Фантом ручной сборки Куликова Галина

В тот же самый момент входная дверь хлопнула, и женский голос окликнул:

– Валерик!

По коридору протанцевали веселые каблучки, и в комнате появилась девица волшебных форм и гармоничных пропорций с лицом какой-нибудь графини Пулавской. Правда, когда она увидела абсолютно голого Валерика, двумя руками обнимавшего Ингу, лицо ее приняло такое бешеное выражение, точно графине подожгли подштанники.

– Ах вот оно что, Валерик! – завопила девица, из графини мгновенно превратившись в фурию. – Ты поэтому не хотел давать мне ключи?! Развлекаешься здесь с девками?!

У незнакомки были черные длинные волосы, завитые мелкими колечками. Сейчас они дыбом стояли вокруг ее головы, а большой вопящий рот, накрашенный алой помадой, проглотил все остальные черты лица.

Поставив Ингу вертикально, голый Валерик взял брюки и молча удалился в другую комнату. – Кто это? – спросила потрясенная Инга у черноволосой фурии и потыкала вслед ему пальцем.

– Не могу поверить, – продолжала бушевать та, наступая на Ингу, – что он соблазнился такой драной кошкой!

– А что это вы меня оскорбляете?! – тоже закричала Инга совершенно неожиданно для своей визави.

Ее нервы, выдержавшие накануне столько испытаний, были натянуты, как провода, и теперь они начали искрить.

– Ты развлекалась с моим женихом и еще спрашиваешь, почему я тебя оскорбляю?! – с удвоенной силой завизжала фурия, выкатив и без того огромные, шоколадного цвета глаза. Шоколад так разогрелся, что, казалось, вот-вот брызнет из глазниц.

Фурия протянула руки и, схватив Ингу за шею, принялась трясти. Инга извернулась и связкой ключей стукнула ее по пальцам. Та нащупала на столе сувенирную тарелочку с надписью «Рига» и огрела ею противницу по лбу. Это оказалось так больно, что у Инги из глаз полились обиженные слезы. Тарелочка между тем дзынькнула и раскололась пополам. На пол посыпались осколки и фурия с хрустом раздавила их каблуком.

– У, гадина! – крикнула она и вознамерилась завалить Ингу на диван, но тут появился тот тип, из-за которого разгорелся весь сыр-бор.

– Послушайте, дамы, – примирительным тоном сказал он, втискиваясь между дерущимися. – Мне, безусловно, приятно, что моя нагая плоть вызвала у вас такой ажиотаж, но устраивать потасовку совершенно ни к чему. Давайте решим дело полюбовно.

– И ты еще будешь говорить мне о любви? – закричала фурия, отскочив в сторону и уперев руки в боки. – Проклятый обманщик! Я ждала, что ты сделаешь мне предложение! А застала тебя с жуткой девкой!

– Этого не может быть, – рыдала Инга, растирая лоб одной рукой, а сопли под носом – другой. – Сначала шеф с пивом… Потом ребенок с милиционером… А теперь вот – по башке тарелкой!

– Успокойтесь обе! – крикнул мужик неожиданно резко и сердито. – Черт бы вас побрал! Вероника, я прошу тебя.

– Не надо меня просить! – завизжала та. – Я все видела своими глазами!

Она развернулась и бросилась в ванную комнату. Щелкнула задвижка, затем раздались всхлипы, сейчас же сделавшись глухими, – вероятно. Вероника уткнулась носом в полотенце.

– Так, – сказал незнакомец и повернулся к Инге, которая почти ослепла от слез. – Давайте с самого начала. Кто вы такая?

– А вы? – прорыдала она. – Кто вы такой?

– Валерий Верлецкий. Это квартира моей тети.

Инга последний раз длинно всхлипнула и подняла на него заплывшие глазки:

– Марфа Верлецкая – ваша тетя?!

– Вот именно. Чтобы вам было понятнее, я – ее племянник. А вы?

– А я цветы прихожу сюда полива-а-ать… – снова разревелась Инга, осознав, что досталось ей, в сущности, ни за что.

– Угу, – сказал Верлецкий и постучал ногой по полу с таким умным видом, словно на нем были и носки, и ботинки. На самом деле до конца одеться он не успел. – Марфа вам платила? За полив?

– Нет, – покачала головой Инга. – Я просто так приходила-а-а…

Ни один человек не смог бы догадаться, что перед ним стоит деловая женщина, способная управлять большим коллективом и решать сложнейшие вопросы. Верлецкий тоже не догадался.

– Ну вот что, – сказал он и, окинув ее цепким взглядом, добыл из кармана висевшего на стуле пиджака бумажник, а из него – двести рублей. Это показалось ему не много и не мало, в самый раз. – Возьмите за труды. Спасибо вам большое. Но прежде чем вламываться, надо было нажать на кнопку звонка.

– Ваша невеста ударила меня по голове тарелкой! – воскликнула Инга.

– Это вам наука на будущее. – Он сунул две гладкие сторублевки ей в руку и, схватив за локоть, поднял на ноги. – А теперь нам пора прощаться. Ваша помощь больше не понадобится. Надеюсь, вы здесь ничего не забыли? Лейку? Совочек для земли? Нет? Отлично. И верните ключи, пожалуйста.

У него были серые глаза под прямыми широкими бровями. Смотрел он твердо и холодно. Ни капли теплоты и сочувствия! Он протянул ладонь, и Инга шлепнула на нее связку.

Потом сжала деньги в кулаке, словно фантики, и поплелась к выходу. Верлецкий отправился следом, подгоняя ее, словно собака-пастух отбившуюся от стада овцу. В ванной комнате все еще рыдали, и он сказал Инге куда-то в макушку:

– Из-за вас я поссорился с невестой.

– Мне-то какое дело! – злобно выкрикнула она, чувствуя себя самой распоследней дурой на свете. – Я всего лишь цветы хотела полить! А меня побили!

– Мужайтесь, – ответил Верлецкий, выталкивая ее на лестницу. – Такое случается со всяким, кто нацелен делать добро. Живите для себя, тогда все наладится. – И захлопнул дверь.

Выйдя из подъезда, Инга расплакалась еще горше. Лаврентий Кожухов, сосед с первого этажа, дебошир и пьяница, которого в народе прозвали «вечнозеленый лавр», внезапно проникся к ней сочувствием и спросил:

– Чевой-то ты ревешь? Чевой-то случилось?

– Эх! – воскликнула Инга, протискиваясь мимо него в подъезд. И повторила свою присказку:

– Сначала шеф с пивом, потом ребенок с милиционером, теперь – по башке тарелкой…

Когда она ушла, Лаврентий некоторое время изумленно смотрел на дверь, потом икнул и задумчиво пробормотал:

– Шеф с пивом… Съели они его, что ли?

Инга тем временем вернулась домой, стащила с себя плащ и прямо в одежде забралась под одеяло. Даже света не включила. Еще немного поплакала в подушку и крепко заснула, попытавшись утешиться тем, что завтра все встанет на свои места.

Однако ее надежды не оправдались, а все сделалось хуже прежнего. Таисия приехала помогать накрывать на стол и сразу испортила Инге настроение. Григорьев Таисии категорически не понравился. Они сели втроем пить на кухне чай, и Таисия устроила ему форменный допрос. Поэтому, когда зазвонил телефон, он с радостью схватил трубку и погрузился в разговор. А подруга наклонилась к Инге и сказала:

– Я чувствую себя человеком, который стоит возле открытого люка и предупреждает прохожих: «Осторожно, тут яма!» Но они не слушают и с идиотскими улыбочками на лице продолжают один за другим проваливаться под землю.

– Что? – рассеянно переспросила Инга.

– Зачем тебе замуж? – рявкнула Таисия ей в ухо. – Пользуйся этим типом в свое удовольствие! К чему тебе его фамилия и вредные привычки? Запомни: тебе придется мыть тарелки, из которых он станет есть, и стирать его грязное барахло. Не ходи с ним под венец! Как только он поймет, что ты – его собственность, он превратится в собаку.

– В какую собаку?! – ошалело переспросила Инга, не сразу въехав в то, что говорит Таисия.

– Ну если не в собаку, то в свинью. Он с ногами влезет в твою жизнь и натопчет в ней так, что тебе придется делать генеральную уборку.

Григорьев, который понятия не имел о перспективах, нарисованных Таисией, положил трубку и, поглядев на часы, широко улыбнулся:

– Мне пора на вокзал!

А когда он привез тетку Анфису, Инга мгновенно поняла, что с этой дамой надо держать ухо востро. Невысокая, тощенькая, с нарумяненными щечками и шустрыми бесцветными глазками, она шныряла по квартире и все инспектировала.

– Сколько я дома-то не была! Три года, ужас! Столик мой родной! И тарелочки знакомые! Надо же, целенькие, а я думала – разобьете.

Сказать по правде, ее столик Инге совсем не нравился. От белоснежной скатерти веяло чем-то операционно-ресторанным, бокалы на коротких грибных ножках по-мещански основательно окопались возле тарелок – таких тяжелых, что их, пожалуй, даже нельзя было разбить о стену. Она бы с удовольствием принесла сюда что-нибудь свое – воздушное, тонкое, – но Григорьев не разрешил.

Вскоре собрались гости.

– Господи! – продолжала причитать Анфиса, – как дома-то хорошо! Как я соскучилась!

Таисия немедленно сделала кислую физиономию и шепнула Инге:

– Может, она решила вернуться насовсем? А Григорьева – фьють! – выселить обратно в его Братеево?

Анфиса между тем с пристрастием допросила Ингу и потребовала заверений в том, что ее любимый Борик обязательно будет с ней счастлив. Затем обернулась к Таисии.

Подруга Инги была высокой, стройной и шикарной. От ее улыбки запросто могло захватить дух у какого-нибудь принца крови. В широко расставленных глазах – ни тени разочарования жизнью, что само по себе казалось удивительным, если учесть пережитые ею невзгоды.

– Наверное, вас пригласили специально, чтобы свести со Стасом, – заявила Анфиса, окинув ее критическим взглядом. – Он любит волочиться за всякими финтифлюшками.

Таисия ухмыльнулась и предпочла промолчать, а Стас Еремин, о котором шла речь, немедленно спрятался в кухне. Он дружил с Григорьевым еще с институтских времен и сам напросился на день рождения. Это был подвижный тип с черной шапкой волос и богатейшей мимикой. Лицо его постоянно менялось, а улыбка поражала шириной и зубастостью. Особо впечатлительные женщины считали, что он похож на Челентано.

Анфиса настигла его в кухне возле холодильника и кинулась обнимать. Поскольку Стас не выказал особой радости, она ткнула его кулачком в солнечное сплетение и воскликнула:

– Неужели все еще дуешься из-за своей Чахоткиной?

Щеки Стаса немедленно превратились в два красных семафора, и он запальчиво ответил:

– Ее фамилия Сухоткина, Я был в нее по-настоящему влюблен.

– Не выдумывай, – отрезала Анфиса. – Кто влюбляется по-настоящему в двадцать лет?

– Я влюбился по-настоящему! – уперся Стас.

Потом наклонил голову, словно бык, примеривающийся к пикадору, и, начисто позабыв про то, что у Анфисы день рождения, выложил ей все, что он думает о самоуверенных дамочках, которые любят совать нос не в свое дело.

Теперь, когда виновницы торжества не стало, эту душераздирающую сцену припомнила Таисия.

– Чем не мотив для убийства? – Она в упор поглядела на первого подозреваемого. – Молодой человек приводит свою девушку в гости к другу и тетка этого друга в один миг разрушает его счастье. Полагаю, вы так и не простили Анфисе ее бесцеремонную выходку.

– А что за выходка? – спросил Илья Хомутов, муж Нади. – Я ничего не знаю.

Желание оправдаться волной нахлынуло на Стаса.

– Она… – захлебнулся бедняга. – Она… сказала Сухоткиной, что со мной нельзя иметь дела, потому что я закладываю за воротник каждый день.

– Кажется, ты в тот вечер действительно напился, – пробормотал Григорьев.

– Светка решила, что я законченный алкоголик! И ушла от меня к Лешке Зотову. А это, может, была женщина моей жизни!

– Мы сейчас говорим об убийстве, – напомнила Надя. – И если это та Сухоткина, о которой я думаю, то убийство здесь исключается. Из-за таких не убивают.

– Я бы убил! – воскликнул Стас и тут же опомнился:

– Но я этого не делал.

– Да никто ее не убивал, – устало махнула рукой зареванная Марфа Верлецкая.

Она явилась на день рождения любимой подруги прямо со своей пасеки. Роста Марфа была невеликого, однако находилась в тяжелом весе. Круглое лицо с носиком-пуговкой и двумя подбородками, складчатый, словно у гусеницы, живот и кисти рук, напоминающие туго набитые игольницы.

По закону подлости в гости она пришла не одна, а с племянником и его противной невестой Вероникой. Увидев их, Инга хотела залезть под стол, но не успела.

– Здрасьте, – оказал ей Верлецкий. По его глазам было ясно, что он ее не узнал.

Костюм не шел этому типу абсолютно. Он в нем выглядел как мелкий аферист, который увел у кого-то шикарную вещь, но совершенно не умеет ее носить. Галстук был повязан кое-как, а ботинки непозволительно сверкали.

Зато Вероника, похожая на улана из-за высокой прически на голове, мгновенно Ингу опознала.

– Ты?! – завопила она, довольно, надо сказать, неожиданно для окружающих. – Что ты тут делаешь?!

– О господи, – сказал Верлецкий, и в его глазах появилось плутовское выражение. – Действительно, та самая.

И он хлопнул себя по бокам так сильно, точно стряхивал снег с шубы.

– Валерик, в чем дело? – растерянно спросила Марфа.

– Я вчера их застукала, – процедила Вероника. Сейчас ее голос был похож на шипение бенгальского огня, попавшего в бокал с шампанским. – Валерика и вот эту, – она подбородком указала на Ингу.

– Вероника, заткнись, – с прохладной улыбкой на губах предупредил Верлецкий. – Ты ведешь себя некрасиво.

– Я веду?! – Она захлебнулась возмущением. – Я пришла, а вы обнимаетесь! Голые!

– Ну, положим, голый был только я, – пробормотал Верлецкий, и в ту же секунду Григорьев бросился на него.

Никто и пикнуть не успел, как два по-вечернему наряженных тела сцепились не на жизнь, а на смерть, образовав один большой черно-белый организм с двумя галстуками. Поведением это чудище напоминало озверевшего медведя – шаталось туда-сюда, ревело и перекатывалось от стены к стене. Правда, время от времени оно еще и материлось, и тогда обе тетки визжали так, будто им на ноги лили кипяток.

Вероника тоже не пожелала оставаться в стороне, подскочила к Инге и, сжав кулак, собралась было засветить ей в глаз, но тут уж вмешалась Таисия. Она схватила Веронику за волосы и дернула на себя. Та начала заваливаться назад и сбила с ног подскочившую Надю. На помощь Наде бросился ее муж Илья, но двигавшийся мимо клубок дерущихся на ходу зацепил его и поглотил безвозвратно. Теперь у него было три галстука и шесть рук. Двигаясь по комнате, клубок опрокинул пару стульев, сорвал и сжевал занавеску, свалил журнальный столик и торшер, превратив абажур в кусок гнутой проволоки и в лохмотья.

Взъерошенная Вероника не успокоилась… Она начала серьезную охоту за Ингой и в конце концов загнала ее в ванную комнату, где та заперлась на задвижку. Некоторое время за дверью сильно топали, а потом постучала Таисия и велела Инге выходить.

Та с опаской ступила в комнату и обнаружила там живописную группу. Анфиса и Марфа сидели на диване, сложив ручки на коленях. Между ними, зажатая в клещи, располагалась усмиренная Вероника. Илья Хомутов прикладывал платок к разбитой губе, а Григорьев и Верлецкий, оба похожие черт знает на что, да еще и мокрые к тому же, стояли друг против друга по разным сторонам комнаты и шумно дышали. Возле двери замер Стас Еремин с пустой бутылкой из-под газировки. Вероятно, он поливал их, словно правительственные войска разгулявшихся демонстрантов, и добился-таки успеха.

– У нас тут день рождения или гусарская пьянка?! – возмущенно воскликнул Хомутов и в сердцах отбросил платок.

Надин муж родился красивым, но килограммов пятнадцать лишнего веса, придавившие эту красоту, заставляли ее тужиться из последних сил. Кроме того, к таким хорошо вылепленным, но пресным лицам быстро привыкаешь.

– Объясни ему все! – не терпящим возражений тоном велела Таисия, обращаясь к Инге и имея в виду Григорьева.

Инга посмотрела на своего без пяти минут мужа, глаза которого налились кровью, и покорно сказала:

– Я пошла к Марфе полить цветы, а он стоял голый посреди комнаты.

– Да пустяк, в сущности! – дернул плечом Вердецкий. – Она ввалилась, а я как раз переодевался. Со всяким может случиться.

– Вы обнимались, – любезным тоном напомнила с дивана Вероника, и ее алый рот сжался в крохотную розочку.

– Я наступила на его ботинки, – уныло добавила Инга, которой совсем не нравилось оправдываться в присутствии такого количества людей, – и потеряла равновесие.

– А я всего лишь поддержал ее, чтобы она не расшиблась, – закончил Верлецкий беззаботным тоном.

– Ты заплатил ей деньги, – тявкнула Вероника с дивана.

– Откуда ты знаешь? – ехидно поинтересовался он. – Ты ведь рыдала в ванной!

Григорьев снова задышал, как локомотив, и умная Надя предложила:

– Давайте наконец сядем за стол.

Все с энтузиазмом согласились и в знак примирения усадили Ингу между Григорьевым и Верлецким.

Последний немедленно наклонился к ней и сказал:

– Я вас не узнал. Вчера вы выглядели иначе!

– Вы тоже запомнились мне совсем другим, – процедила она.

– Зачем вы взяли у меня двести рублей, вы же директор турагентства?

– Хотите, чтобы я вернула их вам прямо сейчас?

– Не наклоняйтесь ко мне так близко, – потребовал он. – Вы окончательно рассорите меня с девушкой моей мечты.

– Если вы всю жизнь мечтали о такой истеричке, я вам сочувствую.

– Сочувствуйте на расстоянии.

– Вы сами сели ко мне под локоть!

– Меня сюда загнали ваши взволнованные родственники.

– Перестаньте болтать, а то мой жених снова начистит вам морду.

– Вряд ли. Он выглядит нездоровым.

Григорьев и в самом деле спал с лица. С Ингой он не разговаривал и даже не подкладывал ей на тарелку салатик из крабов, который она очень любила.

Теперь, когда Анфиса отбыла в свое самое долгое путешествие, вспоминать о том, как он себя вел, Григорьеву было стыдно.

– Я не знал, что драка так расстроит тетку, – виновато пробормотал он.

– А вот мне кажется, что это был просто отвлекающий маневр, – неожиданно сказала Марфа. К ее лицу прилила кровь, и она стала похожа на спелую вишню.

– Что это вы имеете в виду? – заинтересовалась Таисия, не пожелавшая оставить в покое версию убийства.

– Ну… Кто-то задумал отравить Анфису этими таблетками. Надо было подстроить так, чтобы она их приняла в принципе. А уж доза… Может, ей поднесли водички, в которой растворили лишние пилюли… Или… Ну… не знаю что.

– Надо было подстроить так, чтобы она их приняла! – патетически повторил Илья Хомутов и погрозил Марфе пальцем. – А вы хитренькая! Намекаете, что кто-то из нас, мужчин, специально затеял драку, чтобы расстроить Анфису и получить повод отравить ее таблетками?

– А что? Вы все отлично знаете, что, когда Анфиса расстраивается, она всегда пьет эти свои пилюли. То есть пила, – спохватилась Марфа и хлюпнула носом.

– Выходит, вы думаете, – не сдавался Хомутов, – что или Борис, или я, или ваш племянник – кто-нибудь из нас – прикончил Анфису?

Марфа блеснула глазками, уютно устроившимися в складках щек, и коротко ответила:

– Да.

– Марфа! – пискнула сконфуженная Инга.

– Борик, ты запросто мог от нее избавиться, – мрачно сказала Марфа, ни на кого не глядя.

– Я?! – Григорьев привстал с места. Лицо его позеленело. – На кой черт мне это понадобилось?!

– А вот и понадобилось, – закивала Таисия. – Я давно сказала Инге про квартиру. Ваша тетка, Борис, откровенно сожалела, что уехала из Москвы. И если бы она захотела вернуться…

– Какая чушь! – воскликнул Григорьев. – Вы же сами слышали, она делилась с нами своими матримониальными планами. Она не собиралась возвращаться. Наоборот – хотела еще раз выйти замуж.

– Да-да, я помню. В Америку.

Сидя за праздничным столом, Анфиса действительно размечталась о следующем замужестве.

– Продам дом в Больших Будках, – разглагольствовала она, – и схожу замуж еще раз. Только теперь за границу, лучше всего – в Штаты. Поеду на какую-нибудь ферму обихаживать старого ковбоя. Американцам нужны работящие женщины, а я еще – ого-го! – похвасталась она. – То самое брачное агентство, которое устроило мою судьбу в первый раз, обещало и во второй не подкачать.

Григорьев снисходительно улыбался, и Анфиса принялась агитировать свою подругу Марфу последовать ее примеру.

– Соглашайся, Марфуша! – наседала она. – Продашь свою квартиру, положишь деньги в банк и будешь чувствовать себя не какой-то там бесприданницей, а дамой пусть и с небольшими, но собственными средствами.

– А что? – Марфа раскраснелась, представив, как она варит не избалованному разносолами ковбою красный украинский борщ, а тот ест и нахваливает по-американски: «Great!» – Идея интересная. Твое брачное агентство мной займется?

– О чем разговор!

– Да-да, – встрял Верлецкий, ласково похлопав Марфу по сдобной ручке. – Только, когда отправишься заполнять анкету, не забудь указать, что у тебя радикулит, остеопороз и катаракта.

– Кроме того, дорогие тетушки, – рассмеялся Григорьев, – мы будем по вас скучать. Америка-то на краю света!

– Ничего, Борик. Пока я все оформлю, еще надоем тебе!

Надоесть, впрочем, она никому так и не успела.

Вероника, в задумчивости крутившая ложечку в чашке, неожиданно вспомнила:

– Судя по словам Анфисы, она собиралась остаться в этой квартире, До тех пор, пока брачное агентство не найдет ей… хм… ковбоя.

– Ну и что? – немедленно насторожился Григорьев. – Что это значит?

– Это значит, что ее могла отравить Инга, – с вызовом закончила свою мысль Вероника. – Вы ведь собираетесь пожениться? Она уже наверняка считает эту квартиру своей. А тут появляется ваша тетка и собирается обосноваться здесь на неопределенный срок.

– У меня своя двухкомнатная квартира! – запальчиво возразила Инга. – Мне там хорошо.

– Двухкомнатная! Ни за что не поверю, что тебе не хочется четырехкомнатную. Такие, как ты, очень жадные.

Поскольку было неясно, на чем основывается это логическое умозаключение, никто ей не возразил.

– С таким же успехом, – запальчиво сказала Инга, – тетку Анфису могла прикончить ты сама!

– Ну да, ну да! И мотив у меня есть!

– Конечно. Анфиса агитировала Марфу тоже продать свою жилплощадь, чтобы увезти деньги в Америку в качестве первоначального капитала. А там вы с вашим Валериком, – она метнула острый, словно дротик, взгляд на Верлецкого, – уже свили гнездышко. Вот вы с ним договорились и…

– Точно! – обрадовалась Таисия. – Это ведь Верлецкий начал драку.

– Я?!

– Вы заявили во всеуслышание, что были голый.

– Но я действительно был голый.

– А зачем надо было это вслух говорить?

– Чтобы защитить честь женщины, – обиделся Верлецкий. – Вероника сказала, что мы оба были голые, а я поправил, что не оба, а я один.

Над столом повисла тишина, и стало слышно, как дышит Григорьев – словно больной тяжелой формой бронхита.

– А меня вы почему не подозреваете? – неожиданно поинтересовалась Марфа, которая после смерти подруги долго плакала и распухла, как тесто возле печи. – Я ведь тоже… Дура такая… На нее набросилась! Все Коленьку ей не могла простить. Слово себе давала, что не заговорю о нем, и вот на тебе, брякнула. А у нее, голубки моей, был день рождения-а-а…

Она уткнулась носом в салфетку, и все обескураженно замолчали, потому что, Марфа и в самом деле припомнила за праздничным столом старую обиду. Впрочем, Анфиса сама была виновата, потому что принялась хвастать своими прошлыми победами на личном фронте и задирать подружку. Происходило эти примерно так.

– Бедняжка, – сочувственно заметила Анфиса, слопав кусок пирога с печенкой. – Тебе всегда не везло с мужчинами.

– Да ладно болтать, – беззлобно ответила Марфа, подчищая тарелку корочкой хлеба. – Мне, наоборот, везло с мужчинами! Я находила самых лучших. И замуж ты в первый раз вышла за моего поклонника. Коленька так меня любил, а ты вскружила ему голову.

Анфиса ухмыльнулась и с нежностью сказала:

– Ты все еще злишься, старая кочерыжка!

– Не забывай, – напомнила Марфа, – что ты – такая же кочерыжка, как и я. Но тогда, с Николаем – признайся хоть в семьдесят семь лет! – ты переборщила. Это был не лучший твой поступок.

После чего Верлецкий наклонился к Инге и с радостным недоумением сказал:

– Судя по всему, ваша тетя отбила мужа у нашей тети.

– Чья это – ваша тетя? – презрительно спросила та. – Вы что с Вероникой – братья?

– Почти муж и жена. Как и вы с вашим Григорьевым. – Сказав это, он бросил на последнего любопытный взгляд и тут же добавил:

– Впрочем, насчет вас я сомневаюсь. Почему-то мне не кажется, что ваше замужество – такое уж решенное дело.

Инга с трудом удержалась, чтобы не запустить в него мисочкой с селедочным маслом, которую в тот момент держала в руке. Теперь же, после всех кошмарных событий, ей казалось, что с тех пор прошел месяц или год – все так изменилось! И даже Верлецкий изменился, сделавшись серьезным и каким-то суровым.

– Не понимаю, – хмурился он, – зачем себя оговаривать, Марфа? Вы с Анфисой в молодости не поделили ухажера. Смешно об этом сейчас думать.

– Дело в том, – плаксивым голосом сообщила его тетка, – что я боюсь. Вдруг меня заподозрят и посадят в тюрьму? Ведь я отлично знала Анфису, все ее повадки, знала, какие лекарства она принимает и что запивает она их сладким сиропом…

– Угомонись, – прикрикнул Верлецкий. – Милиция даже не собирается расследовать это дело…

– Собирается, – снова встряла Таисия.

– Тайка, ну что ты вбила себе в голову?! – растерялась Инга. – Почему ты решила…

– Потому что кое-кто сделал для милиции заявление. Я своими ушами слышала. Думаешь, я просто так заговорила с вами об убийстве? Решила, что мне больше всех надо?

– Выражайтесь, пожалуйста, яснее, – нахмурившись, попросила Надя.

Еще до приезда представителей закона она успела забрать волосы в хвост и снять с себя все украшения. И теперь выглядела скромно и строго. Инге, которая кропотливо, год за годом, создавала свой образ деловой женщины, катастрофически не хватало очков и костюма. В коротком платье и ажурных чулках она чувствовала себя неуютно. Григорьеву, напротив, нравилось, когда она одевалась женственно. Впрочем, для него женственность ограничивалась туфлями на шпильках и мини-юбками.

– Боже мой, ну кто мог сделать такое заявление? – раздраженно переспросила Надя.

– Ваш муж, – ответила Таисия, и все сидящие за столом повернулись и посмотрели на Хомутова.

– Илья, – первой опомнилась Надя и расправила плечи, точно нервная учительша, услышавшая неприличное слово. – Что такое ты сказал милиции?

– Что знал, то и сказал, – с вызовом ответил Илья и начал изучать свои остриженные полумесяцем ногти. – После того как Анфиса объявила о своем гипертоническом кризе – якобы он уже на подступе, – я заходил к ней в комнату. Она лежала на диванчике и рассматривала картинки в глянцевом журнале: Я спросил ее о самочувствии, и она ответила, что чувствует себя сносно, только немного позже выпьет одну таблеточку от давления, и этого будет достаточно. «С некоторых пор, – сказала она, – я перестала злоупотреблять лекарствами. Чтобы давление было, как у космонавта, нужно пить настойку боярышника. Если делать это регулярно, лекарства становятся практически не нужны. А я уже три года пью такую настойку».

– К сожалению, она ошибалась, – заметил Стас постным голосом. – Лекарства все-таки нужны.

– А я думаю, – запальчиво возразил Хомутов, – кое-кто не знал, что в своих Больших Будках Анфиса перешла на боярышник и сегодня собиралась ограничиться одной таблеткой! Кое-кто не знал, что она сказала об этом мне!

– Осталось выяснить, кто такой этот «кое-кто», – буркнула Вероника.

– Убийца непременно должен был зайти к Анфисе в комнату, – заявила Таисия, и, услышав наконец слово «убийца», все одновременно вздрогнули, словно ехали в грузовике и их подбросило на ухабе.

– Сейчас невозможно точно сказать, кто к ней заходил, а кто нет, – откашлявшись, заметила Инга. – И в какое время. Я лично зашла спросить как дела. Примерно через полчаса после того, как она прилегла.

– Я тоже, – кивнул Верлецкий, – заходил.

– Ну, ты-то понятно, – махнула рукой Марфа. – Глупо было бы тебе не зайти.

– Почему это – понятно? – тотчас напрягся Григорьев, метнув в Верлецкого взгляд палача, жаждущего начала пытки.