Столпы земли Фоллетт Кен
Альфред его ненавидел. Дотоле это чувство было не знакомо Джеку. Мать всегда его любила, а других людей он не знал. Для враждебности у Альфреда не существовало видимых причин. Казалось, точно так же он относился и к Марте. Он вечно ее щипал, таскал за волосы, толкал и с наслаждением ломал всякую безделушку, которой она дорожила. Мать Джека видела это и не одобряла, но отец Альфреда, похоже, не усматривал в том ничего предосудительного, хотя сам был человеком добрым и ласковым и, без сомнения, очень любил Марту, и это одновременно и удручало, и трогало Джека.
Никогда в жизни Джеку не было так интересно. Все вокруг буквально очаровывало его. И, несмотря на стычки с Альфредом, постоянное чувство голода и то, как больно было ему видеть, что мать почти все внимание уделяет не ему, а Тому, Джека действительно ошеломила беспрестанная череда неизведанных ощущений и новый явлений.
Последним из чудес стал замок. До этого он лишь слышал о замках: в лесу длинными зимними вечерами мать учила его декламировать шансоны, героические французские поэмы о рыцарях и чародеях, – большинство из них были очень длинные, порой в несколько тысяч строк, – и в этих историях все события происходили как раз в замках. Никогда прежде не видев настоящего замка, Джек полагал, это что-то вроде пещеры, в которой он жил, только больших размеров. Действительность потрясла его воображение: замок оказался таким огромным, а внутри было так много зданий и такая толпа людей, и все что-то делали: подковывали лошадей, таскали воду, кормили кур, пекли хлеб и перетаскивали с места на место самые разные вещи: сено для полов, дрова для очагов, мешки с мукой, тюки материи, мечи, седла, кольчуги… Том рассказал ему, что земляной вал и ров созданы не природой, а руками десятков людей, работавших сообща. Джек верил Тому, но ему казалось немыслимым, что все это действительно сделано человеком.
Ближе к вечеру, когда в темноте стало трудно работать, все устремились в большой зал. Зажгли свечи и подбросили в очаг поленьев. Собаки тоже прибежали погреться. Несколько мужчин и женщин взяли стоявшие в стороне доски и козлы и, соорудив столы, составили их в форме буквы «Т», затем к верхней перекладине «Т» придвинули стулья, а по обеим сторонам вертикальной линии поставили скамьи. Джек никогда не видел, как множество людей работают вместе, и был поражен тем, что это доставляло им удовольствие. Они улыбались и даже смеялись, поднимая тяжеленные доски, то и дело покрикивая «А-ап!», или «На меня давай, на меня!», или «Опускай помалу». Джек завидовал тому духу товарищества, что царил среди них, и спрашивал себя, сможет ли и он испытывать что-либо подобное.
Вскоре все уселись на скамьи. Слуга разложил на столе большие деревянные миски и деревянные же ложки, затем снова обошел вокруг стола и положил в каждую миску по широкому ломтю черствого ржаного хлеба. Другой слуга, принеся деревянные кружки, разливал в них пиво из нескольких больших кувшинов. И Джек, и Марта, и Альфред, сидевшие рядышком на самом дальнем конце стола, – все получили по кружке с пивом, так что воевать было не за что. Джек поднял было свою кружку, но мать велела ему немного подождать.
Когда пиво было разлито, зал погрузился в тишину. Джек ждал, как всегда, завороженно глядя, что произойдет. Минуту спустя на лестнице, ведущей в графские покои, появился Бартоломео. Он спустился в зал в сопровождении управляющего, трех или четырех богато одетых людей, мальчика и прелестного создания, красивее которого Джек никогда не видел.
Это была девушка или женщина – он точно не знал, – одетая в белую тунику с невероятно длинными рукавами, которые, пока она плавно скользила по ступенькам, змейкой стелились следом. У нее были густые темные вьющиеся волосы, обрамлявшие очаровательное личико, и темные-претемные глаза. Теперь Джек понял, что имелось в виду в chansons, когда в них шла речь о прекрасной принцессе, живущей в замке. Ничего удивительного, что все рыцари так безутешно плакали, когда принцесса умерла.
Когда девушка сошла вниз, Джек разглядел, что она совсем еще юная, всего на несколько лет старше его самого. Гордо держа свою изящную головку, она, словно королева, прошла во главу стола и села рядом с графом Бартоломео.
– Кто это? – зашептал Джек.
– Должно быть, графская дочка, – ответила Марта.
– А как ее зовут?
Марта пожала плечами, однако сидевшая рядом с Джеком чумазая девчушка шепнула ему:
– Ее имя Алина. Красавица!
Граф поднял свою чашу за Алину, затем медленно обвел глазами сидевших за столом и выпил. Это был сигнал, которого ждали. По примеру своего господина, прежде чем выпить, все подняли чаши в знак приветствия.
Ужин принесли в огромных дымящихся котлах. Сначала еду подали графу, затем его дочери, потом мальчику, сидевшим во главе стола знатным особам, и уже после них каждый накладывал себе сам. В тот день на ужин была тушенная со специями рыба. Джек сначала съел рыбу, а затем принялся за хлеб, обмакивая его в жирный соус, оставшийся на дне миски. Пережевывая, он неотрывно глядел на Алину, все в ней привлекало его: грациозные движения, которыми она накалывала на кончик ножа кусочки рыбы, властный голос, которым подзывала слуг и отдавала приказания. Казалось, все они любили ее и тут же подходили на ее зов, с улыбкой слушали распоряжения и спешили исполнить ее желания. Джек заметил, что сидевшие за столом молодые люди то и дело поглядывали на нее и некоторые из них начинали рисоваться, когда им казалось, что она смотрит в их сторону. Но ее больше заботили пожилые гости отца, и она постоянно следила, чтобы у них было достаточно хлеба и вина, задавала им вопросы и внимательно выслушивала ответы. Джек пытался понять, что должен чувствовать человек, когда с ним говорит прекрасная принцесса, а затем, глядя своими огромными глазами, слушает его.
После ужина двое мужчин и женщина, взявши колокольцы, барабан и сделанные из костей животных и птиц дудочки, стали выводить протяжные мелодии. Граф закрыл глаза и весь, казалось, погрузился в музыку, но Джеку не понравился этот навязчивый, меланхоличный мотив. Ему больше по душе были веселые песни, что пела мать. Да и остальные, сидевшие в зале, похоже, придерживались того же мнения, ибо они беспрестанно ерзали и шаркали ногами, а когда музыка закончилась, облегченно вздохнули.
Джек надеялся, что ему удастся поближе рассмотреть Алину, но едва музыканты кончили играть, она встала и пошла наверх, где, должно быть, находилась ее спальня.
Дети и кое-кто из взрослых, чтобы скоротать вечер, играли в шахматы и «девять камешков», а более трудолюбивые занялись изготовлением ремней, головных уборов, носков, перчаток, посуды, свистулек, игральных костей и прочих нужных вещей. Джек сыграл в шахматы несколько партий и все выиграл, но когда проигравший ему воин не на шутку рассердился, Эллен постаралась побыстрее увести сына. Джек бродил по залу, прислушиваясь к разговорам людей. Некоторые из них вполне разумно рассуждали о земледелии и домашней скотине или о епископах и королях, другие же шутили, хвастали или рассказывали забавные истории. Но Джеку все они одинаково интересны.
Свечи одна за другой стали гаснуть, граф удалился в свои покои, а оставшиеся шестьдесят или семьдесят человек, завернувшись в одежду, стали укладываться спать на покрытом сеном полу.
Как обычно, мать легла с Томом, накрывшись его широченным плащом и обняв его так, как она обнимала Джека, когда тот был совсем маленьким. Он с завистью смотрел на них, слушая, как они о чем-то шепчутся, и его мама время от времени тихо, игриво смеется. Чуть позже их тела начали ритмично двигаться под плащом. Когда Джек впервые увидел, как они это делают, он ужасно разволновался, думая, что, чем бы они ни занимались, должно быть, это очень больно, но они целовались, и, хотя его мать порой стонала, он чувствовал, что стонала она от удовольствия. Джек сам не понимал почему, но ему не хотелось спрашивать ее об этом. Сейчас же, при свете угасавшего в очаге огня, он увидел, как то же самое делает другая пара, и вынужден был признать, что, должно быть, это нормально. «Еще одна загадка», – подумал он и через минуту заснул.
Ни свет ни заря дети были уже на ногах, но завтрак подавали только после мессы, а мессу служили, когда встанет граф, и поэтому им пришлось ждать. Слуги, которые поднимались раньше всех, поручили им натаскать дров на весь день. Врывавшийся через открываемую дверь холодный воздух выстудил помещение, и взрослые начали просыпаться. Когда дети уже натаскали дров, они увидели Алину…
Как и накануне вечером, она спустилась в зал по лестнице, но сегодня выглядела совсем иначе. На ней была короткая туника, на ногах – валеные башмаки. Вьющиеся волосы, убранные назад и затянутые лентой, открывали изящную линию подбородка, маленькие ушки и белоснежную шею. Темные глаза, казавшиеся накануне серьезными и взрослыми, искрились весельем и радостью; на губах играла улыбка. Алину сопровождал тот самый мальчик, что во время ужина сидел рядом с ней и графом, на год-два старше Джека. Он с любопытством разглядывал незнакомых детей, но первой с ними заговорила Алина.
– Вы кто? – спросила она.
– Мой отец каменщик, который будет ремонтировать замок. Меня зовут Альфред, это моя сестра Марта, а это Джек.
Когда она подошла поближе, Джек с благоговением почувствовал запах лаванды. И как это человек может пахнуть цветами?
– Сколько тебе лет? – Алина продолжала разговаривать с Альфредом.
– Четырнадцать. – Джек видел, что Альфред тоже очарован ею.
– А тебе сколько? – набравшись смелости, выпалил Альфред.
– Шестнадцать. Есть хотите?
– Хотим.
– Пошли со мной.
Следом за ней дети вышли из зала и спустились по ступенькам.
– Но до мессы нам ничего не дадут, – снова заговорил Альфред.
– Здесь делают то, что велю я, – вскинув голову, сказала Алина.
Через мост она провела их в нижний двор и велела дожидаться у кухни, сама же вошла.
– Правда, хорошенькая? – повернувшись к Джеку, прошептала Марта.
Он молча кивнул. Через несколько минут Алина вышла, держа в руках кувшин с пивом и буханку пшеничного хлеба. Разломив хлеб, дала каждому по куску и пустила по кругу кувшин.
– А где твоя мама? – робко спросила Марта.
– Моя мама умерла, – проговорила Алина.
– Тебе грустно?
– Было грустно, но это случилось давным-давно. – Она кивнула на стоящего рядом мальчика: – Ричард даже не помнит.
Джек понял, что Ричард, по всей вероятности, брат.
– Моя мама тоже умерла, – сказала Марта, и к ее глазам подступили слезы.
– Когда? – спросила Алина.
– Неделю назад.
Джек обратил внимание, что слезы Марты не тронули Алину, если только таким образом она не пыталась спрятать собственное горе.
– Постой, – она удивленно посмотрела на Марту. – Кто же тогда женщина, что пришла с вами?
– Моя мама, – подал голос Джек. Ему жуть как хотелось что-нибудь ей сказать.
Алина взглянула на него, словно впервые увидела.
– А где в таком случае твой отец?
– У меня его нет, – ответил Джек. Уже то, что она смотрела на него, заставляло его испытывать волнение.
– Он тоже умер?
– Нет, – сказал Джек. – У меня никогда не было отца.
С минуту все молчали, а потом Алина, Ричард и Альфред грохнули от смеха. Озадаченный Джек смотрел на них непонимающими глазами, а они заливались все сильнее. Он чувствовал себя оскорбленным. Что смешного, если у него никогда не было отца? Даже Марта улыбалась, забыв про слезы.
– Тогда откуда же ты появился, – язвительно спросил Альфред, – если у тебя не было отца?
– Из мамы. Все малыши появляются из своих мам, – сказал совершенно сбитый с толку Джек. – Отцы-то здесь при чем?
Они захохотали еще громче. Ричард весело прыгал, показывая на Джека пальцем, а Альфред, повернувшись к Алине, заявил:
– Да он ничего не понимает! Мы его в лесу нашли.
У Джека запылали щеки. Он был так счастлив говорить с Алиной, а теперь она считает его законченным дураком, лесным дикарем, и, что еще хуже, он действительно не понимал, почему они смеялись. Хотелось плакать, а хлеб застрял в горле, и никак не мог его проглотить. Джек посмотрел на Алину. Ее милое личико раскраснелось от смеха. Это было невыносимо. Он бросил на землю хлеб и ушел.
Джек брел куда глаза глядят, пока не уткнулся в земляной вал. По его пологому склону он вскарабкался на вершину и сел на холодную землю, глядя вдаль, жалея себя и ненавидя и Альфреда, и Ричарда, и даже Марту с Алиной. «У принцесс нет сердца», – решил он.
Зазвонили к утренней мессе. Церковные службы стали для него еще одной загадкой. На языке, который не был ни английским, ни французским, священники пели гимны и разговаривали со статуями, картинами и даже существами, которые были вообще невидимы. По возможности, мать Джека старалась избегать посещения служб. Поскольку население Эрлскастла потянулось к часовне, Джек незаметно перебежал на другую сторону вала и притаился.
Замок окружали ровные голые поля, а вдали начинался лес. Два ранних путника шагали по направлению к воротам. Небо было затянуто низкими серыми тучами. «Может, пойдет снег?» – подумал Джек.
Он увидел еще двоих гостей, приближавшихся к замку. Эти были верхом. Они скакали во весь опор, быстро настигая первую пару. Подъехав к деревянному мосту, перевели коней на шаг. Всем четверым придется дождаться окончания мессы, прежде чем они смогут заняться делами, ибо службу посещали все, кроме стоявших на часах стражников.
Внезапно раздавшийся рядом голос заставил Джека подпрыгнуть.
– Ах, вот ты где! – То была его мать. Джек обернулся, и она поняла, что сын расстроен. – Что случилось?
Он хотел, чтобы она утешила его, но вместо этого заставил свое сердце ожесточиться и произнес:
– Скажи, мама, у меня был отец?
– Да. – Она опустилась рядом. – У всех есть отцы.
Он отвернулся. Это она виновата в его унижении, так как никогда не рассказывала об отце.
– И где он теперь?
– Он умер.
– Когда я был маленьким?
– Еще до того, как ты родился.
– Но как же он мог быть моим отцом, если умер еще до моего рождения?
– Видишь ли… дети получаются из семени. А семя выходит из мужского членика и сеется у женщины внутри. Затем у нее в животике из этого семени вырастает ребеночек, а когда наступает срок, он выходит на свет Божий.
С минуту Джек молчал, переваривая услышанное. Он подозревал, что все это связано с тем, что мать и Том делают по ночам.
– Том собирается посеять в тебя семя?
– Может быть.
– И тогда у тебя будет еще один ребенок?
Она кивнула.
– Твой братишка. Ты хотел бы?
– Мне все равно, – сказал Джек. – Том уже отнял у меня тебя. Брат ничего не изменит.
Она обняла и прижала его к себе.
– Никто никогда не сможет отнять меня у тебя.
Ему стало немного лучше.
Они еще помолчали, потом она сказала:
– Холодно здесь. Пойдем посидим до завтрака у огня.
Джек кивнул. Они встали и, перебравшись через земляной вал замка, сбежали по его склону во двор. Тех четверых, что прибыли этим утром, видно не было. Возможно, они пошли в часовню.
Проходя по мосту в верхний двор, Джек спросил:
– А как звали моего отца?
– Так же, как и тебя, – Джек, – ответила она. – Джек Шербур.
Это было приятно. Он носил то же имя, что и отец.
– Значит, если появится еще один Джек, я могу говорить, что меня зовут Джек, сын Джека – Джексон.
– Можешь. Люди не всегда называют нас так, как нам хочется… Но можно попробовать.
Джек кивнул. Теперь он чувствовал себя гораздо лучше. Впредь он будет звать себя Джек Джексон. Ему уже не было так стыдно. В конце концов он узнал, что такое отцы. И еще он узнал имя своего.
Они подошли к сторожевой башне верхнего двора. Здесь часовых не было. Мать остановилась и нахмурилась.
– Чует мое сердце, что-то здесь не то, – сказала она.
Ее голос звучал спокойно и обыденно, но в нем слышалась тревожная нотка, от которой по спине Джека пробежал холодок и появилось предчувствие беды.
Мать направилась в сторожевую башню. Мгновение спустя Джек услышал ее сдавленный возглас. Он побежал за ней. Мать застыла от потрясения – ладони прижаты к губам, глаза уставились в пол.
Часовой лежал на спине, раскинув руки, с перерезанным горлом. Рядом с ним разлилась целая лужа крови. Без сомнения, он был мертв.
III
Уильям Хамлей и его отец выехали в полночь. С ними была почти сотня конных рыцарей и воинов. В арьергарде ехала мать. Все это войско, освещаемое пылающими факелами, их укутанные от морозного ночного воздуха лица, должно быть, наводили ужас на жителей деревень, через которые они проносились по пути в Эрлскастл. Когда домчались до перекрестка дорог, было еще совсем темно. Здесь они пустили коней шагом, чтобы дать им отдохнуть и не создавать лишнего шума. А когда забрезжил рассвет, войско Хамлеев укрылось в лесу, что окружал замок графа Бартоломео.
Уильям не сосчитал точного числа ратников, которых видел в замке, – за это упущение мать бранила его нещадно, несмотря на то что, как пытался он ей объяснить, многие из находившихся там воинов ждали, когда их пошлют с поручением, в то время как другие вполне могли прибыть и после его отъезда, так что на его подсчет все равно нельзя было бы положиться. Но как сказал отец, это все же лучше, чем ничего. По приблизительной оценке Уильяма, в замке собралось около сорока воинов. Таким образом, если за последние несколько часов не произошло серьезных изменений, Хамлеи будут иметь преимущество даже большее, чем два против одного.
Конечно, обложить замок им не удастся. Однако они разработали план, как его захватить, не прибегая к осаде. Трудность заключалась лишь в том, что дозорные непременно заметят приближение неприятеля и успеют закрыть ворота задолго до того, как отряд окажется у них. Нужно было найти способ сохранить ворота замка открытыми в течение того времени, которое потребуется войску, чтобы домчаться туда из своего лесного укрытия.
Только мать Уильяма могла разрешить эту проблему.
– Нужен отвлекающий удар, – сказала она, трогая фурункул на щеке. – Нечто такое, что посеет в них панику, и они заметят наше войско только тогда, когда будет слишком поздно. Что-нибудь вроде пожара.
– Если придет кто-то чужой, – возразил Перси Хамлей, – и устроит пожар, это тем более встревожит их.
– Нужно сделать по-хитрому, – подал голос Уильям.
– Именно так, – нетерпеливо сказала мать. – Этим займешься ты, когда они соберутся на мессу.
– Я?! – опешил Уильям.
В общем, начало операции было возложено на него.
Утреннее небо светлело невыносимо медленно, Уильям нервничал, теряя терпение. Ночью они внесли в план некоторые уточнения, но уверенности в том, что его удастся осуществить, не было: Уильяма с товарищами могли по каким-то причинам не пустить в замок, или они могли вызвать подозрение, и тогда было бы невозможно действовать исподтишка, или их могли схватить до того, как они успеют хоть что-нибудь сделать. Но даже если план удастся, предстоит сражение, первое настоящее сражение Уильяма. Будут раненые и убитые, и одним из этих неудачников вполне может оказаться он сам. От страха у него свело живот. Там будет и Алина, а случись ему потерпеть поражение, она, конечно же, об этом узнает. Но с другой стороны, если он станет победителем, то у нее на глазах. Уильям вообразил, как ворвется в ее спальню с окровавленным мечом в руке. Тогда-то она и пожалеет, что выставила его на посмешище.
Из замка донесся звон колокола, созывавшего прихожан на утреннюю мессу.
Уильям кивнул, и двое, отделившись от его группы, полем пошли по направлению к замку. Это были Раймонд и Рэннульф, воины с суровыми лицами и крепкими мускулами, всего на несколько лет старше Уильяма. Он сам их выбрал: отец наделил его полной свободой действий. Что до старшего Хамлея, то он возглавит остальной отряд.
Уильям смотрел, как Раймонд и Рэннульф быстро шагают по замерзшему полю. Когда до замка оставалось рукой подать, он взглянул на Уолтера, пнул его коня, и они рысью рванули вперед. Часовые на башнях должны были увидеть, что к замку приближаются четверо: двое пеших и два всадника. Все это выглядело абсолютно невинно.
Расчет Уильяма оправдался. Они с Уолтером обогнали Раймонда и Рэннульфа примерно в сотне ярдов от замка и спешились у моста. Сердце Уильяма замерло. Если он не справится с заданием, то и штурм сорвется.
У ворот стояли двое стражников, Уильям не мог отделаться от мысли, что в замке его ждет засада и, как только он подойдет, на него набросится дюжина воинов, которые изрубят его на куски. Однако стражники, хоть и выглядели настороженно, волнения не проявляли. Они были без доспехов, а у Уильяма с Уолтером под плащами были надеты кольчуги.
Страх буквально парализовал Уильяма, во рту пересохло. Один из стражников его узнал.
– Привет тебе, лорд Уильям! – весело крикнул он. – Снова пожаловал просить руки госпожи, а?
«Прости, Господи», – слабым голосом прошептал Уильям и вонзил ему в живот кинжал, резким движением направив лезвие вверх – под ребра, к сердцу.
Захрипев, тот изогнулся и широко раскрыл рот, словно собираясь закричать. Шум мог все испортить. Потеряв голову и не зная, что делать, Уильям рванул кинжал на себя и, ударив им в перекошенный от боли рот, пропихнул в горло. Крик умирающего захлебнулся в хлынувшей крови. Его глаза закатились. Когда он рухнул на землю, Уильям выдернул наконец кинжал.
Испуганный возней, конь Уильяма попятился. Уильям ухватил его за узду и взглянул на Уолтера, который только что расправился со вторым стражником. Слуга действовал более умело, одним движением перерезав жертве горло, так что тот умер, не издав ни звука. Про себя Уильям решил, что это следует запомнить: может пригодиться, когда ему потребуется добить кого-то без лишнего шума. И тут его осенило. «Я сделал это! – восторженно подумал он. – Я убил человека!»
Он понял, что больше не испытывает страха.
Передав поводья Уолтеру, Уильям побежал по винтовой лестнице на самый верх сторожевой башни. Там находился механизм для подъема моста. Двух ударов мечом оказалось достаточно, чтобы разрубить толстый канат, конец которого Уильям выбросил в окно. Упав на берег рва, канат плавно и почти бесшумно сполз в воду. Теперь уже никто не сможет поднять этот мост, когда налетит отцово войско.
Раймонд и Рэннульф подошли как раз в тот момент, когда Уильям уже спускался. Первым делом им надо было сломать гигантские, обитые железом дубовые ворота, закрывавшие арку, под которой находился проход с моста на внутреннюю территорию замка. Они вытащили принесенные с собой деревянные молотки и зубила и принялись выбивать строительный раствор, в котором крепились мощные металлические петли. Ударявшиеся о зубила молотки производили глухой, тяжелый грохот, который казался Уильяму невыносимо громким.
Между тем он, не теряя времени, оттащил мертвых стражников в сторожевую башню. Поскольку местное население слушало мессу в храме, можно было надеяться, что тела убитых обнаружат, когда будет уже слишком поздно.
Он взял у Уолтера поводья своего коня, они вышли из-под арки и через двор направились к конюшне. Уильям старался идти спокойным, неторопливым шагом, тайком поглядывая на стоявших на сторожевых башнях часовых. Вдруг кто-нибудь из них видел, как упал в ров канат подъемного моста? Не смущает ли их стук молотков? Но они безразлично смотрели на шедших по двору незнакомцев, а стук молотков, уже не такой отчетливый в ушах Уильяма, похоже, наверху и вовсе был неслышим. Уильям чувствовал облегчение. Задуманный ими план осуществлялся.
Они вошли в конюшни и, не завязывая, набросили на жердь поводья своих коней, чтобы животные легко могли убежать. Затем Уильям достал огниво, высек искру и поджег лежавшее на полу сено. Оно было грязным, а местами и мокрым, но тем не менее начало медленно разгораться. Уильям запалил его еще в нескольких местах. Тем же самым был занят Уолтер. С минуту они стояли, глядя, как разгорается огонь. Почуявшие запах дыма лошади начали волноваться в своих стойлах.
Выбравшись из конюшен, они снова очутились посреди двора. Под аркой ворот Раймонд и Рэннульф все еще отбивали раствор вокруг петель. Уильям и Уолтер повернули в сторону кухни, делая вид, будто собираются попросить еды, что выглядело бы вполне естественно. Во дворе не было ни души – все молились. Словно бы мимоходом посмотрев на часовых, Уильям убедился, что они совсем не обращали внимания на то, что происходит в замке и внимательно глядели вдаль, через окружавшие замок поля, как, в общем-то, и должно быть. Тем не менее Уильям все ожидал, что кто-нибудь окликнет их, и им придется убить этого человека прямо посреди двора, а если так случится, их песенка будет спета.
Они обогнули кухню и направились к мосту, что вел в верхний двор. Проходя мимо часовни, они услышали приглушенные звуки церковной службы. Уильям с замиранием сердца подумал, что и граф Бартоломео сейчас там – ничего не подозревающий и не ведающий, что в миле от замка стоит войско, четверо врагов уже пробрались в крепость, а конюшни объяты пламенем. И Алина была там. Он представил себе, как она стоит на коленях, молится. «Скоро она будет ползать на коленях передо мной», – подумал Уильям, и кровь застучала у него в висках.
Они вступили на мост. Разрубив подъемный канат и сломав ворота, они обеспечили беспрепятственный проход своему войску по первому мосту. Но граф мог ускользнуть от них по второму и отсидеться за стенами верхнего двора. Следующей задачей Уильяма было поднять этот мост и тем самым запереть графа в нижнем дворе.
Они подошли ко вторым воротам. Из сторожевой башни им навстречу вышел часовой.
– Рано пожаловали, – сказал он.
– Нас вызвал граф, – заявил Уильям.
Он приблизился к стражнику, но тот сделал шаг назад. Нельзя было допустить, чтобы он отступил слишком далеко, ибо тогда стражник выйдет из-под арки и его увидят часовые, охраняющие крепостной вал верхнего двора.
– Граф сейчас в часовне, – сказал стражник.
– Что ж, придется подождать.
Этого человека надо было убить быстро и без шума, а Уильям не знал, как к нему подойти. Он бросил на Уолтера вопросительный взгляд, но тот с невозмутимым видом ждал.
– Во дворце есть очаг, – предложил стражник. – Пойдите, обогрейтесь пока. – Уильям медлил, и стражник начал проявлять беспокойство. – Чего вы ждете? – с раздражением спросил он.
Уильям отчаянно искал, что бы такое сказать.
– А нельзя ли еще и подкрепиться? – нашелся он.
– Только после мессы, – ответил часовой. – Завтрак подают во дворце.
Уильям увидел, как Уолтер незаметно отходит в сторону. Если бы стражник немного повернулся, Уолтер смог бы подобраться к нему сзади. Уильям сделал несколько шагов, якобы собираясь пройти мимо и при этом говоря:
– Я не в восторге от гостеприимства твоего графа. – Часовой, следя за ним глазами, поворачивался. – Мы приехали издали…
Уолтер сделал прыжок.
Он набросился на часового, левой рукой резко запрокинул ему голову, а правой, сжимавшей нож, полоснул по горлу. Уильям облегченно выдохнул. Все было сделано мгновенно.
За это утро они вдвоем уже убили трех человек. Уильям ощущал себя чуть ли не всесильным. После сегодняшнего никто уже не посмеет смеяться над ним.
Уолтер оттащил убитого в башню. Ее конструкция была точно такой же, что и у первой: винтовая лестница вела в помещение, где находился механизм подъема моста. Уильям побежал наверх, Уолтер за ним.
Вчера Уильяму не удалось разнюхать, что из себя представляет это помещение. Да он и не думал этого делать, а если бы захотел, трудно было бы найти подходящий предлог. Он предполагал, что там находится подъемное колесо или крутящийся барабан с ручкой, но никакого механизма не было и в помине – только канат да ворот. Единственный способ поднять мост – тянуть канат. Уильям и Уолтер ухватились за него и что было сил потянули, но мост даже не скрипнул. Для такого дела требовался десяток здоровых мужиков.
Некоторое время Уильям пребывал в растерянности. Странно. У первого моста имелось здоровенное подъемное колесо, с которым они с Уолтером могли легко справиться. И тут он понял, что внешний мост поднимается каждую ночь, в то время как этот – только в случае нападения.
Так что сколько голову ни ломай, ничего придумать не удастся. Оставалось решить, что делать дальше. Хотя им не удалось поднять мост, они могли все же закрыть ворота, и это на какое-то время задержит здесь графа.
Они поспешили вниз. Когда Уильям находился уже у подножия лестницы, он остановился, словно пораженный громом. Похоже, не все были в часовне. Он увидел, как из башни выходят женщина и ребенок.
Ноги Уильяма задрожали. Он сразу узнал эту женщину. Это была жена строителя, которую он пытался накануне купить за фунт серебра. Она тоже узнала его, и ее сверлящие, медового цвета глаза словно заглянули ему внутрь. Уильям и не рассчитывал, что ему удастся притвориться невинным посетителем, ожидающим графа; он знал: ее не провести. Сейчас главное было не дать ей поднять тревогу. А сделать это можно было, только убив ее, быстро и тихо, так, как они убили стражников.
Ее всевидящие глаза читали его мысли. Схватив ребенка, она бросилась прочь. Уильям рванулся за ней, но она оказалась проворней. Со всех ног она побежала в сторону дворца. Уильям и Уолтер мчались следом.
Женщина бежала легко, словно летела, а на них были тяжелые кольчуги, да и оружие стесняло движения. Добежав до лестницы, что вела в большой зал дворца, она с визгом понеслась вверх по ступенькам. Уильям, подняв глаза, оглядел крепостной вал. По крайней мере двое часовых услышали ее крики. Игра закончилась. Тяжело дыша, Уильям и Уолтер остановились у подножия лестницы. Два, три, затем четыре стражника уже спешили с крепостного вала вниз. Женщина вместе с мальчиком скрылась за дверью большого зала. Больше она их не интересовала: теперь, когда часовые подняли тревогу, какой смысл за ней гоняться?
Уильям и его верный слуга вытащили мечи и, встав плечом к плечу, приготовились драться за свои жизни.
Когда священник поднял над алтарем гостию[3], Том почувствовал, что с лошадьми что-то случилось. Он отчетливо слышал, как они тревожно ржали и били копытами. А через минуту кто-то, прервав монотонное пение священника, громко сказал:
– Пахнет дымом!
Теперь уже все ясно почувствовали запах гари. Том был выше других, и, встав на цыпочки, он выглянул из окна часовни. В конюшнях бушевало пламя.
– Пожар! – крикнул он, и прежде чем успел сказать что-либо еще, его голос утонул в криках собравшихся. В дверях образовалась давка. Служба прервалась. Том задержал Марту, опасаясь, что в толчее ее могли покалечить, и велел Альфреду тоже оставаться со всеми. Его беспокоило, где сейчас Эллен и Джек.
Не прошло и минуты, а в часовне, кроме них троих да раздосадованного священника, уже никого не осталось.
Том вывел детей на улицу. Кругом бегали возбужденные люди: одни спасали лошадей, другие таскали воду, заливая огонь. Эллен видно не было. Уцелевшие лошади носились по двору, обезумев от огня и царившей в замке суматохи. Слышен был ужасный топот. Прислушавшись на мгновение, Том нахмурился: слишком ужасный топот – словно не два-три десятка, а сотни лошадей неслись во весь опор. Внезапно ему в голову пришла страшная мысль.
– Марта, постой здесь минутку! – приказал он. – Посмотри за ней, Альфред.
Он подбежал к крепостному валу и начал карабкаться по насыпи. Склон был крутой. С трудом добравшись до вершины, тяжело дыша, он посмотрел вдаль.
Догадка подтвердилась, и он почувствовал, как страх, словно ледяными тисками, сжал его сердце. Конное войско, человек под сто, мчалось через грязное поле по направлению к замку. Вид его был ужасен. Том смог разглядеть металлический блеск кольчуг и обнаженных мечей. Кони неслись во весь опор, из их ноздрей вырывались струи горячего пара, окутывая войско словно туманом. Седоки пригнулись, устремленные вперед, суровые и беспощадные. Не было слышно ни гиканья, ни криков, лишь оглушительный грохот сотен ударявшихся о землю копыт.
Том оглянулся. Почему никто не слышит, что приближается вражеское войско? Понятно: топот копыт глушит крепостной вал и еще он сливается с шумом царящей во дворе паники. Но почему часовые ничего не заметили? Потому что они покинули башни и бросились тушить пожар. Да, тот, кто осуществил нападение, должно быть, очень умен. Только Том мог предупредить всех о приближении врага.
Но где же Эллен?
Топот копыт становился все слышнее, а его глаза шарили по двору, большую часть которого покрывал густой белый дым. Эллен видно не было.
Неподалеку от пруда он разглядел графа Бартоломео, который пытался организовать доставку воды для тушения пожара. Сбежав с насыпи, Том кинулся туда. Схватив графа за плечо и пытаясь перекричать всеобщий шум, он завопил ему прямо в ухо:
– Это нападение!
– Что?!
– Нас атакуют!
Мысли графа были заняты пожаром.
– Атакуют?! Кто?!
– Сам послушай! – закричал Том. – Сотня всадников!
Граф насторожился. Том видел, как менялось выражение его бледного лица.
– Клянусь Богом, ты прав! – Граф был встревожен. – Ты видел их?
– Видел.
– Кто… Впрочем, какая разница! Сотня, говоришь?
– Да…
– Петер! Ральф! – призвал граф рыцарей, отвернувшись от Тома. – Это набег. Пожар устроен, чтобы отвлечь внимание. Нас атакуют! Велите воинам приготовить мечи! Живей, живей! – приказал граф и повернулся к Тому. – Пойдешь со мной, каменщик. Ты крепкий, поможешь закрыть ворота. – Он побежал через двор, Том поспешил за ним. Если бы им удалось вовремя закрыть ворота и поднять мост, враг был бы остановлен.
Добравшись до сторожевой башни, сквозь арку они увидели приближавшееся войско. Оно опасно приблизилось – оставалось меньше мили от замка – и, как заметил Том, начало постепенно растягиваться: впереди неслись самые быстроногие кони, а те, что похуже, отстали.
– Посмотри на ворота! – закричал граф.
Том посмотрел. Две огромные, обитые железом дубовые створки лежали на земле. Петли были вырваны из стены.
Оглянувшись, Том посмотрел во двор, все еще стараясь отыскать Эллен. Но ее нигде не было видно. Что это могло означать? Вдруг что случится, он должен быть рядом, чтобы защитить ее.
– Мост! – крикнул граф.
Том знал, что лучший способ защитить Эллен – остановить врага. Граф кинулся вверх по винтовой лестнице, и Том с усилием последовал за ним. Если они поднимут мост, нескольких воинов будет достаточно, чтобы удержать врага у въезда в замок. Но когда он взглянул на подъемный механизм, его сердце упало. Трос был обрублен.
Граф Бартоломео проклинал все на свете.
– Чтобы придумать такое, надо быть коварным, как дьявол! – с горечью сказал он.
Тому стало ясно, что те, кто сломал ворота, обрубил канат подъемного моста и устроил пожар, все еще в замке. Он озирался, пытаясь угадать, где могли спрятаться незваные гости.
Граф посмотрел в узкое окошко бойницы.
– О Боже! Они уже почти здесь, – и побежал вниз по лестнице.
Том следовал за ним по пятам. Под аркой ворот несколько рыцарей торопливо застегивали пряжки ремней, на которых висели мечи, и надевали шлемы. Граф Бартоломео принялся отдавать приказы:
– Ральф и Джон! Отгоните на ту сторону моста несколько лошадей и перегородите ими дорогу. Ричард, Петер, Робин! Возьмите еще кого-нибудь и займите позицию здесь. – Проход был узким, поэтому несколько воинов могли некоторое время сдерживать нападающих. – Ты, каменщик, уводи слуг и детей в верхний двор.
Том обрадовался возможности поискать Эллен. Прежде всего он побежал к часовне. Испуганные Альфред и Марта стояли там, где он оставил их несколько минут назад.
– Идите во дворец! – крикнул он. – Встретите других детей и женщин, скажите, чтобы шли с вами – приказ графа. Живо!
Они убежали.
Том огляделся вокруг. Чуть позже и он последует за ними: в нижнем дворе оставаться нельзя. Но сейчас у него оставалось несколько минут, чтобы исполнить поручение графа. Он бросился к конюшням.
– Прекратите тушить огонь, замок атакуют! – заорал он что было мочи. – Уводите детей во дворец!
От едкого дыма на глаза выступили слезы. Он подбежал к небольшой кучке людей, смотревших, как пламя пожирает конюшни, и передал приказание графа. Затем – к конюхам, окружавшим метавшихся лошадей. Эллен нигде не было.
Читать бесплатно другие книги:
