Карнавал обреченных Бирюк Людмила

Подписи не было, но Печерский узнал почерк Сергея Павловича Шевалдина. Володя улыбнулся. Он и не думал отчаиваться, но забота командира была ему приятна.

Поручик Владимир Алексеевич Печерский был одним из лучших офицеров 4-го гвардейского кавалерийского полка. Он не гнался за дешевой славой: не дрался на дуэлях, не стремился перепить кого-то на гусарских пирушках, не хвастал победами на личном фронте, хотя были у него на то основания. Женщины обожали его: молодой князь был красив, обаятелен, и деньги у него водились.

Воевать с Наполеоном ему не пришлось – в то время он был еще мальчишкой. Зато несколько лет он служил на Кавказе, где доблестно сражался с абреками и в одном из боев спас раненого командира дивизии, полковника Репнина. За этот подвиг сам командующий Кавказской линией генерал Ермолов наградил юного корнета орденом Святой Анны первой степени и произвел в поручики. С тех пор прошло лет пять. Володя участвовал в самых кровопролитных сражениях и имел воинские награды, но, как ни странно, так и остался поручиком, несмотря на неоднократные представления командиров.

Холодность высшего начальства имела свое объяснение. Печерский слыл вольнодумцем. Его увлечение свободолюбивой поэзией, республиканскими идеями, книгами французских просветителей не могло остаться незамеченным. А вольнодумцы, особенно в армии, всегда были не в чести.

* * *

В двери снова заскрежетал замок, и в камеру, стуча костылем, вошел старый хромой майор в сопровождении писаря.

Печерский вскочил и вытянулся перед офицером, но тот добродушно махнул рукой.

– Вольно, вольно… – придвинув к себе шаткий табурет, майор сел и вытянул неподвижную ногу. – Комендант гарнизонной гауптвахты Свистунов, к вашим услугам. Скажу сразу, поручик, что чувствую к вам искреннюю дружескую приязнь. Ведь в Очаковскую кампанию я служил под началом вашего покойного отца, Алексея Порфирьевича. Мир его праху! Это был благороднейший человек и отчаянный храбрец. Да только, когда скончалась матушка-государыня, честные офицеры оказались не у дел…

– После смерти Екатерины II отец вышел в отставку и занялся дипломатией.

– Э! Дипломатия… Он был настоящий ратник! Суворов его любил! Таких воинов теперь уже нет… Вы думаете, почему в 1812 году Россия победила Наполеона? Да потому, что в армии еще служили старые суворовские командиры! Кутузов! Багратион! Милорадович! Вот так-то, юноша… Ну а теперь посмотрим ваше дело…

Он дал знак писарю. Тот порылся в портфеле и подал ему бумагу с печатью.

– Посмотрим, посмотрим, – прошамкал комендант, водружая на нос очки с поломанной дужкой, тщательно обмотанной суровой ниткой.

Пока он читал, Печерский молча следил за ним, стараясь по выражению лица старого вояки узнать свою участь.

Свистунов перехватил его тревожный взгляд и, подняв костлявый палец, пояснил:

– Это отчет о случившемся событии и ордер на арест. Приговор вам вынесут в Главном штабе. Тут я, к сожалению, бессилен. Могу только написать рапорт начальству о вашем образцовом поведении.

Печерский кивнул и улыбнулся.

– Обещаю не буянить, господин майор.

– Ну и, памятуя о покойном князе, готов выслушать личные просьбы по поводу вашего содержания и по мере возможности споспешествовать…

– Благодарю, господин майор! Вы, верно, догадываетесь, что у меня одно желание – выбраться отсюда как можно скорее. Но поскольку это не в вашей власти, то никаких других просьб у меня нет.

– Коли так, прочитайте сей документ и распишитесь. Не обессудьте – дел невпроворот! У меня ведь тут двенадцать арестованных офицеров, и все они для меня, как дети родные…

Печерский пробежал глазами бумагу, путаясь в завитушках витиеватого почерка, потом взял у писаря перо с чернильницей и поставил размашистую подпись.

Свистунов, кряхтя, поднялся и, сунув в подмышку костыль, в сопровождении писаря направился к выходу, но у самой двери задержался.

– Уж не знаю, как сказать, Владимир Алексеевич… У меня в приемной находится дама, прибывшая из Красного Села. Кто-то известил ее о вашем аресте, и теперь она умоляет о свидании. По артикулу никаких свиданий вам не положено, но, в память о покойном князе…

– Кто она?

– Представилась вашей сестрой. Да уж я-то знаю, что так называют себя все девушки, чтобы повидать своего милого…

– Как ее зовут?

– Натальей Алексеевной!

– Натали?! – воскликнул Володя. – Кто ей сообщил обо мне? Господин комендант, ради бога, разрешите этой даме повидаться со мной! Она действительно моя сестра!

Комендант поглядел на взволнованного юношу, потом на безучастную физиономию писаря, почесал в затылке и махнул рукой.

– Ладно, так и быть! Только недолго.

* * *

Высокая тоненькая девушка на мгновение остановилась на пороге камеры и подняла вуаль на поля шляпы. Легкие льняные волосы рассыпались локонами, обрамляя прелестное лицо. Чистые прозрачные голубые глаза засияли при виде молодого князя. На скулах проступил нежный румянец.

– Сестренка… – растроганно сказал Печерский.

– Володя!

Натали шагнула к брату-близнецу и обняла его. В ранней юности они были очень похожи, но с годами Володя возмужал, а Натали утратила подростковую угловатость и стала женственной.

– Когда ты успела примчаться из Красного? Как узнала, что я здесь?

– Сергей Павлович известил… Что случилось, Володя?!

– Да ничего особенного. На штандарте случайно был поврежден герб, а великий князь Николай усмотрел в этом злой умысел.

– Но при чем тут ты?!

– Честно говоря, ни при чем. Но, чтобы не пострадал весь полк, я взял вину на себя.

Натали в ужасе закрыла лицо руками.

– Сумасшедший! Ты понимаешь, что наделал?! Снова захотел на Кавказ под пули?

Печерский улыбнулся и чмокнул в щеку плачущую сестру.

– Ну и пусть Кавказ. Ведь там полковник Репнин и его дочь…

Покачав головой, Натали прошлась по мрачной камере, оглядывая серые облупившиеся стены, потом повернулась к Володе. Он с удивлением увидел искорку радости в ее глазах.

– Володя, ты ничего не знаешь! Репнин со дня на день будет в Петербурге!

Дрожащими от волнения руками она открыла крошечную сумочку и достала распечатанный конверт.

– Почитай, что он пишет!

Печерский схватил письмо и стал читать вслух:

«Любимая! Мы с Сероглазкой в Захарово. Оставляю дочь на попечение моего несравненного герра Гауза и завтра на рассвете отправляюсь в столицу. Прости, что так краток: мой ординарец уже в седле. Целую твои прекрасные руки, а также…»

– Ну всё, дальше тебе неинтересно, – смутилась Натали и решительно забрала у брата письмо.

– Вот так новость! – воскликнул Володя. – Полина в Захарово! Значит, я скоро увижу ее!

– Если тебя не отправят на Кавказскую линию, – погрозила пальцем сестра.

– Не отправят… Шевалдин обещал помочь.

– Каким образом?

– Не знаю… Ну, например, он может уговорить полковника Бакланова заступиться за меня перед Николаем Павловичем. Бакланов – правая рука великого князя.

– Ах, Володя! Я почему-то боюсь этого человека, хотя мы почти не знакомы. У него недобрые глаза.

– Пустое… Всё будет хорошо, Натали! Быть может, уже завтрашнее утро принесет нам добрые вести.

* * *

Выйдя из мрачного приземистого здания гауптвахты, Натали плотнее закуталась в шерстяную, подбитую мехом накидку. Поля ее шляпки затрепетали на ветру, и она потуже затянула узел шелковой ленты. Дорогая нарядная карета ждала ее у набережной. Увидев госпожу, кучер спрыгнул с облучка и учтиво распахнул перед ней дверцу. Натали поспешила забраться на уютное бархатное сиденье, обронив мимоходом: «Домой, Петруша!» Карета мягко закачалась на рессорах… Натали устало прикрыла глаза. Как же помочь брату? Напрасно он надеется на заступничество полковника Бакланова. Нет, кто угодно, только не он!

Натали случайно познакомилась с Баклановым на даче в Красном Селе. Как-то раз она вышла прогуляться возле дома, как вдруг перед ней оказался высокий худой полковник. Натали смутилась от неожиданности, а он, поклонившись, учтиво представился и извинился, что напугал ее. Слегка кивнув, Натали собралась было продолжить свой путь, но полковник заговорил с ней, не скупясь на комплименты.

– Я сразу вас узнал, княжна. Вы необыкновенно похожи на своего брата, поручика Печерского. Вам, должно быть, скучно в Красном? Все дачники разъехались…

– Уединение меня не тяготит. К тому же мы в трауре.

– Примите мои соболезнования. Я когда-то знавал покойного князя Алексея Порфирьевича. Мир его праху. И все-таки молодая девушка не должна предаваться унынию в глуши. Что до меня, ноги бы моей тут не было, – продолжал непринужденно болтать Бакланов. – Но великому князю Николаю Павловичу угодно бывать здесь, и я, как его адъютант, обязан постоянно находиться при нем.

– Это большая честь!

Бакланов печально усмехнулся.

– Сударыня, до недавнего времени я состоял адъютантом при особе императора. Но некий выскочка сумел обойти меня.

– Как могло такое произойти?

– Увы, сударыня, наш государь крайне доверчив. К тому же в последнее время он склонен к мистицизму и постоянно находится в подавленном состоянии. Наверно, этим и воспользовался его давний фаворит. Государь вызвал его с Кавказской линии и заранее освободил для него место личного адъютанта. То есть уволил меня… Можете себе представить, что я пережил!

Натали напряженно застыла, догадавшись, что речь идет о князе Репнине, а Бакланов, всё более распаляясь, продолжал поносить «карьериста и интригана». Его лицо исказила ненависть. Он так разошелся, что сам не заметил, как с его языка слетело имя обидчика. Тут Натали не выдержала.

– Я вынуждена прекратить наш разговор, сударь, – сухо сказала она. – Меня оскорбляют ваши откровения, ибо тот, о ком вы говорите, – мой жених.

Бакланов мгновенно замолк. Усилием воли он постарался придать лицу безмятежное выражение и деланно рассмеялся.

– Да я просто пошутил, княжна! Возможно, неудачно… Простите ради бога!

Не ответив, она поспешила уйти.

* * *

Вспоминая об этом случае, Натали с тревогой думала, что теперь этого желчного завистливого человека придется просить помочь брату. А может быть, сразу подать прошение о помиловании великому князю Николаю Павловичу? Проступок Володи не так уж серьезен.

Наивный простодушный мальчишка… Как озарилось его лицо, когда он узнал о возвращении князя Репнина с Кавказской линии! Натали понимала, что брат радовался не только скорой встрече со своим бывшим командиром. Юная Полина… Вот о ком он думал постоянно. Натали тоже скучала по дочери Репнина. Они не виделись больше двух лет…

«Смогла бы я заменить ей мать?» – мысленно спросила себя княжна. Этот вопрос не на шутку волновал ее. Полине пошел шестнадцатый год, а Натали недавно исполнилось двадцать три.

Если бы не продолжительная болезнь и смерть отца, она давно могла стать женой князя Репнина – одного из самых блестящих офицеров русской армии, императорского фаворита. Правда, сам князь не любил, когда кто-то намекал на особое расположение к нему государя. Натали понимала, что у него были все основания не доверять капризному и непредсказуемому монарху. Мало ли что ему придет в голову?

Покойный отец когда-то рассказал ей историю про некоего известного реформатора – красноречивый пример тому, как государь поступал со своими друзьями.

В 1801 году молодому императору подали письмо, в котором автор предлагал ограничить крепостное право и даровать стране «непреложные законы». По щекам царя потекли невольные слезы. Его растрогали смелость и искренность незнакомца, и он приказал разыскать его. На другой день у дверей кабинета императора стоял в ожидании приема молодой человек.

– Как вас зовут? – спросил царь.

– Василий Назарович Каразин, ваше императорское величество.

Александр обнял его и расцеловал в обе щеки.

– Продолжайте всегда говорить мне обо всем откровенно!

И началась странная дружба императора со скромным, никому не известным чиновником. Император беспрестанно общался с ним, писал собственноручные записки. Упоенный успехом, Каразин составлял проект за проектом.

Но однажды, представ перед императором, Каразин был изумлен его хмурым видом.

– Кому ты рассказывал о нашей переписке? – спросил император.

– Никому, ваше императорское величество!

– Почему же посторонние люди знают о том, что писал только тебе? Прочь с глаз моих!

Каразин покинул дворец в полном недоумении, не пытаясь оправдаться. Император и не предполагал, что даже его письма вскрывали и читали на правительственной почте. А завистников и недоброжелателей у Каразина было много.

Без каких-либо объяснений Каразин был заключен в Шлиссельбургскую крепость. Минутное недовольство монарха лишило свободы одного из умнейших людей страны.

А князь Репнин? Натали догадывалась, что ему тоже довелось испытать на себе крутой нрав своего повелителя. Царская милость в любой момент могла обернуться бедой. Может быть, поэтому он всегда старался держаться подальше от императорского двора. Полная опасностей служба на Кавказе казалась ему более привлекательной, чем необходимость постоянно быть на виду императора и его придворных. Но почему государь снова вспомнил о нем и вызвал в столицу? Чего ждать? А тут еще неожиданный арест Володи…

Она невольно вздохнула. Наивный мальчишка! Совершенно не думает о своей судьбе. Что, если дело не закончится гауптвахтой? Вдруг великий князь убедит государя снова отправить смутьяна-поручика под пули горцев? Теперь, когда Репнина перевели в Петербург, Володя будет лишен на Кавказе надежного покровителя.

Нет, только не Кавказ… Лучше не думать об этом. Она взглянула в окно, но ничего не разглядела во мраке. Скорей бы вернуться домой…

Ветер свирепел, и лошади шли с трудом. Уставший их понукать кучер соскочил с облучка и потащил коренную за узду. Сердце Натали беспокойно забилось. Она почувствовала себя одинокой и беззащитной в этих незнакомых кварталах Петербурга. Кругом ни души. По небу бежали черные тучи, на город спускались сумерки, и вместе с темнотой рождалось тревожное предчувствие надвигающейся беды.

И вдруг… Боже, что это? Бешеный порыв шквального ветра останавливает лошадей, они ржут и беспомощно скользят копытами по мокрой мостовой. Обессилевший кучер ничего не может поделать. Ветер поворачивает карету и неумолимо несет к парапету набережной. Сейчас она ударится о гранит! В последний момент Натали немеющими руками в отчаянном порыве распахивает дверцу. Ветер бьет ей в лицо. Зажмурив глаза, она прыгает во тьму…

* * *

Утром в городе еще не было тревоги, хотя буря продолжала бушевать. Напротив, люди шутили и смеялись, когда ветер срывал чью-то шляпу. Многие останавливались, чтобы взглянуть на редкое зрелище: вода в Неве поднялась до самого парапета, а иногда даже перехлестывала на набережную. Особое оживление царило возле сливных решеток. Из них то и дело вырывалась вода в виде красивых фонтанов, обдавая зевак брызгами.

– Второй Петергоф, – шутили прохожие.

Но вот на заставах стали палить пушки, предупреждая горожан об опасности, тревожно зазвенели в церквах колокола. Разыгравшаяся буря заставила людей скрыться в домах. По улицам и площадям носились сорванные афиши и магазинные вывески. Ветер сносил черепицу с крыш и швырял ее в окна. Слышался звон разбитых стекол, трещали старые деревья…

Проснувшись, Володя не сразу сообразил, где находится. Стены с осыпавшейся штукатуркой, маленький столик и табурет. А под потолком – зарешеченное оконце. Он приподнялся на скрипучей расшатанной железной койке, протирая глаза. Сон окончательно развеялся, и реальность вернулась во всей своей суровой неизбежности.

Но все-таки молодость и оптимизм взяли верх. Ну и что же? Ничего страшного. Многим офицерам довелось побывать на гауптвахте, и они считали свое пребывание в ней чуть ли не особым знаком доблести. А уж ему-то и впрямь грешно жаловаться на судьбу. Он вспомнил визит сестры и ее радостное известие о том, что князь Репнин и его дочь Полина вернулись в Россию.

* * *

Маленькая Сероглазка… Когда он отслужил свой срок на Кавказской линии, ей только что минуло тринадцать лет. Эта очаровательная непоседа была любимицей всего гарнизона. Старые солдаты мастерили для нее деревянные игрушки, офицеры-кавалеристы катали девчушку на своих боевых конях. Потом она и сама научилась скакать на маленькой серой лошадке, которую ей подарил отец, командир дивизии князь Репнин. У Володи замерло сердце, когда Полина, неожиданно пустив лошадь в карьер, перемахнула через ров.

Молодой поручик и сам не прочь был порезвиться. Чего только они не выдумывали! Однажды, в начале весны, они вместе забрались на гигантский орех, росший за крепостным валом, чтобы повесить скворечник. Полина смеялась от души, когда Володя, желая поскорее завлечь птиц, в шутку вывел углем на скворечнике надпись: «Трактир». Но в разгар веселья из расщелины скалы вдруг раздались ружейные залпы. Схватив девочку в охапку, Володя буквально скатился с ней с дерева. Сероглазка осталась невредима, если не считать нескольких царапин, а Володя сломал ребро. По счастью, князя Репнина в крепости не было, он уехал в Грозную с докладом к Ермолову. Сероглазка умоляла свидетелей происшествия ничего не рассказывать отцу. Когда князь вернулся, все сделали вид, будто ничего не произошло. Но неожиданно сам Печерский явился к командиру с повинной, каясь в своем легкомыслии и требуя для себя самого страшного наказания. Репнин молча выслушал его, а потом, вздохнув, сказал:

– Не знаю, кто из нас будет больше наказан. Дело в том, Володя, что нам придется расстаться. Поверь, это не имеет никакого отношения к тому, что случилось.

И он вручил ему приказ о переводе в Петербург.

– Мне будет не хватать тебя, Володя… Да и Сероглазка к тебе привязалась. Но такова воля государя. В Россию возвратились уже многие мои друзья-однополчане. Надеюсь, что его величество скоро вспомнит и обо мне.

* * *

«Не слишком-то скоро государь вспомнил о нем, – подумал Володя, рассеянно глядя в небо через оконную решетку под потолком и прислушиваясь к вою ветра. – Слава богу, полковник уже на пути в Петербург».

Он жалел, что Репнин оставил Сероглазку в своем имении. Впрочем, девочке нечего делать в промозглой столице в такую холодную хмурую пору. В любом случае он скоро увидит ее, ведь до Захарово не более сорока верст. Главное, поскорее выбраться отсюда.

Неожиданный порыв ветра бросил в окно его камеры осколок черепицы, и стекло треснуло. В ту же секунду в камеру лавиной хлынула вода. Мощный поток обрушился на него с невиданной, сокрушительной силой!

Гигантская волна в считанные мгновения залила пол. Володя отчаянно заколотил кулаками в дверь. Никто не отзывался. Вода стремительно прибывала и вскоре достигла колен. Оставив бесполезные усилия, поручик схватил табурет и попытался выбить им дверь. Но с первого же удара тот развалился. Мутная холодная вода тем временем поднималась всё выше. Володя огляделся. Железная койка! Он кинулся к ней, уже наполовину скрытой водой, и стал лихорадочно расшатывать, стараясь оторвать спинку. Сколько длилась эта работа? Казалось, прошла вечность, прежде чем ему удалось завладеть спасительным инструментом. Борясь с напором воды, хлещущим через решетку из разбитого окна, он принялся выбивать дверь спинкой койки.

Р-раз… два! Наконец дверь сорвалась с петель, и мощный поток бурлящей воды вынес Володю в тюремный коридор.

Там воды было меньше, но она с каждой секундой прибывала, хлеща отовсюду. В шум стихии врывался неистовый грохот. Это стучали заключенные, запертые в камерах. Никого из охраны не было видно.

Преодолевая бурлящий поток, Володя добрался до первой двери и, не теряя времени, стал выбивать ее. Через проломленную дверь он помог выбраться заключенному в камере офицеру.

– Вы спасли мне жизнь! – воскликнул он, хватая руку Володи. – Я этого не забуду!

– Потом, потом… Надо помочь остальным.

– Давайте теперь я!

Размахнувшись кроватной спинкой, рослый офицер сбил замок соседней двери и освободил еще одного заключенного. Вскоре были распахнуты все камеры. Никто из офицеров не пытался спастись в одиночку, бросив своих товарищей. А между тем с каждым спасенным узником уровень воды в коридоре повышался с угрожающей быстротой. Вода была им уже по грудь, когда был освобожден последний, двенадцатый по счету офицер. И вдруг Печерский упал, споткнувшись обо что-то, скрытое под водой. Поднявшись на поверхность, он взволнованно крикнул:

– Господа, здесь чье-то тело!

Несколько человек бросились к нему. Поручик снова нырнул и с помощью офицеров поднял потерявшего сознание коменданта Свистунова. Офицеры подхватили его и понесли к лестнице. Поднявшись на крышу, они увидели дрожащую от холода и страха охрану и вместе с ней уже знакомого Володе тюремного писаря. Ждать помощи пришлось недолго.

Через полчаса все они были сняты спасательной командой и доставлены на шлюпках в Петропавловскую крепость до особого распоряжения начальства.

Глава 3

Петербург под водой

Репнин не успел ответить императору. Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался взъерошенный горбоносый генерал в мокрой шинели.

– Милорадович! – оторопев, воскликнул Александр Павлович. – Что это значит? Как вы попали сюда?

– Прошу прощения, ваше императорское величество! – по-военному вытянулся генерал-губернатор Петербурга. – Приплыл на катере!

Царь и Репнин переглянулись и разом бросились к окнам. Дворцовая площадь представляла собой море, в котором волны несли бревна, кареты, дрожки, полосатые будки квартальных, сломанные деревья. На площадь с улиц вливались бурлящие потоки. Везде бушевала и пенилась вода. Александр отшатнулся от окна и перекрестился.

– О боже… – прошептал он помертвевшими губами. – Что это?!

– Нева вышла из берегов, ваше величество! Петербург под водой! – отрапортовал генерал-губернатор.

Александр Павлович побледнел, но быстро взял себя в руки.

– Где maman, Лиз, Микки?

– Не извольте беспокоиться, государь! Августейшей семье ничего не угрожает. В Зимнем дворце залиты только подвалы…

– Нужно спасать бедняков с окраин, – сказал князь Репнин.

– Какие будут указания, ваше величество?! – зычно, словно на плацу, гаркнул Милорадович.

– Тише! Хоть я и глуховат, но не до такой степени. Вам нужны указания? Делайте все, что в ваших силах! Отправляйтесь на заставы, снимайте караулы, поднимайте по тревоге Гвардейский морской экипаж! Главное – не допустить в городе паники и мародерства!

– Слушаюсь, государь!

Милорадович уже направился было к двери, но Репнин остановил его и взволнованно обратился к царю:

– Ваше величество! Возможно, при спасении людей пригодится моя помощь… Позвольте мне сопровождать господина генерал-губернатора, если он не против.

– Весьма рад, князь, – кивнул Милорадович.

– Ступайте! – хмуро ответил царь и обернулся к губернатору. – Да, постойте! Чуть не забыл… Распорядитесь, Михаил Андреевич, чтобы узников Петропавловской крепости временно вывели из казематов на кронверки! А то досужие языки опять приплетут нам какую-нибудь княжну Тараканову!

Когда Репнин и генерал-губернатор вышли из кабинета, Александр Павлович снова подошел к окну и взглянул на бушующую стихию. Брызги волн достигали верхних этажей дворца.

– Это Божий знак… – прошептал он. – Господи, прости и помилуй… Я исполню волю Твою!

* * *

Нева яростно бросилась на город. Деревянные мосты были снесены, устояли только каменные. Улицы превратились в бушующие реки, по которым неслись сорванные с причалов большие и малые суда, а также и всё то, что могла увлечь с собой вода: сломанные деревья, домашний скарб. Вот пронеслась полосатая сторожевая будка, на перекрестке крутился обитый черным шелком гроб с серебряными позументами, о его края билась детская деревянная лошадка. Люди искали спасения на крышах домов, стоя вплотную друг к другу, чтобы сохранить тепло. Раздавались залпы пушек из Петропавловской крепости, Адмиралтейства, Галерной гавани.

12-весельный катер Милорадовича, сражаясь с волнами, пристал возле казарм Гвардейского морского экипажа. Навстречу ему, прыгая по высоким ступеням, бежал смуглый темноглазый дежурный офицер. Запыхавшись, доложил:

– Ваше высокопревосходительство! Капитан-лейтенант 8-го экипажа Николай Бестужев!

Николай был старшим братом известного писателя Александра Бестужева-Марлинского. О вольнолюбии братьев Бестужевых Милорадовичу давно было известно из многочисленных доносов «тайных доброжелателей», но генерал-губернатор неизменно бросал в огонь подобный компромат.

Кивнув офицеру, Милорадович приказал готовить всё необходимое для спасения жертв наводнения. Оказалось, что и без его распоряжения были приготовлены шлюпки и сформированы команды для спасения людей. Губернатор развернул карту города и по-военному четко дал указания: сначала обследовать центральную часть, в том числе Петропавловскую крепость, а потом направиться к окраинам.

– Осмелюсь заметить, ваше превосходительство, что основной удар стихии обрушился на северо-западную часть города, – почтительно возразил Бестужев.

– Попрошу не обсуждать мои приказы! – сурово ответил Милорадович и, перехватив взгляд Репнина, пояснил ему, смягчив тон:

– Поймите, князь, я хочу вернуться на центральные улицы вовсе не для того, чтобы продефилировать на катере мимо дворцов и богатых особняков. Вы сами слышали приказ государя. Как же я, старый солдат, могу его ослушаться?

Репнин с невольным сожалением отметил, что Милорадович постарел и осунулся. Он помнил его другим: бодрым, веселым и простым. При Бородине, увидев, что ряды русской пехоты дрогнули, генерал выбежал вперед под ядра французских пушек и, усевшись на траву, озорно крикнул адъютанту: «Я буду здесь завтракать!» Это была не показная храбрость, не жажда славы. В то время все были охвачены одним общим порывом – спасти Россию от нашествия врага.

– Давайте сделаем так, господин генерал, – дипломатично предложил Репнин. – Вы возьмете несколько шлюпок и отправитесь в Петропавловскую крепость, а мы с капитан-лейтенантом будем снимать бедняков с крыш.

Милорадовичу понравилась эта идея. Он тут же велел Бестужеву собрать спасательную команду, и вскоре его катер отчалил в сопровождении пяти шлюпок. Стоя на корме, генерал лично командовал гребцами:

– Раз-два! Навались, ребята!

Преодолевая волны, маленькая флотилия Милорадовича отправилась выполнять свою миссию, а Репнин, стоя на продуваемых студеным ветром каменных ступенях заставы, обратился к Бестужеву:

– Ну что ж… Дело за нами! Командуйте, капитан-лейтенант!

– Слушаюсь, господин полковник! – козырнул Бестужев и побежал распоряжаться.

Сквозь порывы ветра слышались его четкие приказы:

– Лейтенант Караваев! Три четверки – на Выборгскую сторону! Воронин, Андреев! Четыре двойки – на Петербургскую!

Офицеры рассаживали матросов. Шлюпки одна за другой отчаливали – к городским окраинам шла помощь.

– Я отправлюсь с вами, капитан-лейтенант! – заявил Репнин.

Бестужев радостно кивнул.

– Пожалуйте в вельбот, ваше высокоблагородие!

Репнин сел в шестивесельную шлюпку, которая отправилась к обитателям четвертой Адмиралтейской части, больше известной горожанам под названием Коломна.

* * *

– Ну слава Богу! – непонятно откуда раздался женский голос. – Наконец-то вы очнулись!

Натали скользнула глазами по лепному потолку с живописным плафоном, на котором была изображена обнаженная нимфа, убегающая от юного амура. Амур целился стрелой прямо в пухлый зад нимфы.

С трудом повернув голову, княжна увидела рядом с собой красивую даму неопределенного возраста, чем-то похожую на нимфу с плафона, но одетую в дорогое нарядное платье.

– Где я? – едва слышно спросила Натали. – Что случилось?

– Сначала выпейте эту настойку, она взбодрит вас… – участливо промолвила дама и протянула ей фарфоровую чашку с питьем. – Уму непостижимо, как вам удалось остаться в живых! Ваша карета ударилась о парапет набережной и разбилась. Но Бог послал вам ангела-хранителя в образе блестящего офицера. Он подобрал вас на мостовой и привез ко мне.

– Невероятно! Кто же мой спаситель?

– Вы скоро его увидите. Как вас зовут, милая?

Натали невольно покоробило слово «милая», с которым обычно обращались к горничным, и она пристально взглянула на свою собеседницу. Это была яркая брюнетка с карими дерзкими глазами. Ее красота почему-то не располагала к себе, казалась вульгарной. Поколебавшись, Натали назвала себя.

– Боже мой! – ахнула дама. – Дочь покойного князя Алексея Порфирьевича? Какая честь…

– Может быть, теперь вы назовете себя, сударыня? – прервала ее Натали.

– Охотно, княжна! Александра Черноухова, к вашим услугам.

– Черноухова? Боюсь, что…

Дама усмехнулась.

– Не напрягайте память! Я и сама иногда забываю свою невзрачную фамилию. Меня больше знают под актерским псевдонимом Сандра Блекки!

Тут пришла очередь изумиться Натали.

– Неужели? Вы – знаменитая Сандра? Я видела вас в «Женитьбе Фигаро».

– А в «Ромео и Джульетте»?

– К сожалению, нет. Вы играете Джульетту?

– Ну не кормилицу же! – передернула плечами Сандра.

Натали скрыла улыбку и вновь с интересом взглянула на знаменитую актрису. Потом, приподнявшись на локте, огляделась.

– Это ваш дом?

– Как вам сказать… Его снимает для меня поклонник моего таланта – тот самый отважный рыцарь, который пришел к вам на помощь. Если вы в состоянии подняться, я провожу вас в гостиную, дабы вы могли выразить ему свою благодарность.

– Так он здесь?! – воскликнула Натали. – Конечно, я поблагодарю его! Но мое платье…

– Безнадежно испорчено, – вздохнула Сандра. – Ну ничего… Я принесла вам свое. Оно очень милое и должно быть вам впору.

Продолжая щебетать, актриса помогла ей переодеться.

– Вы настоящая красавица!

– Слишком глубокое декольте, – покачала головой княжна.

– Вовсе нет! Впрочем, вы можете набросить на плечи свой прелестный муслиновый шарфик. К счастью, он ничуть не пострадал.

– Его подарил мне брат, – улыбнулась Натали и, накинув дымчато-розовый шарф, оглядела себя в зеркало. – Да, вы правы, теперь хорошо!

* * *

Проводив Натали в богато обставленную, хотя и несколько мрачную комнату, Сандра усадила ее в глубокое кресло и, извинившись, быстро удалилась, словно растаяла, скрывшись в одной из боковых дверей.

Натали вскоре поняла, почему комната показалась ей мрачной. Тяжелые портьеры закрывали окна, не пропуская солнечный свет, и всюду царил полумрак. Необъяснимое волнение незаметно подкралось к Натали. Кем окажется ее таинственный спаситель? Она ждала, приложив руку к груди, словно пытаясь унять тревожный стук сердца. Время шло… Вдруг она услыхала еле слышный звук шагов и скрип двери. Натали в смятении зажмурилась, а когда открыла глаза, перед ней стоял высокий черноволосый офицер в сверкающем позументом мундире кавалергарда. Крупные, острые черты лица придавали ему сходство с хищной птицей. Слегка запавшие желтые глаза глядели сумрачно и внимательно, словно хотели проникнуть в ее мысли.

– Вы, должно быть, помните меня, княжна?

– Да, господин Бакланов.

Он холодно улыбнулся, не спуская с нее пристального взгляда.

– Кажется, сударыня, вы не слишком рады нашей встрече.

Натали молчала, а Бакланов придвинул кресло и уселся в него, продолжая бесцеремонно разглядывать девушку. Молчание затягивалось, и Натали, наконец, решилась прервать его.

– Вы спасли мне жизнь, и я от всего сердца признательна вам. Расскажите, как это произошло?

– Собственно, и рассказывать нечего, – небрежно махнул рукой благородный спаситель. – Как говорится, я оказался в нужном месте в нужное время, только и всего.

– А что сталось с кучером и каретой?

– Карета ударилась о парапет и опрокинулась в Неву. Участь кучера неизвестна.

Страницы: «« 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

В предлагаемой вниманию читателей книге известного абхазского философа исследуются проблемы развития...
Роман-триптих охватывает жизненные перипетии совершенно разных людей, путь которых стремительно изме...
Книга о самом первом путешествии знаменитого исследователя Тура Хейердала (1914–2002) на Маркизские ...
Маргарет Кейн всегда вела вполне размеренный образ жизни, однако в один отнюдь не прекрасный момент ...
Бывший поручик гвардии Андрей Петрович Шувалов, теперь капитан, по окончании своих приключений соста...
Первая четверть XVIII века. В Тобольск приходит царский указ: отправить в Белогорскую волость отряд ...