Камни вместо сердец Сэнсом К.

Глава 9

Следующим утром я вновь шагал через центральный двор Хэмптон-корта. Было воскресенье, ясное и довольно прохладное, – последний день перед слушанием. Вокруг царила тишина: я заметил лишь нескольких клерков, а придворных не было и в помине.

Когда накануне я вернулся домой после встречи с Дириком, меня ожидало письмо от Уорнера. Колдайрон стоял наготове с ним в коридоре, крутя в руках толстую белую бумагу и рассматривая то выведенный каллиграфическим почерком адрес на одной стороне, то печать королевы – с другой. Эконом передал мне послание с непривычным для него почтением, к которому примешивалось болезненное любопытство. Я немедленно отпустил слугу и вскрыл письмо: меня приглашали на следующее утро опять посетить ее величество.

Мне было велено явиться в кабинет Уорнера, и, вновь поднимаясь по ступеням винтовой лестницы, я старательно прятал свои синяки. Пол в комнате барристера только что усыпали свежим тростником, и аромат его перебивал запах пыли и бумаги.

– A, брат Шардлейк! – проговорил Уорнер. – Сегодня опять холодно. Ну что за лето нынче!

– По пути сюда я заметил, что градом побило много пшеницы.

– На севере дела обстоят еще хуже. A в проливе бушуют сильные ветра. По милости Господней «Великий Гарри» и «Мэри Роуз» благополучно прибыли в Портсмутскую гавань. – Роберт пристально посмотрел на меня. – Я показал ваше письмо королеве. Нападение на вас встревожило ее так же, как и меня самого. Надеюсь, вам уже лучше?

– Да, благодарю вас.

– Ее величество хочет немедленно видеть вас. – Открыв боковую дверь, Уорнер позвал молодого клерка. – Сержант Шардлейк уже здесь. Ступай извести королеву. Сейчас она должна выходить из капеллы.

Поклонившись, клерк выбежал из комнаты. Шаги его простучали по лестнице, а потом я увидел из окна, как он бросился через двор бегом. Я невольно позавидовал скорости и легкости его движений. Пригласив меня сесть, барристер погладил бороду.

– Беззаконные нынче настали времена… Расскажите мне, что именно произошло.

Я поведал ему, как все было, закончив своим посещением Дирика, и в конце добавил:

– Этот человек будет насмерть стоять за своего клиента. И, откровенно говоря, позиция его гораздо сильнее.

Уорнер неторопливо кивнул:

– Как по-вашему, а не замешан ли он в нападении на вас?

– Свидетельств этому нет никаких. Поначалу, увидев Дирика, я решил, что тот лишь разыгрывает роль возмущенного адвоката. Однако за юридическими ужимками можно было почувствовать гнев, вполне искренний. – Я помедлил. – Кстати, миссис Кафхилл говорила мне, что королева очень симпатизировала Майклу.

– Подобное впечатление сложилось и у меня самого.

Роберт нахмурился. Было заметно, что он был бы рад вместе с Екатериной забыть об этом деле.

– И еще, мастер Уорнер, – продолжил я. – Говорят, что на момент своего переезда в Хэмпшир мастер Хоббей увяз в долгах. Я спрашивал об этом олдермена Карвера, который представляет в мэрии торговцев тканью, однако он не захотел рассказывать о члене своей гильдии. Нет ли другого способа узнать это?

– Попробую что-нибудь сделать.

Заслышав легкие шаги на лестнице, мой собеседник поднялся, кивком предложив мне последовать его примеру.

Дверь отворилась, и оба мы застыли в глубоком поклоне. Первой в дверях появилась камеристка, придержавшая створку открытой перед ее величеством.

Для воскресного дня королева Екатерина была одета слишком просто: серое шелковое платье и накидка с капюшоном без всяких драгоценностей. Я решил, что этот наряд, хотя и подчеркивает красоту ее золотистых, цвета осенних листьев, волос, королеве не так к лицу, как те яркие ткани, которые она обычно предпочитала. Жестом она предложила нам с Уорнером сесть. Камеристка опустилась на табурет возле окна и сложила руки на коленях.

– Мэтью, – начала Екатерина, – Роберт рассказал мне, что на вас напали. Как вы себя чувствуете?

– Вполне нормально, ваше величество.

– Слава Богу за это! A что вы можете сказать о деле? Насколько я понимаю, новых свидетельств немного. – Королева посмотрела на меня полными печали глазами.

Бесс была права. Екатерина несомненно испытывала к Майклу глубокую симпатию.

Я сообщил ее величеству, что, помимо уже известных фактов, выяснить удалось немногое – разве что Бротон подтвердил, что они с Кафхиллом были настроены против этой опеки.

Немного подумав, королева негромко произнесла:

– Я знала Майкла с самого его детства и могу сказать только одно: он был хорошим человеком, наделенным теми добротой и милосердием, которые Господь наш желает видеть в каждом из нас, хотя выпадают они на долю далеко не всякого. Он не стал бы ничего выдумывать просто ради того, чтобы насолить Хоббею. Нет, Майкл никогда бы не пошел на это, даже в том случае, если бы слегка тронулся умом.

– Таково и мое впечатление, – согласился я.

– Если этому мальчику и впрямь причинили некое зло, – заметил барристер, – это дело может произвести волнение. Не говоря уже о воспламенении общего мнения против Сиротского суда. Вдруг король будет недоволен этим?

– Нет, мастер Уорнер! – возразила Екатерина с внезапной резкостью. – Его величество не пожелает, чтобы несправедливость оставалась безнаказанной. Майкл хотел защитить этого несчастного мальчика, Хью Кертиса, все родные которого умерли. Этого же хочу и я. Ради него самого, ради Майкла и его матушки, ради самого правосудия!

Я посмотрел на Роберта. На мой взгляд, его прогноз относительно возможной реакции короля был точнее, чем представлялось в данный момент королеве. Однако Екатерина продолжила:

– Мэтью, завтра состоится слушание, но не считайте себя обязанным и впредь влачить это бремя. Можно назначить другого барристера, который поведет дело дальше и поедет на юг.

– Он должен будет знать все подробности дела, чтобы заниматься им надлежащим образом, – заметил я.

Ее величество кивнула:

– Это будет честно по отношению к нему.

– Можно найти человека, который за хорошие деньги продолжит расследование, – проговорил Уорнер, – однако одобрит ли его кандидатуру сержант Шардлейк?

Я понял, что мой коллега хочет, чтобы расследование и дальше вел я. Он доверял мне, и чем меньше людей будет знать о том, что королева замешана в таком сомнительном деле, которое к тому же может оказаться скандальным, тем лучше. Я просто ощущал, что Роберт желает посоветовать мне не отказываться.

– Я продолжу свою работу над этим делом, доведя его до логического конца, ваше величество, – заявил я.

Екатерина снова улыбнулась, открытой и теплой улыбкой:

– Я знала, что вы меня не разочаруете. – Живое лицо ее вновь сделалось серьезным. – Однако я помню все, что произошло в прошлый раз, когда вы погрузились в темные воды после злодейского убийства вашего друга, мастера Эллиарда. Это было еще до того, как я стала королевой.

– Я не сожалею о том, что ввязался в ту историю.

– Однако Хью Кертис не является вашим другом. Вы даже не знакомы с ним.

– Мне бы хотелось помочь ему, если я в состоянии это сделать. Но позвольте попросить назначить мне какого-нибудь спутника. Мой клерк не имеет возможности ехать со мной, а домоправитель непригоден для подобных дел.

Ее величество кивнула:

– Вы желаете, чтобы вас сопровождал хороший клерк и сильный человек. Уорнер, можете ли вы устроить это?

– Сделаю все возможное.

Королева улыбнулась:

– Я вижу ваше волнение, мой добрый слуга. Но я хочу, чтобы расследование по этому делу было проведено должным образом. Потому что оно ранит мое сердце. И еще потому, что этого требует справедливость. – С этими словами она повернулась ко мне. – Благодарю вас, Мэтью. А теперь мне пора идти. Я должна присутствовать на обеде вместе с королем. И пожалуйста, – она протянула мне руку для поцелуя, – непременно сообщите мне все, что случится на слушании.

Губы мои прикоснулись к мягкой коже, на меня пахнуло мускусным ароматом, и королева Екатерина оставила комнату, а последовавшая за ней камеристка закрыла дверь. Уорнер опустился в кресло и сочувственно посмотрел на меня:

– Стало быть, жребий брошен, брат Шардлейк.

– Да.

– Известите меня обо всем сразу же после окончания слушания, и, если вам придется оставить город, я позабочусь о том, чтобы вас сопровождали надежные люди.

– Благодарю.

Помедлив немного, Роберт произнес:

– Полагаю, что вы не впервые заботитесь об обездоленных детях.

Я улыбнулся:

– Разве Господь наш не говорил, что надлежит заботиться о малых сих?

Барристер наклонил голову. Мне было понятно, что он гадает о причине, побуждающей меня заниматься таким делом. Я и сам сомневался в собственных мотивах, если не считать того, что грозящие детям опасности и творимое юристами зло всегда самым тесным образом задевали меня. Как и желания королевы, к которой я ощущал более чем дружеские чувства. Впрочем, распространяться об этом было ни к чему. Откланиваясь, я ощутил новый прилив решимости, которую Барак иногда именует упрямством.

Через несколько часов я вновь шел по двору Бедлама. Его затянула какая-то теплая дымка, поглощавшая городской шум.

В то утро я решил побывать у Эллен. Мысль о том, что она не располагает даже официально положенной безумцу защитой, еще больше напрягала присущее мне чувство ответственности. Как минимум двое людей не могли не знать правду: попечитель Джордж Метвис и смотритель Эдвин Шоумс. С Метвисом я встречался два года назад – во время расследования по делу одного моего заточенного в Бедлам клиента. Этот типичный придворный даже не скрывал того, что воспринимает занимаемую должность исключительно как источник дохода. Заставить его поделиться своими секретами могли только суммы, находящиеся за пределами моих возможностей. А надзиратель Шоумс был лишь оружием в его руках. Посему я решил, быть может с излишней поспешностью, вновь повидаться с Эллен и еще раз попытаться что-либо выведать у нее самой.

Я постучал в дверь. Ее открыл один из младших надзирателей, крепкий, с отвисшей челюстью молодой человек по имени Пэлин. Он сонно кивнул мне.

– Я хочу повидать Эллен Феттиплейс, – сообщил я ему.

– Ага, – произнес надзиратель, но тут его отодвинул в сторону Хоб, занявший место в дверях.

– Мастер Шардлейк, – проговорил он тоном, в котором приветствие мешалось с насмешкой. – Не ожидал увидеть вас вновь так скоро!

– Не исключено, что меня в ближайшие дни ожидает дальняя дорога, и я хотел сообщить об этом мисс Феттиплейс, – объяснил я.

Смотритель шагнул в сторону, пропуская меня внутрь. Дверь кабинета оказалась открытой, и я увидел сидевшего за столом и что-то писавшего человека. Этот жирный мужчина средних лет, похоже, никогда не вылезал из черного, слегка запятнанного камзола. Заметив посетителя, он обратил ко мне невозмутимый каменный взгляд. Мы с ним были давними противниками.

– Пришли повидать Эллен, мастер Шардлейк? – прорычал он басом.

– Да, сэр.

– Похоже, что кто-то пытался вас придушить, – заметил толстяк. – Должно быть, какой-нибудь несчастный клиент, обезумевший от судейских проволочек?

– Увы, всего лишь обыкновенные воры, любители чужих денег, как и все мошенники. Но спасибо за приветствие, мастер Шоумс. Вижу, что в Бедламе всегда рады гостям.

– Посмотрел бы я, что бы вы запели, оказавшись на нашем месте. Прямо скажем, мало радости выполнять подобные обязанности. Так, Хоб? – Эдвин бросил острый взгляд на Гибонса.

– Точно так, сэр, – подтвердил смотритель.

– Эллен сейчас в гостиной, – вновь повернулся ко мне Шоумс. – И скажите ей заодно, чтобы привела старого Эммануила – подписать расписку за свою одежду – или же подписала за него сама. Передайте, пусть принесет документ вместе с чернильницей ко мне в кабинет.

Эллен Феттиплейс занималась в гостиной тем самым, что умела лучше всего: спокойным и ровным голосом ободряла одного из пациентов. Им оказался тот самый высокий и худощавый мужчина, которого я видел во время предыдущего своего визита. Эти двое сидели за широким исцарапанным столом, на котором между ними стояла чернильница с пером. Эллен изучала какую-то бумагу, а новый пациент со смущением взирал на нее, прижимая к груди жалкий сверток. Когда я вошел, оба повернулись ко мне. Лицо моей приятельницы сразу преобразила восторженная улыбка. А ее собеседник, наоборот, уронил свой сверток на стол, вскочил и испуганно замахал руками в мою сторону.

– Адвокат! – завопил он. – Они подослали ко мне адвоката, чтобы упечь в долговую тюрьму Маршалси!

– Нет, Эммануил, – проговорила Эллен, хватая его за плечо. – Это мой друг, мастер Шардлейк. Он пришел, чтобы повидаться со мной. – В словах ее звучала гордость.

– Я же выплатил все, что мог, сэр! – ломая пальцы, сообщил мне этот несчастный. Он отодвинулся от меня подальше, приходя во все большее волнение. – Дело мое погибло, у меня осталась только та одежда, что на мне и в этом свертке. Суд разрешил мне пользоваться ею, и вы не имеете права…

Я поднял руку в умиротворяющем жесте:

– Сэр, я пришел сюда, чтобы поговорить с Эллен. О вас мне совершенно ничего не известно…

– Как бы не так! Все вокруг обманывают меня! Даже король подсунул фальшивое серебро! Я видел его! A все мое подлинное серебро забрали!

– Пэлин! – позвала Феттиплейс, так как Эммануил вырвался из ее рук и бросился к двери.

Немедленно появившийся молодой человек крепко схватил беглеца.

– Пойдем-ка, дружище, – проворчал он. – Пойдем приляжем. Никто за тобой не гонится.

Он повел плачущего больного прочь, а я повернулся к Эллен. Она с ужасом смотрела на мою шею:

– Мэтью, что с тобой произошло?

– Попытка ограбления. Ничего страшного, – добавил я непринужденным тоном.

– Спасибо тебе огромное, что пришел опять. Ведь с прошлого посещения не прошло и четырех дней. – Женщина снова улыбнулась.

– Эллен, я хочу кое о чем расспросить тебя. – Я решил сразу перейти к делу. – Однако Шоумс говорил, что сперва ты должна отнести ему какую-то бумагу.

– Да, вот она, расписка за скудные пожитки мастера Эммануила. Он не подписал ее, и потому это придется сделать мне.

Так моя подруга и поступила, выведя свое имя элегантным округлым почерком, подтверждавшим, что она получила кое-какое образование.

После того как мисс Феттиплейс возвратила бумагу и перо в кабинет Шоумса, я последовал за нею по длинному коридору в ее комнату. На Эллен было то же самое голубое платье, что и в среду, и я заметил, что оно протерлось в нескольких местах. Мы миновали помещение, где жил жирный пожилой джентльмен, полагавший, что именно он и является королем. Дверь в его комнату была приоткрыта, и один из надзирателей менял покрывавший каменный пол тростник, прикрыв нос куском ткани, чтобы избавить себя от густой вони, которую распространяли старые подстилки, наваленные грудой в углу. Сам старик в бумажной короне сидел на стуле, укрываясь потрепанным покрывалом. Он с каменным выражением лица взирал перед собой, пренебрегая идущими мимо простыми смертными.

Мы вошли в комнату Эллен. Как обычно, она села на свою постель, а я остался стоять.

– Бедный мастер Эммануил, – сказала она с печалью. – Еще в прошлом году он был процветающим негоциантом, торговцем зерном. Но после денежной реформы принял платеж за крупную партию зерна новой монетой и понес огромные убытки. Он попытался скрыть этот факт за счет займа, но потерял свое дело. А с ним и разум.

Я посмотрел на нее:

– Ты ведь переживаешь за здешних больных, правда, Эллен?

– Кому-то приходится заботиться о тех, о ком больше позаботиться некому, – печально улыбнулась женщина.

– В данный момент я пытаюсь помочь одному молодому человеку, о котором также некому позаботиться, – ответил я и, помедлив, добавил: – И для этого мне придется на некоторое время уехать из города.

Мисс Феттиплейс выпрямила спину, и на лице ее отразилась тревога.

– Куда? И надолго?

– В Хэмпшир, получить показания. На неделю, быть может, или чуть больше.

– Так далеко? И я останусь одна… – В голосе больной проступило волнение.

– Я получил дело в Сиротском суде. Его представителям нередко приходится ездить туда, где живет подопечный.

– Я слышала, что этот суд – недоброе место.

После некоторых колебаний я глубоко вздохнул и негромко произнес:

– Там также хранятся и заключения о признании людей сумасшедшими. Мне пришлось посетить сие учреждение во вторник. По поводу моего теперешнего дела. И я… заодно спросил у клерка, находится ли там твое дело.

Впервые с момента нашего знакомства Эллен посмотрела на меня с гневом в глазах. Лицо ее переменилось, став каким-то плоским и жестким.

– Как вы могли это сделать? – спросила она, вдруг перейдя на «вы». – У вас нет никакого права лезть в мои бумаги! Нет права просматривать их.

Мисс Феттиплейс отодвинулась от меня, стиснув в кулаки лежавшие на коленях руки.

– Эллен, я просто хотел убедиться в том, что о тебе сделана соответствующая запись.

– Ложь! – Дышавший гневом голос женщины возвысился. – И вы славно посмеялись, да? Повеселились над тем, что читали?

– Эллен! – Я тоже повысил голос. – Читать было нечего! Там вообще нет никакого заключения относительно тебя.

– Что? – переспросила моя собеседница уже чуть слышно.

– Ты официально не зарегистрирована в качестве сумасшедшей.

– Но мои бумаги должны находиться там.

Я покачал головой:

– Однако их там нет. Тебя не должны были отправить сюда.

– И вы расскажете про это Шоумсу? – проговорила она едва слышно, с испугом. Все ее безграничное доверие ко мне разом испарилось.

Я умиротворяюще поднял руку:

– Конечно нет. Поверь, Эллен, я не враг тебе. Напротив, мне хотелось бы защитить тебя, помочь по мере сил. Но чтобы сделать это, я должен узнать, каким образом ты попала сюда, что именно произошло много лет тому назад. Пожалуйста, расскажи мне!

Женщина, не отвечая, смотрела на меня со страхом и недоверием. И тут я произнес слова, показавшие, как мало я тогда понимал ее:

– Эллен, дорога до Портсмута проходит возле границы с Сассексом, неподалеку от городка Рольфсвуд, откуда ты, как мне известно, родом. Не найдется ли там какого-нибудь человека, кто мог бы помочь тебе и к кому я мог бы заехать?

При упоминании Рольфсвуда грудь мисс Феттиплейс заходила ходуном, словно ей было трудно дышать. А потом она даже не закричала, а страшно завопила хриплым голосом:

– Нет! Нет!! Нет!!!

Лицо ее побагровело.

– Они были такими сильными! – выкрикнула она затем. – Я не могла пошевелиться! А небо вверху было таким широким… таким широким, что могло проглотить меня!

Последние ее слова наполнял чистейший ужас.

– Эллен… – Я шагнул к ней, но она отшатнулась, прижимаясь к стене:

– Он горел заживо! Бедняга, он был целиком охвачен пламенем…

– Что?

Глаза ее остекленели, и я понял, что мисс Феттиплейс не видит сейчас ни меня, ни этой комнаты, что взгляд ее обращен к чему-то ужасному, оставшемуся в прошлом.

– Я видела, как расплавилась, почернела и лопнула его кожа! – Эллен буквально выла от страха. – Он попытался подняться, но упал!

Дверь со стуком отлетела в сторону. Ворвавшийся Шоумс бросил на меня яростный взгляд. У него за спиной теснились в дверях Пэлин и Хоб Гибонс. Пэлин держал в руке моток веревки.

– Гвозди Господни! – выкрикнул Эдвин. – Какая чертовщина здесь происходит?!

Посмотрев на них, Эллен сразу притихла, припав к стене, словно бедная мышь, загнанная котом в угол. Шоумс вцепился в мою руку мясистыми пальцами и потащил меня прочь.

– Все в порядке, – проговорил я. – Она всего лишь испугана…

И тут, когда было уже слишком, слишком поздно, я протянул мисс Феттиплейс руку. Однако она, не замечая меня, кинулась прочь от Хоба и Пэлина. Бросив на меня через плечо возмущенный взгляд, Гибонс покачал головой. Шоумс снова дернул меня за руку, толкая в сторону двери. Я упирался, и, пригнувшись ко мне, он произнес с тихой яростью:

– Послушайте-ка меня, мастер горбун! Здесь командую я. Или вы сейчас по-хорошему выходите из этой комнаты, или я прикажу Хобу с Пэлином выставить вас отсюда без всяких церемоний. Неужели вы хотите, чтобы мисс Феттиплейс увидела это?

Поскольку я все равно ничего сделать не мог, то позволил ему вывести меня из комнаты, оставив надзирателей стоять напротив Эллен, как если бы она была опасным животным, а не отчаявшейся и беспомощной женщиной. Затем Эдвин захлопнул за собой дверь, задвинул небольшое квадратное окошко, посредством которого в Бедламе наблюдали за пациентами, и повернулся ко мне лицом. Он тяжело дышал.

– Что у вас произошло здесь, мастер адвокат? – потребовал он ответа. – Мы услышали ее крики аж с противоположного конца здания. Дикие вопли этой женщины… обыкновенно самой спокойной и рассудительной среди всех наших подопечных. Что такого вы ей сказали или, быть может, сделали с ней? – И он злобно усмехнулся.

– Ничего. Я только сказал ей, что ненадолго уезжаю. – Ради Эллен я не мог вдаваться в подробности.

– Ну, положим, это самая лучшая новость с тех пор, как голову Кромвеля насадили на пику. – Глаза Шоумса сузились. – И это все? Я слышал, как она кричала о каких-то горящих людях, о небе, готовом поглотить ее.

– Когда я сказал Эллен о том, что уезжаю, она сразу начала вопить, и я ровным счетом ничего не понял.

– Когда безумные приходят в возбуждение, то начинают болтать полнейшую бессмыслицу. – Эдвин вновь едко усмехнулся. – Значит, не по нраву ей ваше отсутствие, так?

За дверью раздались мужские голоса. Что-то с грохотом подвинули.

– Что с ней делают? – забеспокоился я.

– Связывают. Так происходит со всеми, кто начинает буянить. Радуйтесь, что дело не дошло до цепей.

– Но она ведь больна…

– A тех, кто болен, и положено ограничивать. Чтобы они учились правильно вести себя. – Смотритель склонился ко мне. – Вина за этот припадок полностью лежит на вас, мастер Шардлейк, это все из-за ваших частых визитов. Надеюсь, что в следующий раз вы явитесь к нам не скоро. И если вы уедете, мисс Феттиплейс, вероятно, поймет, что вы не намереваетесь строить свою жизнь возле нее, и это может пойти ей во благо. Мы здесь присмотрим за ней, постараемся, чтобы она не натворила глупостей.

– Наверное, вам было бы проще, если бы она умерла, – заметил я негромко.

Покачав головой, мой собеседник серьезно посмотрел на меня:

– Ошибаетесь, мастер Шардлейк. Мы охраняем ее безопасность уже девятнадцать лет и будем оберегать и дальше.

– Оберегать от кого?

– От себя самой. – Эдвин снова наклонился и неторопливо проговорил, подчеркивая каждое слово: – Единственную опасность для Эллен Феттиплейс представляют люди, способные ее взволновать. Для всех будет лучше, если она будет жить здесь, довольная собой, как корова на выпасе. В общем, ступайте прочь и занимайтесь своими делами. А когда вернетесь, тогда и посмотрим, что к чему.

– Позвольте мне хотя бы заглянуть в комнату, прежде чем я уйду. Хочу убедиться, все ли с ней в порядке, – попросил я.

Поколебавшись немного, Шоумс постучал в дверь комнаты Эллен. Открыл Гибонс. Пэлин стоял возле постели моей приятельницы. Ее руки и ноги были связаны. Она смотрела на меня уже не пустыми, но полными гнева глазами.

– Эллен, – произнес я, – прости меня…

Женщина не ответила, а только сильнее стиснула связанные руки. Шоумс закрыл дверь.

– Ну вот, – проговорил он, – полюбовались на то, что натворили?

Глава 10

И вновь я одолевал лестницу, ведущую в Сиротский суд. Рядом со мной поднимался Барак, державший перевязанные красной лентой бумаги по делу Кертисов. Мы прошли под резным девизом: «Pupillis orphanis et viduis adiutor».

Стояло прекрасное теплое утро. Пешком я добрался до Вестминстера, где мы с Джеком договорились встретиться возле здания суда за полчаса до начала слушания, и обнаружил своего помощника подпирающим стену. Выражение его лица при этом было необычайно встревоженным.

– Вчера вечером снова приходил Гудрик, – проговорил он без всякого вступления.

– Матерь Божия, вот упрямый осел!

– Тамми открыла дверь и сказала, что меня нет дома. Он приказал мне в течение двух дней явиться для принятия присяги. Если я не приду, меня сочтут дезертиром.

– Тебе пора убираться из Лондона, – строгим тоном произнес я. – Не важно куда.

– Даже если я и уеду, Гудрик не оставит меня в покое. В наши дни за дезертирство можно запросто попасть на виселицу.

Прежде чем я успел ответить, к моему локтю кто-то прикоснулся. Это была Бесс Кафхилл, вновь облачившаяся в черное платье. Она явно волновалась.

– Я не опоздала? – спросила старая служанка. – Я уж боялась, что заблужусь среди этих домов и переулков…

– Нет, миссис Кафхилл. Пойдемте, нам уже пора. А о твоих делах, Джек, мы переговорим после слушания, – сказал я.

Мы поднялись по лестнице и прошли под гербом. Я с облегчением увидел преподобного Бротона, сидевшего на скамье в своей сутане, невозмутимого и решительного. Находившийся немного дальше Винсент Дирик, увидев меня, чуть качнул головой, словно удивляясь абсурдности всей ситуации. Расположившийся возле него молодой Сэмюель Фиверйир перекладывал бумаги в большой папке.

– Доброе утро, – поздоровался я с ними, возможно не самым приветливым образом, так как почти всю ночь не спал, переживая из-за Барака и Эллен.

Бесс встревоженно посмотрела на Дирика.

– Где будет происходить слушание, сэр? – осторожно спросила она.

Мой оппонент кивнул на дверь суда:

– Здесь, мадам. Но не беспокойтесь, – добавил он с пренебрежением, – долго мы там не задержимся.

– Вот что, брат Дирик, – произнес я с укором. – Как защитник, вы не имеете права разговаривать с подателем иска.

Мой коллега фыркнул:

– Вы хотите сказать: с личным представителем скончавшегося подателя иска.

Барак тем временем подошел к Фиверйиру:

– Ну и груду бумаг ты понаписал, приятель!

– Да уж поболее твоей будет, – самоуверенно согласился клерк, обратив взгляд к узенькой стопке документов, принесенной моим помощником.

– Ну, я за количеством не гонюсь, – парировал Джек. – Зато у меня вся суть схвачена. Вот так-то.