В поисках утраченного Псарев Сергей

Золотая рыбка

Сегодня отложил все дела и махнул на птичий рынок. Такой рынок, пожалуй, найдется в каждом городе. В Питере – это, конечно, Полюстровский. Был он раньше Кондратьевским, но для всех так и остался навсегда "Кондрашкой" или "Птичкой"…

Трясусь на автобусе 33-го маршрута по Белоостровской улице. Это вам не Невский проспект, здесь автобусы из нашего прошлого века. Не всех берут с собой в 21-й век. Вот и остановка "Абразивный завод Ильич". Безмолвные серые стены корпусов, почти кладбищенская тишина… Бывает и так… Завода давно нет – его тоже не взяли в наше светлое будущее. Название осталось, но уже как память…

В автобус входят трое: молодая мама с дочкой пяти лет и их бабушка… У ребенка неподвижное, упрямое лицо и надутые круглые щеки. Первой этого не выдерживает мама, длинноногая крашеная блондинка в узких джинсах…

– Сделай нормальное лицо, а не то отдам тебя твоему папаше.

Ребенок хмурится еще больше и крутит маленьким пальчиком у своего виска. В ответ мама делает то же самое и строго дергает дочку за куртку. Они становятся очень похожими, мама и дочь…

– Ха, нужна ты ему, блин…

Блондинка запросто делится со мной впечатлениями о трудностях воспитания ребенка. Одной тяжело крутиться, никаких сил не хватит…

– Откуда столько злости в детях… Вчера дочка снова подралась в садике, залепила жвачку в волосы подружке. Пришлось объясняться с родителями и воспитательницей. И еще, ребенок не хочет разговаривать, молчит и все…

– Ты чего молчишь? – снова обращается она к дочери. -

Что ты должна делать, ну?

– Я должна хорошо себя вести и разговаривать, мамочка, – заученно и тихо шепчет ребенок.

Для своего возраста она, действительно, говорит очень плохо, похоже, отстает в своем развитии. Проблемы со школой – это перспектива ее ближайшего будущего…

– Если будешь себя хорошо вести, я куплю тебе сегодня золотую рыбку, – говорит мама.

У ребенка впервые оттаивает и оживает лицо…

– Правда, мама, самую настоящую золотую рыбку? Я буду, буду… Только не отдавай меня папе. Я тебя с бабушкой люблю…

Бабушка отворачивается в окно, у нее наворачиваются слезы…

Молодая мама, кажется, не замечает этого. А может, просто привыкла к этому. Она смеется…

– Вот бы иметь настоящую золотую рыбку, чтоб желания исполняла. Я бы здесь тогда не сидела…

– Да ты всю жизнь свою рыбку золотую ждешь, Маша. Бабий век короток, – не выдерживает бабушка.

– Отстань, мама! Опять ты начинаешь свою песню! Сколько же можно…

Мы едем по Полюстровскому проспекту. За окном неэстетичная промышленная зона с редкими вкраплениями автосалонов в стиле хай-тек. Остановившиеся еще в лихие 90-е годы предприятия постепенно переоборудуются под бизнес-центры. Радует глаз полюбившийся когда-то многим из нас русский авангард промышленных застроек прошлого столетия. Во всем этом и сегодня чувствуется какая-то романтика ушедшего времени…

Чугунная улица… Фасады домов покрыты толстым слоем копоти прежних времен так, что их желтого солнечного цвета уже не разглядеть. Начинается сталинская застройка конца 30-х годов, площадь Калинина с памятником всесоюзному старосте и развлекательным комплексом "Гигант-Холл".

Мы вместе идем на птичий рынок. Он не только птичий, но еще вещевой и продовольственный. Совсем по-деревенски кричат горластые петухи и суетятся куры. Сразу сбавили ход, смотреть на все это интересно. Продвигаемся через бурлящую человеческую реку и заходим в полумрак аквариумного двора. В этом пестром, переливчатом и сочном царстве красок легко заблудиться. За стеклами аквариумов в огнях радужной подсветки мерцает вода, поднимается пузырьками воздух. Среди них плывут таинственные акульи барбусы, голубые дискусы, жемчужные гурами, леопардовые данио и горбатые скалярии. Стайками резвятся светящиеся неоны и симпатичные усатые сомики. Это сказка и сладкий обман для непосвященных, надежный рынок у предприимчивых людей. Вот и золотые рыбки. Помогаю своим новым знакомым выбрать пучеглазую вуалехвостку. У нее округлое тело с отливающей золотом чешуей и шлейф из спадающих прозрачных плавников. Она важно шевелит жабрами и бесконечно глотает воду. Девочка благодарно сжимает мою руку и почему-то доверчиво не хочет ее отпускать. Золотая рыбка, помещенная в пластиковый пакет, скоро поглощает все ее внимание.

– А ей не будет скучно одной?

– Нет, теперь у нее будешь ты…

– Да, я буду любить ее. Она ведь тоже всегда молчит?

– Она не умеет говорить, но все видит и понимает. А еще золотые рыбки долго живут, и ты теперь будешь расти вместе с ней…

Купили вместе и маленький круглый аквариум, прощаемся. Ребенок еще долго оглядывается назад, отвлекаясь на наставления своей матери.

Теперь быстро делаю свои покупки и попутно общаюсь со знакомыми продавцами. Многие из них здесь стоят десятилетиями. Это большая часть их жизни.

Прохожу по всем рядам. Здесь много разной живности. Есть и экзотические экземпляры: террариумные вараны, ящерицы, змеи и крокодильчики. Бойкие торговцы предлагают свой товар, дают советы и рекомендации по содержанию. В декабре, под Новый год, здесь, в ангаре, случился большой пожар. Под своей тяжестью рухнула кровля, и тогда сгорело много птиц и рептилий.

Меня тянет к чему-то более знакомому, собакам и кошкам. Они здесь тоже совершенно необыкновенные. Со своею национальностью и придуманными на продажу родословными, как люди. Вот они… Ушастые и лобастые, игривые и веселые, тусклые и безразличные. Стоят, сидят или спят в импортных выставочных манежах и неудобных самодельных вольерах. Часто очень долго, месяцами ждут своих новых хозяев. Их такой жизни не позавидуешь…

Британцы, немцы, норвежцы… Серого волчьего окраса, молчаливый и могучий аляскинский маламут. Подвижные пятнистые долматины… Их изображения находили даже в раскопах древней Греции… Добродушные, лопоухие спаниели и длинные хитрющие таксы. Северные работяги лайки, всех видов и окраса. Преданные друзья человека лобрадо-ры, злые, недоверчивые кавказские овчарки и мохнатые тибетские терьеры. В роскошном будуаре спокойно дремлют шотландские вислоухие котята. Рядом посетителям предлагают британских плюшевых котят. Отдают и даром, в хорошие руки их беспородных расплодившихся собратьев. Пока малы и беспомощны – все они одинаково симпатичны, как любые дети…

За собачьими вольерами продают меха. Здесь это неизменная вотчина кавказских народов. Ряды норковых шапок и горы черно-бурых лисьих воротников. Рядом висит огромная седая медвежья шкура с клыкастой головой и лапами. Когти на них больше моих пальцев…

Обращаюсь к пожилой женщине. Она сидит рядом и вяжет шерстяные носки. Покупателей здесь нет, не сезон.

– Сколько стоит эта шкура?

– 135 тысяч…

Всего-то, и можно стать обладателем такого роскошного охотничьего трофея. Не убить самому, а купить и бросить к ногам любимой женщины. Так сейчас тоже делают, даже дешевле для здоровья обходится…

– Малхаз, тут твою шкуру спрашивают, – зовет хозяина скучающая торговка.

Появляется бородатый, ладно скроенный кавказец невысокого роста. Настоящий джигит, походка мягкая, кошачья. Он снисходительно улыбается.

– Ты глупая женщина, Фатима! Еще не родился на свете человек, который может купить мою шкуру… Я продаю шкуру медведя, есть шкуры волка и лисицы.

Теперь он поворачивается ко мне всем корпусом, и уйти от него сразу уже невозможно. Малхаз разворачивает и нахваливает свой товар, умело встряхивает шкурки и дует на серебристый длинный мех. Щелкает языком, его темные выпуклые глаза алчно вспыхивают.

– Хороший товар, брат! Выбирай, тебе дешево отдам…

Благодарю хозяина и иду прочь. Начинает накрапывать дождь. Осторожно заглядываю в свою сумку. В надутом пластиковом пакете деловито плывут полосатые скалярии, вечные черно-белые спутники моей жизни.

В золотую рыбку я никогда не верил…

Игра

Виктор посмотрел на свои карманные часы. Часы были памятные, подарочные. С надписью на крышке: ему, инженеру-испытателю от начальника космодрома по случаю увольнения со службы. Он даже шутил потом, что по этим часам время и летосчисление идет не от Рождества Христова, а от начала космической эры. Сегодня он их сам завел по случаю. Часы показывали без четверти десять вечера.

Покосившись на Катю, свою жену, он не торопясь открыл бар и, не доставая бутылки, тихонько налил себе стопку водки. Тарелка с горячей толченой картофелиной и соленым огурчиком уже стояла в полной готовности. Казалось, что Катя совершенно погрузилась в социальные сети у монитора и ничего не видит. Однако, едва Виктор потянулся к стопке, волнительно сделав при этом глотательное движение, как она тут же отреагировала на его действия.

– Чего ты прячешься, как мальчишка-проказник. Не удивишь, что я тебя не знаю или не с мужиком живу?

– А так вкуснее, когда ты этого не замечаешь, – отшутился он. – Молодость свою вспомнил.

– Да, вы на космодроме все нормы по выпивке выполнили на всю оставшуюся жизнь. Лучше что-нибудь другое из прошлого вспомни.

Она задумалась о чем-то своем на мгновение и присела с ним рядом. Смотреть – не всегда значит видеть.

– Налей и мне, только самую капельку. Как когда-то.

Она улыбнулась. Это "когда-то" случалось в их молодости. Тогда найти даже самое простое вино в их гарнизоне было очень трудно.

Виктору почему-то окончательно расхотелось выпить. Однако стопка уже налита. Он печально вздохнул, выпил ее и закусил без всякого удовольствия. Ему стало грустно.

Плохо, когда такие маленькие удовольствия уходят из жизни. Вот и они с Катей так живут. Скука, все давно делается по обязанности или привычке. Она все чаще чувствует себя дома уставшей или "никакой": "Я после работы, как пустой пожарный шланг или овощ". Какая уж, здесь может быть любовь? Живем вроде вместе и, одновременно каждый сам по себе. Да, раньше Катя была совсем другой. Может, им стоит как-то встряхнуть это застоявшееся бытовое болото?

Ему вспомнились их первая встреча с Катей. Она была тогда светловолосой красавицей, студенткой третьего курса Ленинградского политехнического института. Мечтала о театре и с увлечением занималась в театральной студии. На городских новогодних елках ей традиционно отводили роль Снегурочки. На одном из таких вечеров они и познакомились. Больше никогда не расставались. Шли годы. Кате уже не предлагали роль Снегурочки, теперь она все чаще становилась на детских утренниках Бабой Ягой.

Виктор решил сыграть с Катей самый главный спектакль в их жизни. На следующий день он позвонил ей на работу и назначил свидание на мосту у Казанского собора в шесть вечера. Пусть все будет как тогда, двадцать шесть лет назад в дни их первых встреч. Катя охотно приняла эту игру. Кто знает, может быть, это действительно что-то изменит в их отношениях?

Они снова брели вдоль канала и так же, как прежде зашли в кафе "Щелкунчик" на улице Союза Печатников. Он купил ей в киоске цветы, красные розы. Тогда старушки продавали их просто на улице, возле моста. Виктор держал Катю за руку, осторожно и не очень ловко поцеловал в щеку. Потом он набрался смелости и пригласил ее к себе домой. Они зашли в лифт и долго целовались, пока он полз на предпоследний восьмой этаж. Теперь они оба стояли у окна, и он положил ей руки на плечи. Виктор тогда показывал ей панораму города. Только теперь соседние бетонные коробки новостроек давно закрыли вид на Финский залив вместе с островом Котлин. Не видно теперь и Исаакиевского собора. Они оба даже не заметили, когда все это произошло. Он осторожно поцеловал ее в шею возле самого уха. Она вздрогнула, но не оттолкнула его. Виктор в тот момент понял, что все у них будет в этот вечер, все произойдет.

– Ты тогда сделал мне предложение, – сказала Катя. – Ты помнишь, что было потом?

Виктор посмотрел на ее погрузневшую фигуру и печально опущенные плечи. Память почему-то отказывала ему в этом.

– Ну, пожалуйста, вспомни. Это очень важно для меня…

Он ничего больше не мог вспомнить и снова начинал целовать ее. Ему уже хотелось близости, эмоции переполняли его.

– Нет, Витя! Это было не так. Ты еще не сказал мне самого главного и не лапал меня так быстро. Вспомни… Ладно, я сама скажу тебе. Ты взял меня на руки и закружил по комнате. Потом очень уверенно заявил, что больше никуда и никогда не отпустишь. Потому что любишь меня.

Виктор помнил об этом, он совсем не забыл. Просто не был уверен, что теперь сможет сделать это. Он все же подхватил Катю на руки и сделал несколько неуверенных шагов в сторону дивана, потом быстро опустил ее. Его сердце гипертоника бешено заколотилось.

– С тобой все хорошо? – спросила Катя и нежно погладила его по лысеющей голове.

– Конечно, со мной все в порядке, – бодрым голосом ответил Виктор.

Теперь все и всегда будет по-другому. Он снова обрел в себе нужную уверенность.

– Иди ко мне, – прошептала Катя и откинулась на подушку.

Они долго и медленно целовались. Их объятья становились все крепче, а движения сливались в едином порыве.

…Потом они оба долго и молча смотрели в окно на крышу соседнего дома, где реклама "Согаз" весело подмигивала им голубым пламенем всеобщей газификации страны. В это время что-то произошло с ними, но они сами еще не понимали этого.

– Послушай, Витя! – сказала Катя, нежно прижимаясь к нему. – Мне давно не было так хорошо с тобой. С того самого памятного дня 28 сентября 1986 года.

Виктор только улыбнулся ей в ответ. Он тоже сейчас об этом подумал. Они снова были вместе.

Все забудется…

Старый трамвай тормозит на каждом рельсовом стыке, а на кривом участке и вовсе, сыпет фейерверком искр из-под бугеля. Водитель сердито чертыхается, наблюдая сверху как юркие легковые автомобили, беззастенчиво перекрывают ему трамвайную колею.

Сегодня моя дорога к Черной речке не обещает быть короткой. Скучая, оглядываю едущих рядом пассажиров. У Елагина острова в трамвайный вагон входит молодая женщина с детьми. У нее они оба парни, цепляются друг к другу, словно молодые задиристые петушки. Активнее тот, что немного постарше, лет девяти с узкими злыми глазами. Кажется, его младшенький брат с ним чем-то сегодня не поделился. Изводить его доставляет ему заметное удовольствие. Мать не успевает разводить их по разным углам, только место в трамвае для этого не самое удобное. Нервы у нее, как натянутые струны, уже на пределе. Соседние пассажиры начинают ворчать и недовольно оглядываются.

– Дима, оставь Сашеньку в покое. Ты же старше и должен понимать, что так делать не хорошо, – говорит с упреком женщина.

Диме не нравятся такое замечание. Он легко переключается на свою мать.

– Мам, а ты куда ходила вчера вечером?

– На Испытателей ездила, оплатить счет в Петроэлек-тросбыт. Слушай, чего я перед тобой должна отчитываться?

– А наш папа говорит, что ты…

– Замолчи, что же ты такое говоришь? – глаза его матери быстро наполняются слезами.

Она испуганно оглядывается по сторонам. Пассажиры по большей части всего этого не замечают или намеренно делают безразличный вид. У каждого есть свои заботы. Другие, напротив, откровенно смеются над всем этим. Маленькая опрятная старушка, на переднем сидении внимательно выслушав весь этот разговор, неодобрительно покачивает головой. Теперь она живо обсуждает эту тему со своей соседкой. У них в жизни все было по-другому…

Дима улыбается с видом победителя и через некоторое время снова начинает потихоньку отвешивать щелчки своему младшему брату. Больше замечаний ему уже никто не делает. Его братишка краснеет и терпит. Он, молча, водит пальчиком по оконному стеклу, где быстро растекаются струйки начавшегося дождя. Осенний дождь скоро смоет грязные следы и все забудется.

В ожидании праздника

Все же удивительное место – Невский проспект. Здесь у Дымова неизменно возникает ощущение вечного праздника. Он сворачивает под арку на Малой Конюшенной и звонит в дверь парадной. Открыли быстро, похоже, гостей здесь давно ждали. Старенький лифт, дребезжа и качаясь, медленно везет его по стеклянному жерлу с наружной стороны здания. Во все щели проникает солнечный свет, и от подъема возникает ощущение крыльев за спиной.

Лифт останавливается где-то под самой крышей, в гостях у ласточек. Здесь находится арт-кафе, в котором сегодня состоится концерт авторской песни Саши П. Дымова на входе с улыбкой встречает коротко стриженая девушка-администратор и приглашает в бар.

Низкие кресла с подушками, тонконогие металлические стулья и столики. В баре плывет дым сигарет Dunhill и Virginia, посетители не торопясь потягивают коньяк из пузатых бокалов.

Дымов спросил зеленого чая без сахара и присел за свободный столик. Принялся набрасывать в блокноте новую статью. Он начинающий автор, публицист, и уверен, что для этой работы должен использовать каждую свободную минуту. За свою короткую творческую биографию Дымов уже успел отметиться публикациями в нескольких известных журналах, получивших одобрение самого… В общем, имя этого маститого писателя хорошо известно нашему просвещенному читателю…

Сюда Дымов пришел скорее для деловой встречи. А еще он, как всегда, ожидал звонка от близкого ему человека, Лизы. Их жизнь давно превратилась в сплошное ожидание, прерываемое цепочкой коротких встреч. Так все сложилось у них, и уже никто в этом не был виноват. Поэтому каждая новая встреча проходила у них как последняя, словно в омут головой… Что делать? Влюбленность всегда служит стимулом в жизни или означает ее полный крах…

Рядом за столиками сидели две компании молодых людей. Похоже, все они хорошо знакомы. В их манерах сквозила изысканная неторопливость и лень. Все при встрече нежно и дружески целовались, отвешивали друг другу шутливые комплименты. Скоро Дымов почувствовал на себе пристальный взгляд какой-то брюнетки с хорошо уложенным беспорядком в прическе и длинным тату на бледном плече.

Появился пожилой господин в очках. Грива его седых редеющих волос аккуратно убрана сзади в длинный хвостик. Он был чем-то похож на рок-музыканта первой волны.

– Всем привет!

– Андрей Петрович, дорогой, здравствуйте. Давно ждем…

Снова все обнимаются и целуются.

Вошел стриженный наголо человек лет сорока в кожаной куртке. Он тоже всем кланялся и заказал себе бокал светлого пива. Его представили как Александра Шаповалова, известного питерского литератора.

В баре обсуждали все. Модный пирсинг, длину платья на этот сезон и необходимость кальяна для хорошей компании.

– Кальян – это же процесс. Сел и действительно расслабился на 20–30 минут, а то и на час-полтора…

Наконец появился и сам Саша П. Он принялся подписывать всем желающим диски с записью своего нового альбома. О том, что концерт должен был давно начаться здесь, почему-то никто не вспоминал.