Смерть на Ниле Кристи Агата
– Никогда. И она не особо пишет. – Он пробежал страницу, исписанную четким, прямым почерком. – Сдается мне, тут нечисто… Только это уже неважно. Главное, она замужем.
Они обменялись взглядами. Рокфорд кивнул.
– Надо кое-что обдумать, – ровным голосом сказал он.
– Что мы собираемся предпринять?
– Об этом я тебя и спрашиваю.
Помолчали. Потом Рокфорд спросил:
– Не придумал?
Пеннингтон врастяжку сказал:
– Сегодня отплывает «Нормандия». Ты или я можем успеть.
– С ума сошел? Что ты задумал?
– Эти британские стряпчие… – начал Пеннингтон и осекся.
– Бог с ними! Неужели ты поедешь разбираться? Безумец.
– Я вовсе не думаю, чтобы кому-то из нас ехать в Англию.
– А что ты задумал?
Пеннингтон разгладил письмо рукой.
– На медовый месяц Линит едет в Египет. Думает пробыть там месяц, если не больше.
– Хм… Египет?.. – Рокфорд задумался. Потом поднял глаза на собеседника. – Так у тебя Египет на уме? – сказал он.
– Вот-вот: случайная встреча. Где-нибудь в пути. Молодожены… витают в эмпиреях. Дело может выгореть.
Рокфорд усомнился:
– Она смекалистая, Линит, хотя…
– Я думаю, – мягко продолжал Пеннингтон, – можно будет справиться – так или иначе.
Они снова обменялись взглядами. Рокфорд кивнул:
– Быть по сему, старина.
Пеннингтон взглянул на часы:
– Тогда кому-то из нас надо пошевеливаться.
– Тебе, – откликнулся Рокфорд. – Ты ее любимчик. «Дядя Эндрю». Чего лучше?
Пеннингтон посуровел лицом.
– Надеюсь, – сказал он, – что-нибудь получится.
– Должно получиться, – сказал компаньон. – Положение критическое…
Глава 11
Вопросительно смотревшему долговязому юноше, открывшему дверь, Уильям Кармайкл сказал:
– Будьте любезны, пришлите ко мне мистера Джима.
Так же вопросительно взглянул на дядю и вошедший потом в комнату Джим Фанторп. Старший, кивнув, крякнул и поднял на него глаза:
– Явился.
– Звали?
– Взгляни-ка.
Молодой человек сел и взял протянутые ему бумаги. Старший не отрываясь смотрел на него.
– Что скажешь?
Ответ последовал незамедлительно:
– Подозрительная история, сэр.
И опять старший компаньон фирмы «Кармайкл, Грант и Кармайкл» характерным образом крякнул.
А Джим Фанторп перечел письмо, пришедшее авиапочтой из Египта.
«…Большой грех – писать в такой день деловые письма. Мы жили неделю в «Мена-Хаус», ездили в Эль-Файюм[17]. Послезавтра мы собираемся пароходом подняться по Нилу до Луксора[18] и Асуана[19], а может, и до Хартума[20]. Когда мы сегодня утром зашли в Бюро Кука[21] насчет билетов, кого, Вы думаете, мы там увидели? Моего американского опекуна, Эндрю Пеннингтона! Мне кажется, Вы его видели два года назад, когда он приезжал в Англию. Я не знала, что он в Египте, и он не знал, что я тут! Еще он не знал, что я замужем! Должно быть, он разминулся с моим письмом, где я писала ему о своем замужестве. Оказывается, он отправляется в то же самое плавание по Нилу, что и мы. Бывают же такие совпадения! Большое спасибо за то, что при Вашей загруженности Вы находите время и для меня. Я…»
Молодой человек перевернул страницу, но тут мистер Кармайкл забрал письмо.
– Достаточно, – сказал он. – Остальное не суть важно. Что ты думаешь обо всем этом?
Племянник минуту подумал и сказал:
– Не совпадение это, я думаю…
Собеседник согласно кивнул.
– Хочешь в Египет? – вдруг гаркнул он.
– Вы полагаете, есть смысл?
– Я полагаю, что нам нельзя зевать.
– Но почему – я?
– Пошевели мозгами, сынок. Линит Риджуэй тебя никогда не видела, как и Пеннингтон. Самолетом ты еще можешь застать их.
– М-м… мне это не нравится, сэр. Что я должен делать?
– Смотреть глазами. Слушать ушами. Шевелить мозгами, если они у тебя есть. И если нужно – действовать.
– М-м… мне это не нравится.
– Допускаю, но делать нечего.
– Это действительно необходимо?
– Это крайне необходимо, – сказал мистер Кармайкл, – так мне представляется.
Глава 12
Поправляя туземную тряпку, в виде тюрбана обернутую вокруг головы, миссис Оттерборн капризно сказала:
– Я все-таки не понимаю, почему нам не поехать в Египет. Мне осточертел Иерусалим.
Не получив от дочери ответа, она добавила:
– Отвечай все-таки, когда к тебе обращаются.
Розали Оттерборн смотрела на фотографию в газете, под которой было напечатано:
«Миссис Саймон Дойл, до замужества известная светская красавица Линит Риджуэй. Мистер и миссис Дойл сейчас отдыхают в Египте».
– Тебе хочется в Египет, мама? – сказала Розали.
– Да, хочется, – отрезала миссис Оттерборн. – Я считаю, с нами обращаются по-хамски. Для них реклама, что я тут остановилась, и мне полагаются определенные уступки. Но стоило мне об этом заикнуться, как они повели себя совершенно наглым образом. Я им напрямую высказала все, что думаю о них.
Девушка вздохнула.
– Да все равно на что смотреть, – сказала она. – Давай не откладывая уедем.
– А сегодня утром, – продолжала миссис Оттерборн, – управляющий имел наглость сказать мне, что комнаты заказываются заранее и, например, наши потребуются ему через два дня.
– Значит, все равно надо куда-то уезжать.
– Отнюдь нет. Я еще поборюсь за свои права.
– Вполне можно поехать и в Египет. Какая разница.
– Безусловно, это не вопрос жизни и смерти, – согласилась с ней миссис Оттерборн.
Тут она сильно ошибалась: это был именно вопрос жизни и смерти.
Часть вторая
Египет
Глава 1
– Это Эркюль Пуаро, детектив, – сказала миссис Аллертон.
Они сидели с сыном в ярко-красных плетеных креслах перед отелем «У водоската» в Асуане. Две удаляющиеся фигуры привлекли их внимание: невысокий мужчина в белом чесучовом[22] костюме и долговязая девица.
С несвойственной для него живостью Тим Аллертон выпрямился в кресле.
– Этот смешной коротышка? – недоверчиво спросил он.
– Да, этот смешной коротышка.
– А что он тут делает, интересно знать? – спросил Тим.
Мать рассмеялась:
– Смотри, как ты возбудился! Почему мужчин так влечет к себе преступление? Я ненавижу детективные романы и никогда не беру их в руки. Я не думаю, что месье Пуаро находится тут с какой-то тайной целью. Он составил себе немалое состояние и теперь просто живет в свое удовольствие, я полагаю.
– Во всяком случае, он высмотрел тут самую привлекательную девушку.
Чуть склонив голову набок, миссис Аллертон задумчиво провожала взглядом удалявшихся Пуаро и его спутницу.
Та была дюйма на три повыше его. Она хорошо держится – не скованно и не горбясь.
– Она таки весьма привлекательна, – сказала миссис Аллертон.
Она искоса глянула на Тима. Даже смешно, как он сразу клюнул.
– Не то слово. Жаль только, вид у нее злой и надутый.
– Может, это напускное.
– Да нет, она стервоза. Хотя и привлекательная.
Между тем героиня их беседы плелась рядом с Пуаро, крутя нераскрытый зонтик, и имела на лице то самое выражение, что отметил Тим: надутое и злое. Брови нахмурены, опущены углы ярко-алых губ.
Выйдя из ворот, они повернули налево и углубились под сень прохладного парка.
Лицо Эркюля Пуаро излучало добродушие, неспешно журчала его речь. Белый, отлично выглаженный чесучовый костюм, панама, в руке богато изукрашенная мухобойка с набалдашником из искусственного янтаря.
– Я очарован, – говорил он. – Черные скалы Слонового острова[23], солнце, челны на реке. Нет, жить – это хорошо. – Помолчав, он добавил: – Вы не находите, мадемуазель?
– Почему же нет? – кратко ответила Розали Оттерборн. – Только уныло здесь, в Асуане. Отель наполовину пуст, а те, кто есть, столетние…
Она оборвала себя, прикусив губу.
В его глазах зажглись огоньки.
– Совершенная правда, я сам одной ногой в могиле.
– Я… не вас имела в виду, – сказала девушка. – Извините. Некрасиво получилось.
– Ничего страшного. Это нормально, что вам нужны ровесники для компании. Постойте, по крайней мере один молодой человек имеется.
– Это тот, что ни на шаг не отходит от своей матери? Она мне нравится, а он, по-моему, ужасный – такой самодовольный!
Пуаро улыбнулся:
– А я – самодовольный?
– Нет, я бы не сказала.
Ясно, ей это безразлично, но Пуаро не стал обижаться, а со спокойным удовлетворением заметил:
– Мой лучший друг говорит, что я очень самодоволен.
– Может быть, – рассеянно сказала Розали, – чем-то, наверное, вы можете быть довольны. Меня, к сожалению, совсем не интересуют преступления.
На это Пуаро с серьезным видом ответил:
– Рад узнать, что вам нет нужды скрывать что бы то ни было.
На секунду ее лицо оживилось, когда она вопросительно стрельнула в его сторону глазами. Словно не заметив этого, Пуаро продолжал:
– А что, ваша матушка не выходила к ленчу? Не потому, что нездоровится, надеюсь?
– Не нравится ей тут, – коротко ответила Розали. – Я не дождусь, когда мы уедем.
– Мы ведь вместе плывем, не так ли? Вместе поднимемся до Вади-Хальфа и Второго порога?[24]
– Да.
Из тенистого парка они вышли на пыльное полотно прибрежной дороги. Их тут же облепили глазастые продавцы бус, почтовых открыток, гипсовых скарабеев, пара мальчишек с осликами и ватага просто назойливых юных бездельников.
– Хотите бусы, сэр? Очень хорошие, сэр. Очень дешево…
– Хотите скарабея, леди? Смотрите: великая царица приносит счастье…
– Смотрите, сэр: настоящий лазурит[25]. Очень хороший, очень дешево…
– Хотите ослика для поездки, сэр? Это очень хороший ослик. Этого ослика зовут Виски-сода, сэр…
– Хотите поехать в гранитный карьер, сэр? Вот очень хороший ослик. Тот ослик очень плохой, сэр, он падает…
– Хотите открытки, очень дешево, очень красиво…
– Смотрите, леди… Всего десять пиастров[26]… очень дешево… лазурит… вот слоновая кость…
– Вот очень хорошая мухобойка – это все из янтаря…
– Вам требуется лодка, сэр? У меня очень хорошая лодка, сэр…
– Хотите вернуться верхом в отель, леди? Вот первоклассный ослик…
Помахивая рукой, Эркюль Пуаро отбивался от липнущего человеческого роя. Розали шла сквозь толпу людей как сомнамбула.
– Лучше всего притвориться слепой и глухой, – заметила она.
Юные бездельники трусили сбоку, канюча:
– Бакшиш![27] Бакшиш! Гип-гип-ура! Очень хорошие, очень красивые…
Они живописно трясли своими пестрыми лохмотьями, на ресницах гроздьями сидели мухи. Эти были самые назойливые. Другие отстали и уже взяли в оборот очередного путника.
Теперь, под вкрадчивые уговоры, Пуаро и Розали выдерживали магазинный искус.
– Не зайдете в мою лавку, сэр?
– Не хотите крокодила из слоновой кости, сэр?
– Вы не были у меня в лавке, сэр? Я покажу вам очень красивые вещи.
Зашли они только в пятую лавку, где Розали взяла несколько фотопленок, ради чего и была затеяна эта прогулка.
Выйдя, они направились к берегу реки.
Как раз швартовался нильский пароход. Пуаро и Розали с интересом глазели на пассажиров.
– Порядочно их, правда? – заметила Розали.
Она обернулась к подошедшему Тиму Аллертону.
Тот запыхался от спешки.
Постояв минуту-другую, Тим заговорил.
– Видимо, такая же жуткая публика, как всегда, – пренебрежительно обронил он, кивнув в сторону высаживавшихся пассажиров.
– Они обычно все кошмарные, – согласилась Розали. Все трое взирали на вновь прибывших с превосходством уже обжившихся на месте людей.
– Ба! – возбужденно воскликнул Тим. – Разрази меня гром, если это не Линит Риджуэй!
Оставив равнодушным Пуаро, эта новость сильно заинтересовала Розали. Брюзгливость разом сошла с ее лица, когда она спросила:
– Где? Вон та в белом?
– Ага, рядом с высоким мужчиной. Это они сейчас сходят. Новоиспеченный муж, я полагаю. Забыл, как ее теперь величают.
– Дойл, – сказала Розали, – миссис Саймон Дойл. О них писали во всех газетах. Она в самом деле богачка?
– Да, пожалуй, из богатейших девиц в Англии, – весело отозвался Тим.
Все трое молча смотрели на сходивших пассажиров. Особа, о которой шла речь, обратила на себя внимание Пуаро.
– Красивая, – пробормотал он.
– Некоторым все достается, – с горечью сказала Розали.
Ее лицо перекосила зависть, когда она смотрела, как та, другая, шла по сходням.
Линит Дойл выглядела так, что хоть сейчас в премьерши какого-нибудь ревю. Она и держалась с уверенностью обласканной славой артистки. Она привыкла, что на нее смотрят, восхищаются ею, привыкла быть в центре внимания.
Она знала, что на нее устремлены жадные взоры, и как бы не замечала их: она принимала это как должное.
И сейчас, даже не отдавая себе в этом отчета, она играла роль: богатая светская красавица-новобрачная проводит свой медовый месяц. С легкой улыбкой она что-то вскользь сказала высокому спутнику. Тот ответил, и при звуке его голоса Эркюль Пуаро насторожился. Под сведенными бровями сверкнули его глаза.
Пара прошла совсем близко. Он услышал, как Саймон Дойл говорил:
– Если постараться, мы успеем, дорогая. Ничто не мешает задержаться на неделю-другую, раз тебе тут нравится.
Он глядел на нее жарко, любяще, преданно.
Пуаро задумчиво смерил его глазами: широкие плечи, бронзовое от загара лицо, темно-голубые глаза, детская открытость улыбки.
– Счастливчик, – сказал им вслед Тим. – Подцепить наследницу без аденоидов и плоскостопия!
– Смотрятся они страшно счастливыми, – с ноткой зависти сказала Розали и неслышно для Тима добавила: – Несправедливо.
А Пуаро услышал. Согнав с лица нахмуренную озабоченность, он мельком взглянул на нее.
– Пойду представлю маме сводку, – сказал Тим.
Он приподнял шляпу и ушел. Пуаро и Розали неспешно тронулись в обратный путь к отелю, отмахиваясь от новых предложений проехаться на осликах.
– Несправедливо, значит, мадемуазель? – мягко спросил Пуаро.
Девушка зло покраснела:
– Не понимаю, что вы имеете в виду.
– Я просто повторяю ваши слова. Не отпирайтесь.
Розали Оттерборн пожала плечами:
– Действительно многовато для одного человека: деньги, внешность, фигура и…
Она умолкла, и Пуаро договорил за нее:
– И еще любовь, да? Но откуда вы знаете – вдруг он женился на ее деньгах?
– Разве вы не видели, как он смотрел на нее?
– Я видел, мадемуазель. Я видел все, что полагалось увидеть, и чуточку больше.
– Что же именно?
Пуаро медленно выговорил:
– Я видел темные круги под ее глазами. Я видел, как побелели костяшки пальцев на ручке зонтика…
Розали заглянула ему в глаза:
– Что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать, что не все то золото, что блестит. Я хочу сказать, что, хотя эта дама богата, красива и любима, не все там благополучно. И еще я кое-что знаю.
– Неужели?
– Я знаю, – сказал Пуаро хмурясь, – что где-то я уже слышал этот голос – голос месье Дойла, и мне очень хочется вспомнить – где.
Но Розали уже не слушала. Она замерла на месте. Концом зонтика она чертила узоры на рыхлом песке. Потом ее прорвало:
– Я – гадина. Гнусная, отвратительная гадина. Я готова содрать с нее платье и топтать ее прекрасное, надменное, самоуверенное лицо. Я просто ревнивая кошка и ничего не могу поделать с собой. Она дьявольски везучая, такая выдержанная и уверенная в себе.
Эркюль Пуаро был отчасти озадачен этой истерической вспышкой. Он взял ее под руку, дружески тряхнул:
– Tenez[28] – выговоритесь, и вам станет легче.
– Ненавижу ее! Впервые так ненавижу человека с первого взгляда.
– Превосходно!
Она подозрительно взглянула на него. У нее дрогнули губы, и она рассмеялась.
– Bien[29], – сказал Пуаро, также рассмеявшись.
И они мирно направились дальше к отелю.
– Мне надо найти маму, – сказала Розали, когда они вошли в прохладный, сумрачный холл.
Пройдя холл, Пуаро вышел на террасу с видом на Нил. Несмотря на раннее время, столики были накрыты к чаю. Поглядев на реку, он спустился побродить по парку.
Там играли в теннис под палящим солнцем. Он задержался посмотреть, потом сошел крутой тропкой вниз. На скамейке лицом к Нилу сидела та самая девушка, что он видел в ресторане «У тетушки». Он сразу узнал ее. В его памяти отчетливо запечатлелось ее лицо, и как же оно переменилось! Бледное, исхудавшее, с печатью неизбывной скуки и подавленности.