Русская гейша. Секреты обольщения Кадзи Таня

– Как насчет чая? Или может чего-нибудь покрепче? – спросил он к моему удивлению. – Я видел, что на приеме ты немного пила саке.

– Разрешите, я за вами поухаживаю, Миура-сан, – предложила я, решив взять инициативу в свои руки.

– Да, мне было бы приятно, Аямэ, – улыбнулся он. – У меня есть коробочка ёкан. Ты, наверное, хотела бы их отведать?

– С удовольствием, – сказала я, с трудом вспомнив, что ёкан это сладкая пастила из красной фасоли.

– Пойдем со мной, – улыбаясь, произнес господин Миура.

Мы вышли из гостиной и, пройдя довольно длинный коридор, оказались в большой квадратной кухне, обставленной вполне по-европейски и со множеством современной бытовой техники. После лаконично строгой гостиной я почувствовала себя здесь в образе гейши несколько странно. Господин Миура, напевая что-то себе под нос, включил электрическую плиту и поставил чайник. Потом открыл один из шкафчиков и достал нарядную картонную коробку. Он поставил ее на стол и жестом пригласил меня. Я чувствовала себя все более неловко. Для меня такой клиент был в диковинку. Он вел себя просто и естественно, словно мы были давно знакомы, и даже пытался взять на себя обязанности гейши. Например, я видела, что господин Миура прилагает все усилия, чтобы я чувствовала себя, как дома. Он быстро поставил тонкие фарфоровые чашечки на стол, потом плоское плетеное блюдо. Я, выйдя из оцепенения, открыла коробку и начала аккуратно выкладывать разноцветную пастилу.

– Присаживайся, Аямэ, – ласково сказал он. – Ты, наверное, устала. У тебя много клиентов?

– Сегодня вы первый, Миура-сан, – тихо ответила я, подняв на него глаза и чувствуя себя в шелковом кимоно, с высокой прической и набеленным лицом все более нелепо в этой обычной на вид, современной кухне возле хлопочущего мужчины.

– Можешь обращаться ко мне по имени, – неожиданно предложил он, и, повернувшись ко мне, добавил: – Меня зовут Акира.

– Хорошо, Акира, – сказала я и улыбнулась в ответ.

– Надеюсь, мы станем добрыми друзьями, – ласково проговорил он и насыпал в заварочный чайничек листочки зеленого чая.

Потом сел напротив меня и близко заглянул в глаза.

– Я вижу, несмотря на твой профессионально безмятежный вид, что ты удивлена, – тихо рассмеялся он.

– Немного, – подтвердила я. – Меня смущает такая непривычная роль.

– Чем же она непривычна? – спросил он и придвинулся ко мне.

Его довольно большие светло-карие глаза оказались напротив моих. Я робко заглянула в них и тут же опустила ресницы. Акира, несомненно, обладал тонким ненавязчивым мужским обаянием, и я уже успела его почувствовать. И даже что-то шевельнулось в душе. Какие-то неосознанные желания возникли в глубине подсознания, и я замерла, пытаясь их проанализировать.

– Или мое общество тебе неприятно, и ты просто выполняешь свою служебную обязанность? – предположил он.

Я подняла на него глаза и улыбнулась. Акира казался мне все более милым и даже забавным.

– Очень приятно, – искренне ответила я. И неожиданно для себя спросила: – А ты что-нибудь знаешь о тантрическом сексе?

Мой вопрос застал его врасплох. Я увидела, как подскочили его темные густые брови, как расширились глаза. Акира закинул голову и расхохотался так искренне и заразительно, что я начала смеяться вместе с ним. Он хохотал до слез и никак не мог остановиться. А когда успокоился, то посмотрел на меня с любопытством и погрозил пальцем.

– Ох, девочка, а ты не так проста, как хочешь казаться, – с трудом переведя дух, проговорил он. – Маленькая принцесса, оказывается, интересуется такими сложными и вечными вопросами.

– Сложными, вечными? – в изумлении переспросила я. – Прости мое невежество, Акира, но я думала, это какая-то разновидность секса, как скажем, анальный и вагинальный. Или позиция «бутон к бутону».

Я, чтобы скрыть невольное смущение, налила чай и пододвинула к нему чашку.

– Спасибо, Аямэ, – сказал он. – Можешь налить и себе. И кушай, пожалуйста, ёкан.

Мы в молчании выпили чай. Но я видела, что у Акиры иногда начинают приподниматься уголки губ в непроизвольной улыбке. Когда мы закончили, мне даже захотелось помыть посуду и убрать со стола, словно я находилась дома. Но я сдержала этот неуместный для гейши порыв. Акира предложил перейти в гостиную.

Мы расположились на полу. Он непринужденно прилег, привалившись спиной к столику. А я села, собрала сямисэн и начала наигрывать русскую народную песню «Светит месяц».

– Ко-ута? – спросил Акира, внимательно прислушиваясь к мелодии.

– Что? – удивилась я, отложив сямисэн.

– Стиль игры, называется «короткая песня», – пояснил он.

«И мне, гейше, стыдно не знать об этом», – подумала я, опуская глаза.

– Ну вот, ты опять отдалилась от меня, прекрасная Аямэ, – немного грустно заметил Акира и придвинулся, взяв меня за руку.

Его пальцы были сухими и теплыми.

– А на кухне я почувствовал, как наши энергии начали взаимодействовать.

– Да? – с любопытством спросила я. – Что ты имеешь виду?

– Но ведь ты совсем недавно интересовалась тантрическим сексом, – улыбнулся он и придвинулся еще ближе.

– Но ведь гейша должна постоянно учиться чему-то новому, – в тон ему ответила я.

– О! Это обязательно! – одобрил Акира. – И с удовольствием готов помочь. Итак, милая Аямэ, попробую ввести тебя в курс дела. Духовная традиция Тантры – это жизненный путь, в центре которого стремление к единству тела, разума и души, и способ его достижения. Тантра является одной из разновидностей йоги, а само слово "йога" и означает "единство". Высшая цель Тантры – единение любовников не только друг с другом, но и с божественным. В тантрической традиции сексуальность и духовность неделимы.

Акира проговорил все это спокойно и размеренно. Его пальцы не отрывались от моих рук. Он чуть поглаживал мои ладони, и я начала понемногу расслабляться. Мысли текли неторопливо, я прикрыла глаза и внимательно слушала.

– Таинство сексуальности – это форма духовной практики, в которой секс рассматривается как средство достижения высших уровней сознания, – продолжил Акира.

Он сделал паузу. Потом нежиданно предложил мне прилечь. И сам вытянулся на циновках, приняв непринужденную позу. По его жесту я поняла, что он хотел, чтобы я положила голову ему на плечо, но я чуть отстранилась и вновь напряглась. Акира улыбнулся и закинул руки за голову. При этом движении рукава кимоно сползли практически до плеч, и я отметила, что мышцы довольно сильно накачаны, словно Акира занимался бодибилдингом.

Я перевернулась на живот и оперлась подбородком о ладони, внимательно глядя на Акиру. Он улыбнулся и тихо проговорил:

– Твое беленькое личико в полумраке комнаты напоминает нежный цветок, а пальцы – тонкие листья у основания его бутона.

Я невольно улыбнулась, оценив изысканность комплимента.

– Есть люди, – продолжил Акира после паузы, состоящей из одних улыбок, – которые так и не научились любить и в физическом и в эмоциональном смысле, и есть люди, которые научились не любить. Есть также те, кто научился защищаться от любви. И ты, прости за откровенность, как раз относишься к последней категории. Мне так кажется. Ты защищаешься.

– Но почему вы так меня видите, Акира-сан? – тихо спросила я.

Привычная тоска сжала душу, и я с трудом удержала неуместные для гейши слезы.

– Загляни в свое прошлое, – продолжил он. – Все ответы только там. Любовь предполагает некоторую степень беззащитности, но не все к этому готовы. Открыто признаться в любви, возможно, одно из самых трудных в жизни решений.

«И как легко мы тогда с Петром признались друг другу в любви!» – подумала я и с ужасом почувствовала, как мои глаза начинают увлажняться.

Я усилием воли постаралась не думать о моем возлюбленном и его ужасной смерти. Но воспоминания нахлынули, и я почти не слушала Акиру. Я мысленно перенеслась в осень 1994 года, в тот день, когда после выступления нашего самодеятельного театра кабуки впервые увидела Петра. И наша любовь вспыхнула мгновенно и сильно. И разве я от нее защищалась? Я прыгнула в нее, как в пропасть, не задумываясь и даже не зажмурившись.

– Но, прежде чем полюбить кого-то, нужно научиться любить себя. Воистину, как говорит пословица, любовь начинается дома, – сказал Акира.

И я вышла из оцепенения.

– Но я люблю себя, – ответила я, незаметно смахнув слезу.

– Отчего же ты тогда сейчас плачешь, Аямэ? – тихо спросил он. – Ведь ты еще очень молода, но в твоих ясных глазах, я заметил, на самом дне всегда таится темная грусть.

«Никогда клиент не должен видеть на вашем лице даже намека на мирские заботы», – словно услышала я голос госпожи Цутиды, наставляющей меня.

И сразу попыталась принять безмятежный вид.

– Вам это только показалось, Акира-сан, – нежно проговорила я. – Мои взгляды слишком горячи, чтобы вода грусти смогла остудить их.

– Любовь к себе это умение верить себе и слышать свой внутренний голос, – продолжил он, – отдавать себе отчет в собственной ценности, прелести, уникальности. В терминах Тантры «любить себя» – это осознавать, что ты заслуживаешь экстатических переживаний и не должна довольствоваться меньшим.

Он замолчал. Я молчала тоже, поняв, что Тантра для меня пока сложна, и просто так, наскоком, я не смогу вникнуть во все эти понятия. К тому же через несколько дней я собиралась уезжать. И это мешало мне начать погружаться с головой в новую философию.

Акира странным образом почувствовал мой настрой. Он медленно поднялся и помог мне встать.

– Ты можешь вызывать своего водителя, милая Аямэ, – ласково сказал он. – Мне было необыкновенно приятно провести с тобой этот вечер, но, к сожалению, завтра рано вставать.

Я глянула на него испытующе. По моим меркам я абсолютно провалила этот вечер, как гейша. Но Акира казался искренним.

– Мне бы хотелось после твоего возвращения продолжить, – добавил он. Потом засмеялся и хитро на меня посмотрел, быстро проговорив: – Если, конечно, скромницу Аямэ еще будет интересовать тантрический секс.

• Соль жизни – это жизнь!
• Мечты – всего лишь пыль.
• С ног отряхни ее,
• И снова в долгий путь.

Неизвестный японский поэт XVI в.

Спала я после посещения господина Миуры ужасно. Меня мучили кошмары. Я ясно видела лицо моего заклятого врага Степана, который в моем сне был охранником, караулившим меня и Лизу в той комнате. Он вначале избивал Лизу резиновой дубинкой, а я не могла двинуться с места, словно парализованная. Потом он приблизился ко мне, навалился и начал душить. Я извивалась, пыталась вырваться. Но Степан только смеялся и шипел мне в ухо:

– Когда же ты подохнешь, тварь? Когда же ты отправишься в ад вслед за своим дружком?

Он начал рвать на мне одежду, я закричала и… проснулась.

Быстро сев на постели, я вначале ничего не понимала, только ощущала беспредельный ужас. Сердце колотилось невыносимо сильно, и я задыхалась. Наконец, осознав, что я в своей квартире и это был всего лишь сон, я встала и побрела на кухню. Включив свет, налила водки, села за стол и уставилась невидяще в белую дверцу холодильника. Пальцы дрожали, я никак не могла успокоиться.

«Мать Степана, когда я позвонила ей прошлым летом, сказала, что он уехал в Токио на год, – лихорадочно думала я. – Значит, он должен вернуться примерно через месяц, если, конечно, не продлит контракт. Ужас! Я как раз приеду из отпуска».

Я залпом выпила ледяную водку. Потом налила еще и пошла с рюмкой на балкон.

Дом, в который я недавно переехала, был сталинским. Я выбрала квартиру на четвертом этаже с огромной квадратной лоджией, напоминающей террасу, прикрытую высокой полукруглой аркой. Лиза устроила здесь что-то типа зимнего сада. У меня имелся даже маленький водоем, сложенный из натурального камня. Посередине располагался каскадный фонтанчик. Это также была идея Лизы. И я полюбила сидеть возле воды на пластиковом диване, плотно заложенном гобеленовыми подушечками. Обилие цветущих растений – здесь стояли горшки с розами, геранью, какой-то разновидностью вьюнка с очень крупными фиолетовыми колокольчиками – радовало глаз, а мелодичное беспрерывное журчание воды необычайно успокаивало. Июнь в этом году был сухим и жарким, ночи баюкали мягким ласковым теплом, и я частенько засиживалась здесь допоздна.

Я уселась на диван и включила фонтанчик. Лиза придумала для него красивую разноцветную подсветку. Я смотрела на переливающиеся струйки и пила водку маленькими глотками. Цветы пахли тонко и сладко. На улице было достаточно тихо. Моя квартира располагалась недалеко от метро «Аэропорт», и этот район оказался спокойным, и для Москвы, в принципе, малолюдным. Потом я уже сообразила, что он застроен, в основном, сталинскими домами, разделенными просторными дворами и широкими улицами. И именно это обуславливает его малолюдность. В так называемых «спальных» районах, густо заставленных высотками, плотность населения была, несомненно, намного выше.

Я постепенно расслабилась. Возвращаться в спальню не хотелось, и я улеглась прямо здесь, прикрывшись вязаным шерстяным пледом. Неожиданно вспомнила мой вечер с Акирой и невольно улыбнулась. Этот молодой мужчина был мне симпатичен и вызывал любопытство.

«Нужно обязательно встретиться с ним, когда я вернусь из отпуска», – подумала я и закрыла глаза.

Его пухлые постоянно улыбающиеся губы и живые блестящие глаза появились перед моим внутренним взором. Потом я вполне явственно ощутила прикосновение его мягких теплых пальцев. Я вздохнула и вытянулась на спине, слегка разведя ноги и расслабившись.

Проснулась я рано утром от громкого чириканья воробьев и вначале удивилась, почему я на балконе. Потом быстро села и потянулась. Фонтан все журчал, переливаясь побледневшей подсветкой. Я посмотрела на тонкие падающие струи и отчего-то рассмеялась. Настроение стало хорошим, захотелось немедленно что-то сделать, чтобы изменить жизнь к лучшему.

По натуре я была человеком действия и старалась всегда найти выход из любой, не устраивающей меня ситуации. И это зачастую мешало. Позже я четко усвоила, что иногда правильнее пустить все на самотек и какое-то время плыть по течению, чем идти против него.

Отсутствие секса из-за невозможности для меня заниматься им, в последнее время начало очень раздражать и мешать в работе. Я прекрасно знала, что в обязанности гейши секс не входит, и никто меня к этому и не принуждает. Но господин Ито был прав. Во мне постепенно исчезало ики – эротическое обаяние. А что такое гейша без ики? Просто аниматор, если можно так выразиться.

Я понимала, что после пребывания в рабстве у меня развился вагинизм. Я посмотрела в словаре, что это «ненамеренное (бессознательное), судорожное сокращение окружающих вход во влагалище мышц, при попытке совершения полового акта». Но у меня был так называемый вторичный вагинизм – безболезненные половые акты в прошлом, но невозможность их в настоящем по каким-либо причинам. И я посетила врача. Но узнала, что вторичный лечится намного сложнее, и тут главное, устранить чисто психологические причины. Предложенный мне гипноз или сеансы у экстрасенса не вдохновили. Посещения психолога тоже не вызвали энтузиазма. А медикаментозные средства врач сам советовал не применять. И я поняла, что с этой проблемой должна справляться только сама.

Лиза оказалась в той же ситуации, что и я, и по этим же причинам. Но ее способ жить в гармонии с этой проблемой, мне абсолютно не подходил. Я уже не могла быть госпожой.

«И все-таки в Тантре что-то, несомненно, есть, – подумала я, заходя на кухню и доставая заварочный чайник. – И для начала я должна, как рекомендовал Акира, погрузиться в себя, найти внутри собственного любовника».

Выпив чаю, я села на диван и открыла наугад недавно купленную в антикварном магазине книгу «101 Дзенская история». Она была на английском языке, но я свободно владела им и легко читала тексты. Я узнала из предисловия, что эти истории содержат знания и опыт китайских и японских учителей Дзен за период более чем в пять веков. Они были переведены на английский язык и изданы в 1939 году. Первоисточником послужила книга "Собрание камней и песка", написанная в XIII веке японским учителем Дзен Мудзю, что означает "Не-житель". Мне показалось крайне интересным такое изложение многих вопросов бытия, и я приобрела том для домашней библиотеки.

Текст открылся на истории «Мое сердце пылает как огонь».

– «Наедине с собой оставайся таким же, как при гостях. А при них – как наедине с собой. Следи, что говоришь, а что обещаешь, выполняй. Не позволяй благоприятному случаю пройти мимо, но всегда, прежде чем действовать, дважды подумай. Никогда не сожалей о прошлом, и смотри только в будущее», – вслух перевела я отрывок и захлопнула книгу.

«А я без конца возвращаюсь в прошлое, и этим продлеваю печаль, – подумала я. – Нужно избавиться от этого. И пора мне всерьез начинать осваивать глубокую медитацию. А то я все время скачу по верхам».

Еще из занятий с госпожой Цутидой я знала, что медитация это способ остановить в себе поток мыслей, прервать хотя бы на время нескончаемый внутренний монолог. «Дзен» в переводе означает «погружение в молчаливое созерцание». Госпожа Цутида настойчиво рекомендовала этот способ, если видела, что ее гейши не могут сосредоточиться на работе и думают о всевозможных повседневных проблемах.

– Лицо гейши, – не уставала повторять она, – это утонченный прекрасный лик, притягивающий взгляд мужчины неземным видом, далеким от любых низменных забот. Улыбка на этом лице – это чувственная загадка, полная эротического обаяния. А весь облик гейши – это ожившее произведение искусства, не меняющееся столетиями и постоянно прекрасное.

Я четко усвоила эти каноны и пробовала медитировать, чтобы вызвать соответствующий настрой, но у меня пока плохо получалось.

И вот сейчас я решила повторить попытку. Я помнила, что лучше всего сидеть на полу, скрестив ноги, лицом к белой стене. Этот способ назывался дзадзен, буквально «сидячий дзен». Но в моей квартире белых стен не было. Поэтому я села на кухне лицом к белому холодильнику. Опустив руки на колени ладонями вверх и максимально расслабившись, я погрузила взгляд в белоснежную поверхность и попыталась углубиться в себя, в то же время ни о чем не думая. Мне это никак не удавалось. Мысли без конца перескакивали с одного на другое. Только я пробовала гасить одну мысль, на ее месте тут же появлялась следующая и чаще всего никак с предыдущей не связанная.

«Акира довольно симпатичен, у него такой проникновенный взгляд… Я вчера не успела заплатить за коммунальные услуги, надо бы сегодня зайти… Дзюбан был у меня. Куда он подевался?.. На лазоревом кимоно случайно прожгли сигаретным пеплом крохотную дырочку…» – проносилось в голове.

Я пыталась освободиться, сосредоточившись на белизне передо мной. И на какой-то миг мне все-таки это удалось. Ощущение показалось интересным. Пустота и тишина. Я повторила, и на этот раз мне удалось задержать полное отсутствие мыслей на более длительный срок. Я ощутила странную легкость в верхней части тела. Зато нижнюю почувствовала более тяжелой. А низ живота, мне показалось, содержит какой-то неподвижный ком, который неприятно давит изнутри.

Когда я встала, то ощутила легкое головокружение. Потом мысли прояснились. И мне захотелось встретиться с господином Кобаяси. Уж и не знаю, почему. Возможно, мое подсознание таким образом искало решение мучающей меня проблемы.

Я легла на диван и закрыла глаза.

«А ведь верно, – подумала я, – зачем так истязать себя? Нужно просто всегда оставаться собой. И решение проблем придет само».

На душе стало легко, я улыбнулась и открыла глаза.

«А вот с господином Кобаяси нужно встретиться непременно! Буду доверять своим внутренним ощущениям».

Я встала, открыла книжный шкаф и нашла мои конспекты лекций Сайюри. Перелистывая толстую общую тетрадь в поисках информации о шибари, я невольно задержала взгляд на традиционных названиях и с интересом перечитала этот раздел, чтобы освежить в памяти древние названия, по сей день употребляемые гейшами.

«Совокупление – умащивание птички в гнезде.

Оральная стимуляция мужских гениталий – кручение стебелька.

Оральная стимуляция женских гениталий – поиск зернышка.

Предварительные ласки – шелковая дрожь.

Совокупление сзади – разрезание дыни.

Взаимная мастурбация – смешение росы.

Эрекция – дерево плоти.

Лобковые волосы – черный мох.

Мужской член – нефритовый стебель или ствол.

Влагалище – яшмовые ворота.

Поза 69 – бутон к бутону.

Оргазм – лопающийся фрукт.

Бисексуал – обращающийся с двумя мечами».

Когда до отъезда оставалось три дня, господин Ито пригласил меня на прием в свой загородный дом. Я с радостью согласилась.

– Хотелось бы видеть вас в полном составе, – заметил он к моему удивлению.

После его критики в адрес моих девушек слышать это было немного странно.

– Но ведь вы…, – начала я и осеклась.

Господин Ито ждал продолжения с лукавой улыбкой. Видя, что я молчу, он сказал:

– Сакура и Идзуми красивы, изящны и воспитаны. Я позволил себе в прошлый раз сделать замечания, но лишь для того, чтобы подтолкнуть тебя к дальнейшему развитию.

– Мы много репетировали в последнее время, – ответила я и слегка покраснела.

– Вот и оценим, – засмеялся он.

Прием был организован в обычном стиле господина Ито. Он предпочитал, чтобы все чувствовали себя удобно и комфортно. Огромная гостиная на первом этаже была обставлена по-европейски. Стол для таких приемов, как всегда, накрывали шведский, но наряду с привычными блюдами, выставлялись и традиционно японские. Гости съехались в особняк к шести вечера. Мы были уже наготове – в кимоно и гриме. Я выбрала для этого вечера кимоно трех цветов: синего, красного и белого. Когда смешливая Идзуми увидела их, лежащими на диване, то тихо засмеялась и спросила:

– Мы что, будем символизировать российский флаг?

Мне такое сравнение в голову не приходило, и я рассмеялась от неожиданности ее ассоциации.

Вообще-то в Японии выбор кимоно это важное дело. И каждый рисунок подбирается в соответствии со временем года и целью мероприятия. Но мне постоянно хотелось экспериментировать. Застывшие на века японские традиции иногда раздражали. И я частенько руководствовалась собственным настроением и восприятием. Вот и сейчас мне казалось, что получилось очень удачно. Невысокая хрупкая черноволосая Идзуми была одета в кимоно красного цвета с тонким узором из мелких переплетающихся зеленых листочков. Голубоглазая, обладающая более пышными формами Сакура – в белое с нежно-розовыми цветами вишни, а я была в синем кимоно, расписанном яркими летящими бабочками. Наше появление вызвало, как всегда, всеобщее удовольствие. Нас даже стали приветствовать аплодисментами.

Я увидела среди присутствующих господина Кобаяси и решила, что сегодня же поговорю с ним. Он, когда мы появились, задержал на моем лице внимательный взгляд, но затем отвернулся и начал беседовать с одним из гостей. Но через какое-то время господин Кобаяси сам подошел ко мне.

– Ты как всегда восхитительно выглядишь, Аямэ, – тихо сказал он.

– Спасибо, – также тихо ответила я и опустила густо подкрашенные ресницы, прикрыв улыбку веером.

– Я слышал, ты уезжаешь, – продолжил он.

– Да, но ненадолго, – ответила я, и увидев, что его бокал практически пуст, подошла к столу и взяла керамический кувшинчик с абрикосовым вином.

Именно его пил господин Кобаяси. Он спокойно наблюдал за мной. Но его глаза блестели. Я подлила ему вина.

– Аригато, – неожиданно по-японски поблагодарил он.

– На здоровье, Кобаяси-сан, – с улыбкой ответила я.

– Ты останешься до конца? – спросил он, отходя к окну.

Я последовала за ним. Господин Кобаяси повернулся лицом к стеклу и замер, созерцая густую листву сирени с темными точками влаги от только что начавшегося дождя. Ветер шевелил ее, дождь становился все сильнее, и скоро она блестела в падающем на нее из окон свете, целиком покрытая водой.

– Погода испортилась, – сказала я, вставая рядом с ним.

– Да, возвращаться ночью в такой дождь неразумно, – заметил он.

Потом обернулся в зал и чуть прищурился. Через секунду господин Кобаяси вновь начал смотреть в окно.

– Странно устроен наш мир, не находишь? – неожиданно спросил он.

И не дождавшись ответа, продолжил:

– Тонкое стекло отделяет яркий свет, шум, музыку, голоса, красочные одежды и ароматы духов от полумрака, шороха дождя, влажных запахов травы и цветов и… одиночества.

Я с легким удивлением посмотрела на его четкий профиль. Господин Кобаяси отпил вино, потом развернулся ко мне и весело улыбнулся.

– Я задержусь до завтра, – сказала я и тоже улыбнулась.

– Вот и отлично, Аямэ. Я тоже планирую уехать только завтра.

Часть гостей не побоялась непогоды и покинула прием поздно ночью. Сакура и Идзуми тоже упросили меня отпустить их. Тем более нашлось много желающих подвезти прелестных и загадочных гейш. Но в интересах бизнеса было неразумно показываться гостям вне образа, поэтому они поехали на нашей служебной машине. А я осталась. Господин Ито отвел мне знакомую комнату, в которой я обычно жила, когда приезжала сюда.

Ночью меня разбудил тихий стук в дверь. Я приподняла голову и сонно спросила:

– Кто там?

Когда увидела округлый невысокий силуэт в проеме раскрывшейся двери, то машинально натянула простыню до подбородка.

– Разреши хотя бы просто полежать с тобой, Таня, – прошептал господин Ито, забираясь ко мне в постель.

Я молча вздохнула и пододвинулась.

– Но если тебе неприятно, то я уйду, – сказал он, устраиваясь на самом краю.

Я замерла, пытаясь понять, что чувствую. Но все внутри меня спало, тело было расслабленным, мысли затуманенными. К тому же господин Ито всегда вызывал во мне исключительно положительные эмоции. Он молча ждал, что я отвечу. Но я только придвинулась к нему и прижалась головой к полному мягкому плечу, закрыв глаза. Он не шевелился, и я через какое-то время задремала.

Очнулась от ощущения чего-то твердого, упирающегося в обнаженное бедро. Я вздрогнула и открыла глаза. Господин Ито лежал на боку, плотно придвинувшись ко мне, одна его рука покоилась на моей талии, а живот прижимался к бедру. Я ощутила, как его вставший нефритовый стебель давит на мою кожу. Скосив глаза, я увидела, что господин Ито не спит и напряженно на меня смотрит.

«Бедный возбужденный колобок, – подумала я и невольно улыбнулась. – Тяжко же ему приходится. Может, хотя бы покрутить стебелек?»

Я скользнула к низу его живота. Господин Ито вздохнул, шумно втянув воздух через сжатые зубы, и положил руки на мою голову, слегка прижимая ее. Я начала ласки губами. Через какое-то время почувствовала, что его «фрукт» вот-вот «лопнет» и ускорила темп. Но господин Ито в этот момент переместился, раздвинул мои ноги и быстро «нашел зернышко». Я вздрогнула и хотела попросить, чтобы он этого не делал, но мой рот был занят. Поэтому я максимально расслабилась и продолжила «крутить стебелек», сосредоточившись на своих ощущениях. Господин Ито, видимо, помня о предыдущей неудачной попытке, ограничился только моим «зернышком» и старался не касаться входа в глубину яшмовых ворот даже носом. Тем более поза «бутон к бутону» легко позволяла избежать этого. Кончик его языка обводил кругами мое «зернышко». Яшмовые ворота, как только господин Ито коснулся меня, привычно сжались. Но спазм был слабым, и возбуждение не исчезло, а странным образом сосредоточилось только на «зернышке». Мне казалось, что между ногами появилась жгучая точка, своеобразный сгусток энергии, сияющий маленькой звездочкой. И в тот момент, когда «фрукт лопнул» и его сок потек мне в горло, моя жгучая точка резко раскрылась и выплеснула энергию. Я почувствовала невероятное облегчение.

Утром я проснулась рано и чувствовала себя прекрасно, как никогда. И это, видимо, отражалось на моем лице. За завтраком, к которому я вышла в своем обычном облике, господин Ито периодически задерживал на мне взгляд с плохо скрываемым восхищением. Кроме нас за столом присутствовал только господин Кобаяси. Остальные гости все еще спали.

После ненастной дождливой ночи небо очистилось и сияло яркое солнце. Завтрак накрыли в столовой. Я сидела лицом к огромному окну и невольно любовалась хорошо промытым, ослепительным в своих ярких чистых красках июньским утром.

– Таня сегодня просто вся светится, – заметил господин Кобаяси, когда нам принесли чай.

– О да! – радостно подхватил господин Ито. – Она напоминает отражение солнца в спокойной воде озера Окутама.

Я опустила ресницы и улыбнулась одними уголками губ. Необычайная легкость и, я бы сказала, лучезарность заполняли меня. Во мне словно ожила замершая на какое-то время энергия, она засияла внутри и принесла радостное умиротворение. Я поняла, что путь, нащупанный мной вчера, скорее всего, правильный. Не нужно полностью исключать секс из своей жизни, как я делала это раньше. Ведь и для моего нынешнего состояния существуют какие-то приемлемые способы. И, возможно, именно таким образом, шаг за шагом, я смогу избавиться от проблемы.

– Какие у вас на сегодня планы, друзья мои? – спросил после очень продолжительной паузы господин Ито.

– Я хотел бы просто погулять по окрестностям. Погода изумительная, – ответил господин Кобаяси и посмотрел на меня.

– Мне все равно, – ответила я. – Любое ваше предложение приму с радостью.

– Я планировал с оставшимися гостями совершить прогулку на катере по водохранилищу, – задумчиво произнес господин Ито. – Не желаете ли присоединиться?

Но господин Кобаяси отрицательно покачал головой. Я глянула на него и ничего не ответила.

После обеда гости во главе с господином Ито отправились на водохранилище. В последний момент я решила остаться. Не хотелось находиться в шумной пьяной компании. Господин Ито планировал высадку в подходящем месте.

– Поедем, Таня, – просящим тоном сказал он, когда зашел перед отъездом в мою комнату. – Я решил угостить вас шашлыками из осетрины и кальмаров. Это очень вкусно, тебе понравится. И потом тебе полезно поплавать и позагорать.

– Извините, Ито-сан, мне хочется просто отдохнуть, – немного капризно ответила я.

А сама думала только о господине Кобаяси.

Просыпающаяся чувственность искала новых путей. Я вновь и вновь вспоминала сеанс шибари, четкие быстрые движения мастера, шершавое прикосновение веревки к обнаженному телу, легкое сдавливание, словно многочисленные пальцы обхватывали меня и сжимали в длительной непрекращающейся ласке. Особенно меня привлекали воспоминания о бесконтактном оргазме, который я в тот раз испытала. «Фрукт лопнул» просто от обвязывания меня веревкой. Мастер не касался моих яшмовых ворот даже ей.

«И это для меня сейчас идеально», – думала я.

Вчерашний оргазм разительно улучшил мое состояние. И я решила, что чем больше оргазмов я буду испытывать, тем легче моей психике вспомнить, как это божественно прекрасно, и наконец-то прийти в норму.

Когда гости во главе с господином Ито уехали, я вздохнула с облегчением и приняла душ. Белье решила не надевать и накинула на еще влажное тело синее шелковое платье-балахон, расписанное алыми, желтыми, белыми абстрактными узорами.

Я спустилась в сад. Послеполуденное солнце ослепительным золотым светом заливало сочную зелень деревьев, пестрые цветочные клумбы, аккуратные газоны с ярко-зеленой, постоянно выравниваемой садовником короткой травой. Я сбросила деревянные сабо на высокой танкетке и пошла босиком.

За особняком в глубине сада, я знала, находился застекленный павильон, и я направилась туда. Увидев прозрачную стену, густо увитую резными листьями дикого винограда, я пошла вдоль нее до входа. Оказавшись возле полукруглой арки, за которую цеплялись вьющиеся розы, заглянула внутрь. Лучи света, падающие через застекленный потолок и заполняющие павильон, казались мягкими и золотисто-туманными полосами. Там, где они проходили через плети винограда, их словно рассекали беспрерывно движущиеся тени, которые ложились на деревянный пол узорчатыми пятнами.

Посередине находился длинный деревянный стол, почти полностью заваленный различными цветами. Господин Ито любил украшать свои приемы композициями икебана. Но цветов на них уходило, обычно, немного. Кроме этого он всегда дарил при отъезде гостям маленькие изящные букеты.

Возле стола стоял господин Кобаяси в коротком хлопчатобумажном кимоно кофейного цвета и внимательно изучал ветку полностью распустившейся тигровой лилии. Когда я появилась в проеме арки, он замер с широко раскрытыми глазами.

– Замри, дорогая, – быстро произнес он.

И замер сам, так и не опустив руку, с зажатой в ней лилией.

Я остановилась и с улыбкой смотрела на него. Мои распущенные волосы шевелил ветерок, и, так как солнце освещало меня сзади, я видела свою тень на полу и ореол колышущихся волос.

– Никогда не видел более совершенной картины, – тихо сказал господин Кобаяси. – Прекрасная девушка, воплощение самой юности, замершая в проеме солнечного света, очерченном аркой из зеленых листьев и выглядывающих из них, еще нераспустившихся бутончиков роз.

Он положил лилию на стол и зачем-то поднял голову к потолку. Я невольно проследила за его взглядом, и тут только заметила, что за толстую потолочную балку закинуты скрученные жгутом веревки. К их концам была прикреплена большая плоская ваза, из которой свешивались пышные соцветия розовой герани.

– Уехали все гости? – спросил господин Кобаяси странным тоном.

Мое сердце забилось быстрее.

– Да, – ответила я, подходя к столу.

Я взяла крупную темно-бордовую розу, невольно укололась об острые шипы и вскрикнула, но розу не выпустила.

– Больно? – спросил господин Кобаяси, подходя ко мне.

Я промолчала, опустив ресницы. Он осторожно взял розу из моих пальцев, вернул ее на стол и слизнул капельку крови, выступившую на подушечке моего мизинца. Прикосновение его влажного языка заставило меня вздрогнуть. Господин Кобаяси заглянул мне в глаза и задержал взгляд, не выпуская моей дрожащей руки.

– Ты наблюдала когда-нибудь, как стрекоза раскачивается на колеблемой ветром травинке, пытаясь удержаться? – неожиданно спросил он.

Я задумалась и улыбнулась. Конечно, особенно в детстве в деревне, я наблюдала такую картину не раз.

– Хотела бы почувствовать, что чувствует в этот момент стрекоза? – продолжил он.

– А она разве этим наделена? – засомневалась я.

– Все живое наделено, – спокойно ответил господин Кобаяси. – Чувствует даже эта роза, о которую ты сейчас укололась. Или это роза уколола тебя? – задумчиво спросил он.

Я отодвинула цветы и села на стол, свесив ноги и побалтывая ими. Потом опустила взгляд, чтобы скрыть волнение, неожиданно охватившее меня.

– Знаешь, мне иногда приходит на ум сравнение шибари с икебана, – тихо проговорил господин Кобаяси.

И я подняла голову, прямо посмотрев ему в лицо.

– На это сравнение, – продолжил он, – меня наталкивает сам процесс создания обвязки. Руки и ноги, словно лишние стебли и листья, «заламываются», заводятся, создавая определенную линию. И тем самым тело модели, словно цветочная композиция, приобретает нужную форму. При помощи различной степени натяжения, узлов, расположенных в нужных местах, прорабатываются детали композиции, делая ее законченной и совершенной.

– Наверное, интересно почувствовать себя прекрасной композицией, включающей в себя несколько разных цветов, – тихо заметила я.

– А мне интересно создать ее, – в тон мне проговорил господин Кобаяси и, легко подхватив меня за талию, снял со стола. – В японской культуре группа всегда более ценна, чем индивидуумы, ее составляющие, – серьезно сказал он.

– Я знаю, – ответила я и ясно ему улыбнулась. – Вы хотите сказать, что мы с вами – группа?

– Именно, – ответил он и, к моему удивлению, вспрыгнул на стол. – И не важно, что нас всего двое. Рост взаимного уважения партнеров, согласно Дзен, и составляет ценность, превращающую группу в нечто большее, чем все ее члены по отдельности, – продолжил он.

Я увидела, как господин Кобаяси пошел по столу, осторожно переступая цветы, и остановился возле свисающей вазы с розовой геранью. Он медленно раскачал ее, внимательно наблюдая за амплитудой. Потом снял и поставил на стол. Герань при этом запахла настолько сильно, что даже до меня донесся ее острый специфический аромат.

– А ты сомневаешься, что они чувствуют, – заметил господин Кобаяси. – Ведь я не коснулся цветов руками. Но они усилили свой запах во много раз.

– Да, я тоже обратила на это внимание, – сказала я и подошла к вазе.

– Сейчас я сниму ее на пол, – быстро проговорил он. – Посмотри, какое отличное кольцо!