибудь другую девицу?

Наконец листочек был найден. Он был истерзан, помят, и цифры на нем едва прочитывались. Она набрала номер и после нескольких длинных гудков услышала приятный мужской голос, точнее, голос автоответчика, извиняющийся за то, что хозяина нет дома, и объясняющий, что свое сообщение она может оставить после звукового сигнала.

– Меня зовут Женя, Женя Рейс… Я перезвоню в…

Но тут трубку взяли, и все тот же голос, только как будто более живой, откликнулся радостно:

– Женечка? Женя Рейс? Я прекрасно вас помню… Очень рад, очень… Как ваши дела? Надеюсь, у вас все хорошо?

Да уж, лучше некуда…

– Не то чтобы хорошо…

– Вы нашли работу?

– Нет, – сказала она упавшим голосом. – Не нашла.

– Так я вам помогу. У меня приятель организует небольшую макаронную фабрику, набирает штат. Там неплохие заработки. Но только все надо оформить побыстрее. Приносите свои документы, мы сделаем ксерокопию, и вы получите прекрасное место…

– Но ведь я не умею делать макароны!

– И не надо! Будете на конвейере или еще где-нибудь… Не переживайте, я все устрою лучшим образом… Так вы согласны?

– Конечно, согласна.

– Подъезжайте ко мне завтра к десяти утра, записывайте адрес…

4. Холодное пиво

Корнилов приехал почти одновременно с Шубиным. Он выглядел, как всегда, озабоченным, хотя и бодрым. Юля, слушая так не вязавшийся с его суровой внешностью высокий, почти мальчишеский голос, приняла из его рук пакет с бутылками и сразу же сунула их в морозилку. На столе лежала разделанная вобла, сочная, с красноватым жирным «мясом» и оранжевыми «ребрами». Игорь, крепкий и коренастый, с круглой, почти без волос, головой, источал, казалось, само здоровье. Мужчины пожали друг другу руки и уселись за стол. Юля принесла водку – большую запотевшую бутылку, наполовину опорожненную. Поставила блюдце с ломтиками лимона.

– Вот, Виктор Львович, никак не допьем.

– Это Крымова на вас нет… Как он там, в Париже, не звонит?

– Звонит, у него все нормально. Никак не разберется с Щукиной, не хочет, чтобы ее новый муж воспитывал его ребенка… Но это их проблемы. Давайте лучше поговорим об Уткиной. Конечно, знать бы раньше, что мне придется заниматься этим делом, то сама бы выехала на место преступления…

– Уткина – молодая женщина, не сказать чтобы красивая, но все же… – Корнилов разлил водку и взял в руки лимон. – Ее зарезали. Пару раз пырнули ножом. Удары нанесены непрофессионалом, да и крови много… Судя по всему, убийца что-то искал в квартире, потому что там все перевернуто вверх дном. Рылись почему-то в ванной комнате, на кухне, высыпали из банок все сыпучее…

– Думаете, деньги?

– Не думаю, что она была при деньгах. В квартире хоть и сделан ремонт, но все скромно, с минимальными затратами: дешевые обои, линолеум… Девушка была аккуратная, кругом чистота, если бы не эта скотина, что зарезала ее… Мы сняли отпечатки пальцев, но результаты еще не готовы…

– Арестован Олег Хмара, – напомнила ему Юля. – Вам не показалось странным, что он, предполагаемый убийца, человек, который видел ее последним, является утром на место преступления и дает себя арестовать?

– Скорее всего, он не виноват и не он убил девушку, но и отпускать его пока тоже нельзя…

– Почему?

– Соседка Уткиной говорит, что слышала на лестнице голоса и чуть ли не шум драки… А кто, кроме Олега, был у Уткиной ночью? Ведь он вернулся домой после двенадцати, а соседка слышала голоса и шум где-то около одиннадцати. Кроме того, Олег – парень неразговорчивый, злой, обиженный на весь мир за то, что его арестовали. Он отказывается отвечать на самые простые вопросы. Сначала он был потрясен сообщением о смерти своей подружки, а потом, когда до него дошло, что это именно его подозревают в убийстве, замкнулся в себе и сказал, что будет говорить только в присутствии адвоката. Мы вызвали мать, та, в свою очередь, – адвоката, но парень так ни слова и не обронил.

– А что известно о самой Уткиной?

– Очень мало. Вроде бы она совсем одна, я имею в виду, ни родственников, ни подруг. Очень часто, если верить соседке же, куда-то ездила, предполагается, что в Москву. В квартире, кстати, мы нашли железнодорожный билет Москва – Саратов, получается, что Уткина приехала в Саратов где-то с месяц тому назад. И почти в то же самое время, по словам матери, познакомилась с Олегом. Хотя она сказала, что несколько дней тому назад. Они встречались, Олег был чуть ли не влюблен в нее и собирался даже жениться.

– А что, если это ограбление? Ведь из квартиры наверняка что-нибудь да пропало…

– Денег мы нигде не обнаружили, бумажник валялся на полу, пустой. В шкафу на полочке стояла шкатулка, но в ней, кроме дешевых побрякушек, тоже ничего ценного. Ни сережек в ушах покойной, ни колечка на руке – ничего…

– Но если вы подозреваете Олега… Он бы не стал брать деньги… У него же все есть, насколько я поняла со слов его матери, в семье есть средства. И разве ее желание поручить мне частное расследование ни о чем не говорит?

– Ты не видела Олега… Он не простой парень. И не всегда убийца похож на убийцу, сама знаешь. И то, что на полу валяется пустой бумажник, еще ни о чем не говорит. Убийца мог, убив Уткину по каким-то своим соображениям, инсценировать ограбление…

Шубин, молчавший все это время, вздохнул.

– Я был у Чайкина после того, как ты мне позвонила, – вдруг сказал он, обращаясь к Земцовой. – На Уткину напали. Причем напали неожиданно. Скорее всего, она открыла дверь, не взглянув в глазок, и тут же была сбита сильным ударом в голову. Убийца пришел к ней, как я предполагаю, уже после ухода Олега. И ему явно что-то от нее было нужно. Судя по ссадинам и ранам, кровоподтекам на лице, руках и ногах, была борьба, Уткина сопротивлялась, царапалась, у нее под ногтями частицы кожи, грязь… Не думаю, что это Олег Хмара, парень, с которым она встречалась. Хотя… Он мог попытаться изнасиловать ее, возникла ссора, драка, Уткина оскорбила его, унизила… Всякое могло случиться… Да, вот еще что. Пониже спины, на ягодице ее – шрам. Рваный такой, интересный, Чайкин говорит, что ему примерно несколько месяцев. Мне даже показалось, что шрам непростой, что там какие-то буквы или цифры…

– Это случайно не клеймо? – предположил Корнилов.

– Не знаю, у меня было мало времени. Я подумал, что мы с Юлей еще вернемся к Леше, поговорим более подробно, а к вечеру, глядишь, появятся первые результаты экспертизы…

Юля достала пиво. Разговор медленно и лениво перебирался с главной темы – убийства Уткиной – совершенно в другие русла: денежное, «крымовское», философское… Расстались довольные друг другом и пивом. Корнилов уехал, а Юля с Шубиным отправились к своему другу – одному из лучших судмедэкспертов города – Леше Чайкину.

5. Утреннее предложение

Женя Рейс некоторое время стояла в нерешительности перед дверью Михаила Семеновича, боясь позвонить. Ясно как день, что он попробует затащить меня в постель. И что будет дальше? Использует, окатит ледяным презрением и выставит вот за эту дверь. Может, денег даст…

Сейчас она ненавидела всех мужчин, вместе взятых. Ей казалось, что общество больно мужским шовинизмом, что женщинам искусственно создаются препятствия для того, чтобы они могли полностью себя реализовать. Женя, к примеру, была хорошим архитектором и инженером и могла бы, если бы понадобилось, сама спроектировать дом, а то и квартал, и эти строения стояли бы годами, если не веками. Она любила свою профессию, ей нравилось чертить, делать расчеты, она мысленно как будто возводила один этаж за другим и словно видела тех людей, которые будут жить в ее домах. И лица их светились радостью. И вот теперь сама Женя по мстительному желанию одного из своих самых «долгих» любовников никак не может найти себе приличное место, где бы ее талант был востребован, где бы она смогла почувствовать себя полноценной личностью. Кто уготовил ей такую судьбу, судьбу государственной приживалки, по сути, нищенскую и унизительную роль в этом самом обществе? По ее твердому убеждению, это были мужчины. Все, кто вступил в легкий и ни к чему не обязывающий сговор против нее. Она даже представляла себе своего бывшего любовника, сидящего в прохладном кабинете с телефонной трубкой в руке. Он звонит своим приятелям – директорам строительных фирм или обращается к посредникам, чтобы ей перекрыли кислород, чтобы не взяли на работу. Ненавижу!

Она с силой надавила на коричневую кнопку звонка и вся внутренне напряглась.

Михаил Семенович открыл дверь с улыбкой, которая за один миг успела ее немного приободрить. Женя тоже улыбнулась ему в ответ, но ее улыбка была отравлена униженностью и растерянностью.

– Женечка? Очень рад… Хотя, конечно, прошло довольно много времени… И как это вы вспомнили обо мне?

Она не нашлась что ответить. Да Михаил Семенович и не настаивал. Он чуть ли не за руку провел ее в глубь своей огромной квартиры, хорошо пахнувшей новой мебелью и почему-то чесноком. Она не ошиблась – в гостиной был накрыт стол, а этот запах шел, вероятно, из кухни, где готовилось что-то вкусное, такое, чего Женя давно не ела.

– Женечка, чувствуйте себя как дома, расслабьтесь… Мы здесь одни, я очень, слышите, очень к вам расположен, а потому мойте руки и садитесь за стол. Все, что вы видите на столе, я приготовил собственными руками. Ну же, смелее… – Он показал ей, где помыть руки, и Женя увидела мельком его жест, который несколько насторожил ее: Михаил Семенович тихонько потер ладони, как бы предвкушая что-то… Что? Он собирается съесть и ее, Женю Рейс, с чесноком?

Михаилу Семеновичу на вид было лет шестьдесят. Маленький, толстенький, в темных брюках, белоснежной сорочке и красной жилетке, крепко надушенный, он явно расстарался, приготовился к ее приходу и теперь походил на лоснящегося породистого петушка. Особый шарм придавали ему очки в золотой оправе, которые он то и дело поправлял на своем маленьком аккуратном носу. Влажные красные губы его выдавали в нем сладострастника.

За столом он ухаживал за Женей, подкладывал ей салаты, принес блюдо с фаршированной курицей, отломил розовый сочный кусок с оранжевой жирной корочкой и торжественно положил ей на тарелку.

– Ну рассказывайте, моя дорогая, как это вы оказались на бирже. Пожалуйста, не смущайтесь, потому что я, повторяю, расположен к вам и изо всех сил хочу вам помочь… У вас какое образование?

Женя сбивчиво и нервно выдавала ему фрагменты из своей жизни, указывающие на то, что у нее прекрасный диплом, характеристики, что она была чуть ли не незаменимым специалистом в известном в городе проектном институте, но обстоятельства сложились таким образом, что она вынуждена была уйти оттуда…

– Из-за начальника? – перебил ее проницательный Михаил Семенович. – Вы были его любовницей? Не смущайтесь моих вопросов, просто у меня жизненный опыт, и на многое я смотрю иначе, нежели вы… Схема взаимоотношений мужчины и женщины мне знакома настолько, что вы удивитесь, когда мы поближе сойдемся. Я не спорю – мужчины, равно как и женщины, отличаются друг от друга характером, темпераментом и прочим, но в целом поведение мужчины я могу назвать одной фразой…

– И какой же?

– Мужчина стремится к власти. Сексуальный партнер – ваш начальник на работе. Согласитесь, при такой ситуации все искренние чувства женщины подвергаются опасности. Ведь вы же зависите от него целиком и полностью… К тому же он наверняка был женат.

– Да, из-за этого мы, собственно, и расстались…

– Вот видите!

– Ничего особенного, – вдруг осадила она его, – здесь и догадываться было нечего… Будь он свободен, все сложилось бы по-другому… – И она вкратце рассказала ему свою историю и последовавшие вслед за ней репрессии со стороны своего начальника-любовника.

– Вот мерзавец!

Ей вдруг показалось, что более пошлой ситуации, в которой она оказалась сейчас, в ее жизни еще не было. Прийти утром в гости к пенсионеру (она была уверена, что Михаил Семенович – молодящийся, с неплохой пенсией «папик», не до конца растерявший свой любовный пыл), рассказать ему о перенесенных ею унижениях, признаться в том, что находилась в связи с женатым мужчиной, да еще к тому же и начальником… Ей захотелось уйти, вернуться домой, как загулявшей собачонке, свернуться калачиком и всласть поплакать.

– Хотите, я скажу вам, о чем вы сейчас подумали? Вот, мол, пришла к почти незнакомому мужчине в гости, да еще утром, непонятно для чего… Раскрылась, рассказала о себе, а зачем? Ради чего? Ведь так?

Она смутилась и даже отвернулась к окну, чтобы не смотреть ему в глаза.

– Значит, я прав. Но вы не должны так думать. Я – другой человек и не похож на вашего бывшего друга. Кстати, как его звали?

Она вспыхнула и замотала головой.

– Все-все, умолкаю. Не хотите говорить – не надо. Это ваше право. Просто у меня большие связи, и я мог бы помочь вам отомстить ему, если вы этого пожелаете. К примеру, могу поставить его примерно в такое же положение, что и он вас. И тогда уже не вы, а он будет стоять в очереди на бирже в то время, как вы будете…

– …упаковывать макароны. – Женя раскраснелась и готова была уже заплакать.

– Да нет, милая, вы не будете запаковывать макароны. И это я вам говорю, Михаил Семенович Бахрах. Вы еще мало знаете меня, а потому не представляете себе, как себя нужно со мной вести и чего от меня ждать. Так я вам отвечу. Я – человек немолодой, много пожил и многое знаю. Я вижу перед собой молодую и очень красивую женщину, которой хочу помочь. И я ей помогу. То есть вам помогу. И сделаю все, чтобы вы шли по жизни с гордо поднятой головой. У вас будет все, что только вы пожелаете, но при одном условии, выполнить которое для вас не составит никакого труда…

– Условие? Какое еще условие? – Женя, уже готовая к тому, чтобы покинуть эту квартиру, поскольку слишком обнаженной она почувствовала себя перед этим странным и самоуверенным Бахрахом, делающим ей вполне определенные предложения, заговорила откровенно, прямо: – Вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей?

– А почему бы и нет? Вы не будете работать на меня, вы будете моим другом, моим нежным и ласковым другом, я буду любить вас…

В его голосе она не почувствовала ни похотливости, ни сладострастия, ничего такого, что могло бы вызвать в ней отвращение. Но сказал он это так, словно речь шла о деловом предложении, истинный смысл которого ей все равно еще не дано понять.

– Как же вы будете любить меня, если мы почти незнакомы? И разве можно вот так, походя, говорить о любви, как вы сейчас?

– Вы серьезная девушка, Женя. Да, здесь я, пожалуй, с вами соглашусь. Любовь – это не игрушки… И все же, вы принимаете мое предложение? – И, не дав ей опомниться, сказал чуть тише: – Тем более вы предполагали такой поворот нашего разговора, не так ли? Вы даже были готовы к нему, как и к тому, чтобы прямо тут, у меня, доказать свое расположение ко мне и получить за это деньги…

Это было уже слишком. Женя поднялась, хотела было уже уйти, но Михаил Семенович ласково взял ее за руку и усадил на место:

– Не торопитесь с выводами. Деньги играют не последнюю роль в нашей жизни. И нельзя так откровенно показывать мне свое негативное отношение к моему предложению, когда вы к нему, повторяю, уже были готовы. Вы побудете у меня до вечера, освоитесь, покушаете, выпьете хорошего вина и уйдете себе домой, чтобы хорошенько все осмыслить. Я дам вам денег даже за то, что вы проведете у меня всего несколько часов. И это будет немалая сумма. А уж если вы согласитесь быть со мной, то я дам вам гораздо больше. Несколько встреч, и вы сможете купить себе неплохой автомобиль, в котором прокатитесь перед носом вашего бывшего возлюбленного… Согласитесь, это будет приятно. Я даже помогу вам побыстрее получить права. И вообще все ваши желания будут исполняться, как в сказке…

– Но так не бывает… Такие большие деньги за свидания… Не проще ли было бы вам пригласить девушку по вызову и заплатить ей гораздо меньше?

– Нет, не проще. Я хочу, чтобы вы в конечном счете полюбили меня, Женя. Я хочу любви, хороших, человеческих отношений, пусть даже основанных на чувстве благодарности ко мне.

– Вы будете требовательны ко мне, и я не буду знать, как вам угодить, это ли не будет очередное унижение? Почему вы выбрали именно меня? Ведь если бы я вам понравилась с самого начала, еще тогда, весной, то вы бы нашли меня…

– Я хотел, чтобы вы пришли ко мне сами. Это бы означало, что я не так противен вам, как остальным… Ведь вы же видите, что я по-прежнему живу один, что у меня нет девушки, женщины…

Она ничего не понимала, кроме того, что он что-то недоговаривает.

– Хорошо, давайте попробуем. Что мне надо делать?

– Для начала раздеться и ходить по комнатам без одежды. Это несложное условие, если учесть то, что вы – женщина, а не скучная и неинтересная девственница.

Началось… Сначала он попросит меня ходить по квартире голой, а потом захочет, чтобы я изображала из себя собачку и лаяла…

– Вы хотите проверить, смогу ли я возбудить вас?

Он промолчал в ответ.

– Надеюсь, вы не садист?

– Не думаю…

Женя сняла платье, села за стол и взяла спелую грушу. Пусть смотрит, подумалось ей в эту минуту, в сущности, этого просили у меня все мужчины, так почему я должна отказывать этому старичку?

Пусть смотрит, пусть ослепнет…

6. Девушка из Константиновки

Девушка, лежащая на столе, была при жизни довольно привлекательной. Юля смотрела на мертвое лицо Уткиной и представляла себе, как та, в летнем платье, идет под ручку со своим парнем, Олегом, по улице, как прохожие оборачиваются на нее. Да, оборачиваются, особенно мужчины, потому что Катя Уткина была великолепно сложена. Полная грудь, тонкая талия, длинные стройные ноги. Леша сказал, что девушка была здоровой молодой женщиной, что незадолго до смерти имела половой контакт с мужчиной, но что вряд ли была изнасилована.

– Если она была с Олегом, то не дома… Мать Олега говорит, что он проводил ее до подъезда, до лифта, но с ней не поднялся. Думаю, есть смысл проверить, с кем была девушка, с Олегом или с убийцей, а может, и с третьим лицом…

– Хочешь взглянуть на шрам? – Леша Чайкин, от которого немного разило спиртным, взял со стола перчатки и, не дожидаясь ответа, начал натягивать их на руки.

Шубин, по своему обыкновению, молчал, глядя, как Леша медленно переворачивает тело девушки. Они с Юлей едва успели отскочить – черная жидкость хлынула изо рта трупа…

– У нас ночью отключили электричество, – словно оправдываясь, пробормотал Леша, одной рукой придерживая девушку за плечо, чтобы можно было рассмотреть шрам на ягодице, а другой прикрывая ее голову рыжей тряпкой.

Юля, с трудом переносившая ядовитый трупный запах, достала платок и приложила к носу. Сейчас ее взгляд был устремлен на шрам размером со спичечный коробок.

– Действительно, интересный шрам, довольно необычный, объемный, и на нем, если постараться, можно разглядеть буквы «Z» и «А». Как ты думаешь, Леша, эти буквы получились случайно, или же их вырезали специально?

– Думаю, что случайно, потому что они расплывчаты, во-первых, а во-вторых, слишком мало эти символы несут в себе информации… Грубая работа, если действовал хирург, и тонкая – если работал какой-нибудь извращенец. Скорее всего, на этом месте было либо родимое пятно, которое пытался вывести какой-нибудь сельский эскулап, или же такой вот странный шрам остался после несчастного случая.

– Значит, не стоит забивать себе голову этим шрамом? – спросил Шубин.

– Не знаю, – пожал плечами Чайкин, – если только запомнить его, как примету…

– А что можешь сказать о ножевой ране?

– Удар нанесен непрофессионалом, как будто ее пырнули именно в драке, чуть ли не случайно, потому что нож вошел как-то боком и проник в сердце довольно сложным образом… Девушка вела вполне нормальный образ жизни, ничем не злоупотребляла, все внутренние органы здоровы: печень, легкие, желудок, да и сердце было крепкое… Ей бы жить да жить. Не представляю, за что ее можно было так избить, а потом еще и зарезать. Я понял бы, если бы она в тот вечер набралась по уши, а то ведь всего-то немного вина… Самую малость приняла.

– Надо срочно навестить Олега и убедить его рассказать об этой девушке: в каких они были отношениях, как расстались, откуда она, из какой семьи… И почему он не проводил ее до самой квартиры, ведь была ночь… – рассуждала Юля вслух, не отрывая взгляда от девушки, теперь уже наполовину прикрытой забрызганной и успевшей побуреть от крови клеенкой. – Ведь мы о ней совершенно ничего не знаем…