Смерть на Ниле Кристи Агата

Глава 2

Ужин кончился. Открытая веранда отеля «У водоската» была мягко освещена. За столиками собрались почти все постояльцы.

Появились Саймон и Линит Дойл и с ними высокий, представительный седоголовый господин со свежевыбритым, американской выделки острым лицом.

Пока они мешкали в дверях, Тим Аллертон встал из-за столика и направился к ним.

– Вы, разумеется, не помните меня, – учтиво сказал он. – Я кузен Джоанны Саутвуд.

– Ну конечно, какая я глупая! Вы – Тим Аллертон. А это мой муж. – Голос ее чуть дрогнул (от гордости? от застенчивости?). – И мой американский опекун, мистер Пеннингтон.

– Разрешите познакомить вас с моей мамой, – сказал Тим.

Несколько минут спустя они все сидели одной компанией: в углу Линит, по обе стороны от нее соловьями разливались Тим и Пеннингтон. Миссис Аллертон разговаривала с Саймоном Дойлом.

Открылась дверь. Прелестная фигурка в углу напряглась. И тут же расслабилась, когда вошел и пересек веранду невысокого роста мужчина.

Миссис Аллертон сказала:

– Вы тут не единственная знаменитость, дорогая. Этот смешной человечек – Эркюль Пуаро.

Она сказала это между прочим, как светская дама, желая заполнить неловкую паузу, однако сообщение живо заинтересовало Линит.

– Эркюль Пуаро? Ну как же, я слышала о нем.

Она погрузилась в задумчивость, и сидевшие по обе стороны мужчины сразу увяли.

Пуаро был уже у края веранды, когда вдруг затребовали его внимания.

– Присядьте, месье Пуаро. Какой прекрасный вечер.

Он послушно сел.

– Mais oui, madame[30], действительно красиво.

Он любезно улыбнулся миссис Оттерборн. Зрелище было впечатляющее: черная шелковая хламида и дурацкий тюрбан на голове. Миссис Оттерборн брюзгливо продолжала:

– Сколько знаменитостей подобралось! По нас скучает газетная хроника. Светские красавицы, известные романистки…

Она хохотнула с деланой скромностью.

Пуаро даже не увидел, а почувствовал, как передернулась сидевшая напротив сумрачная девица, еще больше покрасневшая.

– У вас сейчас есть в работе роман, мадам? – поинтересовался он.

Тот же стеснительный хохоток:

– Я дьявольски ленива. А пора, пора приниматься. Мои читатели проявляют страшное нетерпение, не говоря уже о бедняге издателе. Этот плачется в каждом письме. И даже по телефону.

Снова Пуаро почувствовал, как в тени шевельнулась девушка.

– Не стану скрывать от вас, месье Пуаро, что здесь я отчасти ради местного колорита. «Снежный лик пустыни» – так называется моя новая книга. Это сразу захватывает, будоражит мысль. Выпавший в пустыне снег тает под жарким дыханием страсти.

Что-то пробормотав, Розали поднялась и ушла в темный парк.

– Нужно быть сильным, – продолжала миссис Оттерборн, мотая тюрбаном. – На силе держатся все мои книги, важнее ее ничего нет. Библиотеки отказываются брать? Пусть! Я выкладываю правду. Секс – почему, месье Пуаро, все так страшатся секса? Это же основа основ. Вы читали мои книги?

– Увы, нет, мадам. Изволите знать, я не много читаю романов. Моя работа…

Миссис Оттерборн твердо объявила:

– Я должна дать вам экземпляр «Под фиговым деревом». Полагаю, вы воздадите ей должное. Это откровенная, правдивая книга.

– Вы чрезвычайно любезны, мадам. Я прочту ее с удовольствием.

Минуту-другую миссис Оттерборн молчала. Теребя на шее ожерелье в два ряда, она живо огляделась:

– Может… схожу-ка я за ней прямо сейчас.

– Умоляю, мадам, не затрудняйте себя. Потом…

– Нет-нет, ничего затруднительного. – Она поднялась. – Мне хочется показать вам, как…

– Что случилось, мама?

Рядом возникла Розали.

– Ничего, дорогая. Просто хотела подняться за книгой для месье Пуаро.

– «Под фиговым деревом»? Я принесу.

– Ты не знаешь, где она лежит. Я схожу сама.

– Нет, я знаю.

Через веранду девушка быстро ушла в отель.

– Позвольте поздравить вас, мадам, с такой прекрасной дочерью.

– Вы о Розали? Да, она прелесть, но какая же трудная, месье Пуаро! Никакого сочувствия к немочи. Думает, что знает лучше всех. Вообразила, что знает о моем здоровье лучше меня самой…

Пуаро остановил проходившего официанта:

– Ликер, мадам? Шартрез? Creme de menthe?[31]

Миссис Оттерборн энергично замотала головой:

– Ни-ни! В сущности, я трезвенница. Вы могли заметить, что я пью только воду – ну, может, еще лимонад. Я не выношу спиртного.

– Тогда, может, я закажу для вас лимонный сок с содовой водой?

Он заказал один лимонный сок и один бенедиктин.

Открылась дверь. С книгой в руке к ним подошла Розали.

– Пожалуйста, – сказала она. Даже удивительно, какой у нее был тусклый голос.

– Месье Пуаро заказал для меня лимонный сок с содовой, – сказала мать.

– А вам, мадемуазель, что желательно?

– Ничего. – И, спохватившись, она добавила: – Благодарю вас.

Пуаро взял протянутую миссис Оттерборн книгу. Еще уцелела суперобложка – яркое творение, на коем стриженная «под фокстрот» дива с кроваво-красным маникюром в традиционном костюме Евы сидела на тигровой шкуре. Тут же возвышалось дерево с дубовыми листьями и громадными, неправдоподобного цвета яблоками на ветвях.

Называлось все это: «Под фиговым деревом» Саломеи Оттерборн». На клапане шла издательская реклама, в которой этот очерк амуров современной женщины горячо превозносился за редкую смелость и реализм. «Бесстрашная, неповторимая, правдивая» – такие они нашли определения.

Склонив голову, Пуаро пробормотал:

– Я польщен, мадам.

Выпрямившись, он встретил взгляд писательской дочки и почти непроизвольно подался в ее сторону. Его поразило и опечалило, сколько боли стыло в этих глазах.

Поданные напитки доставили желанную разрядку.

Пуаро галантно поднял бокал:

– A votre sant, madame, mademoiselle[32].

Потягивая лимонад, миссис Оттерборн пробормотала:

– Восхитительно – как освежает!

Все трое молча созерцали нильские антрацитно сверкающие утесы. Под лунным светом они являли фантастическую картину: словно над водой горбились спины гигантских доисторических чудищ. Потянул и тут же ослаб бриз. В повисшей тишине зрело как бы ожидание чего-то.

Эркюль Пуаро перевел взгляд в глубь веранды на обедавших. Ошибался он или там тоже пребывали в некоем ожидании? С таким чувством зритель смотрит на сцену, когда вот-вот должна появиться премьерша.

В эту самую минуту, словно с каким-то особым значением, разошлись обе створки двери. Оборвав разговоры, все обернулись.

Вошла хрупкая смуглая девушка. Помедлив, она намеренно прошла через всю веранду и села за пустовавший столик. В ее манерах не было ничего вызывающего, необычайного. И все же это был явно рассчитанный театральный выход.

– Да-а, – сказала миссис Оттерборн, вскинув голову в тюрбане. – Высокого же мнения о себе эта девица!

Пуаро отмолчался. Он наблюдал за девушкой. Та специально села так, чтобы через всю веранду глядеть в упор на Линит Дойл. Скоро, заметил Пуаро, Линит, наклонившись, сказала что-то и переменила место. Теперь она смотрела в другую сторону.

Пуаро в раздумье покачал головой.

Минут через пять та, другая, перешла на противоположный край веранды. Выдыхая сигаретный дым и еле заметно улыбаясь, она являла картину душевного покоя. Но и теперь ее раздумчивый и словно невидящий взгляд был устремлен на жену Саймона Дойла.

Вытерпев четверть часа, Линит Дойл резко поднялась и ушла в отель. Почти сразу за ней последовал муж.

Жаклин де Бельфор улыбнулась и развернула свой стул. Закурив, она смотрела теперь на Нил. И продолжала улыбаться своим мыслям.

Глава 3

– Месье Пуаро.

Пуаро проворно поднялся. Он пересидел всех на веранде. Погрузившись в размышления, он созерцал гладко отливавшую черноту утесов, когда звук собственного имени вернул его на землю.

Это был культурный, уверенный и при некоторой надменности даже приятный голос.

Вскочивший на ноги Пуаро встретил властный взгляд Линит Дойл. Чтобы можно было выглядеть еще прекраснее и царственнее в пурпурной бархатной накидке поверх белого шелкового платья – такого Пуаро уже не мог себе представить.

– Вы – месье Эркюль Пуаро? – сказала Линит.

Прозвучало это скорее как утверждение.

– К вашим услугам, мадам.

– Меня вы, может быть, знаете?

– Да, мадам. Я слышал ваше имя. Я знаю, кто вы.

Линит кивнула. Другого ответа она не ожидала. В той же своей обаятельно-повелительной манере она продолжала:

– Вы не пройдете со мной в комнату для карточной игры, месье Пуаро? Мне не терпится переговорить с вами.

Она направилась в отель. Он шел следом. В пустой комнате она знаком попросила его закрыть дверь, села за столик, а он расположился напротив нее.

Она сразу, без околичностей, заговорила о своем. Она говорила гладко и без запинки:

– Я много слышала о вас, месье Пуаро, и знаю, что вы очень умный человек. Так случилось, что я крайне нуждаюсь в помощи, и мне кажется вполне вероятным, что именно вы сможете ее оказать.

Пуаро наклонил голову:

– Вы очень любезны, мадам, но я, видите ли, на отдыхе, а на отдыхе я не беру дел.

– Это можно уладить.

Сказано это было с неоскорбительной уверенностью молодой женщины, всегда умевшей благополучно уладить свои дела.

Линит Дойл продолжала:

– Я стала жертвой несносного преследования, месье Пуаро. Это надо прекратить. Я предполагала обратиться в полицию по этому поводу, но… мой муж считает, что полиция бессильна что-либо сделать.

– Может, вы объяснитесь чуть подробнее? – вежливо вставил Пуаро.

– Ну конечно, конечно. Дело-то самое простое.

Все так же она говорила как по писаному. У Линит Дойл была ясная, толковая голова. И сейчас она потянула минуту только для того, чтобы как можно короче представить все обстоятельства.

– До того как я познакомилась со своим мужем, он обручился с некой мисс де Бельфор. При этом она была моей подругой. Муж расторг помолвку – они были не пара друг другу. К сожалению, она тяжело восприняла это… Очень сожалею, но тут ничего не поделаешь. С ее стороны были угрозы, которым я почти не придала значения, да и она, признаться, не пыталась привести их в исполнение. Вместо этого она повела себя в высшей степени странно, следуя за нами практически всюду, куда мы направляемся.

Пуаро поднял брови:

– Довольно необычная… э-э… месть.

– Весьма необычная – и смехотворная! И раздражает это, наконец.

Она прикусила губу.

Пуаро кивнул:

– Это я могу себе представить. У вас, как я понимаю, медовый месяц?

– Да. Впервые это случилось в Венеции. Она остановилась там в «Даниэлли». Я подумала, это просто совпадение. Малоприятно, но не более того. Потом вдруг видим ее на пароходе в Бриндизи. Мы так поняли, что она направляется в Палестину. Мы думали, она осталась на пароходе. Но… но когда мы приехали в отель «Мена-Хаус», она уже была там и поджидала нас.

Пуаро кивнул:

– А как было теперь?

– Мы плыли вверх по Нилу. Я почти ожидала, что она будет с нами на пароходе. Когда ее там не оказалось, я подумала, что она прекратила… свои дурачества. Но стоило нам сойти здесь, как она уже поджидала нас.

Пуаро вгляделся в нее. Она все так же владела собой, но костяшки пальцев, обжимавших края стола, побелели.

– И вы боитесь, – сказал Пуаро, – что это положение вещей сохранится?

– Да. – Она помолчала. – Это идиотизм от начала до конца! Жаклин выставляет себя на посмешище. Я поражена: где ее гордость? Чувство собственного достоинства?

Пуаро чуть заметно пожал плечами:

– Бывают такие моменты, мадам, когда гордости и чувству собственного достоинства дают отставку. Одерживают верх иные чувства, посильнее.

– Возможно, – нетерпеливо перебила Линит. – Но какая ей от этого польза?

– Не все сводится только к пользе, мадам.

Что-то в его голосе не понравилось Линит. Покраснев, она сказала:

– Вы правы. Мотивы ее поступков – дело десятое. Проблема в том, чтобы прекратить все это.

– Как вы предполагаете осуществить это, мадам? – спросил Пуаро.

– Мы с мужем не желаем дольше терпеть это неудобство. Должны же быть какие-то законные меры.

Она говорила уже с раздражением. Не спуская с нее задумчивых глаз, Пуаро спросил:

– Она произносила при посторонних какие-нибудь угрожающие слова? Вела оскорбительные речи? Делала попытки оскорбить действием?

– Нет.

– Тогда, откровенно говоря, я не вижу, мадам, что бы вы могли сделать. Если молодой даме желательно куда-то поехать и там оказываетесь вы с мужем – eh bien[33], – что из того? У воздуха нет хозяина. Ведь речь не о том, что она нарушает ваш семейный покой? Эти встречи – они всегда бывают при посторонних?

– Вы хотите сказать, что я бессильна что-нибудь сделать? – В ее голосе прозвучало недоверие.

– Совершенно бессильны, насколько я могу судить, – спокойно объявил Пуаро. – Мадемуазель де Бельфор в своем праве.

– Но… это безумие! Мне непереносима мысль, что я должна буду мириться со всем этим!

Пуаро сухо сказал в ответ:

– Я вам сочувствую, мадам, тем более что вы, как я представляю себе, нечасто миритесь с чем бы то ни было.

Линитнахмурилась.

– Должно быть какое-то средство прекратить это, – пробормотала она.

Пуаро пожал плечами.

– Вы всегда можете уехать – переехать куда-нибудь еще, – предложил он.

– Она поедет за нами!

– Скорее всего – да.

– Чушь какая-то!

– Именно так.

– А главное, почему я… почему мы должны убегать? Словно мы…

Она осеклась.

– Вот именно, мадам: словно вы… В этом все дело, не так ли?

Линит вскинула голову и глянула ему прямо в глаза:

– Что вы хотите сказать?

Пуаро переменил тон. Чуть подавшись к ней, он заговорил доверительно, с заклинающей интонацией, бережно. Он спросил:

– Почему это вам так неприятно, мадам?

– Неприятно?! От этого можно сойти с ума! Это раздражает до крайней степени! А почему – я вам сказала.

Пуаро помотал головой:

– Не вполне.

– Что вы хотите сказать? – снова спросила Линит.

Пуаро откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и с бесстрастным видом заговорил:

– Ecoutez, madame[34]. Я поведаю вам маленькую историю. Однажды – это уже месяц-два назад – я обедаю в лондонском ресторане. За соседним столиком сидят двое – мужчина и девушка. Они кажутся очень счастливыми, очень влюбленными. Они с верой строят планы на будущее. Это не значит, что я слушаю не полагающееся для моих ушей: просто они совершенно не принимают в расчет, кто их слышит, а кто не слышит. Мужчина сидит спиной ко мне, а лицо девушки я вижу. Оно очень выразительно. Девушка беззаветно любит, предана душой и телом, и она не из тех, кто влюбляется легко и часто. Для нее это, безусловно, вопрос жизни и смерти. Они обручены, эти двое, насколько я могу понять, и они обсуждают, куда отправиться в свой медовый месяц. Они планируют поехать в Египет.

Он умолк.

– И что же? – отозвалась Линит.

Пуаро продолжал:

– Это было месяц-два назад, но ее лицо – это незабываемо. Я знал, что вспомню его, если увижу еще раз. И мужской голос вспомню. Вы, я думаю, догадываетесь, мадам, где я снова увидел это лицо и услышал тот голос. Это случилось здесь, в Египте. У того мужчины медовый месяц – это так, но он проводит его с другой женщиной.

– Так что же? – отозвалась Линит. – Я упоминала об этих обстоятельствах.

– Да, вы упоминали.

– В чем же дело?

Растягивая слова, Пуаро сказал:

– Девушка в ресторане упоминала свою подругу, она была убеждена, что подруга не подведет их. Этой подругой, я думаю, были вы, мадам.

Линит залилась краской.

– Да. Я говорила вам, что мы дружили.

– Она верила в вас?

– Да.

В нетерпении покусывая губу, она молчала, но, поскольку Пуаро не обнаруживал намерения заговорить, не выдержала и взорвалась:

– Конечно, все сложилось крайне неудачно! Всякое бывает в жизни, месье Пуаро.

– О да, мадам, всякое бывает. – Он помолчал. – Вы, я полагаю, англиканского вероисповедания?[35]

– Да. – Линит была слегка озадачена.

– Значит, вы слышали в церкви отрывки из Библии. Вы слышали притчу о богатом человеке, у которого было много мелкого и крупного скота, и о бедном, у которого была только одна овечка, и как богатый отобрал ее у бедняка. Это как раз касается вас, мадам.

Линит выпрямилась на стуле. Гневно вспыхнули ее глаза.

– Я прекрасно вижу, куда вы клоните, месье Пуаро! Вы считаете, что я, грубо говоря, украла у своей приятельницы молодого человека. Если разводить сантименты, а ни на что другое ваше поколение не способно, то, возможно, так оно и есть. Но истина еще беспощаднее. Я не отрицаю, что Джеки была без ума от Саймона, но, мне кажется, вы не допускаете, что он мог не питать к ней таких же ответных чувств. Она ему нравилась, но, я думаю, еще до встречи со мной он начал понимать, что делает ошибку. Взгляните на дело непредвзято, месье Пуаро. Саймон обнаруживает, что любит меня, а не Джеки. Как прикажете ему поступать? Благородно перебороть себя, жениться на безразличной ему женщине и, скорее всего, поломать все три жизни, потому что едва ли при таких обстоятельствах он смог бы сделать Джеки счастливой? Будь он женат на ней ко времени нашей встречи, тогда, согласна, он мог видеть свой долг в том, чтобы оставаться с ней, – хотя я так не думаю. Если один несчастлив, то и другой страдает. Помолвка еще ни к чему не обязывает. Если совершается ошибка, то лучше признать это, пока не поздно. Я понимаю, что для Джеки это был удар, страшно жалко, что так вышло, но сделанного не воротишь. Чему быть, того не миновать.

– Удивительно.

Она воззрилась на него:

– Простите?

– Очень разумно, очень логично все, что вы говорите. Но одну вещь это все-таки не объясняет.

– Что именно?

– Ваше собственное отношение, мадам. Вот это преследование вас – вы могли воспринимать его двояко. Оно могло досаждать вам – это понятно, а могло пробудить жалость к подруге, которая в своей глубокой обиде совершенно отбросила всякие условности. Однако ничего подобного вы не переживаете. Для вас ее преследование нетерпимо. А почему? Да только потому, что вы чувствуете себя виноватой.

Линит вскочила со стула:

– Как вы смеете?! Право, месье Пуаро, это уже слишком.

– Смею, мадам, смею! Я хочу говорить с вами совершенно откровенно. Смею думать, что, как бы вы ни старались в собственных глазах приукрасить обстоятельства, вы сознательно отбили жениха у своей подруги. Смею думать, что вы с первого взгляда увлеклись им. Смею также предположить, что в какую-то минуту вы заколебались, вы поняли, что стоите перед выбором: удержаться либо сделать дальнейшие шаги. Смею думать, что инициатива исходила от вас – не от месье Дойла. Вы красивы, мадам, богаты, вы умны, проницательны, наконец, в вас есть обаяние. Вы могли пустить в ход ваше обаяние, а могли умерить его. Жизнь одарила вас решительно всем, мадам. А жизнь вашей подруги сошлась на одном-единственном человеке. Вы это знали, но, поколебавшись, не отдернули руки. Как тот библейский богач, вы отобрали у бедняка его единственную овечку.

Повисло молчание. С усилием сдерживая себя, Линит холодно сказала:

– Все это не имеет никакого отношения к делу.

– Нет, имеет. Я объясняю вам, почему неожиданные появления мадемуазель де Бельфор так угнетают вас. Пусть она ведет себя не по-женски, недостойно, однако в душе вы убеждены, что она в своем праве.

– Неправда!

Пуаро пожал плечами: