Операция «Моджахед» Пучков Лев

Глава 1

Сергей Кочергин

28 мая 2003 г., г. Моздок

Тепло. Птички щебечут. Травы благоухают с такой силой, что впору прямо здесь, на месте, открывать ингаляционный кабинет для товарищей с неустойчивой психикой. В общем – лето. Конец мая, отличный сезон для жителей Кавказа. Для всех жителей, без исключения. Одним удобно по «зеленке» шарахаться, мины к трассам подтаскивать и засады устраивать. Другим сподручно делать рейды и засады на те засады – без риска подхватить за ночь неподвижного лежания воспаление легких. Одним словом, хорошая пора, в известном смысле весьма продуктивная.

Сквозь гущу листвы пробился игольчатый солнечный лучик и боевым лазером впился прямо в веко Петрушина.

– Снайпер, – констатировал я. – Точно в глаз.

– У нас любой пацан белку в глаз бьет, – сообщил Вася Крюков. – И никто снайпером не обзывается. Просто так надо, чтобы шкуру не портить. А тут взял ствол в руки, саданул по нашим пару раз, его тут же завалили, а в отчете – «уничтожили снайпера»…

– В такую пору только на сеновале валяться, – Петрушин, перестав жевать травинку, уклонился от назойливого луча и мечтательно зажмурился. – С какой-нибудь мясистой дояркой Машей…

– И чтобы жопа была – как четыре моих, – тотчас добавил практичный Вася. – Такая… Ну – такая… Короче, вечером шлепнешь, утром проснулся – а оно еще трясется…

Мы, уважаемые господа и дамы, тут не просто так валяемся, а службу несем. В засаде сидим. «Мы» – это группа боевого применения команды № 9: майор Петрушин, капитан Крюков и ваш покорный слуга – лейтенант Кочергин. В августе, кстати, ожидаем одномоментное «озвезденение»: мне срок на старлея выходит, а Васе – на майора. Если доживем, придется крепко проставляться.

Те, кто с нами уже знаком, наверняка сейчас усмехнутся. В прошлый раз тоже все начиналось с засады. Но это не наша вина, просто так уж получается: если перефразировать известное изречение «кто ищет, тот всегда найдет» (читай дальше – на задницу приключение), можно с уверенностью утверждать – «кто долго сидит, обязательно чего-нибудь высидит». Как та хрестоматийная Курочка Ряба яичко непонятного качества.

И мне, например, в данном случае совсем не смешно. Скорее, грустно. Грустно, потому что мы сидим в засаде не у вражьего села Ведено или в каком-нибудь подобном местечке, а в окрестностях Моздока – южного форпоста России. Это наша земля. В трехстах метрах правее нашей позиции шумит трасса федерального значения, мирные граждане спокойно катаются по ней в обе стороны. Моздок – прифронтовой город, ворота Кавказа, войск в нем – немерено. Казалось бы, покажи на кого пальцем на улице, крикни: «дух!», в мгновение ока на фарш распустят… А на деле все не совсем так. Все сложнее и драматичнее…

– А вообще, на сеновале – не фонтан, – продолжал развивать тему сельский парень Вася. – Сено – оно колется. Трава – не сено. Сначала сушат. Сырое положишь – сгорит.

– Как сгорит, если сырое? – удивился Петрушин.

– Ну, это так говорят – «сгорит», – пояснил Вася. – Оно парит, преет, черное становится. Разворошишь – дым идет. Как будто изнутри горит. Поэтому траву надо сушить. А сухая – колется. Я пробовал. Если даже тряпку какую кинуть, все равно соломка протыкает. Деваха визжит, ее колет снизу. Да и сам… Гхм-кхм…

Тут Вася застенчиво потупился и прервал нить увлекательного повествования.

– Чего – «сам»? – не на шутку заинтересовался Петрушин. – Типа – упора нет, мягко?

– Да не, упор – это мелочь…

– А что не мелочь?

– Ну, это… Гхм… – Вася почесал нос и смущенно признался: – Ну, типа, ковыль, допустим, или репей туда встрянет… Гхм… Короче – бывает так, что хоть фельдшера кричи…

– Короче – членовредительство, – сделал вывод Петрушин. – Понятно. Тут, типа – романтика, слюни, все такое… И вдруг – репей! Да, это, наверно, неприятно.

– Ужас как неприятно! – Вася компетентно закивал головой. – Ужас… Поэтому лучше – на травке. Вот как мы сейчас лежим – милое дело! Тепло, день, комары не жужжат, птички поют, козявки всякие скачут…

– Ага, геморрагические клещи, – я счел нужным нарушить эту идиллию. – Или энцефалитные. Что хуже – вопрос спорный. В Сибири – энцефалитные, у нас здесь – геморрагические. В обоих случаях высока вероятность летального исхода. У выживших зачастую наблюдается паралич и сумасшествие…

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Петрушин.

– Сейчас у нас самый благоприятный период, – пояснил я. – Весна, начало лета. Вопреки расхожему мнению, клещи не сидят в засаде на деревьях и не сигают сверху на свою жертву. Любой индивид, знакомый с азами акарологии, скажет вам, что эти самые вреднючие клещи живут как раз в траве.

– Не в курсе насчет этой твоей акары, но клещей у нас навалом, – беспечно отмахнулся Вася. – Особенно в начале лета. Море! С лесу домой приходишь, надо догола раздеться и осмотреться. А сзади пусть кто из мужиков посмотрит. Ну, где не видно. В меня сколько раз впивались – ничего! Жив, и не дурак вроде.

– Ты просто очень везучий, – я усмехнулся – общепризнанный мастер войсковой разведки Вася в быту на удивление наивен и прост, как сибирский валенок. – Если клещ присосался – это необратимый процесс. Инфекция уже поступила в кровь. То есть это в том случае, если клещ инфицирован. В общем, если прокушен поверхностный эпителий, клеща можно уже не снимать. Остается только ждать проявления симптомов по окончании инкубационного периода. Геморрагическая лихорадка – раньше, энцефалит – позже, примерно через месяц.

– Точно! – вспомнил Петрушин. – У нас в училище один тип дураком стал аккурат через месяц после того, как его клещ цапнул. Медик сказал: «клещевой энцефалит». Как сейчас помню.

Тут Вася радостно разулыбался и, ухватившись за понравившийся диагноз, продекламировал:

– Клещевой энцефалит – он ведь сразу не болит! Тихо прыгнет и укусит, через месяц – инвалид!

– А ты тут не на курорте, – разом посуровевший Петрушин толкнул распоясавшегося соратника в бок и озабоченно осмотрелся – как будто ожидал увидеть как минимум взвод ощетинившихся клещей, приготовившихся к атаке. Затем обернулся ко мне и попенял на вредность:

– А ты, профессор, мог бы и промолчать. Теперь я буду все время об этом думать. Между прочим, у меня уже полчаса задница чешется – как будто укусил кто…

– Давай заголяйся, – живо предложил Вася. – А то я уже забыл, как выглядит твоя жопа…

– Да пошли вы оба! – в сердцах буркнул Петрушин. – Хватит придуриваться, у нас тут дело…

Да, давайте о деле. Мы же тут в засаде.

Наш «засадируемый» – Алихан Межиев. Некогда подручный некоего Лечи Усманова. Лечи мы взяли в марте сего года по разработке «Черная вдова», и он благополучно сдал нам всех своих приспешников. Мотивации сдачи приводить не стану, это больше в компетенции Петрушина. Но факт – сдал. Кое-кого отловили сразу же, а этого Алихана прошляпили. Он из низшего звена исполнителей, его специализация – организация транспортировки взрывчатки. То есть даже не убийца или собственно диверсант, а просто «технический персонал».

Лечи дал наводку по адресу временного нахождения Алихана – город Моздок. Мы сообщили территориальным представителям МВД, а когда те затеялись арестовывать этого товарища, его уже и след простыл. Примечательно, что информация была закрытого характера и отреагировали местные менты очень проворно: в обед получили наводку и спустя всего час поехали брать.

В общем, пришлось нам довольствоваться лишь его фотомордочкой в трех ракурсах, обнаруженной в архиве милиции, и подробной ориентировкой. Резонно предположить, что у местной диаспоры в милицейской среде присутствует хороший информатор. Настолько хороший, что имеет доступ к информации закрытого характера…

Алихана нам подарил предводитель нашей команды – полковник Иванов. Замечательный товарищ наш полковник! На ровном месте замечает то, чего другие в упор не видят. Или не желают видеть…

Приехал полковник в понедельник с еженедельным отчетом, после обеда попросил у Вити (это спецпредставитель президента по ЮФО, о нем – позже) машину на базар смотаться… Смотался. Заметил. Память у полковника просто феноменальная, все ориентировки, единожды просмотренные, помнит наизусть. А уж те, что проходят по его тематике, – и подавно.

Алихан был на базаре один – зелень брал. В принципе, в «девятке», на которой он приехал, был еще один мужчина. Но «девятка» находилась далеко, а Иванов близко. Если бы на месте Иванова оказался Петрушин, никакой операции не было бы. Двинул бы красавцу промеж глаз да привез Вите как трофей.

Но Иванов – потомственный контрразведчик, сразу прикинул перспективы и сопоставил факты. Дело в том, что в этот же день, но с утра, на Черменском кругу (трасса Моздок – Чермен – Владикавказ) задержали два «КамАЗа», в каждом из которых было по четыре тонны взрывчатки. Водилы оказались проворнее досмотровой группы и успели удрать, но удалось установить, что машины направлялись откуда-то из-под Моздока и следовали во Владикавказ. Судите сами: отсюда восемьдесят км, да по хорошей дороге – со всеми остановками едва ли более полутора часов. Нет, безусловно, как любит говорить Иванов, Алихан не таскал на спине здоровенный плакат «Перевозчик взрывчатки. Не беспокоить. Грущу. Маленько не довез селитру до пункта назначения…»

Но парень действительно выглядел уставшим и явно был не в лучшем настроении. А если учесть, чем этот товарищ занимался в недалеком прошлом, и предположить, что сейчас он гуляет не сам по себе, кто-то с ним контактирует, работает в связке…

Короче, полковник недолго подумал и грамотно сел товарищу на хвост. Благо, машина под рукой, водила местный, город знает, с закрытыми глазами везде может проехать.

А еще была у полковника мысль сугубо индивидуального свойства. Он с нами не делился, но это и так понятно, все на поверхности. Алихан – «хвостик» с нашей разработки «Черная вдова». «Основных» всех взяли (последний был тот самый Лечи Усманов), а разная «мелочь» кое-где до сих пор всплывает. Кто-то там пленному голову отрезал перед объективом камеры, кто-то взрывчатку возил…

Полковник Иванов привык делать свою работу обстоятельно и до конца. И он не любит, когда ему потом кто-то тычет фактами. Мол, взорвали там что-то, а обеспечивал теракт один из фигурантов вашей разработки, которого вы почему-то не удосужились своевременно спрофилактировать. Нет, мы вас, конечно, не обвиняем в халатности – всех не переловишь… Но факт остается фактом. Ваш товарищ. Недобитый…

Иванов проследил, куда «объект» направил стопы свои… Но в милицию сообщать не стал. Решил не наступать второй раз на одни и те же грабли. Прокатился к Вите, переговорил с ним накоротке и завизировал операцию. Хитромудрый Витя уведомил региональных чекистов насчет намечающейся активности на их «земле», но в детали посвящать не стал (взаимоотношений Вити и чекистов – кстати, его бывших коллег, тоже коснемся чуть позже). Работа несложная, оперативное сопровождение пока не требуется, взрывов и выстрелов не будет. В общем, нечего беспокоиться.

В итоге вечером того же дня команда в полном составе прибыла в Моздок на своем транспорте и с ходу присела Алихану на закорки. Работа и в самом деле была несложной. Взять товарища мы могли в любой момент, но Иванов не торопился: пользовался ситуацией на полную катушку и надеялся заполучить, помимо всего прочего, хоть какие-то «связи» нашего вновь обретенного фигуранта…

* * *

В 09.15 Иванов запросил по рации:

– Готовы?

– Всегда, – отозвался Петрушин. – Едет?

– Свернул к вам, – сообщил Иванов. – Принимайте…

Я развернул узконаправленный микрофон, подключил диктофон и приготовился «снимать» разговор. Мои соратники проверили свои «ВАЛы» и легли поудобнее.

– Громкость – на минимум, – напомнил Петрушин. – Потрудимся же, братие…

Мог бы и не напоминать – и так все отработано. Рации непосредственно во время операции у нас всегда шепчут, если не выключены вообще, а трудиться сегодня придется только мне: снять на камеру публику – по возможности «снять» беседу, перевести на русский по ходу беседы и сообщить свои соображения полковнику. Теракты вот так с бухты-барахты давно уже никто не проводит, этому предшествует достаточно длительная подготовка. Вася же с Петрушиным в данном случае лежат здесь сугубо для подстраховки моей скромной персоны.

Через минуту на небольшую полянку, на опушке которой мы расположились, выехала серая «девятка». Вышли двое – Алихан и его водила, парень до тридцати, осмотрелись без особого энтузиазма и сели обратно. Правильно, чего тут подозревать? Глухомань, лес кругом, никого нет. Гуляй – не хочу! Могли бы вообще прикатить с мангалом и шашлыков пожарить…

Алихан не стал терзать нас долговременным бездельем. Вчера он покинул усадьбу, где временно обосновался, и встретился с двумя какими-то типами как раз на этой самой полянке. Впрочем, саму встречу мы отследить не сумели, поскольку наблюдали за ними издалека, опасаясь спугнуть «объект». «Девятка» свернула с трассы в полутора километрах юго-восточнее Моздока, метров пятьсот не доехав до моста через Терек. Мы встали на почтительном удалении, снабдили Васю микрофоном и попросили прогуляться по лесу. А спустя пять минут от моста прибыла еще одна серая «девятка» и свернула туда же.

Безусловно, отправляя Васю без прикрытия, мы шли на риск. Но в данном случае обстоятельства сложились так, что у нас не было другого выбора. Перемещение по незнакомой местности всегда сопряжено с определенными трудностями даже для опытных в таких вопросах бойцов. Лес не разведан, точно маршрута мы не знаем… А Вася у нас исполняет должность местного Дерсу Узала. Этакий человек-тень. Мы с Петрушиным тоже отнюдь не дураки насчет незаметно подкрасться и наскоро, с ходу выбрать удобную позицию для кинжального огня. Но Вася в этом деле – уникум. Может вплотную приблизиться к самому опытному бойцу, сидящему в засаде, снять у него с лодыжки боевой нож и так же незаметно вернуться обратно. Это не гипербола – он проделывает такие вещи с фантастической легкостью.

Так вот, Вася прогулялся… Но без особого успеха. Встреча была короткой, он успел буквально к концу беседы, и мне осталось лишь перевести последний фрагмент, зафиксированный на диктофоне: «…Завтра, в это же время, здесь же… Посмотри там все хорошенько…»

Потом наши хлопцы разъехались. Алихан направился в город, а его контрагенты урулили обратно к мосту. Резонно предположить, что уехали за Терек.

Алихана бережно «принял» экипаж Иванова на «Ниве», а мы на «УАЗе»… никуда не поехали, хотя было большое желание сесть на «хвост» прикатившим из-за Терека «гостям». Мы Васю ждали. Машины-то всего две, шибко не разгуляешься. Прибыл наш разведчик минут через пять, «гостей», сами понимаете, уже и след простыл. Сказал, что их было двое, один молодой, типа Алихана и его водилы, второй – коренастый мужик лет сорока, судя по всему, главарь всей банды.

Наш «объект» после прогулки по лесу прямиком отправился в «чеченскую слободу» (это улица Победы, там с некоторых пор одни «чехи» живут), не поехал, а пошел к церкви Успения Божией Матери и слонялся вокруг в пешем порядке минут двадцать. После этого двинул домой.

Такое поведение поднадзорного настораживало и наводило на самые грустные мысли. Икона Иверской Божией Матери – одна из наибольших кавказских достопримечательностей. Она была подарена осетинскому народу грузинской царицей Тамарой и с тех пор хранится в специально возведенной для нее в Моздоке церкви Успения Божией Матери. Поклониться иконе съезжается со всего региона масса народу, у церкви в любое время – столпотворение верующих…

Моментально родилась версия: супостаты собираются рвать церковь. Там постоянно на охране местные казаки стоят, бдят день и ночь… Но, учитывая опыт предыдущих терактов, для разогнавшегося грузовика со взрывчаткой такая охрана – не помеха. Если где-нибудь еще просочится какой-нибудь «левый» «КамАЗ», наподобие тех, что были задержаны на Черменском кругу, страшно даже подумать, что там может случиться…

В общем, мы решили в молчанку не играть и тут же предупредили региональных чекистов, чтобы они выделили несколько оперативных групп для контроля за подступами к храму. А сами продолжали наблюдать за нашим «объектом». Товарищ профессионально занимается транспортировкой взрывчатки. Значит, что? Значит, может «засветить» «схрон» и вывести на организаторов грядущего теракта, коль скоро таковой планируется. А это уже сало, как говорит господин Петрушин. Не зря, выходит, напрягались и выписывали кружева вокруг скромной персоны бывшего подручного Лечи Усманова…

* * *

– Вторая пошла, – минут через пять прошептали наши рации голосом Иванова. – Принимайте…

Через минуту на полянку выехала точно такая же «девятка», как и у Алихана, встала рядом с первой машиной. Я направил в их сторону укрепленный на штативе микрофон, включил диктофон, надел наушники, и, пока они здоровались, отрегулировал уровень. Затем взял камеру и стал снимать.

Все было, как сказал Вася: приехали двое, один молодой, второй – «главарь всей банды». Кто в компании горцев самый главный, определить нетрудно. Тут психологом быть не надо, просто нужно немножко знать их обычаи. Самый главный стоит прямо, с гордо поднятой головой. Остальные особи первыми подходят к нему, нежно обнимают его за талию или совершают рукопожатие (а зачастую левой – за талию, а правой руку жмут) и при этом легонько наклоняются вперед, касаясь левым ухом левой же ключицы старшего. Короче сказать: маскируют поклон дружескими объятиями или крепким рукопожатием. Мы, типа, гордые горные орлы, кланяться не привыкшие, но уважение старшим всегда окажем.

Поздоровались они и сразу начали общаться. Слышимость была вполне сносной – микрофон хороший, а съемки получались не очень. Мы сидели метрах в пятидесяти от точки встречи, в объектив все время влезали ветки кустов, заслоняя лица разговаривающих. Ближе разместиться не удалось – пришлось бы оборудовать лежки и притворяться трупами. Это довольно неудобно и в данном случае совсем необязательно. Мы ведь не собирались долбить их с дистанции кинжального огня, нам бы только информашку снять…

– Все нормально? – спросил Алихан.

– Да, все хорошо, – кивнул старший, грузный мужик лет сорока. – У тебя как?

– Все нормально, – сказал Алихан. – Можно работать.

– Давай, доставай, – распорядился старший.

– Да это потом, – отмахнулся Алихан. – Привезем, выйдем – пусть тогда и одевает…

Говорили они по-чеченски, и при этом Алихан все время поглядывал в сторону второй машины.

– Там кто-то есть, – одними губами сообщил Вася, наблюдавший за ними в оптический прицел «ВАЛа». – Зараза… На тачке стекла тонированные, не видно ни хрена…

– Так не пойдет, – возразил старший. – Я сам должен все наладить. И надо привыкнуть. Привыкнет и не будет думать, что там надето. А если там оденет, времени мало будет, вдруг нервничать начнет… Да ты не бойся, все безопасно. Все отработано…

– Я ничего не боюсь! Надо сейчас – пусть так и будет…

Алихан гордо вскинул голову, расправил плечи… и исчез из поля зрения – полез в свою машину. Спустя несколько секунд он вернулся под объектив и поставил на капот машины небольшую хозяйственную сумку.

– Вот. Давай, одевайте.

Старший склонился к передней открытой двери своей машины и что-то начал бурчать почти шепотом – микрофон не очень хорошо передал эту часть разговора, я ничего не понял. Затем он распрямился и пожал плечами:

– Хочет помолиться. Есть что-нибудь типа коврика?

– Ну надо же… – в голосе Алихана явно звучала досада. – Может, еще и кувшин дать?

– Кувшин у нас есть, – старший на скепсис собеседника не отреагировал, говорил вполне серьезно. – А коврик грязный, ногами наступали. Есть что-нибудь?

– Ну… Надо – дадим, – Алихан опять полез в машину, достал какую-то тряпку и расстелил ее в нескольких шагах от машин. – Вот, пусть молится…

Из второй машины вышла женщина. Была она одета примерно так же, как и большинство наших богомолок, толпы которых стекаются в церковь Успения, поклониться иконе Иверской Божией Матери.

Женщина взяла кувшин, оттащила коврик еще дальше и присела. Мужчины деликатно отвернулись в сторону…

Меня как будто кипятком обдало. Сумка на капоте, женщина, наряженная православной паломницей, последняя молитва… Ну не дебил ли? Это что, атрофия оперативного мышления? Следовало догадаться еще в тот момент, когда Алихан что-то там брякнул насчет «привезем, выйдем – пусть тогда и одевает…»!

– Шахидка, – прошептал я. – К церкви. Отпускать нельзя. Даже на трассу выпускать нельзя – потом уже поздно будет.

– Угу, – нахмурился Петрушин, доставая рацию. – «Первый» – «Третьему».

– На приеме «Первый».

– Нештатная ситуация. Смертница с поясом. Пояс пока на капоте, пока безопасен. Молится.

Рации молчали. Иванов лихорадочно соображал. Полковник жуть как не любит рожать продуктивные идеи в режиме жесткого цейтнота. Как показывает практика, такие идеи, пусть даже и очень привлекательные на первый взгляд, впоследствии оказываются чреваты кучей мелких отклонений и явных дефектов.

– Думаю, это нулевой вариант, – поторопил полковника Петрушин. – Сейчас закончит омовение, будет молиться. У нас несколько минут, чтобы принять решение.

– Ладно, пусть будет так, – согласился полковник. – Но мне нужен источник. Кровь из носу! Попробуйте сберечь хоть одного. Желательно старшего.

– Ничего не обещаю, – Петрушин не стал обнадеживать шефа. – Далеко, ветки мешают. И много их. Но мы попробуем.

– Я верю в вас, – в шепоте полковника звучала надежда. – Вы – лучшие. Ничего не надо?

– Медиков, может, подтянуть… – а вот в голосе Петрушина звучало сомнение. Какие, в задницу, медики, если кто-то успеет привести в действие пояс? – Чекистов предупредите на всякий случай. И пара «санитарок» пусть сюда едут. Все, до связи…

Женщина за машинами молилась. Всю ее видно не было, только руки простертые перед собой, да склоненную голову в платке. Глубокий поклон, руки обхватили колени… голова пропала. Вот она распростерлась ниц – молитва недолгая, скоро закончится… А сумка пока что мирно лежит на капоте…

– Как толстого видишь? – прошептал Петрушин.

– Нормально, – Вася чуть сместился влево и поудобнее приложился к прицелу.

– Левое плечо. Я – правое. Серый, брось камеру. Правое плечо Алихана. Я подключусь. Потом – перенос на водилу Алихана. На снос. Вася – сразу перенос на водилу толстого. На снос. Я бабой займусь. Понятно?

– Понятно, – мы с Васей синхронно кивнули.

– Толстый – нужен, – подчеркнул Петрушин. – А то полковник нас на куски порвет. Алихан и баба – так, если получится…

Женщина показалась в секторе – выпрямилась и села на левое колено.

– Понеслась, – буркнул Петрушин.

Наши «ВАЛы» вразнобой плюнули свинцом.

Коренастый мужик сильно дернул плечами и попятился назад. Мой «объект» – Алихан, тоже дернул плечиком, его отбросило на машину. А Васин «объект», водила коренастого, сразу не умер: рухнул в траву, и, привалившись к борту машины, судорожным движением достал что-то из кармана…

– Твою мать… – всхлипнул сумевший что-то рассмотреть Вася. – Вспышка с фронта!

Мы мгновенно ткнулись носами в землю и водрузили руки на голову. Въелось в кровь – так учили.

Бу-бух-ххх!!!

Рвануло так, словно авиабомба сдетонировала. Мне больно тюкнуло в левое предплечье, в рукаве стало горячо. Спустя секунду на голову посыпались срезанные осколками ветки.

– Что там? Что?! – захрипели рации страдающим от неизвестности Ивановым. – Да подайте голос кто-нибудь!

– По-по-по… – пробормотал Петрушин, вскакивая и бросаясь к месту встречи.

– Был взрыв, мы все живы, – на бегу сообщил я в рацию. – Подтягивайтесь сюда…

Сосредоточившись на коренастом, мы упустили его водилу. Вася не попал в голову, и на последнем издыхании этот мерзавец привел в действие пояс, видимо, пульт был у него. Впрочем, сейчас это уже было неважно, кто неправильно стрельнул и на ком неверно сосредоточился…

Все четверо были мертвы – от троих вообще мало что осталось. Бензобаки, видимо, рванули одновременно – сейчас остовы машин горели жирным пламенем.

Женщина не умерла, но даже дилетанту было ясно – это ненадолго. А мы не дилетанты. Мы знаем, что с такими ранами люди живут пару десятков минут – при условии, если сразу и обильно вкатить обезболивающее.

Я достал из нарукавного кармана сразу два шприц-тюбика с промедолом и склонился над окровавленным телом, бьющимся в конвульсиях. Женщина пристально смотрела на меня, шевеля губами, зрачки ее глаз были сильно расширены[1]. Петрушин, направивший было ствол в голову женщины, дико вытаращился и пожал плечами. В глазах своего боевого брата я прочел безразмерное удивление.

– Источник, – пояснил я, вкалывая промедол в плечо женщины.

– Ты сдурел, Серый?

– Больше никого не осталось, – я вколол второй шприц-тюбик. – Минут двадцать будет жить.

– Ну ты садюга, Серый, – Петрушин покачал головой и убрал ствол. – Я посмотрю, что она тебе скажет…

Я не садюга. Я офицер-аналитик ГРУ. У меня работа такая. Все «источники» мертвы, остался один и ненадолго. Вернее – одна. Умирающая женщина в пограничном состоянии. Все сдерживающие факторы на нуле, осознание неотвратимости смерти может повлечь нередко встречающийся парадокс «последнего покаяния». Особенно, если удалить из поля зрения все враждебные объекты и поместить рядом какое-то подобие родственной души. У нас такое подобие имеется…

Минут через пять подтянулись наши. Я наскоро объяснил ситуацию. Костя тут же стал составлять вопросник. Лиза сбросила камуфляжную куртку, оставшись в футболке, накинула на плечи то самое покрывало, на котором молилась шахидка, и на миг стала штатской дамой. Была наша штатская дама бледна как смерть, старалась не смотреть на развороченные трупы и вообще трепетала ноздрями. Я предложил ей нюхнуть нашатырю, но она дернула плечиком – справлюсь, мол, и не такое видывала. А то, что покрывало в пятнах крови, даже не заметила…

Еще через пару минут вопросник был готов. Костя – мастер, в пиковой ситуации мозги у него соображают на порядок быстрее. Лиза включила диктофон, взяла вопросник и присела рядом с умирающей. Мы отошли подальше и тоже присели, чтобы нас не было видно.

– Виноваты, – покаянно склонил голову Петрушин. – Хотели как лучше. А получилось…

– Да ладно, – отмахнулся Иванов. – Живы – и на том спасибо. Кто ж знал… Перевяжи пока Сергея, весь рукав мокрый.

Петрушин деловито забинтовал мне предплечье. Рана, слава богу, оказалась совсем пустяковой…

Некоторое время мы молчали, прислушиваясь к беседе. Лиза общалась с женщиной на чеченском, та ей что-то отвечала – порой были слышны членораздельные фразы…

– Чего говорят? – шепотом спросил взъерошенный Вася.

– Потом, – буркнул я. – Запись послушаем. Невнятно как-то…

Голос умирающей звучал низко и протяжно. Говорила она медленно, выстанывая каждое слово, и временами повторяла, как заклинание:

– Проклинаю… Проклинаю… Проклинаю…

Лица Лизы я не видел, она сидела к нам спиной. Но плечи нашей «штатской» дамы как-то подозрительно вздрагивали, а ее левая рука все время находилась у лица. Похоже, дама едва сдерживала рыдания. Все-таки надо было нюхнуть нашатыря, зря отказалась. Кровищи вокруг, как в убойном цехе, обезображенные трупы валяются, у тебя на глазах тяжко умирает молодая женщина, по сути, еще совсем девчонка… А ты сиди, как пень, и пытайся вытащить из нее последние крохи информации. Потому что так пожелали большие и сильные мужики, которые сами сделать это не в состоянии. Тут поневоле напрашивается сравнение: эту несчастную, которая очень скоро умрет, на дело направили такие же сильные и бессердечные мужики…

Вот такие, братцы, дела. Мы, конечно, занимаемся важным и очень нужным делом… Но бывают такие моменты, когда я просто ненавижу свою работу…

Глава 2

Моджахед

Право первой ночи

Просторная комната. Стены чисто выбелены, оба окна занавешены шторами. В комнате нет мебели, как и положено, только большой зеленый ковер на полу, с высоким ворсом. Посреди ковра лежит полуторный матрац, застеленный белоснежной простыней, две атласные подушки, два скатанных одеяла. В углу кассетный магнитофон на батарейках играет приятную восточную мелодию. Рядом в медной чашке курятся благовония и стоят два бронзовых канделябра, каждый на три свечи. Канделябры местные – забрали у каких-то гяуров, еще в первую войну.

Свечи горят. Сейчас уже лето, вечерами светло, но окна специально занавешены, потому что здесь происходит таинство. Да и уютнее так, это Халил придумал.

В комнате находятся двое. Наш моджахед Халил и юная чеченская девушка Эльза, которой на прошлой неделе исполнилось шестнадцать лет. Это молодожены, у них первая брачная ночь. Или первый брачный вечер. Сейчас половина девятого вечера, нам, вообще-то, скоро надо по делам ехать… Но, чувствую, сегодня мы здесь задержимся.

Халил приступает к раздеванию новобрачной. В углу комнаты, примерно на высоте человеческого роста, замаскирована камера. Провод выведен сюда, к нам, в соседнюю комнату. Мы сидим перед монитором и любуемся тем, что происходит у молодоженов. Эльза, естественно, об этом не знает. Качество записи не очень – надо бы света побольше. Но все равно, это лучше любого кино. Потому что мы все знаем, какое у этого кино будет продолжение.

Девчонка робеет. У нее это в первый раз, а Халил, по сути, чужой для нее человек. Так, виделись несколько раз. Сидит, как истукан, глаза опустила. Халил только платок с нее снял, а она уже вся красная, как закат в горах, – даже при скудном освещении видно, что лицо потемнело.

– Ухх! – сквозь зубы выдыхает Абу. – Ух ты, мой барашек…

Абу жутко заводится на невинных девушек. Может месяц спокойно обходиться без женщины, но уж если дорвется до такой вот, как эта Эльза, его ничем не остановишь. Если сейчас кто-то придет говорить о делах, он его точно расстреляет. Только вряд ли кто станет рисковать. Все это знают, сумасшедших нет.

– Долго, – бормочет Абу. – Я уже весь горю. Что-то Халил тянет…

Халил не спеша расстегивает пуговицы на блузке новобрачной. Улыбается, бормочет что-то ласково, типа успокаивает. Он свое дело знает. Умеет он это – раззадорить амира так, чтобы тот выл от страсти, как буйвол во время гона, и слюной капал на ковер.

Девчонка низко опустила голову и как будто окаменела. Боится! Никакой любви тут нет, в том плане, как ее понимают европейцы и прочие гяуры. Обычная история. Бедная семья, мужчин или совсем мало, или вообще нет, а те, что есть, – инвалиды. У них тут, после десяти лет войны, такое положение дел – норма. Красивая девчонка – это капитал. Надо только правильно этот капитал разместить, чтобы польза была. Мы, на их взгляд, являемся очень неплохим банком для такого капитала. Даем хороший бакшиш, обещаем потом оказать поддержку. А Халил у нас как приманка. Красивый, с глазами, как у вола, мягкий весь такой, добрый. Смотрит хорошо, как будто ласкает. Местные молодухи от него всегда млеют. Никто за руку не тащит, сами идут. Думают, вот счастье подвалило! Породниться с самим амиром Абу (Халил – его двоюродный брат) – это вам не шутки. И не беда, что в языках не разбирается, может коряво изъясняться по-русски, а по-чеченски вообще – лишь набор обиходных фраз. Зато из нации пророка, и молитвы читает получше любого улема – как песни поет…

Вот Халил уже снял блузку. Девчонка сидит в лифчике. Теперь и все остальные заводятся, не только Абу. Что дальше будет? Юбка или лифчик? Халил каждый раз выдумывает что-то новое, любит он это дело.

Эльза в трансе, сейчас в обморок упадет. Халил правильно понял ее состояние, сделал паузу. Сам начал раздеваться. Рубашку снял, остался по пояс голый. Она не смотрит на него, стесняется. Халил успокаивает ее, ласковые слова шепчет, потом дает ей специально припасенный шарфик – давай глаза завяжем, не так стесняться будешь.

Эльза быстро кивает – соглашается. Глупая девчонка. Откуда в конце мая здесь шарфик шерстяной оказался? Очень вовремя! И кто ей сказал, что молодожены друг другу глаза завязывают?

Странно, но ни разу еще не было такого, чтобы новобрачная отказалась от шарфика. Все стесняются и все с благодарностью принимают помощь ласкового Халила. А может, просто потому, что они такие юные, а он красивый мужчина, и они не ждут от него никакого подвоха. Какой подвох может быть от жениха, который прямо сейчас станет твоим мужем?

Халил завязывает шарфик на голове невесты, поворачивается к камере и, лукаво улыбаясь, манит нас пальцем. Потом говорит Эльзе, чтобы немного подождала, – он сейчас разденется.

Нас дважды просить не надо, сразу встаем и направляемся в соседнюю комнату, ступая на цыпочках. Мы все босиком, у нас в доме не принято ходить в обуви, это только гяуры так делают у себя в домах.

Заходим, крадучись рассаживаемся у стены, сбоку от матраца. Нас четверо: Абу, два его верных аскера – Дауд и Фатих, и я, персональный секретарь-референт, переводчик и вообще доверенное лицо. Меня Усман зовут, мы земляки с Абу, как, впрочем, и все остальные мужчины, что находятся здесь. Мало того, мы как братья, хотя и не родные по крови. Вместе с красивым Халилом нас сейчас пятеро. И всего одна невеста. Вот таков суровый быт моджахеда.

Мы расселись, затаив дыхание, ждем, пожираем глазами юное тело. Я с собой вторую камеру взял, снимаю, для страховки, отсюда. Музыка играет, благовония курятся – шорохи наши не слышны, запах пота неуловим. Невеста ведет себя естественно, как будто здесь нет никого, кроме нее и ее избранного.

Халил просит невесту, чтобы сняла лифчик. Эльза некоторое время возится с застежками, у нее руки дрожат, потом снимает лифчик… Маленькие упругие груди выпрыгивают наружу, как два белых мячика и некоторое время взволнованно колыхаются. Розовые соски торчат… Ух!!!

Абу зрачки выкатил, начал тихонько штаны снимать. Мы все возбуждены, ждем, когда же он потеряет терпение. Амир без штанов – это нехорошо. Скажешь кому-нибудь, не поверят, заставят ответить за неправильные слова. Но нас он не стесняется. Говорю же, мы как братья. У нас джаммаат не только на словах, как у некоторых, а во всем.

Халил просит, чтобы невеста сняла юбку. Ага, он решил, чтобы в этот раз она все сама сделала. Пусть покажет, как она его любит и насколько покорна своему повелителю.

Эльза снимает юбку и остается в одних белых трусиках. Красивая девчонка, гладкая такая, белая вся, стройная – еще не успела жира нарастить. Трусики шелковые, специально ей такие мать надела, чтобы порадовала своего мужа. Все просвечивается…

У Абу глаза налились кровью, вот-вот лопнут! Мы тоже все раскалены, как полоски металла в кузнечном горне, из которых выковывают самые лучшие дамасские клинки.

Халил просит невесту снять трусики. Нежно шепчет, коверкая слова, гладит по голове, тело пока не трогает. Тактичный красавец. Эльза просовывает пальцы под резинку и в нерешительности замирает. Мы тоже замерли, ждем, что будет дальше. Эльза ложится на спину, ступнями к нам, сгибает ноги и снимает трусики. Вах! Когда она сгибает ноги, нам все видно. Пушок у нее светлый и даже какой-то немного рыжеватый, хотя волосы на голове черные… Разве может какое-то кино с этим сравниться?

Абу не выдержал, стиснув зубы, пополз на коленях к невесте. Халил только успел проворковать ей: не бойся, будет немного больно. «Сабсэм мала болна будит», – по-русски сказал. Она кивает, прикусывает губу и перестает дышать. Ждет свершения таинства. Мать, наверное, ей сказала, что может быть больно. Только она не знает, что больно будет не «сабсэм мала»! Абу у нас, как ишак. Сам небольшой, корявый немного, зато достоинство…

Абу пристраивается. Наваливается на невесту, жадно сосет ее губы, страстно мыча от избытка чувств, мнет упругие груди. Потом, широко разведя ее бедра в стороны и немного там поелозив для подготовки, несколькими толчками до упора входит в лоно девчонки. Делает он это нетерпеливо и грубо, получается так, будто он сваи заколачивает.

Эльза вскрикивает от боли и неожиданности – не может понять, куда делась нежность жениха. Только что ей тут ворковали всякие хорошие слова… Она сдергивает шарфик с глаз, и…

Да, такого визга мы давно не слышали. Примерно с месяц. В прошлый раз, кажется, тоже так было. Та, предыдущая, тоже орала, как резаная. Дурные все-таки эти чеченские девки, ничего не понимают в мировом джихаде.

Эльза извивается, как змея, дико орет и пытается выскользнуть из-под Абу. Амир вцепился в нее мертвой хваткой, дерет ее молча и страшно, только рычит от страсти. Куда там вырваться! Ее из-под него сейчас бульдозером не вытащишь.

Халил хватает Эльзу за руки, чтобы сильно не корябала амира, и пытается ее успокоить. У нас, говорит он, так принято. Джаммаат. Мы все братья. Все женщины общие. То есть ты сейчас, с этого момента, принадлежишь каждому мужчине братства. Абу – старший брат, он первый имеет право на тебя.

Эльза задыхается от гнева и ужаса, она, похоже, не может поверить в то, что с ней сейчас происходит. Тело ее содрогается от рыданий и бесполезных рывков, взгляд мечется по нашим лицам, окаменевшим от желания. Я ее понимаю. С ее точки зрения, мир сейчас рушится. Красивая гордая чеченка, тут ее родная земля, родственники, знакомые…

Абу как раз такие вещи и любит. В принципе, можно было сразу уколоть невесту хитрым наркотиком, и она бы сама всем спокойно дала, хоть даже снимай на камеру. Но это будет потом. А так, как сейчас, – с надрывом, ужасом и страданиями, получается только в первый раз. Абу говорит, что такие моменты нельзя упускать, это как раз и есть настоящая жизнь моджахеда. Лучше бы, конечно, это по традиции делать, в бою: тяжело ранить врагов и на их глазах взять силой юную красавицу из их рода… Но у нас такое очень редко получается. Всего такое было раза три за последнюю войну. Это когда наказывали местных предателей. Мы, вообще, немного по-другому воюем, приходится нарушать традиции…

Абу, взревев, как буйвол, конвульсивно дергает задом и замирает. Все, кончился мужской задор. Вообще, хорошо держался, последний раз у него женщина была месяц назад. Вернее, девушка у него была. Отвалился, сел, дышит тяжело. Пах у него весь в крови. На простыне тоже пятна крови. Как будто тут было побоище.

Эльза вырывается от Халила и ползет к выходу, убежать хочет. Куда ты денешься с подводной лодки, как русские говорят. К ней тут же пристраиваются аскеры – Дауд и Фатих. Она вспотела, стала скользкой, некоторое время они с ней борются, гибкое девичье тело выскальзывает из сильных мужских рук. Я снимаю. Такие вещи потом будет интересно посмотреть. Кроме того, эта запись – наша гарантия. А для Эльзы – пропуск в Великий джихад, билет в один конец.

Аскеры трудятся неистово – возбудились страшно. В комнате перестало пахнуть благовониями, теперь воздух здесь насыщен ароматами крепкого мужского пота и других выделений. Кровь аскеров не смущает. Это хорошая кровь, чистая. Я снимаю крупным планом лицо Эльзы. Она уже устала кричать, в глазах ее смертная тоска на грани сумасшествия. Халилу потом придется с ней маленько поработать. Надо будет сразу колоть и следить. Было дело, две девчонки сошли с ума. Недоглядели, испортили материал.

Аскеры вскоре заканчивают, каждый успевает за пару минут. Натерпелись, бедолаги, насмотрелись домашнего натурального порно! Предлагают Халилу. Он отказывается. Халил не любит кровь и, вообще, он у нас нежный. Он их всех любит. Делает такие вещи вместе с нами и все равно любит. Он им сострадает. Интересно, что они отвечают ему той же монетой. Когда наступает пора последнего инструктажа, его проводит именно Халил. Девчонка, вся обколотая, превратившаяся за пару месяцев, по сути, в животное, почему-то сохраняет в памяти этого красавца как своего законного жениха и доверяет ему. Чеченский парадокс, похлеще Стокгольмского синдрома будет…

Мне предлагают, я тоже вынужден отказаться. Я крови не боюсь, просто со мной случился казус, недостойный мужчины. Я от возбуждения намарал в штаны. Братьям ничего не говорю, смеяться будут. Надо будет поменять нижнее белье.

Пока аскеры возились, Абу опять возбудился. Смотрю, у него торчит, как хороший минарет в предрассветной дымке. Он похлопывает невесту по попке и кивает аскерам. Они быстро соображают – сзади хочет. Кладут две подушки, одну на другую, сверху скатанные одеяла, потом невесту ставят на колени и перегибают через это сооружение, прижав голову к матрацу. Окровавленная попка торчит кверху, Халил бросается в соседнюю комнату, тащит мазь. Заботливый. Эльза уже не в силах кричать и рваться из грубых мужских рук. Она вяло сопротивляется, мычит и всхлипывает. Ничего, нежно говорит Халил, потерпи еще немного, скоро все кончится. Такой у нас обряд посвящения, что уж тут поделаешь…

Абу смазывает что надо мазью, пристраивается позади невесты и, крепко ухватив ее за талию, вламывается… немножко не по адресу. Чуть выше, чем положено по естественному природному предписанию.

Эльза жутко вскрикивает и теряет сознание. Я снимаю на камеру. Видно, что Абу хорошо. Может быть, даже лучше, чем в первый раз. В первый раз было много страсти и нетерпения, сейчас один сплошной кайф, даже кальяна не надо!

Абу движется, как хороший поршень. Ритмично, с большой амплитудой. Пожалуй, придется к девчонке нашего врача отправлять, она, вообще, еще хрупка для таких экспериментов. Ничего, у нас отличный хирург, мастер на все руки, и не такое лечил.

В этот раз амир кончает долго и с эмоциями. Пыхтит, кривит лицо в ужасной гримасе, до последнего сдерживается, стараясь продлить блаженство. Потом, не удержавшись, трижды громко охает, с подвывом, как будто ему нож в спину всадили…

Аскеры второй раз уже не хотят. Правильно, что за кайф, терзать бесчувственное тело. Теперь пусть с ней Халил занимается.

– Ладно, хватит отдыхать, – Абу смотрит на часы и кивает нам. – Быстро мыться – и в дорогу. И так задержались, приедем затемно…

Вот так мы и повеселились. Совместили полезное с приятным. Чего тут полезного? Эльза – кандидат в смертницы. Наша базовая организация «Братья-мусульмане» платит большие деньги за каждую подготовленную нами «шахидку». Это немного расходится с Кораном, потому что по сунне шахидом может быть только мужчина. Но сейчас другое время, которое диктует свои условия, приходится приспосабливаться.

Мы таким вот образом готовим «шахидок». Метод безотказный и, пожалуй, самое главное, очень экономный. За одну «черную вдову» «Братья» платят от ста тысяч баксов и больше. На свадьбу и бакшиш семье «невесты» уходит от силы от десяти до пятнадцати тысяч. Хорошая экономия, правда?

А «невеста» после такого будет предана нам до самой смерти. И будет делать все, что мы скажем. Потому что после такого, что сейчас произошло с Эльзой, родная чеченская община будет относиться к ней как к прокаженной. Традиционный ислам такие вещи просто на дух не переносит. Теперь у нашей невесты есть один выбор: смерть или позор. Тут надо знать менталитет этих гордых дочерей гор. Они всегда выбирают смерть, исключения еще не было. Обратно она не убежит, теперь наш джаммаат – единственное место во всем мусульманском мире, где к ней будут относиться как к человеку. Большая семья, которая будет хранить тайну ее позора в обмен на лояльное поведение и готовность громко умереть в нужный момент. Да, приходится их колоть. Причем регулярно. А то, бывали случаи, по нашему недосмотру пропадал материал, я уже говорил. Две сошли с ума, а одна, вообще, только притворилась сумасшедшей, а когда ее оставили в покое, вскрыла себе вены. Поэтому колем. Хорошо, денег на это не надо тратить: используем материал одной из статей нашего дохода – распространение наркотиков среди тупой местной молодежи.

Вот так и трудимся помаленьку во благо всеобщего джихада. И имеем неплохие результаты. Я бы еще о многом мог рассказать из этой сферы, но нам пора – дела ждут…

* * *

К месту встречи мы подъехали в начале одиннадцатого вечера. Действительно, «немножко» задержались – глубокие сумерки стояли, вот-вот стемнеет. Место встречи – это в километре от Калмык-Юрта. Там нас уже поджидал Шааман Атабаев. Это командир одного из отрядов, что подчиняются Абу, как командующему восточным фронтом.

Мы условно делим Чечню на три части. Те районы, что расположены к северу от реки Терек, называем северным фронтом, а остальная часть подразделяется на западный фронт (к западу от реки Аргун) и восточный (к востоку от реки Аргун). Командующим западным фронтом является Доку Умаров. Восточным командует Абу. Территория на границе между Ингушетией и Чечней входит в зону ответственности командира Хамзата (это такой позывной у Руслана Гелаева).

С Шааманом, как и приказал Абу, были тридцать его бойцов и два десятка вьючных лошадей. И нас четырнадцать, четверо – мы, управление, и десяток личных гвардейцев Абу (все – наши земляки). Все наши были верхом на лошадях. Абу лошадей любит, это у него в крови, как у каждого чистокровного араба. Кроме того, лошадь в партизанской войне очень удобна. Если лошадь правильно вышколена, это универсальный помощник моджахеда. На лошади можно ездить ночью, она в пропасть не упадет, в отличие от машины, не издает далеко слышных звуков, а на узких горных тропах – это единственное «транспортное средство», которое можно использовать в таких условиях. Ну, ишака, конечно, тоже можно использовать. Но он очень упрямый, тихо ходит и орет громче любого танка.

К тому моменту, как мы подъехали, Шааман уже устал ждать, но недовольства не высказал. Кто он такой? Просто командир отряда. А Абу – амир, командующий.

Абу коротко поставил задачу: выдвигаемся в Калмык-Юрт, для пополнения запасов продовольствия и медикаментов. Вопросы есть?

Я перевел. Абу хорошо знает русский, немного понимает чеченский, но принципиально разговаривает со всеми только на арабском. Он считает так: каждый правоверный мусульманин должен знать язык пророка, язык, на котором написана Книга книг. Нам приходится воевать во многих странах мира, что теперь, все языки учить? Но чеченцы очень гордые, они это не понимают. Поначалу бывали недоразумения, поэтому меня и приставили к Абу как универсального переводчика. Я не просто переводчик, а как бы буфер между нашим амиром и остальными воинами джихада неарабского происхождения. Если уж быть откровенным до конца, то Абу у нас немножко расист. Он считает полноценной нацией только нас, арабов, а остальных воспринимает как второстепенное приложение к джихаду. Когда мы разговариваем между собой, амир называет чеченцев мамлюками.[2]

Итак, я перевел распоряжение Абу. Шааман был озадачен. Он приготовился к ночному рейду в предгорья. А ехать, оказывается, никуда не надо, просто прогуляться в соседнее село. После непродолжительной паузы Шааман уточнил: Шамиль знает об этом?

– Что этот верблюд о себе думает? – нахмурился Абу. – У него кто командир – я или Шамиль?

Шааман по тону догадался, что амир недоволен. Он поспешил объяснить: если амир помнит, до сего момента все его команды выполнялись беспрекословно, точно и в срок. Но сейчас вопрос стоит о том, чтобы взять дань с родного для Шамиля села. Это в семи километрах западнее Ведено, Шамиль там всех знает, полсела – его родня. Поэтому он и переспросил.

– Шамиль в курсе, – поспешил сообщить я, не дожидаясь реакции амира. – Думаешь, кто-то посмел бы пойти туда без его разрешения?

Это я уже от себя добавил, говорю же – я буфер между Абу и местными, мне конкретно за это «Братья» платят деньги. Иначе нашего славного амира упертые в своей гордости чеченцы давно бы уже посадили на кинжал и у «Братьев» возникла бы проблема, как управлять после такого скандала освободительным движением в этом несостоявшемся имамате. Потому что когда режут твоего верховного эмиссара, пусть ты даже и очень заинтересован в этом регионе, ты должен прежде всего ответить на такое тяжкое оскорбление. Поэтому лучше сделать все, чтобы предотвратить такое.

Шааман был удовлетворен ответом. Он скомандовал своим людям выдвигаться, мы последовали вслед за ними.

– Как они мне все надоели, – пожаловался мне Абу. – До того тупые – сил нет. Всегда задают вопросы, когда даешь команду. Обязательно им надо знать, против кого акция, не пострадают ли при этом достойные люди, и так далее… Ни разу еще такого не было, чтобы сразу ответили «да, амир» и сломя голову бросились выполнять приказ. Неужели все мамлюки во все времена были такими? Если это так, то я нашим султанам сочувствую…

Страницы: 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Не успела Вероника стать невестой учредителя конкурса красоты, в котором она принимала участие, как ...
Грозные тумены Батыя, разорив пол-Руси, катятся на север. Кто не преклонит колен перед ними, тот ста...
Остросюжетный фэнтезийный роман, не дающий ни на минуту отвлечься от захватывающего действия. Истори...
Собираясь в «Останкино», частный детектив Алексей Кисанов даже не подозревал, чем для него закончитс...
Совершенно невероятная история приключилась одним холодным январским вечером с юной жительницей росс...
Совершенно невероятная история приключилась одним холодным январским вечером с юной жительницей росс...