Икс или игрек? Кристи Агата

Глава 3

На крытой веранде снаружи сидела и вязала мисс Минтон.

Мисс Минтон была худенькой и угловатой женщиной с жилистой шеей. Она была одета в бледно-голубую юбку с бретелями и увешана бусами. Юбка была затрапезного вида и удручающе растянута сзади. Мисс Минтон живо приветствовала Таппенс:

– Доброе утро, миссис Бленкенсоп. Надеюсь, вы хорошо выспались?

Миссис Бленкенсоп призналась, что никогда не спит хорошо первые несколько ночей на новом месте.

– Надо же, как любопытно! – сказала мисс Минтон. – Со мною то же самое!

– Надо же, какое совпадение, – ответила миссис Бленкенсоп. – Какой у вас красивый ряд!

Мисс Минтон, покраснев от удовольствия, показала вязанье. Да, довольно необычно, но просто. Она легко научит миссис Бленкенсоп, если та пожелает. О, это очень любезно со стороны мисс Минтон, но миссис Бленкенсоп такая неловкая, она и вязать толком не умеет, что уж говорить об узорах… Она может вязать только простые вещи вроде шапочек-шлемов, но даже и тут опасается, что сделает что-нибудь не так. Ведь тут что-то неправильно, верно?

Мисс Минтон окинула вязанье взглядом специалиста и мягко указала, где что было неверно. Таппенс с благодарностью распустила кривую шапочку. Мисс Минтон излучала доброту и покровительство. О нет, это вовсе не причинило никаких беспокойств – ведь она столько лет вяжет…

– Боюсь, я никогда ничего не вязала до этой злосчастной войны, – призналась Таппенс. – Но когда так тяжело на душе, просто необходимо что-то сделать!

– О да. А ведь у вас мальчик во флоте, вы вроде говорили прошлым вечером?

– Да, старший. Такой прекрасный мальчик, хотя матери, наверное, не следует так говорить… А еще у меня другой сын в авиации, а Сирил, младший, – во Франции.

– О Господи, как же вам, наверное, тревожно…

«Дерек, милый мой Дерек, – думала Таппенс. – Ты там, в самом аду, а я тут дурочку разыгрываю, изображаю чувства, которые действительно переживаю…»

– Мы все должны быть отважными, разве не так? – сказала она самым уверенным голосом. – Будем надеяться, что скоро все кончится. Мне говорил недавно один очень высокий чин, что немцы не продержатся больше двух месяцев.

Мисс Минтон так живо закивала, что все ее бусы застучали.

– Да, и я уверена, – ее голос таинственно понизился, – что Гитлер болен, и смертельно, и он сойдет с ума к августу.

– Весь этот блицкриг – последний рывок Германии, – резко ответила Таппенс. – Я уверена, что там у них страшный дефицит. Рабочие на фабриках очень недовольны. Вскоре все рухнет.

– Что? Что такое?

Это был мистер Кайли – они с женой как раз вышли на террасу. Он раздраженно уселся в кресло, и жена тут же набросила ему плед на колени. Он опять сварливо повторил:

– О чем вы тут говорили?

– Мы говорили, – сказала мисс Минтон, – что к осени все закончится.

– Чушь, – ответил мистер Кайли. – Эта война продлится как минимум шесть лет.

– О, мистер Кайли, – запротестовала Таппенс, – вы действительно так думаете?

Мистер Кайли подозрительно озирался.

– Не понимаю, – пробормотал он. – Тут сквозит? Может, лучше передвинуть мое кресло в угол…

Началось перемещение мистера Кайли. Его жена, женщина с озабоченным лицом, которая, видимо, не имела другой цели в жизни, кроме как удовлетворять желания мистера Кайли, возилась с подушками и пледами, то и дело спрашивая его:

– Теперь тебе удобно, Альфред? Думаешь, так будет хорошо? Может, тебе надеть солнечные очки? Сегодня очень яркое утро.

– Нет-нет, – раздраженно ответил мистер Кайли. – Не суетись, Элизабет. Ты принесла кашне?.. Нет, шелковое… Ну ладно, все равно. Сойдет на сей раз. Но я не хочу перегревать горло, и шерсть – на таком-то солнце… ладно, лучше принеси другое. – Он снова вернулся к вопросу общей важности. – Да, – сказал он. – Я даю шесть лет.

Он с удовольствием выслушал возражения обеих женщин.

– Вы, милые дамы, просто выдаете желаемое за действительное. Я знаю Германию. Смею сказать, очень хорошо знаю. По своей работе, пока я не ушел на покой, я часто ездил туда-сюда. Берлин, Гамбург, Мюнхен… я все их знаю. Смею вас заверить, что немцы могут держаться практически бесконечно. Да еще с Россией за спиной…

Мистер Кайли триумфально продолжал, голос его то возвышался, то понижался в приятной меланхоличной певучести, прервавшись, лишь когда жена принесла ему шелковое кашне и он стал заматывать им горло.

Миссис Спрот принесла Бетти, сгрузила ее на пол вместе с маленькой игрушечной собачкой без одного уха и выдала дочке маленькое кукольное пальтишко.

– Вот, Бетти, – сказала она. – Ты оденешь Бонзо для прогулки, пока мама будет одеваться.

Мистер Кайли бубнил, выдавая статистику и цифры, и все они были неутешительными. Его монолог перебивало чириканье Бетти, которая деловито разговаривала с Бонзо на своем языке.

– Коесико кути ба-ба, – сказала девчушка. Затем, когда перед ней взлетела птичка, она протянула к ней ладошки и загукала. Птичка улетела, Бетти окинула взглядом собравшихся и четко заметила:

– Плёхо, – и с великим удовлетворением кивнула.

– Этот ребенок учится говорить с невероятным успехом, – сказала мисс Минтон. – Бетти, скажи «та-та». «Та-та».

Бетти холодно посмотрела на нее и заметила:

– Глюк!

Затем она засунула одну лапу Бонзо в шерстяное пальтишко и, проковыляв к креслу, схватила подушку и засунула Бонзо под нее. Весело болтая, она с превеликим старанием выдала:

– Пьять! Боувоу. Пьять!

Мисс Минтон, как переводчик с детского, сказала с гордостью заместителя мамы:

– Она любит играть в прятки. Она всегда все прячет. – Тут она воскликнула с преувеличенным изумлением: – А где Бонзо? Где Бонзо? Куда он делся?

Бетти бросилась на землю и разразилась смехом.

Мистер Кайли, обнаружив, что всеобщее внимание отвлеклось от его объяснений немецких методов замещения сырья, раздраженно осмотрелся и агрессивно прокашлялся.

Вышла миссис Спрот в шляпке и подхватила Бетти. Внимание снова вернулось к мистеру Кайли.

– Так что вы говорили? – сказала Таппенс.

Но мистер Кайли был оскорблен. Он холодно ответил:

– Эта женщина постоянно подбрасывает всем своего ребенка, считая, что остальные должны за ним присматривать. Мне кажется, все же лучше шерстяное кашне, дорогая. Солнце уходит.

– Но, мистер Кайли, продолжайте рассказывать, – сказала мисс Минтон. – Это было так интересно…

Смягчившись, мистер Кайли с важным видом возобновил свою речь, поплотнее обернув шерстяным кашне свою жилистую шею.

– Как я уже говорил, Германия так усовершенствовала свою систему…

Таппенс повернулась к миссис Кайли и спросила:

– А вы что думаете о войне, миссис Кайли?

Та подскочила.

– Что я думаю? Что вы имеете в виду?

– Вы тоже думаете, что она протянется шесть лет?

– Я надеюсь, что нет, – с сомнением ответила миссис Кайли. – Это же так долго!

– Да, долго. А что вы думаете?

Казалось, вопрос встревожил миссис Кайли. Она сказала:

– О… я… я не знаю. Альфред говорит – шесть лет.

– Но вы так не думаете?

– О, я не знаю… Трудно предугадать, разве не так?

Таппенс ощутила приступ злобы. Эта щебечущая мисс Минтон, самодур мистер Кайли, полоумная миссис Кайли – неужели все они ее типичные соплеменники? А миссис Спрот с ее туповатым лицом и бледными крыжовенными глазами разве лучше? Что она, Таппенс, может здесь найти? Наверняка никто из них…

Поток ее мыслей прервала какая-то тень. Кто-то стоял у нее за спиной и загораживал солнце. Она повернула голову.

На террасе стояла миссис Перенья, не сводя глаз с группы постояльцев. И что-то такое было в ее глазах… презрение? Какое-то убийственное пренебрежение.

«Надо побольше разузнать об этой миссис Перенья», – подумала Таппенс.

С майором Блетчли у Томми установились самые дружеские отношения.

– Вы ведь привезли с собой клюшки для гольфа, Медоуз?

Томми с виноватым видом ответил, что да.

– Ха! Мой глаз почти никогда не ошибается! Отлично. Мы должны сыграть на пару. Вы когда-нибудь играли здесь?

Томми покачал головой.

– Неплохая площадка, вовсе не плохая. Может, немного коротковата, но с хорошим видом на море и все такое. И никогда не бывает много народу… Послушайте, а как насчет того, чтобы пойти туда нынче утром? Мы могли бы поиграть.

– Большое спасибо. Я с удовольствием.

– Должен сказать, я рад, что вы приехали, – заметил Блетчли, когда они взбирались вверх по холму. – Тут слишком много женщин. Они действуют мне на нервы. Хорошо, что у меня появился товарищ. На Кайли рассчитывать нечего: этот человек – сущая ходячая аптека. Говорит только о своем здоровье да лечении и о лекарствах, которые принимает. Если б он выбросил все свои таблетки да совершал бы ежедневно хорошую прогулку миль на десять, был бы другим человеком. Единственным, кроме меня, представителем сильной половины человечества здесь является фон Дейним, и, правду говоря, Медоуз, он меня немного беспокоит.

– То есть? – сказал Томми.

– Да то и есть. Поверьте моему слову, принимать беженцев – дело опасное. Будь моя воля, я бы большинство их интернировал. Безопасность прежде всего.

– Как-то уж слишком круто.

– Вовсе нет. Война есть война. И у меня есть свои подозрения насчет мастера[7] Карла. Во-первых, он ни разу не еврей. Потом, он появился здесь за месяц – заметьте, всего за месяц – до начала войны. Это немного подозрительно.

Томми подбодрил его:

– Так вы думаете…

– Он шпион!

– Но тут же по соседству нет ничего важного в военном смысле!

– Э, старина, вот в этом вся хитрость! Будь тут рядом Плимут или Портсмут[8], он был бы под надзором. А в таком сонном местечке всем на все наплевать. Но здесь ведь побережье, разве не так? Дело в том, что правительство слишком мягко обходится с этими пособниками врага. Любой может приехать сюда, сделать печальный вид и рассказывать про своих братьев в концлагерях. Гляньте на этого парня – да он весь пышет надменностью! Он нацист, вот кто он, нацист!

– Нам нужна пара-тройка охотников на ведьм, – мило сказал Томми.

– То есть?

– Вынюхивать шпионов, – мрачно объяснил Бересфорд.

– Ха, очень здорово! Очень здорово. Вынюхивать их – конечно же.

На этом разговор закончился, поскольку они подошли к зданию клуба.

Томми записали временным членом клуба и представили секретарю, пожилому человеку с отсутствующим взглядом. «Мистер Медоуз» заплатил вступительный взнос, и они с майором начали игру.

Томми был посредственным игроком. Он был рад, что его стиль игры как раз подходит его новому другу. Майор выиграл два круга и был очень доволен ходом дел.

– Отличная игра, Медоуз, очень хорошая – вам просто не повезло с этим ударом – просто клюшка повернулась в последнюю минуту. Мы должны почаще играть. Приходите, и я представлю вас другим членам клуба. В целом они ничего, но некоторые из них порой такие старые бабы… Если вы понимаете, о чем я. А, вот и Хайдок, он вам понравится. Морской волк в отставке. У него дом на скале по соседству с нами. Он наш местный смотритель ориентиров для атаки с воздуха.

Коммандер[9] Хайдок был крупным добродушным мужчиной с обветренным лицом, ярко-голубыми глазами и привычкой выкрикивать большинство слов. Он радушно приветствовал Томми.

– Значит, вы приятель Блетчли по «Сан-Суси»? Он будет рад мужскому обществу. Что, женщины утомили, а, Блетчли?

– Я не дамский угодник, – ответил майор.

– Ерунда, – сказал Хайдок. – Просто они не твоего типа, мой мальчик, вот и всё. Старые пансионные бабенки. Умеют только сплетничать да вязать.

– Ты забыл мисс Перенья, – сказал Блетчли.

– А, Шейла… Да, она симпатичная девушка. Типичная красотка, на мой взгляд.

– Я немного беспокоюсь за нее, – сказал Блетчли.

– С чего бы? Выпьете, Медоуз? В чем дело, майор?

Они заказали напитки и сели на веранде клуба. Хайдок повторил вопрос.

Майор Блетчли с некоторой яростью сказал:

– Все дело в том немце. Она слишком часто с ним встречается.

– В смысле, запала на него?.. Хм, это плохо. Конечно, он симпатичный в своем роде молодой человек. Но так не пойдет. Так не пойдет, Блетчли. Мы не можем такого допустить. Это тянет на закон о запрещении торговли с противником. А эти девчонки – где их национальный дух? Кругом полно достойных английских парней.

– Шейла – странная девушка, – сказал майор Блетчли. – На нее нападают какие-то приступы мрачности, когда она почти ни с кем не разговаривает.

– Испанская кровь, – сказал коммандер. – Ведь ее отец был наполовину испанцем?

– Не знаю. Но фамилия, как я понимаю, испанская.

Коммандер глянул на часы.

– Сейчас новости будут. Идемте-ка внутрь, послушаем.

В новостях в тот день ничего особенного не было, чуть больше, чем в утренних газетах. После одобрения доклада о последних действиях авиации – первоклассных ребят, отважных как львы, – коммандер начал развивать собственную любимую теорию, что рано или поздно Германия попытается высадиться в самом Лихэмптоне – он считал это место очень важной точкой.

– А тут даже зенитки нет! Позорище!

Ему так и не удалось развить свою теорию, поскольку Томми с майором должны были спешить в «Сан-Суси» на ланч. Хайдок радушно пригласил Томми заходить к нему, в «Приют контрабандиста».

– Там чудесный вид – на мой собственный берег, – и в доме все удобства. Приводите его, Блетчли.

Они договорились, что Томми и майор придут следующим вечером к нему в гости на пару стаканчиков бренди.

После ланча в «Сан-Суси» было тихо. Мистер Кайли отправился «отдохнуть» в сопровождении преданной миссис Кайли. Мисс Минтон повела миссис Бленкенсоп на склад, где они паковали и подписывали посылки для фронта.

Мистер Медоуз прогулялся в Лихэмптон и вдоль берега. Купил сигарет, зашел в «Смит» купить последний номер «Панча», затем, после нескольких минут колебаний, сел в автобус до остановки «Старый пирс».

Сам старый пирс находился в самом конце променада. Эта часть Лихэмптона была известна агентам по недвижимости как наиболее невостребованная. Восточный Лихэмптон имел дурную репутацию. Томми заплатил два пенса и пошел по пирсу. Это было ненадежное и потрепанное погодой сооружение с несколькими полудохлыми торговыми автоматами, расставленными на больших расстояниях друг от друга. На пирсе никого не было, кроме бегающих взад-вперед детишек, и их пронзительные голоса мешались с криками чаек. На конце пирса одиноко сидел какой-то человек и ловил рыбу.

Мистер Медоуз подошел к концу пирса и уставился на воду. Затем негромко спросил:

– Удалось что-нибудь поймать?

Рыболов покачал головой.

– Плохой клев. – Мистер Грант пошевелил леску. Не поворачивая головы, спросил: – Что скажете, Медоуз?

– Пока особо нечем хвастаться, сэр. Вхожу в курс дела.

– Хорошо. Рассказывайте.

Томми сел на соседнюю швартовую тумбу, с которой можно было видеть весь пирс. Затем он начал говорить:

– Мне кажется, что я прижился там неплохо. Как понимаю, вы уже имеете список тамошних постояльцев? – Грант кивнул. – Пока мне отчитываться нечем. Я завязал дружбу с майором Блетчли. Сегодня утром мы играли в гольф. Он кажется мне типичным отставным офицером. Разве что немного слишком типичным. Кайли, видимо, настоящий инвалид-ипохондрик. Опять же, это легко можно сыграть. По его собственным словам, последние годы он подолгу бывал в Германии.

– Зацепка, – лаконично сказал Грант.

– Затем фон Дейним.

– Да, и как вы сами понимаете, Медоуз, он интересует меня больше остальных.

– Вы думаете, это Икс?

Грант покачал головой:

– Нет. Насколько я понимаю, Икс не может позволить себе быть немцем.

– Даже беженцем, пострадавшим от преследований нацистов?

– Даже им. Мы отслеживаем – и они это знают – всех беженцев в нашей стране. Более того – но только между нами, Бересфорд, – почти все беженцы от шестнадцати до шестидесяти будут интернированы. Знают об этом наши противники или нет, они в любом случае могут такого ожидать. Они не могут подвергать риску интернирования главу своей организации. Так что Икс или из нейтральной страны, или он – предположительно – англичанин. То же самое, конечно, относится и к Игреку. Нет, я думаю, что фон Дейним может быть звеном в цепи. Икс или Игрек могут и не находиться в «Сан-Суси», но через Карла фон Дейнима мы можем выйти на нашу цель. Но это кажется мне не слишком вероятным. Тем более что я просто не вижу, чтобы другие обитатели «Сан-Суси» походили на тех, кого мы ищем.

– Полагаю, вы более-менее проверили их, сэр?

Грант коротко, резко, раздраженно выдохнул.

– Нет. Как раз это для меня невозможно. Я мог бы достаточно легко проверить их через департамент, но я не могу рисковать, Бересфорд. Поскольку в самом департаменте завелась «крыса». Если я хотя бы намекну, что «Сан-Суси» почему-то привлек мое внимание, вся организация может об этом узнать. Вот тут на сцену выходите вы, человек со стороны. Именно потому вам приходится работать на ощупь, без нашей помощи. Это наш единственный шанс, и я не стану рисковать – боюсь их встревожить. Так что проверить я смог только одного человека.

– И кто это, сэр?

– Сам Карл фон Дейним. Это достаточно просто. Рутина. Я смог проверить его не в связи с «Сан-Суси», а как иностранца-беженца.

– И каков результат? – с любопытством спросил Томми.

По лицу его собеседника скользнула усмешка.

– Мастер Карл – тот, за кого себя выдает. Его отец был несдержан на язык, потому был арестован и отправлен в концентрационный лагерь, где и умер. Старшие братья Карла в лагерях. Год назад от горя умерла его мать. Он бежал в Англию за месяц до начала войны. Фон Дейним утверждает, что хочет помочь нашей стране. Его работа в химической научно-исследовательской лаборатории была просто блестящей и помогла решить проблему нейтрализации определенных газов и санитарной обработки в целом.

– Значит, с ним все в порядке? – сказал Томми.

– Не обязательно. Наши немецкие друзья славятся своей скрупулезностью. Если фон Дейним был направлен в Англию как шпион, то наверняка его начальство весьма плотно позаботилось о том, чтобы информация о нем совпадала с его собственным рассказом. Существуют два варианта. Все семейство фон Дейним может быть вовлечено в эту операцию – это вполне вероятно при исполнительном нацистском режиме. Или это не настоящий Карл фон Дейним, а человек, играющий роль Карла фон Дейнима.

– Понятно, – протянул Томми и добавил невпопад: – Он кажется чертовски милым молодым человеком.

Вздохнув, Грант сказал:

– Они почти всегда такие. У нас странная работа. Мы уважаем наших врагов, а они уважают нас. Тебе обычно нравится твой противник, даже если ты изо всех сил пытаешься покончить с ним.

Воцарилось молчание. Томми думал об этой странности войны. Голос Гранта пробудил его от раздумий.

– Но есть и такие, кто не достоин ни уважения, ни приязни. Это предатели в наших собственных рядах, люди, с готовностью предающие родину и принимающие от завоевателей чины и назначения.

– Господи, сэр, я с вами полностью согласен, – с чувством сказал Томми. – Эти люди хуже собак.

– И заслуживают собачьей смерти.

– А что, правда есть такие… свиньи? – недоверчиво сказал Томми.

– Везде. Как я вам уже говорил. В нашей конторе. В войсках. В парламенте. В министерствах на высоких креслах. Мы должны вычистить их – мы обязаны! И действовать надо быстро. Снизу этого не сделаешь – та мелкая рыбешка, те, кто произносит речи в парках, кто продает свои мерзкие листовки, они не знают главарей. А нам нужна именно крупная рыба, поскольку эти люди могут нанести невообразимый урон, и они это сделают, если только мы не успеем вовремя их вычислить.

– Мы успеем, сэр, – уверенно сказал Томми.

– Почему вы так думаете? – спросил Грант.

– Вы только что сами сказали – мы должны!

Человек с удочкой повернулся и пару минут в упор смотрел на своего подчиненного, словно впервые увидев решительную линию его подбородка. Ему понравилось то, что он увидел. «Хороший парень», – подумал он про себя.

– А что вы скажете о женщинах в «Сан-Суси»? – продолжил Грант. – Вам ничего не показалось подозрительным?

– Мне кажется, что в хозяйке есть нечто странное.

– Вы о миссис Перенья?

– Да. Вы ничего… ничего о ней не знаете?

– Я мог бы проверить ее прошлое, – медленно проговорил Грант, – но я уже сказал вам, что это рискованно.

– Да, лучше не рисковать. Однако она вызывает у меня кое-какие подозрения. Еще там есть молодая мамаша, болтливая старая дева, ипохондричная тупая жена и довольно страшненькая старая ирландка. С виду все совершенно безобидны.

– Это всё?

– Нет. Есть еще миссис Бленкенсоп. Она приехала три дня назад.

– И?..

– Миссис Бленкенсоп – моя жена, – сказал Томми.

– Что? – воскликнул от неожиданности Грант. Он обернулся, глаза его пылали гневом. – Мне кажется, я говорил вам, Бересфорд, чтобы вы ни словом не обмолвились жене!

– Именно так, сэр, и я ни слова ей не сказал. Если вы выслушаете меня…

Томми кратко изложил случившееся. Он не осмеливался посмотреть на собеседника, старательно не давая прорваться наружу гордости, которую чувствовал в душе.

Когда он закончил рассказ, воцарилось молчание. Затем собеседник издал какой-то странный звук. Грант смеялся. И смеялся он несколько минут.

– Снимаю шляпу перед этой женщиной! – сказал он. – Таких одна на тысячу!

– Согласен с вами, – сказал Томми.

– Когда расскажу Истхэмптону – он обхохочется. Говорил он мне – не оставляй ее в стороне. Сказал, что если я так сделаю, она обведет меня вокруг пальца. Я не прислушался к его совету. Однако это говорит нам о том, что надо быть чертовски осторожным. Я-то думал, что предпринял все меры предосторожности, чтобы нас не подслушали… Я заранее убедился, что в квартире только вы с женой. Я действительно слышал голос из телефонной трубки, который просил вашу жену приехать немедленно, и потому… и потому попался на старый простой трюк с хлопаньем дверью! Да, ваша жена умная женщина…

Он помолчал немного, затем сказал:

– Передадите ей мои извинения?

– Полагаю, теперь она в деле?

Мистер Грант скорчил красноречивую гримасу.

– Она и так в деле, хотим мы этого или нет. Передайте ей, что департамент почтет за честь, если она согласится работать с нами по этому делу.

– Передам, – с легкой усмешкой ответил Томми.

– Как понимаю, убедить ее вернуться домой вы не сможете? – серьезно продолжил Грант.

Бересфорд покачал головой:

– Вы не знаете Таппенс.

– Мне кажется, я начинаю ее узнавать. Я спросил так потому… ну, это ведь опасное занятие. Если они прознают о вас или о ней… – Он не закончил предложения.

– Я понимаю это, сэр, – серьезно ответил Томми.

– Равно как и то, что вы не сможете уговорить свою жену не лезть в пекло.

– Я не знаю, хочу ли отговаривать ее, – медленно проговорил Томми. – Понимаете, у нас с Таппенс не такие отношения. Мы всегда все делаем вместе!

На ум ему пришла фраза, сказанная ею много лет назад, в конце прежней войны. Совместное предприятие…

Его жизнь с Таппенс всегда была и будет Совместным Предприятием.

Глава 4

Когда Таппенс вошла в салон «Сан-Суси» прямо перед обедом, в комнате оказалась только монументальная миссис О’Рурк, которая восседала у окна, подобно гигантскому Будде. Она живо и сердечно поздоровалась с Таппенс.

– Ах, это же миссис Бленкенсоп! Вы прямо как я – вам нравится спускаться сюда заблаговременно, чтобы минутку спокойно посидеть, перед тем как идти в столовую… Это приятный уголок, когда в хорошую погоду окно открывается и не пахнет кухней. Во всех таких пансионах от запахов деваться некуда, в особенности когда жарят лук или капусту. Садитесь, миссис Бленкенсоп, и расскажите, как вы провели этот прекрасный день и понравился ли вам Лихэмптон.

В миссис О’Рурк было нечто, вызывавшее в Таппенс нездоровое любопытство. Она была похожа на людоедку из детских сказок. Громадная, с могучим голосом, с заметной щетиной на подбородке и усиками, с глубоко посаженными моргающими глазками. Эта женщина казалась не просто подобием в натуральную величину, а реальным существом из детских фантазий.

Таппенс ответила, что, видимо, ей очень полюбится Лихэмптон и ей тут будет хорошо.

– Но, – добавила она печально, – куда бы я ни уехала, камень на сердце останется.

– Перестаньте беспокоиться, – попыталась утешить ее миссис О’Рурк. – Ваши мальчики вернутся живыми и здоровыми. В этом нет никаких сомнений. Один из них ведь в авиации, вы вроде так говорили?

– Да, Реймонд.

– Он сейчас во Франции или в Англии?

– Сейчас он в Египте, судя по последнему письму… не открытым текстом, конечно, но у нас есть собственный шифр, если вы понимаете, о чем я, то есть когда определенные предложения означают определенные вещи… Мне кажется, что это вполне простительно, не так ли?