Не девушка, а крем-брюле Булатова Татьяна

– Откуда я знаю?!

– Во, блин, дела, – пробурчала себе под нос Гулька и разжала руки: – А кто знает?

– А чё случилось-то? – полюбопытствовала Хазова и уставилась на свою визави.

И неизвестно почему гордячка Низамова преисполнилась доверия к этой, как она сказала позже, «драной пигалице», и, присев на низкую выкрашенную голубой краской скамеечку, рассказала ей «все-все», в том числе и про сегодняшнее утро.

Рассказ незнакомки произвел на Юльку неизгладимое впечатление: от волнения она даже кроссовки перешнуровала. Теперь судьба Ладовой не давала ей покоя.

– А телефон у нее есть? – уставившись перед собой в одну точку, поинтересовалась Хазова.

Низамова скривилась и, повернув голову к Юльке, прошипела:

– Это чё ж вы за люди, блин! Девять лет учитесь в одном классе и ничего друг о друге не знаете: у кого есть телефон, у кого нет телефона. Ау! – Гулька хлопнула Хазову по коленке: – Девочка!

– Слышишь, ты, – Юлька тоже была не лыком шита, – ты на меня не наезжай! Это не я, между прочим, Ладову-то ищу!

– Ладно, – прикусила язык Низамова и опустила голову.

– Вот то-то и оно, – довольно хмыкнула Хазова, а наблюдавшая со стороны за этой странной беседой Ленка Наумова подала голос из другого угла раздевалки:

– Юльк, – окликнула она одноклассницу. – У тебя там чё, проблемы?

Уж кто-кто, а Наумова знала, как поступать в подобных ситуациях. Не зря она выросла в знаменитом «квартале греко-римской братвы».

– Нет у меня никаких проблем, – отмахнулась от нее Хазова и повернулась к присмиревшей на чужой территории Гульке.

– А чё тогда? – Наумова в два шага пересекла раздевалку и нависла над Низамовой мраморной кариатидой.

– Чё надо? – разозлилась Гулька и дерзко уставилась на висевшую над ней девицу.

– Ничё, – слишком быстро для своего гигантского по сравнению с остальными роста спасовала Наумова и сделала страшные глаза Хазовой: «Мол, если что, дай знать, живой эту не выпустим. Всю общественность подключим».

– Ленка, – тихо проговорила одноклассница: – Никому не скажешь?

Ленка старательно замотала головой, всем своим видом показывая, что готова служить не за страх, а за совесть.

– Ладова пропала, – тихо сообщила Хазова и опустила голову.

И хотя Василисы пока еще не было в школе всего один день, и никто не объявил ее во всероссийский розыск, прозвучало это так, что у Наумовой возникло чувство безвозвратной потери. И ей стало по-человечески жалко эту бесполезную, в сущности, Ладову, и ее родителей, и себя заодно, потому что на районе скажут: «Вон Ленка идет. У нее в классе девочка пропала». Дальше воображение Наумовой нарисовало человека в милицейской форме, и даже не одного, а двух – хорошо известного их семье участкового и, может быть, следователя по особо важным делам, на счету которого не одно раскрытое дело. «Лена, – скажут они, – помоги следствию. Вспомни, когда в последний раз ты видела свою одноклассницу Василису Ладову?» И Наумова сосредоточится, и подумает, и так им и скажет: «Вчера!»

– Ленка, – Хазова не выдержала затянувшегося молчания. – Ты чё, не слышишь меня?

– Слышу, – сдавленным голосом ответила Наумова и села чуть поодаль от девочек, рискуя перевернуть скамейку.

– Значит, делаем так, – Хазова вмиг стала серьезной. – Сначала – звоним. Потом, если не берет трубку, идем.

– А если ее и дома нет? – предположила Ленка.

– А где же она тогда?! – в один голос воскликнули странно похожие друг на друга Хазова и Низамова.

– Где-где… – печально протянула та. – Может, уж и нет ее на свете…

– Ты чё?! Дура?! – не сговариваясь, завопили девчонки, после чего все, не успевшие переодеться, как по команде уставились на эту загадочную троицу.

– А что? – начала оправдываться Ленка. – У нас в прошлом году маньяк объявился. Так меня мамка одну никуда не пускала. Всегда – с братьями.

– Ну… с твоими братьями можно, – понимающе пробурчала Юлька и резко встала. – Давай номер. Пойду в учительскую позвоню. Скажу, домой срочно надо.

Пока Хазова набирала ладовский номер, Низамова с Наумовой подпирали стену в узком коридоре возле учительской.

– Тебя как звать-то? – Ленка довольно дружелюбно попыталась поддержать светскую беседу.

– Гульназ, – отрывисто сообщила ей Низамова, прислушиваясь к каждому шороху, доносившемуся из учительской.

– А живешь где? – спросила Наумова и снова получила односложный ответ:

– На Песках.

– Так это ж далеко! – искренне удивилась одноклассница Василисы, а Гулька взмолилась:

– Слушай, как там тебя…

– Лена, – подсказала Наумова.

– Лена… Ты можешь помолчать?

– Могу, – обиделась Наумова и перешла к противоположной стене как раз в тот самый момент, когда Хазова кого-то поблагодарила в учительской, а Низамовой показалось, что это Юлька говорит по телефону. И Гулька чуть было не подпрыгнула от радости, потому что поговорить по Василисиному номеру можно было только с Василисой. А это значит, что ровно через десять минут, оставив здесь эту надоедливую компанию, она уже будет настойчиво звонить в Васькину дверь… А когда та откроет, то она просто повиснет на своей Ладовой, как обезьяна на пальме, и все пройдет, забудется, и дружба снова потечет своим чередом, как раньше. Правда, теперь, поклялась себе Низамова, она никогда, вот точно никогда, не будет заставлять Ладову ни бегать, ни прыгать, ни краситься, ни завиваться, ни худеть, если та сама этого не захочет…

– Нету, – объявила Хазова и тут же добавила: – Надо идти.

– Пошли тогда! – скомандовала Низамова и направилась по коридору к лестнице с таким видом, как будто в этой школе ей был знаком каждый уголок.

У дверей их перехватили два бравых молодых человека: юркий Вихарев и раздраженный Тюрин.

– Юлька! – возмутился ее подшефный. – Сколько можно? – От Вихарева за версту несло куревом. – Ты чё там? Уснула, что ли?

– Не ори, – приказала ему Хазова. – У нас Ладова пропала.

– Ну и хрен с ней, – сгоряча ляпнул Вихарев и тут же обжегся: на него в упор смотрели две пары возмущенных глаз. Причем одна ему была хорошо знакома, а вторую он видел впервые.

– Это кто? – поинтересовалась у Юльки Низамова.

– Это Серый.

– И что с того? – Гульназ явно не удовлетворило объяснение Хазовой. Мало ли их Серых вокруг бегает! Каждого, что ли, с собой брать?!

– Это наш человек, – пустила в ход безотказный аргумент Юлька.

– А это, – Низамова кивнула в сторону Тюрина, – тоже наш человек?

– Это с Ленкой, – пояснила Хазова, как будто Ленка была для ладовской подруги авторитетом.

– Короче, – Юлька провела экспресс-совещание прямо у крыльца школы. – Это… – она показала рукой на Низамову.

– Гульназ, – подсказала ей Наумова.

– Гульназ, – завершила начатую фразу Хазова.

– Кто? – расплылся в улыбке Вихарев. – Горгаз?

– Молчи, дурак, – бесцеремонно оборвала его Юлька, – за умного сойдешь. Она с нашей Ладовой дружит.

– С Периной? – снова встрял Вихарев, и Хазова, недолго думая, пнула его по лодыжке.

– В общем, Василису надо найти.

– А чего ее искать-то? – Тюрин на шаг придвинулся к заговорщикам, не переставая украдкой рассматривать Низамову. «Косая на левый глаз Шамаханская царица!» – подумал Илья и перевел взгляд на сосредоточенную Наумову, возвышающуюся над ними почти на две головы.

– Ну не знаю, – вдруг осмелела Ленка и, воодушевленная доверием общественности и близостью Тюрина, вновь мрачно предположила: – Вдруг ее уже и в живых-то нету.

– Здрасте-пожалуйста! – всплеснула руками Юлька. – Ты сейчас договоришься, Наумова.

– Ладно! – Низамовой надоела вся эта таинственность. И ее не на шутку стала раздражать Хазова, почему-то возомнившая себя главной в поисках без вести пропавшей Ладовой. – Раздули из мухи слона. Всем спасибо – я пошла.

– Куда? – заволновалась Наумова.

– Куда надо, туда и пошла, – огрызнулась Гулька, проклиная себя за неожиданно возникшую симпатию к этой не понятно что возомнившей о себе Хазовой, о которой она еще вчера и знать-то ничего не хотела, владея Ладовой полностью и единолично, не желая делить ее ни с кем. И вот на тебе – пожалуйста, сразу четверо. Девять лет им не было никакого дела до ее подруги, а теперь шагу ступить нельзя.

– Слушай, Гуля. – Юлька попыталась поговорить с новой знакомой спокойно. – Ну, нам же тоже не все равно.

– Чо-о-о?! – возмутилась Низамова. – Девять лет было все равно, а теперь не все равно? Да если б я сегодня к вам в школу не заявилась, вы бы и через год не обнаружили, что пропал человек!

– Ну, предположим, это не так, – кашлянул в кулак Тюрин и сделал шаг к Хазовой.

– Да ты вообще помалкивай! – рявкнула на него Низамова. – Тебе-то что надо?

– Слышь, ты, – грозно двинулся на Гульку Вихарев, готовый разорвать каждого, кто проявит хоть толику неуважения в адрес Юльки. – Ты чё разоралась-то? Я не понял! Да кому твоя Перина нужна?!

– Мне нужна… – неожиданно строго сказала Хазова, и все разом замолчали. – Она права, – Юлька кивком головы указала на разбушевавшуюся Низамову. – Девять лет! Ладова девять лет сидит передо мной на первой парте, а я ее рассмотрела-то только вчера, может быть, когда ее Ежиха прессовала.

– Ну и чё? – растерялся Вихарев.

– Ну и то. Нехорошо это, – погрустнела Хазова, от природы наделенная чувством справедливости.

– Да меня сейчас вырвет, – прошипела Низамова. – Эти ваши сопли-слюни: вот Ладова сидела, вот мы на Ладову не обращали внимания, вот надо Ладовой помочь… Не на-до! Не надо Ладовой помогать. И любить Ладову не надо! Обойдется без вас Ладова! – выкрикнула Гулька и смело двинулась на вытянувшихся перед ней Василисиных одноклассников. – А ну, дайте пройти, – бросила она, и те послушно расступились.

– Смотри, как чешет, – отметил Вихарев и заливисто засвистел Низамовой вслед.

– Заткнись, придурок! – заорала Юлька. – Я тоже пойду.

– Давай! – наконец-то разозлился Вихарев. – Иди! Скатертью дорога!

– А мы? – робко уточнила у Тюрина дылда Наумова.

– Ну а чего мы будем от коллектива отрываться? – с ехидной улыбочкой ответил Тюрин и двинулся за Хазовой с таким выражением лица, как будто ничего более неприятного и быть не может.

На самом деле сердце индивидуалиста Тюрина начало подпрыгивать в груди, как только он услышал о том, что пропала Ладова. Но Илья ничем не выдал своего волнения, всем своим видом показывая, что ему на самом деле абсолютно все равно.

– Э! Илюха! – растерялся Вихарев. – Ты тоже с ними?

– Мы тоже, – ответила за Тюрина Наумова и двинулась за Ильей, как евреи за Моисеем.

– Ну и идите вы все! – прокричал им Вихарев вслед, но через мгновение бросился за одноклассниками.

Так они и шли, затылок в затылок, не осмеливаясь сократить дистанцию между собой и целеустремленно шагавшей к ладовскому дому Гулькой, о чем та, кстати, не подозревала, потому что не имела привычки оглядываться. Если уж Низамова с кем-нибудь ссорилась, она уходила с гордо поднятой головой, решительно и глядя исключительно вперед.

Каково же было ее изумление, когда возле самого Василисиного подъезда ее догнали эти четверо, запыхавшиеся так, как будто преодолели многокилометровую дистанцию.

– Чё надо? – зашипела на них Гулька.

– Ничё, – ответила ей Хазова и тряхнула головой, чтобы сдвинуть челку с глаз. – Мы тоже идем.

– Да кто вас звал-то? – делано засмеялась Низамова.

– Никто, – Юлька не собиралась сдаваться.

– А может, ее и дома нет, – печально предположила Наумова, замирая в предвкушении трагического конца.

– Сейчас узнаем, – в один голос воскликнули Гулька и Хазова и ринулись бегом на третий этаж, перескакивая через две ступеньки.

Последним поднялся Тюрин. И представшее его взору запомнилось Илье на всю жизнь: в дверях стояла заспанная Василиса и с недоумением смотрела на столпившихся перед ее квартирой одноклассников во главе с Низамовой.

Ладова протерла глаза и залилась краской: впервые в жизни она не знала, что делать. Поэтому, не догадываясь пригласить гостей в квартиру, глупо поинтересовалась:

– А что случилось?

– Да ничего собственно, – пожала плечами Гулька и смело перешагнула через порог. За ней это сделала Хазова и только Ленка Наумова, занеся ногу, сообщила:

– Мы думали, тебя убили…

Вот так 26 апреля 1993 года в три часа пополудни Василиса воскресла. Причем в новом качестве и в новой реальности. Произошедший на ее глазах парад планет вызвал к жизни необратимые изменения. Настолько необратимые, что своя в доску Низамова забилась в угол дивана и с подозрением смотрела на каждого, кто покушался на прежде только ей принадлежавшее сердце Ладовой.

От зависти Гулька раздулась, как кошка перед родами. А Василиса, будто нарочно, суетилась как заведенная. И все не по делу, и все не с теми, обходя разом окосевшую от злости Низамову. Все правильно, она-то своя. А что делать с этими заморскими гостями?!

– Хотите чаю? – предложила растерянная Василиса, не зная, чем занять паузу.

– А пожрать у тебя ничего нет? – по-простецки поинтересовался Вихарев, привыкший формулировать точно, чтобы не было никаких разночтений.

– Я не голоден, – тут же заявил Тюрин, напугавшийся, что вот сейчас и его усадят за ладовский стол и заставят есть, не дай бог, какие-нибудь котлеты. А это так пошло! И так не соответствует моменту.

– Ты, Илюха, может, и не голоден, – быстро вернул разговор в прежнее русло Вихарев, напуганный тем, что сейчас от еды откажутся все и он останется без обеда. – А мне…

– А тебе надо есть меньше. Все равно не в коня корм, – уничижительным взглядом смерила его Низамова и хотела еще добавить: «Как лилипута не корми, он все равно вверх не растет», но удержалась, потому что почувствовала на себе просительный взгляд Василисы, отчего пришла в еще большее раздражение.

– На себя посмотри, – не остался в долгу Вихарев и назначил Гульку своим врагом. – Уселась тут, как дома. Могла бы Перине помочь.

– Не Перине, а Василисе, – демонстративно исправила его Хазова.

Ей, похоже, нравилось строить из себя великосветскую особу: говорила она нарочито вежливо, чуть ли не на «вы» и всячески старалась следовать правилам поведения в гостях. Это настолько не вязалось с привычной всем Юлькой, что даже Наумова утратила спокойствие и периодически бросала вопрошающие взгляды на сведущего во всех вопросах Тюрина. «Прикидывается!» – коротко объяснил Илья Ленке, и та успокоилась, тут же утратив интерес к Хазовой.

«Посмотрим, насколько тебя хватит», – мысленно пригрозила Юльке Низамова и юркнула на правах ближайшей подруги на кухню.

– У тебя даже хлеба нет, – выкрикнула она, предварительно заглянув в хлебницу.

Признаваться в том, что еще два часа тому назад там мирно покоились две городские булки, позже любовно разрезанные на кусочки, каждый из которых был обильно смазан сливочным маслом и щедро полит вареньем, Василиса не стала. Да и никто не спрашивал, потому что в процесс снова вмешалась Хазова и приказала своему верному Санчо Панса сходить за хлебом.