Жизнь прожить – не поле перейти Лиштванов Владимир

ДРУЖБА РЕБЯТ И ЗАБОТЫ ИХ МАТЕРЕЙ =======

За окном раздается протяжный знакомый свист Павлика, зовущего друга в школу. Степа вскинул взгляд на старенькие ходики на стене. По времени надо было выходить. Для достоверности выглянул в окно, оба друга с книгами под мышками уже дожидались его, что-то деловито обсуждая. Быстро натянул свитер, надел курточку, давно выцветшую и ставшую уже не по росту, одернул ее, словно вытягивая, и посмотрел в зеркало. Потом в прихожей, завязывая шнурки и видя, как все более выпячивается на туфле палец правой ноги из протертого, почти насквозь верха туфля, вдавил это место, топнул ногой, но ничего не изменилось, усмехнулся своему желанию поправить изъян, быстро выбежал из квартиры.

– Степа, ты что-то долго сегодня собирался? Спал что ли, и только проснулся? – недовольными голосами, почти одновременно прого- ворив, спросили друзья.

– Да нет, наоборот, я рано встал, правда, не вылезал из постели, дочитывал последние страницы книги. Мне был интересен конец всей описываемой истории, – боевито, с улыбкой, ответил он. Немного подумав, добавил, – рекомендую тоже прочитать. Потом я долго искал туфли, ведь совсем высохло под ногами, в ботинках уже тяжело. Вижу, и вы в туфлях, тоже весеннюю теплоту почувствовали.

Павлик посмотрел на основательно стоптанные туфли Степы, на его торчащий палец ноги на правой туфле, на стертые каблуки, остановил его и поставил свою ногу рядом с его вытянутой ногой. Поняв шутку друга, подставил рядом ногу и Коля. Сличая их сильную изношенность, довольные своей шуткой, глядя, друг другу в глаза, расхохотались, хлопая дру друга по плечам.

С юго-востока у горизонта показалась небольшая клинообразная плешь голубого неба, постепенно увеличивающаяся. По всему было видно, что день ожидается не только теплым, но и безоблачным, наконец небо очистится, засветит солнце. На ветках деревьев, на крышах домов, на электрических и телефонных проводах, на пристроенных у крыш скворечниках, сидели группами скворцы, иногда куда-то перелетали, непрерывно кричали, щебетали, свистали, как бы, стараясь, перекричать друг друга.

Не могли пройти мимо такого птичьего веселья и три друга, ос-тановившись, начали их копировать и свистом, что у них неплохо получалось, цоканьем языков и каким-то пением. Спохватившись, что они могут опоздать к уроку, сгорбившись, чтобы не растерять учебники, сжимая их под мышками, они наперегонки побежали в направлении школы и уже при звонке вбежали в коридор. Увидев их, остановилась у открытой двери в класс улыбающаяся учительница. Оглядев их снизу доверху, она вздохнула, пропустила в класс и вошла вслед за ними, здороваясь со всеми учениками.

Проверив по журналу наличие учеников, поставила еле заметную точку в клеточке напротив фамилии Потапова и спросила:

– Потапов, ты готов отвечать по теме домашнего задания?

– Да, попробую, – ответил Коля, и пошел к доске.

Он как-то медленно начал говорить, потом уверенность его все нарастала и нарастала, соответственно голос его тоже усиливался, стал похож, как бы, на докладчика с трибуны. Учительница от такого усердия заулыбалась, остановила его, попросила сесть на свое место и вызвала Борисова Павлика. Тот уже успел повторить далее по тексту и тоже начал уверенно отвечать. Анастасия Степановна и теперь, улыбнувшись довольной улыбкой, остановила его, отправив на место, попросила продолжить Степана Кузнецова. Когда тот завершил свой ответ, учительница для интереса задала несколько вопросов из прошлых уроков. Получив удовлетворение ответами всех троих, сегодня опоздавших учеников, она взяла ручку и громко, чтобы все слышали в классе, сказала:

– Молодцы, сегодня вы все трое заработали по пятерке. Ребята берите с них пример. Надо уметь так дружить и хорошо учиться.

На перемене, увидев на одном из своих сверстников, сшитые чувяки из какой-то прорезиненной ткани, они подошли к нему и стали расспрашивать, где он купил или сшил. Тот назвал дядя Игната, из будки по ремонту обуви. После уроков зашли в мастерскую. Узнав о возможности сшить такие же чувяки, как у своего товарища, обрадовались, но сразу были огорчены их стоимостью, поняв, что не смогут купить и за такую, казалось бы, низкую цену. Тогда дядя Игнат предложил скопать ему огород, а им обещал за это сшить чувяки, а еще лучше, если они под его надзором сами сошьют себе. Обрадованные ребята, не откладывая надолго, принялись копать участок. За три дня участок был готов, и дядя принялся учить их шить. После занятий в школе, они ежедневно приходили в мастерскую к дяде Игнату, занимали рабочие места и с увлечением орудовали, пыхтя и сопя, шилом и кривой иголкой с дратвой (крепкой льняной ниткой, натертой смолой), постоянно, спрашивая у дяди Игната, как лучше сделать тот или иной этап работы. Через неделю все трое пришли в школу в новых чувяках. От счастья они были на седьмом небе, постоянно посматривали на свои ноги, на которых красовались новые темно-серые чувяки. Заметила их радостное возбуждение и их учительница Анастасия Степановна, и поняла, чем это вызвано, увидев их обновки. Придя в учительскую, она поделились этой новостью с завучем школы. Та, зная из каких они семей, вздохнула и начала рассказывать в полголоса:

– У этих замечательных троих ребят очень схожее и трудное семейное положение. По разным причинам они остались без отцов. Матери их честные труженицы. У Коли мать учительница младших классов, у Степы мать работает в райсобесе, у Павлика на почте. Все они получают сущие гроши, прокормиться и нормально одеваться на эти деньги просто невозможно. Здоровье их тоже не радует. Вот и живут, перебиваются. Хорошо, что ребята степенные, не воруют, не хулиганят. Для этого тоже своя позиция необходима. Молодцы, учатся хорошо, знают, что достойную жизнь можно создать только своим трудом. Дети, но они всё видят, как кто живет. Мне их жалко.

Время шло, ребята росли, вытягивались, взрослели. Они уже заканчивали девятый класс. До получения аттестата зрелости оставался всего один год. Через кого-то узнали, что пригородному совхозу требуются на лето на уборке урожая дополнительная рабочая сила. Съездили туда, поговорили с директором совхоза. Их обещали принять. И вот они в совхозе. После долгого раздумья, учитывая возраст и физическое состояние ребят, их определили штурвальными на комбайны, считая, что за время подготовки к уборке они познакомятся с устройством комбайнов, а уже в процессе жатвы изучат их основательно и справятся с обязанностью помощников комбайнеров. Радостные ребята с интересом включились в работу по ремонту комбайнов, помогая во всем опытным механизаторам, в то же время, изучая их устройство. Работали они с увлечением, пытаясь завоевать авторитет. Наконец наступило время уборки. С утра до позднего вечера, они на комбайнах. В сумерках смазка узлов, осей и всего что крутилось и терлось, подготовка комбайна к работе на завтра. Утром рано вставали, умывались, быстро завтракали и выезд на участок. Через каких-то часа два их лица, шея, руки становились черными от спор головни, есть такая болезнь у зерновых культур, у всех на лице выделялись только белые зубы. К этому они быстро привыкли и уже не смеялись друг над другом, как это было в первые дни работы. А как каждый из них радовался самостоя- тельному управлению этой сложной машиной. Надо было не оставлять нескошенными полоски густого стояния стеблей пшеницы, следить, чтобы как можно ниже они были срезаны, следить, работая штурвалом, чтобы не подхватить в хедер какой ни будь камень или предмет, который мог бы поломать приемный барабан и молотильные зубья, следить, чтобы все шнеки валов вращались и выполняли свои функции. Несколько дней они неустанно следили за действиями комбайнеров, работающих и руками, и ногами, переключая и нажимая разные рычаги и педали управления этого сложного механизма. Наконец, им доверили сесть за штурвалы комбайнов. И вот их первые метры самостоятельного управления под незыблемым контролем комбайнера, готового в любую минуту вмешаться. Но, видя, что у ребят неплохо получается, комбайнеры все более и более доверяют им. Теперь они работают самостоятельно, даже без комбайнеров. С гордостью они ссыпали зерно из бункеров в автомашины, и, если шофер почему-то запаздывал подъезжать к комбайну, неистово сигналили, как и комбайнеры, громко ругая, чтобы тот поторопился. С какой гордостью они вечером возвращались на полевой стан, по-взрослому докладывая комбайнерам, сколько они сжали и загрузили машин. Потом, как это делали каждый вечер, они вместе с комбайнерами, снова заправляли комбайны горючим, смазывали узлы, промывали их радиаторы, мылись сами, ужинали и с чувством выполненного долга ложились спать, чтобы завтра, несмотря на сегодняшнюю усталость, надо было рано встать и начать работать.

На большой площадке тока, на которую ссыпалось зерно от комбайнов, работало много девушек на его очистке. Во время перекура ребята частенько оказывались около них. Те, иногда подшучивая над молодыми штурвальными, нередко валили их в бурты, засыпая зерно им за шиворот рубашек, или, играя, обливали из ведер с ног до головы холодной водой из колодца. Чтобы не остаться в долгу ребята проделывали то же самое, бегая за девушками между буртов зерна, иногда перепрыгивая или перелезая через них, догоняя шутниц. Так интересно закончилось их первое рабочее лето, так уж совсем быстро миновали, как им показалось, летние каникулы. Прошел последний месяц лета, уборка зерна закончилась, свои комбайны ребята почистили, помыли и поставили на специальной площадке на хранение до лета следующего года.

Деньги, впервые ими заработанные, с чувством гордости они принесли своим матерям. Те и не могли предположить, что их дети могут заработать такую сумму. Потом уже осенью, когда они уже учились, их пригласили и довели до сведения, что они могут получить причитающуюся им оплату еще и натурой, зерном, в совхозе, где они работали. Зерно можно продать и опять деньги, при том в их оценке, немалые. Их мамы договорились ехать туда в ближайшие дни, решив сразу продать его там же на месте.

За лето Степа, Паша и Коля не только научились управлять комбайнами, но и научились водить автомашины. Иногда водители, отвозящие зерно от комбайнов, давали им поездить за рулем их грузовых машин по полю под их контролем.

Мамы не могли нарадоваться своими взрослеющими детьми.

Чтобы как-то улучшить материальное состояние Маргариты Семеновны, матери Коли, дирекция школы, пойдя навстречу, предоставила возможность вести еще и группу продленного дня в своем классе. Соответственно, она стала получать, при невысоких ставках, все же почти в два раза больше. Теперь она находилась в школе две смены. В первую же получку, с учетом денег, заработанных сыном, сразу же купила давно облюбованные и понравившиеся ей для сына новые, хотя и недорогие, простые туфли, в которых он стал ходить в школу. Потом в следующие месяцы она обновила ему курточку, а затем, за несколько последующих месяцев набрала сумму, добавив из заработанных денег сыном на каникулах, на простенький костюм. Коля, как и большинство ребят класса, у которых были и работали на производствах отцы, стал ходить в чистенькой и новой одежде.

Мать, ежедневно, утром отправляясь на работу, выходила из дома с сыном, но далее она ехала до своей школы автобусом, а он пешочком с ребятами, до своей. Ото дня ко дню она видела, как ее, еще недавно маленький мальчик, на глазах взрослеет, у него поменялся и голос. Уже, практически по-взрослому, рассуждает, не по-детски многим интересуется. Стала гордиться им, его успехам, но и нередко плакала, и почему-то в последнее время больше, не от горя, к которому, за долгие годы ее непростой жизни, пришлось давно привыкнуть, а скорее от счастья. Как, например, вчера не удержалась от слез, когда увидела его в новом костюме, в новых туфлях и новой куртке модного фасона. Он понял расстройство матери, подошел, обнял и почти, по-взрослому сказал:

– Не волнуйся, мама, все самое трудное позади, теперь и мы стали жить немного лучше. Вырасту, буду работать, совсем будет хорошо, потерпи.

– Миленький, плачу-то я от радости, что ты у меня становишься уже таким взрослым. А в этой новой одежде ты просто сыночек из богатой семьи. Наконец-то я смогла более-менее тебя нормально одеть. Теперь тебе не стыдно и на людях показаться, и в школу ходить, – высказалась со слезами, но со счастливыми глазами мать, обнимая и целуя его.

Часть денег, из заработанных Колей, Маргарита Семеновна отложила на всякий случай. Впервые за многие годы у нее появились такая возможность.

Оставаясь одна, она часто вспоминала мужа, ведь сын во многом напоминал его. Черты его лица, вроде бы больше походили на нее, в то же время они напоминали Гену, даже его мимику, его улыбку, не говоря о цвете глаз, их прищуре, и волосах на голове, их жесткости и цвету, красиво укладывающихся в тот же чуб, с волной. Нелепая смерть мужа на третий год их совместной жизни, не выходила у нее из головы все эти годы.

Первый раз они встретились еще шестилетними детьми во время страшной войны, когда оказались на одной платформе поезда, гото- вого вывезти их в тыл вместе с оборудованием эвакуировавшегося завода куда-то за Урал. Несколько дней, уже разместившись по платформам, они бегали, играли около поезда на площадке завода, дожидаясь распоряжения об отправке. Там и познакомились. Родители их хорошо знали друг друга по совместной работе в одном и том же цехе завода. Тронулись в далекий и опасный путь в одну из ночей. Но на другой же день подверглись бомбардировке немецкими самолетами. Бомбили долго и постоянно. Самолеты улетали и снова с ревом прилетали. От взрывов, пыли и разлетавшихся комьев земли ничего не было видно. Вместе с новым знакомым мальчиком их до этого усадили внутри какой-то большой детали, завалив проход разными железными щитами. Потом все стихло. Выполняя напутствия родителей, они не высовывались из своего убежища. Слышали душераздирающие крики, вопли, стоны. Через какое-то время, показавшееся им вечностью, все стихло и совсем рядом послышались голоса. Они не выдержали, стали пробираться сквозь завал, но детских усилий не хватало, и они в один голос заплакали. Их услышали. Мальчики лет по тринадцать – четырнадцать влезли на платформу, раскопали проход и вытащили их. Теперь перед их взором открылась страшная картина. Многие вагоны и платформы были перевернуты, некоторые лежали на боку, где-то что-то горело, заволакивая черным едким дымом, кругом без движения в разных позах лежали люди, одни вниз лицами, распластавшись, другие, скукожившись, третьи окровавленные в луже крови. Помнит, как она завизжала, увидев прямо у своего открытого вагона, оставшегося стоять на рельсах, около колеса, на шпалах, лежащую, словно заснувшую, родную мать, как упала она на нее, не понимая, почему она лежит без движения. Ее оттащили, и вместе с Геной потом повезли куда-то на бричке. После долгой тряски оказались в деревне, расположенной среди леса. Там, нечаянно, из разговора между соседями, они с Геной услышали, что их родные матери и отцы погибли во время бомбежки. Она заболела и долго лежала, не могла вставать, за ней ухаживал Гена и мальчик хозяйки дома по имени Ваня. Затем приход немцев, какая-то стрельба, опять крики и плачь, а их снова отправили под пол в хате, в темный подвал, наказывая сидеть тихо. Мальчик хозяйки дома, вместе с матерью, выкопали в сарае большую яму, по ночам вытаскивая землю в недалеко расположенный пруд, хороня ее в воду, чтобы не видно было. Яму накрыли сначала досками, потом сеном, оставив небольшой лаз. Туда снесли и уложили много, много мешков с мукой, чтобы не увидели и не отобрали немцы. При выпечке хлеба муку вынимали из погреба только ночью, ночью месили тесто, днем топили печи, старались не привлекать внимания даже соседей, на другую ночь выпекали хлеб. Она неоднократно видела, как ночью, под утро, к хозяйке приходили какие-то люди и забирали выпеченный ею хлеб из той самой муки, видимо для этого и заготовленной, и как им же доставали картошку из погреба. Хлеб и картошку грузили на лошадей и куда-то увозили тоже темной ночью.

От старших мальчиков и девочек, с которыми подружились, они услышали, что где-то на востоке, чуть ли не у самой Москвы, идет большое сражение. Вскоре шепотом стали говорить о партизанах, которые бесстрашно воюют где-то рядом.

В одну из ночей все были разбужены выстрелами, лаем собак и криками. Их, всех детей, снова немедленно посадили под пол, в подвал, приказав, без разрешения не высовываться, где они просидели до самого утра. Оказывается, за эту ночь в деревне сгорело несколько домов, немцы искали партизан.

Теперь открыто и громко заговорили о необходимости перебазироваться к партизанам на базу, организованную среди болот в лесах. Как-то ночью их погрузили на подводы и повезли, запретив громко разговаривать. Потом переправляли на лодках через какую-то широкую не то речку, не то ее широкий разлив, где их уже ожидали люди с автоматами и винтовками на ремнях через плечи.

Тетя Феня, у которой они с Геной жили, стала работать на общей партизанской столовой, а они с другими детишками помогали ей подносить воду, дрова. Часто привозили на лодках раненных, она, маленькая девочка, вместе с другими девочками ухаживали за ними. Несколько раз их пытались бомбить, но к счастью, бомбы взрывались рядом. Для обмана немцев там, в стороне, подальше, иногда зажигали костры. В лагере появилась тушенка, макароны, крупа. Партизаны ра- довались присланным боеприпасам, радиостанции, радиоприемнику и продуктам. Все это сбрасывалось с наших самолетов на парашютах. Уже летом им с Геной объявили, что их отправят на самолете на большую землю. Самолет прилетел ночью, и ночью они улетали. Их везли с двумя тяжело раненными. Так они с Геной оказались на каком-то аэродроме Подмосковья, откуда их поездом решили отправить в Узбекистан, в Самарканд, в детдом. Об этом они узнали от назначенных для них провожатых. Таких, как они, здесь оказалось много. В Самарканде их с Геной, как и других детишек, помыли, постригли, поселили в разных комнатах, но в одном и том же здании. Здесь они жили, пока не закончилась война, продолжили жить и после войны, учась уже в школе и постоянно встречаясь. Роднее Гены у нее никого не было. За год до окончания десятилетки ее разыскала тетя и забрала к себе, а Гена продолжал учиться в ремесленном училище, немного поработал, потом армия. После школы поступила в педучилище, закончила и стала работать в одной из школ далеко от Самарканда, уже в России, куда ее увезла тетя. Связи между собой они с Геной не теряли, постоянно переписываясь.

Разыскивая племянницу Риту, тетя побывала в Брянске, откуда их эвакуировали вместе с заводом, разыскала оставшихся в живых работников завода после той бомбежки и всей войны. Выяснила, что ее сестра с мужем погибли, а куда исчез ребенок, никто не знал. В то время много людей теряли друг друга. Но потом кто-то рассказал о братском кладбище недалеко от железнодорожной станции у небольшого села, где похоронено много заводчан. Она поехала туда. Тете посчастливилось встретиться с хозяйкой дома, где им с Геной пришлось жить, той самой тетей Феней, чудом оставшейся в живых, но потерявшей всех своих детей. Узнала, как та приютила детей, оставшихся без родителей после бомбежки, которые прожили у нее больше полгода. Она же и поведала, что, опасаясь расправы немцев за помощь партизанам, детей из партизанского отряда, в число которых попала и ее племянница, потом отправили самолетом вместе с ранеными на какой-то аэродром в Подмосковье. Дальше след терялся. Тетя неоднократно писала в архив министерства обороны страны, в другие инстанции, но положительного ответа получить не могла. Время шло, и тетя уже смирилась с мыслью, что племянницы ей не найти. Думала, что может она сейчас носит другую фамилию, или могли же затеряться документы на нее в той самой бомбежке, где погибли ее родители, и потом в деревне, или партизанском отряде, в котором ей пришлось быть все же долго. Но мать Риты, перед эвакуацией, как бы предчувствуя, что дочь останется одна, метрическое свидетельство и подробное описание места ее рождения и местожительства зашила в ее, в то время, новенькое пальтишко. По этим документам, которые теперь потребовались, ее и определили в детдом в Узбекистане, в городе Самарканде.

После войны, отдыхая в одном из санаториев в Сочи, тетя подружилась с женщиной из Ташкента, работавшей в прокуратуре. Слово за слова тетя в разговоре рассказала со слезами на глазах о своей печали, о без вести пропавшей племяннице. Та, тоже сердобольная женщина из Ташкента, уезжая домой из санатория, взяла адрес проживания тети и все данные ее племянницы, пообещав поискать ее в детдомах Узбекистана и других республиках Средней Азии вместе с работниками прокуратур городов, с которыми ей приходиться часто общаться по различным вопросам ее работы.

И вот в один из дней, в почтовом ящике тети лежало извещение на получение заказного письма на почте. Получив письмо, она дрожащими руками кое-как распечатала его, и еще не прочитав до конца, поняла, что работница прокуратуры сдержала слово. Ее племянница нашлась в городе Самарканде.

О ее счастье узнали на работе, помогли деньгами, отправив в далекий Самарканд. На вокзале в Ташкенте ее встречала та самая работница прокуратуры, пригласив к себе домой, вместе с ней они поехали в Самарканд, нашли тот детдом. Радовались и плакали всем детдомом при ее встрече с племянницей. Всем детдомом и провожали их с тетей домой на городском вокзале.

Уезжая с родной тетей, всматриваясь в лица своих детдомовцев, своих подруг и товарищей, а им суждено было оставаться и надеяться на какое-нибудь чудо, она видела в их глазах не скрываемую печаль, в то же время какие-то проблески радости за нее, за свою уезжающую подругу. Им оставалось верить и надеяться, что, может быть, и им улыбнется счастье. И многие из них верили и долгие годы ожидали такого счастливого часа.

Провожать пришел и Гена, он не скрывал своего расстройства, отпросившись с занятий ремесленного училища, куда он устроился, чтобы приобрести специальность, но и продолжая учиться в школе. Несмотря на то, что они договорились поддерживать связь, писать друг другу, сдержаться он не смог. Сквозь слезы он признался ей в любви, говорил об этом, не стесняясь, и ей, и тете. Тетя обняла его, улыбаясь и тоже уже плача, пригласила к себе жить, сказав, что, как только он отслужит в армии, пусть тоже сразу перебирается к ней.

Каждую неделю Рита получала от него письма из Самарканда, а затем из армии с северного Кавказа. В каждом письме он подтверждал свою клятву в своей любви к ней и просил дождаться его возвращения, предлагая разные варианты их совместной жизни.

Вспомнила, как он появился в военной форме, возмужавший, высокий, симпатичный. Он сразу же устроился на работу и, не откладывая, они пошли в ЗАГС, зарегистрировались. Тетя уговорила его жить у нее. Родился мальчик, по обоюдному согласию, назвали его Колей, как звали погибшего мужа тети. Но счастье продолжалось недолго. Купаясь в речке, Гена наткнулся на заброшенные рыбацкие сети, запутался в них и утонул. Только на второй день его нашли водолазы. Не прошло и года, тяжело заболела тетя Маша. Приходи- лось постоянно класть ее в больницу, но болезнь прогрессировала, спасти ее не удалось. Так и осталась снова одна, только теперь с маленьким Колей. С трудом, пришлось устроиться на работу педагогом младших классов в недалеко расположенной школе. Так и жили на маленькую зарплату педагога с сыном.

О всей своей жизни она недавно подробно рассказала сыну, когда поняла, что он теперь достаточно повзрослел и ему следует все знать о своих родителях и, как им пришлось еще маленькими пережить ужасы войны, лишения тех лет и еще преодолевать не совсем обеспеченную жизнь и теперь, еле укладываясь в зарплату педагога начальных классов в школе.

Коля и так был вежлив, старался помогать ей во всем, а теперь после ее рассказа, стал еще более внимательным, стал лучше учиться. Не стесняясь, поделился с матерью, что ему нравится девочка из его класса по имени Таня, они дружат.

Матери Степы, Паши и Коли знали друг дружку, встречаясь на родительских собраниях в школе, но близко не общались, хотя их дети дружили. Впервые они собрались вместе и поехали в совхоз, где работали летом на комбайнах их дети, чтобы продать причитающееся им зерно за работу. Там они провели целый световой день до самого вечера. Здесь они располагали достаточным временем поговорить, поделиться друг с дружкой о наболевшем.

У них было много общего, все они жили без мужей, одни воспитывали своих детей. Здесь каждый из них поделился своей судьбой. О чем бы они ни говорили, разговор затрагивал и их незабываемое детство, совпавшее с войной и первыми послевоенными годами, когда еще во многом ощущался недостаток.

Ольга, мать Паши, родилась и жила в полной семье в городе Орле. Отец был военным и с первых дней войны оказался в гуще военных действий. Вскоре город подвергся бомбежке. После длительного сражения город был занят немцами. Она плохо помнит лицо отца, скорее всего она его знает по фотографии, он как ушел на фронт, так больше и не вернулся. Только после войны ее мать узнала, что он пропал без вести впервые же месяцы войны. Оля хотя и была маленькой, и смутно помнила многие событии, но хорошо запомнились ей годы оккупации, те голодные годы, как они голодали, как мать доставала пропитание и как кормила ее, оставаясь часто без еды, голодной сама. Уже более отчетливо помнит, как прятались в подвале дома во время боев за освобождение города, как вошли в город первые советские танки, как люди вылезали из подвалов, встречали со слезами радости своих освободителей. Видела и запом- нила на всю жизнь, как плакали от счастья люди концу оккупации.

Нелегко сложилась жизнь без отца и после войны. Жили они с матерью в другом городе. Мать, не отличавшаяся здоровьем, работала, не покладая рук, но зарплата ее была небольшой, и денег постоянно не хватало. Несмотря на постоянные недостатки во всем, мать делала все, чтобы дать ей образование, в результате удалось окончить среднюю школу, поступить в техникум связи. Со дня окончания техникума работает на почте.

С тоской она говорила о первой любви к бравому парню, только, что устроившемуся работать у них в связи шофером. Дима был для нее не сказанным красавцем. Был весел, играл на баяне, хорошо пел, не менее хорошо танцевал. Она сначала боялась его, он часто шутил, трудно было ей домашней, не отесанной девчонке, понять, где он шутит, где говорить серьезно. Она отказывалась от его приглашений пойти куда-то с ним, даже в кино, куда охотно соглашались идти ее подружки. Но он постоянно увивался около нее, стараясь делать ей, какие-то одолжения. Так вышло, что она сама заинтересовалась им. Позволила проводить себя с танцев один раз, другой, так и поехало. Не стала сторониться его присутствия, стала ходить с ним в кино и на танцы. Не могла дождаться субботы и воскресенья, когда мать ее одну отпускала из дому, вроде бы, с подружкой. Мать переживала за нее, когда она приходила позднее обычного. Правда, всегда помнила напутствие матери о девичьей чести. Так и влюбилась. Согласилась на его предложение быть его женой. Вышла замуж, через год родился Паша, вроде бы все было нормально. Через три года нормальной жизни мужу удалось купить старенькую машину, даже съездили на отдых на море, но стала замечать, что частенько после работы он стал приходить выпившим и всегда для этого находил оправданье, потом запил основательно. Никакие уговоры на него не действовали, давал слово прекратить пить, но через неделю, другую все повторялось вновь и вновь. Выгнали с работы. Устраивался куда-то, но до первой бутылки. Ездил на заработки куда-то на строительство каких-то ферм в колхозах, потом после долгого перерыва устроился работать вахтами где-то на севере, много зарабатывал, но почти и все пропивал. В конце концов, спился окончательно. Стал пропадать, не появляясь дома сутками. Потом ушел из семьи совсем, не объяснив причины, куда-то исчез, его поиски результатов не дали, пришлось расти сына одной. Зарплата была небольшой. Жили на небольшую пенсию матери и ее зарплату, а после смерти матери, только на ею заработанные деньги. Сейчас она работает начальником почты, зарплата стала большей. И вот подспорье, сын заработал за лето неплохие деньги. Теперь она имеет возможность его одеть подобающим образом, будет ходить, не стесняясь, не хуже других. Говоря, о сыне, переживала, как бы он не пошел по стопам отца, не запил бы и не оказался бабником. Он уже сейчас является предметом внимания девочек, которые пишут ему откровенные записки. Она видит, как он перед выходом из квартиры прихорашивается перед зеркалом, улыбаясь самому себе, даже собираясь в школу. Видя это, она начала переживать за него. Мысли, что ее сын может унаследовать привычки отца, не покидали ее. Больно уж он стал похож на него внешне, да и его привычки он полностью копировал, только вежливость сына была другой. Хорошо, что он еще не курит, видимо, на него оказывают влияние его хорошие друзья. В то же время была довольна и горда, что ее Паша неплохо учится, считала в этом опять положительное влияние друзей Степы и Коли. Она часто была свидетельницей, когда Степа не соглашался идти куда-то играть, зная, что Паша плохо выучил уроки по тому или иному предмету. Садились и он при них, что-то заучивал. Потом они шумно, постоянно что-то обсуждая, выходили из дому и куда-то скрывались. Познакомившись, здесь в совхозе, основательно с мате- рями друзей сына, она поделилась с ними своими наблюдениями, что друзья в последнее время стали реже появляться у них дома, считая, что теперь они собираются у Степы или Коли. Но, выяснив, что и там они стали встречаться реже, еще более забеспокоилась, зародив и у подружек чувства какого-то сомнения и переживания, до того не свойственного им. Неожиданно вступила в разговор, до этого молчавшая Галина, мать Степы, наиболее степенного из их детей:

– Знаете, что я вам скажу подруги? Мы на своих детей смотрим как на маленьких, готовы продолжать их водить за ручки, а нам надо смириться с тем, что они уже выросли. Хотим мы этого или нет, они начинают жить уже без былой оглядки на родителей. Их поступками все более будут руководить гены наследственности, и правила поведения, которые мы успели им привить, и которые они сумели впитать сами из окружающей их обстановки, в быту, в школе. Наша задача теперь помогать им советами, особо не навязываясь, иначе перестанут слушаться нас, за глаза будут называть предками, как сейчас это принято у подростков.

После этих слов наступила тишина. Каждая из них знала, что ничего нового Галина не сказала, но заставила посмотреть на своих детей, как бы, со стороны. Действительно их дети выросли, в школе они учатся последний год, теперь надо думать об их взрослой жизни, предугадать которую еще никому не удавалось. Их первая с трудом решенная проблема – одеть детей не хуже других, теперь показалось мелочной, незначительной, каплей в море, в сравнении с предстоящи- ми проблемами. Видимо, их мальчики начали встречаться с девочка- ми, придется при их малом семейном бюджете, все же выделять им определенные суммы на развлечения. Надо подумать об их будущей специальности, учебе или работе после окончания школы и это уже никогда-то, а определяться надо уже сейчас, и чем раньше, тем лучше, учеба в школе заканчивается через несколько месяцев.

Ольга при этих мыслях взялась за голову, об этом она как-то предметно не задумывалась, конечно, знала про все это, но как-то откладывала все на потом. Ей захотелось завтра же пойти в школу, поговорить с учителями, узнать, как они отзываются об ее Паше, в смысле, возможности его поступления в институт, как он на самом деле учится, стоит ли надеяться, что он самостоятельно куда-то поступить учиться дальше. Прервав молчание, спросила Галину:

– Скажи, рассчитывает ли твой Степа учиться дальше? Он не гово- рил, кем хочет стать после окончания школы? Какая специальность больше всего его прельщает?

– Почему не говорил, говорит постоянно. Он хочет продолжить дело своего отца, который был хорошим инженером, ученным. Через два года после окончания института мой муж защитил кандидатскую диссертацию. Продолжал вести какие-то исследования. В свое время мы жили на Сахалине. Там мы с ним и познакомились, потом там же поженились. Он постоянно там у нас пропадал в длительных командировках, вел исследования от института. Подружился с моим отцом, у них что-то общее было по работе, и отец помогал ему. Отец старейший работник нефтяной промышленности. Во время войны они тянули нефтепровод через Татарский пролив. Его из-за этого по брони на войну не взяли. Когда японцев изгнали с островов, мы и переехали жить в Южно-Сахалинск, так там и жили. Потом отец сильно заболел, и умер, а мы с мужем вернулись в город, где он работал в институте, и где у него была своя квартира. Теперь он уезжал в долгие командировки, а мы оставались одни с мамой, постоянно находясь в ожидании. Потом у нас родился Степа. У мужа была уже готова докторская диссертация, он должен был ее защитить, предполагая, полностью перейти на преподавательскую работу. Ему и место на кафедре предложили. Но его снова вызвали в министерство, и он опять поехал в командировку. Там, как потом нам сказали, на буровой нефтяной скважине произошел мощнейший взрыв. Больше мы его не видели. Так мы и остались одни. Мама умерла, а я долго болела. Потом продолжила учебу в институте. Жили на пособие за погибшего мужа и мою стипендию. Думала, что окончить институт сил у меня не хватит, но все же окончила, получила диплом, дали направление в министерство социального обеспечения, направили в этот город, так и работаю здесь. Сначала на самых низших должностях, с неболь- шими окладами, теперь дослужилась до начальника районного отделения, стала получать больше. Теперь и Степку одевать стала более-менее нормально, а то ходил во всем старом и облезлом. Так, что, подружки мои дорогие, судьбы наши удались незавидные. Теперь, когда материальные вопросы как-то решены, сами мы постарели, главной нашей радостью и заботой являются наши дети. Надо собирать опять эти проклятые деньги, чтобы ребята могли поступить учиться в институты, получить высшее образование. Без этого сейчас нельзя. Пусть Степа продолжить дело отца, тем более что он хорошо учиться. Я понимаю, как и вам одним трудно воспитывать своих мальчишек, сама тоже испытываю это, но надо еще напрячься, и главное настроить их, пусть не ленятся, учатся. Пусть пока сильно не увлекаются девчонками, будет потом у них на это время, а сейчас все усилия надо приложить к учебе, чтобы они окончили школу с хорошими оценками. Теперь мы должны контролировать каждый их шаг, пусть через день собираются у кого-нибудь из нас, чтобы мы могли быть спокойными.

После таких слов Галины матерям Коли и Паши стала ясна цель их подруги в отношении своего сына. Ее уверенность как-то передалась и им, и они тоже загорелись желанием дать высшее образование своим чадам. Теперь матери понимали, что потраченные усилия на их содержание и воспитание, это еще не все, оказывается, главное еще впереди. Приходилось мириться с понятием, что их дети уже выросли. Их установившиеся суждения, как матерей, о еще казавшейся абстрактной, какой-то далекой предстоящей не скорой взрослой жизни детей, суждениям, к которым они привыкли, и которым приходит конец, должны смениться конкретными решениями и желанием самих детей уже сейчас.

С таким настроением они вернулись из совхоза и выбирали момент обстоятельно переговорить с детьми об их будущем. Как потом выяснилось, их дети давно уже определились, кем они хотят стать, с учетом своих возможностей, приценились в каком институте могут сдать вступительные экзамены каждый из них. Степа, как самый усидчивый, серьезный, и пока круглый отличник, планировал попробовать свои силы поступить в Московский Государственный Технический университет им. Баумана. Коля, почти отличник, рассчитывал стать инженером, но еще не определился, какой институт ему выбрать, а Паша, подумывал поступать в народнохозяйственный, размышлял, какой институт выбрать, в каком городе учиться, здесь у себя в родном городе, или поехать тоже с ребятами в Москву.

Коля, Степа и Паша сегодня пришли в школу раньше обычного. Паша уселся доделывать домашние задания. Он вчера вечером рассчитывал выучить тригонометрию, но, возвращаясь с секции, где они все трое уже третий год занимаются каратэ, они встретили Аню из параллельного класса, поздоровались. Степа с Колей заспешили домой, а он задержался. Она, почему-то обратилась к нему, выясняя какой-то вопрос, не уточненный ранее.

На ней было новое пальто и какая-то своеобразная шапочка, придававшие ей привлекательный вид. В разговоре они переходили от одной темы к другой, стоя на тротуаре улицы, мешая прохожим. Отодвигаясь в сторонку, ближе к стене дома, освобождая проход, он как-то, не задумываясь, взял ее за руку, почувствовал приятную ее теплоту, она не только ее не убрала, а сама перехватилась своей и уже держала его руку в своих обеих. Держа его руку, она весело и увлеченно продолжала рассказывать какую-то историю, поглядывая на него прищуренными, светящимися глазами. Он внимательно и с интересом слушал ее, не перебивая, иногда поддакивал или кивал головой, а она находила, о чем говорить, вовлекая его в дальнейший разговор. Уже стало темнеть, на столбах зажглись осветительные лам- пы, а они этого как бы не замечали. Начало подмораживать, откуда-то с востока потянул леденящий ветерок, пробирая их до костей, но им, почему-то, не хотелось расставаться. Как-то машинально, они начали понемногу притоптывать, а потом, уже, взявшись за руки подплясы- вать, не переставая разговаривать и одновременно посмеиваться, над вынужденным способом разогреваться на холоде, да еще с ветерком. Аня, от которой исходила не скрываемая ею радость этой долгождан- ной встречи, вся светилась. Желая продолжить это приятное общение, она, вдруг, предложила:

– Паша, здесь мы с тобой замерзнем, нас сильно продувает, давай завалимся к кому-нибудь в подъезд, там все же теплее, чем здесь на открытом пространстве.

– А нас не выгонят? – спросил Паша, не менее обрадованный такому предложению Ани.

– Выгонят, перейдем в другой, так и будем переходить, – ответила Аня, тем самым, выразив свое желание, остаться вместе.

Такая озорная идея ему понравилась, и уже он тянул ее в ближайший подъезд. Жильцы дома еще возвращались с работы и с интересом рассматривали незнакомых им людей, вдруг оказавшихся в их подъезде, предполагая, чьи же это гости. К мусоропроводу, а они оказались на четвертом этаже, меняя свое пребывание, уже второй раз выходила из одной и той же квартиры полная пожилая хозяйка, недоверчиво всматриваясь в них. Пришлось спуститься вниз и осваивать другой подъезд. Здесь было тихо, спокойно, никто им не мешал разговаривать в полголоса. Как-то незаметно, они оказывались все ближе и ближе друг к другу и давно уже не разнимали своих рук. Им обоим все более приятным становилось их такое близкое общение. Он давно уже позабыл про не подготовлен- ную к завтрашнему уроку тригонометрию. Хотя темой их разговора были и изучаемые ими предметы, но они вспоминали о них просто так, к какому-то сказанному слову или эпизоду.

Слушая Аню, он видел ее счастливые ласковые глаза, и совсем, совсем рядом ее приятные, почему-то влажноватые, розоватые губы, манящие его к их прикосновению. Впервые для себя и, видимо, для нее, он приблизился и поцеловал ее. Она не отпрянула, наоборот, как-то поддалась, прильнула к нему, он почувствовал ее ответный поцелуй. Хотя это было недолгое, как бы мимолетное прикосновение, но оно понравилось ему, и как он чувствовал, ей тоже. Он посмотрел ей в глаза и не ошибся, ей это понравилось, она была не прочь повторить то же. Теперь смелее он обнял ее, целуя, почувствовал объятия ее рук. Вдруг, громко с каким-то скрежетом, загремел лифт, заставив их прерваться, не договариваясь, они побежали вниз. Выбегая из парадной двери, они были во власти только что постигших их, до сего неизведанных ими чувств, оба ощущали внутреннее тепло, но обжигающий холодный ветер охладил их пыл, тем более, по хорошо освещенной улице еще плотным гуськом быстро куда-то спешили люди. Оба поняли, что их общение затянулось, их дома ждут родители, и будут интересоваться, где они все это время пребывали.

– Паша, а нас же ждут дома. Я сказала маме, что выхожу на минутку, а мы проговорили с тобой не менее двух часов. Теперь надо придумывать что-то в оправданье. Не скажу же я ей, что мы с тобой обсуждали заданные уроки в такое позднее время, да еще в чужих подъездах. Надо меру знать. Следующий раз не выпустят из дома. До свидания.

Она взяла его руку, и мягко, как-то многозначительно пожала ее, и побежала по направлению к своему дому, но потом вернулась, подбежала, обхватила его за шею обеими руками и крепко, как-то по-особенному, поцеловала. Он подхватил ее, прижал к себе и долго не выпускал из объятий, но потом ей удалось довольно легко выскользнуть из его рук, улыбаясь, вся, сияя, побежала уже без оглядки. Только теперь он обратил внимание, как на них смотрела недалеко стоявшая старушка, одной рукой опирающаяся на клюшку, второй держала на длинном поводке спокойно взирающую на него собачку. Ему стало как-то неловко, ведь непристойно на виду у посторонних, им еще школьникам, так открыто выражать свои чувства, сорвался с места и побежал в конец улице, где был их дом.

Поднимаясь по лестнице в свою квартиру, зная, что его ждет мать и, наверное, уже волнуется, он пытался найти какие-то слова в свое оправданье, но ничего не мог придумать. Иногда ему и раньше приходилось врать по мелочам, но теперь другое дело.

Открыв дверь квартиры, он увидел расстроенный вид матери, и ее вопросительный взгляд. Ему стало жаль ее, он снял ботинки, куртку, подошел к ней, обнял и произнес:

– Прости мама, по дороге домой с занятий в секции каратэ, я встретился с девочкой из параллельного класса, зовут ее Аней, слово за словом, незаметно и проболтали все это время. Вот я и немного задержался. Ты не волнуйся за меня так, я же уже не маленький. Покушать, что-то есть, я что-то проголодался?

Мать, уже простившая его за задержку, прошла на кухню накрыла на стол, села напротив и стала смотреть, как он торопливо опустошает содержимое на тарелках. Он кушал точно так же, как и его отец. От этих воспоминаний у нее защемило сердце. Она встала, походила по кухне, стала немного успокаиваться, потом остановилась около него и произнесла:

– Паша, больше так не делай. Приучись заранее предупреждать. Я уже многое передумала. В голову лезло всякое. Я тебя понимаю, ты повзрослел, тебе хочется погулять, я не возражаю, но ты предупреж- дай меня, пожалуйста, чтобы я знала, где ты находишься.

– Хорошо, мама, больше не буду, – улыбнувшись, ответил он, вспомнив довольно знакомые слова, которые ему не раз приходилось говорить матери ранее.

– Ну и хорошо, договорились, – довольная окончившимся разговором, проговорила мать и пошла, заниматься своими делами.

Паша, взял учебник по тригонометрии, лег на старенький диван с целью выучить новый раздел. Прочитав один раз, пытаясь выделить главное из прочитанного, он понял, что ничего не запомнил, попытался начать снова, но в голову ничего не лезло, смысл слов не соединялся в единую нить. Незаметно учебник оказался у него на груди, и он уже незаметно, вроде не задаваясь целью, начал придаваться воспоминаниям об Ане, так неожиданно, оказавшейся у них на пути по дороге домой. Перед ним проплывали очертания ее лица, эти миленькие губки, оказавшиеся такими сначала мягкими и теплыми, какими-то инертными, потом изменившимися, уже вроде как активными, ласкающимися, говорящие о чем-то новом, ранее не знакомом, но так желаемом. Эта сладостное ощущения первого в своей жизни поцелуя не покидали его еще долго, пока учебник не скатился с груди, не шлепнулся о пол, но и раздавшийся звук не отвлек его от таких сладких воспоминаний. Теперь он был не доволен собой, что согласился так быстро расстаться с Аней. Надо было уговорить побыть еще какое-то время вместе. Она снова стала появляться перед ним такой, какой он видел ее только что. Он еще не понимал своих чувств по отношению к Ане, но она уже его интересовала никак ранее знакомые девочки- одноклассницы, а как-то по-другому, и этот интерес увлекал его все больше и больше.

Назвать ее своей невестой он еще не мог, одной встречи для этого еще мало, да, какая может быть невеста в таком-то его возрасте, просто хорошенькая ласковая девочка.

Вдруг ему захотелось завтра же поделиться своим более близким знакомством с Аней, теперь поглощавшей все его сознание, с нераз- лучными друзьями, Колей и Степой. Представил, как они удивятся этому и еще более, когда узнают, что они с Аней целовались и не просто так, а по-настоящему, как взрослые. Ведь из них он первый поцеловался с девочкой, вернее, не он ее поцеловал, а они вместе целовались. И он чувствовал, что ей это тоже нравилось не меньше, чем ему. Он долго размышлял, как им все это преподнести, не хотелось особенно хвалиться, мол, смотрите, каков он хороший, девочка его сама выбрала, в то же время, как не похвастаться, если это так было на самом деле. Потом представил, как они ему не поверят и будут над ним подсмеиваться, как над хвастуном. Об этом он как-то и не подумал. От этих мыслей, вдруг, возникшее желание поделиться с друзьями, о своем сокровенном, сразу отпало. «Ладно, об этом я с ними поделюсь потом когда-нибудь, когда уже будет возможным, чтобы никому не навредить», – засыпая, думал он.

Мать подняла с пола учебник, положила на стол, подошла по-ближе к сыну, вытянувшемуся во сне на диване, так и не раздевшись. «Да ведь он совсем стал взрослым, вон и усы скоро надо будет брить, и с девочками стал встречаться, может, пока еще и несерьезно, но уже встречается. Это видно по его глазам. Появилась какая-то Аня из пара- лельного класса, раньше он о ней ничего не говорил. Интересно, а как его друзья? Заметили ли их мамы какие-либо изменения в поведении своих детей? А может быть, Колю и Степу пока не затронули эти изменения?» – думала мать Паши, приготовившись его разбудить, чтобы он разделся, не помял одежду, и лег на свою кровать.

Она дотронулась до его плеча, он как-то вздрогнул, улыбнулся и повернулся на бок. Ей было жаль будить его, но она решилась, ведь сомнет всю одежду, снова еще раз дотронулась, потолкав слегка, потом сильнее, чтобы проснулся, наконец, и проговорила:

– Паша, встань, разденься и ложись на кровать.

Он молча встал, разделся и улегся, быстро уйдя снова в сон.

Все же не выученный урок, ответственность за который, видимо, отложилась где-то в подсознании, заставила его встать рано, он быстро позавтракал и побежал за друзьями поторопить их школу, рассчитывая выучить его перед занятиями в классе.

Паша успел выучить, учил он теперь основательно, почему-то уверенный, что его сегодня обязательно вызовут отвечать. Дейст-вительно, как только начался урок, учитель после некоторого просмотра журнала, посмотрел на него и вызвал к доске. Только что выученный урок он, конечно, ответил на пятерку. Его успеху не меньше самого радовались Коля со Степой. Так уж у них было заведено, переживать друг за друга. На большой перемене друзья, отправляясь в конец коридора, встретили снова Аню, вежливо с ней поздоровались, но она как-то своим взглядом заметно больше задержалась на Паше. Изменился в лице и Паша, его состояние тоже выдавали глаза, что не осталось не замеченным друзьями. Оставшись одни, Коля, решив подтрунить над Пашей, спросил:

– Паша, ты, по-моему, при встрече с Аней как-то покраснел, да и она как-то стушевалась. Это мне показалось, или здесь что-то есть, чего я пока не знаю?

– Тебе все же показалось, но Аня хорошая девушка и мне она нравиться, скрывать не стану. Теперь я должен выяснить, как она относится ко мне. Ты как считаешь, я достоин ее? – не то, шутя, не то, серьезно, ответил Паша.

– А это недолго проверить. Давай зайдем в класс и прямо спросим при свидетелях, чтобы потом не отказалась, – шутил Коля.

– У меня в этом деле опыта мало, но, мне кажется, что обо всем этом громко не говорится, по крайней мере, до определенного времени. Коля, вот я, например, вижу, как вы с Таней с симпатией относитесь друг к другу. Это же прекрасно, но только ты почему-то всегда робеешь перед ней. Придется тебя на курсы какие-то опреде- лить. Как ты думаешь, я прав, Степа? – спросил Паша, с улыбкой до этого молчавшего и наблюдавшего за ними другом.

Коля от слов Паши ничуть не смутился, но не стал ни отказываться, ни что-то утверждать.

– Паша, по-моему, ты у нас скоро станешь в этих вопросах главным экспертом, – подытожил Степа, и все трое закатились от смеха, хлопая друг друга по плечам. И продолжил: – все с вами ясно, только не забудьте, потом, пригласить на свадьбу.

Это медленное и членораздельное заключение Степы, опять рассмешило их. Смеялись они этой полуправде и полу шутке, считая, что серьезно об этом говорить пока еще очень и очень рано, это будет когда-то потом, в перспективе.

Расставшись с Пашей, после пребывания в чужом подъезде, Аня тоже возвращалась домой окрыленная, ведь, наконец, ей удалось встретиться и поговорить наедине с мальчиком, который ей уже давно нравится, и не просто поговорить, а обратить на себя его внимание и даже поцеловаться, при первом общении. Об этом она, конечно, не думала и не мечтала. Уйдя и вернувшись, чтобы еще раз попрощаться, она попала в его объятия, и он стал ее целовать? С ощу- ущением такой неожиданной встречи с понравившимся мальчиком, воплотившейся таким сближением, и ее первым поцелуем, она влетела в свою квартиру. Открыв дверь, она увидела одетого отца, готового куда-то идти в такой поздний час, и встревоженный, укоризненный взгляд матери. Она поняла, что причиной их тревоги стало ее долгое исчезновение. Ведь она побежала на минутку, как сама выразилась, к подружке взять обещанную выкройку на новое платье, понравившегося фасона, которое ей собиралась шить ее мать.

Отец стал быстро раздеваться, а мать спросила:

– Где же твоя выкройка, за которой ты пошла на минутку и ис-чезла на несколько часов? На улице ночь, а ты бродишь одна, не боишься хулиганов встретить?

Аня хотела соврать в свое оправданье, что они с подружкой болтали все это время, и не заметили, как оно пролетело, но, подумав, что мать не дай бог узнает, что она вовсе не была у подружки, решила не врать, а сказать, как было на самом деле. Дождавшись, когда отец ушел и уселся у телевизора, она приблизилась к матери и произнесла:

– Мам, прости, пожалуйста, но к подружке я не дошла.

– Как так, а где же ты все это время пропадала? – недоуменным голосом спросила она, не сводя с нее глаз.

– По дороге к ней я встретила Павлика из параллельного класса, он возвращался из спортзала. Вот слово за слово разговорились и проболтали все это время. Мама, я же ничего плохого не сделала, прости меня, если сможешь. А стояли мы недалеко от нашего дома, сначала на улице, потом во дворе, – рассказывала дочка матери, конечно, утаивая главное.

По тому, как дочка уважительно назвала имя мальчика и не за- метила, как проболтали вдвоем столько времени, она догадалась, что может быть, ее дочка и встретилась с этим мальчиком нечаянно, но он ей нравится, и еще, что ее дочка уже выросла и удержать ее запретом в квартире теперь будет невозможно. Она также поняла, что, если она ее отругает, правду она от нее потом никогда не услышит. Она обняла ее и вежливо спросила:

– Он тебе нравится? Расскажи, каков он? Кто родители, ты видела кого-нибудь из них?

– Да, мама, он мне нравится. Он такой красивый, высокий, стройный, представительный, современный. Спортом занимается. Их всегда с Колей и Степой можно видеть вместе, они неразлучные друзья. И все трое порядочные, степенные и учатся все трое хорошо. Говорят, что у них отцов нет, живут с мамами. Мать Паши, работает начальником почты. Вот, что я знаю о нем, – желавшая, чтобы с ее слов Паша понравился и ее матери.

Елена Николаевна, мать Ани, работающая бухгалтером в ЖЭК, конечно, знала нового начальника почтового отделения Ольгу Ефимовну, видела ее неоднократно, даже разговаривала с ней по какому-то вопросу, но это еще до ее назначения на должность начальника почты. Это была симпатичная русоволосая женщина, почти высокого роста, интеллигентного вида, но в совсем простенькой одежде и, как ей показалось, была чем-то постоянно озабоченной.

«Интересно, каков у нее был муж. Если Паша пошел в мать, то он должен быть таким же симпатичным, как и она» – думала Елена Николаевна, сидя напротив дочери, занятой запоздалым ужином и время от времени поглядывающей ей в лицо.

Аня, войдя в свою комнату, улеглась на кровать с еще не поки-давшей ее радостью такой неожиданной встречи с Пашей. Закрыв глаза, представила его лицо, его робкий неуверенный поцелуй, вопросительные взгляды, как бы извиняющиеся, потом радостные,.

Вспомнила как она опьяненная его поцелуем, сама прильнула к нему, готовая не отрываться, целовать, и целовать его бесконечно. Какой он был милый, радостный в это время, как он ласкался к ней. Теперь стала удивляться своей необузданной смелости, которую ранее за собой не замечала, ей стало как-то неудобно за свою проявленную смелость, за свое поведение. Ей стало жаль саму себя, ведь она не такая и ничего такого не хотела. Она просто влюбилась. Это впер- вые осознанное слово, казавшееся каким-то далеким, загадочным, значение которого свойственно кому-то другим, скорее героям рома- нов и кино, теперь применимо и к ней. Да она влюбилась, влюбилась в этого симпатичного, высокого парня, лучше которого для нее никого нет. Она любит, и чувствует, что любима сама. И это блаженство продолжалось и потом во сне до самого утра, с этими же мыслями она проснулась утром, но пока не вставая с кровати, еще мечтала.

Мать украдкой поглядывала на сияющий вид Ани, сочувствовала ей, но сердце понемногу сжималось, щемило. «Рано, ох, как рано ее Аня засветилась, как бы из этого чего бы плохого не вышло, надо найти повод и поговорить с ней, она же пока такая глупенькая. И кто кроме матери, так нежно и кровно может пожалеть свою дочь, и кто может вразумить ее, чтобы не натворила глупостей? Ведь ей еще надо учиться и учиться. Дочь стала уже взрослой и по-взрослому с ней надо вести себя», – думала мать.

В один из дней, собираясь, после занятий домой, Паша подошел к своим друзьям, ожидающих его, и смущенно вымолвил:

– Ребята сегодня я с вами домой не иду, у меня дела, какие, потом я вам о них постараюсь рассказать.

– Не идешь, не надо, мы не заблудимся. Что передать матери, если искать начнет? – спросил Коля, с ухмылкой и многозначительно поглядывая на друга.

– От тебя не скроешься, Коля. И до всего тебе надо докопаться, притом до конца. Вон Степка, тоже знает не меньше твоего, а молчит скромно, ни во что ни вмешивается. А ты без этого не можешь, – ответил Паша, думая, что дал достойный ответ другу.

Но вдруг, подойдя ближе, заговорил Степа:

– Паша, конечно, это твое личное дело, но не забывай, что завтра у нас сочинение, а ты, как я понимаю, не совсем готов, надо было бы за книгами посидеть. Сейчас смеркается рано, а вечером тебя за книги усадить трудно, это ты сам знаешь.

– Ребята, вы, что серьезно думаете, что я исчезну до вечера? Я просто хочу поговорить с Аней по пути до дому. Мне есть, что сказать ей. Думаю, это не повредить подготовке к сочинению, – уже совсем серьезно говорил друзьям Паша.

– Хорошо верим, но проверим, – снова проговорил более миро-любиво Степа, поглядывая на друга.

На ступеньках школы появилась Аня, она смотрела по сторонам, явно кого-то высматривая. За Пашу решил отозваться Коля:

– Аня мы здесь, – когда она подошла, продолжил, – мы решили проводить тебя домой втроем. Ты не возражаешь против такого нашего предложения и желания?

Та растерянно осмотрела всех троих, остановилась недоуменным взглядом на Паше, не понимая, что это значит, и смущенно, но уверенно, ответила:

– Конечно, не возражаю. В такой компании даже интересно побывать, узнать, откуда у вас берутся столько тем для разговоров и каких-то обсуждений. Мне до сегодняшнего дня никогда не приходилось бывать в таком близком общении с мальчиками.

– Ты, Аня, извини, я пошутил. Пошли Степа, нам с тобой есть, о чем поговорить, – успел сказать Коля, как рядом оказалась Таня, и не одна, а с подружкой Ниной.

Коля изменился в лице, заметно было, как он стушевался, от былой его уверенности ничего и не осталось.

Таня с улыбкой произнесла:

– Коля и Степа, вам некого проводить? Проводите нас.

От этих слов Коля, сначала стушевался, даже покраснел, потом снова как-то воодушевился, заулыбался, и умоляюще, вопросительно поглядывая на Степу, сказал:

– Мы с большим желанием, верно, я говорю, Степа?

– Конечно, я согласен, и с удовольствием составлю вам компа- нию, – ответил Степа.

– Я предлагаю пройтись по скверу и соседней улице. А если не возражаете, давайте, как сделаем уроки, соберемся, сходим и посмотрим какой-нибудь фильм, – предложила Таня.

Это предложение всех заинтересовало, и все сразу согласились.

Сделав крюк через сквер, сначала общей компанией, потом, рассредоточившись на три пары, дошли до дома девочек, и ребята, надолго не задерживаясь, побежали домой, чтобы сделать уроки, повторить материал к сочинению и успеть, по договоренности, на первый сеанс кино, начинающийся в пять часов.

Приготовив уроки, и собираясь в кино, каждый из них соврал своим родителям одинаково. Не дождавшись их с работы, написали записки, что идти в кино собираются всем классом. Ребята, придя пораньше и взяв билеты, поджидали девочек. Но вот они все в сборе, вошли в зал, нашли свои места, но садиться замешкались, не зная, как же разместиться. Не сговариваясь, Аня села рядом с Пашей, Таня с Колей, а Нине оставалось сесть со Степой. Если Паша уже разговаривал о чем-то с Аней, Таня увлеченно что-то рассказывала Коле, Степа, почему-то, не находил темы для разговора с Ниной. Тогда Нина решила взять инициативу на себя:

– Степа, я много времени сегодня потратила на решение задачи по алгебре, вроде бы решила, ответа в задачнике нет, чтобы сопоставить, теперь думаю, правильно ли я решила. Ты тоже, наверное, решил ее, может, после кино посмотришь мое решение?

Вот по таким вопросам Степа мог говорить часами, это был его конек, и он начал объяснять, как решаются такие задачи. Он хорошо помнил все формулы и, даже, все цифры из задания. Он задал ей несколько вопросов, но не получив вразумительных ответов, пообещал, после кино зайти и посмотреть ее решение, и, если возникнуть вопросы, объяснить, как это делается.

Свет в зале погас, начали показывать какой-то научно познава-тельный киножурнал. Степа и здесь снова со знанием темы, стал давать обстоятельные пояснения. Нине нравилось его логические суждения, он приводил много каких-то данных, откуда-то и когда-то вычитанных, и запомнил их, его было интересно слушать. Когда какая-то тема менялась, Нина находилась и задавала вопрос по другой теме, по которой он также со знанием дела, увлекаясь, рассказывал. Нина не переставала удивляться багажу его знаний. Она тоже неплохо училась, но о многом вспоминала только тогда, когда Степа что-то приводил и довольно точно. Сама бы она этого вряд ли вспомнила.

Нина видела, как Паша с Аней давно сидят, взявшись за руки, думая, что, в темноте зала невидно этого, и часто наклонялись друг к другу. Коля с Таней тоже сначала сидели просто рядом, но потом Таня сделала так, что, Коля уже держал ее руку двумя своими, близко к ней наклонившись, иногда о чем-то перешептываясь. Она сидела рядом со Степой, разговаривать уже было нельзя, надо было смотреть на экран, но, видя его друзей и подружек, как они взаимно держатся за руки и часто посматривают друг на друга в полутемноте, тоже решила действовать.

Наклонилась к Степе, беря его руку, смущаясь, тихо спросила:

– Степа, тебе не холодно? Пощупай, какие мои руки холодные, давай я погрею в твоих теплых, хотя бы недолго. Не возражаешь?

– Нет, не возражаю, я с удовольствием их погрею, – ответил Степа, накрывая ее руки своими большими ладонями.

– И еще, что-то вся мерзну, можно я к тебе прижмусь? – допол-нила она свое желание.

– Конечно, можно, какой вопрос, прижимайся, – ответил он, дер-жа ее руки в одной своей, другой обнял, прижимая ее к себе, и больше не отпуская.

«То-то, давно бы так, сам не мог догадаться. Придется мне самой проявлять инициативу с этим тюфяком. Парень как парень, и умный, симпатичный, высокий, здоровый, а какой-то инертный, не решитель- ный и стеснительный. Какой-то, не современный. Интересно, а мне именно такой и нравится» – думала Нина.

Мелькнули последние кадры фильма, в зале зажегся свет, все встали, засуетились, а три пары невозмутимо сидели, как бы ожидая дальнейшего продолжения. Первым нашелся Степа, подавая руку Нине, помогая встать, и обращаясь к ребятам, произнес:

– Фильм, конечно, хороший, но не настолько, чтобы оставаться на повторный сеанс, да и билеты снова попросят. Поэтому прошу вставать и идти на выход.

Всем стал понятен далекий намек, сказанный Степой. Девчонки сразу встали, а Коля с Пашей с улыбками продолжали некоторое время неподвижно сидеть.

– Скажу более прямо. Понравилось? Хорошего понемногу, по-шли, – снова, но более уверенно и твердо произнес Степа, на этот раз пошлепывая Павла по спине.

Теперь все встали и побрели к выходу. Выйдя на улицу, неожи- данно для всех, Степа остановился, подождал, когда все подтянутся поближе, произнес:

– Ребята, извините, мы с Ниной покинем вас, я пойду, посмотрю, правильно ли она решила задачу по алгебре, если нет, помогу разобраться и решить.

Он взял ее за руку, и они быстро зашагали на автобусную остановку. Оставшиеся переглянулись, удивленные прыткости Степы, которого все они считали каким-то увальнем, и разом громко рассмеялись. Паша не выдержал и с удивлением вымолвил:

– Ну и Степа удивил. Если кто-нибудь мне рассказал, что он в первый вечер знакомства с девушкой, пошел знакомиться с тещей и тестем, не поверил бы. Возьмет еще и раньше времени жениться. Вот да Степа, молчал, молчал и оторвал. Не каждый на такое решится. Да и Нина, какая, сразу быка да за рога. Вот так Коля, а то ты считаешь себя смелым, а при Тане робеешь, становишься каким-то не решитель- ным. Правду я говорю, Таня?

Таня, покраснев от такого прямого вопроса, поглядывая на еще более растерявшегося Колю, подбирала слова, как ответить Паше, потом нашлась и отшутилась:

– Паша, не вгоняй в краску, мы с Колей как-нибудь сами разберемся. А если уж возникнуть затруднения, тогда уж обратимся к тебе. Коля пойдем. До свидания, до завтра.

Она взяла за руку Колю, и вместе побежали к подъехавшему к остановке автобусу, войдя в него перед самым закрытием дверей. Паша, не ожидавший такого поворота в действиях его друзей, улыбнулся многозначительно Ане, взял ее за руку, и медленно побрели, беседуя и обсуждая сегодняшние обстоятельства до кино и после него, не переставая удивляться проявленной ретивости Степе и находчивости Тани, сумевшей так ответить.

Сегодня Аня предупредила родителей запиской, что пошла вместе с классом в кино, поэтому домой особо не торопилась, как не торопился и Паша. Нашли место в сквере, на дальней уединенной скамейке, и уселись. Паша покопался в кармане куртки, достал припасенные для такого случая несколько шоколадных конфет и угостил Аню. Разговаривая на разные темы, они, не договариваясь, оглядывались по сторонам, и по взаимному согласию целовались, испытывая взаимное наслаждение и удовлетворение.

Нина и Степа, проехав две остановки автобусе, сошли недалеко от дома Нины и, не спеша, пошли по направлению к дому. Нина знала, что ее отец находится в командировке, а мать после работы решила зайти к подружке, и пригласила Степу домой. А он принял ее приглашение за чистую монету, согласившись решать с ней задачу. Он даже не спросил, почему она сейчас не торопится домой, доделывать урок. Ей нравилось впервые вот так открыто по-взрослому, у всех на виду, прогуливаться по улице, не стесняясь, что увидят и что потом скажут соседи и знакомые. С ней был рослый, симпатичный парень и ей хотелось, чтобы их видели, как можно, больше знакомых. Она не переставала что-то ему рассказывать, а он внимательно слушал, иногда что-то переспрашивая. Попросила его рассказать что-нибудь о себе. Он как-то смутился и ответил, что ему и рассказывать то, вроде бы, нечего, но преодолевая свое смущение, стал рассказывать:

– Живем вдвоем с матерью, которая с недавнего времени рабо-тает начальником отдела соцобеспечения. Отец погиб на взорвав- шейся буровой, на Сахалине, где он проводил какие-то исследования, находясь в командировке. Мама говорит, что он был хороший ученый, защитил кандидатскую диссертацию, почти приготовил докторскую, но защитить ее не успел. Его пригласили на кафедру в институт на преподавательскую работу, но поработать ему не пришлось. Его послали в очередную командировку на нефтепромыслы. Кто знал, что там произойдет такая катастрофа.

Так разговаривая, они подошли к входной двери квартиры, в которой почему-то не хотел открываться замок. Его помог открыть Степа. Сняв свои простенькие туфли и такую же куртку, которыми он еще продолжал гордиться, приобретенными в начале учебного года на им заработанные деньги в совхозе и добавленные матерью, и прошел в гостиную. В отличие от их небольшой двухкомнатной квартиры, у Нины была просторная трехкомнатная, обставленная модной, сравнительно новой мебелью какого-то гарнитура. На тум-бочке стоял цветной телевизор, в отличие от их небольшого, черно-белого, на другой тумбочке лежал магнитофон. Стояли какие-то вазы, в одной были еще свежие цветы, в другой искусственные, но умело сделанные. Через стекло серванта можно было рассмотреть выстав- вленные сервизы, множество всевозможных по размерам рюмок, фужеров, бокалов. Такого, конечно, у них дома с матерью не было, они о таком пока не мечтали и не задумывались, у них с матерью были свои совершенно другие заботы.

Нина, переодевшись в другой комнате, вышла к нему, сидевшему в мягком кресле. Теперь без куртки она выглядела совсем другой. Он невольно загляделся на нее, что ни осталось не замеченным с ее стороны, она мило улыбнулась, прошла в кухню, принесла вазу с красными крупными яблоками и два ножа, положила на середину стола. Потом пригласила его помыть руки. Здесь, в ванной, тоже было ни как у них. На стенах белый кафель, блестящие ручки на кранах. Нина подала чистое полотенце. Присев вместе с ним к столу, она принялась, работая ножом, чистить от кожуры яблоко, приглашая его последовать ее примеру.

Степа, скушав одно, стесняясь, отказался от предложенного Ниной другого. Нина принесла из кухни чайник, конфеты, какие-то ранее не пробованные им печенья, налила в бокалы чая и принялась пить, предлагая ему отведать и разные печенья. Не то от дружеского расположения Нины, не то от выпитого чая, он взбодрился, перестал стесняться и у них завязался разговор. Только через какое-то время он вспомнил для чего он сюда пришел и напомнил Нине, что они совсем забыли про алгебру. Она как-то виновато и неопределенно улыбну- улась, и сказала:

– Степа, может нам плюнуть сегодня на эту алгебру, у нас такой сегодня не обыкновенный день.

Он вскинул на нее недоуменный взгляд и увидел ее изучающие, а потом довольные и веселые глаза, в которых высвечивался какой задорный многообещающий и в то же время ласкающий огонек, по которому он догадался, что он Нине интересен вовсе никак помощник в решении задачи. Она предлагает ему свою дружбу. Он приблизился к ней, даже почувствовал ее взволнованное дыхание, внимательно посмотрел ей в глаза и неожиданно почувствовал, что ему хочется поцеловать ее, но, испугавшись своих мыслей, замеш- кался в нерешительности, но сказал:

– Нина, какая ты симпатичная. Мы могли бы встречаться?

– Не только могли бы, я очень и очень этого желаю. Ты мне тоже симпатичен, – ответила она, и приблизившись к нему, закрыв глаза.

Он неумело, стеснительно побаиваясь, нерешительно обнял ее, и, почувствовав, что она подалась к нему, так что ее лицо и губы оказались вплотную к его лицу, он поцеловал и быстро отстранился. В один миг Нина обвила руками его за шею, подтянувшись на цыпочках, прильнула к его губам и долго не отпускала. Вдруг послышался какой-то глухой удар в входную дверь, они в испуге, что к ним войдут, отпрянули друг от друга, опустились на стулья, оба красные, возбужденные и счастливые. Нина, чтобы погасить свое возбуждение, направилась в свою комнату и вскоре вернулась с тетрадями и сборником задач по алгебре. Степа стал разбираться в ходе ее решения, а Нина объяснять, как она это решала и почему так, разыскивая свои черновики. Через какое-то время в замке двери послышался звук ключа, дверь открылась, и из прихожей послышался голос матери Нины, откуда-то вернувшейся:

– Нина ты дома, помоги мне с сумками, все руки оттянули. Нина встала и побежала помочь матери. Из прихожей Нина несла сумки, а мать, тяжело дыша, шла вслед за ней. Увидев чужого молодого человека в комнате, она с интересом и внимательно осмотрела его и произнесла:

– У нас сегодня гость?

– Мам, познакомься, это Степа, одноклассник. Мы решаем задачи по алгебре. Я вообще-то решила, но сомневаюсь, правильно ли, – проговорила Нина, немного покраснев.

– Очень приятно, меня зовут Антонина Степановна, – предста- вилась мать Нины.

– Здравствуйте, Антонина Степановна, – поздоровался Степа.

Мать прошла на кухню, а они продолжили решение задачи. Степа быстро нашел ошибку подруги. Нина исправляла свое решение, а Степа диктовал ей, потом она переписала исправленное, и громко произнесла, чтобы слышала мать:

– Спасибо тебе, Степа. Оказывается, здесь не особенно и слож- но. Надо было немного поработать мозгами и сообразить.

Степа помялся немного и пошел к вешалке одеваться. Видя, что гость уходит, из кухни к ним вышла Антонина Степановна и, обра- щаясь к дочке, сказала:

– Ты гостя угостила бы обедом. Наверное, не догадалась. Сади- тесь, я сама теперь на стол соберу.

– Спасибо, Антонина Степановна, Нина не забыла угостить, мы выпили чаю с вашим вкусным печеньем. До свидания, мне надо уходить, я и так засиделся у вас.

Нина пошла, проводить гостя на лестничную площадку, пред-полагая еще немного пообщаться с ним, но здесь то и дело появ-лялись соседи, возвращающиеся с работы, мило и с интересом здороваясь с ней. Потом все как-то стихло. Они отошли в сторонку. Осмелев, Степа нагнулся, обнял Нину, и украдкой на прощанье поце- ловал ее еще раз. Счастливый и радостный он с шумом побежал вниз по лестнице, отстукивая каблуками. Нина, возвращаясь в квартиру, думала, что говорить матери о сегодняшнем визите Степы. Обманы- вать она не собиралась, этого не скроешь, и прятаться не стоит, скажет, как есть на самом деле.

Войдя в комнату, она встретила вопросительный взгляд матери, ожидавшей разъяснений. Нина подошла к ней, приласкалась, как ручной котенок, и вместо каких-то вводных разъяснений, не стесняясь, спросила, наблюдая за выражением ее лица:

– Мам, тебе понравился мой жених? Правда, он симпатичный? Он круглый отличник в школе и вежливый такой, хотя немного странный, у него какие-то староватые, уж очень правильные суждения, и поведение его не совсем свойственно сегодняшней молодежи. Видимо это результат их непростой жизни. Он еще недавно ходил в потоптанной обуви и в выцветшей одежде. В этом году он работал на комбайне вместе со своими товарищами, неплохо заработал, вот и приоделся немного. Мам он мне уже давно нравиться, ничего, что я с ним буду встречаться? Я же, как ты говоришь, стала взрослой?

– Милая моя, кого любить, с кем встречаться это тебе решать. Только не рано ли еще влюбляться, надо еще школу закончить, да учебу надо было бы продолжить. Я не хочу тебе запрещать встре- чаться с этим парнем, видно, что он домашний, воспитанный, вежливый, и может помочь тебе в учебе, но чтобы это было без ущерба занятиям, и чтобы помнила главную заповедь девичьего поведения до замужества, – отвечала мать, не предполагая, что так рано приходиться говорить с дочерью о таких вещах.

– Мам, не маленькая же я, и не глупая. Конечно, обо всем этом я помню, не переживай за меня, ласкаясь к матери, говорила Нина. Потом продолжила, – мы сегодня в кино вместе ходили. С нами ребя- та и девчонки были с нашего и параллельного класса.

Послышался телефонный звонок, трубку сняла мать, из команди- ровки звонил муж, предупреждая, что задержится еще на три дня, просил не волноваться.

Мать включила телевизор, как это делала каждый вечер.

Подойти Нину к ребятам, где был Степа, уговорила ее Таня. Сама она начала уже встречаться с Колей, который запал ей в сердце, считала себя более опытной и предложила свои услуги познакомить ее более близко со Степой. Таня знала, что ей нравится Степа. Знала от Коли, что Степу разогреть, как выразился Коля, много угля потребуется, поэтому посоветовала подружке взять инициативу на себя, как и она сама стала инициатором дружбы с Колей. Она была уверена, что из их тройки только Паша более смелый, он сам с кем захочет познакомиться и кого-то познакомит, а эти двое какие-то мамины сыночки, без подсказки им не обойтись.

Степа оказался очень стеснительным и не активным. Благодаря своей подружке Тани, давшей столько наставлений, Нина себя не узнавала из-за своей напористой активности. У нее все получилось так, как хотела, как того желала. Правда, все же инициатором первого поцелуя оказался он, видимо, поняв ее желание. Как бы там не было, но это была не она, а он сам. Теперь, лежа на диване, отдаваясь воспоминаниям, Нина, как бы, вторично ощущала прикосновение его губ, и от счастья улыбалась. Она вытащила из серванта альбом с фотографиями и стала искать вспомнившуюся фотокарточку, где они были сфотографированы всем классом и по группам на субботнике, и еще раз внимательно принялась рассматривать себя с граблями в руках, замахивающуюся на Степку, и, конечно, более внимательно его. Он тоже улыбался, пригибаясь, как бы пытаясь увернуться от граблей. Рядом стояла Таня, смеявшаяся открытым ртом до ушей. С фотографией она ушла в свою комнату, с ней же и уснула.

Дойдя до своего дома, Таня предложила Коле пойти на детскую площадку, опустевшую к этому времени, найти место и посидеть где-то там. В сторонке, менее освещенной большим фонарем на высоком столбе, была небольшая скамеечка, на ней они и обосновались. Продолжили начатый разговор о Степе с Ниной, потом незаметно перешли на взаимоотношение Паши и Ани. Вечер, как будто, был не холодным, но, посидев какое-то время, они начали ощущать свежий колкий ветерок. Волей, не волей, им пришлось ближе прижиматься друг к другу, взаимно согреваясь. Иногда она поднимала голову, поглядывая ему в глаза. Ее губы были так близки, сами просились к поцелую, чего он не выдержал и на этот раз, прикоснулся к ним своими. Почувствовав, как она тоже прильнула к нему, он смелее и все дольше и дольше не отрывался от ее губ, испытывая блаженство, счастье и не преодолимую радость. Теперь от его робости к ней ни осталось и следа.

Для нее он, в данный момент, стал неузнаваемо смелым и активным, она уже давно дожидалась этого часа, и вот он настал. Она хотела его видеть и чувствовать именно таким, каков он был сейчас. Об этом она сегодня, шутя, говорила Нине, и вот ее до того всегда не смелый Коля, боявшийся прикоснуться к ней, теперь не может оторваться от поцелуя и держит ее так и в таком месте, где ей очень и очень нравится. Она полностью отдавалась его поцелуям, и сама целовала, наслаждаясь своим счастьем.

Они давно забыли начатые и не оконченные темы их общего разговора, сейчас было не до них, сейчас главными для них стали их близкие и желанные объятия и поцелуи. И сколько продолжалась бы их идиллия, не известно, если не послышался бы шум откуда-то из темноты, не ко времени, появившейся собаки и окрики ее хозяина, в котором Таня узнала соседа по лестничной площадке, дядю Сергея. «Интересно он видел, как мы целовались с Колей, или не заметил? Как он быстро подошел сюда, к нам, к этой уединенной скамейке? Видимо, он часто здесь бывает, прогуливая собаку по вечерам. Если шел быстро, то, скорее всего, оказался около нас, когда мы уже закончили целоваться, а если медленно, то мог и не видеть. Но если даже видел, может, и не угадал меня, здесь многие, видимо, уединяются. Я не стесняюсь быть с парнем, но не хотела бы, чтобы соседи видели, что целовалась. Могут и сплетни пойти, всякие пересу- ды. Дай людям только пищу для этого, все косточки перемелют», – думала Таня, не рассчитывая оказаться в такой ситуации, да еще на виду у соседа, с которым квартиры были рядом на одной лестничной площадке.

Сосед, не задерживаясь около них, крупно зашагал с поводком в руках за пробежавшей собакой, продолжавшей вилять из одной стороны в другую. Таня была не из робких девочек, но почувствовала, что ее ладони вспотели, был мокрым и лоб.

Не выдержав, она проговорила, все еще машинально продолжая потирать друг о дружку свои ладони рук:

– Слава богу, пронесло. Ходят здесь всякие, да еще с собаками, не сидится им дома даже ночью.

– Ты это о чем, Таня? И голос у тебя какой-то, вроде, испуганный Ты, что собаки испугалась? – видя изменившееся состояние Тани, спросил Коля, взяв ее снова за руку и ощутив влажность ее ладоней, продолжил, – да, у тебя и руки вспотели. Не знал, что ты такая трусиха. Не бойся ни людей, ни зверей. В обиду тебя я не дам, – не то в шутку, не то всерьез, произнес он уверенно.

– Будешь трусихой. Это был мой сосед по лестничной площадке, у нас входные двери в квартиры рядом. Они с женой часто у нас пропадают. Вдруг завтра, а то и сегодня, все родителям расскажет. Каково мне будет? – ответила она.

– Ну и что сосед, не укусил же. Только не поздоровался, как это делают нормальные и воспитанные люди, увидев знакомых, вот это плохо, – снова проговорил, желая как-то вывести ее из испуганного состояния, Коля.

– Да не того я испугалась, о чем ты думаешь, а что сосед видел, как мы целовались. Это ты понять можешь? – уже с раздражением в голосе говорила Таня.

– Ну и что здесь такого? Что он сам не был молодым и, скажешь, не целовался? Ты мне скажи, кто не целуется из ребят и девчонок?

Успокойся и ни придавай этому значения. Умные поймут, а другие пусть говорят, – продолжал он успокаивать подругу.

Говоря это, он прижал ее еще ближе к себе, заглянул в глаза, но в темноте что-то увидеть было невозможно, стал целовать. Она хотела было, вывернуться, но теплота его губ и собственное желание перевесило все остальное, и она снова поддалась ему, наслаждаясь прелестью поцелуя, забыв и про непрошеного соседа, и его собаку, и что надо ухо держать востро, здесь могут оказаться и другие соседи. Снова сидели, обнявшись, говоря о чем-то, пока Таня не опомнилась, что уже поздно и надо расходиться по домам. Она решительно встала и, улыбаясь, проговорила:

– Хорошего понемногу. До свидания. До завтра.

Он еще раз, на прощанье, обнял ее, поцеловал и сказал:

– Вот теперь до свиданья, до завтра.

Подходя к остановке автобусов, он увидел тоже спешно шагающего Пашу. До дому одна остановка, можно было бы дойти и пешком, но было поздно, они торопились. Подошел автобус, за-прыгнув в него последними, поехали, оба довольные и счастлив -вые, пока ничем дуг с другом не делясь.

Только на вопрос Паши, из интереса заданный:

– Ну, как друг, сегодня настроение?

Коля, улыбаясь ответил:

– Ничего, нормальное, как обычно.

На завтра утром, три друга опять вместе, спешат в школу, с книгами подмышками. По дороге, как обычно, Степа объяснял друзьям ту или тему по какому-нибудь предмету.

Сегодня у них в школе намечалось комсомольское собрание по вопросу улучшения успеваемости в старших классах, в том числе и в выпускных. Собрание прошло как обычно. Говорили, спорили, вносили предложения. Всем понравилось предложение Паши – создать группы по пять – шесть учеников во главе с сильным товарищем, хорошо знающим тот или иной предмет и готовить вместе домашние задания, тем самым подтянуть отстающих учеников. Особо это относилось к математике. Предложение Паши приняли. Своим предложением Паша предполагал сделать благородное дело – помогать в учебе отстающим ученикам сильными, о чем громко говорил, и одновременно создать условия, о чем помалкивал, но которыми могли воспользоваться многие из ребят и девочек для легального общения, не надо будет каждый раз придумывать свое исчезновение и задержку в вечернее время. Немногие сразу сообразили о выгодности таких занятий.

Первые недели таких занятий во всех организованных группах по взаимной симпатии дали свои результаты. Почти исчезли тройки, появилось много четверок и пятерок, педагоги не могли нарадоваться. Повысились оценки и в группе, в которой ответственным был Степа. В их группе, конечно, были три друга и три девочки, с которыми они дружили, и не только дружили. По двум последним контрольным работам по математике пятерки получили все трое ребят и Нина, у Аня и Таня твердые четвертки.

Занятия проводились на квартирах девочек, по неделям. У всех у них были просторные трехкомнатные квартиры и у девочек свои комнаты. После занятий ребята провожали девочек до дому, иногда шли всей компанией, а иногда парами. Кто командовал и назначал время проведения занятий, когда и куда идти, ребята мало интересовались, они и не хотели этого знать, их устраивал любой вариант, им было весело и приятно проводить время со своими девочками, к которым они все более и более привыкали. Только более коротким было общение после занятий у девочки-хозяйки квартиры, у кого проводились занятия и ее партнера, который, как правило, быстро прощался с ней и в одиночестве в этот вечер шел домой.

Родители, конечно, догадывались, а некоторые точно знали, что их дети не просто задерживаются с занятий, а завели себе подруг и друзей, и общаются между собой. Радовались своим повзрослевшим детям, одобряли их общение, в то же время переживали за них. Если на учебу это повлияло исключительно с положительной стороны, то о другом, чего никто из родителей не хотел, не желал, о чем боялись даже подумать, уж больно молоды они были, еще дети, хотя и повзрослевшие, приходилось постоянно напоминать, как вести себя.

В один из вечеров Паша, возвращаясь, домой, не доходя авто- бусной остановки, услышал быстро приближающиеся шаги, и не одно- го человека, он повернулся и увидел занесенную над собой палку, заставившую его машинально отскочить. Не успел опомниться, как его окружили ребята, оказавшиеся сердитыми, которых в полумраке ночи сразу узнать не мог, но они, видимо знали его. Круг сжимался, он почувствовал, что его хотят побить. Самый здоровый, видимо главный из них, прошипел: