Карнавал обреченных Бирюк Людмила

Натали содрогнулась и перекрестилась.

– Господи, не оставь его…

– Главное, что вы живы и здоровы, сударыня.

Натали бросила на него благодарный взгляд.

– Да наградит вас Господь! Мой брат тоже будет молиться за вас.

– Насколько мне известно, княжна, – помолчав, заметил Бакланов, – ваш брат находится на гарнизонной гауптвахте.

Бледное лицо Натали залилось краской.

– Увы, это правда. Но, надеюсь, что его скоро освободят… Ведь он не сделал ничего дурного!

– Я тоже надеюсь, – кивнул Бакланов, качнув острым носом.

И снова наступило тягостное молчание. Она хотела сказать что-то еще, но не решалась. В памяти вдруг явственно прозвучали слова арестованного брата: «Бакланов – правая рука великого князя!» Превозмогая себя, она робко обратилась к суровому офицеру:

– Господин Бакланов, брата могут отправить на Кавказ. Нельзя ли ему помочь?

Грубое лицо полковника стало непроницаемым.

– Соблаговолите выразиться ясней, сударыня!

Натали опустила глаза.

– Вы избавили меня от неминуемой гибели, и моя благодарность безгранична. Но я прошу… Умоляю вас снова проявить великодушие! Господин Бакланов! Спасите моего брата!

– Каким образом?

– Заступитесь за него перед Николаем Павловичем! Попросите его освободить Володю! Ей-богу, он ни в чем не виноват.

Не ответив, Бакланов встал и задумчиво прошелся по зеленому ковру гостиной. Потом остановился перед Натали, пристально взглянув на нее.

– Сударыня, боюсь, что вы преувеличиваете мои возможности. Тем не менее обещаю сделать для вашего брата всё, что в моих силах.

Слезы благодарности потекли по щекам Натали.

– Спасибо вам! Вы – благородный человек! Бог не забудет вас…

Но тот жестом прервал излияния благодарности.

– Постараюсь помочь чем смогу. Но человек часто становится бессильным перед Промыслом Божьим.

Натали побледнела.

– Почему вы так сказали?

Она глядела на него в недоумении, пытаясь по выражению лица понять, что он имел в виду.

Подойдя к занавешенному окну, Бакланов поманил девушку рукой. Когда она подошла, он отодвинул тяжелую оконную штору. Натали взглянула в окно, сдавленно вскрикнула и отшатнулась, прижав руки к груди.

Всюду, куда хватал взгляд, разлилось море. Вода плескалась возле окон второго этажа. Вдали виднелись лодки и наспех сколоченные плоты, перегруженные людьми…

– Какой ужас! – сдавленно выдохнула Натали. – Наводнение!

– Да, наводнение. Но вы в безопасности, княжна. Дом выдержал натиск стихии.

– Боже мой! Володя… Он заперт в подвале!

Натали бросила на Бакланова отчаянный взгляд. Тот взял ее руку и сжал до боли.

– Придите в себя, княжна! О вашем брате должна позаботиться охрана. А вы здесь под моей защитой. Пусть я не князь Репнин… Но поверьте, я ни в чем ему не уступлю!

И вдруг, не дав девушке опомниться, он сорвал с неё муслиновый шарф и впился губами в полуобнаженную грудь.

– Оставьте меня! – в ужасе вскрикнула она, но его сухощавая холодная ладонь зажала ей рот.

Недобрый взгляд желтых глаз гипнотически устремился на нее. Еще несколько тщетных попыток вырваться, и она почувствовала, что теряет сознание.

* * *

Ветер продолжал дуть, и гребцы изо всех сил налегали на весла, борясь с волнами. Кругом, куда ни глянь, – бурлила вода без конца и края.

– А где же дома? – спросил Репнин, оглядываясь, и в тот же момент понял, что они затоплены.

Навстречу шлюпке неслись по волнам обломки кровель, доски и бревна.

– Господин полковник! – откликнулся Бестужев, придерживая от ветра синюю фуражку. – Вон, глядите!

Репнин взглянул в указанном направлении. Сердце его сжалось. Прямо по курсу высилась небольшая роща. Стволы деревьев были скрыты под водой, а голые кроны облеплены людьми. Они сидели на ветках, прижавшись друг к другу, как воробьи, мокрые, жалкие.

Молодая женщина с младенцем на руках, заметив подходящую шлюпку, вскрикнула и, сорвав с головы косынку, стала размахивать ею, словно белым флагом. Увидев, что к ним идет помощь, люди зашевелились, послышались раздирающие душу вопли.

Когда Бестужев подвел вельбот к терпящим бедствие жителям, на деревьях началась настоящая давка. Дородные мужики, оттеснив более слабых товарищей по несчастью, прыгали с деревьев в воду, отталкивая друг друга, хватались за борт, орали, дрались за место в шлюпке, которая качалась и грозила перевернуться.

Репнин выхватил саблю.

– Назад! – крикнул он. – Зарублю первого, кто прикоснется к борту! Слушайте мой приказ. Сначала сядут дети, женщины и старики. Посмейте только ослушаться! Снесу башку каждому, кто самовольно полезет в шлюпку!

Услыхав его властный голос, паникеры притихли и, держась за ветки, стали ждать дальнейших распоряжений. Репнин оглядел несчастных людей. Его взгляд упал на женщину с грудным ребенком.

– Сударыня, вы сядете первой!

Постепенно воцарился порядок. Никто больше не толкался, не лез без очереди, напротив, мужчины переносили ребятишек, помогали женщинам, поддерживали стариков и старух. Репнин, Бестужев и матросы размещали, успокаивали и ободряли обессилевших, отчаявшихся людей. Перегруженный вельбот вскоре заметно осел, и князь обратился к оставшимся без места людям:

– Всем сохранять спокойствие. Мы доставим пострадавших в безопасное место, а потом вернемся за остальными.

– Как же! Так они и вернутся… – заворчал кто-то.

Тут же с деревьев послышались плач и причитания.

– Кто сомневается в моем слове? – повысил голос Репнин, а потом уже мягче добавил: – Терпеливо ждите, держитесь стойко. Все будут спасены.

Князь сдержал обещание.

Несколько раз уходил и вновь возвращался вельбот. Пострадавших размещали в ближайших военных казармах, богадельнях, церквях и монастырях. Среди спасенных было много раненых, но лишь немногие могли получить помощь. Мокрые, грязные люди лежали вповалку на голом полу.

Глядя на них, Репнин невольно вспомнил лето 1812 года, военный госпиталь в Смоленске. Стонущий муравейник человеческих тел… Но тогда была война. А теперь? За что кара Господня?

* * *

Часть спасенных горожан на шлюпке доставили в храм Покрова, возвышавшийся посреди коломенской площади, которая сейчас представляла собой бурлящее море. Облаченный в черную мантию протоиерей медленно шел по коридору в окружении священников, крестясь и раздавая благословения обессилевшим людям. Один из дьяконов его свиты охнул, встретившись взглядом с бледным окровавленным лицом, продрогшего мужчины.

– Господи, Боже великий! Ты ли, Федор?

Тот оглянулся и увидел бывшего соседа, недавно принявшего священный сан. Мать всегда ставила его в пример непутевому сыну-актеру.

– Да, это я, святой брат Варфоломей.

– Что с тобой? Кровь, на голове рана…

– Ударило в воде бревном.

– Сейчас, сейчас… Стой здесь и жди!

Дьякон осторожно пробрался к протоиерею и принялся что-то сбивчиво объяснять ему. Тот, не останавливаясь, кивнул, бросил мимолетный взгляд на Федора и проследовал далее. Но, не пройдя и пяти шагов, вдруг остановился и снова, теперь уже внимательно, всмотрелся в бледное измученное лицо Федора. Потом молча повернулся и снова зашагал по коридору храма, крестя на ходу спасенных прихожан.

Брат Варфоломей помог раненому подняться и отвел в свою келью.

– Ничего, ничего, – бормотал он, усаживая гостя на лавку. – Сейчас засветим лампадку. Бог милостив. На, держи! Переоденься в сухое.

Морщась от боли в голове, Федор сбросил с себя мокрую одежду и с трудом натянул монашеское рубище. Варфоломей одобрительно кивнул.

– Ну вот и ладненько. А теперь посмотрим твою рану. Я ведь не только дьякон, но и лекарь, благодаря Всевышнему!

Когда рана была промыта и перевязана, Федор повернулся к иконе и, взглянув на нее со слезами на глазах, перекрестился. Потом в изнеможении упал на лавку и забылся сном.

* * *

Ночью что-то словно подбросило Федора. Встрепенувшись, он подскочил, открыл глаза и ошалело уставился на облупленный потолок темной кельи. Где он? И вдруг, словно сцена из старого, полузабытого спектакля, перед ним промелькнули события минувшего дня. Огромная волна обрушилась на здание Императорского театра и в один момент накрыла собой всех, кто находился на первом этаже. Вода хлынула в подвальные помещения, где хранились декорации, костюмы и реквизит. Немногие уцелевшие актеры и служащие театра укрылись на верхних этажах, в ужасе глядя из окон на разгулявшуюся стихию. Река пенилась и плескалась, поднимая брызги, бившие в оконные стекла. Федор не успел подняться по лестнице, как его смыло волной и вынесло на улицу. Сколько времени и куда несла его вода? Он смутно помнил старый дуб, в ветвях которого нашел спасение. Сознание то уходило, то возвращалось вновь. От холода его руки сводила судорога, как вдруг, подобно «Летучему голландцу», перед ним появился вельбот.

– Держитесь! – крикнул ему кто-то. – Сейчас мы снимем вас!

Словно во сне Федор увидел офицера, который протягивал ему руку. В суденышке сидели, прижавшись друг к другу, десятка два промокших бедолаг. Под их тяжестью вельбот глубоко осел на воду.

– Господин полковник, – послышался голос с кормы, – мы пойдем ко дну, если возьмем на борт еще одного человека!

– В таком случае отправляйтесь без меня. А вы, Бестужев, помогите ему забраться в шлюпку!

Последнее, что видел Федор перед тем, как сознание заволокло туманом: офицер, стоявший в вельботе, ухватился за ветку и, подтянувшись на руках, занял его место в развилке голых ветвей.

* * *

Встав со своей жесткой койки, Федор почувствовал головокружение и несколько мгновений стоял, согнувшись, пока не прошла дурнота.

Что с родителями? И что сталось с тем храбрым офицером, который уступил ему место в вельботе? А вдруг помощь не пришла? Он так и не узнал имени своего спасителя, зато хорошо запомнил его мужественное и благородное лицо.

Нет, нельзя сидеть в тепле и безопасности! Федор открыл дверь и вышел в узкий темный коридор, по которому, суетясь, сновали священники в черных рясах. Варфоломея он нашел на пороге монастыря. Вместе с другими добровольцами мокрый насквозь дьякон помогал вытаскивать из спасательных лодок обессилевших людей. Федор кинулся к нему.

– Брат Варфоломей! Батюшка с матушкой остались дома! Помоги, ради бога! Мне бы лодку…

– Святая Богородица! Где же я достану лодку? Ступай в келью и пережди. Вишь, вода уже спадает.

Проводив Федора обратно в свою каморку, Варфоломей вдруг заметил в темноте коридора еле видимые очертания высокой фигуры в рясе. Он замер, сдерживая биение сердца. Фигура приблизилась.

– Ваше святейшество… – пролепетал Варфоломей.

Протоиерей остановился перед растерявшимся дьяконом.

– Кто этот человек?

– Бывший сосед мой, Федор. Ваше святейшество! Не извольте гневаться. Дозвольте напомнить, я испросил вашего позволения.

– Да-да, – прервал его протоиерей. – Что с ним?

– Небольшая рана на голове, но беда не в том. Он всё рвется домой: у него в Коломне остались родители.

– Ладно… Как спадет вода, отпусти его, а сам незаметно ступай вослед. Глаз не спускай. Головой за него отвечаешь.

– Слушаюсь, ваше святейшество! Осмелюсь, однако, заметить, что Федор – человек никчемный, простой актеришка.

– Ты не находишь ничего примечательного в его внешности?

– Самая обыкновенная, по моим понятиям.

Протоиерей усмехнулся и жестом отпустил монаха. Когда тот удалился, священник задумчиво прошептал:

– Возможно, он прав. Но все-таки следует доложить государю.

* * *

– «Пришел, увидел, победил!» – насмешливо бросила Сандра, когда Бакланов вернулся в гостиную.

Своим видом он и впрямь напоминал Александра Македонского, одержавшего очередную победу.

– Не иронизируйте, душа моя, лучше налейте мне чашечку кофе. Вы и представить не можете, какой сюрприз преподнесла мне княжна Натали!

Сандра подняла брови.

– Княжна оказалась юношей?

От неожиданности он поперхнулся кофе и рассмеялся.

– Еще хуже. Она оказалась девственницей!

Актриса притворно поежилась.

– Вы меня пугаете!

– Что поделать, – ухмыльнулся Бакланов. – Репнин всегда отличался старомодным воспитанием и наивными взглядами на жизнь. Судя по всему, он не прикасался к своей невесте, дабы до свадьбы не нарушить ее непорочную чистоту. Ну и что? В результате сокровище досталось мне. Что тут можно сказать? Бедный князь!

– Ах, Жорж! – Сандра невольно содрогнулась. – Не преждевременна ли ваша радость? Как только князь появится в Петербурге, ваша дуэль с ним неминуема!

Бакланов расхохотался.

– Никакой дуэли не будет! Все разрешится очень просто, моя прелесть. Я, как честный человек, женюсь на княжне. А Репнину она объяснит, что полюбила другого, только и всего. Любовь непредсказуема, сами знаете.

Сандра молчала, глядя в желтые глаза Бакланова, в которых мелькали искорки торжества. Что же теперь будет? Она лихорадочно размышляла, перебирая возможные варианты дальнейших событий. Натали не сможет долго упорствовать… Ей придется принять предложение Бакланова, чтобы не допустить огласки и позора. Получив отказ от своей невесты, Репнин наверняка уедет из Петербурга. Скорей всего, он возвратится на Кавказскую линию, где будет искать смерти. Государь снова возьмет на службу Бакланова, да еще будет с ним особенно милостив, дабы возместить причиненные ему моральные неприятности. Жорж со всех сторон окажется в выигрыше!

А она, Сандра? За ненадобностью ее выставят за дверь. Она лишится своего покровителя. Ее театральная карьера постепенно пойдет на убыль. Ведь ей уже за тридцать. Аншлаги, бенефисы, овации – всё останется в прошлом. Придется забыть про дорогие букеты и цветочные корзины у ног, за которые в последнее время платил Бакланов. Сандра ему больше не нужна. Он никогда не любил ее, просто пользовался ее осведомленностью в светских интригах и сплетнях. Однажды генерал Милорадович во время романтического ужина проговорился ей о том, что великий князь Константин отрекся от права престолонаследия и что отречение под большим секретом хранится у государя. Она немедленно сообщила об этом Жоржу. За эту новость, которая лично для нее не имела никакого значения, она переехала жить в этот прелестный, хорошо обставленный дом. И хотя Бакланов не торопился отписать ей дарственную, Сандра надеялась со временем заслужить ее. Теперь ее мечтам не суждено сбыться. Она ухватилась за последний довод, чтобы заставить Бакланова отказаться от своих намерений:

– Вы забываете, Жорж, что у княжны есть не только жених, но и брат. Он не остановится ни перед чем, чтобы отомстить вам!

Бакланов небрежно махнул рукой.

– Вот уж кого я опасаюсь меньше всего.

– Откуда такая самоуверенность?

– Представьте участь тех, кто во время наводнения находился в нижних этажах и подвалах. Нам с вами еще повезло.

– Повезло? Весь первый этаж затопило… Что теперь делать?

– Да ничего! Просто ждать, когда спадет вода, только и всего.

Сандра невольно выглянула в окно. Их дом напоминал корабль в открытом океане. Бакланов говорил еще что-то. Его спокойный голос раздавался возле ее уха, но она не понимала смысла его слов.

– Придите в себя, Сандра. Вы меня совсем не слушаете!

– У меня голова идет кругом.

– Довольно, дорогая, – он обнял актрису за талию. – Вы не откажете вы мне в маленькой любезности?

– Чего еще вы от меня хотите?

Бакланов поцеловал ее в висок и промолвил вкрадчиво:

– Натали заперта в моей спальне. Навестите ее и успокойте по мере возможности.

– Да наплевать мне на вашу Натали! – в сердцах воскликнула Сандра. – Меня больше интересует, что с мебелью на нижнем этаже!

– Обещаю купить самую модную мебель, если вы выполните мою просьбу.

Сандра подняла взор к потолку и вздохнула.

– Что с вами поделать? Ну хорошо, я пойду. Хотя, признаться, необходимость вытирать слезы благовоспитанной девице, попавшей в затруднительное положение, – не самое приятное занятие.

* * *

Оставшись один, Бакланов самодовольно расправил плечи. Наконец-то он рассчитался со своим обидчиком! Ни малейших угрызений совести не испытывал он из-за того, что разбил жизнь прекрасной девушке благородного рода. Всё его существо было наполнено торжеством над ненавистным князем Репниным, его вечным соперником. Поделом ему!

Большой радости и особенных успехов в жизни полковника Бакланова никогда не было. Постоянно сравнивая себя с другими офицерами, он всегда находил более удачливых, сумевших превзойти его. В свои тридцать семь лет он не торопился обзавестись семьей. По его мнению, жениться следовало только после того, как уже достиг всего, что мог. Его женой непременно должна была стать настоящая аристократка: богатая и знатная красавица. Он терпеливо ждал своего звездного часа, а пока вел свободный образ жизни светского человека и заводил многочисленные, ни к чему не обязывающие любовные связи. Любовь красивых женщин, занимающих достойное положение в обществе, а также дам полусвета – известных актрис, певиц и дорогих куртизанок, – не мешала и даже способствовала его успеху в светском обществе.

Он не считал себя завистником, но его возмущала несправедливость. То, чего он добивался ценой тяжких усилий, другие получали без всякого труда, легко, даже пальцем не пошевелив. Сколько дипломатических ухищрений понадобилось Бакланову, чтобы занять вожделенное место адъютанта его императорского величества! Сколько бессонных ночей, сколько вынужденных компромиссов… И всё напрасно!

Несколько дней назад он узнал, что любимец царя полковник Репнин возвращается с Кавказской линии. Сердце подсказывало, что ничего хорошего от встречи с этим гордецом ждать нельзя. И что же? Действительность оказалась беспощадней самых худших опасений. Император Александр Павлович объявил ему о переводе на должность адъютанта великого князя Николая. Почетное место императорского адъютанта предназначалось Репнину. Гнев клокотал в груди Бакланова, но он сумел стойко выдержать удар, чтобы не дать повода к злорадству придворных. Никогда никто не должен считать его неудачником. Надо лишь терпеливо ждать своего часа.

Дверь в комнату распахнулась, прервав его размышления. На пороге стояла взволнованная Сандра.

– Что случилось?

Тяжело дыша, актриса прижимала руки к груди, словно пытаясь унять бешеное биение сердца.

– О, Жорж! Я… не знаю, что вам сказать…

Бакланов неожиданно грубо прикрикнул:

– Оставьте ваши театральные ужимки! Вы не на сцене! Говорите, что с княжной?

– Ее нет…

– Как это нет? Где она?

– Спальня пуста, окно раскрыто! За раму зацепился ее муслиновый шарф… Боже мой, Жорж! Она утопилась!

Глава 4

Встреча друзей

В первые дни после наводнения императорская канцелярия являла собой главный штаб во время военных действий. Со всего Петербурга и его окрестностей шли донесения о многочисленных бедствиях. Государь требовал подробных и точных сведений обо всех пострадавших жителях, лично читал прошения и, как только ушла вода, стал выезжать на места, подвергшиеся разрушительной силе стихии. Он по-отечески беседовал с отчаявшимися, разоренными людьми и тут же немедля отдавал приказы о выделении казенных денег на нужды пострадавших.

Однажды, проезжая со свитой генералов по Петергофской дороге, император увидел деревушку, совершенно уничтоженную наводнением. Он приказал остановиться и вышел к разоренным крестьянам, которые со слезами обступили его.

– За какие грехи Бог карает нас?

– За мои, – с грустью ответил царь. – Но отчаиваться не надо, я не брошу в беде свой добрый народ. Рассказывайте, у кого что случилось.

Поскольку все начали жаловаться разом, Александр Павлович приказал говорить старосте. Седой старик, прокашлявшись, начал степенно:

– У нас, царь-батюшка, всё погибло. У афтово избу затопило, у афтово корову унесло, у афтово – лошадь с жеребенком…

– Постой, – прервал его Александр, – про Афтова мне всё понятно. А у других что погибло?

Когда ему объяснили, что старик вместо «этого» произносит «афтово», император невольно рассмеялся. Морщины на его лбу разгладились. Подозвав генерал-губернатора Милорадовича, он указал на высокую насыпь.

– Как можно скорей построить здесь новую деревню и вселить пострадавших крестьян в удобные и прочные дома. Деревне дать название Афтово!

* * *

Императора всюду сопровождал только что вступивший в должность флигель-адъютанта князь Репнин. С первого же дня он стал правой рукой государя, выполнял его бесконечные поручения, его можно было видеть в самых отдаленных районах Петербурга, наиболее пострадавших от наводнения.

Как-то вечером, сидя в своем любимом маленьком кабинете, Александр Павлович перебирал бумаги, поступившие из канцелярии. Его взгляд задержался на рапорте, поданном комендантом гарнизонной гауптвахты. Ветеран войны с Наполеоном майор Свистунов докладывал о героическом поведении поручика Владимира Печерского, находящегося во время наводнения под арестом. Только благодаря его мужеству были спасены все заключенные, в том числе и сам комендант.

– Печерский… – пробормотал Александр. – Да ведь это же брат Натали, невесты князя Репнина! Кто посмел посадить его на гауптвахту?

Царь раздраженно тряхнул колокольчик, послал дежурного офицера в военное ведомство и вскоре был в курсе дела.

«Что за чушь! Арестовать князя Печерского за то, что у старого штандарта был поврежден герб? Кому это понадобилось? Надо спросить у Шевалдина. Впрочем, и так ясно. Это Никс, обуреваемый честолюбием, выместил свою злобу на поручике. Идиот! Дело непременно получит огласку, Репнин придет в ярость. А это совершенно лишнее, именно сейчас, когда нужна его помощь»…

Расстроенный Александр не заметил, что говорит вслух сам с собой.

– Чего стоите?! – набросился он на кавалергарда, почтительно замершего возле двери в ожидании дальнейших распоряжений. – Ступайте, пригласите ко мне Николая Павловича! Или нет, потом… Для начала – Бакланова ко мне!

Когда офицер, щелкнув каблуками, удалился, Александр устало вздохнул. Его рука, как всегда в минуты волнения, сама потянулась к нижнему ящику письменного стола. Он помедлил, потом, не выдержав, отомкнул замок и выдвинул ящик. Вот она, заветная шкатулка из слоновой кости. Стоит ее открыть, и исчезнет все – интриги придворных, угрозы заговора, тайные организации… Границы времени условны, поэтому прошлое – такая же реальность, как и настоящее. Всё равно, когда это случилось, минуту или двадцать лет назад.

– Ваше императорское величество! Полковник Бакланов! – доложил появившийся в дверях кавалергард, заставив Александра вздрогнуть от неожиданности.

– Пусть войдет!

В ту же минуту адъютант великого князя появился в кабинете и, четко ступая по натертому паркету, замер в пяти шагах от государя.

Александр прикрыл рукой шкатулку, невольно стараясь уберечь ее от постороннего взгляда, и поспешно спрятал в ящик письменного стола. Но Бакланов заметил суетливое движение царя и внимательно проводил взглядом изящный ларец.

– Прочитайте! – Александр протянул полковнику рапорт коменданта гауптвахты.

Тот почтительно двумя пальцами взял бумагу. Еще не дочитав до конца, Бакланов каким-то звериным чутьем понял, что государь всецело поддерживает Печерского, и поэтому решил вести себя соответственно его настроению.

– Ну? Что скажете? – царь вышел из-за стола и стал медленно прохаживаться по ковру.

Пауза затягивалась. Бакланову нужно было немедленно что-то ответить, и его изворотливый ум помог ему найти верные слова:

– Могу сказать только одно, ваше императорское величество. Печерский поступил, как настоящий герой! Он не только спасся сам, но и не оставил в беде своих товарищей по несчастью. Да еще спас коменданта! Бог знает, что могло случиться, если б не его храбрость! Судя по рапорту, гауптвахта была полностью затоплена.

Александр резко обернулся.

– Как он там оказался?!

Бакланов прикусил губу. Он не мог объяснить, что поручик был отправлен туда по личному распоряжению великого князя, ибо этим он подвел бы своего шефа. Но и скрывать очевидное было бессмысленно. И тут, в каком-то отчаянном порыве, полковник шагнул к императору и вскинул на него преданные глаза:

– Покарайте меня, государь! Его арестовали по моему приказу! Дело в том, что полковой штандарт…

– Молчать! Отправляйтесь к великому князю и передайте ему мое неудовольствие вашим поступком. А Печерского следует немедленно вернуть в полк. Сию же минуту!

– Слушаюсь, государь!

Бакланов вытянулся и щелкнул каблуками. Отпустив его, царь снова углубился в бумаги, и, чем больше он читал, тем явственнее представлялись ему бесчисленные бедствия, обрушившиеся на город. Слезы туманили его взгляд, мешая читать. В последнее время они всё чаще стали появляться у него на глазах.

– Несчастные люди, – прошептал он, оторвавшись от бумаг. – Потерю имущества еще можно пережить. Но кто вернет матери погибшего ребенка?

И снова вспомнился ему самый черный день его жизни…

Он сидел в своем парадном кабинете, беседуя с генералами. Появился врач-шотландец Виллие, которому государь велел в любое время извещать о состоянии больной Софии. На этот раз доктор почему-то мялся и молчал. «Говорите…» – глухо проронил Александр, предчувствуя беду, и услышал в ответ: «Ваше императорское величество, Господь забрал ее светлую душу».

Ему хотелось завыть… Огромным усилием воли он сдержался и попросил оставить его одного.

Все вышли.

На 12 часов в Красном Селе был назначен императорский смотр войск конной гвардии. Ни у кого не было сомнений в том, что государь отменит парад. Но через пять минут смертельно бледный Александр Павлович вышел к своим генералам и тихо сказал: «Пожалуй, пора ехать, господа».

Его сердце рвалось на части. Страдания усугублялись тем, что ему приходилось сдерживать свои чувства: в присутствии двора он не мог позволить себе в полной мере отдаться своему горю. Снова и снова приходила к нему мысль о том, что, если бы не трон, его жизнь могла быть намного легче.

Прошло пять месяцев с кончины Софии. Рана еще не успела затянуться, как вдруг новая беда – наводнение в Петербурге. Чтобы отвлечься от горьких мыслей, царь стал вспоминать свою первую встречу с маленькой дочерью во дворце Нарышкиных. Ее крошечные ножки в белых атласных туфельках… Но воспоминание принесло только новую боль.

Страницы: «« 123

Читать бесплатно другие книги:

В предлагаемой вниманию читателей книге известного абхазского философа исследуются проблемы развития...
Роман-триптих охватывает жизненные перипетии совершенно разных людей, путь которых стремительно изме...
Книга о самом первом путешествии знаменитого исследователя Тура Хейердала (1914–2002) на Маркизские ...
Маргарет Кейн всегда вела вполне размеренный образ жизни, однако в один отнюдь не прекрасный момент ...
Бывший поручик гвардии Андрей Петрович Шувалов, теперь капитан, по окончании своих приключений соста...
Первая четверть XVIII века. В Тобольск приходит царский указ: отправить в Белогорскую волость отряд ...