Сын боярский. Победы фельдъегеря Корчевский Юрий
Алексей осмотрел боярина – вроде крови и порезов одежды больше не видно. По-человечески надо сопроводить его до дома. Обозник один остался – на пять подвод с лошадьми.
– Откуда идёте, что за груз?
– Издалека. В Булгар ходили, за товаром.
– Так ведь хозяин твой вроде не купец?
– Точно, боярин он – только из обнищавших. Всего-то и было что пять мужиков. Да вишь – один я ноне и остался. А осенью надо боярину на службу, вот и решил он в Булгар сходить.
– Ладно, все разговоры потом. Запрягай лошадей, сопровожу вас с обозом до дому.
– Вот спасибо, мил-человек! А то мне одному не управиться.
Обозник забегал, собрал с луга пасущихся лошадей.
– Там ещё лошадёнка – не твоя ли?
– Меня Алексеем зовут. Моя лошадёнка, веди её сюда.
Они запрягли лошадей в подводы, поводья каждой привязали к подводе впередистоящей лошади, и получился эдакий караван. Захарий уселся на первую подводу – он знал дорогу, Алексей – на последнюю замыкающим. Перед отъездом он собрал всё оружие и сложил к себе в телегу. Железо стоило дорого, и бросать его было грех.
Только они тронулись, как снова остановились. Захарий спрыгнул с подводы и подбежал к Алексею:
– Негоже нам уезжать, людей своих отпеть да похоронить бы надо.
– Правильно говоришь, только рыть могилы нам с тобой здесь до вечера. Как думаешь, выдюжит боярин?
– Эх, ядрит твою! Что за жизнь такая!
Захарий расстроился. Ведь убитые холопы – его товарищи, но и в словах Алексея была своя правда. Он понуро пошёл к подводе, запрыгнул на неё, взял в руки вожжи и тронул коня с места.
Обоз шёл до полудня, потом дали лошадям отдых. Хоть и поторапливаться надо, а животина есть хочет, и объяснить ей что-то просто невозможно. Сами пожевали сухарей из припасов боярина.
На остановке боярин пришёл в себя, повёл вокруг глазами, увидел Захария и удовлетворённо кивнул.
– Здесь я, Корней Ермолаевич! И обоз со мной, к вечеру дома должны быть, – успокоил боярина ездовой.
– Пить дай…
Обозник напоил боярина из баклажки.
– А где остальные? – напившись, спросил боярин.
Обозник отвёл глаза в сторону:
– Только я да Алексей остались. Кабы не он, все бы полегли.
Боярин кивнул и смежил веки – слаб он был после кровопотери. Ему бы сейчас покой да уход, а не тряскую подводу.
Уже в сумерках они подъехали к боярской усадьбе. За тыном располагалась изба хозяина, на заднем дворе – хозяйственные постройки, вроде конюшни, бани, амбаров. Но выглядело всё это достаточно скромно, без резных наличников на окнах. Добротно, но без шика.
Захарий и Алексей занесли хозяина в дом. Забегали, заохали женщины, принялись осторожно раздевать его.
Алексей помог завести обоз во двор и распрячь коней. Пожилой дядька принялся разгружать подводы.
Женщины усадили Захария и Алексея за стол.
– Кушайте-кушайте, устали, поди, с дороги-то.
Пища была вкусной; без изысков, но сытной. Лапша домашняя с курятиной, пироги рыбные, пиво. Заметив, что после еды оба гостя стали клевать носами, их отправили спать. Алексея вместе с Захарием уложили в людской на лавках, и оба сразу вырубились.
Утром Алексей едва расправил занемевшие члены. Лавка была жёсткой, хорошо – под головой подушка, набитая пером. Но при всём при том это была крыша над головой. А что в людской уложили, вместе с холопами, – так ведь на Руси сроду встречали по одёжке, а рубище на нём крестьянское.
Они позавтракали свежеиспечёнными калачами с сытом. Алексей поблагодарил кухарок и поинтересовался, как себя чувствует боярин.
– Почивает он. Ослаб после ранения, сердешный.
Алексей посчитал свою задачу выполненной, пора и честь знать. Гость хорош, когда уезжает быстро, особенно – если гость незваный. Боярин-то то его на поляне встретил и разговаривал не очень приветливо, подозревая в нём разбойника из шайки.
Алексей вышел во двор и нашёл в амбаре Захария.
– Мне бы лошадку свою взять, Захарий. И ещё одна просьба… – Алексей замялся. Захарий не хозяин, просить неудобно, но других слуг он вовсе не знал.
– Говори смелее, – подбодрил его холоп.
– Мне бы в дорогу хлебца и яиц варёных.
Конечно, лучше бы сала, оно сытнее, но совесть не позволила Алексею просить большего.
– Всё сделаю. Кабы не ты, мы бы все там полегли.
Захарий ушёл и вскоре вернулся с лукошком.
– Кухарки хлебца свежего в тряпице тебе положили, лука, яичек варёных, как ты просил. И ещё… – Захарий достал нечто завёрнутое в чистую тряпицу, развернул, и Алексей увидел добрый шмат солёного сала. Он немного смутился, поскольку не рассчитывал на такую щедрость.
– Ну спасибо, удружил. Ввек не забуду доброты твоей.
– На добро принято отвечать добром, – в свою очередь смутился Захарий.
Он вывел из конюшни лошадку.
– Я ей овса задал, напоил. Нельзя животину на одной траве держать, живот будет пучить.
– Даже не знаю, как тебя поблагодарить.
– Даст Бог – свидимся ещё.
Алексей повёл лошадь под уздцы к воротам. Выезжать со двора верхом мог только хозяин или князь, в противном случае это воспринималось как неуважение к боярину.
На перестук копыт на крыльцо выбежала женщина:
– Куда же ты, гость дорогой? Боярин видеть тебя хочет.
Опять неладно. Выехал бы на пару минут раньше – не было бы заминки. Да ладно, в его положении торопиться некуда, пятью минутами раньше или позже – что это решит?
Алексей подошёл к крыльцу, поставил лукошко с провизией и следом за женщиной прошёл в опочивальню боярина. Войдя, он повернулся к красному углу, перекрестился на иконы и отбил поклон, а уж потом повернулся к боярину.
– Здрав буди, Корней Ермолаевич!
Как-то быстро, на ходу вспоминались слова и обороты речи тех времён, когда он служил дружинником у Владимира Мономаха.
– Здравствуй, гость нежданный. Садись, в ногах правды нет.
Алексей устроился на лавке. Виноватым он себя ни в чём не чувствовал, потому держался уверенно и с достоинством.
– Помог ты нам, – продолжил боярин, – казню себя, что не поверил тебе.
– Обошлось ведь. Вот только мужиков положили.
– Чьих ты?
– Уже ничьих, боярин. Служил дружинником в Литве, а ноне здесь оказался, на Рязанской земле.
– То-то я слышу, говор у тебя не наш.
Княжество Литовское было православным, люди говорили по-русски, бояре и князья со всей своей челядью зачастую переходили на службу в Московское, Тверское либо Рязанское княжества, приносили великому князю клятву и служили верно. Чем-то предосудительным такой переход не считался, и потому боярин к словам Алексея о его службе в Литве отнёсся спокойно. Однако упоминание о службе дружинником вызвало у него интерес, даже глаза заблестели.
– Вон как поворачивается! Видел я тебя в схватке с разбойниками, горазд ты драться, чума просто!
Алексей кивнул, соглашаясь. Уже в скольких схватках ему пришлось поучаствовать – не счесть. И с печенегами, и с половцами, и с сарацинами; с гуннами Аттилы – всех не упомнить.
– Только не пойму, почему ты в схватку с дубиной бросился? Разбойничье это оружие, не воина.
– Саблю-то и коня боевого мне вернуть пришлось…
– Ну да, ну да, оно понятно… А кому служил? – боярин хитро прищурился.
– Прости, боярин, отвечать правду не хочу, а врать противно.
– Хм! – Боярин смотрел на Алексея с любопытством: допрежь ему не приходилось встречать таких людей.
– А одежонка почто как у подлого сословия?
– В чём же мне быть? В шлёме и кольчуге?
– Твоя правда.
Боярин задумался на несколько минут, и Алексей уже было счёл, что аудиенция окончена, собирался откланяться. Ведь боярин слаб ещё!
– Сиди! – как будто прочитал его мысли боярин. – Предложение хочу тебе сделать.
Алексею стало интересно.
– Боевым холопом служить у меня я предложить тебе не могу, не холоп ты мне. А вот в боярские дети пойдёшь? Сыном боярским?
Алексей растерялся. Боярин мог брать на службу людей достойных, скажем – воинов в дружину. Но это у кого мошна серебром полна. А дворяне победнее набирали так называемых боярских детей. Давали им землю, холопов – на прокорм. За это «боярский сын» должен был по первому зову боярина служить воинскую службу. Раз или два в году боярин должен был выставить для пограничной либо иной службы людей – «конно и оружно», причём число воинов зависело от площади пашни. А один только конь верховой и полный комплект защиты и оружия стоил немалых денег. Князь с бояр спрашивал строго, коней, оружие и прочую амуницию на ежегодных смотрах проверял лично, за нерадивость взыскивал. И по сути, боярин предлагал Алексею удел – землю и холопов в обмен на воинскую службу под знаменем боярина. Только не всякий на такую службу прельщался, в междоусобицах княжеских запросто голову можно было сложить.
– Что молчишь-то? – боярину не терпелось услышать ответ.
Холопа можно было переманить, беглых крестьян из порубежья – принять, а вот попробуй найти обученного воина? От справного и удачливого князя и боярина дружинники не уходят, а своего воина вырастить и обучить – долго и дорого.
– Думаю. Я ведь не селянин. С землёй управляться уметь надо, а я всю жизнь в седле, и кроме как воевать ничего другого не умею.
– Думаешь – это хорошо. Стало быть, не будешь кидаться очертя голову, как в омут. Что наперёд просчитываешь, похвально.
– Потому и живу до сих пор.
– По-другому можно. Жить будешь здесь, в моём доме. Комнату выделю, ну – харч, коня, само собой – оружие.
– Получается – дружинником? Тогда и оплата быть должна.
Боярский сын должен был обеспечивать себя сам, кормиться с земли. Только Алексей боялся, что прогорит он в первый же год. Не земледелец он, не хлебопашец, знания в этой области почти нулевые.
А дружинник был на полном обеспечении боярина. Только, похоже, беден боярин. Либо земель маловато, либо удача воинская от него отвернулась, трофеев мало. А впрочем – откуда им взяться? Земля рязанская со всех сторон врагами окружена. С юга – крымские татары, алчные, безжалостные, и силы у них много. В схватке с ними самому бы уцелеть, и не трофеи добыть. С востока – ханство Булгарское, то нападает, то само подвергается нашествию. После опустошительных набегов монголов, особенно Батыя, померкла слава ханства, и сил поубавилось, и богатства. С запада – княжество Литовское, то союзничает с Рязанью, то войной на неё идёт, и политику ведёт хитрую: то с крымчаками за спиной Рязани сговорится, то с поляками. С севера другой грозный сосед – Москва. Вечно о землях спорит, Рязань себе подчинить хочет. А ведь Рязанское княжество граничит с Диким полем, прикрывает собой подбрюшье княжества Московского. Вот и выходит, что выгодна Рязань Москве в союзниках. И не собачиться бы надо с нею, а дружить. Только попробуй это князьям в голову вбить. Каждый за свой престол руками и зубами держится, самостоятельным хочет быть.
– Ну нет у меня денег, – признался боярин. – Хоть режь – нету. Говорю открыто: люб ты мне, воином тебя при себе видеть хочу. Будут деньги али трофеи – своё получишь, не обману, слово даю твёрдое, боярское. А откажешься – твоя воля, не обижусь.
Боярин прикрыл глаза, ожидая ответа. Слаб он ещё был долго говорить, отдохнуть бы ему надо было – а куда денешься? Не поговори он сейчас, не перехвати Алексея в последнюю минуту перед отъездом – поздно было бы, уехал бы воин, умелый и опытный. А будет ли другой шанс – неизвестно.
Алексей прикинул для себя расклад. Никто и нигде его не ждёт, денег у самого нет, как и оружия, как и доброго коня. А у боярина кормёжка, крыша над головой. Можно согласиться, осмотреться, а там видно будет. Конечно, назваться боярским сыном куда как лестно, боярский сын – это не простой дружинник. Боярину или даже князю не зазорно с ним за одним столом пировать, чай – не боевой холоп.
Алексей попробовал найти компромисс:
– А ежели служить буду дружинником, а прозываться сыном боярским?
Со стороны это выглядело смешно – боярин старше Алексея всего-то лет на десять. Женат был, только детей Господь не дал. И вдруг едва ли не ровесник – и сын. Однако принято так было, и никто бы не засмеялся.
– Хорошо, договорились, – согласился боярин, – вот тебе моя рука.
И он протянул Алексею руку, которую тот пожал. С этой минуты договор считался заключённым.
– Аглая, поди сюда! – позвал жену боярин.
– Туточки я, – женщина возникла на пороге сразу, почти неслышно.
– Познакомься, супружница. Сын боярский у нас, именем Алексей. Комнату ему выдели, столоваться за одним столом с нами будет. Захарий пусть коня ему покажет. А я устал что-то, вздремнуть хочу.
Алексей откланялся – визит и в самом деле затянулся.
Он вышел во двор, завёл лошадку в конюшню.
– Ты чего? Передумал? – Захарий возник рядом.
– Боярин у себя на службе оставил. Так что лошадку мою в хозяйство забирай. Тягловая она, не верховая.
– Я то давно увидел.
– Боярин велел коня боевого показать.
– Так вот он, в деннике. Орликом звать. Горяч немного, трёхлеток. Ты ему морковку дай, погладь – свыкнетесь.
Так Алексей неожиданно для себя стал боярским сыном.
Неделю он вместе с Захарием мотался на коне по боярским землям – особенности территории узнать надо было, к коню привыкнуть. Одно его беспокоило: ни оружия, ни средств защиты у него не было. Боярин обещал всё дать, когда на ноги встанет. А пока только топор-клевец, изъятый у разбойника, да нож на поясе.
За неделю он земли изучил – где деревенька, где лес, в котором укрыться можно, а где речки или ручьи. Одна из деревень, Мокеевка, стояла особняком, на отшибе, на самом краю боярских земель. Если враг нападёт, защищать её будет сложно.
Ещё через неделю боярин окреп, встал на ноги и призвал к себе Алексея.
– Пойдём, пора тебя вооружить. Негоже тебе с топором ездить, не холоп.
Они прошли в дальний угол дома, боярин отпёр ключом дверь, и Алексей остановился на пороге комнаты без окон. Боярин запалил свечку.
– Выбирай, что по душе и по руке.
Алексей осмотрелся. На полках лежали боевые ножи, булавы, шестопёры. На стенах висели сабли в ножнах, круглые щиты, в углу стояли копья и сулицы. Целый арсенал.
Боярин откинул крышку сундука:
– Подбери себе кольчугу.
Алексей заглянул: в сундуке лоснились от масла несколько кольчуг, поблёскивая кольцами, как рыба чешуёй. С них Алексей и начал.
Кольчуги – это не рубашки, они не растягиваются, и подобрать по объёму и длине не всегда возможно. А если учесть, что Алексей выглядел в средние века человеком крупным – так и вовсе проблема. Мелковат в те времена был народец. Даже в своём родном двадцать первом веке Алексей был немного выше среднего роста, но и высоким назвать его было нельзя.
Одна кольчуга подошла ему. Правда, немного коротковата была, едва до пояса доходила. С поддоспешником войлочным в облипочку будет – но движений не сковывала. Алексей даже руками помахал, подвигался. Наклонившись, стянул кольчугу. Собственно, она сама с него «слилась», под собственным весом.
Потом он выбрал ясеневый круглый щит, окованный по краям железной полосой. И умбон был тоже окован. Толковый щитник делал, щит прочный и лёгкий.
А затем и до сабли дело дошло. Её Алексей выбирал долго: то железо скверное, то по руке не прикладиста, а от сабли жизнь в бою зависит.
Боярин смотрел на подбор оружия с интересом. Слова не проронил, но глаз не отрывал. Потом одобрительно кивнул:
– Понимаешь толк в железе, я бы и сам эту саблю выбрал.
Со шлёмом получилось хуже: только полукруглый, как половинка мячика, по размеру подошёл. Тесноват был, зато кольчужная бармица, как железная занавеска, шею сзади прикрывает.
– А вот лука, извини, нет. Лук только у меня, потому как дорог.
Хороший лук стоил как деревня с холопами. Да Алексею он и не был нужен, потому как луком нужно уметь пользоваться. К нему сызмальства привыкают, и потом уже не расстаются. Вот татары луком владеют отменно, в птицу на лету попадают.
– На нет и суда нет, – перевёл дух Алексей. Главное – всё при нём, можно и дозор нести, и бой вести. А то он чувствовал себя неуютно.
– За зброю благодарю, боярин.
– Судя по тому, как ты железо выбирал, опыт у тебя большой. Не ошибся я в тебе, – самодовольно ухмыльнулся боярин. Он задул свечу и закрыл дверь оружейки.
Алексей направился к себе: надо было саблю точить и мелкие недочёты устранять.
Глава 2. Засечная черта
Алексей вернулся с объезда боярских земель. Он ехал, присматривался и прислушивался – не звонит ли где колокол в селе, не видно ли дыма, предвестника несчастья? Крымчаки при нападении старались ничего не жечь, не устраивать пожаров.
Дым пожаров был виден издалека и воспринимался как тревожный сигнал. Увидев его, селяне хватали детей, скудные пожитки и гнали скот в лес. Только стариков оставляли, поскольку татары их в плен не брали, да бросали свиней – эти животные как еда мусульман не интересовали. В пустой избе брать было нечего, а если и сожгут по злобе, так лес рядом. Две недели трудов – и новая изба готова.
Только он разнуздал лошадь, завёл её в денник да задал корма, как появился Захарий.
– Тебя боярин призывает. Гонец в полдень приезжал, стало быть – известия важные привёз.
Алексей чертыхнулся про себя. Пропылился с дороги, ему бы обмыться да поесть – однако служба превыше всего.
Он предстал перед боярином.
– Гонец днём был. Князь приказал через три дня выступить на заставу у засечной черты. Потому на обход земель выезжать теперь не надо. Подковы у коня проверь, оружие не мешает наточить и смазать. Харч женщины приготовят – не в первый раз, знают уже, что класть в чересседельные сумки.
– Понял.
– Иди, умывайся, снедать будем.
На заднем дворе Алексей разделся, выбил о плетень рубаху и порты – пыль стояла столбом. Захарий полил ему воды из бадейки, и Алексей обмылся до пояса. Вот теперь и поужинать можно, упражнения на свежем воздухе способствуют появлению аппетита.
Последующие дни были заняты подготовкой к отъезду.
Ополчение из бояр, их ратников и служилых людей призывалось на службу по очереди, обычно один раз в год и в летнее время – ведь кочевники нападали в тёплое время года, когда входили в рост травы – подножный корм для лошадей. Без лошади кочевник – ничто, а возить с собой овёс или сено было не в правилах татарских.
Перво-наперво в Переяславле-Рязанском состоялся смотр. Сам воевода тщательно осматривал ополчение, причём – дотошно: вооружение всадника, запас провизии, состояние коней. И стыдно было боярину, у которого обнаруживались недочёты.
Ополченцев записали в писцовые книги и отправили на заставы.
Боярину Кошкину дорога и застава уже была знакома, приходилось на этой заставе ранее отбывать повинность.
– Место нам досталось спокойное, – объяснил он едущему рядом Алексею. – Был я на той заставе о прошлом годе.
Застава оказалась небольшой сторожкой с навесом для лошадей. Зачем строить конюшню, если люди и кони на заставе только летом бывают? Как зарядят осенние дожди – ни по полю, ни по дороге конному не проехать, пока морозы не ударят. Тогда уж на санях, когда снег ляжет.
Отбывшие повинность воины встретили смену с радостью. Десятник коротко рассказал боярину об обстановке. Набегов не было, показывались вдали одиночные разъезды кочевников, причём было не различить даже, крымчаки ли, булгары или ногайцы. Много в степи разного люда. Это только на первый взгляд степь пустой кажется.
Воины уходящей смены быстро собрались, вывели коней из-под навеса и с лихим посвистом умчались.
Приехавшие стали располагаться.
Старшим над семью воинами был боярин. Почти все, за исключением Алексея и белобрысого новика Петра, здесь уже бывали. Каждый занял себе место на полатях, развесил на деревянных гвоздиках скудный скарб.
Кашеварить договорились по очереди. Кошкин сразу распорядился двум ратникам идти собрать сухостой для костра. Уже полдень, и пока кулеш поспеет на костре, пару часов уйдёт, самое время обедать будет.
С едой на заставах не заморачивались. Варили кашу пшённую или гречневую с салом, с вяленым или сушёным мясом – быстро и сытно. На первые дни был хлеб, потом принимались за сухари. Запивали всё отваром иван-чая или ягод, которые росли в изобилии вокруг – только не ленись и собирай.
Вскоре затрещал костёр, потянуло дымком, а потом и забулькало в котле – медный котёл переходил от смены к смене.
Кашевар застучал ножом по котлу, давая сигнал к обеду.
– А ну, налетай, у кого живот подвело!
Он мог бы и не звать: все толпились неподалёку – уж больно аппетитно пахло!
Все уселись вокруг котла в кружок, достали ложки. У каждого была своя: у кого-то деревянная, у тех, кто побогаче, – медная, оловянная, а у боярина – серебряная. Вид у неё был красивый, но горячее лучше есть деревянной – губы не обжигает.
В пять минут опростали котёл, и кашевар отправился с ним к ручью – вымыть. Там он наполнил котёл водой и, вернувшись, подвесил его над костром – запить еду считалось делом обязательным.
Дома пили сыто – кипяток с мёдом и травами. Отсюда, кстати, и выражение пошло – «наесться досыта».
Ратники собрали с кустов малину, смородину, причём вместе с листьями – они придавали отвару приятный аромат. Один из воинов достал из припасов горшочек с мёдом и добавил в кипящую воду пару ложек. Получилось вкусно, каждый с удовольствием прихлёбывал из кружки.
Когда обед был закончен, Кошкин сказал:
– Передохнули – и будя! В ночь ставлю дозорным Олега, днём – два разъезда по два человека в каждом, один на полуденную сторону, другой – на полуночную. Остальным быть здесь. В случае если врага увидите, в бой не вступать, галопом сюда. Всё ли понятно?
Служба была привычной, распорядок все уже знали – как знали и то, что Кошкин говорил больше для порядка да для новичков.
В принципе, служба на заставе засечной черты почти ничем не отличалась от той, которую Алексей нёс в Византии, будучи катафрактом.
Утром они верхами уезжали в степь, осматривали местность. Изредка видели торговые обозы, шедшие к Рязани или Москве, – они тянулись из Крыма или Булгара. Купцы посолиднее предпочитали обозам корабли – так было и быстрее, и безопаснее. Правители всех ханств и княжеств под страхом смертной казни запрещали грабить или даже просто обижать купцов. Однако находились шайки разбойников-башибузуков, которые законов не чтили, прельстившись лёгкой добычей.
Дозоры подъезжали к обозам, выспрашивали – не видать ли в степи войск, как идёт торговля, не случались ли нападения? Расспрашивали обстоятельно, если обоз был славянским. Татары или булгарцы больше отмалчивались, делали вид, что язык плохо понимают. Славяне же отвечали охотно – для дозоров сведения, полученные от торговых людей, были важны – ведь это своего рода разведка, лазутчики. И о смене хана сообщат, и о собирающейся коннице. И в случае сведений военных летел на горячем коне гонец в Рязань, к князю, с донесением.
Так тянулся день за днём. Дней через десять к заставе прибился полуслепой нищий с подростком-поводырём.
На Руси к увечным да калекам относились жалостливо. Нищих накормили кулешом, дали лепёшек. Вели они себя тихо, даже как-то незаметно. Не положено было на заставе посторонним находиться, однако их никто не гнал, и нищие задержались на несколько дней.
Вот только Алексею они не понравились. Подросток подозрений не вызвал – сидел себе на бревне да целыми днями свистульки из дерева резал для продажи.
И старик поперва вёл себя так же. Но вечером, когда солнце садиться стало, Алексей приметил, как полуслепой старик обошёл стороной пенёк. Если он почти слепой и с поводырём ходит, как пенёк узрел? Правда, было это в полусотне метров от заставы, и старик полагал, что его никто не видит.
Алексея сей факт насторожил – зачем эта парочка прибилась к заставе? Высмотреть, вынюхать? Для чего? Ох, с недобрыми намерениями они тут появились…
О своих подозрениях Алексей приватно доложил Кошкину, но тот лишь отмахнулся:
– Старик едва видит, а малец дурной. Ты на харю его посмотри! Да он целыми днями сидит, деревяшки строгает. Подозрителен ты больно, Алексей…
Либо калики перехожие почувствовали, что Алексей стал их в чём-то подозревать, либо они просто отдохнули и отъелись за несколько дней, однако однажды вечером, после ужина, объявили, что поутру уходят.
У Алексея полегчало на душе. Ну и слава богу!
Утром следующего дня один из воинов кашеварил, другие тоже были чем-то заняты: кто оружие точил, кто сбруей занимался, кто подковы у своего коня проверял.
Алексей же сидел на ступеньках крылечка и смотрел, как дневальный кашеварил. Не нравилось ему, что старик всё время у костра крутится. Понятно, кушать хочется, тем более что от котла уже запах аппетитный исходит.
Однако дожидаться, когда кулеш поспеет, нищие не стали. Они выпросили по куску лепёшки и откланялись. Никто уговаривать их остаться на завтрак не стал: нищие – люди свободные и делают что хотят.
Старик сунул лепёшку в заплечную суму, и они вместе с поводырём удалились.
Алексей удивился. Какой нищий уйдёт от еды, горячего кулеша, ограничившись сухими лепёшками? В душе зародилась тревога. Вроде бы нищие ушли, успокоиться надо, однако беспокойство только нарастало.
А потом его вдруг как озарило: а не подсыпал ли старик в котёл с кулешом отравы? Кто знает, что у него на уме? Дневальный от костра с котлом отлучался – то за солью, то за дровами. Да и сам Алексей, сидя на крыльце, глаза отводил, на разговоры отвлекался. Конечно, краем глаза он за стариком приглядывал, но были моменты, когда нищий оставался у костра один.
Он доложил о своих опасениях Кошкину, но тот только рассмеялся в ответ:
– Какой бес в тебя вселился? Ушли калики перехожие, нет их, забудь!
Когда все уселись вокруг костра завтракать, Алексей только лепёшку съел да сытом её запил. Воины же ложками работали споро. На свежем воздухе да после физических нагрузок отсутствием аппетита никто не страдал. Да и следующий горячий обед только вечером будет – в дозоре харчились сухарями и салом.
– Ты чего не ешь, заболел, поди? – обеспокоился Прохор – он часто дозором ходил вместе с Алексеем.
– И тебе не советую, – шепнул ему на ухо Алексей.
Однако Прохор то ли не расслышал его, то ли решил, что сказанное Алексеем – пустое, но он продолжил завтрак.
Когда котёл опустел, стали седлать лошадей, готовясь к выходу в дозор. Но тут зевнул один, потом – другой…
– Что-то спать охота, прямо сил нет.
А один из воинов так и вовсе улёгся едва ли не под копыта лошади.
Кошкин, бывший на заставе старшим, забеспокоился и подозвал Алексея:
– Не пойму я, что с воинами творится?
– Сонного порошка нищий в котёл с кулешом подсыпал, вот чего! Предупреждал же я тебя, не нравятся мне эти нищие!
– Что теперь делать? – схватился за голову Кошкин. Он был явно растерян – его беспечность могла обернуться бедой. Воинов могли не только усыпить – их могли вырезать спящими. Да и не сонным порошком это снадобье могло оказаться, а смертельным ядом. Хотя яд, по некоторым признакам, действовал иначе.
– Я не лекарь, однако попробуй вот что. Дай каждому, кто ел, выпить побольше воды – и пальцы в рот поглубже, чтобы вырвало его. Желудок освободить надо, чтобы всосалось не всё.
Алексей кинулся к лошади.
– А ты куда?
– Попробую нищего догнать!
Читать бесплатно другие книги:
