Тротиловый эквивалент Пучков Лев

Глава 1

Костя Воронцов

3 марта 2003 г., ст. Червленная

Всем привет. Угадайте с трех раз, кто тут со мной? Раз, два… Что, вообще не имели чести быть представленными? Ну, извините. Тогда начнем с церемоний.

Позвольте представиться: майор Воронцов и капитан Вася. Мы – офицеры Российской империи, его величества народа верные псы. Я военный психолог, а Вася войсковой разведчик. Службу на Кавказе несем.

Вася в целом малый неплохой, но есть у него один недостаток: с некоторых пор парень серьезно страдает графоманией. Вот уже полгода он пишет военно-эротический роман про похождения некоего могучего красавца майора Крюка. Сюжет развивается с переменным успехом. То есть самого романа – страниц пять, не более. Зато вот такого рода дрянных стишков мы имеем уже три толстых блокнота. В соответствии с авторской идеей все эти бессмертные творения впоследствии будут каким-то загадочным образом пришпилены к контексту, частично в прозе, частично облагорожены и доведены до совершенства в первоначальной форме.

Поначалу я нахваливал все его потуги, но потом мне это порядком надоело, и я стал Васю объективно критиковать. А он критику почему-то не любит и реагирует на нее порой довольно болезненно. Такая вот маленькая слабость…

– Ну как?

– Ну, воще!

– В смысле?

– Да, блин, целая поэма.

– Ну, это так… Получилось так… А вообще, как?

– Да я говорю – нормально.

– Думаешь?

– Конечно. Утренняя эрекция – вполне здоровое явление. Зверский аппетит – тоже. Свежий воздух, нагрузка… Аномалий не наблюдаю.

– Не, это понятно… А стих?

– Стих… Гхм… Стих – полнейшая дрянь.

– Не понял?! Вот ни фига себе… Рифма же есть?

– Если рифма – самоцель, тогда конечно… А суть? Ты вслушайся только!

– И что?

– Ничего. Явственно прослушивается отчаянный вопль семенников и желудочные урчания. Короче, откровения сексуально озабоченного проглота.

– Ну ты… Сам-то!

– А что – сам?

– Моральный урод!

– Угу… Мы вообще-то рассматриваем образчик твоего творчества, я тут вообще ни при чем. Но ты, вне всякого сомнения, прав. Долгое общение с тобой, разумеется, не могло не наложить отпечатка на мои личностные качества. Как говорится: с кем поведешься…

– Да ты просто завидуешь!

– Чему?!

– Ну, ты такой умный – и ни хрена. А я такой дурак – и…

Пару слов о службе. Мы с Васей четвертый день торчим в засаде. Или, если выражаться более грамотно, ведем наблюдение, располагаясь на заранее оборудованной и замаскированной позиции. Сектор наблюдения: юго-западная оконечность Червленной. Конкретного объекта наблюдения нет, поэтому наблюдаем сразу за четырнадцатью усадьбами, ворота которых выходят на одну улицу.

Если кто не в курсе, могу вкратце дать справку по странностям в названиях некоторых населенных пунктов республики Ичкерия. Никогда не задумывались, почему на левом берегу располагаются села с названиями преимущественно женского рода? Червленная, Николаевская, Калиновская, Савельевская, Мекенская, Наурская, Ищерская, Галюгаевская?

Дело в том, что с незапамятных времен по Тереку проходил рубеж, который казачье войско обороняло от враждебных горских племен. И названия этих сел имеют женский род, потому что изначально они закладывались как станицы. Потом случилась революция, которая изничтожила казачество как класс, а чуть погодя добрый дядя Никита подарил нохчам[1] порубежье. В общем, с течением времени в тех станицах не осталось ни единого потомка толстовских Лукашек. Сейчас там живут одни нохчи, но переименовывать станицы они не торопятся. Как думаете, почему? Я вам скажу свое мнение, рискуя при этом прослыть шовинистом, каковым на самом деле вовсе не являюсь. Это просто моя субъективная оценка ситуации и некоторых перспектив взаимоотношений двух разных народов, совершенно равноправных в своем стремлении к самоопределению.

Нохчи – в большинстве своем очень мудрый и практичный народ, а вовсе не банда диких чабанов, какими их принято изображать в массовой литературе. Зачем зря тратиться на таблички, новые карты и административные документы? Они ведь прекрасно понимают, что терпение России не безгранично и рано или поздно наступит момент, когда все вернется на круги своя. То есть войска из Чечни выведут совсем и дадут гордому народу полную независимость от всего (от нашей нефти, энергоносителей, наших денег, нашего бизнеса, рабов и так далее). Демаркационная линия опять ляжет по Тереку, в станицах будут стоять либо казачьи, либо военные гарнизоны, а коренное население Чечни с любовью примется восстанавливать на российские репарации уничтоженные еще солдатами Ермолова аулы на правом берегу. В Россию нохчи будут гулять, как все нормальные импортные граждане, через пограничный контроль и только при наличии визы. А ежели кто рискнет форсировать речку в целях поживиться рабами или скотинкой, того накроют метким артиллерийским залпом.

Хватит, в конце концов, глумиться над чистыми и светлыми детьми природы! Чего это наши придурковатые чиновники и политики устроили: банки, гостиничный бизнес, нефть, конверсия, оборонная промышленность, почти вся российская лотерея, работорговля, наркобизнес (это я перечислил сферы бизнеса, которыми чеченская мафия занимается в последнее десятилетие, – из проверенных официальных источников). Смотрите, сколько всякой дряни взвалили на плечи гордых горных орлов. Разве ж можно этак вот измываться над людьми? Так ведь и надорваться недолго! Пусть спокойно занимаются тем, что предначертано природой-матерью. Скот выращивают, шкуры выделывают, сыры сбивают, ковры ткут… чего там у них еще? А! Кинжалы куют. И на досуге по берегу ползают. Только по своему берегу и не очень близко к водной кромке.

Повторяю, я ни к чему такому не призываю, и, очень может быть, это мое личное заблуждение… Но вот как я и мои боевые братья видим наше грядущее мирное взаимососуществование:

«Алекс – Юстасу. Тчк. Злой чечен ползет на берег. Зпт. Точит свой кинжал. Тчк. Наши действия. Впр.». «Юстас – Алексу. Тчк. Продолжаем сосать сгущ. Тчк. Наблюдаем бинокль, смотрим „привязку“ к ориентирам. Тчк. Ежели вдруг ненароком заползет полосу безопасности. Зпт. Передай координаты на батарею. Тчк.».

Неплохо, правда? И нам хорошо, и они от нас отдохнут…

Ладно, давайте по делу, а то я могу часами подобные лекции читать.

Итак, мы тут проводим вялотекущую специальную операцию, подчищаем очередной «конец» по разработке «Черная вдова». Разработка, в принципе, завершена еще в первой декаде января, но «концов» осталось достаточно. Почти по всем мы провели надлежащую профилактику – два месяца разгребались, и вот этот будет, пожалуй, последним.

«Конца» нашего зовут Лечи Усманов. Это человек известного амира – Сулеймана Дадашева, «куратор» одной из групп вдов-шахидок, если будет позволено так выразиться. Данные о его существовании мы получили, когда допрашивали взятых разом основных фигурантов. Помимо данных, ничего более мы не получили, этот Лечи оказался весьма проворным малым и слинял с места проведения акции, почуяв, что их затея сорвалась. Два месяца о нем ничего не было слышно. Видимо, отсиживался в укромном месте. А недавно мы получили информацию, что имя нашего долгожданного товарища несколько раз мелькнуло в условном треугольнике Мекенская – Наурская – Чернокозово. То есть вылез на свет божий, осмотрелся, решил, что все улеглось, и взялся за старое.

По объекту поиска мы имеем следующее: фото, фоторобот, место проживания тейпа и две поведенческие установки. Фото с паспорта, когда объекту было еще шестнадцать. Сейчас Лечи уже тридцатник, и выглядит он наверняка несколько иначе. Фоторобот составлен со слов очевидцев, и его, с некоторым допуском, можно использовать в качестве пипифакса: до того он страшный, усредненный и некачественный. При чем здесь допуск? Бумага для ориентировок у нас дюже нехороша, надо долго мять и катать в ладошках. Да и тушь там какая-то свинцовая, с гигиеническими средствами и рядом не лежала.

Разыскивать что-либо более конкретное нельзя, потому что можно элементарно спугнуть нашего славного парня. Он только очухался, стал на людях показываться, потихоньку занялся старым бизнесом. А добыча любых данных по подданному Ичкерии сопряжена с привлечением к этому делу местных органов власти, что неизбежно повлечет утечку информации.

Теперь по установкам. Установки сугубо житейского плана и оперативного искусства вообще не касаются, тут все обыденно и просто.

Первая: если нохча спустился с гор и работает неподалеку от места дислокации своего тейпа, он непременно будет навещать родных. И плевать ему на всероссийский розыск. Это уже неоднократно проверено на практике. Кроме того, Чечня – это не Россия. Это вообще другое измерение, тут даже законы гравитации действуют иначе.

Вторая: если нохча выжил на двух войнах, значит, он умный и осторожный. То есть он, конечно, будет навещать теплую Фатиму и любезных сердцу родственников, но при этом постарается избегать встреч с федералами. Особых усилий для этого прилагать не надо, федеральные посты у них обозначены на картах, а объездных путей здесь столько, что только ленивый не воспользуется ими.

Довожу диспозицию и последовательность работы в случае обнаружения искомого объекта.

Как вы уже знаете, я и Вася четвертый день развлекаемся созерцанием дворов Усмановского тейпа. Позиция наша оборудована на холмике, что отстоит от железнодорожного полотна в ста метрах на север. Полотно пролегает неподалеку от села, примерно в ста пятидесяти метрах от его юго-западной оконечности. Позиция очень удобная и взята не наобум – тут Вася все предварительно облазил на брюхе, обстановку наносил на карту. Улица и не закрытые шифером фрагменты дворов тейпа Дадашевых видны как на ладони.

Не надо думать, что мы хладостойкие роботы и все это время валяемся тут в окопе. Это летними ночами можно таким вот образом развлекаться, и то если не очень долго и при наличии хороших спальников. А сейчас начало марта, кавказская промозглая зима еще только начинает размышлять насчет дембеля, постоянно дует ветер, и ночами тут очень уж студено. Поэтому мы выдвигаемся затемно от КПП на мосту № 1 через Терек на трассе Червленная – Грозный, маскируем наш «УАЗ» в двухстах метрах севернее, в посадках, и незаметно занимаем позицию. А с наступлением сумерек таким же манером отправляемся обратно. То есть наблюдение ведется только в светлое время суток.

У Васи обычный полевой бинокль «БИ-8», у меня бельгийский двадцатикратный, потому что я сейчас главнее. Моя задача, ни много ни мало – вычислить искомый объект и сообщить об этом коллегам. Еще у нас есть узконаправленный микрофон из Лизиного комплекта спецтехники. Микрофон мы используем утречком, особенно когда туман долго не желает рассеиваться. Нет, мы давно расстались с надеждой, что по улице будет кто-то бегать и восторженно орать что-то вроде «Лечи приехал! Всем строиться для приветствия!» Но на всякий случай пишем на диктофон разговоры, которые сумели отследить, и при помощи микрофона трижды поймали местные авто, зарулившие на трассу Ставрополь – Кизляр. В этом направлении сельчане ездят крайне редко, и определить по звуку, куда идет машина – в Грозный или в сторону Николаевской, не составляет труда. А вечерком Серега и Лиза, «чеченоговорящие» товарищи, разбирают наши записи.

После того как мы вычислим объект, нам следует оповестить всех, кого положено, затем сесть на «УАЗ» и не спеша выдвигаться к конечному пункту операции – тут по прямой пара километров.

В соответствии с прогнозом поведения объекта он должен следовать на своем транспорте по трассе Ставрополь – Кизляр в направлении Николаевской и далее. Но до Николаевской ему спокойно доехать не дадут. На КПП у «развязки» скучает группа «напугания»: Иванов, Глебыч, Лиза и вспомогательная команда в лице братьев Подгузных (это наши «пристегнутые» прапора тыловой ориентации). Группа Иванова, предупрежденная заблаговременно, прыгает на Васин «бардак»[2], выдвигается на полкило по направлению к Червленной и выставляет на открытом участке трассы шлагбаум.

Видимость там, даже по туману, вполне приличная. В соответствии с прогнозом поведения объекта, обнаружив дополнительный пост, он должен немедленно развернуться и дуть оттуда во все лопатки. А если я ошибся и это вовсе не объект, то он даст себя досмотреть. Если же я не ошибся и это все-таки объект и он все же даст себя досмотреть (что маловероятно), умный Иванов должен «сосчитать» его по девиантному поведению и приблизительным приметам.

Однако не будем отвлекаться от основной версии: возьмем за основу, что объект развернется и скроется в тумане. Вот он скрылся, тревожно нахмурился, задумчиво почесал заднюю поверхность бедра… Но до «рабочего места» ему все же добираться как-то надо, верно? Поэтому он наверняка поедет в обход. Возвращаться к повороту на трассу Червленная – Грозный он вряд ли станет, потому что в этом случае ему придется ехать через охраняемый федералами мост. Удобнее всего свернуть направо, в километре от «перехвата» Иванова, проскочить «железку» через старый переезд и – прямиком к броду через Терек, что имеется в трехстах метрах от моста №1 выше по течению.

А у того брода торчит наша засада, выставляемая каждое утро: Петрушин, лейтенант Серега и две снайперские пары седьмого отряда спецназа. Ну и мы с Васей. К тому времени мы не то что успеем добраться к месту засады и замаскировать свой транспорт, но можем даже слегка замерзнуть ожидаючи.

Вот вам диспозиция и последовательность.

Теперь нюансы.

Как мне его вычислить? Нет, это понятно, что с двухсот пятидесяти метров, да через двадцатикратный бинокль – как два пальца об асфальт. Но тут, напомню, в секторе двенадцать дворов. В каждом по машине, а то и по две, за день десятки раз приезжают и уезжают какие-то люди, многие просто сигналят, не выходя из салона, им открывают ворота, потом они заезжают во двор… А я с самого начала подозревал, что на машине Лечи не будет здоровенного транспаранта с надписью «Абрек Лечи Усманов. Куратор „шахидок“ и лепший нукер Сулеймана Дадашева!» Знаете, так и оказалось. Никаких транспарантов и даже табличек: обычные «Нивы», «Шохи», есть даже пара-тройка импортных внедорожников – неплохо живет клан Дадашевых. Да, во дворах они ходят, лица мелькают, есть и некоторым образом схожие с ориентировкой и фото – но это же ведь родственники, они все похожи.

Так вот, вычислить объект я должен по ряду характерных особенностей поведения, свойственных скрывающемуся от правосудия абреку. Это Иванов так решил, еще на стадии подготовки к операции.

– И в чем, по-вашему, будут выражаться эти особенности? – Меня такой подход чрезвычайно возмутил. – Он будет ползти по улице, разодетый в цвета джихада, и на каждом углу маскироваться под окурок с шалой[3]?

– Ну, ты же у нас ас, – невозмутимо пожал плечами Иванов. – Тебе виднее, какие особенности.

– О! – обрадовался Вася неожиданному словосочетанию. – Унасас! Наш веселый унасас Лечи вычислит на раз! Потому что этот Лечи – распоследний… Гхм… Ну, короче, вы поняли…

Вот так. Теперь, в общем, я лежу и пялюсь в бинокль. Особенности подмечаю. За три дня в нашем секторе машин перекаталось – немерено. Но, что характерно, все в Грозный и обратно. По трассе Ставрополь – Кизляр, как я уже говорил, выдвигались лишь три транспорта. Иванов, опасаясь спугнуть нашего парня, перехват выставлять не стал. Но все три машины благополучно добрались до КПП и дали себя досмотреть. Не было там Лечи. А больше по той трассе никто не ездил, ни отсюда ни сюда. По крайней мере, в светлое время суток. Так что, если Лечи мотается по ночам, торчать нам тут до цветения мушмулы.

Другой нюанс. Иванов непременно хочет взять этого славного парня живьем. Это несколько осложняет ситуацию. Товарищ с таким боевым опытом, да еще в сопровождении парочки себе подобных, вряд ли раскроет объятия нам навстречу и с благостной улыбкой на челе отдаст свое оружие.

И последнее – для тех, кто с нами незнаком. Что это за имена, которые мелькали выше? Вышеперечисленные товарищи, как и ваш покорный слуга, входят в команду номер девять. Официально она значится в штатном расписании как «оперативно-аналитическая группа неспецифического применения», и никто из нас, в том числе и командир – полковник Иванов, до сих пор не догадался, за что же нас так обозвали. А чем мы занимаемся в действительности, узнаете по ходу повествования…

К восьми утра туман начал потихоньку рассеиваться. С северо-востока налетали легкие порывы ветра, обещавшие вскоре утащить за Терек последние хлопья туманной взвеси и обеспечить нам с Васей сносные условия для наблюдения. Но еще до того, как это случилось, в селе начались обычные перемещения сугубо бытового плана. Едва стали видны расплывающиеся силуэты усадеб, как будто кто дал команду: по улице разом поехали лошади с телегами, моторы там и здесь пробно заурчали, микрофон наш начал сообщать Васиным наушникам какие-то праздные сельхозбеседы из сектора наблюдения.

– Вот так скажут чего-нибудь важное, а мы и не поймем ни фига, – Вася вздохнул и задумчиво ощупал нагрудный карман с рацией. – А вечером может быть поздно… Может, сразу на рацию закоммутировать? Пусть Серый с Лизой переводят потихоньку…

– А если у Лечи радиочастотный сканер? – На мой взгляд, предложение разведчика выглядело как обычное утреннее проявление хронического недосыпа, усугубленного свежей критикой в отношении его бессмертного творения. – Может, лучше язык поучить?

– Щас, все бросил, пошел язык учить, – буркнул Вася. – Заодно ислам принял и обрезание сделал. По самый корень…

В половине девятого уже можно было рассмотреть здание комендатуры. Комендатура располагается у пересечения трасс Ставрополь – Кизляр и Червленная – Грозный и от нашего места лежания отстоит примерно на четыреста метров (Вася по карте мерил). То есть видимость вполне даже приличная, работать – одно удовольствие. Спасибо тем, кто там, наверху, отвечает за метеоусловия. Еще бы низкую облачность убрали, вообще было бы здорово. А то давит. Свинцовое небо, без единого просвета, висит над тобой и, того и гляди, рухнет на голову. Отсюда и соответствующее настроение.

Привычно отметили выезд ИРД[4] из комендатуры. Суеверный Вася перекрестил вслед товарищей по несчастью и сделал скорбное лицо. Товарищи – камикадзе. Полуживой «бардак», трое саперов, кинолог с собакой, пол-отделения прикрытия – на пятикилометровый участок трассы, по которой ночью «духи» могут гулять целым батальоном и ставить где попало мины. Почему товарищи до сих пор работают за такие смешные деньги, никто не знает. Наверное, маньяки-энтузиасты, иначе не объяснить.

За ИРД увязался табельный расчет «Safeland» – бронированный тральщик и две белые «Нивы» с эмблемами этой организации на бортах.

– Ага! – нехорошо прищурился Вася. – Сейфы херовы. Шпионы, блин. И куда командование смотрит?

«Safeland» – тоже привычное дело, они уже неделю «чистят» правый берег, от моста вверх по течению. Вася прав: дело, конечно, привычное, но не совсем понятное. Тут у нас раньше «HALO-TRUST» [5] работала, якобы все подряд разминировала и готовила специалистов из местных, для очистки территории от взрывных устройств. Дело вроде бы благое и во всех отношениях полезное, но… наши чекисты эту «хейло» неоднократно ловили за руку. А может, за ногу. Но ловили, это факт. Помимо основных протокольных обязанностей, эта организация проводила полномасштабную топографическую разведку территории Чечни с привязкой населенных пунктов к натовской системе координат. Замечу, что топосъемка местности иностранцами – махровый шпионаж даже по стандартам всех натовских стран. Она необходима прежде всего военным, и с какой целью, ясно без комментариев. В Косово, кстати, «хейло» проводила такую же работу – до вторжения туда войск альянса.

А насчет персонала из местных вообще залепуха получилась. Этот «персонал», который англичане и подготовленные ими инструкторы обучали несколько кривобоко, в полном составе угодил в отряды НВФ[6] и занимался там отнюдь не разминированием. На учебном видеофильме, попавшем в ФСБ, один из таких инструкторов, Руслан Джабраилов, объясняет, как надо ставить противопехотные мины, готовить направленные взрывы, устраивать при помощи детонирующего шнура проходы в минных полях и так далее. Ни одного эпизода, связанного с разминированием, в этом фильме нет. Кстати, сам Джабраилов причастен к одному из недавних громких терактов в Грозном. Сейчас этот «мирный сапер» сидит по статье 205 УК РФ («Терроризм»). За три года своей деятельности в Чечне британцы обучили минно-взрывному делу более 150 человек. Стоит заметить, что обучили весьма квалифицированно. Кроме того, они набирали группы наиболее продвинутых чеченов для отправки в Германию, где другая «благотворительная» организация – «Гербера» – готовила из них под Берлином спецов-саперов.

В общем, как и следовало ожидать, за такие развлечения эту английскую благотворительность от нас с треском выдворили. Удивительно еще, как терпели целых три года! Видимо, хорошо платили кому надо.

А теперь в Чечне мирно трудится другая организация под эгидой Евросоюза – вот эта самая «Safeland» (дословно – безопасная земля). Штаб в Грозном, отделения в нескольких крупных населенных пунктах республики. Эти пока ни в чем таком замечены не были, активно сотрудничают с властью, то, что не рванули на месте, сдают в комендатуры, а персонал из местных состоит на строгом учете в УФСБ. Но наш информированный полковник Иванов утверждает, что эти ребята поддерживают постоянную связь с грузинским и сухумским филиалами «HALO-TRUST», которыми руководит некий славный парень Мэтью Мидлмис. Этого парня полковник вроде бы даже знает лично и однозначно утверждает, что он… кадровый британский разведчик! Как вам это нравится?

Примерно через полчаса после убытия ИРД – в 9.25, начали проявляться те самые долгожданные особенности, на которые мы уже и надеяться перестали. Одну из усадеб, располагающихся в секторе наблюдения, покинула белая «Нива», доехала до юго-западной окраины и встала на перекрестке. Из «Нивы» вышел мальчуган досаперного возраста (лет тринадцать, мины ставить пока рановато, но стрелять уже можно) и принялся прилежно изучать окрестности, приложив ладонь к бровям.

Вася тут же запыхтел и толкнул меня в бок.

– Вижу, – сказал я. – Погоди радоваться, мало ли…

Мальчуган минут пять покрутил головой, затем сказал что-то в окно с приспущенным стеклом. Из «Нивы» вылез дед с биноклем и еще пару минут глазел по сторонам, поблескивая линзами. Мы на это время убрали свою оптику и замерли, стараясь не то что не шевелиться, а даже дышать пореже. Тутошние деды, даром что древние, но до того глазастые, что любую проблесковую активность и странности в привычном ландшафте вычисляют на раз. Раз! – вычислили. Два! – сообщили кому надо. И пропала засада. А зачастую и сами засадники. В общем, надо все время держать уши торчком и ни на секунду не расслабляться.

Стар и мал закончили наблюдать, «Нива» вернулась на исходную. Из этого же двора через пару минут вырулил серый «Ниссан Патрол», проскочил перекресток и уверенно взял курс на Николаевскую.

– А? – Вася достал из нагрудного кармана рацию и вопросительно посмотрел на меня.

– Случай, конечно, неординарный, – я добросовестно замялся, не торопясь выносить вердикт. – Лицо мы не видели… Это не позволяет утверждать с однозначной уверенностью… Но по остальным эвентуальным признакам…

– Короче, Склифосовский! – возмутился Вася. – Мы докладаем или где?

– Думаю – да, – кивнул я.

– Пятый – Первому!

– На приеме Первый, – живо ответил Иванов. – Есть?

– Есть! – возбужденно сверкнув глазенками, сообщил Вася в рацию. – «Ниссан Патрол», «мокрый асфальт», убыл с минуту назад. Номер грязный, не просекли.

– Спасибо, Пятый, – похвалил Иванов. – Не торчите там, навестите Третьего.

– Понял, до связи, – Вася сунул рацию в карман и принялся сворачивать плащ-накидку. – Собирайся, поехали к Петрушину…

Петрушин нам не обрадовался. Все у него сидели как надо, замаскированные так, что в метре пройдешь – не заметишь, а тут мы за полчаса до объявления объекта приперлись, на громоздком «УАЗе», который еще где-то надо прятать.

– Ехали бы вы к мосту, – буркнул Петрушин, выныривая при нашем появлении из посадок. – Мы тут и без вас как-нибудь…

Мы к мосту не поехали, профессиональная гордость не позволила. Загнали «УАЗ» в посадки, в ста метрах от позиции засады, но с другой стороны дороги, слегка прикрыли ветками и вышли на грунтовку, посмотреть, как стоит.

– Пойдет, – сказал Вася. – Если пешей разведки не будет, не заметят.

А пешей разведки точно не будет – наш объект должен быстренько проскочить на машине к броду и с ходу форсировать речку. Мы прибыли на позицию и устроились на левом фланге, рядом с Петрушиным. Теперь оставалось только ждать появления объекта…

Томительное ожидание было ознаменовано небольшим происшествием, но не совсем у нас, а несколько южнее. Минут через пять после нашего приезда где-то в стороне Толстой-Юрта глуховато шлепнуло. Вот так: «Ту-дух!!!» Когда сидишь совсем в тумане, эха нет и бывает просто «Дух!!!» Как призыв некоей иррациональной субстанции. Таких неприятных звуков я за две войны наслушался вволю, комментарии излишни. Если бы сейчас видимость была получше, мы отсюда могли бы полюбоваться взметнувшимся над тем местом столбом черного дыма.

– Пи…дец саперам, – Вася Крюков вздрогнул и мелко перекрестился. – Напоролись.

– Зачем так мрачно? – Петрушин был настроен более оптимистично. – Просто нашли, снимать не стали, рванули на месте…

– И пи…дец саперам, – не сдавался Вася. – Чует сердце – это оно самое…

Вася у нас чувствительный как барометр. Интуиция развита просто до неприличия. Про таких говорят – спиной чует. В самом деле, эта его особенность неоднократно сослужила нам добрую службу. Но теперешний припадок пессимизма у своего соратника я объясняю мрачной погодой и напряженным трехсуточным ожиданием. Трое суток мы сидели спокойно, ничего поблизости не рвалось, а тут, перед самой операцией, – на тебе! Поневоле засомневаешься…

Минуты не прошло – опять шлепнуло, но значительно тише. Вася пожал плечами и тихо ругнулся.

Минут еще через семь происшествие повторилось: глухой шлепок взрыва и негромкая отдача сожранного влажным воздухом отзвука, не успевшего развиться в полноценное эхо. Опять там же, рядом с местом первого громкого подрыва.

– Ну вот, – удовлетворенно заметил Петрушин. – Я же говорю – сами рвут. Понаставили за ночь, умельцы народные…

Серега достал было сканер, чтобы нащупать частоту комендатуры и послушать, что у них там творится в эфире. Но в этот момент в наших рациях прорезался жизнерадостный Иванов:

– Объект развернулся, убыл по первому маршруту. Вы как там?

– Мы готовы, – ответил Петрушин. – Вы следом?

– Мы следом, – подтвердил Иванов. – Но чуть погодя, чтобы глаза не мозолить. Тебе напомнить?

– Обижаете, – буркнул Петрушин. – Ни одна волосина не упадет!

– Да пусть упадет! Вы его хоть налысо побрейте – но чтоб живым, ты понял? Давай, до связи…

Со стороны старого переезда послышался шум автомобильного двигателя.

– Как сидят, не заметили? – без особой надежды уточнил Петрушин.

– Стекла тонированные, – сказал Вася. – Никто не выходил. Извини, брат.

– Понял, спасибо. Значит, как обычно.

Шум двигателя постепенно приближался. Вскоре из-за поворота в наши сектора неожиданно выехала белая «Нива».

– Не понял? – удивился Петрушин. – «Ниссан» вроде был?

– Это не они, – покачал головой Вася. – Это вообще левые какие-то…

«Нива» неспешно проехала мимо нас, перед бродом повернула налево и, прокатившись еще метров пятьдесят по вектору течения, встала у водной кромки.

Из машины вышли двое нохчей, облаченных в прорезиненные куртки с капюшонами и «болотные» сапоги до паха. Негромко переговариваясь, они открыли багажник и стали вываливать наземь разнообразное барахло. Оружия при них не было. В бинокль можно было рассмотреть, что барахло из багажника тоже совсем не военного характера. Автомобильная камера, ножной насос, крупноячеистая капроновая сеть, составное удилище (судя по толщине, как минимум на барракуду), катушки с леской и плетеная корзина.

– Вот уроды, – пробормотал Вася. – Тут война, а они – на рыбалку…

– Некстати, – флегматично отметил Петрушин. – Костя – держи. Если вдруг что, действуй по обстановке.

– Понял, – я спрятал бинокль и навел на рыбаков прицел своего «ВАЛа». – Держу.

Следует заметить, для тех, кто совсем не в курсе, что рыбаков мне поручили вовсе не в качестве жеста особого доверия, а как самому ненужному человеку на заключительной фазе операции. Каждый член команды является специалистом в своей области. Кто-то мастерски говорит и запросто лезет без спроса в человечьи души, кто-то хорошо стреляет. В настоящий момент говорить и лезть уже не надо. Поэтому я буду добросовестно контролировать безоружных рыбаков. Пользы от этого, конечно, никакой, но на всякий случай за лишними людьми в зоне проведения операции кто-то должен присматривать.

Рыбаки затеяли возню с камерой. Накачали ее насосом, бросили в воду, потом зачем-то вытянули обратно. Один достал из машины манометр, померил давление в камере, покачал головой.

– Интересно, на фига им камера? – Вася тоже проявил здоровое любопытство. – Че-то я такого способа не помню…

Рыбаки через штуцер стравили воздух, потом опять сунули камеру в реку. Теперь она полностью скрывалась под водой, на поверхности остался лишь коричневый поплавок размером с консервную банку.

– Вот ни хера себе, придумали! – не на шутку заинтересовался Вася. – Сеть, что ли, собираются цеплять?

Я пожал плечами и продолжал молча наблюдать. Это Вася у нас – дремучий сибиряк, потомственный охотник, рыбак и следопыт. А я в этих делах соображаю примерно так же, как Петрушин в космической медицине.

Рыбаки между тем составили удилище в несколько фрагментов и оттолкнули камеру чуть ли не на середину речки. Поплавок неспешно двинулся по течению, в направлении моста.

В этот момент у старого переезда послышался шум приближающейся машины.

– Ага! – Петрушин кровожадно цыкнул зубом. – Внимание! Работаем по первому варианту…

Рыбаки застыли столбиками, развернувшись к переезду, перебросились парой фраз и юркнули за «Ниву».

– Вот не вовремя! – обиженно засопел Вася. – Только пацаны собрались класс показать, а тут – эти…

Из-за поворота выскочил давешний «Ниссан Патрол». Мощная машина, разбрасывая шипованными шинами ошметки жидкой грязи, легко вошла в вираж, проскочила тридцать метров и сбавила скорость, приближаясь к броду.

Я пытался сосредоточиться на рыбаках. Так надо – определили задачу, умри, но выполни. Основным объектом займутся мастера.

Получалось у меня из рук вон. Взор поневоле тянулся к «Ниссану», кроме того, рыбаков сейчас видно не было, они были скрыты от меня корпусом «Нивы».

– Понеслась, – буркнул Петрушин.

На дальнем от нас фланге дважды пукнули «ВАЛы». «Ниссан» осел на правый бок, чуть развернулся вправо и, наполовину заехав в воду, встал…

Я, так и не сумев сосредоточиться на рыбаках, полностью переключил внимание на основной объект. Мгновенно высветилась рациональная мысль по моей тематике: интересно, водила имеет в копилке ощущений опыт простреленных шин или как? Каждый водитель со стажем знает, как ведет себя транспорт с внезапно проколотой шиной. Но не каждому в шину стреляли. А из тех, кому стреляли, немногие выжили. Разница, конечно, довольно незначительная: во втором случае, если пуля с хорошей динамикой, отчетливо ощущается удар в ступицу. Но вопрос далеко не праздный. От этого зависит, например, как сейчас наши подопечные покинут салон «Ниссана». Выйдут в полный рост, с недоуменными восклицаниями, или десантируются через левые двери (стреляли справа) и ползком ломанутся вдоль берега, прикрывая огнем отступление основного лица. В таком случае взять это основное лицо живьем будет довольно проблематично…

Из «Ниссана» вышли четверо вооруженных мужиков – разом, через все двери, в полный рост. Двое тут же присели на колено, направив стволы на «Ниву», водила пошел смотреть колеса. Оставшийся не у дел коренастый бородач, глядя в сторону «Нивы», негромко позвал:

– Э! Хази хок? Хара мнла ву?

И воровато оглянулся по сторонам.

Это был он самый – наш долгожданный Лечи Усманов.

Из-за «Нивы» вышли рыбаки… с автоматами. Вот ни фига себе, порыбачить мужики приехали! Значит, оружие в салоне прятали. Один, дружелюбно улыбаясь, помахал рукой и воскликнул:

– Салам, Лечи!

Пу-пу-пук! – три головы у «Ниссана» в одно мгновение обзавелись не предусмотренными природой-матерью отверстиями.

Тюк! Тюк! – рыбаки рухнули пластом по обе стороны от «Нивы». Кто-то более проворный сделал мою работу. Да я и не пытался тягаться в скорости стрельбы с такими мастерами.

Больше пуканий и тюков я не слышал – видимо, Петрушин сработал в унисон с группой, – но Лечи дважды дернул плечиками. Сначала правым, как будто ушел нырком от прямого боксерского удара, затем левым, пикируя к земле. Упал на четвереньки, скрючился и завыл дурным голосом. Его автомат лежал рядом, теперь уже бесполезный.

– Погнали! – пробурчал Петрушин, выскакивая из-за укрытия и устремляясь к «Ниссану».

Серега и Вася метнулись вслед за ним, снайпера так и остались на позициях – прикрыть, в случае чего.

От переезда послышался рокот приближающегося «бардака». Это господин Иванов с группой «напугания». Я приятно порозовел от сопричастности. Команда работает по секундам, как часы. Кто сказал, что в армии бардак? Не верьте. Есть еще специалисты, не перевелись…

Когда «бардак» прибыл на место происшествия, Лечи уже заботливо перебинтовали и надели ему на голову дежурный мешок. Связывать бессмысленно, человек с простреленными плечами – не боец.

– Как? – коротко поинтересовался Иванов, спрыгивая с брони.

– Норма, – в тон ему ответил Петрушин. – Жить будет.

– Спасибо, – с чувством поблагодарил полковник. – Я уж думал, будет как обычно.

– Это кто? – спросил сонный Глебыч, кивнув в сторону «Нивы».

– Да вроде рыбаки, – Вася пожал плечами. – Но с автоматами почему-то…

– И чего это они в такое время собирались тут поймать? – Глебыч зевнул и направился к «Ниве». – Пойду, гляну…

Петрушин тревожно посмотрел в сторону села – оттуда раздавался гул приближающейся к мосту колонны.

– Не понял… Вроде совсем тихо сработали…

– То не по нашу душу, – Иванов кивнул в сторону торчавшего из люка «бардака» шлемофона Сани Жука – Васиного водилы, который в рабочем порядке слушал по бортовой станции частоту комендатуры. – ИРД под Толстой-Юртом попал в засаду. Резерв выдвигается.

– Я говорил! – напомнил Вася. – «Сами»! Вот тебе и сами…

Пока наскоро обыскивали трупы и «Ниссан», Глебыч осмотрел «Ниву» и трусцой припустил обратно. Лицо сапера выражало крайнюю степень озабоченности.

– Что такое, Глебыч? – Иванов на секунду отвлекся от созерцания погрузки на броню орущего пленного и обернулся к соратнику.

– Интересные рыбаки… – Глебыч даже запыхался от спешки – странный случай, обычно он вальяжен даже при внезапной диарее. – В реку сталкивали чего-нибудь?

– Камеру, – Вася слегка напрягся – подсел на необычную нервозность Глебыча. – А что…

– Камеру? – Глебыч почесал затылок и устремил взгляд на речку. – Камеру… И где она?

– Да уплыла уж хрен-те куда. Они толкнули ее на середку, а тут началось…

– Подтапливали? – уточнил Глебыч.

– Чего?

– Ну, воздух стравливали? Как она в воде была – на, под, ее видно было?

– Мерили манометром давление, потом спустили воздух, – вмешался я. – Наверху был только такой коричневый поплавок. А что, собственно…

– Поплавок не заметят… – Глебыч вдруг ушел в себя и принялся бессвязно бормотать, загибая пальцы: – …Оно, конечно, может проскочить… но если сеть? Сеть клином, на полметра всего, чтоб не видно… острие клина на центральной опоре… всяко разно снесет к центру… если мужичок в кустах, с дистанционкой…

– Ты че бормочешь, Глебыч? – возмутился Вася. – Ты можешь толком объяснить?!

– Ой-е-е… – Глебыч объяснять ничего не стал, а втянул голову в плечи и затравленно посмотрел в сторону моста. Судя по гулу моторов, колонна сейчас как раз подъезжала к шлагбауму КПП.

– Глебыч – что?! – Иванов вдруг стал бледнеть. – Думаешь…

– Дай! – Глебыч метнулся к «бардаку», сорвал с головы Сани Жука шлемофон, и, прижав ларингофон к горлу, рявкнул: – Внимание – всем!!! Мост заминирован! Все – бегом с моста!

– Ты кто, мать твою? – отчетливо прошипело из вывернутого наушника шлемофона. – Ты че несешь, придурок? Ты че в эфир лезешь, дубина?

Дикая ситуация, ребята. Мы проводим конфиденциальную операцию и потому в системе радиоданных комендатуры никак не состоим. Можем только слушать, чтобы быть в курсе оперативной обстановки, а наши позывные никому ни о чем не скажут. Единственная надежда – хороший знакомый попадется, который узнает говорящего по характерным выражениям. Голос сильно искажается, особенно через ларингофон…

– Это Глебыч! Я сказал – с моста!!! – Глебыч аж взвизгнул от отчаяния. – Я сказал…

– А поздно, – флегматично буркнул Петрушин. – Они уже – вон…

Да, с нашего места въезд на мост виден не был, скрывался за гущей посадок. Но два срединных пролета просматриваются прекрасно.

И сейчас мы могли лишь беспомощно констатировать, что колонна в полном составе въехала на мост, а головная «БМП» как раз добралась до центральной опоры…

Глава 2

Шах

Дипломная

Туман помаленьку рассеивается. Уже видны размытые очертания окраины Толстой-Юрта. Судя по всему, видимость сегодня будет нормальная, даже при относительно низкой облачности.

Это не есть хорошо. Если федералы на последнем этапе замешкаются – а это у них случается сплошь и рядом, есть шанс и под «вертушки» угодить. Я этот вариант продумал: на всякий случай неподалеку от «Северного» и Ханкалы дежурят мои разведчики со сканерами, слушают дежурные частоты федеральной авиации. Но расчетное подлетное время до четвертой контрольной точки – от силы десять минут. А стопроцентная уверенность в том, что разведчики вовремя отследят нужные команды в эфире, отсутствует. И не потому что разведчики никудышные. Парни у меня как раз то, что надо. Просто федералы на войне тоже учатся, и в последнее время у них случаются светлые моменты в организации службы. Я всегда учитываю любые ситуации, которые могут повлиять на исход операции. Может случиться и так, что сигнал о помощи пройдет без задержек, никакой радиосуматохи не будет, а пилоты получат приказ по проводам (их контрразведка в курсе, что мы слушаем частоты). Тогда мои парни успеют только зафиксировать взлет вертолетной пары.

Так что пусть Аллах нам поможет, федералы окажутся расторопными, и мы обойдемся совсем без «вертушек». Что-то я в последнее время (лет пятнадцать уже) недолюбливаю эти «вертушки». Слишком громко винты у них гудят, да и под консолями всякой дряни понавешано…

Я сижу в салоне новенькой пятидверной «Нивы», рядом с водителем, и наблюдаю в подзорную трубу за подготовкой к операции. Наблюдение идет так себе: вижу только самый ближний первый расчет, остальные скрыты либо туманом, либо деталями ландшафта.

В моей «Ниве» хорошо. Автомагнитола тихо наигрывает красивую восточную мелодию, в салоне тепло, печка работает, приятно пахнет французским одеколоном и оружейной смазкой. Уютно. Спокойно. Пока туман окончательно не рассеется, никто сюда не полезет. Я пью кофе из термоса и лениво размышляю о разных вещах.

Вообще, приятно выступать в роли инспектора. Никто ничего от тебя не требует, не висит над душой. Сам ставишь «учебные» задачи, сам определяешь мастерство учеников. Плохо работают – сам виноват, надо было лучше учить. Если что-то не получится и операция сорвется, никто с тебя не спросит.

Однако надо, чтобы все получилось. Сейчас мои ученики сдают «дипломную». А скоро им предстоит потрудиться на полную катушку, и большие люди по результатам их работы будут решать, отработал я свой гонорар или нет. Для меня вопрос профессионализма – дело чести, это мой хлеб и моя жизнь. Так что мне не совсем безразлично, как у них все получится. Тоже немножко волнуюсь.

Сегодня у меня здесь работают двенадцать человек. Четыре инженерных расчета (первый – трое, остальные – по два человека) и огневая группа. Плюс я сам, мой водитель и личный телохранитель Аскер и Курбан. Курбан, хоть и умеет стрелять, не совсем боец. Он мастер в электронике и компьютерах.

Итого – пятнадцать. Уже отряд. При необходимости такими силами можно было устроить нормальную засаду, без всяких там тонкостей, но у нас сейчас другая задача. Мои ученики – саперы-специалисты. Сегодня им надо проявить себя. И не только в личном плане, но и в вопросах слаженности и взаимодействия, потому что в дальнейшем всем им предстоит работать в команде.

Всего в моем подразделении, включая отделение разведки и группу материально-технического обеспечения, тридцать два человека. Я далек от романтизма и просто сказал бы, что это сводный отряд лучших саперов и разведчиков, собранных под моим руководством для организации минного джихада накануне референдума. Но в секретном реестре Государственного комитета обороны Маджлисуль Шура (далее – просто ГКО) отряд числится как спецкоманда «Дашо гов». Нохчи – сентиментальные люди, в буквальном переводе это значит «Золотой гул». Они надеются, что от нашего отряда такой гул пойдет, что весь мир содрогнется!

Ну, пусть надеются, у них есть для этого все основания. Денег на оборудование и экипировку они не пожалели, у нас все самое лучшее, можно воплотить в жизнь самые смелые фантазии. Нам остается только работать с полной отдачей, показать, на что мы способны. Война не терпит сантиментов, она оценивает специалиста только по конкретным результатам его деятельности, которые отражаются в сводках вражеских потерь. Не в официальных релизах, а в нормальных сводках, для служебного пользования…

– Готово, – докладывает командир второго расчета.

– Понял, – отвечаю я в свою рацию.

– Закончил, – сообщает минуту спустя командир третьего расчета.

Общаемся очень коротко. Основное правило: забыть, что федералы – безмозглые идиоты. Уважай противника и проживешь больше. Разведчики накануне проработали территорию, но мы привыкаем действовать так, как будто кто-то сидит неподалеку со сканером в кустах и пытается вычислить наши частоты. Потому что вскоре, если у нас все получится, как я задумал, именно так и будет. Весь федеральный спецназ будет за нами охотиться.

Через некоторое время командир первого расчета докладывает: