Дочь кардинала Грегори Филиппа

Я тяну, и на меня сначала выплескивается кровь, валятся сгустки вместе с дурно пахнущей жидкостью, и из Изабеллы появляются две маленькие ножки. Сестра заходится криком от боли и задыхается.

– Еще раз, – говорит мать. Ее голос звучит странно торжествующе, но меня происходящее пугает еще сильнее. – Почти закончили, Изабелла, осталось еще немного. Давай, как только наступят схватки.

Изабелла рычит и собирается с последними силами.

– Тяни, Энни! – приказывает мать, и я берусь за тонкие скользкие ножки и снова тяну, и наступает момент, когда мне кажется, что ничего не происходит, но потом я вижу, как появляется сначала одно плечо, потом другое, а потом Изабелла испускает истошный визг, когда идет голова. Я отчетливо вижу, как лопается ее плоть, будто бы ее тело состояло из алой и синей парчи, алая кровь и синие вены. Наконец выходит голова и скользкая пуповина. Я роняю ребенка на кровать, отворачиваюсь, и меня тошнит прямо на пол.

Корабль качает волна, мы все наклоняемся в такт морской качке, и мать, перебирая руками по краю кровати, доползает до ребенка, чтобы бережно укутать его в пеленки. Меня одолевает дрожь, я вытираю окровавленные руки о какую-то ветошь, вытираю рвоту с лица, но все это время я жду слов о том, что чудо все-таки случилось. Я жду первого крика, дарованного нам чудом. Однако в каюте царит тишина.

Изабелла тихонько стонет. Я вижу, что она исходит кровью, но никто не ухаживает за ее ранами. Мать тепло укутала ребенка. Одна из женщин поднимает взгляд, по ее улыбающемуся лицу текут слезы. Мы все ждем первого детского крика. Мы ждем. Чтобы улыбнулась мать.

Но измученное лицо матери так и остается серым и неподвижным.

– Это мальчик, – хрипло говорит она. Однако в ее голосе нет никакой радости, а уголки губ по-прежнему опущены вниз.

– Мальчик? – с надеждой переспрашиваю я.

– Да, мальчик. Только он мертв. Мертвый мальчик.

Матросы спускают паруса и размещают их на реях, чтобы подлатать. Королевскую кабину чистят и отмывают от крови Иззи и моей рвоты. Все говорят, что мы чудом остались живы в этом шторме, и обсуждают пережитый ими страх, когда увидели поднимающуюся из воды цепь на входе в порт Кале. Говорят, что только действия моего отца, бросившегося на штурвал, позволили развернуть корабль и что ни за что на свете не отправятся в подобное путешествие, только в случае крайней необходимости и только если за штурвалом будет отец. Они говорят, что он их спас. Но они больше никогда не возьмут женщину на борт, качают они головами. Тем более тех женщин, которых преследует ведьмин ветер. Они ликуют от того, что выжили, но все считают, что корабль был проклят из-за вступившей на его борт женщины и мертвого младенца. Они все верят в то, что корабль преследовал ведьмин ветер, вызванный королевой нам на страшную погибель. Где бы я ни появлялась на судне, все разговоры смолкали и повисала тишина. Они уверены, что раз ведьмин ветер преследовал нас, то он не оставит нас, пока не довершит свое черное дело. Во всех своих кошмарах они винят нас.

Из трюма были подняты наши сундуки, и мы наконец можем вымыться и одеться в чистое. У Изабеллы еще не остановилось кровотечение, но она встает и переодевается, хотя ее платья сидят на ней крайне странно. Нет больше горделиво выдававшегося вперед живота, и она просто выглядит расплывшейся и больной. Освященный поясок и знаки пилигримов распакованы для Иззи вместе с ее украшениями, и она складывает их в шкатулку, которую ставит в изножье нашей кровати, не проронив об этом ни слова. Между мной и ею возникла какая-то молчаливая неловкость. Произошло нечто настолько ужасное, что мы даже не знаем, как это назвать и как об этом говорить. Она вызывает отвращение и у меня, и у себя самой, но мы об этом не говорим. Мать укладывает мертвого ребенка в шкатулку и уносит, наверное, для того, чтобы кто-то его благословил и выбросил в море. Нам никто не говорит о том, что произошло с ним дальше, а мы и не спрашиваем. Я знаю, что из-за неопытности и неловкости я вывихнула младенцу ногу, но я не уверена в том, что это именно я убила его. Я не знаю, что думает об этом Иззи и что знает об этом мать. Мне никто ничего не говорит, и я сама никогда не заговорю об этом, страх и отвращение из-за пережитого поселились глубоко внутри меня, словно болезнь.

Она должна была находиться вдали ото всех, в изоляции, до тех пор, пока не примет обряд очищения роженицы. Мы все должны были находиться вместе с ней взаперти в своих комнатах, чтобы потом принять церковное очищение. Нет таких традиций, которые предписывали бы рождение мертвых детей во время ведьминого шторма посреди моря на борту корабля. У нас все пошло не так.

Когда каюту убирают, а постель заправляют чистым бельем, к Изабелле приходит Джордж. Иззи отдыхает на кровати, и он наклоняется, чтобы поцеловать ее бледный лоб и улыбается мне.

– Прими мои соболезнования о твоей утрате, – говорит он.

– О нашей утрате, – поправляет она его, едва на него взглянув. – Это был мальчик.

Его красивое лицо остается безучастным. Наверное, мать ему уже об этом сказала.

– Будут еще дети, – говорит он, и это больше похоже на угрозу, чем на утешение. Он идет к выходу из каюты так, словно не может находиться здесь ни секундой дольше. Мне начинает казаться, что он чувствует здесь запах страха и смерти.

– Если бы наш корабль не тонул бы, ребенок мог выжить, – вдруг говорит она с внезапной злостью. – Если бы я была в замке Уорик, то мне помогли бы повитухи. На мне были бы благословенные святыни, и священник молился бы обо мне. Если бы ты не поехал с отцом воевать против короля, я родила бы ребенка дома и он был бы жив! – Она ненадолго замолкает. На его лице по-прежнему царит безучастие. И тогда она говорит: – Это ты во всем виноват.

– Я слышал, что королева Елизавета снова понесла, – замечает он словно в ответ на ее упреки. – Бог даст, это будет еще одна девочка или мертворожденный. Мы должны родить сына до того, как это сделает она. Это всего лишь заминка на нашем пути, но не его конец. – Он пытается ободряюще улыбнуться. – Это еще не конец, – повторяет он и выходит.

Изабелла смотрит на меня опустошенным взглядом.

– Это конец для моего ребенка, – говорит она. – Совершенно определенно.

Никто не знает, что происходит, но отец, несмотря на то что мы лишились дома и потерпели поражение, были вынесены течением в устье Сены, полон необъяснимого оптимизма. Его военному флоту удается бежать из Саутгемптона, чтобы присоединиться к нам, поэтому все его бойцы и знаменитый флагман «Троица» теперь снова в его распоряжении. Он все время пишет и отправляет письма к королю Людовику Французскому, но ни с кем не делится своим замыслом. Он заказал себе новые одежды и распорядился сшить их по французской моде, украсив копну своих густых темных волос бархатным беретом. Мы переезжаем в Валонь, чтобы в Барфлере флот мог подготовиться к вторжению в Англию. Во время переезда Изабелла молчалива. Ей и Джорджу отдали весь верхний этаж особняка, но она его избегает. Большую часть дня она проводит со мной, в гостиной матери, где мы открываем окна, чтобы дать доступ воздуху, закрываем ставни и сидим в теплом полумраке. Здесь очень жарко, а Изабелла плохо переносит жару. Она жалуется на постоянную головную боль и усталость, даже по утрам, как только проснется. Однажды она даже сказала, что не видит ни в чем смысла, а когда я спросила ее, что она имеет в виду, сестра только покачала головой, и ее глаза наполнились слезами. Мы сидим на каменном подоконнике большой залы и смотрим на реку и зеленые поля, и ни одна из нас не может уловить смысла в нашем нынешнем существовании. Мы ни слова не говорим о маленьком новорожденном мальчике, которого забрала наша мать, чтобы выбросить в море. Мы не говорим о шторме, о ветре или о море. Мы вообще почти ни о чем не говорим. Просто подолгу сидим в полном молчании, потому что не чувствуем необходимости говорить.

– Как жаль, что мы не в Кале, – неожиданно говорит Изабелла одним жарким тихим утром, и я понимаю, что она имеет в виду. Ей хочется, чтобы всего этого с нами никогда не происходило: ни восстания против спящего короля и злой королевы, ни победы отца, ни его бунта против короля Эдуарда, а самое главное – не было брака с Джорджем. Это желание отменить почти все, что происходило с нами в детстве, все наши устремления к величию.

А что было делать отцу? Разумеется, он просто должен был начать борьбу против спящего короля и злой королевы. Он знал, что они были на стороне зла, поэтому их должно было свергнуть с престола. А потом, когда их победили и низвергли, он не смог стерпеть пары, которая пришла на смену им. Он не смог жить в Англии, которой правили Риверсы, ему пришлось поднять свой стяг против короля Эдуарда. Им движет желание видеть родное королевство в руках хорошего короля, который прислушивается к нашим советам. Таким королем должен быть Джордж. Я понимаю, что отец не может перестать к этому стремиться. Как его дочь я знаю, что моя жизнь будет подчинена этой бесконечной борьбе, чтобы мы могли достичь того, что нам принадлежит по праву – мы должны стать самыми могущественными людьми во дворе. И Изабелла должна это понимать. Мы родились дочерями создателя королей, и правление Англией – наш удел.

– Если бы отец не пошел против короля, я бы родила ребенка дома, – продолжает зло говорить Изабелла. – Если бы мы не подняли парус в тот день, в тот самый ветер, у меня сейчас на руках был бы сын. А теперь у меня нет ничего. У меня нет ничего, и мне ни до чего нет дела.

– У тебя еще будут дети, – говорю я. – Мать сказала мне, что тебе постоянно нужно напоминать о том, что у тебя еще будут дети, чтобы не дать тебе скатиться в отчаяние.

– У меня нет ничего, – просто повторяет она.

Когда раздается стук в дверь, мы почти не двигаемся. Один из охранников открывает двойные створки, и в залу тихо входит женщина. Изабелла поднимает голову.

– Прошу прощения, но миледи мать в отъезде, – говорит она гостье. – Мы не принимаем прошений.

– Где графиня? – спрашивает женщина.

– Она с отцом. Кто вы?

– А где ваш отец?

Мы этого не знаем, но признавать этого не собираемся.

– Он в отъезде. Кто вы такая?

И тогда женщина снимает капюшон. Мы с ужасом узнаем одну из йоркских фрейлин, леди Сатклифф. Я вскакиваю на ноги и закрываю собой Изабеллу, словно пытаясь ее защитить.

– Что вы тут делаете? Что вам нужно? Вы прибыли сюда от королевы? – Меня пронзает ужасная мысль о том, что она прибыла сюда, чтобы убить нас обеих. Я ищу глазами ее руки, спрятанные где-то под складками плаща, как будто в них сокрыт нож.

– Я приехала, чтобы повидаться с вами, леди Изабелла, и с вами, леди Анна, – улыбается она. – А еще мне надо поговорить с вашим мужем, герцогом Джорджем.

– Зачем? – грубо обрывает ее Изабелла.

Женщина смотрит на меня так, словно считает, что я слишком молода для того, чтобы присутствовать при этом разговоре.

– Может, леди Анне стоит удалиться в ее комнату, пока мы разговариваем?

Изабелла стискивает мою руку.

– Анна останется со мной. А вот вас здесь быть не должно.

– Я прибыла сюда из Лондона как друг, чтобы предупредить вас обеих. Сам король не знает о том, что я здесь. Ваша свекровь, герцогиня Сесиль, прислала меня сюда ради вашего же блага. Она хочет передать вам предостережение. Вы знаете, что очень дороги ей, как и ваш муж, ее любимый сын Джордж. Она велела мне передать вам, что ваш отец сейчас связался с врагом Англии, Людовиком Французским. – Она не обратила внимания на наши вытянувшиеся от удивления лица. – Но что еще хуже, он вступает в союз с Маргаритой Анжуйской. Он планирует пойти войной на истинного короля, Эдуарда, чтобы восстановить на троне короля Генри.

Я тут же качаю головой, отвергая саму эту мысль.

– Он никогда не сделал бы этого, – возражаю я. Я выросла на историях о победе отца над злой королевой, Маргаритой Анжуйской, и спящим королем, Генрихом VI. Ненависть и презрение отца к этим людям накрепко засели в моей детской памяти. Он вступал в битву за битвой, чтобы лишить их трона и заменить их на нем представителями дома Йорков. Он никогда-никогда не пойдет на заключение союза с ними. Его собственный отец погиб, сражаясь с ними, и Маргарита Анжуйская приказала насадить на копья головы моего деда и дяди и выставить их на стенах Йорка, словно они были предателями. Мы никогда ее не простим. Во всяком случае, даже если мы сумеем простить ей все остальные ее злодеяния, этого мы ей простить не сможем никогда. После такого отец никогда не пойдет на союз с ней. Она была моим детским ночным кошмаром, нашим смертельным врагом.

– Он никогда не пойдет на заключение союза с ней, – говорю я гостье.

– Напротив, пойдет. – Она поворачивается к Изабелле: – Я прибыла сюда из соображений дружбы, чтобы предупредить вашего мужа, Джорджа, герцога Кларенса. И уверить его в том, что он может вернуться в Англию. Король, его брат, примет его. Их мать позаботилась об этом и хочет приветствовать там вас тоже. Вы оба – возлюбленные дети дома Йорков, отныне и навсегда. Джордж – следующий наследник престола Англии. Если у короля и королевы не родится сына, однажды вы можете стать королевой. Но подумайте: если ваш отец вернет престол прежнему королю, то у вас не будет ничего, и окажется, что вы претерпели все эти страдания напрасно.

– Мы не можем присоединиться к Ланкастеру, – говорю я уже, кажется, самой себе. – Отец не может об этом думать.

– Нет, – быстро соглашается она. – Вы не можете этого сделать. Сама идея уже нелепа. Мы все это понимаем, все, кроме вашего отца. Именно поэтому я прибыла сюда, чтобы вас об этом предупредить. Я пришла к вам, а не к нему, и вы должны посоветоваться с вашим мужем, чтобы понять, к чьей стороне стоит примкнуть и что будет в ваших интересах. Графиня Сесиль, ваша свекровь, хочет, чтобы вы знали, что вы можете возвращаться домой и что она готова заменить вам мать, несмотря на то что ваш отец – враг дома Йорков и всей Англии. Она призывает вас вернуться домой, чтобы она могла проследить за тем, что вы получаете должный уход. Она была шокирована и опечалена, мы все были опечалены известиями о ваших страданиях на море. Мы были потрясены тем, какой опасности подверг вас ваш отец. Герцогиня горевала за вас и оплакивала утрату своего внука. Он стал бы ее первым внуком. Она удалилась в свои покои и молилась всю ночь об упокоении его невинной души. Вы должны вернуться домой и позволить нам позаботиться о вас.

При мысли о том, как герцогиня Сесиль молилась о душе ее сына, Изабелла почувствовала, как ее глаза наполняются слезами.

– Я хочу вернуться домой, – шепчет она.

– Мы не можем этого сделать, – тут же вмешалась я. – Мы должны оставаться с отцом.

– Пожалуйста, передайте ее светлости, что я ей признательна, – с трудом произнесли Изабелла. – Я благодарна ей за ее молитвы. Но, разумеется, я не знаю, что… мне придется сделать то, что скажет мой от… я поступлю так, как велит мне мой муж.

– Мы боимся, что вы в отчаянии, – мягко говорит женщина. – И горюете в одиночестве.

Изабелла быстро смаргивает слезы, которые часто появляются на ее глазах в последнее время.

– Разумеется, я скорблю о своей утрате, – отвечает она с достоинством. – Но со мной рядом моя сестра, и она меня утешает.

Леди Сатклифф склоняется перед ней.

– Я должна повидать вашего мужа и предупредить его о том, что задумал ваш отец. Герцог должен спасти себя от королевы Маргариты Ланкастерской. Не говорите отцу о моем визите. Он лишь разозлится, что вы меня приняли и из-за моего визита узнали о его вероломстве.

Я собралась было возразить, что мой отец невероломен. И что не может быть вероломным, и что мы не станем хранить от него секретов. Но потом вспомнила, что не знаю, где он сейчас находится в своем новом французском костюме и чем он сейчас занят.

Отец велит присоединиться к нему в Анже и шлет за нами симпатичного стражника в униформе, который будет сопровождать нас всю поездку. Он не дает никаких объяснений тому, зачем нам надо туда ехать, и где мы остановимся, и как долго будем в пути, поэтому, когда по прошествии пяти долгих дней, проведенных на пыльных дорогах, мы прибываем на место, крайне удивляемся, увидев его встречающим нас на подъезде к городу. Он горд и хорош собой, уверенно сидит верхом на Вороне, рядом с ним конный охранник. Они сопровождают нас через ворота в городской стене, по улицам городка, где люди срывают шляпы с голов, когда мы проезжаем мимо, прямо во двор огромного особняка, выходящего на широкую центральную площадь. Изабелла бледна от усталости, но отец не разрешает ей идти в спальню, чтобы отдохнуть, а велит сразу отправляться к ужину.

Обед накрыт в огромной зале, где нас уже ждет мать возле квадратного стола, ломящегося от угощений. Все выглядит так, словно мы попали на банкет. Мать приветствует нас поцелуем и благословениями, затем выжидающе смотрит на отца. Он усаживает Изабеллу по одну сторону стола, где к ней присоединяется подошедший и пробормотавший невнятное приветствие Джордж. Мы склоняем головы в ожидании благословения, и отец, улыбнувшись нам, приглашает начать трапезу. Он так и не благодарит Изабеллу за проделанный долгий путь и не хвалит ее смелость перед ее мужем.

Меня же он хвалит лишь за мой внешний вид, заметив, что во Франции я особенно расцвела, и удивившись, как пережитое нами обеими лишает мою сестру сил, а меня же делает еще красивее. Он отрезает для меня кусочки мяса, и слуга ставит их перед моей тарелкой, подавая еду мне раньше, чем Изабелле, раньше, чем моей матери. Я смотрю на угощения, стоящие передо мной, и не смею к ним прикоснуться. Что значит тот факт, что лучший кусок был подан мне раньше, чем всем остальным? Внезапно после всей жизни, проведенной второй, после Изабеллы и матери, что отражалось на всех мелочах, включая даже порядок прохождения в комнату, я встаю на первое место.

– Милорд отец?

Он улыбается мне с таким теплом, что я невольно возвращаю ему улыбку.

– Ах ты, моя смышленая девочка, – с нежностью говорит он. – Ты всегда была самой умной и сообразительной. И сейчас ты гадаешь, что я для тебя задумал.

Я не смею поднять глаз на Изабеллу, которая слышала, как он назвал меня самой умной девочкой. Не смею посмотреть на Джорджа. И тем более взглянуть на мать. Я знаю, что Джордж втайне встречался с леди Сатклифф, и догадываюсь, что он боится, что об этом прознал отец. Эта внезапная милость ко мне может оказаться предупреждением для Джорджа, что так легко ему провести нас не удастся. Я замечаю, как у Изабеллы задрожали руки и она спрятала их под столом, подальше от внимательных глаз.

– Я устроил для тебя брачную партию, – тихо говорит отец.

– Что?

Этого я ожидала меньше всего на свете. Я так удивлена, что поворачиваюсь к матери. Она смотрит на меня с абсолютным спокойствием, она явно об этом знала заранее.

– И партию великолепную, – продолжает он. В ровных интонациях его речи я даже могу различить нотки восторга. – Лучшую из тех, что можно было для тебя заключить, и единственную в данный момент. Могу ли я предположить, что ты догадываешься, о ком идет речь?

Глядя на наши с сестрой вытянувшиеся лица и в ответ на мое потрясенное молчание, он заливается веселым смехом.

– Догадайтесь! – предлагает он.

Я смотрю на Изабеллу и на мгновение представляю, что мы возвращаемся домой, примиряемся с домом Йорков и я выхожу замуж за Ричарда. Потом я вижу насупленное лицо Джорджа и понимаю, что это невозможно.

– Я не могу догадаться, отец, – произношу я.

– Дочь моя, ты выйдешь замуж за принца Эдуарда Ланкастерского и станешь следующей королевой Англии.

Слышится звон ножа, который Джордж уронил на пол. Он с Изабеллой застывают на месте, словно зачарованные, не сводя с отца глаз. И тогда я понимаю, что все это время Джордж отчаянно надеялся на то, что слова леди Сатклифф были не более чем досужим вымыслом. Однако, как оказывается, она рассказала ему не всю правду, которая на поверку оказывается гораздо хуже, чем мог предположить любой из нас.

– Сын злой королевы? – вырывается у меня. Внезапно все детские истории и страхи возвращаются ко мне. Я с детства считала Маргариту Анжуйскую страшной злодейкой, волчицей, возглавлявшей шайку безжалостных мужчин, уничтожавших все и вся на своем пути, в своем неуемном стремлении к власти везде тянувшей за собой вечно пребывающего в бессознательном состоянии короля, пока она терзала Англию, убивала моего деда и дядюшку, пыталась убить моего отца на кухне с помощью вертела от жаровни, при дворе – мечом, и наконец потерпевшая поражение от его руки. Ее победили отец и Эдуард, наш Эдуард, сражавшийся в снегу, на холме, в самой ужасной битве за всю историю Англии. Затем, подобная смертоносной кровавой буре, она исчезла на холодном севере. Отец и Эдуард схватили ее мужа и оставили его спать в Тауэре, где он не мог причинить никому вреда, но она и ледяной мальчик, ее сын, непонятным образом зачатый матерью-волчицей и вечно спящим королем-отцом, больше никогда и никому не попадались на глаза.

– Принц Эдуард Ланкастерский, сын королевы Маргариты Анжуйской. Сейчас они живут во Франции под покровительством ее отца, Рене Анжуйского, титулярного короля Венгрии, Майорки, Сардинии и Королевства Иерусалимского. Она – кровная родственница королю Франции Людовику. – Отец сознательно не обратил внимания на мое детское восклицание. – Он поможет нам организовать вторжение в Англию. Мы низложим дом Йорков, освободим короля Генриха из Тауэра, и ты станешь коронованной принцессой Уэльской. Мы с королем Генрихом будем править Англией вместе до самой его смерти, да хранят его святые. А затем я буду наставлять и помогать тебе и принцу Эдуарду Ланкастерскому, будущим королю и королеве Англии. Твой сын, мой внук, станет следующим королем Англии, возможно, Иерусалима тоже. Подумай об этом.

При этих словах Джордж подавился своим вином так, словно чуть не утонул в своем бокале. Сначала он закашлялся, а потом стал задыхаться. Отец ждет, пока шум прекратится, наблюдая за его мучениями без тени сочувствия.

– Для тебя, Джордж, это – задержка в достижении желаемого, – легко признает он. – Но ты будешь наследником престола после принца Эдуарда и станешь деверем королю Англии. Ты останешься так же близок к торну, как был всегда, и семья Риверсов будет низложена. Твое влияние на историю будет сильным, а награда за усилия велика, – тепло кивает ему отец. На Изабеллу, которая собиралась стать королевой Англии, а теперь оказывается ниже меня, он даже не смотрит. – Джордж, я прослежу за тем, чтобы ты сохранил свой титул и все свои земли. Ты ничего не теряешь.

– Я теряю, – тихо вмешивается в разговор Изабелла. – Я потеряла своего ребенка и не получила ничего взамен.

Ей никто не отвечает. Она стала настолько незначительна, что никто не обязан ей отвечать.

– А что, если король все еще спит? – спрашиваю я. – Что, если он так и будет спать, когда ты вернешься в Лондон? Что, если ты не сможешь его разбудить?

В ответ отец лишь пожимает плечами:

– Это не имеет значения. Спит он или бодрствует, я буду править от его имени до тех пор, пока принц Эдуард и… – тут он улыбается мне, – принцесса Анна не займут трон и не станут королем Эдуардом и королевой Анной Английскими.

– Восстановление дома Ланкастеров! – Джордж не выдерживает и вскакивает на ноги. На его губах все еще остался след от вина из мальвазии, а лицо искажено яростью. Изабелла робко протягивает руку и касается его сжатого и дрожащего кулака. – Неужели мы прошли через все это для того, чтобы восстановить в правах дом Ланкастеров? Мы претерпели столько невзгод и опасностей на море и на суше ради того, чтобы вернуть Ланкастеров на престол? Я предал своего брата и бежал из собственного дома в Йорке, чтобы вернуть на трон Ланкастеров?!

– Дом Ланкастеров – неплохая ставка в этой игре, – заявляет отец, одной этой фразой отбрасывая в сторону союз с Йорками, который его семья пестовала и лелеяла вот уже два поколения. – А права твоего брата на престол на самом деле весьма призрачны, потому что он, как ты и утверждаешь, на самом деле королевский бастард.

– Я назвал его бастардом, чтобы занять его место на престоле! – кричит Джордж. – Мы сражались за то, чтобы на троне оказался я. Мы дискредитировали Эдуарда, чтобы сделать мои позиции сильнее. Мы никогда не чернили моего дома, мы никогда не порочили Йорк! И никогда не говорили о том, что королем может стать кто-то другой, кроме меня!

– Это оказалось невозможным, – произнес отец с легким сожалением, словно речь шла о давно проигранной битве в какой-то далекой стране, а не о событиях, произошедших этой весной в Англии. – Мы попытались сделать это дважды, Джордж. Ты же знаешь. Эдуард оказался для нас слишком сильным, и на его стороне было слишком много союзников. Но, заключив союз с Маргаритой Анжуйской, мы сможем рассчитывать на половину Англии, которую она поведет за собой. И весь дом Ланкастеров, который так и не присоединился к твоему брату, встанет на нашу сторону. Она всегда имела сильное влияние на севере и в серединных землях. Джаспер Тюдор поднимет за нее Уэльс. Эдуард никогда не сможет справиться с союзом, объединившим тебя, меня и Маргариту Анжуйскую.

Мне крайне непривычно слышать, что имя, которым раньше только проклинали, принадлежит нашему союзнику.

– В детстве мне снились кошмары об этой женщине, а теперь она стала нашим доверенным другом.

– А теперь тебе, Анна, пора идти с матерью к портнихе. Изабелла, ты тоже можешь идти вместе с ними. Вам всем сошьют новые платья для церемонии обручения Анны.

– Моего обручения?

Он улыбается так, словно даровал мне великую радость.

– Да, сейчас будет обручение, а венчание – сразу же, как мы получим благословение папы.

– Я прямо сейчас буду обручена?

– Да, послезавтра.

На главном алтаре церкви, сомкнув руки, стоят две молчаливые фигуры, только что принесшие клятву верности. Свет, струящийся из огромного окна позади них, освещает мертвенно-бледные лица. Они наклоняются друг к другу, словно обещают любить друг друга до гробовой доски. Они обнимают друг друга, словно стараясь убедиться в истинности своих обещаний. Постороннему глазу это таинство, сопровождаемое пристальными взглядами и объятиями, может показаться исполненным любовью.

Но на самом деле это бок о бок стоят два непримиримых врага: Маргарита Анжуйская и мой отец. Здесь между нашими родителями только что был заключен великий союз, который ее сын и я просто исполним своими телами. Сначала она возлагает свою руку на фрагмент святого креста, привезенного сюда из Иерусалимского королевства, и даже из дальнего угла собора я слышу ее голос, приносящий клятву верности моему отцу. Потом наступает его черед. Он кладет руку на крест, и она поправляет ее таким образом, чтобы вся его рука вместе с пальцами лежала на священном кусочке дерева, словно даже сейчас, во время свершения таинства принесения клятвы, она ему не доверяла. Он произносит свои слова, затем они поворачиваются друг к другу, чтобы обменяться поцелуем примирения. Они теперь союзники, они будут союзниками до самой смерти, они принесли священную клятву, и ничто теперь не может их разлучить.

– Я не могу! – шепчу я Изабелле. – Я не могу выйти за ее сына, не могу стать дочерью злой королевы и спящего короля. Что, если их сын действительно сумасшедший, как все говорят? Что, если он меня убьет? Прикажет обезглавить, как двоих йоркских лордов, охранявших его отца? Говорят, он настоящее чудовище, у которого еще с самого детства руки по локоть в крови. Говорят, он убивает людей просто ради развлечения. А что, если они отрубят мне голову, как дедушке?

– Тише, – говорит она, беря мои холодные руки в свои и мягко их гладя. – Ты говоришь, как ребенок. Ты должна быть смелой. Ты станешь принцессой.

– Я не могу стать частью дома Ланкастеров!

– Можешь, – возражает она. – Ты должна.

– Ты как-то сказала, что боишься, что отец использует тебя как пешку.

– Правда? – пожимает она плечами.

– Что использует тебя как пешку и пожертвует тобой, когда будет необходимо.

– Если ты станешь королевой Англии, он не станет тобой жертвовать, – заметила она. – Если ты станешь королевой Англии, он будет любить тебя и служить тебе со всем усердием. Ты всегда была его любимицей, так что тебе стоит радоваться, что ты стала сосредоточием его амбициозных устремлений.

– Иззи, – тихо говорю я, – когда ты была сосредоточием его устремлений, он чуть не утопил тебя в море.

В сумраке собора ее лицо кажется зеленоватым.

– Я знаю, – говорит она безо всяких эмоций. Пока я думаю, что на это сказать, к нам быстро подходит мать и сухо говорит:

– Я должна представить тебя ее величеству королеве.

Я следую за ней по длинному проходу между рядами собора, и свет, преломляющийся через огромный витраж, превращает пол под моими ногами в роскошный пестрый ковер. Мне приходит в голову, что вот уже второй раз мать ведет меня представлять королеве Англии. В первый раз я увидела самую красивую из известных мне женщин. Во второй – самую свирепую и зловещую. Королева замечает наше приближение, поворачивается к нам и ждет с убийственным терпением, пока я дойду до ступеней, ведущих в часовню. Мать опускается перед ней в глубоком реверансе, и я следую ее примеру. Когда я понимаюсь, перед моими глазами предстает невысокая плотная женщина, одетая в роскошное платье из золотой парчи, ее высокий головной убор был украшен золотыми кружевами, а с ее широких бедер свисал золотой пояс. Ее круглое лицо было жестким, а розовый пухлый рот – неулыбчивым.

– Ты – леди Анна, – говорит она по-французски.

– Ваше величество. – Я склоняюсь перед ней.

– Ты выйдешь замуж за моего сына и станешь моей дочерью.

Я снова кланяюсь. Очевидно, она не беспокоится о моем счастье. Когда я снова поднимаю на нее глаза, ее лицо буквально лучится триумфом.

– Леди Анна, сейчас ты всего лишь простая юная леди, никто, и только я сделаю тебя королевой Англии. Ты сядешь на мой трон и наденешь мою корону.

– Леди Анну готовили к этой великой чести, – говорит моя мать, но королева не обращает на нее ни малейшего внимания.

Она делает шаг вперед и сжимает мои руки в своих, как будто принимает у меня клятву верности.

– Я научу тебя, как стать королевой, – тихо говорит она. – Научу тебя всему, что знаю о смелости и способности управлять. Мой сын будет королем, но ты будешь стоять рядом с ним и будешь готова защищать престол ценой своей жизни. Ты станешь такой королевой, какой была я: способной править, заключать союзы и хранить им верность. Когда я прибыла в Англию, я была еще совсем девочкой, ненамного старше тебя, и быстро поняла: чтобы удержать трон Англии, жена должна прилепиться к мужу и денно и нощно бороться за его престол. Денно и нощно, Анна. Я перекую вас в меч для Англии, так же, как меня когда-то перековали в его лезвие. Я научу тебя быть лезвием, перерезающим глотки предателям.

Я думаю о тех ужасах, в которые эта королева погрузила страну своими фаворитами и амбициозными устремлениями. Я вспоминаю, как отец клялся, что спящий король намеренно вверг себя в сон, потому что не мог вынести бодрствования с этой женщиной. Моя память возвращается в те годы, когда мой отец правил Англией, а эта женщина неистовствовала в Шотландии, собрав армию, которая пришла на юг как шайка разбойников: полуодетыми ворами, насильниками и убийцами, разорявшими все на своем пути. Это происходило до тех пор, пока страна не возроптала против этой королевы, а жители Лондона не закрыли ворота своего города перед ней и не стали молить ее лучшую подругу Жакетту Вудвилл увести северную армию в их родные земли.