Изумруд раджи (сборник) Кристи Агата

Тайна Листердейла

Миссис Сент-Винсент занималась подсчетами. Она пару раз вздохнула и украдкой потерла рукой лоб. У нее болела голова. Она никогда не любила арифметику. Как грустно, что теперь ее жизнь состоит, как ей кажется, исключительно из одного арифметического действия – нескончаемого сложения расходов на необходимые мелочи, а итоговая сумма неизменно изумляет и тревожит ее…

Не может сумма быть такой большой! Она снова все пересчитала. Лишь пустячная ошибка в подсчете пенсов… но остальные цифры оказались правильными.

Миссис Сент-Винсент снова вдохнула. К этому моменту голова у нее разболелась не на шутку. Она подняла взгляд, когда открылась дверь и в комнату вошла ее дочь Барбара. Мисс Сент-Винсент была очень хорошенькой девушкой, с тонкими чертами лица, как у матери, и с таким же гордым поворотом головы, но глаза у нее были не голубые, а черные, и рот другой, с надутыми красными губками – впрочем, довольно привлекательными.

– Ох, мама! – воскликнула она. – Все еще возишься с этими ужасными старыми счетами? Выбрось их в камин.

– Мы должны знать, в каком положении находимся, – неуверенно ответила миссис Сент-Винсент.

Девушка пожала плечами.

– Мы всегда в одном и том же положении, – сухо заметила она. – Чертовски бедны. Проживаем последний пенс, как обычно.

Миссис Сент-Винсент вздохнула.

– Хотелось бы… – начала она, потом умолкла.

– Я должна чем-нибудь заняться, – решительно произнесла Барбара. – И как можно быстрее. В конце концов, я же окончила курсы машинисток-стенографисток. Как и миллион других девушек, насколько я знаю… «Какой у вас опыт работы? – Никакого, но… – О, спасибо, всего хорошего. Мы с вами свяжемся». Но они никогда не связываются! Я должна найти какую-нибудь другую работу – любую работу.

– Не торопись, дорогая, – умоляющим тоном сказала ее мать. – Подожди еще немного.

Барбара подошла к окну и стояла там, глядя невидящими глазами на шеренгу унылых домов на противоположной стороне улицы.

– Иногда, – медленно произнесла она, – я жалею, что кузина Эмми взяла меня с собой в Египет прошлой зимой. О, я знаю, мне там было очень весело, как никогда в жизни, и вряд ли это повторится в будущем. Я действительно получила большое удовольствие, огромное. Но это выбило меня из колеи, я хочу сказать, возвращение сюда.

Она обвела рукой комнату. Миссис Сент-Винсент проследила за ее рукой глазами и поморщилась. Типичная дешевая меблированная комната. Пыльная аспидистра, безвкусная мебель, цветастые обои, выгоревшие местами. Некоторые признаки указывали на борьбу личности жильцов со вкусом домохозяйки: пара изящных статуэток из фарфора, потрескавшихся и склеенных во многих местах, так что их уже невозможно продать, вышивка, наброшенная на спинку дивана; акварельный набросок юной девушки, одетой по моде двадцатилетней давности, – тем не менее в ней все еще можно было узнать миссис Сент-Винсент.

– Это не имело бы значения, – продолжала Барбара, – если бы мы не знали ничего другого. Но если вспомнить «Энстиз»… – Она умолкла, не доверяя своей способности говорить о любимом доме, который несколько столетий принадлежал семье Сент-Винсентов и который сейчас попал в руки чужих людей. – Если бы только отец… не занимался спекуляциями… и не занимал деньги…

– Дорогая моя, – сказала миссис Сент-Винсент, – твой отец никогда не был деловым человеком, ни в каком смысле этого слова.

Она произнесла это ласковым, но не допускающим возражений тоном, после чего Барбара подошла к ней и чмокнула в щеку, пробормотав:

– Бедная мамочка. Больше я ничего не скажу.

Миссис Сент-Винсент снова взялась за перо и склонилась над письменным столом. Барбара вернулась к окну. Потом девушка сказала:

– Мама, сегодня утром я получила письмо от… от Джима Мастертона. Он хочет приехать навестить нас.

Миссис Сент-Винсент положила перо и быстро взглянула на нее.

– Сюда? – воскликнула она.

– Ну мы ведь не можем пригласить его на обед в «Ритц», – фыркнула Барбара.

Мать выглядела расстроенной. Она опять обвела взглядом комнату с глубоким отвращением.

– Ты права, – согласилась Барбара. – Это отвратительное место. Благородная нищета! Звучит хорошо: побеленный сельский домик, занавески из выгоревшего английского ситца с красивым рисунком, розы в вазах, чайный фарфоровый сервиз «Дерби», который ты сама моешь… Так это описано в книгах. А в реальной жизни, когда сын начинает карьеру клерком самого низкого ранга, это означает жизнь в Лондоне. Неопрятные домовладелицы, грязные детишки на лестнице, соседи по дому, почти всегда полукровки, пикша на завтрак, которая не вполне… не вполне, и тому подобное.

– Если бы только… – начала миссис Сент-Винсент. – Но, правда, я начинаю опасаться, что мы уже скоро не сможем позволить себе даже такую комнату.

– Это значит совмещенная спальня-столовая-кухня для нас с тобой – ужас! – воскликнула Барбара. – И каморка под самой крышей для Руперта. А когда придет Джим, я должна буду принимать его в этой ужасной комнате внизу, полной сидящих у стен с вязанием старых сплетниц, которые будут пялиться на нас и кашлять своим ужасным, булькающим кашлем.

Они помолчали.

– Барбара, – наконец произнесла миссис Сент-Винсент. – Ты… я хочу спросить, ты бы…

Она осеклась, слегка покраснев.

– Тебе ни к чему проявлять деликатность, мама, – ответила Барбара. – В наше время никто ее не проявляет. Ты хотела спросить, хочу ли я выйти за Джима? Я бы вышла за него не задумываясь, если бы он сделал мне предложение. Но я ужасно боюсь, что он его не сделает.

– Ох, Барбара, дорогая…

– Ну, одно дело видеть меня в поездке вместе с кузиной Эмми, вращающейся, как выражаются в романах, в лучшем обществе. Я ему действительно понравилась. А теперь он придет сюда и увидит меня среди всего этого. А он забавное создание, знаешь ли, брезглив и старомоден. Мне… мне он этим скорее нравится. Это напоминает мне об «Энстиз» и о деревне – обо всем столетней давности, но таком… таком… ох, я не знаю! – таком благоухающем. Как лаванда! – Она рассмеялась, почти стесняясь собственных чувств.

Миссис Сент-Винсент заговорила с какой-то безыскусной серьезностью:

– Я бы хотела, чтобы ты вышла замуж за Джима Мастертона. Он один из нас. И к тому же очень богат, но это меня не так уж волнует.

– А меня волнует, – сказала Барбара. – Меня уже тошнит от бедности.

– Но, Барбара, ведь ты не только…

– Не только из-за этого? Нет. Правда. Я… Ох, мама, разве ты не видишь, что я и правда хочу за него?

У миссис Сент-Винсент сделался очень несчастный вид.

– Мне бы хотелось, чтобы он увидел тебя в подходящей обстановке, дорогая, – печально сказала она.

– А, ладно, – ответила Барбара. – Зачем беспокоиться? Можно постараться смотреть на вещи с оптимизмом. Прости, что я так брюзжала. Взбодрись, милая.

Она наклонилась к матери, легонько чмокнула ее в лоб и вышла. Миссис Сент-Винсент, оставив все попытки заняться финансами, села на неудобный диван. Мысли ее бегали кругами, как белки в колесе.

«Можно говорить что угодно, но окружающая среда способна отпугнуть мужчину. Потом – уже нет, если состоится помолвка. Тогда он уже поймет, какая она милая, славная девочка. Но молодые люди так легко впитывают окружающую обстановку… Например, Руперт, он раньше был совсем другим. Не то чтобы мне хотелось видеть моих детей гордецами. Дело совсем не в этом. Но я бы очень горевала, если бы Руперт обручился с той ужасной девушкой, продавщицей из табачной лавки. Возможно, она очень хорошая девушка, правда. Но она не из нашего круга. Все это так трудно… Бедная малышка Бабс. Если бы я могла что-нибудь сделать, хоть что-нибудь… Мы все продали, чтобы Руперт мог начать карьеру. Мы действительно не можем позволить себе даже этого».

Чтобы отвлечься, миссис Сент-Винсент взяла «Морнинг пост» и стала просматривать объявления на первой странице. Большую часть из них она уже знала наизусть. Люди, которым нужны деньги; люди, у которых есть деньги и которыехотят одолжить их под простую расписку; люди, желающие купить зубы (она всегда удивлялась – зачем?); люди, желающие продать меха и платья и с большим оптимизмом назначающие за них цену.

Внезапно миссис Сент-Винсент насторожилась и замерла. Она снова и снова перечитывала напечатанные слова:

«Только для лиц благородного происхождения. Маленький домик в Вестминстере, изысканно обставленный, предлагается людям, которым он действительно придется по душе. Плата чисто номинальная. Агентов просят не беспокоиться».

Совершенно обычное объявление. Она прочла множество таких же или… ну почти таких. Номинальная плата – вот где таилась ловушка.

И все же, поскольку ее мучило беспокойство и так хотелось убежать от собственных мыслей, она надела свою старомодную шляпку, села на подходящий автобус и отправилась по адресу, указанному в объявлении.

Это оказался адрес агентства по продаже и сдаче внаем недвижимости. Не нового, процветающего агентства – дом был довольно облезлый и старомодный. Очень робко миссис Сент-Винсент предъявила объявление, вырванное из газеты, и попросила рассказать о доме подробнее.

Седовласый старый джентльмен, принимавший ее, задумчиво погладил подбородок.

– Идеально. Да, идеально, мадам. Этот дом, упомянутый в объявлении, находится по адресу Чевиот-плейс, номер семь. Хотите взять смотровой ордер?

– Я бы хотела сначала узнать стоимость аренды, – сказала миссис Сент-Винсент.

– А, арендная плата… Точная цифра не установлена, но я вас уверяю, что она чисто номинальная.

– Представления о чисто номинальной сумме могут быть разными, – возразила миссис Сент-Винсент.

Старый джентльмен позволил себе небольшой смешок.

– Да, это старая уловка, старая уловка… Но можете поверить моему слову, в данном случае это не уловка. Две-три гинеи в неделю, возможно, не больше.

Миссис Сент-Винсент решила взять смотровой ордер. Конечно, маловероятно, что она сможет позволить себе снять такой дом. Но, в конце концов, она ведь может просто посмотреть на него. У этого дома должен быть какой-то серьезный недостаток, раз его предлагают за такую цену.

Но сердце ее забилось, когда она остановилась и посмотрела на дом номер семь на Чевиот-плейс. Он оказался просто жемчужиной. Времен королевы Анны[1], и в идеальном состоянии!

Дверь открыл дворецкий, с седыми волосами и небольшими бакенбардами, и от него веяло спокойной задумчивостью архиепископа. Дружелюбного архиепископа, подумала миссис Сент-Винсент. Он с благожелательным видом взял у нее ордер.

– Конечно, мадам. Я покажу вам дом. Он готов к приему жильцов.

Он пошел впереди нее, открывая двери, объявляя названия комнат.

– Гостиная, рабочий кабинет, а здесь туалетная комната, мадам.

Дом был идеальным – мечта, а не дом. Вся мебель того же периода, каждый предмет немного изношен, но отполирован с любовью и заботой. Цвета лежащих на полу ковриков приобрели красивый тусклый оттенок. В каждой комнате стояли вазы со свежими цветами. Задняя стена дома выходила на Грин-парк. Весь этот дом излучал очарование Старого Света.

На глаза миссис Сент-Винсент навернулись слезы, и она с трудом их сдерживала. Так выглядел когда-то «Энстиз»… «Энстиз»…

Она подумала о том, заметил ли дворецкий ее волнение. Если да, то он был слишком хорошо вышколенным слугой и не подал виду. Ей нравились старые слуги, они внушали чувство безопасности, спокойствия. Они были как друзья.

– Это красивый дом, – тихо произнесла миссис Сент-Винсент. – Очень красивый. Я рада, что увидела его.

– Он только для вас одной, мадам?

– Для меня, моего сына и дочери. Но я боюсь…

Она умолкла. Ей так ужасно захотелось пожить в этом доме, так захотелось!

Миссис Сент-Винсент инстинктивно почувствовала, что дворецкий это понял. Он не смотрел на нее, когда бесстрастно произнес:

– Я случайно знаю, мадам, что владелец дома желает прежде всего, чтобы в нем жили подходящие люди. Арендная плата не имеет для него значения. Он хочет, чтобы его обитатели по-настоящему ценили и любили его.

– Я бы его любила, – тихо ответила миссис Сент-Винсент.

Она повернулась, собираясь уходить, и учтиво поблагодарила:

– Спасибо, что показали мне дом.

– Не за что, мадам.

Дворецкий стоял в дверях, очень корректный и прямой, пока миссис Сент-Винсент уходила по улице. Она подумала: «Он знает. Ему меня жаль. Он тоже один из прежних людей. Ему бы хотелось, чтобы именно я получила дом, а не какой-то лейборист или производитель пуговиц! Мы вымираем, люди нашего сорта, но между нами есть связь».

В конце концов миссис Сент-Винсент решила не возвращаться к агентам. Какой смысл? Она могла позволить себе арендную плату, но следовало подумать о слугах. В таком доме должны быть слуги.

На следующее утро у ее тарелки лежало письмо. Оно пришло от агентов по сдаче жилья. В нем ей предлагали снять дом номер семь на Чевиот-плейс на шесть месяцев за две гинеи в неделю, а дальше было сказано: «Полагаю, вы приняли во внимание то, что слуги останутся в доме за счет владельца? Это действительно уникальное предложение».

Это правда. Предложение было настолько поразительным, что миссис Сент-Винсент прочла его вслух. Посыпался град вопросов, и она описала свой вчерашний визит.

– Какая ты скрытная, мамочка! – воскликнула Барбара. – Неужели все и правда так замечательно?

Руперт откашлялся и начал перекрестный допрос, как в суде:

– За всем этим что-то кроется. Это подозрительно, если хотите знать мое мнение. Явно подозрительно.

– Как и мое яйцо, – сказала Барбара, сморщив нос. – Фу! Почему за этим должно что-то крыться? Это в твоем духе, Руперт, вечно ты во всем видишь тайны. Это из-за тех ужасных детективов, которые ты все время читаешь.

– Такая арендная плата – просто пустяк, – возразил Руперт. – В Сити, – с важным видом прибавил он, – учишься видеть всякие подвохи. Я вам говорю, в этом деле есть нечто подозрительное.

– Чепуха, – сказала Барбара. – Дом принадлежит человеку, у которого полно денег, он его любит и хочет, чтобы в нем жили приличные люди, пока он в отъезде. Вероятно, деньги для него не играют роли.

– Какой ты назвала адрес? – спросил Руперт у матери.

– Чевиот-плейс, номер семь.

– Ого! – Сын отодвинул свой стул от стола. – Вот это интересно. Это тот самый дом, из которого исчез лорд Листердейл.

– Ты уверен? – с сомнением спросила миссис Сент-Винсент.

– Абсолютно. У него много других домов по всему Лондону, но в этом доме жил он сам. Однажды вечером лорд Листердейл вышел и сказал, что идет в клуб, и с тех пор никто его больше не видел. Предположительно он сбежал в Восточную Африку или куда-то в этом роде, но никто не знает почему. Будьте уверены, его убили в том доме. Ты сказала, там стены обшиты панелями?

– Д-да, – слабым голосом ответила миссис Сент-Винсент, – но…

Руперт не дал ей договорить и продолжил с огромным энтузиазмом:

– Панели! Вот именно. Наверняка где-то есть скрытая ниша. Труп затолкали туда, и там он с тех пор и находится. Возможно, его сначала забальзамировали…

– Руперт, дорогой, не говори ерунды, – сказала ему мать.

– Не будь законченным идиотом, – прибавила Барбара. – Ты слишком часто водишь ту крашенную перекисью блондинку в кино.

Руперт с достоинством встал – со всем достоинством, какое способна выразить фигура долговязого, неуклюжего юноши, – и предъявил последний ультиматум:

– Сними этот дом, мама. А я раскрою тайну. Вот увидите.

И он поспешно удалился, боясь опоздать в офис.

Женщины посмотрели друг другу в глаза.

– Мы можем согласиться? – дрожащим голосом пробормотала Барбара. – Ох, если бы только мы могли…

– Слуги, – жалобным голосом сказала миссис Сент-Винсент, – должны есть, знаешь ли. Я хочу сказать, конечно, им нужно есть, но это их недостаток. Можно так легко обходиться без определенных вещей, когда речь идет только о нас самих.

Она жалобно посмотрела на Барбару, и девушка кивнула.

– Нам надо это обдумать, – сказала мать.

Но в действительности миссис Сент-Винсент уже приняла решение. Она видела, как вспыхнули глаза девушки. И подумала про себя: «Джим Мастертон должен увидеть ее в соответствующей обстановке. Это шанс – чудесный шанс. Я должна им воспользоваться».

Она села и написала агентам, что принимает их предложение.

– Квентин, откуда эти лилии? Я не могу покупать дорогие цветы.

– Их прислали из «Кингз-Чевиот», мадам. Здесь всегда был такой обычай.

Дворецкий удалился. Миссис Сент-Винсент вздохнула с облегчением. Что бы она делала без Квентина? С ним все было так легко… Она подумала: «Все это слишком хорошо и долго не продлится. Я скоро проснусь, я это знаю, и окажется, что это был лишь сон. Я так счастлива здесь – уже два месяца, и они пронеслись, как один миг».

И правда, их жизнь текла поразительно приятно. Дворецкий Квентин проявил себя настоящим самодержцем в доме номер семь по Чевиот-плейс.

– Если вы предоставите дела мне, мадам, – с почтением заявил он, – то все будет устроено наилучшим образом.

Каждую неделю он приносил ей отчет о домашних расходах, и их общая сумма оказывалась на удивление маленькой. В доме было всего две служанки – кухарка и горничная. Они отличались приятными манерами и очень хорошо справлялись со своими обязанностями, но именно Квентин управлял домом. Иногда на столе появлялась дичь и домашняя птица, что вызывало у миссис Сент-Винсент озабоченность. Квентин ее успокаивал. Их присылали из загородного поместья лорда Листердейла, «Кингз-Чевиот», или с его болот в Йоркшире. «Это давний обычай, мадам».

В глубине души миссис Сент-Винсент сомневалась, что отсутствующий лорд Листердейл согласился бы с этими словами. Она была склонна подозревать, что Квентин узурпировал права своего хозяина. Было ясно, что они ему очень нравятся и что, по его мнению, для них он готов на что угодно.

Заявление Руперта пробудило любопытство миссис Сент-Винсент, и она попыталась кое-что узнать во время следующей беседы с агентом по сдаче дома, упомянув о лорде Листердейле. Седовласый старый джентльмен с готовностью ответил на ее вопрос. Да, он находится в Восточной Африке и живет там последние полтора года.

– Наш клиент – довольно эксцентричный человек, – сказал дворецкий, широко улыбаясь. – Он уехал из Лондона самым необычным образом, как вы, наверное, помните. Ни слова никому не сказал. Газеты ухватились за эту историю. Скотленд-Ярд даже провел расследование. К счастью, из Восточной Африки было получено письмо от самого лорда Листердейла. Он передал своему родственнику, полковнику Карфаксу, полномочия на ведение дел. Именно последний ведет все его дела. Да, боюсь, это довольно эксцентрично. Но он всегда очень любил путешествовать по диким местам и, вполне вероятно, еще много лет не вернется в Англию, хоть он уже не молод.

– Несомненно, он не так уж стар, – возразила миссис Сент-Винсент, вдруг вспомнив грубовато-добродушное бородатое лицо, напоминающее моряка елизаветинской эпохи, которое однажды видела в иллюстрированном журнале.

– Средних лет, – ответил седовласый джентльмен. – Ему пятьдесят три, если верить справочнику Дебретта.

Этот разговор миссис Сент-Винсент пересказала Руперту, намереваясь пристыдить сего юного джентльмена.

Однако сын не был обескуражен.

– Мне это кажется еще более подозрительным, – заявил он. – Кто этот полковник Карфакс? Вероятно, он унаследует титул, если с Листердейлом что-нибудь случится. Это письмо из Восточной Африки, наверное, подделка. Через три года, или сколько там, этот Карфакс заявит о его смерти и присвоит титул. А пока в его руках управление всем имуществом… Очень подозрительно, я бы сказал.

Руперт милостиво снизошел до одобрения дома. В минуты досуга он простукивал панельную обшивку и проводил сложные измерения в надежде обнаружить потайную комнату, но мало-помалу его интерес к тайне лорда Листердейла угас. Он также проявлял заметно меньше энтузиазма в вопросе о дочери владельца табачной лавки. Атмосфера сказывалась…

Барбаре дом принес огромное удовлетворение. Джим Мастертон навестил их и стал частым гостем в доме. Они с миссис Сент-Винсент прекрасно поладили, и он однажды сказал Барбаре нечто такое, что ее поразило.

– Этот дом – прекрасная оправа для вашей матери, знаете ли.

– Для мамы?

– Да. Он просто создан для нее! Это ее дом, как ни удивительно. Знаете, в нем есть нечто странное, нечто сверхъестественное и потустороннее…

– Не становитесь похожим на Руперта, – умоляющим голосом сказала Барбара. – Он убежден, что этот злобный полковник Карфакс убил лорда Листердейла и спрятал его труп под полом.

Мастертон рассмеялся:

– Восхищен детективным рвением Руперта… Нет, я не имел в виду ничего подобного. Но здесь есть нечто такое в воздухе, в атмосфере, нечто не совсем понятное…

Они прожили на Чевиот-плейс уже три месяца, когда Барбара пришла к матери с сияющим лицом.

– Мы с Джимом… мы обручились. Да, вчера вечером. Ох, мама! Все это кажется мне ожившей сказкой.

– О, моя дорогая! Я так рада, так рада…

Мать и дочь крепко обнялись.

– Знаешь, Джим влюблен в тебя почти так же сильно, как и в меня, – наконец сказала Барбара с озорным смешком.

Миссис Сент-Винсент очень мило покраснела.

– Да, влюблен, – настаивала девушка. – Ты думала, что этот дом станет такой красивой оправой для меня, а он в самом деле стал оправой для тебя. Мы с Рупертом здесь не совсем на своем месте. А ты – да.

– Не говори чепухи, дорогая.

– Это не чепуха. В нем атмосфера заколдованного замка, и ты в нем – заколдованная принцесса, а Квентин… о, он – добрый волшебник.

Миссис Сент-Винсент рассмеялась и признала, что последнее – сущая правда.

Руперт принял новость о помолвке сестры совершенно спокойно.

– Я так и думал, что в воздухе носится нечто подобное, – глубокомысленно заметил он.

Они с матерью ужинали вместе. Барбара куда-то пошла с Джимом.

Квентин поставил перед ними портвейн и бесшумно вышел.

– Вот чудной старик, – произнес Руперт, кивая в сторону закрывшейся двери. – В нем есть что-то странное, знаешь ли, что-то…

– Не подозрительное? – перебила миссис Сент-Винсент с легкой улыбкой.

– Ну, мама, откуда ты знаешь, что я собирался сказать? – совершенно серьезно спросил Руперт.

– Это же твое любимое слово, дорогой. Ты все считаешь подозрительным. Полагаю, ты подозреваешь, что именно Квентин прикончил лорда Листердейла и спрятал его под полом?

– За панельной обшивкой, – поправил Руперт. – Ты всегда немного не так все понимаешь, мама. Нет, я навел справки. Квентин в то время находился в поместье «Кингз-Чевиот».

Миссис Сент-Винсент улыбнулась ему, встала из-за стола и прошла в гостиную. В некотором смысле Руперт пока так и не стал взрослым.

И все-таки ей вдруг в первый раз стало любопытно, почему лорд Листердейл так внезапно покинул Англию. Что-то должно за этим скрываться, что-то объясняющее это внезапное решение. Она все еще размышляла над этим, когда вошел Квентин с кофе на подносе, и заговорила, повинуясь внезапному порыву:

– Вы долго служили у лорда Листердейла, правда, Квентин?

– Да, мадам, с тех пор, как был совсем молодым парнем двадцати одного года. Это было еще при жизни покойного лорда. Я начинал третьим лакеем.

– Наверное, вы очень хорошо знаете лорда Листердейла. Что он за человек?

Дворецкий немного повернул поднос, чтобы ей было удобнее брать сахар, и ответил ровным, бесстрастным тоном:

– Лорд Листердейл был очень эгоистичным джентльменом, мадам, он не думал о других.

Он взял поднос и понес его из комнаты. Миссис Сент-Винсент сидела с кофейной чашкой в руке и задумчиво хмурила брови. Что-то в его ответе показалось ей странным, кроме высказанных им взглядов. Через минуту ее осенило.

Квентин сказал о лорде Листердейле «был». Но, значит, он должен думать… должен считать… Миссис Сент-Винсент одернула себя. Она ничем не лучше Руперта! Но ее определенно охватила тревога. Потом она считала, что именно в тот момент у нее зародились первые подозрения.

Теперь, когда счастье и будущее Барбары были обеспечены, у нее оставалось время на свои собственные мысли, и против ее собственной воли они сосредоточились на тайне лорда Листердейла. Что же произошло в действительности? Что бы это ни было, Квентин что-то об этом знает. Его слова звучали странно – «очень эгоистичный джентльмен, не думал о других»… Что же кроется за этими словами? Он произнес их, как судья, отстраненно и беспристрастно.

Причастен ли Квентин к исчезновению лорда Листердейла? Принимал ли он активное участие в возможной трагедии? В конце концов, каким бы смехотворным ни казалось в то время предположение Руперта, то единственное письмо о передаче права распоряжаться его имуществом из Восточной Африки… оно вызвало подозрения.

Но как миссис Сент-Винсент ни старалась, она не могла поверить в то, что Квентин способен причинить кому-то зло. Квентин, снова и снова твердила она себе, хороший; она использовала это слово так, как мог бы его использовать ребенок. Квентин хороший. Но он что-то знает!

Она больше никогда не говорила с ним о его хозяине. Казалось, эта тема забыта. У Руперта и Барбары было о чем подумать, и больше они этого не обсуждали.

Только к концу августа ее смутные догадки воплотились в реальность. Руперт уехал на две недели в отпуск вместе с другом, у которого был мотоцикл с прицепом. Прошло дней десять после его отъезда, когда миссис Сент-Винсент с удивлением увидела, как он вбежал в комнату, где она сидела за письменным столом.

– Руперт! – воскликнула она.

– Я знаю, мама. Ты меня ждала только через три дня. Но кое-что произошло. Андерсону, моему приятелю, ты его знаешь, было все равно, куда поехать, поэтому я предложил заглянуть в «Кингз-Чевиот»…

– «Кингз-Чевиот»? Но зачем…

– Тебе хорошо известно, мама, что я всегда чуял нечто подозрительное в том, что здесь творится. Ну, я и посмотрел на это старое поместье – его сдают внаем, знаешь ли, – и ничего такого там не увидел. Не то чтобы я ожидал что-то найти – просто разнюхивал, так сказать.

Да, подумала она, в этот момент Руперт был очень похож на пса. Бегал кругами, охотился за чем-то неопределенным и неясным, повинуясь инстинкту, и был деловит и счастлив.

– Это случилось тогда, когда мы проезжали по деревне в восьми-девяти милях оттуда. То есть я его увидел.

– Увидел кого?

– Квентина, он входил в маленький домик. Это подозрительно, сказал я себе; мы остановились, и я вернулся. Постучал в дверь, и он сам ее открыл.

– Но я не понимаю. Квентин никуда не уезжал…

– Я сейчас подойду к этому, мама. Если бы ты только слушала и не перебивала меня. Это был Квентин, и это был не Квентин, если ты меня понимаешь.

Миссис Сент-Винсент явно не понимала, поэтому он продолжал объяснять:

– Это был Квентин, никаких сомнений, но это был не наш Квентин. Он был настоящий.

– Руперт!

– Ты слушай. Я сам сначала обманулся и спросил: «Вы Квентин, не так ли?» И старик ответил: «Совершенно верно, сэр, это мое имя. Чем я могу вам помочь?» И тогда я увидел, что это не наш Квентин, хотя и очень похож на него – и голос, и остальное… Я задал несколько вопросов, и все разъяснилось. Старик понятия не имел о том, что происходит что-то подозрительное. Он действительно служил дворецким у лорда Листердейла, ушел на пенсию и получил этот домик примерно в то время, когда лорд Листердейл якобы уехал в Африку. Ты понимаешь, куда это нас ведет? Этот человек – самозванец, он играет роль Квентина в своих собственных целях. У меня такая гипотеза: он приехал в тот вечер в город, маскируясь под дворецкого из «Кингз-Чевиот», пришел поговорить с лордом Листердейлом, убил его и спрятал труп за панельной обшивкой. Это старый дом, здесь наверняка есть потайные ниши…

– О, не начинай все снова, – возмущенно перебила его миссис Сент-Винсент. – Я этого не вынесу. Зачем ему это надо было – вот что я хочу знать, зачем? Если он так поступил – а я в это не поверю ни на секунду, имей в виду, – какие у него были на то причины?

– Ты права, – согласился Руперт. – Мотив – это важно. Я навел справки. Лорду Листердейлу принадлежит много домов. За два дня я выяснил, что в последние полтора года практически каждый из этих домов сдан внаем таким людям, как мы, за номинальную арендную плату и с условием, что слуги останутся в доме. И в каждом случае сам Квентин – то есть человек, называющий себя Квентином, – некоторое время жил там в качестве дворецкого. Похоже, что в одном из домов лорда Листердейла что-то спрятано – драгоценности или документы, – и банда не знает, в каком именно. Я предполагаю, что это банда, но, конечно, этот Квентин, возможно, действует в одиночку. Есть…

Миссис Сент-Винсент весьма решительно перебила его:

– Руперт! Помолчи минутку. У меня от тебя голова кружится. Все равно, то, что ты говоришь, – чепуха, насчет банд и спрятанных документов.

– Есть и другая версия, – признал Руперт. – Этот Квентин, возможно, человек, которому лорд Листердейл чем-то навредил. Настоящий дворецкий рассказал мне длинную историю о человеке по имени Сэмюэль Лоу – помощнике садовника, – и он был примерно того же роста и телосложения, что и сам Квентин. Он был обижен на Листердейла…

Миссис Сент-Винсент вздрогнула.

«Не думал о других». Эти слова, произнесенные бесстрастным, размеренным тоном всплыли в ее памяти. Ни о чем не говорящие слова, но что они могли означать?

Погруженная в свои мысли, женщина почти не слушала Руперта. Он быстро объяснил ей что-то, она не совсем поняла, что именно, и поспешно вышел из комнаты.

Затем миссис Сент-Винсент очнулась. Куда ушел Руперт? Что он намеревается делать? Она не уловила его последние слова. Возможно, он пошел в полицию. В этом случае…

Она резко встала и позвонила. Квентин явился с обычной быстротой.

– Вы звонили, мадам?

– Да. Войдите, пожалуйста, и закройте дверь.

Дворецкий повиновался, и миссис Сент-Винсент минуту молчала, серьезно и внимательно глядя на него. Она думала: «Он был добр ко мне – никто не знает, как он был добр. Дети не поймут. Эта дикая история Руперта может быть полной чепухой. С другой стороны, в ней, возможно – да, возможно, – что-то есть. Зачем гадать? Невозможно знать наверняка. Кто прав, кто не прав, я хочу сказать… А я готова поставить на кон свою жизнь – да, готова! – что он хороший человек».

Дрожа и краснея, она заговорила:

– Квентин, мистер Руперт только что вернулся. Он ездил в «Кингз-Чевиот», в деревню рядом с поместьем… – Она замолчала, заметив, как он вздрогнул, не сумев скрыть этого. – Он… он кое-кого видел, – продолжила она ровным голосом и подумала про себя: «Вот он и предупрежден. По крайней мере, он предупрежден».

После первой реакции к Квентину вернулась его обычная невозмутимость, но он не отрывал взгляда, внимательного и острого, от ее лица, и в нем было еще что-то, чего она раньше не замечала. Впервые он смотрел на нее глазами мужчины, а не слуги.

Несколько секунд дворецкий колебался, затем произнес слегка изменившимся голосом:

– Зачем вы мне это говорите, миссис Сент-Винсент?

Не успела она ответить, как дверь распахнулась и в комнату вошел Руперт. С ним вошел почтенный мужчина средних лет с небольшими бакенбардами, похожий на добродушного архиепископа. Квентин!

– Вот он, – объявил Руперт. – Настоящий Квентин. Он ждал меня в такси у дома. Ну, Квентин, посмотрите на этого человека и скажите мне – это Сэмюэль Лоу?

Для Руперта то был момент торжества. Но продлился он недолго – почти сразу же молодой человек почувствовал что-то неладное. Так как настоящий Квентин выглядел сконфуженным и очень смущенным, в то время как второй Квентин широко улыбался с неприкрытой радостью.

Он похлопал своего смущенного двойника по спине:

– Все в порядке, Квентин. Наверное, когда-нибудь все равно пришлось бы выпустить кота из мешка. Можешь им сказать, кто я такой.

Почтенный незнакомец выпрямился.

– Это, сэр, – заявил он с упреком в голосе, – мой хозяин, лорд Листердейл, сэр.