Лихая шайка Сухов Евгений
– Есть одна хорошая наводка. Можем снять с дела сразу несколько десятков тысяч. Золотом и камушками. Сбыт я беру на себя. Уже договорился.
Капитолина взяла понюшку табака. Ее воздушное платье пурпурного цвета как нельзя лучше сочеталось с парижским интерьером гостиной.
– Что это за наводка? – спросила она.
– Ювелирная лавка на Сретенке. Владелец некий Войнович. Из евреев. Я сам лично все проверил на месте, Капочка. Только что оттуда. На ночь Войнович убирает весь свой товар в сейф. – Крестовый презрительно усмехнулся. – Хотя сейфом его допотопную коробочку можно назвать с огромной натяжкой. Открывается при помощи фомки. Одним легким нажатием. Нам в этом деле даже не понадобится Поликарп.
– Вот так все просто? – В голосе Вайсман скользнуло недоверие.
Она стряхнула с платья оброненные крошки табака. Затем взяла со спинки кресла персидскую шаль и набросила ее себе на плечи.
– Не совсем, – с улыбкой признался Крестовый. – В лавчонке сторож имеется.
– Старик? – живо подключился к дискуссии до сих пор хранивший сосредоточенное молчание Евстафий.
Кеша видел, как азартно загорелись глаза его подельника.
– Нет, не старик. Ему лет сорок. Крепкого телосложения. Да и двустволка у него под рукой все время. Так что лезть на рожон мы не будем. Я все продумал. Слышали про волчью разводку?
– Чего? – Евстафий удивленно вскинул брови.
Капитолина промолчала.
Крестовый пружинисто поднялся на ноги и прошелся по комнате. Невольно бросил взгляд на газету, отложенную Вайсман на журнальный столик. Заголовок на первой полосе гласил: «Дерзкое ограбление купеческой лавки Верхоглядова!» Кеша усмехнулся. Сам он газет не читал, но со слов Капитолины прекрасно знал, насколько часто газетчики склонны к разного рода преувеличениям. И это его забавляло. Лавку того же Верхоглядова, например, не так давно брал лично он сам. В паре с Евстафием. И ничего особо дерзкого там не было. А пресса!.. Она наверняка подаст это дело так, что на Верхоглядова напала хорошо вооруженная банда как минимум из десяти налетчиков. Так писалось всегда.
– Волчья разводка. – Крестовый остановился у окна, слегка отогнул занавеску и выглянул на улицу. – Сколько стоящих сторожевых псов погорело на этом. Не счесть. Но это лишний раз подтверждает, насколько умный народ – волки.
– Ты нам расскажешь, что это такое, или нет? – не вытерпела Капитолина.
Крестовый обернулся:
– К псу подходит только волчица. Одна. И начинает заигрывать с ним. Дурачок виляет хвостом и не замечает момента, когда самка подает сигнал двум или трем самцам, сидящим в засаде. Те приближаются к жертве сзади и – раз! Пес даже пикнуть не успевает. В считаные секунды от него остаются одни обглоданные кости.
Евстафий снова хмыкнул. Мысль подельника стала для его предельно ясна. Он покрутил в руках все ту же нераскуренную папиросу, но в зубах ее уже не пристроил. Убрал в нагрудный карман сюртука.
– Ты предлагаешь нам таким образом избавиться от сторожа ювелирной лавки?
– Не совсем. – Крестовый покачал головой. – Мы же все-таки не волки. Достаточно будет оглушить его. И тем самым вывести из игры. Он и не очухается до того момента, пока мы не вынесем оттуда все подчистую.
На некоторое время в гостиной повисла пауза. И Капитолина, и Евстафий прекрасно знали, что ни один план ограбления Кеша не предлагает с бухты-барахты. Если он открывает очередную наколку, то, значит, уверен в успехе налета на сто процентов. Не в правилах приемного сына ныне покойного Михайло Вайсмана идти на неоправданный риск. Ни лихости, ни отчаянности в поступках Крестовому, конечно, было не занимать, но Капитолина видела, как он с каждым годом матереет все больше и больше. Недалек тот час, когда Кеша сможет на законных правах сместить ее с позиции «мамы». И Вайсман не имела ничего против этого. Груз ответственности давил на нее. Если бы не папенькина светлая память, кто знает, может, она давно бы уже передала бразды правления кому-нибудь другому. Но кому? Только Крестовому. Он будет готов. В самом ближайшем будущем.
– Ну хорошо, – с улыбкой молвила Капитолина, поплотнее запахивая на груди шаль. – И кому же в своем плане ты отводишь роль волчицы? Неужто мне, Кешенька?
Он ответил ей точно такой же открытой и располагающей улыбкой. Ряд ровных белоснежных зубов задорно сверкнул в лучах настенных светильников.
– А почему бы и нет? Тебе вполне по силам справиться с такой задачей…
– О чем речь, господа? – раздался с порога гостиной мелодичный меццо-сопрано. – С какой это такой задачей могла бы справиться Капа, с какой не смогла бы совладать я? Это, право, обидно, Крестовый.
– Лиза! – Кеша широко раскинул руки в стороны.
Евстафий порывисто поднялся с дивана. Его и без того розовые от природы щеки залились прямо-таки багряным румянцем. В присутствии младшей из сестер Вайсман двадцатипятилетний налетчик чувствовал себя крайне скованно и стеснительно… Впрочем, Лиза нравилась не только ему одному. Лиза нравилась всем.
Миленькое овальное личико, близко посаженные друг к другу выразительно-голубые глаза, рассыпчатые светлые волосы, гораздо более пышные, чем у старшей сестры, рельефно выступающие скулы и маленькая очаровательная ямочка на чуть заостренном подбородке. Лиза словно сошла с пушкинских строк, в которых великий поэт уходящего столетия воспевал своих бесчисленных возлюбленных.
– Не пригласите меня в ваше милое общество?
– Садись, Лиза. – Капитолина приветливо кивнула сестре. – Кеша рассказывал нам тут о волчьей разводке.
– Что это такое?
Элегантным движением поправив платье, Лиза опустилась на диван и картинно сложила руки на коленях. Евстафий остался стоять рядом с ней, с удовольствием взирая на девушку сверху вниз.
Крестовому пришлось еще раз озвучить душещипательную историю о бесславном конце многих сторожевых псов, а Лиза, слушая его с повышенным вниманием, сосредоточенно кивала.
– Я согласна, – сказала она, когда Кеша замолчал и вновь занял прежнее место на стуле.
– Согласна на что?
– Исполнить для вас роль волчицы. Кто еще идет на дело?
Крестовый с опаской покосился на Капитолину, словно ожидал решения именно от нее. Кеше уже приходилось работать с Лизой, но каждый раз на это требовалось соизволение старшей из сестер. Все знали, что Капитолина оберегает Лизу, как свою дочь. Хотя разница в возрасте между сестрами Вайсман была всего восемь лет.
Капитолина чуть склонила голову в знак согласия, и Крестовый снова обернулся к Лизе.
– Я собирался взять с собой Евстафия и Капу. Но если ты хочешь заменить сестру, я ничего не имею против.
– Да, хочу! – решительно произнесла Лиза.
Евстафий зарделся еще больше. Работать с такой девушкой, как Елизавета Вайсман, было для него пределом мечтаний. Это тебе не марухи какие-нибудь. И не кокотки. Положение Лизы и ее внешность…
– Добро, – подвел черту Крестовый, и тут же подхватил со спинки стула длиннополое пальто.
– Ты уже уходишь? – попыталась задержать его Капитолина.
– Да, у меня еще дела. Увидимся завтра.
– Знаю я твои дела, Кеша, – старшая Вайсман лукаво улыбнулась.
Крестовый на это ничего не ответил. Глубоко сунув руки в карманы, он лишь невыразительно пожал плечами и покинул Розовую гостиную.
Глава 4
Почетный гость
Красный фонарь, вывешенный у подъезда невзрачного флигелька на Сухаревке, красноречиво извещал москвичей о назначении данного заведения. В этих местах каждая собака знала публичный дом известной некогда на всю Москву марухи Федотьи Бобрыкиной.
В лучшие свои годы Федотья вполне могла соперничать с первыми красавицами Москвы. А ее муж Тимьян, отъявленный уркаган, ценил ее больше жизни и услаждал всевозможными подношениями. Федотья не нуждалась ни в чем. Бриллиантов и золота у нее было столько, сколько иной сухаревский урка и за всю жизнь не видывал. Так продолжалось до того момента, когда душегуба Тимьяна отправили на сибирскую каторгу, где он и нашел свой последний приют.
Федотья осталась одна. Денег, накопленных за жизнь с Тимьяном, хватило лишь на то, чтобы купить небольшой дом, в котором она и поселилась. А так как Бобрыкина в силу обстоятельств ничему, кроме как обходиться с мужчинами, за всю свою жизнь не научилась, то и род ее занятий был заранее предрешен. Во флигеле открылся публичный дом, о котором знали поначалу только сухаревские бродяги да бандиты.
Но с годами дом Бобрыкиной приобрел славу изысканного борделя. Причем флигель по-прежнему привлекал сухаревскую рвань, а «господа почище» ходили прямо в дом к Федотье. Мало кто знал о том, что именно находится во втором этаже ее дома. Но те, кто знали, умели ценить гостеприимный хозяйкин очаг. Бог весть, где Бобрыкина собирала лучших проституток со всей Москвы. К ней ходили не только уркаганы, но и знатные господа. Последние, как правило, являлись только под покровом ночи, когда ни одна живая душа не смогла бы распознать в господине в неприметном темном пальто какого-нибудь высокопоставленного чиновника. Но был у Федотьи один особый клиент, к которому состарившаяся маруха особенно благоволила. Арсений, в отличие от сереньких толстосумов-чинуш, всегда являлся в дом Бобрыкиной шумно, на тройке, извещая о своем приезде всю округу.
Мартынов, по обыкновению своему, был облачен в щегольское полупальто, наброшенное поверх черной шелковой рубахи.
– Здравствуй, Арсеньюшка. – Хозяйка сама вышла встречать дорогого гостя.
Первый этаж дома пустовал. Везде чисто, прибрано. По всему было видно, что гостя здесь ждали.
– Давненько ты к нам не хаживал. Соскучиться успели по тебе мои девки… Да и я, знаешь ли, вспоминала.
Бобрыкина пыталась скрыть волнение за широкой, не потерявшей еще обворожительного обаяния улыбкой.
– Я тоже рад, Федотья.
Мартынов опустился на широкую оттоманку, поставленную по центру роскошно обставленной гостиной.
– Рад, а редко заходишь, – посетовала она.
– Не сердись, хозяйка, я тебе кое-что принес.
Мартынов жестом подозвал к себе Егора.
Юный рыжеволосый подельник Мартынова тут же поставил перед ним на ковер персидского рисунка небольшой саквояж. Мартынов вынул из кармана крохотный ключик, и через мгновение саквояж был открыт. Взглядам присутствующих предстала чарующая картина. Саквояж был полон драгоценностей.
Федотья даже ахнула.
– Ну что ты, милая! Обижаешь. – Мартынов с улыбкой посмотрел на женщину.
Бобрыкина тут же растаяла. Под властным магнетическим взглядом Арсения не могла устоять ни одна женщина.
Мартынов вынул из саквояжа золотую фероньерку с прикрепленным к золотому обручу сапфиром.
– Красавец ты наш! – Глаза Федотьи наполнились слезами. – Прелесть-то какая!
Мартынов самолично подошел к хозяйке притона и аккуратно надел ей на лоб украшение.
– Арсений… – прошептала Бобрыкина, но Мартынов, казалось, уже не слышал ее.
Он придвинул саквояж к оттоманке и принялся выкладывать на диван украшения. Серьги с сердоликом, бриллиантовые подвески, медальоны с локонами, браслеты, брошки и камеи ложились в аккуратные ряды. Черный и белый жемчуг, агаты и ониксы, топазы и гранаты образовывали заметно возвышающиеся на поверхности дивана горки.
– Федотья! Ты Косого позвала? Просил я тебя давеча.
Мартынов захлопнул саквояж.
– Конечно, Арсеньюшка. Нешто мы твоего слова ослушаемся?
Бобрыкина быстро вышла из гостиной, а через минуту явилась вновь в сопровождении хромого старичка. Один глаз у него был прищурен. Другой, напротив, широко раскрыт, будто он смотрел через монокль.
– А ну, Косой, примени свое искусство. Разбери-ка добро. Да оцени золотишко. – Арсений встал с дивана, уступив свое место ювелиру.
– Как же, сейчас сделаем, голубчик ты родненький. Все как есть и оценим, и рассмотрим все внимательно.
Старик неспешно уселся на оттоманку, приладил монокль и принялся за свое дело.
– Чем попотчевать тебе сегодня, Арсеньюшка? – Федотья заискивающе посмотрела на гостя.
– Глашку подай! И друзей моих уважь. Лучших марух для них приготовь. В долгу не останемся.
Мартынов направился к выходу.
– Арсеньюшка, куда же ты? Нешто не останешься? У меня во втором этаже ведь для тебя завсегда нумерок забронирован…
– Да мы по-простому. Зачем нам перины-то барские? Мне бы Глашку да бокал шампанского. Больше нам ничего не надобно.
Мартынов вышел из дома. Его подельники молча последовали за ним.
Действительно, в доме Бобрыкиной один из номеров всегда пустовал. Комната была обставлена роскошной, из красного дерева мебелью. Широкая, с мягкой периной кровать всегда застелена новым постельным бельем. Однако Мартынов неизменно предпочитал шумный и грязный притон с полуразвалившейся мебелью. Единственным, что отличало Мартынова от грязных посетителей этого заведения, было то, что в номер ему всегда приносили по распоряжению хозяйки самое дорогое шампанское. И всегда, в любое время дня и ночи, к нему являлась по первому его требованию Глафира, толстогубая деревенская девка с длинной золотоволосой косой.
– Да уж как же! В долгу-то не останетесь. Мы к вам со всей душой, а вы. Ах ты, горюшко. – Еле слышно причитая, Федотья скрылась за тяжелой дубовой дверью одного из номеров.
– Поля! Поля! – с порога закричала хозяйка притона.
На ее голос из глубины комнаты вышла тощая девка из бывших крепостных, служившая у Бобрыкиной распорядительницей.
– Поля, где Глафира? Вели быть срочно! – зашептала хозяйка притона Полине. – Арсений ее тотчас велит подать. Беги, достань ее из-под земли, коли хочешь хлебом с маслом впредь лакомиться. Не приведешь, сегодня же на улицу выкину! И чтобы через пять минут была здесь. Чистая и мытая. Во всей красе. Как Арсений любит.
– Да как же это, Федотья Николаевна? Где же я ее теперь возьму? Глашку купец Ломакин сторговал. – Полина захлопала длинными белесыми ресницами. – Уже час, как в нумера удалились…
– Знаю, знаю. Да только до того мне дела нет. Я тебя за что держу? Чтобы ты мне во всем правой рукой была. Поди и приведи Глашку. Друзьям-то его я сама распоряжусь лучших девиц подать. Да вели из погреба бутылку «Моэт» достать.
Бобрыкина вышла из комнаты и вслед за гостями направилась к флигелю.
Глава 5
В ожидании Мартынова
– Все ли урядники да околоточные готовы?
Полковник опустил в карман брюк золотые часы на длинной цепочке. В этот час в ресторанах, клубах и театрах Москвы повсеместно начиналась светская жизнь.
– Готовы, ваше благородие. Все в штатском. А иные так наряжены, что и не признаешь вовсе. Кого в швейцара переодели, кого в лакеи пожаловали. И такие, должен сказать, лицедеи среди них выискались, что в Малом театре не сыщешь…
Григорий Степанович вскарабкался вслед за Пороховицким в специально нанятый по случаю облавы экипаж. Казенный экипаж обер-полицмейстера, запряженный рыжей парой с отлетом, был слишком хорошо известен в Москве.
– Вам, Григорий Степанович, с вашей физиономией теперь только в ресторанах обедать, – прошепелявил Пороховицкий сквозь густую «купеческую» бороду, наклеенную на гладко выбритое лицо полковника.
Никто не смог бы признать сейчас в этом «астраханском купце-рыботорговце» главного полицмейстера Первопрестольной.
– В «Эрмитаже», пожалуй, я сам сяду, – продолжил полковник. – А вас, батенька, сейчас же в театр отвезем… А то ваша внешность к себе излишнее внимание привлечет в ресторане. А в театре как раз народу пруд пруди. Вас там и не заприметит никто… Для театру имеется у вас кто-то из околоточных?
– Трое уже на площади ожидают. Прямо у входа. Приказа ждут.
– Но! Пошел! – крикнул Пороховицкий ямщику, и пролетка стремительно покатила по брусчатой мостовой в направлении Неглинки. – Рисунок с изображением преступника околоточным представили?
– Так точно, ваше благородие. Представили. – Полицейский полез в карман своего мундира и извлек из него сложенный вдвое лист с карандашным наброском. – Вот, полюбуйтесь. Довольно похоже вышло, должен сказать. Сам лично портретик этого негодяя набросал. Его рожу в нашем ведомстве теперь каждая собака знает. Будьте покойны, ваше благородие, не обознаются!
– Дайте-ка мне. – Полковник с интересом взглянул на изображение.
– Разыщем сей же день и в Бутырскую прямо и конвоируем. – Бондаренко с гордостью рассматривал собственное произведение из-за плеча обер-полицмейстера. – А там по этапу в Сибирь, на каторгу. Как пить дать, схватим мы его сегодня! И всю банду его за ним в Сибирь спровадим.
– Говорить, вы, батюшка, Григорий Степанович, горазды, а как до дела доходит!.. – Петр Лазаревич вернул приставу бумагу. – За такие дела, которые в Москве творятся, сразу, скажу я вам, на ковер к директору департамента полиции, а там и до разжалования недалеко.
– Будьте покойны, ваше благородие. Пять человек нынче только в Малом дежурят! Куда ж ему уйти? Вооружены все до зубов! Один швейцаром стоит. Двое – в гардеробной. А еще двое – в зале. На случай налета эти двое и швейцар окружат преступников и как в капкан их поймают. Будьте покойны! Люди самые лучшие! Ни за что эта каналья на этот раз не уйдет!
Григорий Степанович потряс сжатыми кулаками. Экипаж тряхнуло на очередной кочке, и урядник неуклюже откинулся на спинку сиденья.
– Что это ты там, братец, высматриваешь? – Купец с густой, пронизанной проседью бородой обратился к швейцару, который, не замечая вошедшего, продолжал смотреть в окно.
Швейцар вздрогнул и, как ошпаренный, кинулся к своему посту.
– Что же ты там высматривал такое, что даже гостя не заметил? – повторил свой вопрос купец.
Швейцар замялся.
– Да, ваше сиятельство, женщину с ребеночком заприметил на другой стороне улицы. Едва за супружницу не принял. А как присмотрелся, так и понял, что не она… Старый стал. Глаза-то не видят. – Швейцар, крепкого телосложения мужчина, виновато потупил взгляд.
– А если я, братец, сейчас «наган» выну, на тебя наставлю да и объявлю, что это, мол, налет? В залу общую пойду, людям угрожать стану…
Гость не успел договорить. В руке швейцара появился «наган», направленный прямо в живот купцу.
– Да что же это ты такое делаешь! – вскинулся бородач, резко отпрянув назад.
– Стоять на месте! Не двигаться!
Дуло «нагана» по-прежнему угрожающе смотрело на гостя.
– Я тебе покажу сейчас «стоять»!
Гость, оправившись от шока, перешел в ответное наступление. Шагнув к швейцару, он резко дернул себя за волосы. Швейцар обмер от удивления. В руке у бородатого болтался театральный парик. А на «блюстителя порядка» смотрел сам обер-полицмейстер.
– Как же это я обознаться-то мог, ваше благородие? Простите мою душу грешную, – запричитал швейцар, медленно опуская «наган». Он, все еще не веря своим глазам, внимательно разглядывал лицо Пороховицкого, обрамленное густой с прожилками седины бородой. – Вы же в таком обличье и не похожи вовсе на себя. И до чего вышло-то правдиво!
Пороховицкий, убедившись, что никто больше свидетелем произошедшему не был, отошел к зеркалу и стал прилаживать парик на прежнее место. Околоточный, переодетый в швейцара в ресторане «Эрмитаж», оказался «полным болваном».
– Обознался. Не признал я вас, – продолжал извиняться здоровяк. – А что отошел от двери, так это я, так сказать, исполняя свой долг служебный. На той стороне бульвара, ваше благородие, трактир имеется. Так я, пока посетителей не было, еще и за трактиром смотрел. А вдруг налетчиков запримечу…
– Болван! – Полковник, пригладив бороду, отошел от зеркала. – Тебя зачем в самом лучшем ресторане поставили? «Эрмитаж» – это тебе не трактирчик какой-нибудь замызганный… Так и следи здесь за порядком. И не вздумай от двери отлучаться! Этого Мартынова интересует только крупный куш. А кто в твоем трактире деньгами-то сорить будет? Рвань да пьянь одна только…
– Отчего же это? – обиженно вступился околоточный. – Я туда хаживаю, бывает, по выходным…
– Вот я и говорю, пьянь да рвань всякая. – Полковник принялся стряхивать со своего пальто невидимые пылинки и вдруг, словно опомнившись, добавил: – Да что ты мне про себя толкуешь? Я тебе говорю, что преступника там изловить не придется. Эти бандиты только по лучшим ресторанам промышляют, где публика побогаче. Им улов крупный надобен.
Пороховицкий резко развернулся и направился в гардеробную.
– А ты, братец, не зевай больше. Как только Мартынова этого завидишь, сразу мне знак сделай. Я в главной зале буду.
Пороховицкий уверенным шагом двинулся по ковровой дорожке в глубь ресторана.
Глава 6
Волчья разводка
Кеше сразу пришлась по душе замеченная им лаковая пролетка на стальных рессорах и с выкрашенными охрой спицами на колесах. Возница уверенно и ловко помыкал двумя запряженными в экипаж вороными лошадками с вплетенными в густые гривы алыми лентами.
– Немчура!
Крестовый сплюнул на мостовую, привычно выудил из кармана «наган» и шагнул поперек Неглинки. Евстафий тут же последовал за подельником. В правой руке второго налетчика покоился ладный револьвер с вытертой от частого употребления рифленой рукояткой. Точность выстрела у револьвера была не такой высокой, как у оружия Крестового, но зато Евстафий считал, что он с избытком восполняет данный недостаток куда более необходимой для его работы скорострельностью. В конце концов, они ведь не на песцовую охоту с этими волынами выходили.
– Стой! А ну стой! – грозно скомандовал Крестовый, становясь на пути вороной пары.
– Тпру! – Возница резко натянул поводья.
Лошади встали.
– В чем дело?
Крестовый навел ствол на сидящего на козлах человека. Вороненое дуло угрожающе поблескивало в лунном свете. Глаза возницы испуганно округлились.
– Эй, что вы?..
– Слезай! – Кеша взял лошадей под уздцы.
– У меня ничего нет… Помилосердствуйте, баре…
– Слезай, я тебе говорю. Живо!
Евстафий быстро обогнул экипаж сбоку. Пассажиров в пролетке не было.
– Никого! – сообщил он Крестовому.
Возница покорно покинул насиженное место, и Евстафий сел на козлы вместо него. На налетчике уже красовался надетый по случаю серенький потертый сюртук. Крестовый снял с возницы фуражку и бросил ее приятелю. Ефставий поймал головной убор на лету, надел его.
– Господа, господа, – жалостливо законючил возница. – Что же вы делаете такое? Побойтесь бога, господа. Это пролетка барона Бенгерхофа, и у него…
– Все! Хватит! – оборвал возницу Крестовый и больно ткнул тому «наганом» под ребра. – Проваливай отсюда и передай своему барону-немчуре, что мы позаимствовали его экипаж исключительно для благих целей. А теперь пошел. И поспешай, любезный, поспешай!
Крестовый неспроста торопился спровадить мужика. Остановленные по центру Неглинки лошади, уже в нетерпении бьющие копытами, могли привлечь нежелательное внимание со стороны какого-нибудь полуночного пешехода. Нужно было скорее трогаться. И Кеша не хотел, чтобы возница видел лицо молодой особы, которая должна была сесть с ним в экипаж.
В темноте вспыхнула спичка и осветила розовое лицо Евстафия. Он раскурил папиросу. Затем поглубже надвинул фуражку на лоб. Крестовый дождался, пока разжалованный возница, причитая себе под нос, скроется из виду, а потом негромко свистнул.
Лиза выплыла из темноты переулка. На ней был попелиновый редингот, кашемировая шаль с капюшоном и легкая осенняя муфта. Крестовый знал, что появление последнего элемента одежды здесь неспроста. Младшая из сестер Вайсман таким образом прятала от постороннего глаза оружие. Ридикюлем, как Капитолина, она пользовалась крайне редко, считая данный атрибут из ряда вон неудобным.
Кеша подал девушке руку, помогая сесть в пролетку. Затем запрыгнул в экипаж сам. Плюхнулся рядом.
– Все! Пошел!
Евстафий тронул пролетку. Лошади быстро перешли на рысь.
– Но, залетные!
Короткий хлыст по очереди резко опустился на круп каждой из вороных. Лошади рванули в галоп. Колеса пролетки гулко застучали по булыжной мостовой…
За квартал до облюбованной им ранее ювелирной лавки на Сретенке Крестовый спрыгнул на ходу. Экипаж, управляемый Евстафием, покатил дальше и вскоре замер напротив невысокого одноэтажного домика с погашенными окнами. Лошади недовольно зафырчали.
– Здесь. – Евстафий обернулся к Лизе, но видеть в темноте ее личика он не мог.
Девушка молча кивнула, и ножка, обутая в изящный черный полусапожок, ступила на мостовую. В одном из окон дома зажегся свет керосиновой лампы. Лиза решительно направилась к парадному подъезду. Согласно плану Крестового, Евстафий остался сидеть на козлах.
Лиза постучала, а затем обе ее руки вновь скрылись под муфтой.
– Ну кто там в такой час? Ни стыда, ни совести. Закрыто у нас.
– Я прошу прощения. – Лиза говорила с невидимым через дверь оппонентом с легким немецким акцентом. Евстафий усмехнулся. По его мнению, это придавало девушке еще большее очарование. – Фы не могли бы мне открыть на минуточку, коспотин Фойнофич?
– Войнович? Я? – Сторож за дверью рассмеялся, но замок все же отпер. В образовавшемся проеме показалась его кудлатая с проседью голова. – Я – не Войнович, барышня. Вы, видно, ошиблись. Его степенства Якова Самуиловича нету и быть в такой поздний час попросту не может.
– Ах, как жаль, как жаль. – Лиза сокрушенно уронила голову на грудь. – Фитите ли, люпезный, я в Москве только проестом. Всеко на отин тень. Мне коворили, что у Фойнофича мошно нетороко приопрести хорошие украшения.
Сторож вышел из лавки. В одной руке он держал тускло мерцающую керосиновую лампу с засаленным гладким корпусом, в другой – короткое двуствольное ружье. Однако взирал он на позднюю гостью с откровенным сочувствием.
– Понимаю, барышня. И вас нисколько не обманули. – Он шагнул вперед и смерил девушку заинтересованным взглядом с головы до ног. – У нас и впрямь хороший товар. И недорогой. Приходите с утра. Его степенство будет в половине девятого. Я ему всенепременно передам, что вы…
– Нет, нет. – Лиза покачала головой. Краем глаза она видела, как от торца здания отделилась темная фигура и двинулась по направлению к ним. – Я не моку сафтра. Я уше уесшаю. Мошет, фы мокли пы мне помочь пес коспотина Фойнофича? У фас очень-очень топрое лицо.
Сторож расплылся в счастливой улыбке. Барышня была очень даже ничего. Не каждый день по долгу своей службы ему приходилось встречать таких красоток. Он сделал еще пару мелких шажков в направлении дамы.
– Я бы с превеликим удовольствием, барышня, но…
Крестовый стремительно надвинулся на сторожа сзади и вскинул вверх руку. Рукоятка его «нагана» уже готова была опуститься жертве на темечко, но в эту секунду сторож, то ли почувствовав что-то неладное, то ли заметив Кешину тень, резко отшатнулся. Рука Крестового рубанула по воздуху. Лиза быстро сместилась в сторону. Евстафий приподнялся на козлах, вскинул револьвер и выстрелил. Пуля просвистела в опасной близости от головы сторожа.
– Ах вы черти окаянные!
Он поднял ружье, намереваясь произвести ответный выстрел по человеку на козлах. Крестовый перехватил ствол и дернул его книзу. Грохнул оглушительный выстрел, и тут же в унисон ему прозвучал еще один. Сторож, бессмысленно разрядив двустволку в булыжники мостовой, обмяк на руках Крестового и выронил свое грозное оружие. Его поношенное пальтишко на груди обагрилось кровью. Кеша отпустил жертву, и та рухнула к его ногам.
– Лиза! Ну зачем ты?
Девушка поспешно спрятала в муфту еще дымящийся ствол «нагана».
– А что ты предлагал делать? – невинно поинтересовалась она.
– Я хотел только вывести его из игры, – ответил Крестовый. – И не более того.
– Теперь он выведен.
– Да, но не такой же ценой!
Лиза пожала плечами:
– Странно, ты упрекаешь меня, Кеша, в то время, как если ты сам был бы порасторопнее…
Евстафий уже был рядом с ними. На этот раз фуражка налетчика оказалась залихватски сдвинута на затылок.
– Ух ты! – уважительно присвистнул он. – А вам, оказывается, палец в рот не клади, сударыня. Лихо! Ничего не скажешь, лихо!
– Спасибо. – Лиза легонько похлопала его по плечу. – Ну, что дальше, Крестовый? Мы так и будем торчать здесь?
– Она права, Кеш, – поддержал девушку Евстафий, коротко оглядываясь через плечо. – Выстрелы наверняка слышали. Легавые могут появиться в секунду.
Крестовый нахмурился, но ничего не ответил. Он не одобрял неоправданного насилия. Особенно если его можно было избежать. Но и Лиза права. Лопухнулся в первую очередь он сам. Младшая Вайсман принимала лишь скоропалительное решение в критической ситуации.
Кеша смирился с происшедшим. Спрятав оружие в боковой карман пальто, он извлек из-под полы короткую фомку и решительно двинулся в ювелирную лавку Войновича. Лиза последовала за ним.
Евстафий вынужден был вернуться к пролетке, откуда забрал два заранее приготовленных саквояжа. Затем он склонился над распростертым телом сторожа, взял у него из рук керосиновую лампу и загасил ее. Подъездная площадка перед лавкой вновь погрузилась во мрак. Свет уличных фонарей по обе стороны квартала недобивал до этой точки. Евстафий на всякий случай еще раз огляделся по сторонам, но ничего подозрительного не заметил. Только после этого он нырнул внутрь помещения.
Крестовый уже колдовал рядом с металлическим допотопным сейфом, проталкивая в зазор острый край фомки. Лиза стояла рядом на коленях, подсвечивая подельнику зажженной спичкой.
– Посмотри на витринах и в комнате, – сказал Крестовый, не оборачиваясь.
Той ювелирной техники, присущей Поликарпу, Кеше явно недоставало. Впрочем, он и не пытался подражать медвежатнику. Действовал грубо, быстро и нахраписто. Лиза гасила одну спичку и тут же зажигала новую. Спустя две минуты Крестовый справился со своей задачей. Металлический ящик натужно крякнул и распахнул налетчикам свой зев.
– Посвети еще, – попросил Крестовый.
Лиза чиркнула спичкой.
– Ого! – вырвался у девушки ликующий возглас. – Да тут целое состояние! По всему видать, дело у господина Войновича процветает.
– Процветало, – машинально поправил ее Крестовый, сгребая содержимое сейфа в один из саквояжей. – Хотя ты права. Состояньице тут не слабое. Я, признаться, рассчитывал на меньшее.
– Это приятный сюрприз.
– Согласен.
Вернулся Евстафий со вторым саквояжем. Брякнул его на пол перед сейфом.
– На витринах пусто, Крестовый, – доложил он. – А секретер в комнате я немного подчистил. Не бог весть что, но… Ну надо же! – только сейчас обратил внимание на действия подельника Евстафий. – У вас тут богатый улов, оказывается. Поздравляю, Кеша!
– Спасибо. Дай-ка мне второй саквояж.
Читать бесплатно другие книги:
