Коло Жизни. Зачин. Том второй Асеева Елена

Глава первая

Уже заканчивался месяц новое лето, когда Боги призвали в капище Двужила, Вещунью Мудрую и Владелину. Плоть девочки приобретшая клетку Дивного совершенно оправилась от болезни и набралась сил и крепости. Правда за четыре прошедших месяца девушка, похоже, еще сильней похудела и вытянулась, словно хотела своим обликом показать всем как она близка к Расам.

Почти весь спень месяц жила Влада в капище, сама того не зная ожидая решения Родителя, однако, за это время она привязалась не менее сильно к Дивному, коего вскоре стала также величать Отцом. Только если старшего Раса она любила собственным естеством, то к Дивному испытывала привязанность иную, точно кровную. Такую, какую до встречи с антропоморфом ощущала лишь к Воителю, которого днесь видела в капище также редко как Седми, Словуту, Дажбу и Небо. Зато вельми часто с ней бывал Дивный, целуя ее своей темно-русой бородой достигающей груди столь густой на концах, что там она закручивалась по спирали в отдельные хвосты. Зиждитель был с девочкой еще более нежен и ласков, и, восседая на появляющимся с покатой спинкой кресле в комнате подолгу и весьма спокойно выслушивал ее довольную трескотню, всяк миг успокаивая и сдерживая ту торопливость, степенно отвечая на все интересующие вопросы, мягко голубя волосы и целуя в макушку.

Когда же, наконец, Владелине позволили покинуть капище, единственно о чем попросил ее Небо не сказывать никому, и сие, похоже, касалось не столько мальчиков, сколько альвов, гомозулей и духов, где она досель была и, что пережила. Впрочем, никто о том и не спрашивал, а мальчики ничего из происшедшего не помнили. События нападения антропоморфа (Влада это проверила) словно стерли из памяти отроков… И Граб, и Миронег, и иные ребята вообще думали, что этот долгий срок девочка гостила в Выжгарте. Девушка выяснив сие в редких разговорах с мальчиками не стала разрушать того чудного образа в их памяти, продолжив жить дальше. Теперь, право молвить, Владелине и вовсе не позволялось ездить верхом, совершать, что-либо требующее физических нагрузок и даже одевал ее Выхованок.

Зиждители страшась за жизнь лучицы постарались как можно более продлить срок существования самой плоти, а для того убрали все нагрузки, все волнения… Ибо каждое движение, точно каждый вздох неудержимо приближал к концу и так слишком короткий срок первой человеческой плоти в которой обитала лучица, каковую возможно более Расы не смогли продлить, поелику в людских телах не всегда столь легко приживалась божественная клетка. Словом драгоценную девочку берегли, кахали… Каждый вздох, трепет, стон, желание было под неусыпным вниманием порученцев Словуты, всех без исключения альвов, духов.

Юница, увы! по воле Богов и вследствие собственного естества слишком сильно теперь зависящая от них, часто приходила к капищу да подымаясь по лестнице пропадала в густой желтоватой завесе ища успокоение в разговорах с Дажбой или отцовских объятиях Небо, Дивного. Порой, оставаясь там ночевать, что не только не воспрещалось, а вспять поощрялось. Бог Огнь за эти месяцы отступил назад и чувства к нему девочки не иссякли, они вроде как, под волшебной рукой Седми, примолкли, чтоб не тревожить, не изводить и так ослабленную и единожды бесценную плоть.

За тот год, что промелькнул с отъезда Огня и принесший такие кардинальные изменения в судьбе Владелины, Удалой вырос в небольшого, крепкого сложенного с весьма длинными ушами кобеля. С каковым на охоту ходил Граб, вначале под руководством Двужила, а погодя один. И всякий раз, поутру провожая любимца на охоту, девочка всем сердцем стремилась пойти с ним и точно, как Граб натянуть тетиву лука. Но Влада слишком хорошо помнила тот день в горнице, когда на уже чуждое и одновременно родное ее тело, лежащее в боляхной половинке яйца, Дивный из расставленной ладони выронил ядреную золотую брызгу. Отроковица не помнила, что было дальше, но когда она проснулась в следующий раз в своей комнате, почувствовала, что окончательно выздоровела. И потому хоть и желала, но не смела, нарушить просьбы Богов, беречься.

Единственное, что иногда позволяли юнице это поход в луга, но и только под неусыпным вниманием царицы и ее двух сподвижниц, и совсем близко от поселения, чтобы не переутомиться. Хотя надо отдать должное, здоровье девочки, поправившееся по жертве Дивного, за это время значительно укрепилось, что радовало не только Зиждителей, но и альвинок.

Небосвод уже окрасился в фиолетовые полутона, будто долгими полосами прочертив его поверхность, когда Владелина, Вещунья Мудрая и Двужил зашли в капище, и, преодолев завесу оказались в зале. На золотистой рубахе, где рукава были укорочены до локтя, девушки блистала золотая цепочка, Златовласа, талию не сильно стягивал пояс Шудякора, удерживающий голубые шаровары, также как и меч, хоть ноне не носимый, но возвращенный Словутом. На голове юницы находился венок, указывающий на нее как на болярина, каковой теперь вместо ножен с мечом она должна была надевать, когда являлась по особому приглашению в капище. На правой и левой руке Влады поблескивали тонкие, гладкие златые браслеты, дар Дажбы, а на среднем пальце правой руки массивный изумрудный перстень, дар Словуты. Словом, после излечения, каждый из Зиждителей, как особой удачей сохранения ее жизни, попытался таким образом порадовать и выделить отроковицу меж иных своих созданий.

Вступив в залу, все три представителя племен поклонились Небо и иным Богам, средь коих ноне отсутствовал Воитель, одначе, был и Седми, и Словута, что было не частым и свидетельствовало о чем-то весьма важном. Зиждители восседали на мощных голубых креслах, вроде как не имеющих каркаса, а посему принимающих очертания и форму расположившихся в них. И Владу, как избранная, опустилась на высокий мягкий пуфик, резво выросший позадь нее от упавшего с под свода помещения лазуревого лохмотка, оно как ей стоять не дозволялось.

Когда впервые такой лохмоток упал к ногам девочки, она, громко вскрикнув, присела, обхватив руками голову, и еще долго потом вздыхала, объясняя, что видела такое падение много раньше и посему так испугалась. Тогда юницу успокаивал не только Небо, но и Дивный, стараясь снять напряжение от произошедшего.

Днесь же Владелина спокойно усевшись и сложив руки на колени воззрилась на старшего Раса, тот успокоительно ей улыбнулся, ласково осмотрев с ног до головы, на малеша задержавшись взглядом на лице и лбу, а посем стал сказывать:

– В днях, – царица белоглазых альвов и глава гомозулей еще ниже пригнули и дотоль склоненные головы, – на Землю прибывает Бог Асил… Он привезет своих отпрысков. Вместе с Асилом прибудут земные духи и наш любезный Огнь.

– Огнь! Огнь приедет! – торопко дохнула Владелина почуяв, как нежданно от того известия всколыхнулась дотоль замершая в ней чувственность к Богу.

– Огнь, моя дорогая, – мягко пояснил Небо. В общем отроковице позволялось, прощалось, не замечалось все… даже перебить на полуслове Бога. Единственно, что не терпели Расы, чтобы она спешила, и всегда сдерживали горячность ее речи и движений, каковые как-то особенно усилились после выздоровления. – Не сыпь словами, – многажды нежнее молвил Зиждитель, останавливая уже было вновь открывшийся рот девушки. – Говори медленно… не горячись, моя драгоценная девочка. Я же тебя о том просил уже не раз.

Небо смолк, предоставляя возможность сказать Владе, ибо это для него было также важно, как и начатый разговор. Но перебитая, отроковица сомкнула рот и неспешно качнула головой, давая понять Богу, что готова его слушать. Старший Рас еще немного помолчал, чтобы под его полюбовным взором она и вовсе умиротворилась, и когда девочка задышала ровней и перестала суетливо гладить перстами гладь изумрудного камня в перстне, продолжил:

– Вам надобно встретить Бога Асила. На встречу поедите не только вы втроем, но и мальчики, главы других людских поселений. Теперь внимательно… Вы оба, Вещунья и Двужил, слушайте внимательно, что должны будете сделать. Владушку поставите в первый ряд мальчиков с самого края, как раз подле себя Вещунья. Окружишь девочку членами своего народа, одначе так, чтоб ее было видно. Она ничем… ничем не должна обратить на себя внимание Асила. Он, непременно, задержится своим взором на каждом из мальчишек, как всегда делает… всегда ощупывает. И, безусловно, пожелает прощупать нашу драгость. Одначе, того ни в коем случае нельзя допустить. Нельзя допустить, чтобы Асил почувствовал как Владушка нам близка… И кем… Кем она на самом деле является, это я говорю для тебя Вещунья. – Зиждитель замолчал на морг, перевел взор с лица юницы и пронзительно зыркнул на склоненную голову царицы, каковая тягостно качнулась, то ли от мощи того взгляда, то ли тем самым движением указывая, что слышит Бога. – Нам надобно, чтобы Асил только глянул на девочку. Одного взгляда достаточно, а после Вещунья закрой ее собой. Ты, Двужил, коли получится, переведи взор Бога на себя. Он вельми любит твое племя и всенепременно пожелает с тобой потолковать. Тем паче, как мне известно, в этот раз по желанию малецыка Круча, собирается попросить у Воителя для прибывших людей не только ювелиров, кузнецов, но и воинов, обучающих особому ратному искусству. Словом, договоритесь меж собой, Вещунья и Двужил о ваших действиях, ибо от их слаженности, зависит слишком многое… Многое… Пояснять не буду, что именно… так как один из вас это и так поймет, а другому ведать не нужно.

– Да, Зиждитель Небо, – одновременно, ответили наставники отроковицы, лишь Бог стих.

– Итак, еще раз, – повторил старший Рас, видимо, явно беспокоясь, потому провел затрепетавшими перстами по алым устам укрытым золотыми завитками волосков. Небо за эти месяцы слегка схуднул, и еще сильней обозначились тонкие отходящие от уголков очей морщинки на его лице. – Асил должен девочку увидеть… и все… Ни в коем случае не прощупывать, сие может вызвать боль, али неподходящую реакцию с ее стороны. Ни в коем случае не дотронуться, то просто не допустимо. – Бог теперь и вовсе словно встряхнул своим взглядом обоих глав племен, и те тягостно качнувшись, суматошливо закивали. – Теперь, ты, Дажба, малецык мой дорогой, – ласковым голосом окликнул Небо младшего сына и тот тотчас повернул голову в сторону Отца. Его кресло стояло крайним по полукругу залы, как раз супротив Словуты и подле Седми, таким побытом, чтобы любое волнение не утаилось от взора старших. – Ты, Дажба, будешь рядом… Будь внимателен… не торопись. Если, что-то пойдет не так, укроешь девочку сам. В любом случае надо не допустить, мой милый, чтобы Асил пожелал дотронуться до Владушки. Теперь опасно ее прощупывать, а дотрагиваться и того подавно. Единожды девочке может стать нехорошо, того надобно ожидать. Дажба, Асил очень умный… очень проницательный. Прошу тебя все время помни об этом, затаись, и не позволь себе в отношении его теплоты, иначе все наши замыслы в миг расстроятся… Будем надеяться дубокожая Атефская печища если и слышала нашу драгость, не поняла, что произошло.

– Очень мало надежды, – отозвался со своего кресла Дивный, и в голосе его прозвучала нескрываемая тревога так, что юница почувствовала ее и немедля пожелала, приникнув к Богу, прижаться. Зиждитель дотоль смотрящий на Небо, медленно повернул голову в сторону Влады и нежно ей просияв, мягко сказал, – поди… Поди ко мне девочка, коли того жаждешь, не томи себя.

Отроковица медлила совсем чуть-чуть не решаясь нарушить, как она понимала весьма важный разговор Богов, но когда Дивный протянул в ее сторону руку, не мешкая соскочила с облачного пуфика, и, несмотря на недовольство Небо, побежала к его брату. Дивный, ретиво обхватил пальцами столь малое в сравнение с его рукой плечо юницы, остановив скорую ее поступь и тем самым давая унять горячность, а после помог взобраться на свое огромное кресло, поместившееся, как и было всегда, справа от Небо. Девочка, приткнувшись к левому боку Бога, размашисто обняв, прильнула к нему не только телом, но и головой да глубоко вздохнув на маленько прикрыла очи, наслаждаясь умиротворением исходящим от Раса. Дивный в ответ легохонько приобнял юницу, одновременно огладив ее долгие волосы, заплетенные в косу, и спину. Прошло достаточно времени в котором по залу витало отишье, когда Владелина успокоившись, отворила очи, воззрившись на Небо сидящего несколько наискосок. Старший Рас зримо радостно, будучи удовлетворенным, столь крепкой ее связью с ними, улыбнулся Владе, и, отведя взгляд своих небесно-голубых глаз в сторону, проскользнув им по членам собственной печище, молвил:

– Будем надеяться, что нашу бесценность они хоть и слышали, но не поняли. Ведь никто не ведал, что он есть. Да и на тот момент Асил, был достаточно далеко, занят, утомлен… Однако, ты, Дажба уясни одно, если Асил догадается, слишком долго будет смотреть на нашу драгоценность, или пожелает подойти, прикоснуться. Сразу унесешь ее. Сразу и к нам в капище. А там будем думать, как поступить.

– Потом будет никак. Потом надо поступать по Закону, – огорченно вставил Седми так, точно облыжничать Асила им уже не удалось, и рывком поднялся со своего кресла, махом испрямив спину и шагнув вперед. – Отец сказал, что это мы можем делать поколь его не будет в Млечном Пути, до его прилета. Одначе, он не позволит сего творить, когда прибудет сюда, ибо ему претит сама мысль, что мы Расы жаждем свары с Атефами, тем паче используя в том столь бесценную для него лучицу. Перший, уступил лишь потому как я его попросил… Прилети кто иной из Расов, того – да! никогда бы не было молвлено.

Видимо, Седми говорил всего-навсе мысленно, або кроме Зиждителей его молвь ни Владу, на Вещунья Мудрая, ни Двужил, ни услыхали. Он сделал несколько шагов вперед, тем движением отрезая сидящих Богов от стоящих альвинки и гомозуля, и остановившись подле кресла Словуты, застыл в напряженной позе, верно, он жаждал как никто иной облыжничать Асила и Перший чувствуя это, посему и уступил.

– Мы, знаем, это Седми, – по теплому протянул Небо, або ведал как дорог его старший сын брату. – Вещунья, Двужил, – малеша погодя сызнова, принялся толковать Бог. – Полетите на кологривах, завтра с утра… Как раз в десять дней достигните континента предназначенного отпрыскам Асила и указанного на нем места встречи. Владушку в положенное время доставит Дажба, ее бесценное здоровье, как и ее саму не будем подвергать перегрузкам. Кажется это все, что я хотел сказать… Подробности еще раз после обсудите с Дажбой. Ах, да, вот еще что! – мгновение спустя торопко добавил он. – На эти дни, что девочка останется без твоего догляду Вещунья назначишь вместо себя Травницу, она очень ей нравится. Вероятно, тебя не надобно учить, какие ты оставишь распоряжения Травнице по поводу нашей драгоценности… – Царица резко качнула головой, словно шея у нее стала окаменевшей. Однако Небо не заметив того движения, пояснил, несомненно тревожась за отроковицу, – чтобы исполняла все желание нашей девочки, следила за питанием, отвлекала от беспокойства… беседовала. Коли, что не так сразу извещала о том Бога Дажбу.

– Да, Зиждитель Небо, так и будет, – дрогнувшим голосом отозвалась Вещунья Мудрая.

– Хорошо, тогда идите, – все тем же обеспокоенным тоном протянул старший Рас, вроде, и, не слыша трепета царицы и пронзительно следя взором за изменяющимся цветом кожи стоящего Седми.

Владелина тотчас, как и наставники, встрепенулась под боком у Дивного, собираясь исполнить указанное старшим Богом, но тот приметив ее движение, негромко заметил:

– А, ты, моя дорогая девочка останься. Нам надо с тобой еще потолковать.

Юница немедля приняла прежнюю позу, и, еще крепче обхватила руками бок Бога, ощутив под его слегка изогнутой рукой огибающей ее спину и тело, столько родного, близкого и одновременно заботливого, что наново сомкнула глаза, словно собираясь уснуть. Такое ощущение… ощущение слабости и вроде невесомости Влада почасту чувствовала подле Зиждителей, успокоение не только плоти, а чего-то более значимого живущего, обитающего в ней.

Вещунья Мудрая и Двужил, меж тем поклонившись Богам, покинули залу, пропав в желтоватой завесе, и только это произошло, Небо хоть и мягко, впрочем, достаточно властно произнес, обращаясь к старшему сыну:

– Седми, прошу тебя, присядь. Не должно тебе так тревожиться… коли тягостно справляться с тем, надо отбыть в помощь Воителю. Мы тут справимся и без тебя, ибо смотреть как ты себя теребишь, вельми тягостно мне. И это беспокойство вредно для тебя, мой милый. Ты, днесь себя накрутишь им, как делаешь не раз, а я потом выслушиваю подолгу назидания от Першего. Каковой считает, что я не умею с тобой себя вести и до сих пор не научился тебя понимать. Прошу тебя, малецык, умиротворись… Ноне я сие творю в первую очередь из-за тебя. Або помню как тяжело ты переживал, когда тебя облыжничал Асил. Потому ты должен вести себя ровнее, степеннее али иначе, я прямо сейчас, все это прекращу.

– Нет, нет. Не надобно, Отец, – торопливо откликнулся Седми и кожа его дотоль растерявшая золотое сияние и приобретшая легкую алость, в морг окрасилась в белые тона. Бог развернувшись, немедля направился к своему креслу и воссев на него, весьма мягко взглянул на Небо, что делал не часто, – я успокоюсь, как ты велишь… Уже.

Старший Рас и вовсе широко просиял улыбкой, по-видимому, его радовало и согласие Седми и то, что он назвал его Отцом, что происходило вельми редко. Небо еще немного глядел на старшего, такого непокорного сына, а после перевел взор на Владу и все еще сияя, сказал, обращаясь теперь только к ней:

– Девочка моя, посмотри на меня, – юница немедленно открыла глаза и зыркнула на Бога. – Послушай теперь меня также внимательно, как доселе слушали наставники и Дажба… Послушай и выполни все как я прошу. Неукоснительно, строго как я скажу, чтоб не получилось как с антропоморфом. – Это было волшебное слово, после которого Влада начинала безоговорочно слушаться, правда при сем дюже кривила свои полные губы. – Станешь выполнять на встрече с Асилом, куда вы прибудете с Дажбой, все, что скажет Вещунья. Встанешь подле нее и будешь держать за руку. В глаза Асила или членов его печищи не смотри, ты слышишь?

– Да, Отец, слышу, – прошептала отроковица, вроде ощущая испытываемое Богом волнение, которое наполняя залу, витало ноне и окрест нее.

– В глаза не смотри, сразу переведешь взор на Огня или Дажбу, – продолжил все тем же мало скрываемым, беспокойным тоном старший Рас, при том стараясь не выпустить из своего пристального взгляда движения юницы. – На Огня и Дажбу. Коль ты почувствуешь какое-то смятение в голове, тревогу сразу скажешь о том Словуте.

– Словуте? Словута тоже будет с нами? – изумленно переспросила Влада.

Девочка, сызнова встрепенувшись под рукой Зиждителя, стремительно перевела взор с лица Небо на сидящего справа от нее Словуту, в венце которого серебряно-золотой сокол резко вздрогнул всем телом и золотисто-желтые, вроде каменные лапы с мощными пальцами и в завершие их когтьми торопливо сжались, а погодя медленно раскрылись.

– Подле тебя всегда мои порученцы, оные слышат каждое твое слово, вздох аль просьбу, – благодушно пробасил Словута и чуть зримо улыбнулся, поелику скрытые под густыми усами губы легохонько колыхнули ковыльные волоски. – А когда ты поедешь на встречу я буду в капище. Буду приглядывать за тобой, потому немедля почувствую твою смурь… услышу твой стон… молвь.

– Скажешь Словуте. – Небо вроде и не приметил как сын Дивного и девушка перебросились словами, потому они еще не смолкли, а он продолжил, – именно Словуте и скажешь. Ни Дажбе, аль Огню, ни Вещунье, а именно Словуте… Так и скажешь «мне не хорошо», «туго дышать», «болит голова».

– Не пойму, – пожимая плечами, и теперь отстраняясь от Дивного, проронила девочка и качнула головой так, что заблистали в ее венке, пролегающем по лбу на изящных золотых листочках зеленые в тон ее глазам изумруды. – Так Дажба со мной поедет, но стоять подле не будет?

– Он будет недалече, – пояснил вельми медленно, делая большие промежутки между слов старший Рас. – Дажба станет скрывать тебя от мощи Асила таким образом, чтобы тот не приметил нашей связи и родственности. Потому пожаловаться ты ему не сможешь. Одначе, тебя будет слышать Словута. Он и услышит, и почувствует твою тревогу, твое томление. Главное, моя милая девочка, чтобы ты сама не пожелала подойти к Асилу… не заговорила с ним. Сейчас ты так горишь… так сияешь, стоит тебе обратить его внимание на себя, сделать неверный шаг и…

– Он, что тоже меня украдет, как антропоморф, – перебивая толкование Бога, испуганно вскрикнула юница, и, прижавшись к Дивному, уткнулась в него не только телом, но и лицом. – Тогда я не пойду! Нет!.. Нет!.. не хочу, чтобы меня от вас! от вас!

– Нет! Нет! Успокойся! Умиротворись! – нежно дыхнул ей в голову, склонившись, Дивный и полюбовно прикоснулся к волосам. – Он не заберет. Никто ему не позволит. Да и он сам никогда не станет тебе вредить. Никак не обидит, ни заденет, как антропоморф. Асил может захотеть токмо потолковать с тобой, прикоснуться… Однако, того нельзя допускать, ни ему, ни тебе. Потому как, моя драгоценная, в тебе тоже может возникнуть данное желание. И если оно появится. Ежели нежданно затоскуешь, скажешь о том Словуте, только конечно не открывая рта, не озвучивая свои мысли вслух.

– Владушка, девочка моя, подойди ко мне, – позвал девушку Небо и голос его дернулся так протяжно и звонко, точно порвалась натянутая на гуслях, на которых научила играть Златовласа Травница Пречудная, тугая струна.

Владелина поцеловала Дивного в рубаху прикоснувшись через тонкую белую материю к бело-золотистой коже и выпорхнув из его объятий, враз спрыгнула с кресла на пол, кажется, одновременно шагнув в направлении старшего Раса.

– Только не спеши, иди не торопясь, – добавил Небо узрев суетливость движений юницы.

Та немедля остановилась, на немного замерев на месте, глубоко вздохнула и вже пошла более размеренной поступью. Влада приблизилась к старшему Расу, и, встав обок с ним подняв голову, всмотрелась в столь дорогое ей лицо Зиждителя.

– Ты поняла? Уяснила, как себя должна вести? – спросил Небо, озаряя девочку светом своих очей, или то просто заголубел раскинувшийся над залом свод, где мутно-голубые облака покрылись россыпью прозрачных капель воды.

Девушка сызнова, кивнула и вздела вверх правую руку, желая коснуться Бога. Небо незамедлительно обхватил перстами кисть девочки, поглотив ее вплоть до запястья, и вновь с расстановкой неторопко произнес:

– Итак, моя драгость, повторим. В глаза, лицо Асила и членов его печищи не смотришь… Как только скажет Вещунья укрыться за ней, сразу исполнишь. Руку Вещуньи не выпускай. На вопросы Асила не отвечай, не позволяй ему себя коснуться и сама подави сие желание в себе. Смотришь только на Огня и Дажбу и если, что затеплится в голове позовешь Словуту… И еще…

– А ты, опять куда-то отбудешь? – наново перебивая Зиждителя тревожно поспрашала Владу, и туго вздохнула.

– Да, меня не будет, какое-то время. Но я скоро вернусь, – успокаивающе протянул старший Рас и так как отроковица снова открыла рот, желая, что-то спросить несильно качнул головой… не столько повелевая, сколь прося выслушать его до конца. – Я прибуду, когда ты вернешься, чтобы побыть подле и успокоить. Мне, поверь, моя радость, это очень надобно. Но более мне надо, чтобы ты выполнила все как я тебя прошу.

– Отец, – вклинился в речь Бога Дажба, которому также как и Владе, многое дозволялось и многое не замечалось и не только старшими Зиждителями, Отцами, но и более младшими. – Я все повторю нашей девочке перед встречей с Асилом, не тревожься.

– Благодарю, малецык, – тихонько отозвался Небо так, что те слова отроковица не услышала, видимо, они прозвучали также мысленно и предназначались лишь сыну. – Присядь, моя бесценная, – мягко проронил старший Рас, и, немедля подхватив юницу подмышки, посадил себе на колени, одновременно прижав к груди. – Помнишь я когда-то обещал, что ты увидишь море? – вопросил Бог и узрев кивок, дополнил, – Дажба тебе покажет море… То самое какое ты так долго желала увидеть.

Девочка нежданно резко засмеялась, и, вскинув вверх голову, уставилась на округлый подбородок Бога, обрамленный вьющийся золотой бородой до груди, определенно, жаждая сквозь ту густоту лицезреть все его лицо. Тот жизненный смех, не столь часто вырывающийся из уст Влады, по всему вероятию, заколыхал и сами курчавые отдельные волоски бороды Небо и объемные подлокотники кресла, где словно в сетчатых переплетениях виделись крупные плотные комки, напоминающие по форме лесные орехи.

– Ах, Отец, – дюже довольно откликнулась Владелина, – так я уже видела море. Тогда, когда меня похитил антропоморф и я от него убежала. Я выскочила из пещеры, где он меня прятал, и увидела перед собой безбрежную черную даль воды соприкасающуюся с темно-марным небом… И обманулась в своих мечтаниях. Ибо море не было столь прекрасно, как небо и смотрелось совсем темным, без блеска серебристых звездных светил, каковые я так люблю.

– Ты мне о том сказывала, – протянул со своего кресла Дажба и широко засияли улыбкой его уста, озарившие долгие кончики усов заплетенных в косичку. – Но сие море ты видела ночью, всего-навсе одним мгновением в котором тебе в спину дышал антропоморф… Днесь ты увидишь море днем и поймешь как оно прекрасно.

– Прекрасно? – повторила девушка, переводя взор на младшего Раса. – Точно также как небо и кланяющиеся малыми головками трав бескрайние дали елани?

– Также, а быть может еще лучше, – вторил певучему вопросу девочки лирический баритон Дажбы.

И от той нежности то ли к величественной в своей красе природе, то ли к божественному творению, Владе, поплыла по залу мелодия, будто наигрыш умелых перст душевно перебирающих струны гуслей.

Глава вторая

– Вуечка, – тихонечко позвала Владелина духа, повязывающего поверх ее белой с разрезом впереди, украшенной вышивкой, льняной рубахи, цветастый кушак с длинными бахромами на концах, таковой какой она уже и не носила. – И серьгу надобно снять?

– Все, все лапушка, – гулко отозвался дух, оглаживая книзу концы кушака. – Зиждитель Дажба велел все снять: серьгу, цепочку, браслеты, кольцо. Одеть в простые вещи, чтобы ничем не отличалась от иных мальчиков поселений.

– Теперь это уже не так легко скрыть, – усмехнувшись, молвила Владу взглядом указывая на свою грудь, топорщившуюся с под материи рубахи. – Да и потом у меня у одной длинные волосы, у всех короткие.

Дух и девочка стояли в своей четырехстенной избе, где слева от двери за неширокой матерчатой завесой ограждающей квадратом угол находилась куть, на полках которой располагались чугунки, мисы и разной формы бочкары. Справа же от двери поместилась широкая деревянная кровать, устланная шелковой простыней и легким одеялом, мягкими, струящимися да точно подстраивающимися под ощущения плоти, как и понятно, все принесенное Вещуньей Мудрой. Напротив двери, как и прежде, стоял широкий стол на полозьях и две переносные лавки, на которых правда юница не сидела. Для нее, также по распоряжению Бога Дажбы (каковой велел альвам окружить девочку особой заботой) плотники сделали стул с высоким ослоном, подлокотниками, обитый мягкой тканевой холстиной.

Владелина при помощи Выхованка принялась медленно сымать с рук браслеты, с пальца кольцо, с шеи цепочку и серьгу из левой мочки, чуть слышно и словно огорченно дохнув:

– Надеюсь, меня не заставят состричь волосы.

– Нет, – торопливо отозвался дух, и голова его засветилась голубоватым светом, тем самым успокаивая отроковицу. – Все отдам, как только, лапушка возвернешься, – указывая светом очей, на дары, лежащие на столешнице, добавил он.

Удалой дотоль почивающий подле ложа девочки, резко вскинул заднюю лапу и почесал свое длинное ухо, а погодя раскатисто зевнул.

– Ты только не обижай его. Удалого, коли я задержусь, – просящее проронила Влада и взяла со стола принесенный духом от альвинок красный плащ-накидку, носимый в поселении лишь мальчиками.

Это было шерстяное одеяние, величаемое балахна, с прямой спиной на вроде рубахи, только с короткими рукавами, без капюшона и весьма длинное, подол коего дотягивался до края низких, мягких сапог. Балахна застегивалась стыком краев на груди при помощи загнутых крючков, а по краю подола и рукавов была оторочена белой лентой, дюже удачно прикрывающей небольшую грудь девушки. Серые шаровары одетые на отроковицу, ноне и впрямь мало чем отличали ее от отроков поселения… Быть может только миловидностью и нежностью черт за это лето, словно отточивших ее женскую суть.

– Конечно, не обижу, – ласково ответил Выхованок, поправляя на плечах любимицы балахну, и чуть слышно цыкнул в сторону собаки и вовсе наполнившей помещение довольным раскатистым стоном.

В избу открыв дверь вошла Травница Пречудная, улыбнувшись не только юнице, духу, но, кажется, и Удалому резво вскочившему на ноги и шибутно замотавшему туды-сюды своим долгим хвостом. Вещунья Мудрая никогда не позволяла собаке, спать в избе, изредка уступая просьбе девушки бывать тут. Одначе, после отъезда царицы, тот запрет как-то сам по себе иссяк. Потому как ни Выхованок, ни тем паче Травница Пречудная не стали оспаривать просьбу девочки оставить в избе Удалого.

– Знаешь, Травница Пречудная, – сказала юница, неотступно наблюдая за покачивающимся хвостом собаки. – А вот ежели б у Удалого имелся короткий хвост, ему было бы, верно, легше на охоте. Да и мне не приходилось потом дедовник с него сымать.

– Что ж, очень разумно ты это приметила, – немедля откликнулась своим нежным, чистым голосом сподвижница царицы, все эти дни приглядывающая за отроковицей.

Альвинка шагнула к девочке и поправила полы плаща на ней, запахивая их так, чтобы скрыть грудь и, судя по всему, оглядела сняла ли та дары, ласково проведя по маленькой дырочке в левой мочке, точно единящей их обоих, ибо в ее ушке поместился квадратный голубоватый камушек. Ее мягкие черты лица, вроде она была сама отроковица, с полными в отличие от соплеменниц губами и весьма крупными очами, в белизне которых порой кружились веретенообразные золотые лучи, придавали Травнице Пречудной особую красоту и схожую с Владой хрупкость.

– Ну, что ты готова, моя милая, – легохонько пропела альвинка.

Ее голос почасту звучал тягучей песней, так как она дюже любила играть на гуслях и подтягивать тому наигрышу собственным голосом. Владелина не мешкая отозвалась кивком.

– Хорошо. Пойдем тогда. Я отведу тебя к капищу. Зиждитель Дажба уже ждет, – дополнила свою тягучую речь сподвижница царицы и протянула к девушке четырехпалую, худенькую и как казалось просвечивающуюся насквозь руку, где под кожей, вроде и не было плоти аль костей.

Влада нежно улыбнулась Выхованку и вложив в длань Травницы Пречудной свою руку, вслед за ней шагнул к выходу из избы.

– Удалой лежать, оставайся дома, – строго указала девочка собаке, отправившейся следом, видимо, решившей прогуляться.

Удалой недовольно потряс головой и чуть слышно взвизгнул. Однако спорить не стал и воспользовался столь редко предоставляемым ему правом побыть, поспать в избе, потому проворно пристроил зад на прежнее место обок ложа.

Альвинка и девочка меж тем вышли из избы на двор, где вже зачинался новый день. И солнце, в конце месяца нового лета, поднимающееся на небосвод весьма рано уже озарило белизной сам его окоем, раскрасив узкую полосу с востока в золото-алые полутона. Ярчайше блеснула крупинка света висящая в небесах, и Влада уже вышедшая на мощенную дорогу, резко остановилась, ощутив стремительно навалившуюся, не только на внутренности, но и в целом на всю плоть, острую смурь, отдавшуюся неожиданно легким томление в голове.

– Ты, что Владушка? – беспокойно поспрашала сподвижница царицы и оглядев девочку с головы до ног, настойчиво потянула на себя.

– Та искра блеснула… видела.., – прошептала юница, кивая вздетой головой на небо и чувствуя мощную рябь волнения, пробежавшую в голове и выплеснувшуюся скрипением в ушах.

– Видела, пойдем. Зиждитель Дажба будет на меня сердиться, ибо повелел привести тебя до того как блеснет та искра, – спешно молвила Травница Пречудная и с тем еще настойчивее потянула вяло шагающую девушку за собой.

– Ох! – взволнованно вскликнула Владелина, и тотчас остановилась. – Мы забыли взять венок болярины.

– Нет, венок Зиждитель Дажба велел не брать, – успокоительно пояснила альвинка, и, оглянувшись на стоящую юницу, широко просияла. – Пойдем… пойдем, – добавила она уже точно того выпрашивая, – покуда все не началось.

И Владелина послушно ступив вперед, поравнялась с Травницей Пречудной да направилась к капищу. Вмале они преодолели разделяющее расстояние до ковчега, и подошли к каменной площадке окружающей строение по коло. Поселение уже начало мало-помалу просыпаться, поколь пробудились духи те самые, оные следили за скотом и снабжали молоком, сыром, мясом жителей Лесных Полян и принялись выполнять, вместе с приставленными к ним мальчиками, свои обязанности. Кое-где уже курился дымок от каменных печурок, на которых готовилась снедь.

На пятачке пред завесой в капище стоял Дажба, обряженный в красную рубаху, тесно облегающую тело и доходящую до лодыжек, обутый в серебряные сандалии. Пластинчатый, платиновый пояс, собранный из круглых блях с покоившимися на них алмазами, множество серебряных браслетов на руках и ногах украшали Бога. Широкое ожерелье из платины и красных рубинов да светло-коричневых алмазов огибало шею. А высокий венец, каковой он одевал редко и лишь по каким-то значимым моментам в жизни поселения, али бытия Богов, напоминающий усеченный конус, тревожно перемигивался то белым, то красным цветом. Неотступно следя взглядом за подымающейся по лестнице юницей, Рас протянул ей навстречу свою тонкую, исхудавшую с белой кожей, подсвеченной золотым сиянием, руку и тотчас Травница Пречудная выпустила ладошку Влады, и, остановившись, преклонила голову.

– Я, кажется, повелел привести девочку раньше, – на удивление вельми сурово проронил Бог, что случалось с ним нечасто.

– Это я никак не могла подняться Дажба, – вступилась за альвинку девушка, вкладывая свою руку в подставленную длань Зиждителя. – Никак не могла.

– Не должно было вчера допоздна смотреть на небо, – голос младшего Раса разком смягчился, только он заговорил с отроковицей и очи его наполнились теплотой в отношении нее. Бог нежно сжал ладошку Владелины в своей руке и очень тихо дополнил так, чтобы слышала лишь она одна, – ведь Отец просил тебя беречь свое здоровье… Ложиться пораньше.

– Я не могла уснуть, – также чуть слышно отозвалась девочка, и щеки ее слегка покраснели, задетые лучами подымающегося на небосклон солнца. – Потому и вышла на двор.

Дажба малозаметно повел головой в бок, повелевая сподвижнице царицы уходить, а сам направился с отроковицей к желтоватой завесе, теперь и вовсе всего-навсе прошептав:

– Днесь мы зайдем с тобой в завесу. И как когда-то было с Седми окажемся там где надо. Ты только не пугайся, хорошо?

– Хорошо, Дажба, – губы Влады, похоже, и не шевельнулись, когда густое испарение поглотило их тела.

Плотный желтоватый пар сжал тело девочки со всех сторон и резко вскинул ввысь, словно скомпоновав ее в рдяную искру, в которую также обратился Дажба. Еще мгновение и рывком горячего дуновения пронеслось мимо пространство, а потом также моментально проступил яркий свет наполнивший голубизной раскинувшееся над ними небо. Ноги юницы наткнулись на твердую почву. И Владу тотчас разглядела перед собой красную материю рубахи Дажбы. Дюже громко заклекотали соколы, кружащие в голубом небосводе, уже явственно освещенном солнцем. Ярчайшая искра наново насыщенно блеснула, и по волосам отроковицы прокатилось веяние ветра, а плоть туго сотряслась от желания воспорить в вышину небес.

– Бесценная моя девочка, – торопко молвил Дажба, и, склонившись к лицу Владелины, ласково прикоснулся ко лбу, снимая там чувство тревоги. – У нас с тобой еще есть время до прибытия Асила и Огня, потому я и принес тебя сюда.

Высокая, побуревшая трава густо устилающая здесь землю и доходящая юнице почти до пояса стлалась намного вперед… И там дальше просматривались невысокие холмы плавно переходящие в ложбины поросшие низкими деревцами и кустарниками. Зиждитель бережно обхватил плечи девушки руками и повернул ее. И не мешкая высокие травы, прилегли к оземи, а Влада увидела пред собой резко оканчивающийся высокий брег и раскинувшуюся за тем рубежом голубо-синюю прозрачность вод, смыкающихся в дали с более темной полосой лазурно-голубого небосвода. Девочка легохонько повела плечами сбрасывая с них ладони Бога, и когда тот выпустил ее из объятий, неспешно тронулась вперед, ступая мягкими подошвами сапог на прилегшие все еще зеленые травы, впрочем, уже с кажущими подсохшие угловатые края. Дойдя почти до самого окоема брега, Владелина остановилась в шаге от его края, что узким выступающим своим концом нависал над далью моря. Обрывчатая стена из глинистого слоя весьма потрескавшегося, прорезанного широкими бороздами и щелями, местами поросла низкими зелеными травами, поддерживала тот самый уступ на оном ноне стояли человек и Бог. Уходя на много вдаль, как вправо, так и влево, она, одновременно, близко подступала к грани моря, оставляя меж рубежом земли и воды тонкую полосу песчаного брега. На тот небольшой промежуток желтовато-песочного песьяна, выкатывались малые волны. Они точно ласкались с песком, полюбовно оглаживая их край и медлительно скатываясь с песьяна, наново соединялись с себе подобными. Голубо-синяя даль моря была спокойна, легохонько шевеля своими водами, порой где-то в той бескрайней залащенности вскидывались вверх низкие белые гривы, также торопко ныряющие в недра моря и затихающие в его глубинах.

Невысоко над морем кружили большие белые птицы. Их гулкие голоса в царящей кругом относительной тишине раздавались так явственно, что отроковице показалось, кроме нее и этих птиц, внезапно резко опадающих к морской глади и выхватывающих из ее глубин серебристых рыб, никого более и нет… Нет! не просто на этом берегу, а и в целом на планете Земля. Неотрывная морская вода иным своим краем подходила к небу, вернее молвить, входило в него так плотно, что проступала лишь неясная черта того стыка. Само небо было озарено ясными лучами солнца показывающего занятым своим местом полдень. В воздухе столь чистом, и словно слегка присыпанным соленостью стояла бездвижность. Теплые лучи звезды Солнце пригревали столь рьяно, что Дажба шагнувший ближе к девочке, положил ей на голову ладонь, стараясь укрыть от той горячности. Влада видела, как точно живое дышало своими гладкими, иноредь вспенивающимися водами, море и слышала едва различимое перешептывание слабых волнений вод голубящихся с землей.

– Красиво? – вторгся в зачарованность девушки Дажба.

– Очень, – прошептала юница, страшась нарушить покой увиденного.

– Я всегда любил море, – с легкой грустью в голосе проронил младший Рас. – Его спокойствие, не суетность аль вспять волнение, тревогу. Живое, дышащее существо, то радующееся жизни, то тоскующее от собственной замкнутости.

Искра в небесах снова лучисто блеснула, враз озарив всю лазурь небосвода, и единожды наполнила плоть Влады слабостью и смурью, от каковой нежданно захотелось заплакать. Отроковица неспешно вздела голову, взглянула на тот свет, а после вновь воззрившись в морскую даль, сверху будто сбрызнутую теми лучами пролегшими по синей воде, опустилась на землю. Она согнула ноги в коленях, и, обняв руками, пристроила подбородок на них. Неотступно следя за меняющимся цветом синевы на воде и стараясь справиться с желанием заплакать.

– А можно мне покупаться? – вопросила она, не очень-то надеясь, что позволят, одначе, непременно, жаждая отвлечь себя тем поспрашание от тоски.

– Вода в море соленая, не такая как в реке, – молвил Дажба и сам торопко присел подле девочки, верно почувствовав ее тягостное состояние. Бог ласково приобнял Владу за плечи, поцеловал в макушку и своей нависающей фигурой загородил от палящих лучей солнца. – Только не сейчас, – добавил он, отвечая на ее вопрос. – Если все пройдет гладко, я верну тебя сюда, и ты искупаешься, – дополнил Бог, и отроковица услышав обещание, нежно улыбнулась. – Ты только выполни все, так как велел Отец, хорошо моя дорогая девочка?

А белые большие птицы, вроде вторя закружившим над Зиждителем и юницей соколам, носились над той безбрежной гладью моря, выхватывая из нее поблескивающих чешуей рыб, рассекая воздух мощными крылами и, похоже, даже не замечая той божественной красоты, что перекатывая волнением, несла на себе голубо-синие воды.

Откуда-то издалека долетел едва слышимый клекот соколов, пронзительное дуновение ветра, кажется, наполнило Владелину изнутри, а миг погодя перед ней вырос чудной лес. По первому те зеленые нивы напомнили окружающие Лесные Поляны, но сие лишь показалось и только вначале.

Дажба неспешно спустил отроковицу с рук, на коих дотоль держал, крепко прижимая к груди, унося с брега моря, и поставил на землю, при том нежно огладив взлахмоченные концы волос в хвосте. Оказавшись на оземи, Влада перво-наперво огляделась. Они стояли на невысокой покрытой чернолесьем горе, почти у ее подножия. В нескольких шагах от них протекал ручей, он зазвончато журча, перемешивался каплями воды с устланным гладкими голышами дном, подступы к которому охраняли здоровущие камни, сверху обряженные в ярко зеленые мхи. Дерева дуба, каштана, клена, ясеня столь знакомые юнице росли вперемешку с иными никогда досель ею незримыми, а потому дюже удивительными. Там просматривались дерева с прямыми стволами, покрытые серо-зеленой в белые бороздки корой, и овальными очертаниями крон. На бурых ветвях оных висели зеленые листы, состоящие из четырех лопастей, точно сложенных меж собой. Не менее чудными были невысокие с весьма толстыми стволами деревья, чья конусовидная, густая крона держала на себе, вроде стягов то продолговатые, а то с заостренными концами гладкие, кожистые сверху и бурые снизу, слегка опушенные листья.

Также плотно, как и деревья подступали, обхватывая, прижимаясь, тулясь к самому ручью, кустарники с пепельно-седой, бороздчатой корой и с раскидистыми ветвями на которых долгие, схожие с яйцами, листья смотрелись недвижно замершими. Еще одни кустарники с ярко-зелеными листами, как у березы тока много, много крупнее в размахе, сменялись плотными рядьями иных. С мудреными, будто покрытыми густой волосней стволами и острыми широкими зелеными листами сверху, и серовато-опушенными снизу. Не менее густо стояли в том чернолесье растущие под покровом травы, папоротники с перистыми плотными листами в очертании точь-в-точь, как треугольники, всевозможные плетущиеся растения.

Непроницаемые кроны деревьев не давали возможности проникнуть в глубины леса лучам солнца, и потому под его пологом царил сумрак, в котором, плыла голубоватая дымка. Весьма прохладное дуновение ветра, разком пробежав по верхушкам деревьев единожды опустившись книзу охватило и все тело Влады. Насыщенность красок, юности и наполненности иными звуками птиц и зверей леса показалась девочке всего-навсе давешним пробуждением природы от сна.

Очищенная от травы и кустов ровная площадка, где стояли Дажба и Владелина, явственно живописала утоптанную буро-коричневую с красноватым отливом почву. От той самой площадки вниз к подножию горы, скрываемому густыми стенами деревьев, пролегала узкая тропа, по которой торопливо поднималась вверх Вещунья Мудрая. В воздухе промеж ветвей все еще виделись мелькающие крылья соколов.

– А разве Бог Асил не увидит птиц? – вопросила девочка и неспешно перевела взор с синевы неба, едва проскальзывающего в прорехах кроны деревьев на лицо младшего Раса.

– Нынче, кроме тебя и Вещуньи Мудрой их никто не увидит, – пояснил медлительно Дажба, ласково проводя перстами по худым плечикам отроковицы. – Ты помнишь, что должна исполнить Владушка? – поспрашал Бог и в голосе его слышалось трепыхание, столь как чудилось юнице не свойственное ему.

– Я боюсь, – довольно-таки тихо проронила девушка, уловив волнение в Зиждителе… не только услыхав, но и ощутив его через прикосновение к своим плечам. – Вдруг… вдруг, что-то пойдет не так. И Отец будет на меня серчать?

– Нет, – глас Дажбы моментально окреп и днесь он огладил ее дланью по голове, приголубив там волосы. – Серчать не будет, никогда. Отец очень… очень тебя любит. Ты, просто, моя милая, держись крепко за руку Вещуньи Мудрой и слушай, что будет говорить через порученцев Словута.

– Зачем… зачем я туда должна идти, – тревога Влады нарастала с каждым торопким шагом царицы, а вместе с тем насыщеннее становилась белая полоса, вырвавшаяся из брызги и стремящаяся к планете Земля. – Можно я не пойду, Дажба. Я не хочу, боюсь… А вдруг этот Бог Асил заберет меня от вас и тогда я… я…

– Тише, тише, – ласково произнес младший Рас и медлительно опустился на присядки. Он, притянув к себе девочку, нежно прижал к груди, и вовсе полюбовно поцеловал ее в макушку, лоб, очи, и сызнова в макушку. – Он тебя не заберет. Ни в коем случае не навредит, не обидит. Он даже не решится прикоснуться, ежели ты того не позволишь… Али не пожелаешь. Но ты ведь не пожелаешь? – юница суетливо качнула головой и уткнув лоб в плечо Дажбы, туго вздохнула. Не представляя себе, как сможет любить кого-то больше, чем Отца, и ощущая мощную зависимость от него, иноредь какую-то даже болезненную. – Все будет хорошо, моя драгоценность… не бойся… Да и потом я ведь буду рядом, – продолжил успокаивающе Бог. – Сейчас ты пойдешь с Вещуньей Мудрой, а меня увидишь точно выходящим из гарана. Это похожее на капище судно, на оном прилетит Асил со своей печищей.

Царица, меж тем подошедшая к Богу и девочке, застыла на месте, низко склонив голову, увитую нынче и вовсе чудными переплетениями кос, напоминающих огромную ракушку.

– Вещунья Мудрая, – молвил Дажба, и, поцеловав в очи Владу, наконец, выпустил из объятий. Он, неспешно поднявшись, испрямился и зыркнув сверху вниз на царицу дополнил, – Боги вельми на тебя надеются.

– Да, Зиждитель Дажба, – немедля откликнулась альвинка и несколько раз тягостно качнула головой так, что в левой ее мочке заколыхался туды-сюды на продолговатой цепочке каплевидный, прозрачно-белый самоцветный камушек, густо вспыхнувший в пробившемся солнечном лучике всем цветами радуги.

– Береги нашу, драгость, чтобы с девочкой ничего не случилось, – сие уже звучала не просьба, а повеление и в нем было столько мощи, что заколебалась листва у ближайших деревьев.

Бог еще раз огладил юницу по голове, и, развернув легохонько подтолкнув к царице, мягко произнес:

– Ну, иди, моя бесценна Владушка, я буду подле.

Девочка вновь туго вздохнула, ощущая непонятное томление в голове и легкое покалывание от волнения в сердце и когда царица протянула ей руку, поспешно схватилась за нее… Точно в длани Вещуньи Мудрой стараясь найти опору, а засим не мешкая тронулась в след за наставницей вниз к подошве горы. Отроковица еще раз обернулась и в сероватой дымке увидела, как нежданно Дажба пропал с места, яркой рдяной искрой блеснув в блекло-желтоватом луче солнца, пробившегося сквозь кроны деревьев. И немедля на девушку навалился такой страх, что захотелось остановиться и никуда более не ступать.

«Все хорошо… хорошо, моя милая, девочка, моя драгость… Я подле!» – торопливо прошелестело в голове Влады глас Словуты и гулко заклекотали соколы в кронах деревьев, несомненно, вторя ему.

– Вещунья Мудрая, – позвала наставницу Владелина шепотом и порывчато вздрогнула, днесь еще сильнее ощутив царящую в лесу прохладу. – Здесь деревья словно недавно пробудились… Погляди листва такая нежная, зеленая.

– Да, – оглядываясь и беспокойно обозревая юницу, отозвалась царица, видимо, почувствовав, как та вздрогнула. – Здесь природа переживает иные времена лето, и, роняя листву полностью, замирает на какой-то срок, лишь погодя оживая новыми побегами. Ты продрогла? – вопросила она, узрев как девочка озябшее повела плечами.

– Ага, тут прохладно… или сыро… – протянула Владелина.

Вещунья Мудрая незамедлительно остановилась, и, сдвинув стыки балахны, застегнула на ней все крючки.

– Вскоре будем внизу, там многажды теплее, – заботливо молвила царица и в ее белых очах затеплились тонкие лоскутки золотистого света.

– Смотри… цветет, – дыхнула юница, стараясь отвлечься от тяжелых мыслей и указала перстом на растение.

То невысокое растеньице притулившееся обок торенки с крупными, трижды рассеченными листьями и мелким розоватым цветком, собранным в виде простых кистей, смотрелось таким хрупким, обойденным радостью, что его хотелось приголубить аль пожалеть.

– Это воронец, – шибутно пояснила Вещунья Мудрая, оправляя на девушке балахну и только мельком взглянув на траву. – Ядовитое растение при употребление оное может вызвать тошноту, рвоту и боли в животе. Не надобно его трогать.

– Я и не собиралась, просто показала, – голос Владелины обидчиво дернулся. – Вещунья Мудрая, – теперь дрогнула и вся она. – Я боюсь… боюсь, что он… Бог… Бог Асил меня заберет. Что во мне не так? Почему Зиждители меня так любят? Почему Дивный подарил мне здоровье? И почему я от них так зависима?.. Почему не могу быть подолгу вдали и так скучаю?.. И знаешь… знаешь я всегда нуждалась в том, чтобы они были рядом. И в детстве, до нападения энжея, так тосковала за ними… точно… Точно та тоска, смурь меня поедала изнутри.

– Тише, умиротворись, – нежно проворковала царица и провела ладонями по щекам отроковицы, жаждая впитать в себя ее горячность.

«Успокойся! Успокойся, моя драгоценность!» – это прозвучал принесенный соколами голос Словуты.

– И мне, кажется, я стала ощущать это с тех самых пор, – уже не в силах сдерживать желание выговориться, торопко проронила Влада. – С тех пор как на небе вспламенилась та крупинка света… И я услышала зов… Меня позвали… позвали по имени… Но не как Владелину, а по-другому. И я никак… никак не могу уловить это имя, кое вроде ускользает от меня дымкой… А когда я вижу мерцание той брызги, чувствую такую горечь, словно у меня отобрали самое дорогое. То без чего невозможно жить… без чего и не надобно вовсе жить.

– Владушка, девочка моя, – теперь альвинка обняла девушку, прижав к себе, и принялась целовать в локоны волос да гладить по спине. Осознавая, что нынче, все зависит от нее, царицы белоглазых альвов, а это значит надо непременно успокоить доверенное ей чудо… доверенную ей девочку. – Ты очень близка Расам. Очень дорога всем Зиждителям, ты часть их.

– Как это? – вдыхая в себя аромат царицы, чем-то напоминающий дух распускающейся листвы, спросила отроковица. – Их клетка? Или отпрыск как Рагоза, Граб, Нег?

– Нет, много ближе… роднее… драгоценней… Что не можно оценить, с чем нет возможности расстаться, что неможно утерять, – протянула Вещунья Мудрая, и на малеша смолкла не ведая, как объяснить отроковице, уникальность ее естества. – Ноне я не смогу… Не смогу все тебе объяснить, мое чудо, – спешно продолжила она погодя, – да и вряд ли успею… Ибо Бог Асил скоро прилетит. И мы с тобой должны выполнить то, о чем тебя просил Зиждитель Небо. Однако, придет время, и истинный твой наставник, каковой должен был быть подле тебя с самого твоего первого вздоха, все… Все тебе поведает. Я верю, это, непременно, случится. А поколь ты подле Расов наслаждайся их любовью и заботой.

– Тот зов, – уже многажды ровнее произнесла Влада, все еще желая досказать тяготившее ее. – Он вновь появился, недавно… Вчера я не могла уснуть, потому как меня звали. Я долго лежала в ложе, а после так и не уснув, вышла на двор. Я посмотрела в ночное небо и… и… тот зов прозвучал с такой мощью. Он ослепил меня так, что я увидела темную даль и вращающееся внутри нее тело похожее на веретено… увидела Галактику… Отец называет ее Дымчатый Тавр.

– Ты сказала о том Зиждителю Дажбе, – голос царицы застыл на одной волне, в нем не слышалась тревоги, однако ощущалась такое напряжение, оное в морг передалось девушке.

Потому Владелина надрывисто дернувшись, отстранившись от Вещуньи Мудрой, с волнением воззрилась в ее будто окаменевшее лицо.

– Да, сказала, – ответила Влада. – Дажба мне пояснил, что это Отец меня звал… Он прилетит вмале и я буду с ним. Дажба сказал, я просто истосковалась за Отцом… Истосковалась, – задумчиво протянула девочка, и переведя взор, уставилась на покачивающиеся кистями воронец. – Потому я и боюсь увидеть Бога Асила, оно вдруг поступлю не верно и расстрою Отца. А я того, – теперь и юница качнула головой. – Того не хочу. Порой я поступаю… поступаю не так как думаю… своевольничаю, не потому что вредная и капризная, а потому как… Потому как, что-то иное… то, что сильнее меня повелевает мне так делать.

– Это все нормально, – успокоительно отозвалась Вещунья Мудрая и резко вздев голову на соколов, каковых из-за густоты крон не было видно, но весьма четко было слышно, зримо перекосила черты своего миловидного лица. По-видимому, порученцы Словуты торопили царицу. – Пусть это тебя не тревожит, – досказала она, и кивнула, судя по всему, велениям Бога. – Нынче ты только, чудо, крепче держи меня за руку. И все будет хорошо. – Наставница малеша погодила, и вновь цепко обхватив ладонь девочки, добавила, – пойдем… Зиждители нас торопят.

Владелина еще не успела отозваться, как царица, потянув ее за собой, направила их поступь вон из леса, по краю которого росли и вовсе с мощными цилиндрическими стволами дерева. Их зелено-серая кора дюже сильно отслаивалась от стволов, а крона была таковой густой, что и вовсе смыкала доступ не только солнечного света к корням, но и, похоже, к раскинувшейся впереди долине. Плотные заросли кустов, кустарников и трав стояли по обе стороны от пробитой тропы, и часточко переплетаясь ветвями промеж себя, образовывали непроходимую чащобу. Выйдя из чернолесья, девочка увидела пред собой широкую и одновременно удлиненную долину, окруженную по рубежу пологими, невысокими горами с подобно бескрайне раскиданными по ним зеленым нивам.

Сама же долина была изрезана тонкими полосами узких речушек, оные сходились в ее завершие в малое, блестящее гладью озерцо. Низина густо поросла луговыми травами, все поколь низкими, вроде только давеча поднявшимися из земли. И виделись в том разнотравье: молодые побеги ковыля, метлика, пырея, тонконога. А порой целыми пластами стояли незнаемые Владой растения: с линейными, долгими листами белыми и кремовыми полосками по поверхности; с колосками собранными в метелки; разнообразные членистые стебельки и двурядно расположенными на них листами, напоминающие метлы, покрывающие почву густым ковром.

– Как здесь прекрасно! – обозрев столь любимые ею луговые дали, протянула Владелина, словно задыхаясь безбрежной широтой этого края, наполненностью мятно-приторным духом трав и сладким ароматом цветов. По всему вероятию, и, не примечая, раскинувшейся впереди на елани стан прибывших сюда созданий.

– Погляди, вереск! – обрадовано молвила Вещунья Мудрая, указывая на мелкий кустарник. – Это лекарственное растение, помогает при простудах, в настоях.

Вереск приветственно помахал маханькими трехгранными листочками, и рьяно потряс однобокими кистями лило-розового цвета. Девочка оглядела не только одиночное растение, присевшее в двух шагах от нее, но и целое селение, купно устилающее справа просторы луга и также как наставница, не останавливаясь, прошла мимо, переведя взор на людей, гомозулей и альвов ожидающих небольшим станом прибытия Асила.

Посланцы людских поселений поместились плотной кучкой прямо в нескольких метрах от гигантского круга, где более густая и яркая трава, чем на всем остальном луге прилегла, обрисовывая его поверхность. Так как с горы тропа шла под уклоном, спускаясь в жерло суходола, юница весьма хорошо разглядела тот круг, а в него вписанный малый треугольник, над которым пролегали точно устремленные вверх островерхие лучи, где трава также была плотно прижата к почве. Мальчики, составляющие большинство прибывших были обряжены, как и девочка, в белые рубахи, красные балахны, серые шаровары. Их было человек тридцать, быть может больше, почти все светло-русые, с легким золотым отливом, волос как у Дажбы. У многих ребят волосы смотрелись короткими, но были и те из них, которые имели, как у Влады длинные, стянутые в хвосты или малость короче, но тогда распущенные до плеч. Подле мальчиков находилось не только около пятнадцати гомозулей, но и не меньшее количество альвинок, которых, как первых, так и вторых представителей племен, отроковица никогда не видела в Лесных Полянах.

Вещунья Мудрая и Владелина еще не успели подойти к стану, когда в голубом небе ярко вырисовалась брызжущее светом пятнышко, и сие уже были весьма далекие от искры пежины. Мало-помалу они увеличивались и будто выбрасывали в разные направления белые ребристые полосы. Двужил узрев шагающих царицу и девочку отделившись от иных гомозулей, торопливо поспешил навстречу, и, по-видимому, приветственно улыбнулся, ибо враз его два раскосых глаза превратились в тонюсенькие щели, и легохонько затрепетал мясистый нос.

– Здравствуй Владелина, – ласково назвал он свою, теперь уже однозначно бывшую, ученицу. – Как ты?

– Все хорошо, – отозвалась девочка, стараясь теми словами придать себе уверенности и не смея при Двужиле проявлять слабость какую позволяла с царицей и Богами.

– Мальчики готовы? – взволнованность в голосе Вещуньи Мудрой возрастала, однако в теле… в руке, что держала бесценную отроковицу того не было.

– Да, все готовы. И все как мы договорились, – кивая, откликнулся Двужил, и купно заколыхалась его рыжая с красноватым оттенком шевелюра, определенно, глава гомозуль также сильно волновался, как и царица.

– Повели им Двужил застегнуться, здесь довольно сыро, и Владушка может простыть… Что как ты понимаешь не понравиться Зиждителям, – весьма строго указала Вещунья Мудрая, ибо была назначена старшей в этот раз Богами. А может, что скорее всего, она всегда ощущала себя более значимой, поелику ее Творец Седми, был старшим сыном Небо.

Гомозуль суетливо мотнул головой, будто отгонял какую мошку, в достатке кружащих над вже зацветающем разнотравием луге, и в этот раз не пререкаясь, громко крикнул:

– Так все, все поднялись, – хотя встревоженные необычным местом и встречей Бога мальчики и так стояли, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. – И оправились, – добавил миг погодя Двужил. – Застегнули все крючки на балахнах.

Отроки суматошно принялись выполнять указанное, а юница повернув голову вправо, вдали, почитай подле подножия гор увидела табун пасущихся кологривов… достаточно большой.

– Не знала, что кологривов на Земле так много, – проронила Владу рассматривая тех величественных и одновременно удивительных животных, которые умели летать аки птицы. – Значит, мальчики прилетели на них.

– Да, – чуть слышно ответила Вещунья Мудрая, оправляя на девочке полы балахны, проверяя крючки и оглаживая ее волосы. – Ты, только крепко держись за меня и если, что-то не так… Если станет не в мочь с собой справляться, не мешкая скажешь о том посланцам Зиждителя Словуты.

– Я помню, – глядя в беспокойные очи царицы, наполненные трепещущими лоскутками золотого сияния, проронила Владелина и широко улыбнулась. Прошло какое-то время, в котором девушка хранила молчание, явственно к чему-то прислушиваясь, а засим она дополнила, – искра более не блестит. И мне… меня поколь ничего не гнетет.

– Ну и хорошо, – согласно и единожды довольно отозвалась Вещунья Мудрая, и, вздев голову вверх, уставилась в небосвод.

Глава третья

А на голубом куполе уже явственнее обозначался летящий корабль. И если раньше он просматривался малым пятнышком, то спустя несколько минут значимо обрисовался массивным телом. Когда судно и вовсе приблизилось так, что стало возможным углядеть буро-зеленые многократные круги, выдыхающие коричнево-золотой дым, Двужил повелел всем строиться.

Мальчиков расположили в два ряда, справа от детей встали гомозули во главе с Двужилом, а слева поместились альвы. Владу поставили крайней в ряду людей, как раз подле альвов, обок с Вещуньей Мудрой, еще крепче обхватившей ее руку. В нескольких метрах от построившихся божьих творений лежал тот самый круг с треугольником и вспученными остриями, похожими на рога, вычерченный плавно и ровно уложенными рядами травы.

А корабль, или как его назвал Дажба гаран, уже завис настолько низко, что расположился непосредственно над кругом. Он мощно выдул из нескольких, перевязанных меж собой, круглых сопел коричнево-золотой дым последний раз, словно дыхнул и замер… там в вышине… Те самые буро-зеленые, круглые, многократные сопла нежданно и вовсе полыхнули зеленью света, замерцав. А засим гаран стал медленно опускаться вниз, уже не выпуская из себя дыма. Вмале судно достигло земли, и, притулившись краями корпуса, рубежа очерченного прилегшей травой круга, слегка сотряслось.

И пред застывшими в немом удивлении детьми предстал кубической формы бурый боляхный в размахе гаран, с башней на своей макушке в виде четырехгранной усеченной пирамиды, увенчанной платиновым деревом с малой кроной, где устремленные в разные стороны ветви не имели листов. На поверхности серой в шесть ярусов башни, опоясывая ее по кругу, располагались арочные окна, в которых мерцал зеленый, пузырящийся свет. Сами окна были по краям разделены мощными выпуклыми колоннами, по поверхности мышастого цвета которого блистали целые вкрапления темно-зеленых пятен, точно соединенные меж собой переплетенными в косы более блеклыми метелочками злакового растения. Окна по краю украшал платиновый, серебряный и золотой орнамент, также в виде плетеных отростков растений. Входом в гаран служила широкая арка, несмотря на то, что она сейчас была плотно закрыта мерцающей стеной, ее выпуклые арочные навесы воочью просматривались. Стоило гарану достигнуть земли, и замереть на ней, как на его макушке резко дрогнуло платиновое деревце. По его стволу, словно выскочив с под самой макушки пробежала рябь волнения, и вскоре на платиновых веточках стали появляться набухающие и степенно распускающиеся махие зеленые листочки.

– Владушка, – чуть слышно молвила царица, склонившись к самому уху девушки. – Печища Атефов вельми отличается от Расов и своим ростом, и обликом… Не напугайся.

Арочная дверь внезапно выпустила из себя дымчатые зеленоватые пары, каковые плотно укрыли и сам вход, да опустившись на оземь враз начертали из себя колеблющуюся лестницу с дюже широкими ступенями. Очевидно, еще мгновение того зеленого марева и степенно оседающий к земле дым живописал, вроде вышедшего из проема и остановившегося на одной из ступеней Дажбу, в красной рубахе и венце ноне пылающим багрянцем. Бог медленно повернул в сторону Владелины голову, глянул ей прямо в очи и обнадеживающе улыбнулся, а голос Словуты тотчас отозвался внутри головы: «Я рядом! Не бойся, любезная моя девочка!»

И вслед за тем дым полностью очистил арочный проем, показав глубокую, зеленую даль полей из которых выступил Асил. Тот образ коего видела Владелина в истукане головы в энжеевском Выжгарте. Как и Расы, Асил был высок и достаточно худ, будто много дней подряд до этого ничего не ел, и, по всему вероятию, даже не пил. Его слегка опущенные узкие плечи при мощном росте делали фигуру Бога сутулой. Смуглая, ближе к темной и в то же время отливающая желтизной изнутри, кожа подсвечивалась золотым сияние. Потому она порой видилась насыщенно-желтой, а потом вспять становилась желтовато-коричневой. Уплощенное и единожды округлое лицо Зиждителя с широкими надбровными дугами, несильно нависающими над глазами, делали его если и не красивым, то весьма мужественным. Прямой, орлиный нос, с небольшой горбинкой и нависающим кончиком, широкие выступающие скулы и покатый подбородок составляли основу лица, сразу обращая на себя внимание. Весьма узкий разрез глаз хоронил внутри удивительные по форме зрачки, имеющие вид вытянутого треугольника, занимающие почти две трети радужек, цвет которых был карий. Впрочем и сами радужки были необычайными, або почасту меняли тональность. Они то бледнели и с тем обретали почти желтый цвет, единожды заполняя собой всю склеру, а погодя наново темнея, одновременно уменьшались до размеров зрачка, приобретая вид треугольника. На лице Асила не было усов и бороды, потому четко просматривались узкие губы бледно-алого, али почитай кремового цвета. Черные, прямые и жесткие волосы справа были короткими, а слева собраны в тонкую, недлинную косу каковая пролегала, скрывая ухо, до плеча Бога, переплетаясь там с зелеными тонкими волоконцами, унизанными крупными смарагдами. Распашная, зеленая рубаха без рукавов с обработанными по краю выреза и вороту буро-серебряными узорами дополняла его скромное одеяние, а ноги были обуты в золотые сандалии схожие с обувью Дажбы.

Однако вельми занимательным был венец Зиждителя. Широкий платиновый обод по кругу украшали шесть шестиконечных звезд крепленых меж собой собственными кончиками. Единожды из остриев тех звезд вверх устремлялись прямые тончайшие дуги напоминающие изогнутые корни со множеством боковых коротких ответвлений из белой платины. Они все сходились в единое навершие и держали на себе платиновое деревце, схожее с тем, что венчало и сам гаран. На миниатюрных веточках которого колыхалась малая листва и покачивались разноцветные и многообразные по форме плоды из драгоценных камней, точно живые так, что наблюдался их полный рост от набухания почки до созревания.

Следом за Асилом из гарана вышел Бог Огнь. Он, кажется, за этот год и вовсе исхудал, и смотрелся весьма утомленным, отчего его белая кожа приобрела нездоровую бледность и почти не подсвечивалась изнутри золотым сиянием. Обряженный в белую рубаху, Огнь не успев выйти из проема, торопливо протянул в сторону стоящего Дажбы свою и вовсе тонкую руку, с едва затрепетавшими на ней долгими перстами.

Дети, гомозули и альвинки, только Боги появились на лестнице, низко склонили головы, и еще ниже ее пригнула Влада. Дажба узрев протянутую в его сторону руку Огня, шагнул к ней навстречу и губами нежно прикоснулся к кончикам пальцев. А Огнь немедля перехватив младшего Раса за плечи, торопко привлек к себе, и крепко обнял. Он ласково облобызал очи Дажбы, и только засим, также молча, передал его в объятия Асила. Старший Атеф не менее трепетно прижал к себе Дажбу и по любовно, будто видел дорогого сына, облобызал крылья его носа. Все с той же неторопливостью Асил выпустил из объятий младшего Раса, и еще нежнее провел дланью по его спине, вроде огладив там материю красной рубахи.

– Здравствуй, милый Дажба. Давно не виделись, любезный малецык, так рад тебе, – голос Асила, один-в-один, как голос Огня звучал серебристо-нежным тенором и прокатился по долине звонкими переливами песни. – Не ведал однако, что ты нас встретишь да и еще с детьми. Вельми сие приятно, мой бесценный.

– Мне надо передать тебе послание от Отца, – откликнулся Дажба, улыбаясь Огню, каковой нынче не менее нежно провел пальцами по коже его щеки. – А дети, болярины людских поселений, пришли встречать духов земли.

– Духов земли, – в тембре голоса старшего Атефа послышалось огорчение. – Но они прилетят следом, с нашими отпрысками… с Кручем. Милый малецык, конечный этап пути решил проделать самостоятельно в кумирне, або ему это разрешил Перший. Мы вам о том сообщили. Только вы почему-то не приняли наше послание, в целом как и не желали али не могли выйти на связь.

– Не могли, у нас были трудности… Да и кроме меня, да Отца Дивного в Млечном Пути никого нет, – пояснил Дажба. Он стоял вполоборота, разместившись на лестнице таким побытом, чтобы в надобный миг скрыть от взора старшего Атефа девочку, а посему немного загораживал Огня. – Но мне поручено передать тебе важное сообщение Асил, оное вы не приняли от нас.

– Погоди, мой любезный, – ласково молвил Асил, и чуть зримо просиял улыбкой. – Я поздороваюсь с вашими детьми, твое сообщение повременит.

И старший Атеф медленно перевел взгляд с лица Дажбы и воззрился на стоящих детей, какие по мановению вскинутой вверх руки Двужила, испрямились. Владелина мельком глянув на Асила перевела взгляд на Огня и увидела в его очах такое изумление, точно над ее головой пролетел антропоморф. Его радужнозеленые глаза весьма ярко вспыхнули, а засим по коже нежданно сверху вниз пробежала легохонькая рябь искорок, вскочившая из венца, что тончайшей золотой нитью, унизанной семью крупными, ромбической формы, желтыми алмазами, огибал по коло голову. Этот венец Бог одевал вельми редко, также как и украшения, впрочем ноне на его левом, указательном пальце красовался крупный серебряный перстень с семиугольным сапфиром в центре. Зиждитель медлил еще морг, а после резко дернул в сторону взгляд, вроде словив присланное ему известие от младшего Раса, и тотчас опустил голову вниз, уставившись в дымчатую поверхность лестницы, похоже узрев там, что-то более занимательное.

А Асил меж тем весьма благодушно осмотрел гомозулей во главе с Двужилом, вскользь прошелся взором по лицам мальчиков так, что щеки их густо зарделись и дотянулся до стоящей подле царицы Влады. Судя по всему, Бог не очень жаловал племя белоглазых альвов, оно как на них и не глянул. Как и мимолетно задел взглядом девочку, стоящую подле и отроков поместившихся за ней, и было уже отвел взгляд в сторону гомозулей. Однако засим стремительно вернул его обратно и уставился на юницу. И незамедлительно глаза Асила враз стали карими, а миг спустя радужки слились в единое целое с треугольными зрачками. И тогда по спине Владелины пробежали крупные мурашки, волосы на голове привстали от ужаса, а плотный бусенец пота покрыл лоб и подносовую выемку. Какую-то малость того напряженного безмолвия и девочка почувствовала как впился взор Асила ей в лоб, точно желая сорвать не только сами волосы, но и содрать всю кожу с лица. Кажется, кожа тихо скрипнула, заскрежетала и стала разрываться сначала на лбу, а погодя трещины пролегли по щекам, носу, подбородку, видимо, дотянувшись до самих уст. Влада порывчато дернула головой, нежданно ощутив как внутри нее, что-то мощно затеплилось, а после кто-то вельми повелительно указал вздеть очи от клубящегося дыма. И самого того не осознавая, обаче, действуя под властью той силы, девочка воззрилась в глубину карих треугольных зрачков Асила и не открывая рта очень четко крикнула, так, словно то кричала и не она, а тот кто был много ее сильней… и днесь… сейчас управлял ее ртом, мозгом, плотью: «Не смей меня трогать!»

И густая волна движения от безмолвно выдохнутых слов окатила и старшего Атефа, и, похоже, Дажбу, Огня. Отчего Асил даже малозаметно качнулся, а Расы взволнованно уставились на Владелину. Та плотная волна, коя была насыщенна болью, огорчением и единожды мощью окатив Зиждителей, вернулась обратно и впорхнула в приоткрытый рот Влады. Посему последняя на миг захлебнулась, таковым стремительным дуновением, и тягостно вздрогнув всем телом, лишь сейчас осознала, что кожа на ее лице никак не пострадала. Если не считать того, что покрылась мелкой зябью мурашек и вспотела.

– Асил, – сызнова обратился к Богу Дажба, и, шагнув в бок, единождым махом укрыл отроковицу от его взора. – Небо велел передать тебе сообщение. И поверь оно очень важное… И не может ждать. Иначе, как ты понимаешь, я бы сюда не явился.

– Хорошо, мой милый малецык, пойдем, – негромко и достаточно благодушно отозвался старший Атеф, стараясь меж тем узреть девочку сквозь закрывающую ее фигуру Дажбы.

Впрочем, Владу уже плотно укрыла собой ступившая, вместе с альвинками и гомозулями, немного вперед царица. А юница, замершая позади Вещуньи Мудрой, все еще судорожно дрожала. Ее руки тягостно трепыхались, ноги надрывно сгибаясь, подкашивались, точно им было не в силах удерживать своего обладателя… По всему вероятию, сотрясалась и сама кожа на лице Владелины, ее веки и губы, пытающиеся подавить в себе крик… новый и какой-то иной… более мощный, насыщенный пережитым. Колыхание затронуло всю плоть, как снаружи так и внутри, так, что дыбом встал каждый волосок на теле, напряглась каждая клеточка, каждая жилка и нерв. А сердце туго качнулось вперед… назад, словно жаждая пробить грудную клетку, поелику Владелина ощутила в возвратившейся волне такую любовь, что разком возникло желание тотчас поспешить к Асилу и припасть к его руке, так как сие содеял Дажба в отношении Огня…

Огня… Огнь… Девушка вспомнила про Огня и задышала много ровней. Сменяя рвущийся изо рта губ крик, на более степенную молвь… молвь коя могла ее успокоить.

Огнь… Наконец он приехал… Исхудавший… Изможденный… Одновременно далекий и близкий, и, однозначно, такой необходимый девочке.

И поколь юница шептала себе, степенно обретая собственные губы и собственное тело, Боги уже пропали в зеленом дымном арочном проеме. По первому туда вошел Асил, за ним Огнь и лишь потом Дажба. Старший Атеф напоследок обернулся. Он, вне всяких сомнений, захотел увидеть еще раз Владелину, но она была прикрыта обоими Богами, словно сговорившимися, и Вещуньей Мудрой. И как только Зиждители ушли, из гарана вышли сыны Асила. Вернее не вышли, а степенно… не торопко выступили, гулко топая по дымчатой завесе ногами и сотрясая не только землю, но и стоящее на ней судно.

– Тише, тише, моя милая девочка… я рядом, – зашептал голос Словуты в уши Влады, будто только, что от того глухого гула у нее прорезался слух, дотоль подчиненный более мощному созданию.

Сыновья вышли из гарана все сразу, похоже, единожды ступив из того на первый взгляд весьма узкого арочного проема. Это были весьма необычные Боги, похожие на Асила и при том отличающиеся от него. Во-первых, они были много выше своего Отца, судя по всему превышая его рост вдвое, потому казались огромными. Мощными, покато-округлыми выглядели их плечи и словно перекаченными предплечья, где наблюдались выступающими мышцы. Сие были массивно скроенные с сильным костяком и большим весом Зиждители, вероятно, забравшие всю силу, мощь и массу не только от Асила, но и от всех Расов. Сыны старшего Атефа вельми сильно сутулились, и, видимо, клонились они оттого, что на их спинах отложистой горой торчали невысокие горбы. Сами мышцы, выпирающие на плечах, предплечьях, бедрах, лодыжках, оголенной груди смотрелись дюже ребристыми и напоминали корни деревьев. Казалось они, испещряя части тел, не столько проходили под кожей, сколько над ней, едва касаясь ее своим краем, а потому так явственно перекатывались туды-сюды по той поверхности, весьма рыхлой и по виду похожей на вскопанную почву, снятую лопатой. Цвет кожи у Богов выглядел несколько отличным от Асила, хотя сберегал присущую Атефам смуглость и подсвечивался золотым сиянием.

У двух из них кожа была более насыщенна желтоватым отливом. У сих Богов, как позже назвала их царица, Велета и Стыри, было уплощенное, округлое лицо с низким переносьем и приплюснутым носом, с могутно выпирающими вперед массивными скулами. Узкими, темно-карими и черными были глаза, соответственно Стыри и Велета, где весьма сильно просматривались вертикальные складки кожи полулунной формы прикрывающие внутренние уголки глазных щелей в области верхних век. Волосы у Зиждителей прямые, жесткие и черные, вроде как блистали, будучи, вероятно, залащенными, так что ни один волосок на них не колебался.

Иной же из Богов, Усач, имел слегка красноватый отлив кожи, иноредь озаряемый почти рдяностью, особенно в мышцах-корнях. У Усача было весьма вытянутое лицо с орлиным профилем, крупными черными очами, черные жидкие длинные волосы, заплетенные в одну дюже тонкую косу. Бороды ни у кого из братьев не было. Одначе у Усача имелись довольно-таки густоватые усы, они также были переплетены в косы и достигали груди. Кончики, как усов так и волос, у Усача, туго схваченные, завершались крупными коричнево-прозрачными топазами.

Единственной одеждой Богам служила набедренная повязка широкая, обмотанная вокруг бедер и закрепленная на талии поясом. Сама повязка, кипельно-белого цвета имела множество мельчайших складок, и, доставая до колен, выглядела, несмотря на свою простоту, достаточно нарядной. Широкий сыромятный пояс, обильно усыпанный мельчайшими камнями переливающимися зелеными, бурыми и даже иссиня-марными цветами, стягивался серебристой застежкой изображающей ладонь с расставленными пальцами, где вместо ногтей на их кончиках горели алые рубины. И это все, что было одето и обуто на Богах, потому как мощные их стопы, так гулко отдающие земным грохотанием, никак не прикрывались.

Атефская печища выйдя из гарана, на малеша замерла на широкой дымчатой лестнице, оглядывая не столько расположившихся детей, гомозуль и альвинок, сколько саму местность. Усач чуть зримо поморщил свои полные губы, и легохонько мотнул головой.

– Уходим! – немедля отозвался Двужил.