Тяжесть венца Вилар Симона

Ричард не тронулся с места, не оглянулся. Все-таки крепко она его ударила, даже сейчас он чувствовал привкус крови во рту. Ну нет! Ей следует забыть их первую встречу в аббатстве Киркхейм. Он уже далеко не тот мальчишка, которого ей удалось обвести вокруг пальца.

Внезапно он стремительно оглянулся. Топот копыт Миража раздавался где-то в конце лощины, там, где над ней нависали крутые скалы и откуда была лишь одна дорога – на Мэлхемские болота. В ту же минуту Ричард повернул коня и, подгоняя его шпорами и поводьями, галопом понесся следом. Он увидел Анну, лишь когда проскакал под скалами и выехал на пустошь. Переведя коня на рысь, всадница старательно объезжала заросли осоки и камыша.

– Анна! – закричал Ричард. – Анна, остановитесь немедленно! Там топи!

Она не могла разобрать его слов на таком расстоянии. Ричард какое-то время наблюдал, как Анна, разбрызгивая воду, пересекает небольшую заводь. Затем она миновала заросший ольхой островок и направилась в ту сторону, где виднелся уже начавший зеленеть тополь и высокий каменный крест указывал начало тропы через болота. Ричард знал, что именно такие кресты отмечают место самых опасных трясин.

«А ведь может статься, что это перст судьбы», – подумал он, вспомнив, как Джон Дайтон сказал: «Если Анна Невиль умрет…» Да, тогда ему незачем будет связывать себя браком с непредсказуемой и своенравной женщиной. Он сможет найти куда более покладистую и покорную супругу, которая нарожает ему кучу детей.

«Но как же Мидлхем, Рочестер, Уэнслидейл, Шериф-Хаттон? Все эти земельные угодья, лежащие среди моих земель и способные сделать меня самым богатым лендлордом королевства? А слава Уорвика, так долго осенявшая Кларенса, даря ему любовь народа и популярность, с которой ничего не могли поделать ни я, ни сам король? К тому же Анна мне и впрямь нравится».

До него донесся всплеск, затем раздался отчаянный крик Анны.

– Силы Господни!

Он поскакал по проложенной через болота гати, свернул в ольшаник, пересек заводь, двигаясь тем же путем, что и Анна. Его иноходец взволнованно ржал, прыгая через рытвины, врезаясь грудью в заросли камыша.

Когда Ричард подъехал, Анне почти удалось вывести Миража на пригорок, но он снова поскользнулся и почти по брюхо ушел задними ногами в покрытую одеялом ряски топь. Анна вновь закричала, стала понукать иноходца. Мираж ржал и бился, пытаясь опереться передними ногами на кочки, но они одна за другой погружались в болотную жижу.

Ричард спрыгнул с коня, ухватился за ствол тонкой осины и, нагнув его, двинулся к цепляющейся изо всех сил за гриву Миража Анне. Проваливаясь в топь выше голенищ сапог, он сделал шаг, другой, не решаясь подойти ближе из-за судорожных движений бьющегося иноходца.

– Руку! – закричал он, наклоняясь вперед. – Прыгай с коня! Прыгай и хватайся за мою руку!

С широко открытыми глазами, не отпуская гривы, Анна трясла толовой.

– Прыгай, говорю тебе! Он погибнет, и ты вместе с ним!

– Нет!

– Дура! Прыгай!

Наконец она разжала мертвую хватку пальцев и рванулась вперед, прямо в болотную жижу, и сейчас же провалилась до бедер. Ричард поймал ее и выволок на твердую землю. Анна тяжело дышала, ее била дрожь. Наконец она оглянулась.

– А Мираж?

Ричард взглянул на нее с бешенством.

– Не я загнал его в трясину!

Анна едва не бросилась назад.

– Мираж!

После того как она спрыгнула с седла, иноходец сумел повернуться и теперь, прижав уши, смотрел в их сторону, издавая время от времени жалобное ржание, словно смирившись с неизбежным.

Анна всхлипнула. Расширенные, налившиеся кровью глаза коня смотрели на людей с невыразимым ужасом. Внезапно Анна повернулась.

– Я так не могу. Ричард, что можно сделать?

– Мы даже не можем его пристрелить, чтобы избавить от мучений…

Голос его звучал сухо, но спокойно. Он с сожалением смотрел на погибающее животное.

Анна бросилась к зарослям кривых берез и ольхи и принялась ломать ветви, обдирая в кровь руки.

– Что вы делаете?

– Я не могу безучастно смотреть, как он гибнет по моей вине. Я попытаюсь…

«Дьявол! В этой душе нет и тени смирения! Чтобы смириться, ей надо расшибить лоб о стену».

Ричард грубо оттолкнул ее, выхватил кинжал и стал рубить тонкие стволы деревьев.

– Подведите моего коня!

Анна бегом кинулась выполнять приказ. О, если бы она всегда так ему повиновалась!

Увидев приближающегося с охапкой сучьев человека, Мираж вновь начал метаться и, лишь когда Ричард прикрикнул на него, приутих, испуганно прижимая уши и всхрапывая. Ричард бросил на колышущуюся топь срезанные деревца, образовав какое-то подобие хрупкого настила, и, осторожно ступая, стал приближаться к наполовину погрузившемуся в трясину коню. Анна, держа под уздцы жеребца герцога, встала у самой кромки островка.

Ричарду наконец удалось подхватить длинный повод Миража, и он жестом попросил Анну подать ему повод его коня. Намотав его на руку, он велел Анне сесть в седло. Та повиновалась, поняв, что от нее требуется.

– Моли Господа, чтобы ремень выдержал, – пробормотал Ричард сквозь зубы.

Анна, направляя нормандского жеребца герцога коленями и корпусом, постепенно развернула его и, дав шенкеля, заставила двинуться прочь от топи. Конь недоуменно ржал и рвался.

Ричард, вцепившись в повод Миража, пятился, увлекаемый в свою очередь другим конем. На висках у него от напряжения вздулись вены, сучья под ногами уходили в илистую грязь. Он сделал шаг, другой. Голова Миража запрокинулась, он скалился и хрипел.

«Если ему не удастся вытащить из трясины передние ноги, мы не сможем ему помочь», – думал Ричард, уже почти не веря, что из его затеи что-нибудь выйдет.

Анна понукала коня герцога, пока тот наконец не прянул вперед. Ричард вскрикнул и чуть не упал, но Мираж вырвал передние ноги и, подавшись всем телом, обрушил копыта на гать. Ричард оказался на суше, а Мираж, вздымая илистые фонтаны и ломая тонкие деревца настила, вздыбился, словно бронзовое изваяние, рванулся еще раз и, весь покрытый грязью и зеленью ряски, оказался на суше.

Ричард устало опустился на землю и обхватил колени. Теперь его левое плечо стало казаться еще выше, чем обычно. Стащив размокшие перчатки, он обнаружил, что запястья исполосованы багровыми вздутыми рубцами. Мышцы рук и спины нестерпимо ныли. Он слышал, как Анна ласково успокаивает все еще дрожащего и фыркающего иноходца. Наконец она подошла к Ричарду. Роскошный бархат ее платья, казалось, изменил цвет, а длинный шлейф висел лохмотьями.

– Милорд… Ваша светлость…

Она опустилась на землю рядом с ним. И внезапно, прежде чем он опомнился, Анна поймала и поцеловала его мокрую руку.

Глостер взглянул на нее с недоумением и еле сдержал себя, чтобы не расхохотаться.

– Кровь Христова! Леди Анна! Сначала вы отвесили мне оплеуху, а теперь руки целуете!

Анна на мгновение растерялась. Потом осторожно потрогала свою скулу, висок.

– Но ведь и вы меня ударили, милорд Глостер. Это как-то не вяжется с честью рыцаря, носящего цепь и шпоры. А потом… Я была слишком зла. Теперь же примите мою сердечную благодарность. Вы спасли мне жизнь…

Ричард криво усмехнулся.

– Это что… Я еще и коня вашего спас.

Губы Анны тронула легкая улыбка.

– Разумеется, и коня. Благодарю вас, Дик. Ни один человек не сделал столько для меня в это тяжелое время. Для меня и для Кэт. Моя дочь жива и со мной – тоже благодаря вам. Признаюсь, были дни, когда я ненавидела вас, но, Господь свидетель, ни в одном человеке я еще так не ошибалась.

В ее голосе звучала нежность.

Ричард отвел взгляд. Было удивительно тихо, лишь в отдалении пробовали голоса лягушки. Над болотами висело душно-белесое марево, словно перед грозой. Дальние холмы подернулись сероватой дымкой.

«Пора», – решил Ричард.

В его голове пестрой кавалькадой промелькнули давно заготовленные для этого случая фразы, но он не стал их произносить. Сказал просто:

– Будьте моей женой, Анна.

Теплый свет в глазах Анны потух. Она молчала, глядя на него растерянно и словно огорченно. Потом опустила взгляд.

– Признаюсь, я подозревала, что за нашей, как вы выразились, сделкой стоит нечто иное. И речи о помолвке – не пустой звук. Вы ведь ничего не говорите и не делаете без цели, Дик Глостер, не так ли?

Она поднялась было с колен, но Ричард схватил ее руку и удержал подле себя. Не поднимая на нее глаз, он медленно и отчетливо произнес:

– Я давно люблю вас, Анна. И не моя вина, что, несмотря на все усилия быть для вас просто другом, я не сумел побороть это чувство.

Ричард остался доволен тем, как сказал это. В голосе звучала подлинная страсть, каждое слово давалось с трудом. Он знал, что Анна останется равнодушной к его признанию, но она слишком жалостлива, чтобы пренебречь душевной мукой того, кого только что благодарила.

И не ошибся. Ее пальцы чуть дрогнули, но она не отняла руки.

И тогда Ричард заговорил:

– Всякий смертный под этими небесами должен с готовностью нести свой крест. И я готов смириться с тем, что ваше сердце глухо ко мне, более того – полно неприязни. Молчите! Я знаю, что никогда не был в ваших глазах образцом рыцарского благородства. Увы, до вас дошло слишком много неблаговидного и даже позорного обо мне. События в замке Сендель – страшный рубец на моем сердце, наша с вами стычка в Киркхеймском монастыре, ваш побег от меня под Барнетом… Вам всегда удавалось одерживать надо мною верх, Анна. Но именно это и привлекало меня. И я не из тех людей, кто поспешно говорит «аминь» и смиряется. Вы – такая же. Я чувствовал в вас родственную душу и восхищался вами, и именно поэтому не смог забыть вас все эти годы, когда вас считали умершей. Я понимал, что другой такой, подобной Анне Невиль, мне не встретить.

Анна все же высвободила свою руку, но по-прежнему стояла рядом. Ричард продолжил:

– Обнаружив вас в Мидл Марчезе, я был ошеломлен, но и счастлив. Вы оказались живы, и Бог дал нам снова встретиться. Однако я запретил себе радоваться, когда та, кого я люблю, пребывает в столь глубокой печали. Я решил не смущать ваш покой, но помогать вам, стать для вас опорой, другом, братом… Говорить же о своих чувствах мне казалось святотатством. Вы были словно птица с обожженными крыльями, вы любили и продолжали любить другого. И я смирился с тем, что, если хочу видеть вас, разговаривать с вами, любоваться, я должен молчать о том, что таится в моем сердце, и довольствоваться лишь вашим доверием. Но сегодня… Вы были так великолепны верхом, так полны жизни и ослепительно красивы, что я совсем потерял голову. Простите мне этот поцелуй. Я воин и привык брать, что захочу. Но я вовсе не желал вас оскорбить… Это так же верно, как и то, что все мы нуждаемся в милосердии небес. Я не понимал, что делаю. Все созданное Богом слабеет и уступает там, где разумом овладевает языческая Афродита.

«С Афродитой я, пожалуй, переборщил. Попахивает куртуазностью, Анна отлично знает, что я не любитель этих модных манер».

Не давая ей опомниться, он встал так, что их лица оказались совсем близко.

– Прошу вас… Во имя Божье, скажите «да», Анна.

Она медленно и печально покачала головой.

– Нет, Ричард Глостер, это невозможно. Я не стану вашей супругой.

Ричард резко отступил, словно обжегшись. Необходимо взять себя в руки. Еще не все потеряно. Кроме любовных признаний, есть и другие способы принудить Анну. Главное, чтобы сейчас она не заметила бешенства в его глазах. Пока рано отказываться от роли потерявшего голову влюбленного. Она должна оставаться в убеждении, что для него сейчас нет ничего важнее ее. Женщин это пленяет.

Анна заговорила, и ее голос звучал ровно, может, немного подавленно.

– Вероятно, я давно ожидала от вас предложения руки и сердца. Но уж никак не признания в любви. Я считала, что вы преследуете свои интересы, отстаивая мое наследство, ибо, насколько я вас знаю, Дик, вы отнюдь не праздный воздыхатель и всегда рассчитываете каждый шаг. Простите, но обсуждение условий сделки гораздо больше пристало вам, чем любовные речи. Уже когда вы сказали, что объявите в парламенте Анну Невиль своей невестой, я заподозрила, что все это неспроста. Теперь же расторжение нашей мнимой помолвки будет выглядеть довольно странно в глазах английской знати. Злым языкам будет на чем проверить свою остроту.

«Вот сука! – Ричард готов был взорваться. – За всеми моими признаниями она отлично разглядела суть».

– Миледи Анна, вы загоняете меня в мои же силки. Но вы упускаете из виду, что, стремясь отнять ваши земли у Кларенса, я хотел доставить вам радость и восстановить справедливость. Я достиг этого – и считал себя почти удовлетворенным. Я говорю «почти», потому что человек несовершенен и все, что он получает по милости небес, кажется ему недостаточным. Я пожелал получить в награду и вас – и это потому, что теперь вы уже вовсе не похожи на раненую птицу. Вы великолепны, как сама жизнь, я это понял, когда увидел вас сегодня наслаждающейся солнцем у ручья…

Анна быстро отвернулась, и Ричард поспешил прикусить язык.

– Простите, но мы с вами не дети, Анна. И вы знаете, что, говоря о любви, я вовсе не собираюсь петь под вашим окном рондели и приносить обет не погружаться в ванну до тех пор, пока дама моего сердца не сменит гнев на милость.

Он добился того, что Анна вновь улыбнулась. Теперь ему нужна была ее жалость. Следовало показать, что, хотя ей и весело, он страдает. У женщин от жалости до нежности один короткий шаг.

– Ответьте мне, Анна, – обратился он к ней, и голос его зазвенел от напряжения. – Ответьте мне: вы отвергаете меня столь решительно не потому ли, что…

Он сделал паузу.

– Потому, что я калека?

Теперь Ричард и в самом деле испытывал волнение. Его оливково-смуглая кожа приобрела пепельный оттенок. Этот вопрос действительно всегда оставался для него больным.

Анна повернулась так стремительно, что ее вуаль взвилась и опустилась на плечо.

– Клянусь Крестом – это не так! Ради всего святого, Ричард, зачем вы это говорите? Вам известно, что от той девчонки, что оскорбила вас в Киркхейме, не осталось и памяти. И я… Вы благородный и блистательный вельможа, сэр Ричард Глостер, и мне давно нет дела до ваших телесных недостатков. И пусть судит меня Господь, если я не в силах ответить на ваше чувство. Я все еще люблю своего мужа, Филипа Майсгрейва, и не могу даже вообразить, что моим супругом станет другой.

Ричард горько усмехнулся.

– Вы странная женщина, Анна. Хранить верность мертвому…

Анна вскинула голову.

– Я благодарна судьбе, что стала его женой и познала в этой жизни столько счастья, что воспоминаний о нем хватит мне до могилы. Я хочу одного: провести остаток дней, посвятив себя дочери Филипа и его владениям.

Ричард больше не скрывал иронии.

– Тогда мне трудно понять, зачем вы снова стали графиней, миледи.

Анна растерянно подняла глаза. Герцог рассмеялся.

– Увы, кузина, не сочтите меня невежей, если я скажу, что не могу поверить вам.

– Но, милорд Ричард, – возразила Анна, – вы прекрасно знаете, почему я вновь стала леди Уорвик. Вы сами в свое время приводили столько доводов в пользу этого, что не мне объяснять вам, почему я согласилась.

Теперь Ричард не улыбался.

– Анна, вы умны и рассудительны, и старое горе не должно лишать вас здравого смысла. Вы самое жизнелюбивое создание из всех, кого я знаю. Вы молоды, хороши собой, богаты. Будущее лежит у ваших ног. Невозможно жить одними воспоминаниями. Невозможно любить того, кого не видишь, того, кого нет больше на этой земле.

– Любви всегда недостает здравого смысла, ваша светлость. И разве вы не противоречите сами себе? Ведь совсем недавно вы утверждали, будто помнили обо мне все эти годы, хотя и считали умершей.

Ричарду нечего было возразить. Наконец он усмехнулся.

– Правду говорят, что тот, кто не убоится языка женщины, того не испугаешь ничем на свете. Утешением, пусть и слабым, мне послужит то, что теперь вы знаете о моей любви. Хотя, возможно, мне и не следовало бы говорить о ней.

– Возможно, это и так… О, простите, ради всего святого, простите!..

Она шагнула к нему и взяла его руку в свои.

– Дик, простите меня. Вы сильный человек, а кроме того – вы принц и самый могущественный лорд в королевстве. Любая леди или заморская принцесса сочтет за честь стать супругой герцога Глостера… Я же… Это невозможно. Я не могу предать память Филипа.

Ричард лихорадочно размышлял, как должен вести себя человек, получивший столь определенный отказ. Но в голове билась только одна мысль: «Зачем я упражняюсь в красноречии, уламывая эту гордячку? В любом случае она станет моей женой, даже если я за волосы приволоку ее к алтарю, а потом всю жизнь продержу в заточении, как Генрих Плантагенет Элеонору Аквитанскую». Однако он понимал, что это последнее средство. Герцогиня Глостер должна быть так же хороша, как Анна, чтобы он мог с гордостью восседать рядом с ней за пиршественным столом или выезжать во главе пышного кортежа. Она должна стать драгоценным украшением его двора, его замков и имений. Более того – он нуждается в славе и популярности столь почитаемого Уорвика, которые унаследует его дочь. Владычице Севера придется противостоять стареющей и малородовитой королеве. Именно поэтому он не хотел действовать силой. Вражда в семье подорвала бы авторитет Ричарда, а если станет известно, что он скверно обошелся с дочерью Делателя Королей, – это настроит против него немало старой знати. Конечно, уже сейчас он мог бы принудить Анну, припугнув ее расправой над Кэтрин. Это наиболее действенный способ заставить ее подчиниться, но Ричард не хотел иметь за спиной столь умного врага, ибо для Анны в этом мире не было ничего дороже дочери и она никогда не простила бы ему, посмей он хоть пальцем тронуть девочку. Нет, ему следует запастись терпением, чтобы убедить ее. Терпением, подобным терпению хищника, поджидающего жертву в засаде.

Где-то хрипло заверещала, взбивая крыльями воду, болотная птица. Ричард лишь сейчас заметил, как громко расквакались лягушки. Но это только подчеркивало окружающую тишину. Над болотом висело душное белесое марево. Было совершенно безветренно. «Будет дождь», – подумал Ричард. Он вдруг заметил, как холодны сжимающие его руку пальцы Анны. Да и сама она, несмотря на духоту, дрожала в промокшей одежде.

– Вы совсем замерзли, кузина, – мягко сказал он. – Я плохой кавалер. Думаю, нам давно пора возвращаться.

Он направился туда, где под одиноким тополем пощипывали осоку их кони. Мираж все еще нервничал, и Ричард не сразу поймал его повод.

– Сможете справиться с ним?

Анна утвердительно кивнула, и он помог ей подняться в седло.

Они медленно ехали через болота. Кони осторожно ставили копыта на осклизлые кочки, шлепали по мелководью у корней. Мираж закидывал голову и тихо ржал, но Анна сдерживала его поводьями, ласково приговаривая. Конь фыркал и, подчиняясь ей, шел за жеребцом Глостера. Пахло тиной и камышами.

Ричард обдумывал положение. Он слышал, что Анна едет шаг в шаг за ним, опасаясь отстать хоть на пядь, и, лишь когда они вступили на более твердую дорогу, поравнялась с его конем.

– Ричард…

– Я к вашим услугам.

– Ричард, я не хочу, чтобы вы сердились на меня. Я хочу, чтобы мы остались друзьями.

– Друзьями вы можете оставаться с лордом Стэнли. Чего желаю я – вы знаете.

Анна промолчала. Ричард выдержал паузу и заговорил:

– Пожалуй, мы могли бы быть и друзьями. Но в браке. Видимо, вы полагаете, что я рано или поздно откажусь от своей мысли. Но я терпелив. Я буду ждать, как ждал все эти годы. Мы с вами родственные натуры, миледи: оба горды и упрямы, оба презираем условности и в конце концов добиваемся своего. Мы отлично поладили бы. Мне нужна именно такая жена, как вы. Гордая и прекрасная, настоящая герцогиня. Вы не хотите, чтобы я говорил с вами о любви? Извольте. Я буду говорить о нашем союзе как о той же сделке. Я предлагаю вам дружбу, имя, уважение и защиту. Увы, этот мир жесток, и Господь установил так, что женщина всегда нуждается в покровительстве. Теперь, когда вы стали первой невестой Англии, вас, разумеется, не оставят в покое. Никто не поймет вашей скорби и верности. Вы можете стать lapis offensionis[33] для нашей знати, и тогда сам король решит распорядиться вашей судьбой по-своему. Боюсь, вам придется подчиниться. Даже моя дружба не сможет оградить вас от этого, ибо после того как вы отказались стать моей невестой, я не смогу вновь защитить ваши права. Если же вы вступите со мной в брак, я сделаю все, чтобы этот союз не стал для вас обременительным. Я не ставлю никаких условий. Пускай не будет ответного чувства – я не стану вас ревновать к тому, кто умер. Более того, я позволю вам чтить память о нем, как и раньше. Вы говорите, что новый брак окажется изменой по отношению к Филипу Майсгрейву… Это даже смешно. Филип Майсгрейв будет там, где будете вы. Стоит только подумать о нем, как его образ воскреснет в вашем сердце. Независимо от того, замужем вы или нет.

Впереди показались крыши хижин болотных жителей и осыпающиеся стены древней часовни. Ричард повернулся к Анне.

– И еще. Маленькая Кэтрин. Я не знаю, как сложится ваша судьба, кузина, но знайте, что я всем сердцем полюбил эту девочку. Да и она, видит Бог, привязалась ко мне. Я мог бы стать ей отцом и вознести ее так высоко, как только возможно в этой стране. У Кэтрин снова была бы семья. И она стала бы истинной принцессой. Ей ведь так этого хочется, – добавил он полушутливо.

Крохотные хижины на сваях с полусгнившими тростниковыми крышами стояли у самого края трясины. Близ часовни были привязаны два мула, вокруг которых хлопотали монахи в светлых цистерианских рясах. Они с удивлением посмотрели на выезжающих из болот перепачканных тиной всадников. Потом, видимо узнав герцога, засуетились, но Ричард лишь пришпорил коня.

Анна почти не заметила селения, которое скоро осталось позади. Только резанул слух визгливый женский голос, подзывавший ребенка.

Дальше дорога стала лучше. Они ехали по холмистой равнине с многочисленными озерцами. Тут и там светлели, словно голая кость, известняковые отложения. Вскоре начался подъем, под копытами коней загремели камни. Впереди лежала возвышенность, поросшая колючками и желтым утесником. Всадники миновали небольшое овечье стадо, и овчарки с неистовым лаем кинулись им вслед. Мираж снова захрапел, но, повинуясь шпорам и удилам, ускорил бег, обгоняя коня Ричарда.

Наконец собаки отстали. Потянулись заросли куманики и боярышника, среди которых изредка вздымались известняковые утесы. Почва под ногами стала неровной. Анна придержала коня, и Ричард нагнал ее.

Анна оглянулась. Ей казалось, что душа ее, крохотная и замерзшая, падает в какую-то бездну, все ниже и ниже, и нет конца этому смертельному полету. Но лицо ее при этом оставалось спокойным.

– Вы не должны торопить меня с ответом, милорд Глостер. Мне необходимо все обдумать.

Ричард отвел взгляд, опасаясь, что она заметит торжество на его лице. Ведь если она поколебалась там, где стояла так твердо, значит, он почти сломил ее. Возможно, и стоило поднажать чуть сильнее именно сейчас, но он опасался все испортить. И все же не смог удержаться:

– Воля ваша, Анна. Однако, каково бы ни было ваше решение, знайте: если когда-либо вам понадобится друг и заступник, который ради вас пронес бы голыми руками раскаленное железо через всю Англию… Он перед вами.

И, пришпорив коня, он рысью проскакал мимо Анны, глаза которой были полны отчаяния.

До самого монастыря они больше не обменялись ни единым словом.