Тайна могильного креста Торубаров Юрий

Тем временем у ворот князева двора раздался конский топот. Кто-то постучал негромко, но настойчиво. Спешившегося всадника отвели прямо в хоромы Всеволода.

– Ну, привез?

– Привез, – гонец устало достал из рукава свернутую в трубку бумагу.

Князь, не разворачивая, швырнул ее на стол.

– Деньги, деньги привез? – почти завизжал он.

Гонец полез за пазуху и достал небольшой, туго набитый мешочек, подал князю. Тот прикинул на руке богатство, развязал и заглянул внутрь.

– Пойдет, – довольно пробурчал он. – Теперь можно и за дело. – Князь кликнул тиуна. – Готов гонца к Котяну, да чтоб толковый был!

Гонец вернулся через несколько дней, под вечер. Тиун провел его в княжеские покои, тихонько поскребся у двери и, услышав приглашающий голос Всеволода, провел путника в комнаты. Тот, стянув с головы маску, надвинутую почти до самых глаз, поклонился:

– Все исполнил, княже, как ты приказал. – И выпрямился, теребя свой малахай.

– Никто тебя не видел? – испытующе поглядел на него Всеволод.

– Упаси Бог… немного не рассчитал, пораньше прибыл. Пришлось в ивняке комаров кормить. Люди повалили в город, и я с ними… – без запинки ответил человек.

Всеволод понял, что тот говорит правду.

– Рассказывай, как съездил, – указал он гонцу на стоявшую рядом скамью. – Хана застал?

Человек осторожно присел и начал рассказ:

– Котян уехал в Сурож, там ожидается большая торговля. Сказывают, понаехало много разных заморских гостей…

– С кем же довелось видеться? – перебил князь.

– Старший сын Котяна принял. Он княжну знает. Видел ее в Киеве. Князь! Как загорелись его глаза, когда я стал о ней рассказывать!..

Эти слова явно пришлись князю не по душе. Он нахмурился, сник, но быстро взял себя в руки. Гонец тем временем продолжал:

– Обещал помочь. Сказывал, что князю понадобятся воины, пусть даст знать.

Человек покопался за пазухой, извлек оттуда кожаную суму и протянул князю:

– Прими ханский подарок…

Всеволод развязал шнурок и высыпал содержимое на стол. Засверкали аквамарины цвета морской волны, вспыхнул, словно раскаленный уголек, красный алабандин[4]. Немного помолчав, Всеволод кивнул, показывая, что встреча окончена.

Оставшись вдвоем с тиуном, князь радостно заулыбался.

– Узнает красавица, где раки зимуют. Спесь-то посбивается… А этот хорош! Ишь, обзарился… Образина узкоглазая!

– А вдруг не получим ее назад? – осторожно спросил тиун.

Князь растерянно молчал. Такой оборот дела не входил в его планы.

– Не получим? Ну что ж, – он погладил голову, – пусть знает, гадина, как против моей воли идти. Вишь ты, холопа не пожалел – и не мил стал. И братец у ней тоже хорош. Намекнул я ему давесь, а он мне: «Не по своей воле хуже неволи», – передразнил он Василия.

– Что с ним? То вроде сестру и не замечал вовсе, а сейчас поди ж ты… – тиун пожал плечами.

– И его придет черед! Место-то он точно указал? – князь подошел к столу.

– Точно, князь, – тиун тенью двинулся за Всеволодом. – Старый дуб с отломанной верхушкой на берегу. От него прямо вверх мимо леса за четвертым холмом.

– Надо правее леса, – поправил князь. – Да у того поспрошай, так ли он говорил. – Он отпил из кружки и облизал губы. – Когда гостей ждать будем?

– Считай, дней через пять пожалуют.

– Погода бы не подвела. Если замысел удастся, кого воевода в погоню пошлет?

– Сам он староват. Аскольда, сына своего, послать может. Уж кто-кто, а этот расстарается.

– Пожалуй, ты прав. Надо его в этот день заманить куда-нибудь…

– А что думать, – тиун нагнулся, задрал подол рубахи и высморкался. – Надо пригласить его на охоту. Места ему известны. А мы люди пришлые…

– Только бы погода не подвела, – повторил князь.

Погода не подвела. Все эти дни солнце испускало живительные лучи. Даже ветер куда-то исчез. Ни один листочек не шевелился на деревьях. Казалось, жизнь остановилась.

Княжна с утра была весела. Трудно сказать, что больше радовало ее – то ли что Василий стал тянуться к ней, то ли стоявшая на дворе чудесная погода, то ли просто пела сама молодая душа. На сердце было легко и радостно, и радость ее передавалась людям.

Старая аска[5] Анна принесла ароматный, только что испеченный пышный каравай, поставила перед девушкой горнец[6] свежего молока и деревянное блюдо с золотистым пахучим медом. Заглянула Малуша.

– Вели выводить Сокола, – весело попросила княжна.

– Ой, Всеславна, боюсь я тебя отпускать. Ты все одна да одна. Неровен час… – выражение девичьего лица стало горестным.

– Да кого мне здесь бояться? Время сейчас тихое. Да и постоять за себя смогу, ты знаешь.

– Ой, княжна, страшно мне! – Малуша покачала головой. – Пойду к князю Василию, пусть дружинников даст. – Она взялась за ручку двери.

– Не смей, Малуша, брата тревожить! – остановил ее требовательный голос хозяйки. Потом голос ее изменился. – Ты ведь знаешь, как я люблю быть одна. А тут будут мужики маячить, глаз не сводить. Душе не отдохнуть…

Но служанка уперлась.

– Нет, что хочешь со мной делай. Боюсь! – она умоляюще посмотрела на княжну.

– Малуша, последний разок! Обещаю, одна больше не поеду!

– Хорошо, так и быть…

Когда Всеславна появилась на крыльце, конюший Ириней уже держал Сокола за узду. Конь встряхивал головой и нетерпеливо бил копытом.

– Заждался тебя, княжна, – ласково заговорил Ириней, – ишь, как на волю просится. Приучила ты его, красавица, к воле. Но нельзя одной так далеко от людей хорониться, – в его голосе появились нотки строгости, – всяких злодеев в мире полно. А ты хоть и княжна, а девка. Всяк на тебя позариться может. Возьми меня, старого, с собой. Жизни за тебя не пожалею!

– И ты туда же, Ириней! – воскликнула Всеславна. – Заладили сегодня одно и то же, как сговорились, накаркаете всякой напасти, словно вороны, – девушка обидчиво надула губы.

– Славушка ты моя, поглядь на себя! – начал оправдываться Ириней. – Да за тобой… Да что говорить! – конюший махнул рукой. – Берегись, девка… Стой, чего ты! – крикнул он на коня, заплясавшего на месте. – Ну, садись.

Всеславна положила на крыльцо принесенный с собой колчан, туго набитый стрелами, лук, поправила широкий ремень, бисер которого прямо горел в солнечном свете, а особенно ярко сверкала бирюза на пряжке, перекликаясь с бездонной синевой ее прекрасных глаз. Проверила в ножнах меч, подарок князя киевского, специально для нее заказанный заморским купцам. Далекие дамасские кузнецы сделали его легким, под женскую руку, и острым – так что рассекал в полете шелковую ткань. Сам клинок отличался сложностью муарово-волнистого узора на темном фоне. Рукоять, отделанная дорогими каменьями, являла собой песнь в металле – так изящно были отлиты головы сказочных животных, служивших защитой для руки.

Девушка легко, словно серна, взметнулась в седло. Конь заплясал под ней, готовый сорваться. Натянув узду, она осадила его, Ириней подал оружие. По-мальчишески озорно крутанула над головой уздечкой, и Сокол стремительно и грациозно понес свою наездницу.

Город остался позади, дорога ушла вправо. Конь словно летел. Вот наконец любимое место Всеславны. Как сказочно изменилось оно за одну ночь! Земля горела сплошным бездымным костром. Страшно было ступить на нее – казалось, обожжет огнем, и запылаешь ярким факелом. И некуда двигаться дальше – огонь, как река в разлив, заполнил все пространство.

Долго еще любовалась бы девушка открывшейся перед ней картиной, если бы Сокол жалобным ржанием не напомнил о своем существовании. Соскочив с коня, княжна принялась собирать буйствующее пламя, пока не набрала целую охапку. Она зарылась в нее лицом, а потом, разбрасывая капли огня, радостно закружилась на месте, пока без сил не упала на землю. Затаив дыхание, она прислушалась. Кричали, будто призывая ко сну, короткохвостые перепела. Несогласный кузнечик трещал что было мочи, перелетая с места на место. Где-то вдали крякала утка. Над горизонтом появилась темная точка. Она быстро приближалась, превращаясь в царя голубых просторов. Огромный орел, распластав крылья, величаво парил, осматривая владения. Так же спокойно, как и появился, он исчез за горизонтом. И тотчас рядом кто-то быстро и громко забил крыльями, радуясь избавлению от опасности. Дунул ветерок. Зашелестела трава. Еще громче затрещал потревоженный кузнечик. Нарвав цветов, Всеславна сплела яркий тяжелый венок. Надев его, поднялась с земли и закружилась в диком, немыслимом танце, пока длинная трава, спутав девушке ноги, не свалила ее на землю. Всеславна засмеялась, всем телом прижимаясь к теплой, наполненной радостью земле.

Так, не шевелясь, она лежала, наслаждаясь голубизной безоблачного неба, ароматом трав. Но это чудесное мгновение прервал неведомо откуда пришедший звук. Княжна припала ухом к земле, как учил ее когда-то дядя, и услышала конский топот. Вскочив на ноги, она увидела, как несется ее Сокол, а за ним скачет небольшой отряд. На душе похолодело.

– Сокол! – что было сил закричала Всеславна.

Конь, радостно заржав, устремился на голос хозяйки. Подхватив меч, на ходу метнулась в седло. Понятливое животное без понуканий помчало ее вперед. Княжна оглянулась и, к ужасу своему, обнаружила, что преследователи уже близко и расстояние медленно, но верно сокращается. Здоровенный половец скакал почти рядом, глаза его горели алчным огнем, в руках он держал, готовясь к броску, аркан.

Княжна выдернула из-за спины лук, выхватила из колчана стрелу и, резко обернувшись, спустила тетиву. Стрела, сверкнув, ударила преследователя в грудь. Половец, неловко взмахнув руками, рухнул под копыта коня. Это чуть охладило пыл преследователей. Всеславна уже торжествовала победу, как вдруг увидела, что от леса наперерез ей скачет другой отряд. Она повернула коня влево, но и там с холма спускались всадники. Ужас обуял княжну.

– Спасите!!.. – понеслось над полями, словно застывшими от ужаса приближающейся драмы.

Накануне этого события, сытно отрыгнув после ужина, князь Всеволод задержал тиуна.

– Не сорвется?

– Не думаю, – тиун переминался с ноги на ногу.

– Смотри у меня! – князь погрозил пальцем. – А воевода, ответь мне, еще долго будет носить ноги?

Услышав эти слова, тиун испуганно посмотрел на дверь. Князь засмеялся:

– Здорово же ты его боишься, если даже в моем доме так себя ведешь.

– Это не человек, а черт, – сказал тиун, втянув голову в плечи. – Он будто видит людей насквозь. Мне с ним даже встречаться страшно. А люди в городе настолько его уважают, что боязно кому-либо говорить. Посылал я было своего, да… пустое дело. Надо ждать, князь. Вот сына его привлечь бы на нашу сторону. А за ним, глядишь, и отец потянется. Один он у него, как-никак.

Князь поднялся, медленно обошел стол, поглядел в окно.

– Да-а… – протянул он задумчиво. – Думаю, ты прав. Давай сделаем его сыну дорогой подарок.

– Точно! – лицо тиуна светилось торжеством. – Подари ему кречета!

– Кречета? Ты в своем уме? Кречета – и кому? Сыну какого-то воеводишки… – Князь в гневе забегал по комнате. – У меня их два. И оба «красные». Уж не прикажешь ли мне отдать одного из них? – он остановился напротив слуги, пылая гневом.

– Князь, – начал тиун тихим вкрадчивым голосом, – завтра же надо пригласить Аскольда на охоту, ибо гости к нам должны пожаловать…

– Какие гости?

– Да те, которые тебе недавно акморина отвалили.

– Аквамарина, балда! – Князь замолчал. Лицо его осветилось злорадством. – Пусть помучается, пусть!.. Будет знать, как по голове… – Он осекся и посмотрел на тиуна. Тот стоял с безразличным выражением лица, словно ничего не понимая. – То есть будет знать, как голову не слушать, – докончил князь.

Слуга дернул щекой и произнес:

– Перед охотой сам и подаришь Аскольду кречета. А если все удастся, как мы и задумали, птичка к нам еще вернется.

Ночь пролетела быстро. С самого утра княжьи людишки забегали, готовясь ехать с хозяином на соколиную охоту.

Несмотря на утренний час, Аскольда дома не оказалось. Стоя на безлюдном дворе, тиун вертел головой.

– Эй, Славуч! – крикнул он, завидев, как двор, прихрамывая, пересекает какой-то человек. – Князь мой приказал найти Аскольда, а его дома нет. Не подскажешь, где он?

– Поищи у кузнеца, – ответил тот, подумав. – Он там часто бывает, у дружка своего, – и заковылял дальше.

Славуч сказал правду. Многие знали, какая крепкая дружба связывает этих разных людей. А началась она довольно странно несколько лет назад.

Однажды, в один из жарких июльских дней, отец послал Аскольда проверить поставленные с вечера сети. Знал воевода один омуток, стерлядка там водилась добрая. Туда-то и примчался Аскольд на коне. Сбросил легкую одежку и хотел было броситься в воду, да заметил на берегу чужого человека. Остановился, настороженно глядя на незнакомца. Тот спокойно чистил рыбу. Поплавки сети трепетали на поверхности воды. Но с берега к реке тянулся еще не просохший след. «Проверил», – догадался Аскольд.

– Зачем не свои сети трогал? – со злостью спросил юноша, жалея, что не взял оружие.

Человек оторвался от работы. Спокойно воткнул длинный нож в пенек и поднялся. Был он выше среднего роста, суховат. Голову украшала копна черных вьющихся волос, из-под которых сверкали такие же черные глаза. Орлиный нос придавал лицу грозное выражение. Но стоило ему улыбнуться, как сразу стало ясно, что душа этого человека открыта для добрых дел.

– Там всем хватит, – махнул чернявый рукой по направлению к реке. – Я взял несколько штук. Второй день крошки во рту не было. Извини, если что, хозяин. Если против, могу вернуть. И за работу ничего не возьму, – он снова улыбнулся.

– Да чего там… – Услышав такие слова, Аскольд подобрел. – Надо – бери еще.

Раздевшись, юноша скользнул в воду. Она приятно обожгла прохладой. Подплыв к сети, Аскольд отвязал от куста дальний конец и потянул ее к берегу. Проплыв немного, почувствовал: что-то держит сеть. Дернул, та не поддавалась. «Видать, зацепилась», – подумал он, и бросив веревку, нырнул глубже. Бредя по дну в поисках зацепившегося места, он вдруг почувствовал, что ноги в чем-то запутались. Аскольд попытался вырваться, но безуспешно. Воздух кончался, а петля с каждым рывком затягивалась еще туже. Сознание покинуло его…

Когда Аскольд открыл глаза, незнакомец стоял перед кустом и развешивал свою одежду. С прилизанных волос стекала вода.

– Ну что, отошел? – весело спросил он, почувствовав на себе взгляд. – В следующий раз нырять будешь – осторожнее. Ногой в сеть попал. Пришлось ее резать. Отец, наверное, ругать будет. Улов-то богат, ничего не скажешь! – Чернявый кивнул на сеть, белую от набившейся в нее рыбы.

Воевода, узнав о случившемся, тотчас велел Аскольду привести спасителя. Сыроватая одежда плотно облегала тело незнакомца, при каждом движении было видно, как под ней играют мускулы.

– Проси что хошь, – сказал воевода. – Все отдам.

Человек усмехнулся.

– Ничего мне не нужно. За доброе дело меня Господь отблагодарит. Да и сам я виноват. Торопился, видать, вот и запутал ее, проклятую. За сеть, что порвал, прости, хозяин, – он склонил голову.

– Пустое. Далеко ли путь держишь? Може, коня надо – скажи, – воевода не сводил с чернявого глаз.

– Не надо. А путь мой я и сам не знаю какой.

Сеча оживился:

– Что натворил? От кого бежишь? Говори смело, в обиду тебя не дам. Вот крест, – он перекрестился.

Незнакомец покачал головой.

– Я и без креста вижу, что справедливый ты человек. Зря не обидишь. А бегу я от своего князя. Попытался он меня, вольную птицу, сделать своим холопом. Умелец я, кузнец. Вот и захотел он, чтобы я только на него работал. Ушел я. Бреду теперь по белу свету, долю лучшую ищу. Да вижу, везде одинаково. Многие норовят зауздать, воли лишить. Князья нынче пошли алчные, только о себе и думают.

Воевода испытующе посмотрел на кузнеца. Тот не отвел взгляда. «Честен», – решил про себя воевода и спросил:

– Звать-то тебя как?

– Еловат.

– Тут ты, Еловат, прав. А кузнец нам надобен, оставайся. Не понравится – воля твоя, держать не будем. А сейчас – к обеду. Отведай, что Бог послал.

Воевода не мог не заметить, что голод терзал незнакомца крепко. Но ел он без жадности, спокойно, только немного торопливо глотал куски.

Кузню Еловат хотел ставить на берегу Жиздры, да Сеча не разрешил.

– А ну враг подойдет? Как быть? Ты Козельск не знаешь. Наш город на всех ветрах. Ставь кузню в детинце.

Строить помогал и Аскольд, днями не отходил от своего спасителя. Вскоре благодаря общим усилиям задымила кузня. И потянулся туда разный люд. Первым на огонек пришел воевода, застав там своего сына. Аскольд неотрывно смотрел, как полоса железа преображалась на глазах в великолепный меч. Когда Еловат сунул его в топленое сало, запахло жареным. Не удержался воевода – схватил его в руки, жадными глазами стал рассматривать еще теплое оружие. Кузнец взял воеводин заморский меч, поставил его острием на наковальню и, размахнувшись, изо всех сил ударил по нему своим. Потом поднес оба воеводе. На мече кузнеца зазубрины не было. Сеча только крякнул.

Но не только мечи умел делать кузнец. Лил он и бусы для местных красавиц. Ох и падки они были до этих блестящих вещиц! Сколько раз мужики по ночам собирались намять кузнецу бока, да не выходило. Ловок был, бестия. И силен. Правда, наутро мужики, как ни в чем не бывало приходили в кузню делать заказы. Кому удила ковать, кому ножи, плуги, кольчуги, мечи, топоры. Просили и замки разные делать. Все нужно было в хозяйстве. Люди радовались, что появился такой умелец. Все делал он с любовью.

Вот к этому-то другу Аскольда и направился княжеский посланник. Войдя в кузницу, тиун закашлялся от едкого дыма. Кузнец, стоя к нему боком, держал в одной руке клещи с длинными рукоятками, а в другой – небольшую кувалдочку, которой бил маленький кусок раскаленного железа. Рядом, не отрывая глаз от волшебного зрелища, стоял Аскольд.

– Дорого достается каждая стрела, – прокричал Еловату в ухо Аскольд.

Увидев тиуна, кузнец остановился, отер тыльной стороной ладони вспотевший лоб.

– Зачем пожаловал, высокий гость? – он с интересом поглядел на вошедшего.

– Князь просит Аскольда к себе.

– Зачем я понадобился князю в такую рань? – спросил Аскольд, переглянувшись с кузнецом.

– Не сказал. Просил передать, что очень хочет тебя видеть.

– Давай, Аскольд, – подмигнул ему Еловат. – Мы душой Божьи, а телом княжьи. Приходи, буду рад.

Аскольд застал Всеволода во дворе. Он восседал на своем жеребце. Одет был по-походному, в серый кафтан. Позади толпились люди с нехитрыми охотничьими снастями в руках – луками, колчанами со стрелами, пиками. Вокруг крутились собаки. Подойдя к князю, юноша склонил голову:

– Слушаю, князь, – безразличным голосом сказал он.

Это не смутило Всеволода.

– Вот, хочу пригласить тебя на охоту. Места здешние я знаю плохо. Сколько раз ездил, а по-настоящему охотиться не довелось. Чуть не с пустыми руками возвращаемся. Если не откажешь, буду рад. – Князь выжидательно посмотрел на юношу.

– Показать места можно, – к радости Всеволода, сразу согласился юноша.

– А есть ли где с кречетом побаловаться? Бывал ты на таких охотах?

– Как не бывать, – не задумываясь, ответил Аскольд. – Сколько раз с князем ездили.

Всеволод улыбнулся: все шло как по маслу.

– Вот и хорошо. Покажешь, где эти места. А за труды хочу тебя отблагодарить, сделать подарок. Воин, знаю, растешь ты добрый. Да и отец для нашего княжеского рода старается. Правда, в последнее время избегает меня, но это его воля. А моя воля – подарить тебе молодого кречета. Будь же добрым охотником.

Аскольд с удивлением глянул на князя. После некоторого замешательства ответил:

– Подарки глаза запорашивают.

– Дерзок, отрок! – Князь повысил голос. – От подарка княжеского грех отказываться.

Юноша смутился. Приняв смущение за согласие, Всеволод продолжал:

– Так вот, на охоте подарок и опробуем!

– Пеший конному… – неопределенно начал Аскольд, пожав плечами. Но князь не дал ему договорить.

– Коня воеводиному сыну!

– Князь, я на чужих не езжу.

– Хорошо, – не стал перечить тот, – бери своего коня и догоняй нас. Встретимся у трех дубов.

Князь кивнул своим людям, и все тронулись в путь. Какое-то время Аскольд стоял в задумчивости. Он знал, что после освобождения из плена отец очень неприязненно относился к Всеволоду. Но и заиметь собственного кречета было здорово… «Посоветуюсь с отцом», – решил он.

Нашел его в опочивальне, тот обсуждал что-то с Акимом. Увидев сына, воевода вопросительно поднял брови. Аскольд коротко поведал о предложении Всеволода. Отец молча выслушал, подумал и, вздохнув, вымолвил:

– Там, где лиса пройдет, от курей яиц не жди. Берегись его. Но делать нечего – как-никак князь. Поезжай, только смотри в оба. Может, за старые грехи откупиться хочет, а может, что и задумал. Своих предупреди.

Друзей у Аскольда было много. Они составляли костяк младшей дружины. Юношам уже не раз приходилось встречаться с врагами. Прыгая через ступени, Аскольд стрелой выскочил во двор. Двое мальчишек яростно бились на деревянных мечах.

– Юшка, – позвал Аскольд. – Ребят моих покличь.

– А на коне прокатишь?

– Прокачу, – на ходу бросил юноша. Юшка помчался выполнять поручение.

Пока Аскольд готовил коня, двор заполнился его сверстниками.

– Князь Всеволод на охоту позвал, – объяснил он. – Кто со мной?

Все дружно побежали седлать коней.

Князя отыскали быстро. Оглядев многочисленное Аскольдово сопровождение, он подозвал сокольничего. На его приподнятой и полусогнутой руке, пониже локтя, сидел кречет – крупная, белая с серыми отметинами птица. Он вцепился в кожаный нарукавник, изредка поводя длинным хвостом. На голове у него был надет колпак, из-под которого торчал острый крючковатый клюв.

Осторожно сжав крылья, князь снял кречета. Тот попытался высвободиться и угрожающе выпустил когти. Сокльничий надел Аскольду нарукавник. На руке юноши затрепетала птица.

– Знаешь, как обучают этих птиц? – спросил князь, трогая коня.

Юноша мотнул головой и покраснел.

– Это трудная, долгая работа. Уряжают место, где стены гладкие, а на полу вода, и птица не может нигде сесть. Вот она и приучается сидеть на руке сокольничего. А кормят, только когда принесет добычу.

Юноше явно нравился подарок. Он глаз не сводил с кречета.

– Пускать ее надо, – продолжал князь, – когда увидишь птицу в небе. Снимешь колпак, она и полетит.

На пути встретилось заросшее ивняком да корявыми березами болотце. Сквозь ветви тускло поблескивала зацветающая вода. Пришлось объехать. Не успел отряд миновать болото, как вдруг какая-то птица, спугнутая лошадиным топотом, стала набирать высоту.

– Селезень, пускай! – азартно крикнул князь.

Юноша замешкался, неумело стягивая колпак. Получив свободу, кречет, к удивлению юноши, не взлетел, а только вздыбил крылья и угрожающе защелкал клювом.

Князь прогнулся в седле и, перехватив руку Аскольда, затряс ею. Птица лениво взмахнула крыльями. Аскольд испугался, что она упадет на землю, но кречет наконец встрепенулся, взлетел и стал стремительно уходить вверх. Набрав высоту, он описал большой круг и только тогда повернул к цели. Селезень ринулся вниз и стал уходить за горизонт. Кречет рванулся за ним, начиная свой коронный заход сзади. Еще миг – и острый коготь прошьет под крылом бок своей жертвы. Аскольд, затаив дыхание, ожидал развязки.

– Смотри, смотри! – закричал князь. – Сейчас он ему задаст!

И в этот миг Аскольд услышал чей-то зов о помощи. Повернувшись, Аскольд увидел, как одинокого всадника с трех сторон окружают преследователи. Он сразу понял, что это за люди. Раздумывать было некогда.

– Половцы напали на русского, – воскликнул юноша. – Князь, на помощь!

Всеволод побледнел.

– Ты что делаешь? – он схватил за узду Аскольдова коня. – Смотри, их сколько! А мы одни. Уходим, скорей!

Не дослушав, юноша пылко воскликнул:

– Нет, князь, я лучше погибну, но не брошу единоверца в беде. Смотри, как смело он бьется!

Действительно, всадник, выхватив меч, наотмашь ударил врага, который попытался на скаку схватить за узду его коня. Половец, громко завопив, остановился, держась за раненое плечо. На смену ему подскочил второй. Его встретил такой же удар. Но силы были неравны.

Аскольд издал боевой клич, вырвал из рук Всеволода узду, и, пришпорив коня, помчался на врага.

Помощь оказалась кстати. Оторопевшие половцы, не ожидавшие нападения, осадили коней. Но бросать добычу не собирались. Здоровенный детина успел схватить всадника и попытался вырвать его из седла, отчего тот закричал – отчаянно, по-женски. Аскольд, прежде чем броситься на половца, скользнул взглядом по лицу русского и на мгновение оторопел: на него с мольбой и надеждой глянули расширенные от ужаса голубые девичьи глаза.

Воспряв духом, девушка рубилась наравне с нежданным защитником. Но половцы все тесней сжимали кольцо. Аскольд уже внутренне прощался с жизнью, как вдруг издалека донесся раскатистый крик – на помощь шли его друзья. Почувствовав опасность, враг стал разворачивать коней. Но один из половцев, взбешенный неудачей, бросил поводья, выхватил лук и, торжествующе ухмыляясь, прицелился в княжну. Аскольд, в последний момент заметив угрозу, успел прикрыть собой отважную соплеменницу. Стрела вонзилась ему в бок. В глазах у него потемнело, земля закачалась, и юноша медленно повалился с коня. Друзья подхватили бездыханное тело и, нахлестывая коней, понеслись в город.

Сеча только что отобедал и собирался по обычаю немного вздремнуть, как вдруг в открытое окно донесся тревожный конский топот. Сердце кольнуло в предчувствии беды. Повернувшись к иконам, воевода широко перекрестился, накинул подвернувшееся корзно и в одном исподнем бросился на крыльцо.

Спешившиеся всадники уже снимали с коня чье-то тело. Одни держали его на руках, другие освобождали ногу из стремени. Отцовское сердце поняло: в дом пришла беда. Сеча упал перед сыном на колени, поднял его голову.

– Сынок, очнись! Сынок! – это был вопль убитого горем человека.

На его крики выскочил Аким. Бывалый воин сразу оценил обстановку.

– Пусти, воевода, – властно скомандовал он. Сеча отпрянул. – Перенесите его на крыльцо. Да подстелите что-нибудь.

Аким припал ухом к груди юноши и поднял вверх руку. Все замолкли.

– Жив! – сказал он радостно и принялся осматривать кровоточащую рану. Внутри на ощупь определялся осколок стрелы.

– По всему видно, рана глубокая. Это опасно. Не была бы еще стрела отравлена. – Аким задумался. – Слышь, воевода, тут не обойтись без твоей колдуньи…

Воевода уже успел совладать с собой. Лицо приняло решительное выражение.

– Да, его срочно нужно везти в Глушиный бор. Дорогу туда помнишь?

Аким утвердительно кивнул.

– Поедешь, Аким, без меня. Передашь колдунье от меня нижайший поклон, но не говори, что это мой сын. Не знаю, успокоилась ли старая. Я ей благодарен за мое спасение, но за внучку она, наверное, все еще гневается. Скажи ей, что она была мне дорогой женой. И память о ней я храню свято.

Лицо Акима просветлело.

– Да она уже, наверное, все забыла. С той поры, почитай, два десятка лет прошло. Сколько воды утекло! Что-то не слышал о ней в последнее время…

Воевода приказал трогаться, не теряя времени. Аким шел первым, поминутно оглядываясь на раненого и одновременно зорко поглядывая по сторонам. Он торопился. Надо было скорее миновать открытую местность, и вообще надо было спешить. Дорога была каждая минута.

– Слышь, Аким, – окликнули его сзади. – Кто-то скачет.

Аким оглянулся. От городских ворот скакал какой-то всадник. Аким хотел было остановиться, но, взглянув на Аскольда, решил этого не делать, и пришпорил коня.

Всадник медленно приближался. Когда расстояние между ним и отрядом значительно сократилось, он замедлил ход. Так, повиснув на хвосте, и шел за отрядом. Он был одет в легкую военную одежду и хорошо вооружен. Низко надвинутый шлем и ворот кольчуги скрывали его лицо. Аким так ни разу и не остановился, хотя непонятный всадник вызывал у него недоумение.

Когда вошли в лес, шаги незнакомца послышались ближе. «Боится отстать», – догадался Аким. Он тихо подозвал ближайшего дружинника и велел вести отряд в прежнем направлении. Сам притаился за густым черемуховым кустом, пропуская своих, и стал ждать, держа оружие наготове. Топот приближался. Аким уже мог разглядеть его. Оружие незнакомца покоилось в ножнах. Едва всадник поравнялся с кустом, Аким выскочил и с криком: «Стой!» наставил меч. От неожиданности всадник ахнул, дернул головой, шлем слетел, и на плечи его упали толстые девичьи косы.

– Княжна?! – пришел черед удивляться Акиму, который узнал Всеславну. – Какими судьбами?

– Не прогоняй меня, – взмолилась девушка, прижав руки к груди. – Не прогоняй… – повторила она и опустила голову. По лицу ее струились слезы. – Это он спас меня. Я обязана ему жизнью. Ему сейчас плохо. Я буду с ним… – последние слова она произнесла и просительно, и требовательно, и решительно.

Они быстро догнали отряд. Когда все стало сливаться в сплошную черную мглу и уже трудно было различить очертания деревьев, Аким приказал остановиться. Дружинники набрали сушняка, и веселый огонек запрыгал под могучими кронами деревьев. Люди потянулись к огню. Наскоро перекусив, устроились на ночлег.

Аким поднял всех, едва начало светать. Люди, ежась, быстро оседлали лошадей и продолжили путь. Несмотря на густой туман, окутавший лес, Аким каким-то особым, собачьим, нюхом находил дорогу.

Они прибыли на место, когда солнце поднялось высоко над головами. Здесь густой лес расступался, образуя небольшую полянку. Она напоминала турецкий мохнатый ковер, главным украшением которого были разноцветные яркие цветы. Воздух был наполнен их ароматом, перемешанным с птичьим гомоном. На краю этого чуда, почти у самого леса, стояла огромная развесистая береза, в тени которой прятался небольшой деревянный домик. Был он весь перекошен и почернел от времени.

– Эй, есть кто живой? – громко позвал Аким.

Дверь дрогнула и медленно, издав жуткий скрип, поползла в сторону. В открывшемся узком просвете появилось странное человеческое существо. Тело женщины словно когда-то согнули вдвое, да так оставили. К тому же, она была необыкновенно худа. Кожа, потемневшая не то от времени, не то от солнца, казалось, была натянута прямо на кости. Острые скулы выпирали, как углы сундука. Челюсть словно только и держалась за счет морщинистой кожи, напоминавшей поверхность муравейника. Единственное, что не вязалось со всем ее древним и дряхлым обликом, – глаза. Они смотрели живо и внимательно, светясь глубоким умом и неукротимым духом.

Аким соскочил с коня и пошел навстречу. Залаяла собака.

– А ну, пшел! – зашипела старуха, махнув рукой.

Собака поджала хвост и, недоверчиво поглядывая на хозяйку и гостей, поспешила спрятаться за угол. Старуха, приложив ко лбу руку козырьком, пристально разглядывала пришедших.

– Что, узнала? – Аким остановился в нескольких шагах.

Старуха, повертев головой, проскрипела:

Страницы: «« 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Настоящая монография представляет собой попытку оценить историческое развитие института выборов как ...
Благодаря дневникам Пенелопы Хаксли, подруги блистательной Ирен Адлер, перед читателем предстает нов...
Рецепты заготовок, представленные в этой книге, выбраны автором – известным садоводом-любителем Гали...
В книге впервые печатаются два рукописных дневника путешествий в Иерусалим: первый, 1830–1831 гг., п...
В сборнике публикаций разных лет «О героях былых времен…» собраны воспоминания поспелихинцев – участ...
Государственный служащий Бюро Статистики благодаря деловым качествам продвинулся достаточно высоко в...