Город пустых. Побег из Дома странных детей Риггз Ренсом

– Ей способна помочь только другая имбрина. И у нее очень мало времени.

Я напрягся. Это было что-то новое.

– Что вы имеете в виду? – спросила Эмма.

– Мне очень жаль, но я вынужден вас огорчить. Два дня в теле птицы – это для имбрины очень долго. Чем больше времени она проведет в теле птицы, тем больше человеческого начала может быть утрачено. Уйдет все – ее память, ее слова, все, что делало ее тем человеком, которым она была, пока наконец она не перестанет быть имбриной. Она станет самой обычной птицей. Навсегда.

Передо мной возникло видение – мисс Сапсан, распластанная на операционном столе. Она не дышит, а вокруг суетятся врачи. И с каждой секундой повреждения, нанесенные ее мозгу, становятся все серьезнее и необратимее.

– Сколько? – спросил Миллард. – Сколько у нее времени?

Эддисон прищурился и покачал головой.

– Два дня, если у нее хватит сил.

Раздались возгласы ужаса, мы все побледнели.

– Вы уверены? – спросила Эмма. – Вы абсолютно в этом уверены?

– На моих глазах такое уже происходило. – Эддисон подбежал к маленькой сове, сидевшей на ветке поблизости. – Это Оливия, она была молодой имбриной, которая в процессе подготовки получила серьезную травму. Ее привезли к нам только через пять дней. Мы с мисс Королек сделали все, что могли, чтобы ее вернуть, но было слишком поздно. Это произошло десять лет назад. С тех пор она такая.

Сова молча смотрела на нас. В ней не осталось ничего от человека, это было видно по ее равнодушным глазам.

Эмма встала. Казалось, она хочет что-то сказать, чтобы подбодрить нас, какой-то зажигательной речью вывести из оцепенения, но, похоже, не могла подобрать слов. Подавив рыдания, она побрела прочь.

Я ее окликнул, но она не обернулась. Остальные просто смотрели ей вслед, потрясенные ужасной новостью, а также слабостью и нерешительностью, которые проявила Эмма. Она так долго держалась перед лицом всех этих ужасных испытаний, что мы привыкли принимать это как само собой разумеющееся, но оказалось, что и у нее есть свой предел. Она была странной девушкой, но помимо этого она была человеком.

– Вы бы сбегали за ней, мистер Джейкоб, – обратилась ко мне Бронвин. – Нам не стоит здесь надолго задерживаться.

Когда я догнал Эмму, она стояла на краю плато, глядя на пейзаж внизу. Покатые зеленые холмы плавно переходили в долину. Она услышала мои шаги, но не обернулась.

Я топтался рядом с ней, не зная, как ее утешить.

– Я знаю, что тебе страшно, и… и три дня – это очень мало, но…

– Два дня, – перебила она меня. – Два дня в лучшем случае. – Ее губы дрожали. – И это еще не самое худшее.

– Что может быть хуже? – возразил я.

Я видел, что она борется с подступающими слезами, но внезапно Эмма сломалась. Опустившись на землю, она разрыдалась. Я встал рядом с ней на колени и обхватил ее обеими руками.

– Прости, – произнесла она и трижды повторила это слово срывающимся голосом, в котором слышалось отчаяние. – Тебе лучше было уйти. Я не должна была позволять тебе остаться. Но я была эгоисткой… ужасной эгоисткой!

– Не говори так, – произнес я. – Я здесь… я здесь, и я никуда не уйду.

Мне показалось, что от этих слов она расплакалась еще сильнее. Я прижался губами к ее лбу и целовал ее, пока не почувствовал, что буря стихает. Она уже не рыдала, а тоненько всхлипывала.

– Пожалуйста, поговори со мной, – попросил я. – Скажи мне, что случилось.

Прошло несколько минут, и она выпрямилась, вытерла глаза и попыталась взять себя в руки.

– Я надеялась, что мне никогда не придется об этом говорить, – произнесла она, – что это не будет иметь значения. Ты помнишь, в ту ночь, когда ты решил остаться с нами, я сказала, что тебе, возможно, уже никогда не удастся вернуться домой?

– Конечно, помню.

– Я только сейчас поняла, что это действительно так. Боюсь, что я обрекла тебя, Джейкоб, мой милый друг, на короткую жизнь в умирающем мире. – Она судорожно вздохнула и продолжила: – Ты прибыл к нам через петлю мисс Сапсан, и это означает, что только она или ее петля может отправить тебя обратно. Но ее петли уже нет… или скоро не будет… И это означает, что твой путь домой может лежать только через мисс Сапсан. И если она больше никогда не станет человеком…

У меня пересохло в горле, и я с трудом сглотнул.

– Значит, я останусь в прошлом.

– Да. И единственным способом вернуться в то время, которое ты считаешь своим, будет просто дождаться его – день за днем, год за годом.

Семьдесят лет. К тому времени мои родители и все, кого я когда-либо знал и любил, умрут, да и меня все будут считать давно умершим. Разумеется, если нам удастся вынести все невзгоды, которые выпали на нашу долю, через несколько десятилетий родятся мои мама и папа, и я смогу их разыскать. Но какой в этом будет смысл? Они будут детьми и совершенно чужими мне людьми.

Я спрашивал себя, когда мои оставшиеся дома родители из настоящего утратят надежду найти меня живым? Как они объяснят себе мое исчезновение? Подумают, что я убежал? Сошел с ума? Бросился с утеса в море?

Справят ли они по мне погребальную службу? Может, они купят мне гроб? Напишут мое имя на надгробной плите?

Я стану загадкой, которую они так и не смогут разгадать. И это будет рана, которая никогда не затянется.

– Прости, – снова заговорила Эмма. – Если бы я знала, что мисс Сапсан находится в таком тяжелом состоянии, клянусь, я ни за что не попросила бы тебя остаться. Для всех остальных настоящее не означает ровным счетом ничего. Если мы задержимся в нем хоть на какое-то время, оно нас убьет! Но ты совсем другое дело – у тебя все еще есть семья, жизнь…

– Нет! – закричал я и с силой хлопнул по земле ладонью, отказываясь жалеть себя, отгоняя зародившиеся в голове тоскливые мысли. – Всего этого у меня больше нет. Я выбрал это.

Эмма накрыла мою руку ладонью и тихо произнесла:

– Если то, что говорят животные, правда, и все наши имбрины были похищены, то здесь скоро не будет даже этого. – Она набрала в ладонь немного пыли и развеяла ее по ветру. – Если у нас не будет имбрин, все петли скоро рухнут. Твари используют имбрин, чтобы повторить свой проклятый эксперимент, и 1908 год повторится. Возможно, у них снова ничего не получится, и тогда весь мир превратится в один дымящийся кратер. Но в случае успеха они станут бессмертными. Ты только представь себе – нами до скончания века будут править чудовища. В любом случае мы очень скоро вымрем… и станем еще большей редкостью, чем странные животные! А я втащила в эту безнадежную ситуацию еще и тебя. Ради чего?

– На все есть свои причины, – ответил я.

Я сам не поверил в то, что эти слова сорвались с моих губ, но, едва успев их произнести, я понял, что это правда, подобно колоколу прогремевшая в моих ушах.

Я оказался в прошлом не случайно. Мне предстояло не просто кем-то здесь быть, но также что-то сделать. И уж точно я не должен был бежать или скрываться, хотя пока мне страшно было и подумать о том, что придется навсегда отказаться от такой привычной повседневной жизни.

– Я думала, что ты не веришь в предназначение, – произнесла Эмма, смерив меня скептическим взглядом.

А я и не верил… или верил, но не совсем… Я не знал, как объяснить ей, во что же я все-таки верю. Я вспомнил истории, которые рассказывал мне дед. Они были наполнены чудесами и приключениями, но в них ощущалось и нечто гораздо более глубокое. Это было ощущение непреходящей благодарности. В детстве я увлеченно слушал рассказы дедушки Портмана, который, не жалея красок, описывал волшебный остров и странных детей, наделенных удивительными способностями. Но, по сути, все его истории были посвящены мисс Сапсан и тому, как она помогла ему в тот момент, когда он больше всего в этом нуждался. В Уэльс мой дедушка приехал маленьким испуганным мальчиком, который не знал языка и спасался от двух видов чудовищ. Одни в конце концов убили всю его семью, а вторые были карикатурно уродливы и как будто вышли из его самых жутких ночных кошмаров. И эти последние были невидимы для всех, кроме него. Мисс Сапсан дала ему дом, спрятав от всех опасностей. Она помогла ему узнать, кто же он такой на самом деле. Она спасла ему жизнь и тем самым позволила родиться моему отцу, а затем и мне. Мои родители зачали и вырастили меня. Они отдали мне всю свою любовь, и я перед ними в долгу. Но я вообще никогда не родился бы, если бы не всеобъемлющая доброта и бескорыстная забота мисс Сапсан о моем дедушке. Я начинал думать, что оказался здесь для того, чтобы вернуть наш общий должок – мой, моего отца и моего деда.

Я попытался объяснить Эмме свои чувства.

– Дело не в предназначении, – начал я. – Я просто считаю, что в мире существует равновесие, и иногда в нашу жизнь вмешиваются силы, которых нам не понять, и что-то бросают на чашу весов, чтобы качнуть их в нужную сторону. Мисс Сапсан спасла моего деда, и теперь я здесь, чтобы спасти ее.

Эмма прищурилась и медленно кивнула. Я не мог понять, соглашается ли она со мной или подыскивает слова, чтобы сообщить мне, что я окончательно сошел с ума.

А затем она меня обняла.

Мне больше ничего не надо было объяснять. Она поняла.

Она тоже была обязана своей жизнью мисс Сапсан.

– У нас есть три дня, – заговорил я. – Мы отправимся в Лондон, освободим одну из имбрин и вылечим мисс Сапсан. Еще не все потеряно. Эмма, мы спасем ее или погибнем.

Я произнес это так смело и решительно, что на мгновение даже усомнился, что эти слова действительно принадлежат мне.

Неожиданно Эмма рассмеялась, как будто я сказал что-то смешное, а потом на секунду отвернулась. Когда она снова посмотрела на меня, ее глаза сверкали решимостью. К ней стремительно возвращалась привычная уверенность в собственных силах.

– Иногда мне трудно понять, ты умалишенный или просто какое-то чудо, – произнесла она. – Но я начинаю склоняться к мнению, что скорее последнее.

Она снова меня обняла, и мы долго сидели рядом. Ее голова лежала у меня на плече, а теплое дыхание щекотало шею. Внезапно меня охватило непреодолимое желание заполнить все эти небольшие промежутки между нашими телами и слиться с ней в единое целое. Но тут она отстранилась и поцеловала меня в лоб. Она уже шагала обратно, возвращаясь к остальным, а я никак не мог справиться с головокружением. Я никогда еще не испытывал ничего подобного. В моем сердце возник и стремительно раскручивался вихрь, и от этого у меня голова шла кругом. И чем дальше она уходила, тем стремительнее становилось вращение. Казалось, у меня в сердце разматывается катушка с намотанным на нее невидимым шнуром. Этот шнур соединял меня с Эммой и натягивался все сильнее по мере ее удаления от меня. Казалось, отойди она еще немного – шнур лопнет и убьет меня.

Я не знал, что означает эта странная сладостная боль. Возможно, это любовь?

Остальные – как дети, так и животные – в ожидании нашего возвращения сбились в кучу в тени дерева. Мы с Эммой направились к ним. Мне захотелось взять ее за руку, и я чуть было не сделал это, но вовремя остановился. Я уже привык к тому, что Енох неизменно косится на меня с изрядной долей недоверия, но сейчас его подозрительность распространилась на нас обоих. Мы с Эммой быстро превращались в обособленную от всех остальных пару со своими секретами и обещаниями.

Бронвин встала нам навстречу.

– Мисс Эмма, вы в порядке?

– Да, да, – быстро ответила Эмма. – Мне просто что-то попало в глаз, вот и все. А теперь собирайтесь. Мы должны немедленно отправиться в Лондон и позаботиться о том, чтобы мисс Сапсан снова стала самой собой!

– Мы просто в восторге от того, что ты с нами согласна, – закатив глаза, ответил Енох. – Мы пришли к этому выводу еще несколько минут назад, пока вы там шептались.

Эмма покраснела, но не поддалась на провокацию. Сейчас были дела поважнее, чем мелочное выяснение отношений. Впереди нас ожидало трудное путешествие и неизведанные опасности.

– Я уверена, вы все понимаете, – заговорила Эмма, – что, как ни крути, у этого плана много минусов и надежды на успех у нас почти нет.

Она принялась пояснять все предстоящие нам трудности. До Лондона было очень далеко… не то что в современном мире, где при помощи GPS мы могли бы проложить себе путь до ближайшей железнодорожной станции, сесть на экспресс и в считанные часы домчаться до центра Лондона. В 1940-м году Британию сотрясала война, и Лондон находился бесконечно далеко. Как автомобильные, так и железные дороги, скорее всего, были забиты беженцами, или разбомблены, или заняты колоннами военного транспорта… В общем, дорога требовала времени, которого у мисс Сапсан не было. Хуже того, на нас была объявлена охота, которая теперь, с пленением всех остальных имбрин, только ожесточилась.

– Забудьте и думать об этом путешествии! – заявил Эддисон. – Его трудности должны беспокоить вас меньше всего! Возможно, вы не вполне понимаете, в каких условиях содержатся похищенные имбрины. – Он так четко проговаривал каждый слог, как будто считал нас тугоухими. – Разве вы не читали о петлях наказания в своих странных учебниках истории?