Коррупция: природа, проявления, противодействие Коллектив авторов

Коллектив авторов

Александрова О.А. – референт Департамента организации контроля Министерства юстиции Российской Федерации – § 3 гл.6;

Бахарев А.В. – канд. юрид. наук, ведущий научный сотрудник НИИ Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации – § 2 гл.1 (в соавторстве);

Булавин С.П. – канд. юрид. наук, доцент, заслуженный сотрудник органов внутренних дел Российской Федерации, заслуженный юрист Российской Федерации, статс-секретарь – заместитель Министра внутренних дел Российской Федерации – § 3 гл. 1 (в соавторстве), § 5 гл. 5;

Васильев В.И. – д-р юрид. наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, главный научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 7 гл. 4 (в соавторстве);

Витушкин В.А. – канд. юрид. наук, ведущий научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 1 гл. 6;

Габов А.В. – д-р юрид. наук, заведующий отделом Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 1, 2, 3 гл. 7 (в соавторстве);

Голованова Н.А. – канд. юрид. наук, заслуженный юрист Российской Федерации, ведущий научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – гл. 8 (в соавторстве);

Горохов Д.Б. – канд. юрид. наук, ведущий научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 4 гл. 6;

Дубик С.Н. – канд. юрид. наук, начальник Управления Президента Российской Федерации по вопросам государственной службы и кадров – § 1 гл. 5;

Емельянцев В.П. – канд. юрид. наук, заместитель директора Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 6 гл. 3;

Иванов С.Б. – Руководитель Администрации Президента Российской Федерации, председатель президиума Совета при Президенте Российской Федерации по противодействию коррупции – предисловие;

Иванюк О.А. – канд. юрид. наук, старший научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 8 гл. 4 (в соавторстве);

Илий С.К. – канд. юрид. наук, доцент, ведущий научный сотрудник НИИ Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации – § 2, 3 гл. 1 (в соавторстве);

Калмыкова А.В. – старший научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 2 гл. 4 (в соавторстве);

Капустин А.Я. – д-р юрид. наук, профессор, и.о. заместителя директора Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 4. гл. 2;

Кашепов В.П. – д-р юрид. наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, заведующий отделом Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 4 гл. 3 (в соавторстве), § 4 гл. 4 (в соавторстве);

Каширкина А.А. – канд. юрид. наук, ведущий научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 1 гл. 2 (в соавторстве);

Козлов Т.Л. – канд. юрид. наук, заведующий отделом НИИ Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации, § 5 гл. 4 (в соавторстве), § 4 гл. 5 (в соавторстве);

Колесник А.А. – заместитель начальника отдела Научно-исследовательского центра ФСБ России – § 5 гл. 2 (в соавторстве), приложение (в соавторстве);

Кошаева Т.О. – канд. юрид. наук, доцент, ведущий научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 4 гл. 3 (в соавторстве);

Кудашкин А.В. – д-р юрид. наук, профессор, заместитель директора НИИ Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации – § 5 гл. 4 (в соавторстве), § 2 гл. 6;

Кузнецов В.И. – канд. юрид. наук, старший научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 3 гл. 5;

Лафитский В.И. – канд. юрид. наук, заслуженный юрист Российской Федерации, заместитель директора Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – гл. 8 (в соавторстве);

Лебедева Е.А. – канд. юрид. наук, старший научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 3 гл. 4, § 4 гл. 5 (в соавторстве);

Лещенков Ф.А. – младший научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – гл. 8 (в соавторстве);

Лобанов И.В. – канд. юрид. наук, директор Департамента государственной службы и кадров Правительства Российской Федерации – § 2 гл. 4 (в соавторстве);

Ломакина Л.А. – канд. юрид. наук, доцент, старший научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 4 гл. 4 (в соавторстве);

Лукьянова В.Ю. – канд. филос. наук, ведущий научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 1 гл. 1, § 1, 8 гл. 3;

Макарова О.В. – канд. юрид. наук, старший научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 5 гл. 3;

Минская С.В. – канд. юрид. наук, ведущий научный сотрудник НИИ Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации – § 3 гл. 1 (в соавторстве);

Молотников А.Е. – канд. юрид. наук, ведущий научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 1, 2, 3 гл. 7 (в соавторстве);

Моцная О.В. – канд. юрид. наук, старший научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 7 гл. 3 (в соавторстве);

Найденко В.Н. – канд. юрид. наук, начальник Научно-исследовательского центра ФСБ России – § 5 гл. 2 (в соавторстве), приложение (в соавторстве);

Нарышкин С.Е. – д-р экон. наук, Председатель Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации – обращение «К читателю»;

Ноздрачев А.Ф. – д-р юрид. наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, заведующий отделом Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 2 гл. 5 (в соавторстве);

Нуртдинова А.Ф. – д-р юрид. наук, главный научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 7 гл. 3 (в соавторстве);

Павлушкин А.В. – канд. юрид. наук, заведующий отделом Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 5 гл. 7;

Постников А.Е. – д-р юрид. наук, заведующий отделом Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 7 гл. 4 (в соавторстве);

Семилютина Н.Г. – д-р юрид. наук, заведующий отделом Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 4 гл. 7;

Степашин С.В. – д-р юрид. наук, профессор, Председатель Счетной палаты Российской Федерации – § 2 гл. 3, § 6 гл. 4 (в соавторстве);

Тимошенко И.Г. – канд. юрид. наук, заведующий отделом Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 7 гл. 4 (в соавторстве), гл. 8 (в соавторстве);

Тиунов О.И. – д-р юрид. наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, заслуженный юрист Российской Федерации, заведующий отделом Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 1 гл. 2 (в соавторстве);

Тихомиров Ю.А. – д-р юрид. наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, главный научный сотрудник, координатор фундаментальных научных исследований Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – заключение;

Федоров А.В. – канд. юрид. наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, первый заместитель Министра юстиции Российской Федерации – § 3 гл. 2;

Хабриева Т.Я. – академик РАН, д-р юрид. наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, директор Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – «Коррупция и право: Доктринальные подходы к постановке проблемы (вместо введения)»;

Цирин А.М. – канд. юрид. наук, заместитель заведующего Центром публичных правовых исследований Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 2, 6 гл. 2, § 3 гл. 3, § 1 гл. 4;

Чернобель Г.Т. – канд. юрид. наук, ведущий научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 8 гл. 4 (в соавторстве);

Чиканова Л.А. – д-р юрид. наук, заведующий отделом Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – § 7 гл. 3 (в соавторстве), § 2 гл. 5 (в соавторстве);

Шахрай С.М. – д-р юрид. наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, руководитель Аппарата Счетной палаты Российской Федерации – § 6 гл. 4 (в соавторстве).

Ответственный редактор – Т.Я. Хабриева;

заместитель ответственного редактора – В.Ю. Лукьянова

Alexandrova O.A. – referent of the Department on control organizations of the Ministry of Justice of the Russian Federation – § 3 Ch. 6;

Bakharev A.V. – doctor of law, senior research fellow at the Research Institute of the Academy of the Russian Federation Prosecutor General’s Office – § 2 Ch. 1 (in collaboration);

Bulavin S.P. – doctor of law, Associate Professor, Honored Lawyer of the Russian Federation, State Secretary – Deputy Minister of Internal Affairs of the Russian Federation – § 3 Ch. 1 (in collaboration) – § 5 Ch. 5;

Vasilyev V.I. – doctor of law, Professor, Honored Scientist of the Russian Federation, chief research fellow at the ILCL – § 7 Ch. 4 (in collaboration);

Vitushkin V.A. – doctor of law, leading research fellow at the ILCL – § 1 Ch. 6;

Gabov A.V. – doctor of law, Head of the Department of civil legislation and procedures of the ILCL – § 1, 2, 3 Ch. 7 (in collaboration);

Golovanova N.A. – doctor of law, Honored Lawyer of the Russian Federation, senior research fellow of the ILC–Ch. 8 (in collaboration);

Gorokhov D.B. – doctor of law, senior research fellow of the ILCL – § 4 Ch. 6;

Dubik S.N. – doctor of law, head of the President Administration of the Russian Federation for Civil Service and Personnel – § 1 Ch. 5;

Emelyantsev V.P. – doctor of law, deputy director of the ILCL – § 6 Ch. 3;

Ivanov S.B. – Chief of Staff of the Presidential Executive Office, Chairman of the Presidium of the Presidential Council for Countering Corruption – Preface;

Ivanyuk O. A. – doctor of law, senior research fellow of the ILCL – § 8 Ch. 4 (in collaboration);

Ily S.K. – doctor of law, Associate Professor, Senior Research fellow at the Research Institute of the Academy of Prosecutor General’s Office of the Russian Federation – § 2, 3 Ch. 1 (in collaboration);

Kalmykova A.V. – senior Research Fellow of the ILCL–Ch. 4 § 2 (in collaboration);

Kapustin A.Y. – doctor of law, Professor, deputy director of the ILCL – § 4 Ch. 2;

Kashepov V.P. – doctor of law, professor, Honored Lawyer of the Russian Federation, head of the Criminal law and procedures department of the ILCL – § 4 Ch. 3 (co-authored), § 4 Ch. 4 (in collaboration);

Kashirkina A.A. – doctor of law, leading research fellow at the ILCL – § 1 Ch. 2 (in collaboration);

Kozlov T.L. – doctor of law, Head of the Department at the Research Institute of the Academy of Prosecutor General’s Office of the Russian Federation – § 5 Ch. 4 (co-authored), § 4 Ch. 5 (in collaboration);

Kolesnik A.A. – Deputy Head of Department at the Research Centre under the Russian Federal Security Service – § 5 Ch. 2 (in collaboration), the application (in collaboration);

Koshaeva T.O. – doctor of law, associate professor, leading research fellow of the ILCL – § 4 Ch. 3 (In collaboration);

Kudashkin A.V. – doctor of law, professor, Deputy Head of Research Institute of the Academy of Prosecutor General’s Office of the Russian Federation – § 5 Ch. 4 (co-authored), § 2 Ch. 6;

Kuznetsov, V.I. – doctor of law, senior research fellow at the ILCL – § 3 Ch. 5;

Lafitsky V.I. – doctor of law, Honored Lawyer of the Russian Federation, deputy director of the ILCL–Ch. 8 (in collaboration);

Lebedeva E.A. – doctor of law, senior research fellow at the ILCL – § 3 Ch. 4, § 4 Ch. 5 (in collaboration);

Leshchenkov F.A. – junior research fellow at ILCL–Ch. 8 (in collaboration);

Lobanov I.V. – doctor of law, Director of the Department of Civil Service and Personnel of the Government of the Russian Federation – § 2 Ch. 4 (in collaboration);

Lomakina L.A. – doctor of law, associate professor, senior research fellow at the ILCL – § 4 Ch. 4 (in collaboration);

Lukyanova V.Y. – Ph.D. in philosophy, leading research fellow at the ILCL – § 1 Ch. 1, § 1, 8 Ch. 3;

Makarova O.V. – doctor of law, senior research fellow at the ILCL – § 5 Ch. 3;

Minskaya S.V. – doctor of law senior research fellow at the Research Institute of the Academy of Prosecutor General’s of the Russian Federation – § 3 Ch. 1 (in collaboration);

Molotnikov A.E. – doctor of law, leading research fellow at the ILCL – § 1, 2, 3 Ch. 7 (in collaboration);

Motsnaya O.V. – doctor of law, senior research fellow at the ILCL – § 7, Ch. 3 (in collaboration);

Naidenko V.N. – doctor of law, Head of the Research Centre under the Russian Federal Security Service of Russian Federal Security Service – § 5 Ch. 2 (in collaboration), the application (in collaboration);

Naryshkin S.E. – doctor of economics, Chairman of the State Duma of the Federal Assembly of the Russian Federation – address «To the Reader»;

Nozdrachev A.F. – doctor of law, professor, Honored Scientist of the Russian Federation, Head of the department of administrative legislation at the ILCL – § 2 Ch. 5 (in collaboration);

Nurtdinova A.F. – doctor of law, chief research fellow at the ILCL – § 7 Ch. 3 (in collaboration);

Pavlushkin A.V. – doctor of law, Head of the Legislation Monitoring Department of the ILCL – § 5 Ch. 7;

Postnikov A.E. – doctor of law, Head of the Constitutional Law Department of the ILCL – § 7 Ch. 4 (in collaboration);

Semilyutina N.G. – doctor of law, Head of the Civil Legislation of Foreign Countries Department of the ILCL – § 4 Ch. 7;

Stepashin S.V. – doctor of law, Professor, Chairman of the Accounts Chamber of the Russian Federation, Chairman of the Association of control and audit bodies of the Russian Federation – § 2 Ch. 3, § 6 Ch. 4 (in collaboration);

Tymoshenko I.G. – doctor of law, Head of the Constitutional and administrative legislation of foreign countries department of the ILCL – § 7 Ch. 4 (co-authored), Ch. 8 (in collaboration);

Tiunov O.I. – doctor of law, Professor, Honored Lawyer of the Russian Federation, Honored Scientist of Russian Federation, Head of the International Public Law Department of the ILCL – § 1 Ch. 2 (in collaboration);

Tikhomirov Y.A. – doctor of law, Professor, Honored Scientist of Russian Federation, Corresponding Member of the International Academy of Comparative Law, chief research fellow, basic and applied scientific research coordinator at the ILCL–Conclusion;

Fedorov A.V. – doctor of law, professor, Honored Lawyer of the Russian Federation, First Deputy Minister of Justice of the Russian Federation – § 3 Ch. 2;

Khabrieva T.Y. – Academician of the Russian Academy of Sciences, Doctor of Law, Professor, Honored Lawyer of the Russian Federation, Director of the ILCL – «Corruption and the Law: Doctrinal approaches to the problem (rather than the Introduction)»;

Tsirin A.M. – doctor of law, Deputy Head of the Public Law Centre at the ILCL – § 2, 6 Ch. 2, § 3 Ch. 3, § 1 Ch. 4;

Chernobel G.T. – doctor of law, senior researcher at the ILCL – § 8 Ch. 4 (in collaboration);

Chikanova L.A. – doctor of law, Head of the Labour Legislation Department of the ILCL – § 7 Ch. 3 (co-authored), § 2 Ch. 5 (in collaboration);

Shakhrai S.M. – doctor of law, Professor, Honored Lawyer of the Russian Federation, Chief of Body of the Accounting Chamber of the Russian Federation – § 6 Ch. 4 (in collaboration).

Editor-in-Chief – T.Y. Khabrieva;

Deputy editor-in-chief – V.Y. Lukyanova.

К читателю

Курс нашего государства на устойчивое социально-экономическое развитие не будет гарантирован без прочного правопорядка. Законодательство создает для этого стабильную основу, а реализация правовых актов обеспечивает их реальную эффективность. Но размах нашей деятельности и объем преобразований неизбежно сопровождаются социальными издержками, когда правовое сознание и поведение граждан отстают от высокого уровня правовых требований.

Характер наиболее опасной социальной болезни как в нашей стране, так и в других государствах приобрела коррупция. Ее причины коренятся в укладе жизни и в недостатках законодательства и практики правоприменения. Эгоцентризм и культ обогащения и приобретения личных выгод подавляют публичный интерес и наносят удар по конституционным институтам государства и общества, ведут к громадным экономическим и социальным потерям. Коррупция мрачной тенью нависла над нашим общественным зданием и грозит его ослабить и разрушить.

Поэтому противодействие коррупции и борьба с ней приобрели в нашей стране наступательный и системный характер. Отрадно, что этим же озабочено и мировое сообщество, чьи международно-правовые документы служат основой антикоррупционной деятельности государств. Причем Россия в законодательном освоении требований антикоррупционных конвенций занимает передовые позиции, не уступая зарубежным государствам. Практически все международные обязательства нашей страны исполнены. Нерешенным остается ряд проблем, связанных в основном с особенностями национальной правовой системы. Поэтому, несмотря на то, что правовой базис борьбы с коррупцией уже сформирован, совершенствование российского антикоррупционного законодательства продолжается. И здесь многое зависит от координации усилий всех ячеек нашего общества и государства.

Современный период развития государства и общества, развития демократии в нашей стране очень богат на разнообразные общественные инициативы, которые касаются всех сторон нашей жизни, не исключая вопросы противодействия коррупции. Важно, чтобы эти общественные инициативы не уходили «в песок», а трансформировались в проекты законов, иных нормативных актов, в иные проекты, которые реализуются как на уровне муниципалитетов и регионов, так и на федеральном уровне.

Не менее значимым является и последовательное использование, реализация принятых нормативных актов. Государственные органы и служащие обязаны быть образцом активной социально-полезной деятельности и не допускать отклонений от норм закона и принципов служебной этики. Работники учреждений и организаций призваны быть честными в своей деятельности по оказанию государственных и муниципальных услуг. И бизнес-сообщество должно быть нетерпимо к коррупционным проявлениям в своей среде и в отношениях с государственными служащими.

Но даже самые прогрессивно мыслящие государственные лидеры не смогут успешно противостоять социальному злу, каким является коррупция, без общественной поддержки. Необходимо, чтобы все институты гражданского общества активно включились в антикоррупционную борьбу. Общественные объединения, партии, профсоюзы, творческие союзы, общественные фонды могут активизировать гражданскую позицию людей и обострить их нетерпимость к коррупционным проявлениям. Законопослушание – основная преграда на пути коррупции. Не случайно Президент Российской Федерации недавно утвердил «Основы государственной политики Российской Федерации в сфере развития правовой грамотности и правосознания граждан».

Таковы исходные позиции авторов данной книги. В ней дан системный анализ причин и условий проявления коррупции и способов ее предотвращения и устранения. Обобщен отечественный и зарубежный опыт в этой сфере, предложены полезные выводы и рекомендации. Комплексный характер монографии делает ее полезной для ученых и преподавателей, государственных и муниципальных служащих и работников всех учреждений и организаций.

Книга рекомендуется широкому кругу читателей.

С.Е. Нарышкин,

Председатель Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации

Предисловие

Настоящая монография представляет собой одну из первых попыток комплексного правового анализа проблем противодействия коррупции. Ее цель – исследовать причины и типичные проявления коррупции в обществе, охарактеризовать международно-правовые стандарты и отечественное законодательство, организационно-правовые и иные меры предотвращения и устранения коррупционных проявлений, провести сравнительно-правовой анализ зарубежной практики.

В России, как и в других странах мира, эта проблема исключительно актуальна. Очевидно, что уверенное продвижение большинства современных реформ напрямую зависит от того, насколько эффективно будет вестись борьба с коррупцией, поэтому особое значение приобретает системное формирование антикоррупционных механизмов, среди которых важное место занимает использование правового инструментария.

Антикоррупционная стратегия правотворчества и правоприменения направлена не только на неотвратимость наказания за факты мздоимства, но и на последовательную ликвидацию самих условий для совершения коррупционных действий, устранение законодательных «пробелов», позволяющих «нечистым на руку» людям совершать преступления. Совершенствование этой стратегии во многом связано с теоретико-методологической и теоретико-правовой постановками проблемы.

Особенно значимой является роль правовой науки и юридического образования в формировании негативного отношения общества ко всем проявлениям коррупции, в сокращении существенного разрыва между формальными нормами и реальным поведением граждан, представителей власти и бизнеса. Уровень правовой культуры в немалой степени определяет действенность государственных мер в этой сфере, поэтому государство и общество заинтересованы в активном участии юридической науки в решении проблем борьбы с коррупцией, в широком использовании научных выводов в общественной практике.

Коллектив Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации многие годы анализирует вопросы развития российского права и законодательства. Накопленная методологическая база позволила начать предметное изучение правовых проблем противодействия коррупции и получить статус Междисциплинарного центра координации научного и учебно-методического обеспечения противодействия коррупции.

Надеемся, что данная монография, а также результаты других исследований будут способствовать повышению эффективности реализации Национальной стратегии противодействия коррупции, придадут новый импульс изучению темы и систематизации накопленных знаний, обновлению научных подходов к проблемам эффективности антикоррупционного законодательства с учетом современных юридических технологий.

С.Б. Иванов,

Руководитель Администрации Президента Российской Федерации, председатель президиума Совета при Президенте Российской Федерации по противодействию коррупции

Коррупция и право: доктринальные подходы к постановке проблемы (вместо введения)

Коррупция – серьезный вызов для любого государства и общества. Масштабы этого социального явления способны заметно снизить эффективность государственных институтов, подорвать авторитет власти и в целом престиж страны. Без преодоления коррупции, ставшей системной проблемой, невозможно прогрессивное развитие страны[1].

В настоящее время государства реализуют различные антикоррупционные стратегии, но практически все они характеризуются акцентом на публичную сферу. Такой подход наблюдается в США, Великобритании, Канаде, Германии, Японии, Китае, Сингапуре, странах СНГ и Балтии, а также в других государствах. В основном применяются следующие меры: повышение публичности, гласности, расширение возможностей широкого обсуждения законопроектов и управленческих решений; предотвращение и урегулирование конфликта интересов лиц, работающих в публично-правовой сфере; внедрение этических кодексов для чиновников; развитие административной юстиции и т. п.

Наряду с указанным доминирующим направлением в деятельности государства по противодействию коррупции во многих странах взят курс на криминализацию коррупции в частном секторе с выделением самостоятельных статей уголовного кодекса (Германия, США, Франция, Норвегия, Греция, Дания, Хорватия, Босния и Герцеговина, Эстония и др.). Набирает силу тенденция активизации вмешательства государства в частную сферу. Так, в США и Великобритании законодательство предписывает коммерческим компаниям организацию надлежащего порядка их деятельности, недопускающего коррупционные практики[2]. При этом для частной сферы в свете борьбы с коррупцией характерно участие самого бизнеса, который полноценно развивает как общесистемные, так и внутрикорпоративные антикоррупционные средства и способы: взаимодействие со СМИ, создание эффективных механизмов отстаивания интересов предпринимателей (в том числе коллективных); отказ от контактов с компаниями, замешанными в коррупционных скандалах; создание структурных подразделений компаний, обеспечивающих взаимодействие с органами государства; развитие культуры компании, основанной на неприятии коррупционного поведения; осуществление независимого аудита эффективности противодействия коррупции в компании и т. д.

Большинству государственных антикоррупционных стратегий присуще единство принципов противодействия коррупции как в публичной, так и в частной сфере. Борьба с коррупцией в государственном и негосударственном секторах строится на общих началах: публичности и прозрачности деятельности; недопущения конфликта интересов; контроля и ответственности лиц.

Так, в государственном секторе принцип публичности и прозрачности деятельности реализуется в таких правовых формах, как опубликование информации, относящейся к деятельности государственных органов, в том числе по итогам аудиторских и иных проверок; декларирование не только доходов, но и расходов государственных и муниципальных чиновников. В негосударственном секторе зарубежных стран принцип публичности и прозрачности обеспечивается внедрением Международных стандартов финансовой отчетности, принятием внутрикорпоративных правил делопроизводства и отчетности сотрудников компаний и другими средствами.

Принцип недопущения конфликта интересов достигается и в государственном, и в негосударственном, прежде всего коммерческом, секторах. Законодательство большей части государств обязывает государственных чиновников предоставлять информацию о своей деятельности, которая может привести к конфликту интересов. Например, в Финляндии закон обязывает должностных лиц информировать о своем участии в коммерческой деятельности, принадлежащих им ценных бумагах, ином имуществе, долговых обязательствах и не допускает их участия в принятии решений, в которых есть заинтересованность. Аналогичные требования, установленные законодательством и внутрикорпоративными правилами, предъявляются и к сотрудникам частных компаний.

Принцип контроля за деятельностью и ответственности лиц действует не только в государственных органах и учреждениях, но и в негосударственных компаниях и организациях. Он поддерживается использованием таких средств, как отчетность и подотчетность, выборность и ротация руководящих кадров, применение санкций в отношении виновных лиц.

Анализ зарубежного опыта свидетельствует, что ощутимых успехов в борьбе с коррупцией добились страны, в которых применяется комплексный подход к противодействию коррупции, который предполагает применение системы политических, правовых, организационных, экономических, пропагандистских и иных мер, направленных на устранение причин коррупции, повышение эффективности работы государственного аппарата, обеспечение выявления, предупреждения, пресечения, раскрытия и расследования коррупционных правонарушений, минимизацию и (или) ликвидацию последствий коррупционных правонарушений, а также взаимодействие государства, общества, бизнес-структур и граждан в процессе их применения.

Противодействие коррупции традиционно осуществляется по двум основным направлениям:

первое направление – борьба с проявлениями коррупции, с коррупционерами, путем непосредственного воздействия на участников коррупционных отношений любыми законными способами, в том числе и с помощью правового принуждения, в целях пресечения их противоправной деятельности;

второе направление – предупреждение коррупции, формирование и проведение превентивной антикоррупционной политики как самостоятельной функции государства.

Сугубо репрессивный подход низкоэффективен, поскольку, во-первых, имеет характер борьбы с последствиями, а не с причинами. Во-вторых, «стратегия войны», как правило, вызывает значительное противодействие или саботаж со стороны самих «борцов» и со стороны коррупционеров. Так, действия прокуроров в рамках кампании «Чистые руки» в Италии быстро нашли сопротивление среди политиков, что впоследствии привело к прекращению деятельности первых. Репрессивный антикоррупционный орган, созданный в 2002 г. в Румынии, утратил свою самостоятельность и вошел в состав Генеральной прокуратуры. То же самое произошло с антикоррупционным органом в Бельгии.

Превентивная стратегия борьбы с коррупцией (устранение административных барьеров, оптимизация системы государственных закупок, антикоррупционная стандартизация в сфере государственной службы и т. д.) может рассматриваться как приоритетный вектор развития государственной антикоррупционной политики. Сказанное ни в коем случае не означает, что следует отказываться от применения мер юридической ответственности к лицам, совершающим коррупционные правонарушения, но мировой опыт доказывает, что социально-экономический эффект от устранения условий, способствующих коррупции, значительно выше.

Современной характеристикой коррупции стала универсальность, обусловленная распространенностью в государствах с неодинаковым уровнем социально-экономического развития, проникновением в различные сферы государственной и общественной жизни, наличием транснациональных форм. Признано, что в условиях глобализации коррупция в одной стране стала негативно сказываться на развитии многих стран[3]. Осознание общемирового характера проблемы послужило импульсом для создания международной системы противодействия коррупции. Становление международно-правового механизма в этой сфере прошло несколько этапов: от актов по конкретным проблемам противодействия коррупции, от определения основных инструментов и задач борьбы с коррупцией в отдельных сферах жизни государства и общества[4]до универсальной Конвенции ООН против коррупции[5].

При этом характер принимаемых актов неоднороден и различается в универсальных и региональных международных организациях. Если в ООН в основном разрабатывались акты «мягкого права», в региональных международных организациях наряду с резолюциями стали приниматься международные договоры, имеющие обязательный характер[6]. Несмотря на серьезные продвижения международного сообщества в плане единения в борьбе с коррупцией, система международно-правовых актов в этой сфере пока не позволила достичь надлежащей координации правовых средств противодействия коррупции на региональном и универсальном уровнях. Очевидно, что требуется большая согласованность в огромном массиве международных документов и разработка соответствующих принципов и инструментов координации усилий на различных уровнях международного противодействия коррупции.

Имплементация норм международного права в этой сфере является важной составляющей формирования глобального антикоррупционного порядка, а также необходимым условием эффективной борьбы с коррупцией на национальном уровне[7]. Вместе с тем этот процесс требует решения ряда проблем, обусловленных несоответствием международных рекомендаций принципам национальной правовой системы[8]. Тем не менее сохраняет актуальность потребность в усилении эффективности имплементационного механизма международных антикоррупционных актов. Анализ показывает, что реализации актов в национальном законодательстве присуща фрагментация имплементируемых положений, их выборочный и «лоскутный» характер, что значительно снижает успешность правореализации[9].

Важной составляющей процесса реализации антикоррупционных конвенций является информационное обеспечение – доведение до сведения физических и юридических лиц, находящихся под юрисдикцией государства, положений антикоррупционных конвенций, в необходимых случаях – их легальное разъяснение. Правовая «оторванность» и определенное дистанцирование частного сектора и граждан от участия в реализации международно-правовых норм, заложенных в антикоррупционных актах, препятствуют реализации указанных конвенций.

Российское государство, продвигаясь в борьбе с коррупцией, целенаправленно ориентируется на международный опыт, эффективные зарубежные модели, обращается к комбинациям различных мер противодействия этому явлению.

Отечественное законодательство в данной сфере прошло довольно длительный процесс формирования[10]. Регулирование вопросов противодействия коррупции в Российской Федерации долгое время было разрознено – закреплялось отдельными статьями законов о государственной службе, а также на подзаконном уровне, хотя превращение коррупции в угрозу национальной безопасности было признано еще в Концепции национальной безопасности Российской Федерации 2000 г.[11]

Федеральный закон от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции»[12](далее – Закон о противодействии коррупции) и Федеральный закон от 21 ноября 2011 г. № 329-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия коррупции»[13]стали ядром антикоррупционного законодательства, определив понятие коррупции, основные принципы противодействия коррупции, правовые и организационные основы ее предупреждения и борьбы с ней, минимизации и (или) ликвидации последствий коррупционных правонарушений. В связи с их принятием масштабным изменениям подверглись законодательство о государственной и муниципальной службе[14], об административной ответственности, о банках и банковской деятельности, об оперативно-розыскной деятельности, уголовное и уголовно-процессуальное, трудовое, гражданское законодательство.

13 апреля 2010 г. Указом Президента Российской Федерации № 460 утверждена Национальная стратегия противодействия коррупции[15], представленная в качестве последовательно реализуемой и постоянно совершенствуемой системы мер организационно-экономического, правового, информационного и кадрового характера. Она предусматривает ряд важнейших приоритетов, фундаментальных подходов к борьбе с коррупцией, которые составляют существо государственной политики по противодействию коррупции на современном этапе. Основные направления реализации Национальной стратегии противодействия коррупции охватывают федеральный, региональный и муниципальный уровни управления. В отличие от первых этапов борьбы с коррупцией, когда почти все решения принимались на федеральном уровне, предстоящий этап требует огромного количества согласованных действий на всех уровнях власти.

Комплекс мер, направленных против коррупции, опирается и на уже проделанную работу в рамках проводимых реформ в различных сферах общественных отношений. Так, результатом интенсивной реализации административной реформы в России[16], обращенной на формирование прозрачной системы органов исполнительной власти, стало принятие ряда нормативных правовых актов, направленных на ограничение вмешательства государства в экономическую деятельность хозяйствующих субъектов. Произошло упразднение части дублирующих и избыточных функций органов исполнительной власти. Стали прорабатываться административные процедуры в целях рационализации исполнения государственных функций и оказания государственных услуг. Происходит внедрение механизма внесудебного (досудебного) обжалования действий (бездействия) и решений органов исполнительной власти и их должностных лиц, проведение модернизации системы информационного обеспечения органов исполнительной власти и многое другое в свете дальнейших институциональных преобразований в управленческой сфере.

Все это свидетельствует о том, что в России сформирована правовая и организационная основа противодействия коррупции: ратифицированы основные международные соглашения, приняты концептуальные стратегические и национальные плановые антикоррупционные документы, а также нормативные правовые акты, направленные на их реализацию.

Новые шаги связаны с необходимостью перехода к следующему этапу антикоррупционной политики – системному и, как подчеркнуто в Конвенции ООН против коррупции 2003 г., надлежащему осуществлению правовых мер. Требуют своего решения задачи обеспечения единства принципов противодействия коррупции в публичной и частной сферах, усиления антикоррупционной профилактики, развития мероприятий, направленных на минимизацию последствий коррупции, а также проблемы, связанные с необходимостью выполнения Российской Федерацией взятых на себя международных обязательств и т. д. Еще не достигнуты четкость и прозрачность управленческих процессов в исполнительной власти, которые включали бы понятные всем критерии и правила принятия решений. Пока не подготовлены и не реализованы эффективные механизмы осуществления контроля и надзора[17].

Решение большинства задач напрямую связано с дальнейшим укреплением правопорядка и законности. На этом пути в Российской Федерации идет достаточно интенсивное развитие правовых основ противодействия коррупции. Критерием общей эффективности нормативных правовых актов, принимаемых в этой сфере, может служить достижение той цели, которая поставлена в Национальной стратегии противодействия коррупции, – искоренение причин и условий, порождающих коррупцию в российском обществе.

Для этого недостаточно придать юридическую силу политически мотивированному решению. Вообще представляется ошибочной едва ли не общепринятая позиция рассматривать сам факт издания нормативного правового акта как решение проблем[18]. Правовые меры противодействия коррупции должны опираться на осознание обществом ее пагубности, разрушительной силы.

Человеческий фактор – важный в борьбе с коррупцией. Он по сути определяет результативность всех мер в борьбе с коррупцией, в том числе и эффективность правового регулирования. Еще древнекитайский реформатор Ванг Анши (1021–1086 гг.) в своих усилиях по ограничению коррупции помимо плохих законов указывал на «плохих людей» как источник коррупции. Но в нынешних условиях недостаточно вести речь только о тех, кто является субъектом коррупционных практик, надо иметь в виду всех граждан, уровень сознания которых в целом и правосознания в частности настолько низок, что позволяет диагностировать ощутимую деформированность общественного сознания. «Коррупция в нашей стране приобрела не просто масштабные формы, масштабный характер, она стала привычным, обыденным явлением, которое характеризует саму жизнь в нашем обществе»[19].

Социологические исследования отношения граждан России к проблемам, связанным с коррупцией, выявили парадоксальные результаты, которые отражают снижение порога «чувствительности» населения к этому асоциальному явлению. На вопрос: «Представьте, что все чиновники перестанут брать взятки. Как это повлияет на решение Ваших проблем?» – лишь 40 % респондентов ответили, что станет легче решать проблемы, 15 % заявили, что жить станет, наоборот, сложнее и 30 % опрошенных утверждали, что это существенно на них не повлияет[20]. Данные ВЦИОМ 2011 г. свидетельствуют, что население не верит в антикоррупционные мероприятия, хотя в целом их поддерживает[21]. Коррупция по степени важности для россиян стоит на 10-м месте после таких проблем, как недоступность медицинских услуг, низкий уровень жизни и т. п.

Таким образом, уместен вывод, что коррупция для населения – типичное явление, и одна из причин состоит в том, что в общественном правосознании искажено понимание роли, которая отведена праву. Однако ее истоки нельзя искать только в нестабильности законодательства, хотя, безусловно, при беспрецедентной множественности нормативных правовых актов[22], неопределенности правовых предписаний, дублировании правовых норм и их противоречивости у субъектов правореализации зачастую отсутствует правильное представление о том, как должна применяться та или иная норма и как она реально действует. Во многом низкий уровень правосознания граждан исторически обусловлен сохраняющимся устойчивым отстранением их от участия в деятельности органов власти. В то же время «вовлечение» граждан в процесс государственного управления всегда рассматривалось юридической наукой как важнейшая составляющая «активного» правового статуса гражданина, предоставляющего возможность «действовать для государства», а тем самым для общественного блага. Участие граждан позволяет обеспечивать и другие существенные характеристики власти правового государства: публичность, открытость, взаимодействие с демократическими институтами, ориентация на общественную поддержку, предотвращение конфликтов в общественных отношениях и др.

Результативность противодействия коррупции во многом обусловлена участием институтов общества. К этому призывает и Конвенция ООН против коррупции (ст. 12). Здесь серьезная роль принадлежит бизнес-объединениям, которые могли бы осуществлять информирование о порядке взаимодействия с компетентными государственными органами соответствующих стран в связи с проявлениями коррупции, содействовать выявлению и устранению административных барьеров предпринимательской деятельности, способствовать организации сотрудничества между правоохранительными органами и бизнес-структурами и т. д.[23]

Правовые и неправовые аспекты противодействия коррупции только подтверждают сложность борьбы с этим социальным явлением. Известным промахам и упущениям при проведении ряда государственных реформ в немалой степени способствовало отсутствие необходимой теоретической базы. С учетом этого следует подтвердить важный вывод о необходимости более широкого включения всего имеющегося научного потенциала в процесс выработки решений в сфере борьбы с коррупцией. Многие конкретные вопросы требуют проведения серьезных научных исследований по прогнозированию путей дальнейшего развития правового регулирования в указанной области, формулированию предложений по совершенствованию законотворческой и правоприменительной практики.

Следует признать, что при большом количестве работ по проблемам коррупции[24]данная тема с точки зрения ее научного освоения продолжает оставаться актуальной. Объяснение этому не только в сохраняющихся социальных корнях этого явления, но и в том, что оно до сих пор в полной мере не подвергалось междисциплинарному изучению в системе общественных наук.

В юридической литературе эта тема долгое время изучалась преимущественно в уголовном праве. Так, в отечественной дореволюционной науке коррупция рассматривалась в рамках уголовно-правовой квалификации взяточничества (А.В. Лохвицкий, Н.А. Неклюдов, В.К. Случевский, Н.С. Таганцев, И.Я. Фойницкий, В.Н. Ширяев, А.Я. Эстрин). В советской теории коррупция мало исследовалась, так как считалась явлением, чуждым социализму и присущим буржуазному обществу. Законодательство, главным образом уголовное, в идеологическом аспекте использовало понятия взяточничества, злоупотребления служебным положением, причем и эти явления, несмотря на суровые меры наказания, считались относительно редкими[25], поэтому в юриспруденции (А.И. Долгова, Н.Д. Дурманов, Н.Ф. Кузнецова, С.В. Максимов) эта тематика была не самой заметной.

Сегодня коррупция в большинстве работ исследуется как противоправное, в большей мере криминальное явление, приносящее ущерб правовым ценностям, а потому требующее своего устранения, как правило, карательными методами. Такой ограниченный уголовно-правовой подход еще в 1995 г. был подвергнут критике: «Современный этап развития российского уголовного законодательства является традиционно советским, ибо в большей степени в нем используются уголовно-правовые меры борьбы со взяточничеством и коррупцией времен становления Советского государства и его уголовного права, а также иных эпох, когда в основу ответственности за проявления коррупции ложился принцип устрашения»[26].

В последние годы расширяются исследования, выявляющие криминологически значимые элементы, учет которых необходим для целей формирования и реализации антикоррупционной политики (определение коррупционных рисков; разрешение конфликта интересов на государственной службе; оптимизация практики привлечения к уголовной ответственности лиц, виновных в совершении коррупционных преступлений и т. д.)[27]. Пока недостаточными представляются социолого-правовые исследования в этой области.

Изыскания юристов, равно как и представителей других отраслей знания, нередко в полной мере не учитывают сложный, многообразный и постоянно эволюционирующий характер этого явления, что ограничивает выявление типичных ситуаций, категорий лиц, подверженных коррупции, условий эффективности как профилактических, так и карательных мер против коррупции. Задачи доктринального обеспечения антикоррупционной политики обусловливают необходимость всестороннего подхода к этому явлению, что позволит «обосновать приоритеты, достичь концентрации весьма ограниченных ресурсов на наиболее перспективных направлениях и избежать мер, приводящих к обратному результату в силу подверженности коррупции самих субъектов борьбы с ней. Кроме этого, такая постановка вопроса явилась бы шагом к избавлению от иллюзий и инфляционных ожиданий от карательных подходов в отношении коррупции, что послужило бы стимулом к поиску альтернативных (экономических, социальных, административных и т. п.) мер»[28].

Достигнутый уровень научного анализа в данной сфере в полной мере находит отражение в подходах к понятию коррупции. Надо специально заметить, что, несмотря на всплеск интереса представителей различных научных дисциплин к теме коррупции в последнее десятилетие, именно понятийно-категориальный аппарат продолжает оставаться предметом острых дискуссий.

В римском праве термином corrumpere обозначалась деятельность нескольких лиц, направленная на нарушение нормального хода судебного процесса или управления обществом[29]. В наше время этим термином, как правило, обозначают злоупотребление должностным лицом своими полномочиями в целях личной выгоды. Зарубежные исследователи определяют это явление также как уклонение политических деятелей, сотрудников государственного аппарата, бизнесменов и других лиц от выполнения ими своих официальных обязанностей в угоду личным, семейным или групповым интересам в целях обогащения и повышения своего социального статуса. «Коррупция – это любая деятельность, мотивируемая интересом, нарушающая принудительные правила распределения, за применение которых он ответственен. Правила распределения относятся не только к букве закона, но и к нормам, признанным обществом как обязательные, и/или к нормам должностных лиц системы и кодексов, по которым они работают. Кроме того, «коррумпированными» являются те действия, которые общество считает незаконными, или которые рассматриваются правящей элитой как противоречащие логике системы»[30].

В современной научной литературе представлены два основных подхода к определению понятия коррупции. В широком смысле это понятие охватывает негативное социальное явление, поразившее публичный аппарат управления и выражающееся в разложении власти, умышленном использовании государственными и муниципальными служащими, иными лицами, уполномоченными на выполнение государственных функций, своего служебного положения, статуса и авторитета занимаемой должности в корыстных целях для личного обогащения или в групповых интересах[31].

В узком (собственно юридическом) смысле коррупция рассматривается как совокупность составов правонарушений, предусмотренных в законодательстве Российской Федерации и отличающихся таким важным квалифицирующим признаком, как использование должностным лицом своего публичного статуса в корыстных целях для личного обогащения или в групповых интересах, должностное злоупотребление[32]. Например, отмечают, что коррупция – социально-правовое или криминологическое явление, которое охватывает ряд преступлений, представляющих собой злоупотребление государственной властью и иными должностными полномочиями для получения материальной и иной выгоды в личных целях, в целях третьих лиц или групп[33].

В определении коррупции важно понимание ее социальной природы. Это, как отмечается в литературе, позволит избежать излишней «юридизации» и, в конечном счете, мифологизации проблемы[34].

Традиционно коррупция рассматривается как социально вредный феномен, находящийся вне пределов морального, правового, экономического, политического, институционального порядка общества. Такая позиция привлекательна своим безоговорочным неприятием коррупции. Однако нельзя не оценивать и фактическое состояние, при котором существует противоположная точка зрения, когда в коррупции видится органический элемент экономического, институционального и прочего порядка[35].

Коррупция, как уже отмечалось, – порождение общества и общественных отношений. Общество определяет, что именно, при каких условиях и какие последствия рассматриваются как коррупция. Социальная конструкция коррупции предполагает:

наличие множества фактов «продажности» различных должностных лиц;

осознание этих фактов как социальной проблемы;

реакцию государственных и общественных институтов, населения на коррупцию;

криминализацию некоторых форм коррупционной деятельности.

В современном обществе коррупция тесно взаимосвязана с политическими, экономическими, культурологическими институтами, характеризуется наличием регулярных и долговременных социальных практик, поддерживаемых с помощью социальных норм. Об институционализации коррупции, по мнению ученых, свидетельствуют:

выполнение ею ряда социальных функций – упрощение административных связей, ускорение и упрощение принятия управленческих решений и др.;

наличие субъектов коррупционных взаимоотношений, распределение социальных ролей (взяткодатель, взяткополучатель, посредник);

наличие «правил игры», известных субъектам коррупционной деятельности;

установившаяся и известная заинтересованным лицам такса «услуг»[36].

Таким образом, коррупция представляет собой реальную социальную действительность, отражает происходящие в обществе процессы, охватывает все общество в целом, представляет законченную институциональную систему и находится вне правовой модели социальной практики.

Коррупция в социальном значении представляет собой девиантное поведение, выражающееся в нелегитимном использовании, вопреки интересам общества и других лиц, имеющихся полномочий, вытекающих из них возможностей, а также иных общественных ресурсов, доступ к которым имеется в связи со статусом или фактическим положением[37]. Цель коррупционной деятельности – получение различного рода выгод, благ и преимуществ, поэтому с экономической точки зрения коррупция выражается в присвоении, пользовании и распоряжении публичной собственностью в личных, узкогрупповых или корпоративных интересах, с возложением бремени покрытия возникающих издержек на публичного собственника – государство. Политэкономический аспект коррупции заключается в нелегитимном воздействии на ход экономических процессов[38]. В социально-политическом понимании коррупция воспринимается в качестве объективного показателя неэффективности системы государственного управления, степени зрелости гражданского общества.

Если говорить о юридической квалификации коррупции, необходимо признать наличие множества определений этого феномена.

В одном из первых документов международного уровня – Кодексе поведения должностных лиц по поддержанию правопорядка, принятом Генеральной Ассамблеей ООН 17 декабря 1979 г., говорится, что понятие коррупции должно определяться национальным правом, в качестве ориентира дается следующее примерное определение данного явления: «выполнение должностным лицом каких-либо действий или бездействие в сфере его должностных полномочий за вознаграждение в любой форме в интересах дающего такое вознаграждение, как с нарушением должностных инструкций, так и без их нарушения».

В Справочном документе ООН о международной борьбе с коррупцией указывается, что «коррупция – это злоупотребление государственной властью для получения выгод в личных целях». Аналогичное определение коррупции содержится в отчете Всемирного банка, посвященном роли государства в современном мире: коррупция – это «злоупотребление государственной властью ради личной выгоды»[39].

Постепенно в современном международном праве устоялась широкая трактовка коррупции как корыстного служебного злоупотребления, не сводящаяся к подкупу государственных служащих.

На национальном уровне подходы к определению коррупции различаются. В большей части государств понятие коррупции раскрывается через составы отдельных правонарушений. Например, во Франции понятие коррупции охватывает совокупность примерно 20 составов уголовных преступлений. Они устанавливают такие квалифицирующие признаки, как предоставление необоснованных благ (ст. 432-14 Уголовного кодекса), неправомерное использование собственности либо доверия компании (ст. 425-4, 437-3, 460, 464 Закона о компаниях) и т. д.[40]

Законодательство ряда государств устанавливает понятие коррупции или, как в Великобритании, «коррупционно направленного действия» (ст. 2 Закона Великобритании «О предупреждении коррупции 1916 г.»), но не дает его подробного описания.

Более широко понятие коррупции трактуется в законодательстве США. Оно охватывает противоправные действия с участием не только физических, но и юридических лиц, публичных и частных структур как в самих США, так и за их пределами (см., например, параграф 371 титула 18 Свода законов США).

Еще один подход к определению коррупции используется в законодательстве Испании. Помимо формально-юридических критериев в него включаются этические критерии честности, нейтральности, независимости, открытости, служения общественным интересам и т. д. (Закон о мерах по реформированию гражданской службы от 2 августа 1984 г. № 30).

Законодательство Португалии в числе квалифицирующих признаков коррупции указывает получение не только осязаемых (овеществленных), но и неосязаемых преимуществ и благ (ст. 335 Уголовного кодекса, ст. 16 и 17 Закона 1987 г. № 34 и т. д.).

В целом в законодательстве большей части стран мира можно отметить тенденцию к расширению понятия коррупции. Оно выходит за пределы взяточничества и охватывает такие коррупционные проявления, как непотизм (кумовство), патронаж, многочисленные формы незаконного присвоения публичных средств.

Отечественные доктринальные основы юридической квалификации коррупции характеризуются двумя основными подходами.

Первый увязывает коррупцию в первую очередь с продажностью должностных лиц. Например, некоторые авторы определяют коррупцию как «социальное явление, характеризующееся подкупом – продажностью государственных или иных служащих и на этой основе корыстным использованием ими в личных либо в узкогрупповых, корпоративных интересах официальных служебных полномочий, связанных с ними авторитета и возможностей»[41], как общественно опасное явление, выражающееся в подкупе служащих государственного аппарата и негосударственных структур[42].

Другой подход, получивший большее распространение и соответствующий общемировой законотворческой тенденции, предусматривает широкую трактовку коррупции, которая не ограничивается взяточничеством. Коррупция определяется как использование должностными лицами служебного положения в целях извлечения неправомерных, личных выгод материального или имущественного характера[43]. Данная точка зрения представляется более предпочтительной ввиду того, что коррупция постоянно видоизменяется и совершенствуется, легко приспосабливаясь к обстановке, порождающей новые формы коррупционного поведения. Социологические исследования свидетельствуют о качественном изменении коррупции, при котором спонтанное коррупционное поведение, имеющее характер девиации, сменяется регулярными действиями, совершаемыми в соответствии с определенными правилами. Происходит так называемая институционализация коррупции, о которой свидетельствует закрепление коррупционных практик в организационно устойчивых формах не только в публичной, но и в частной сферах.

При этом нельзя не отметить, что, как правило, известные трактовки хотя и отражают основной квалифицирующий признак коррупции – использование лицом своего служебного положения в целях получения ненадлежащей выгоды, все же страдают асимметричностью. Анализ видов коррупционных деяний, закрепленных международными и национальными нормативными правовыми актами, позволяет сделать вывод о необходимости отражения в определении коррупции и другого аспекта этого явления – предоставления выгоды должностному лицу, сопровождаемого нарушением законности.

Согласно Конвенции о гражданско-правовой ответственности (Страсбург, 4 ноября 1999 г.) коррупция означает просьбу, предложение, дачу или получение, прямо или косвенно, взятки или любого другого ненадлежащего преимущества или обещания такового, которые искажают нормальное выполнение любой обязанности или поведение, требуемое от получателя взятки, ненадлежащего преимущества или обещания такового (ст. 2).

Аналогичный подход реализован в Конвенции Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности, которая принята Генеральной Ассамблеей ООН 15 ноября 2000 г.

Статьями 2 и 3 Конвенции об уголовной ответственности за коррупцию (Страсбург, 27 января 1999 г.) устанавливается обязанность договаривающихся сторон принимать меры для признания активного и пассивного подкупа национальных публичных лиц в качестве уголовных правонарушений. При этом под активным подкупом названная Конвенция понимает предложение или предоставление какого-либо неправомерного преимущества, а под пассивным подкупом – преднамеренное испрашивание или получение какого-либо неправомерного преимущества. Таким образом, к субъектам коррупции следует отнести и лиц, предпринимающих попытки коррумпирования должностных лиц.

Необходимо отметить, что в Уголовном кодексе Российской Федерации (ст. 290 и 291) уже давно предусматриваются такие преступления, как получение взятки и дача взятки. Подход, состоящий в выделении активного и пассивного подкупов, был воспринят и в отечественном определении коррупции. В соответствии с действующим Законом о противодействии коррупции коррупция – это:

а) злоупотребление служебным положением, дача взятки, получение взятки, злоупотребление полномочиями, коммерческий подкуп либо иное незаконное использование физическим лицом своего должностного положения вопреки законным интересам общества и государства в целях получения выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных прав для себя или для третьих лиц либо незаконное предоставление такой выгоды указанному лицу другими физическими лицами;

б) совершение указанных деяний от имени или в интересах юридического лица.

Данный подход в целом соответствует международно-правовым актам, участницей которых является Российская Федерация. Указанные акты также идут по пути формулирования признаков отдельных деяний (подкупа должностных лиц, хищения, неправомерного присвоения или иного нецелевого использования имущества должностным лицом, злоупотребления влиянием в корыстных целях и др.). Рассматриваемый подход отражен и в доктринальных определениях коррупции: «коррупция – это использование государственными, муниципальными или иными публичными служащими (в том числе депутатами и судьями) либо служащими коммерческих или иных организаций (в том числе международных) своего статуса для незаконного получения имущества, прав на него, услуг или льгот (в том числе неимущественного характера) либо предоставление названным лицам таких имущества, прав на него, услуг или льгот (в том числе неимущественного характера)»[44].

Следует заметить, что в Законе Российской Федерации «О борьбе с коррупцией», принятом Верховным Советом Российской Федерации 20 июля 1993 г., но не вступившем в действие, под коррупцией понималось «использование лицами, уполномоченными на выполнение государственных функций, своего статуса и связанных с ним возможностей для противоправного получения материальных, иных благ и преимуществ, а также противоправное предоставление им этих благ и преимуществ физическими и юридическими лицами». При этом в список субъектов коррупции входили все государственные и муниципальные служащие, помощники депутатов, кандидаты на выборные государственные должности, должностные лица хозяйствующих субъектов (в том числе со смешанной формой собственности), служащие банков, кредитно-финансовых учреждений, предприятий транспорта и связи независимо от форм собственности и ряд некоторых других категорий граждан, которых в соответствии с международным правом можно отнести к «публичным должностным лицам».