Встретимся в Силуране! Голотвина Ольга

1

Беда, если встретится незадачливому путнику на лесной дороге человек в потрепанной до лохмотьев рубахе и холщовых штанах – но в красивом, опушенном мехом плаще из толстого сукна. Или в потертой кожаной куртке – а на сапогах серебряные пряжки… При одном взгляде на такого щеголя бросит догадливого путника в дрожь. Сразу начнет он прикидывать: с кого снял встречный незнакомец такие дорогие вещи… а главное – что этот франт сейчас подумывает прибавить к своему наряду?

Именно такие подозрительные бродяги и сидели вдвоем на берегу лесного ручья. Кусты боярышника были плохой защитой от осеннего ветра, поэтому один из парней закутался в свой роскошный плащ, стянул его на груди толстыми витыми шнурами и набросил на голову капюшон. Второй поднял воротник куртки и хмуро сказал:

– Где этого дурака болотные демоны носят? Холодно и жрать хочется…

– Слышь, Матерый, надо бы мне пойти, – озабоченно отозвался его дружок. – Зря ты Гундосого послал. Его в детстве мамаша башкой на камни уронила, не иначе…

Тот, кого назвали Матерым, задумчиво качнул седой лохматой головой:

– Подождем чуток. Не явится – ты пойдешь. Заодно поймаешь этого дурня да вколотишь ему нос до затылка, чтоб впредь шустрей был.

– Постой, – перебил его приятель, – что там по ручью шлепает?

Оба вскочили на ноги, глядя сквозь листву, как через ручей, по пояс в воде, бредет щуплый человечек. Вцепившись в ветви ивы, он вскарабкался на берег, огляделся, махнул рукой и двинулся сквозь кусты к своим дружкам.

– Я напрямик… чтоб обогнать… Уходить надо!

– Облава? – нахмурился Матерый.

– Не на нас. Большая охота ниже по ручью… – Гундосый сморщился, словно собираясь чихнуть, и захихикал. – Ой, потеха была! Самого Хранителя лошадь прочь от свиты унесла, а потом и вовсе сбросила.

– Далеко отсюда?

– Не очень. Свита ищет Хранителя, да со следа сбилась, ушла вниз по ручью. Спохватятся, вернутся… уходить надо!

– А Хранитель где? – хрипло спросил Матерый.

– В Совиной балке, ловит свою серую…

– В Совиной балке?.. Знаю, к ручью выходит. – Главарь обернулся к обладателю дорогого плаща. – Слышь, Костолом, можно устроить засаду!

– Засаду? – не понял Костолом. – На Сына Клана?

Гундосый хмыкнул.

– Вот! – покосился на него атаман. – Ты-то с нами недавно, а Гундосый помнит, как этот самый Хранитель в моем отряде из общего котла лопал. Что, не веришь? Это сейчас он Ралидж Разящий Взор из Клана Сокола, Ветвь Левого Крыла – звучит-то как! А мы с Гундосым его звали попросту – Орешек… и был он беглым рабом, таким же никчемным для нашего разбойничьего дела, как и прочие рабы: ни на коня сесть, ни меч в руки взять…

– Нож хорошо в цель метал! – взыграло в Гундосом чувство справедливости.

– Ага, – нехотя признал атаман, – уже в бегах научился, в Аршмире.

– А мне говорили, – недоверчиво перебил Костолом, – что Ралидж – лучший фехтовальщик Великого Грайана.

– Уж и лучший… – буркнул главарь. – Хотя и впрямь насобачился в шайке. Учил его один наемник, большой мастер был… Ладно, кончай пустую мякину провеивать! Пошли, а то упустим…

– И на кой он нам нужен? – возмутился Костолом. – Кто ж на охоту деньги берет? И ты сам говорил: Сына Клана грабить – дураком надо быть!

Матерый ощерился и сплюнул.

– То ж я про настоящих говорил, они колдуны. А этого Клан усыновил…

– Да с какой дури нам связываться с Хранителем крепости – колдун он там, не колдун?..

– Ты, Костолом, человек пришлый, разбойник из тебя – как из меня кружевница! – Матерый помрачнел, продолжил глухо, злобно: – Я крепкой шайкой командовал, сорок человек под моей рукой ходило! Три года назад анмирские стражники облаву учинили, так я едва десять морд собрал уцелевших. А теперь остался один Гундосый, да еще ты прибился… Ну, проберемся в Чернолесье, разыщем шайку Хрипатого – и что нам Хрипатый скажет? Не знаю, скажет, никакого Матерого! Идите, скажет, парни, котел лагерный чистить! А я ему – вещицу со знаком Клана: пряжку с соколом или там перстенек с печаткой. Пусть видит Хрипатый, с какими лихими людьми говорит!

– А Хрипатый тебе в ответ, – подхватил Костолом, – мол, подумаешь, пряжка! Может, вы ее возле прачечной сперли, когда рабыни одежду господина стирать несли!

Матерому нечего было ответить, но признаться в этом было немыслимо. Чем меньше народу оставалось в шайке, тем болезненнее относился главарь к любой попытке подорвать свой авторитет.

– Заткнись, крысеныш! Прикажу – так и в Подгорный Мир отправишься, не то что в Совиную балку!

Гундосый замахал на Костолома руками:

– Не спорь, дурень, с атаманом, он тебе хребет из спины выдернет! Лучше дай плащ, а то я промок… согреться…

Костолом поспешно отступил от протянутой руки и сказал с неожиданной силой и серьезностью:

– Тронешь мой плащ – убью!

– Что ты все за плащ свой трясешься? – хмыкнул главарь. – Золото, что ли, в подкладку зашито? Может, проверить?.. Ну-ну, шучу, не хватайся за меч. Некогда дурака валять. Добычу упустим…

* * *

Устроившись на разлапистой ветви дуба, Матерый расправлял сеть и поглядывал вниз сквозь не по-осеннему густую, еще зеленую листву.

Сейчас, когда рядом не было дружков, атаман засомневался: а и впрямь, по силам ли он затеял дело? Не вышло бы по пословице: хотела щука поймать карася, да ерша схватила…

Лестно, ох, лестно бы похвастать в новой шайке добычей, снятой с Сокола! В ком не шевельнется страх при мысли о Кланах, родоначальниками которых были двенадцать могучих магов? Их потомки – высшая знать Великого Грайана. Сами боги отличили их от прочих людей!

Но Орешек-то, Орешек! Ведь его Матерый помнит растерянным парнем лет двадцати, против воли угодившим в шайку! Что ж такого немыслимого мог совершить беглый раб, чтоб его усыновил Клан?..

От смятенных размышлений разбойника отвлек приглушенный вскрик в соседней кроне. Гундосый! Небось на свой нож напоролся, чурбан с ушами!..

Нет, что-то не то… Мир вокруг неуловимо изменился. Птицы смолкли, ветер умер…

У Матерого озноб прошел меж лопаток. Атаман подался вперед, напряженно вглядываясь в листву. Внезапно из сплетения ветвей вынырнул Гундосый. Бедняга висел вниз головой, ноги его были охвачены какими-то широкими лентами. Разбойник беспомощно дергался, пытаясь перевернуться. Лицо его побагровело, из горла вырвался нелепый писк.

Матерый подхватил с развилки ветвей арбалет и замер, не зная, в кого стрелять.

Широкие ленты разошлись в стороны, вопль огласил опушку – и в воздухе закачалось то, что мгновение назад было Гундосым: две разорванные половины человеческого тела, из которых хлестала кровь.

Матерый, бросив сеть, попытался спрыгнуть на землю, но грудь и шею обхватило что-то холодное. Выронив арбалет, он двумя руками оторвал от горла душившее его щупальце неизвестной твари, повернулся и уткнулся подбородком в мягкий колышущийся мешок. Завыв от ужаса и отчаяния, Матерый левой рукой отталкивал врага, а правой пытался нашарить у пояса нож. Перед его лицом по серой, чешуйчатой, обвисшей складками коже елозил маленький желтый глаз. Именно елозил – исчезал в складках и тут же выныривал в другом месте.

Разбойнику удалось дотянуться до ножа. Из белесой мглы безумия выскользнула последняя мысль: «Глаз… метить в глаз…»

Но поздно, поздно: второе щупальце со страшной силой обхватило человека поперек туловища и, ломая ребра, прижало руку к телу. Нож выпал из онемевших пальцев. Обхватив третьим щупальцем ветку и приподнявшись, как змея на хвосте, чудовище ударило своей жертвой о ствол дуба.

Атаман умер, не успев услышать, как затрещали ветви внизу, где в кустах устроился в засаде Костолом.

* * *

– С-скотина! – с чувством сказал Орешек.

Серая кобыла кокетливо переступила передними ногами и склонила голову, искоса поглядывая на человека.

Ну и как с ней разговаривать, с наглой дрянью? Привыкла, понимаете ли, к всадникам, которые умеют одним прикосновением к поводьям дать понять лошади, кто здесь хозяин.

Орешек осторожно шагнул вперед и протянул руку к уздечке. Серая насмешливо фыркнула, мотнула головой и отступила на шаг. Издевается, мерзавка тонконогая! Не иначе как ей кто-нибудь насплетничал: мол, было время, когда нынешний Хранитель крепости стоил в три раза дешевле, чем такая породистая, статная красавица.

Ну не мог, не мог он с детства обучаться верховой езде! Нельзя рабу садиться в седло! Впервые Орешек взгромоздился на конскую спину лет примерно в двадцать, в разбойничьем отряде. Помнится, тот гнедой был оскорблен его неловкостью. И выразил свой протест весьма энергично…

Серая кобыла, обманутая рассеянным видом хозяина, потеряла бдительность и загляделась на ветку бересклета, что покачивала на ветру пестрые сухие шарики плодов. И тут же рука человека торжествующе вцепилась в уздечку.

Но победа оказалась неполной. Обиженная кобыла перебросила поводья через голову и заплясала вокруг хозяина, не давая ему вставить ногу в стремя.

Вот так! И плевать ей на то, что ее господин не дал вражескому войску обрушиться на Грайан. Это пустяки. А вот то, что, садясь в седло, он заходит не с той стороны…

– Чтоб тебя волки съели! – тепло пожелал Орешек. – Ну, иди в поводу, раз такая госпожа капризная…

Он мог бы сказать еще многое, но его прервал вопль, пронизавший облака листвы. Так кричат лишь в последний миг жизни.

Хранитель крепости Найлигрим тут же забыл о своих мелких неурядицах, выпустил повод серой и кинулся на голос. Он сознавал, что это может оказаться ловушкой, но не боялся: у пояса дремала в ножнах Сайминга, Лунная Рыбка…

Разлетевшиеся в стороны ветви, как распахнувшийся занавес, открыли грозное и недоброе зрелище.

Прислонившись к стволу дуба, высокий человек из последних сил отбивался мечом от нападавшего на него чудовища. Орешек в первый миг даже не признал живое существо в этом дряблом сером мешке с тремя щупальцами, плавающем в воздухе. Движения чудовища казались неуклюжими, но оно уворачивалось от клинка, вновь и вновь бросаясь на противника. Второй серый мешок неподвижно завис неподалеку, не вмешиваясь в драку, но явно рассчитывая на долю в добыче.

Подгорные Твари, тайными тропами проникшие во владения людей! Они были непохожи друг на друга, эти отродья Подгорного Мира – летающие, ползающие, крадущиеся на когтистых лапах, – но всегда были коварными, свирепыми и очень опасными…

Лишь тень этих мыслей промелькнула в голове Орешка, когда он бежал к берегу ручья, на ходу опустив руку на эфес.

Из ножен бесшумно вылетело полтора локтя стали – и какой стали! Клинок был создан древними мастерами, секрет ковки затерялся в веках.

Заметив спешащего к месту битвы воина, чудовище заторопилось. Одно из щупалец перехватило, обвило руку противника с мечом, две другие серые ленты вцепились в добычу. Тварь приподняла человека над землей, сильно раскачнулась в воздухе и ударила свою жертву о ствол дуба – в том месте, где зазубренным копьем торчал обломок большого сука. Сухое дерево насквозь пробило рвущегося из чешуйчатых объятий человека. Короткий, полный муки крик полоснул воздух – и оборвался.

Легко сдернув добычу с окровавленного сука, тварь уронила ее на землю и угрожающе подалась навстречу новому противнику.

Но на этот раз перед хищником оказался не безвестный бродяга, а лучший фехтовальщик страны. Орешек – нет, уже не Орешек, а Ралидж Разящий Взор! – искусно владел приемами боевого искусства карраджу – «смертоносное железо».

Сокол хладнокровно увернулся от тянущегося к нему щупальца и красивым скользящим движением срубил чешуйчатую ленту. Щупальце, извиваясь, упало к ногам воина. Перепрыгнув через него, боец очутился под закувыркавшимся в воздухе, потерявшим равновесие чудовищем.

Тварь попыталась спикировать на человека, но вышло у нее это неуклюже, и меч дотянулся, прочертил на обвисшем брюхе летучей гадины тонкую линию.

Вокруг расползлось зловоние, такое сильное, что Ралидж на миг сбился с четкого ритма дыхания. Превратившись в беспомощную тряпку, тварь грудой осела у ног победителя. Даже не взглянув на поверженную добычу, воин вскинул клинок, готовясь отразить атаку второго чудовища. Взгляд человека был спокоен и тверд, смерть глядела из зрачков.

Тварь не приняла вызова. Медленно раздуваясь, серый шар взмыл в небо и поплыл над кронами. Плоские щупальца, раскинувшись в стороны, ловили воздушные потоки.

– Только клинок об эту дрянь измазал… – брезгливо сказал Орешек вслух и усмехнулся: его мечу было не привыкать. Сайминга сгубила не одну Подгорную Тварь.

Вонзив клинок в землю, Орешек быстро оглядел место боя, чуть передернулся при виде разорванного человеческого тела, заметил в кроне дуба нелепо повисшую фигуру – этому бедняге уже не поможешь! – обернулся к последнему участнику трагедии, неподвижно лежащему у ствола… и вздрогнул, наткнувшись на взгляд светлых глаз, затуманенный страшной болью, но вполне осмысленный.

Вей-о! Он жив? Безликие боги, да у него же весь живот разворочен!

Хранитель нагнулся над лежащим человеком, чья душа уже отрывалась от тела, спеша на зов Бездны.

– Потерпи, приятель. Сейчас в крепость тебя, там лекарь хороший, выкарабкаешься…

Лживые, бессильные слова, жалкая попытка утешить умирающего.

Ответом был голос, в котором лишь легкая дрожь выдавала смертную муку:

– Не надо врать… лучше бы добил.

– Не умею добивать, – честно признался Орешек. – Слушай, может, твоим родным чего передать? Кто вы вообще такие – ты и твои друзья?

– А ты не узнал? – пробились в голосе умирающего насмешливые нотки. – Это не мои, а твои друзья, Сокол!

Орешек с недоумением взглянул на останки неизвестного бедняги – его сейчас не признали бы ни любимая женщина, ни мать. Перевел взгляд наверх, всмотрелся в искаженное гримасой смерти лицо среди листвы. Вздрогнул: узнал… Обернулся к умирающему и сказал без прежнего сочувствия:

– Вот ты, значит, из каких… И много вас тут бродит?

Обида пересилила боль. Незнакомец даже чуть приподнял голову:

– Это ты из «таких», Сокол, а я Подгорным Охотником был… случайно к шайке прибился…

Вновь уронил голову на мох и, кривя рот, пробормотал куда-то мимо собеседника:

– Предупреждал меня Заплатка… что плохой день… а я не верил…

Вспыхнувший на миг гнев Хранителя угас. Конечно, по долгу службы он старательно преследовал любую шайку, что появлялась в окрестностях… но разве забудешь ночи у разбойничьего костра?..

Эти мысли вдруг стайкой разлетелись прочь: Орешку показалось, что за спиной мелькнуло что-то темное. Он гибко развернулся, вскинул клинок, готовясь отразить удар.

Но Сайминга застыла в воздухе. Орешек сплюнул и негромко помянул Тысячеликую. То, что он принял за противника, оказалось плащом, наброшенным на куст боярышника. А движение… ну, наверное, порыв ветра рванул полу плаща…

Хотя ветра, между прочим, никакого не было.

Да что там ветра… Во имя Серой Старухи, здесь и плаща-то никакого не было несколько мгновений назад!

Орешек недоверчиво оглядел находку. Темно-коричневый, дорогого сукна плащ был наброшен на куст так аккуратно, словно его расправили руки исполнительного слуги. Капюшон в меховой опушке чуть склонился на ветке, словно заглядывая человеку в лицо. Зеленая заплатка на капюшоне щурилась, как нахальный глаз.

И все равно – не было здесь плаща! Орешек, хвала Безликим, еще не рехнулся!

– Твой плащ? – спросил Хранитель раненого так грозно, словно речь шла о кусачей собаке.

Умирающий человек приподнял голову и сказал неожиданно сильно и четко:

– Был мой. Теперь твой будет!

Это прозвучало как приказ… нет, как грозное заклинание! Но тут же силы оставили незнакомца. Он откинулся затылком на мох и виновато улыбнулся:

– Вот такое наследство… Побереги его, Сокол… Я…

Хрип коротко клокотнул в горле, на губах запузырилась кровь.

Орешек стиснул зубы. Он так и не привык к виду смерти – и это после всех пережитых приключений!

Но для этих троих бедняг все могло обернуться еще страшнее. Остались бы лежать в чаще – кто сложил бы для них погребальный костер? Души не попали бы в очистительную Бездну, не возродились бы в новых телах. А теперь придется о них позаботиться. Хоть и разбойники, а все ж нельзя, чтоб человеческая душа в несказанных мучениях металась меж мирами.

Орешек вложил клинок в ножны, снял с ветвей боярышника плащ и накрыл тело незнакомца. Теперь нужно разыскать свиту… где их болотные демоны носят?..

Словно в ответ на его мысли, далеко в чаще послышались тревожно перекликающиеся голоса. Орешек обернулся на зов, но не успел сделать ни шагу. Что-то мягко обрушилось сзади на плечи.

Опытного бойца трудно застать врасплох. Сразу же, словно он ожидал нападения, Орешек нырком уклонился вниз, опрокинулся на спину и с силой ударил обеими ногами в сторону неизвестного врага. Но удар пришелся в пустоту. Вскочив на ноги, Орешек огляделся.

Вокруг – никого… лишь лежат в траве останки растерзанных чудищем разбойников.

А у ног Орешка – груда коричневого сукна. Плащ… тот самый, которым он только что укрыл мертвеца.

То ли холодным ветром потянуло от ручья, то ли озноб пробежал по коже… Орешек вновь выхватил Саймингу и шаг за шагом начал отступать с поляны.

Груда плотной материи шевельнулась… вот опять… зазмеилась меховая оторочка капюшона… вытянулся толстый витой шнур с золотой кистью…

Ошибиться было нельзя: медленно, осторожно плащ полз следом за человеком.

Ах, так! Стало быть, это колдовская тряпка! И лишь Серая Старуха знает, чего от нее можно ожидать!

Видал Орешек волшебные предметы, но до сих пор они за ним не гонялись. И этому бешеному сукну Сокол не позволит себе на плечи прыгать! Сейчас он из него лоскутков понаделает!

Коротко, гневно взмыл клинок…

Но почему замешкалась Сайминга? Ведь только что она твердо и беспощадно рубила тугую чешуйчатую плоть Подгорной Твари. А сейчас рука, держащая меч, дрогнула, потому что в памяти Орешка всплыла фраза умирающего разбойника: «Предупреждал меня Заплатка… что плохой день…»

Заплатка? Это он, случайно, не о…

Заминка была краткой, но плащ успел скользнуть по траве вперед, прямо под клинок, к ногам Орешка.

Нет, это не было нападением. Золотые шнуры обвились вокруг ног воина, капюшон прижался к коленям.

Орешек в смятении шумно выдохнул: перед ним словно простерся молящий о пощаде человек… и рука не могла обрушить на него меч…

Мгновение проходило за мгновением. Капюшон чуть пошевелился, показалась краешком зеленая заплатка, словно снизу вверх робко выглянул глаз: «Ну, что ты со мной сделаешь? Пощадишь или…»

Орешек уже пришел в себя. В конце концов, за последние годы ему довелось повидать кое-что почуднее плаща, пусть даже волшебного.

– Так ты и есть Заплатка? – строго спросил он. Не дождавшись ответа, нагнулся, поднял плащ. – Стало быть, тебя мне в наследство навязали? Ну-ну…

Плащ с трогательной покорностью висел в руках нового владельца. Плотное, добротное сукно пропахло дымом лесного костра, к нему прилипла сухая хвоя; из меховых дебрей выглянул муравей.

– Ну и что мне с тобой делать? – поинтересовался Орешек, задумчиво стряхивая с плаща мелкий сор. – Не хочешь с прежним хозяином на погребальный костер?

То ли порыв ветра подхватил полы плаща, то ли Заплатка сам рванулся из рук – Орешек еле успел удержать его за капюшон.

– Ладно, ладно, понял. Но смотри у меня… попробуй хоть чем-то навредить… велю из тебя мешок для репы сшить!

Накинув на плечи очищенный от сора плащ, Хранитель Найлигрима пошел берегом ручья навстречу приближающимся голосам свиты.

2

Белый мраморный дракон прильнул к бассейну, опустив в воду пасть. Это было добродушное существо, лукаво косящее огромным глазом. Длинный, в серых разводах хвост кольцом обвил легкую ажурную беседку.

Хрупкая седая женщина в беседке зябко повела плечом и уютно укуталась в мягкую шерстяную накидку. Да, в девяносто два года кровь уже не так быстро бежит по жилам… Что ж, Фатинита Аметистовое Кольцо и так засиделась в теплой, доброй осени – пора встречать хмурую зиму, полную одиночества и скуки. Зиму, когда чувствуешь, как отдаляются, уходят от тебя близкие, любимые люди. Конечно, о тебе будут заботиться – так бережно стирают пыль с вещи, некогда дорого стоившей, а теперь обветшавшей, но выбросить-то жалко!

Такие мысли пугали Фатиниту куда больше, чем думы о близкой смерти. Вздрогнув, она поспешила успокоить себя. Разве она не Мудрейшая Клана Дракона? Разве не сквозь ее хрупкие старческие пальцы струятся все мало-мальски важные дела Клана?

Разве хоть одна свадьба сыграна без ее одобрения и участия? Разве хоть один ребенок получил имя без благословения Фатиниты? Разве не она деликатно и ласково мирит горячую молодежь, разве не у нее на счету около двух десятков расстроенных Поединков Чести? Для своего Клана Фатинита не менее важна, чем король… Впрочем, это для других он король, а для нее – внучатый племянник, любимый, но порой вызывающий изрядное беспокойство.

При мысли о короле настроение вновь испортилось. Фатинита взяла лежавшее на круглом столике отточенное перо, раздраженно повертела его в тонких пальцах. Как не хотелось начинать это письмо! Она старалась не связываться с политикой, оставив ее Джангилару: мальчик неплохо справляется с государственными заботами. Если бы он еще поменьше думал о войнах!.. Какие-то Проклятые острова – и зачем они ему понадобились? Одно название чего стоит… Ну ладно, ладно, завоевал он их, пора бы и успокоиться! Ведь так все хорошо шло в последние годы: мальчик женился (Фатинита сама выбрала ему невесту), стал отцом… Мудрейшая зажмурилась от удовольствия, вспомнив тепло маленького нежного тельца в своих ладонях. Крепкий, горластый мальчишка – Арджанги Золотой Меч! Вырастет таким же упрямым и непоседливым, как его отец!

И теперь этот славный маленький принц может осиротеть. Ну зачем Джангилару понадобилось ехать в этот окаянный Силуран? Неужели у короля нет вельмож, которым можно доверить подписать мирный договор? А еще лучше – пусть бы Нуртор сам приехал в Тайверан. Силуранцев чаще били, им договор нужнее…

Мудрейшая пробовала объяснить Джангилару, какой опасности он подвергается. Но молодой король расхохотался, обнял ее за плечи и весело сказал: «Фатинита, милая, я тебя с женитьбой послушался, верно? А уж государственные дела оставь мне. В этих-то пустяках я как-нибудь разберусь – посмотри, какой я уже большой вырос!»

Как же, вырос! В детстве за него все решала старшая сестрица – и сейчас она королем как хочет, так и вертит!

Фатинита словно воочию увидела перед собой умные черные глаза под ровными дугами бровей. В ушах зазвучал мягкий убедительный голос:

«Конечно, государь, все будет так, как ты повелишь. Но, пожалуйста, не говори, что здесь задета честь Великого Грайана! Не говори, что мы, победители, идем на поклон к побежденному! И дело, конечно же, не в том, что Нуртор пообещал передать Грайану Горную Колыбель. Нет, взгляни на дело иначе. Мирный договор необходим, но мы же понимаем: рано или поздно воевать придется вновь. Я думала, ты захочешь воспользоваться случаем и произвести разведку: укрепления на подступах к Джангашу, стены, башни… ну в военных делах ты разбираешься лучше. К вельможам Нуртора не мешало бы присмотреться: кого можно купить кого сманить… Впрочем, ты – король, решение за тобой…»

Хитра Нурайна, хитра! «Разведка…» На Джангилара это слово подействовало, как звук боевого рога!

Но и она, Фатинита, не намерена без спора отпустить короля в страну, с которой у Великого Грайана триста лет идет грызня. Еще случится какая беда… а наследному принцу и года нет…

Старая женщина решительно обмакнула перо в бронзовую чернильницу в виде лилии. Левой рукой придержала край пергамента.

Нужно сыграть на самолюбии государя. Ни в коем случае не упоминать об опасности! Нет, надо напомнить королю о том, что Нуртор готов даже расстаться с Горной Колыбелью, самым сильным магическим предметом в Силуране, лишь бы не ехать во вражескую столицу. Нуртор думает о чести страны и о собственной гордости… не хочет выглядеть смешным… Вот-вот, это подходящее слово – «смешным». Джангилара нельзя запугать, но можно высмеять. Король, конечно, посердится, но потом задумается, а это главное!

Краем глаза Фатинита заметила, как приоткрылась дверь в беседку. На пороге возник старый раб – почти ровесник своей хозяйки. На подносе он держал высокий кубок, над которым поднимался пар. Фатинита зябко повела плечом, порадовалась заботливой сообразительности слуги и тут же забыла о нем, обдумывая первые строки письма. За спиной уютно прошуршали шаги, вкусно запахло отваром смородинового листа с медом. Госпожа качнула головой – мол, не сейчас, позже, позже…

Внезапно поднос и кубок полетели на ковер. Фатинита не успела удивиться: не по-старчески сильные руки вцепились ей в подбородок и шею. Сухо хрустнули шейные позвонки, женщина обмякла в кресле. Выпавшее из пальцев перо забрызгало пергамент чернилами.

Убийца бесшумно повернулся к выходу из беседки, но споткнулся на ровном ковре – такой пронзительный, сокрушающей силы визг полоснул воздух. За ажурной стеной беседки стояла толстая служанка. Ошалев от ужаса, она тыкала рукой в сторону беседки и визжала, визжала так, что деревья вокруг в смятении затрепетали, роняя листья из желтеющих крон.

Одним прыжком убийца вылетел за порог, вломился в заросли жимолости. Ничего старческого уже не было в этом человеке: он несся широкими, сильными прыжками, словно вырвавшийся из клетки зверь. За его спиной вспыхивали тревожные, злые возгласы: стража сбегалась на вопли служанки.

Стражники не стали ахать и охать, обнаружив в беседке тело Мудрейшей. Моментально стряхнули они благодушную одурь, навеянную последним теплом уходящего солнышка, и с яростным азартом ринулись в погоню. Мирный парк со сквозной осенней листвой, мраморными статуями и бродящими у фонтана ручными павлинами превратился в дебри, где скрывается чудовище. Стражники двигались цепью и, перекликаясь, теснили убийцу в северную часть парка – туда, где за раскидистыми липами, за кустами жасмина круто уходил к реке каменистый обрыв. Чтобы уберечь игравших в парке детей, над кручей была воздвигнута высокая и частая ограда.

В грозно-веселые голоса погони вплелся пронзительный вопль, перешедший в предсмертный хрип: один из преследователей настиг убийцу. Подбежавшие к месту схватки стражники обнаружили своего товарища лежащим на окровавленной траве. Лицо было исковеркано мучительной застывшей гримасой, на губах лопались кровавые пузырьки.

Стражники переглянулись – зверь на ходу огрызался! – и продолжили погоню молча, ожесточенно. Среди деревьев уже видны были кованые прутья ограды. Десятник властно крикнул:

– Не убивать! Чтоб для допроса живой был, для пытки!

Кусты распахнулись, расступились, словно спеша убраться с пути разгоряченных преследователей. Мечи в руках будто сами тянули хозяев вперед, арбалеты стальными жалами выцеливали врага. Лишь своевременный окрик десятника помешал стражникам навалиться без всякой пощады на высокого седого человека, прижавшегося спиной к решетке.

Стража оцепила добычу широким полукольцом. Десятник хотел было приказать убийце идти за ними во дворец… но встретился с немигающим твердым взглядом – и не смог вымолвить ни слова. Глупо, нелепо… но опытный вояка вдруг почувствовал себя зеленым новичком, который сейчас получит выволочку от командира.

Убийца обвел стражников тем же ледяным взором – и мечи неожиданно показались им тяжелыми. С таким взглядом не сдаются в плен. Так надсмотрщик в рудниках смотрит на провинившихся рабов.

Среди стражи не было трусов – кто доверил бы трусу охрану дворца? И сейчас они не испугались, но опешили под этим беспощадно-пустым взглядом. В первый миг им показалось, что они узнали раба, который много лет прислуживал Мудрейшей. Но сразу поняли, что ошиблись: никогда у старого невольника не было такой твердой осанки, такого немигающего взора, такого… такого… о Безымянные! Черты лица убийцы менялись на глазах, словно оплывали, принимая другие очертания! Всплыли выше брови, заострился нос, ввалились щеки…

Изменялось не только лицо. Тело заколыхалось, вытянулось, стало уже, плечи нелепо придвинулись друг к другу, словно фигура сложилась пополам… и потрясенные стражники поняли, что жуткий пришелец, не сводя с них глаз, протискивается, просачивается меж прутьев решетки. Но это же невозможно! Там и ребенок не пролез бы!

У кого-то из арбалетчиков сдали нервы. Сверкнула стрела, вонзилась в шею существа, в котором не признать уже было человека. Тварь не дрогнула, мягко скользя сквозь близко стоящие толстые прутья. Никто из стражников не посмел сделать к решетке даже шага. Существо было уже на той стороне, за оградой, над обрывом. Тело, нелепо вытянутое, расправлялось, принимая человеческие очертания. Рука с оплывшей, искалеченной кистью поднялась к шее, резко вырвала застрявшую стрелу. На миг открылась жуткая рана, но сразу исчезла, затянулась, а брызги крови на одежде тут же побурели и высохли.

Десятник пришел в себя первым. Человек, колдун или чародейская тварь, но убийца должен быть схвачен!

– Стой! – крикнул он чужим голосом. – Пристрелю, как собаку!

Еще не закончив фразу, воин понял, как нелепо она прозвучала. Но убийца не усмехнулся, не выкрикнул в ответ насмешку. Он лишь глядел на стражников – но взгляд утратил остроту, стал невидящим.

У ног твари возникло желтое кольцо света. Оно начало медленно подниматься над травой, окутывая существо золотистым коконом. Оружие заледенело в руках стражников, сердца сковал холод. Золотистое сияние развеялось – и вместе с ним исчезла таинственная тварь. Опустел обрыв над рекой, лишь ветер трепал клочья желтеющей травы.

Оцепенение отпустило стражников. Бледные, потерянные, сгрудились они вокруг десятника, а тот с трудом выдержал тоскливо-вопросительные взгляды и прикидывал, какими словами будет докладывать сотнику о том, что стоял в двух шагах от преступника, убившего Мудрейшую Клана Дракона, и тем не менее упустил злодея.

3

Золотистое сияние гасло в зыбкой глубине зеркала. Исчезали очертания решетки, расплывались потрясенные рожи стражников, растворялся край обрыва. Все скрыла мелкая рябь.

Зеркало не было послушным рабом падавших на него лучей света. Оно обладало чем-то вроде собственной воли и само выбирало, что появится на его поверхности. Но что бы ни выплыло из светлой глубины – морское сражение или тайное убийство, любовное свидание или казнь на площади, – все было как-то связано с человеком, что сидел сейчас в кресле перед зеркалом. Именно его отражение проглянуло сквозь успокаивающуюся рябь. Сначала проступили глаза – серые, широко поставленные, – потом густые брови, прямой нос, чуть впалые щеки, окаймленные черной бородкой, длинные прямые волосы… За спиной человека видна была комната: пушистый светлый ковер на полу, полка со свитками и книгами, невысокий столик, жаровня для благовоний, старинные водяные часы.

В комнате почти ничего не менялось десятилетиями. А вот ее хозяин за последнее время изменился – и очень! После длительной отлучки он возвратился в родной замок таким, что его с трудом признало собственное зеркало. Кожу покрывал жестокий, дубленый загар; руки, некогда холеные, были в мозолях и трещинах; движения утратили томность и лень, стали угловатыми, нервными; уголок рта время от времени подергивался; во взгляде застыло горькое и злое недоумение: мол, как такое могло случиться со мною.

Загар понемногу сошел, мази и травяные настои вернули рукам мягкость, нервный тик почти унялся, но взгляд никак не мог обрести привычную уверенность. Словно человеку казалось, что он случайно оказался в этом замке и его в любой момент могут отсюда вышвырнуть.

Вот и сейчас: твердо вглядывается в свое отражение, плотно сжал губы… должно быть, мысленно напоминает себе: «Ты – Джилинер Холодный Блеск из Клана Ворона, Ветвь Черного Пера! Ты – один из самых сильных магов в стране… нет, самый сильный! Ты – хозяин этого замка… и самого себя!»

Зеркало часто ловило такой взгляд господина – после того как он вырвался из рабства в далекой заморской стране…

Скрипнула дверь. На пороге встал человек в светлой холщовой одежде, подпоясанной красно-зеленым поясом: так одеваются слуги Драконов. Лишь этот пояс да засохшие брызги крови на ткани напоминали о трагедии, только что происшедшей в дворцовом саду Тайверана.

– Хорошая работа! – приветливо воскликнул Джилинер, оборачиваясь к вошедшему. – Я видел все в зеркале, я…

Он осекся, встретив равнодушный, тусклый и тупой взгляд. Ни искры оживления не вызвала хозяйская похвала на неприметном, с мелкими чертами лице. По сравнению с этим существом корова, лениво жующая в хлеву жвачку, показалась бы воплощением пылкости и высоких душевных порывов.

Маг подавил в себе раздражение. Стоящий перед ним был создан мастерством самого Джилинера. Это не человек. Глупо ожидать слишком многого от несчастной твари… И все же маг часто вспоминал Шайсу, своего прежнего подручного. С каким грозным рвением служил тот Ворону! Каким счастьем была для него хозяйская похвала! Как с полуслова понимал он планы господина!

Правда, он не обладал такой нечеловеческой силой и не умел так менять внешность, как три создания, выполняющие теперь волю Ворона.

Джилинер усмехнулся, вспомнив, как впервые предстал перед ним вот этот самый слуга: тупая, бесстрастная готовность к убийству, заключенная в зыбкую, переменчивую плоть. Эта безличность, смазанность облика была ужаснее самого чудовищного уродства. Ворону вспомнился кошмар его детства – рассказанная няней сказка о Глиняном Человеке, ворующем по ночам детей. И Джилинер назвал свое создание Глиняным Человеком. Позже, когда тварей стало трое, к имени прибавилось слово Первый…

– Этим вечером вас станет четверо… – задумчиво произнес чародей.

Глиняный Человек не отреагировал на эти слова, как не обращал внимания на долгое молчание господина. Просто стоял, глядя перед собой.

– Ладно, гениальное существо, слушай приказ. Отправишься вслед за остальными Глиняными Людьми – в Силуран, добывать для меня корону… – Джилинер на миг запнулся, взгляд его скользнул мимо Первого. – Корону, да… На меньшее я теперь не соглашусь… после того, что судьба сделала со мной… Нет, меня излечит только власть, только трон… А раз трон Грайана защищен от меня Заклятьем Верности – что ж, возьму силуранский. Тем лучше для Силурана. Худшим правителем, чем Нуртор, я при всем желании не смогу стать».

Будь на месте Глиняного Человека Шайса, он про себя весьма усомнился бы в последних словах господина. Но Первому были безразличны судьбы стран и народов. Убийца ждал приказа с терпением топора, всаженного в колоду возле поленницы…

Заметив его пустой взгляд, Джилинер оборвал свой монолог и вздохнул.

Да, Первый справился с поручением. И все же – разве можно быть в нем уверенным? Первое, во многом неудачное создание Джилинера… орудие, которое может подвести в самый важный миг…

Пожалуй, имеет смысл проверить его еще раз. И поручить не убийство беспомощной старухи, а дело посерьезнее. Но такое дело, от которого не зависит судьба великих планов. Справится слуга – можно использовать его и дальше. Не справится – придется его заменить.

А дело подходящее как раз на примете имеется. И старые счеты можно свести, и на будущее избавиться от опасного врага…

– Заброшу-ка я тебя по дороге в Силуран еще в одно местечко. Есть на границе крепость Найлигрим. Попробуй убить ее Хранителя. Сумеешь – честь тебе и хвала; нет – значит, ошибся я в тебе, дубине.

Положив руку на резную раму, чародей нахмурил брови, мысленно подчиняя своей воле капризное зеркало. Замелькали, сменяя друг друга, беспорядочные картинки. Вот возникли массивные крепостные ворота. Вот появились и исчезли двое рабов, несущих ведра с водой. Вот полутемная просторная кухня, озаренная пламенем четырех очагов и полная суетящихся слуг…

– Не то, не то… Гляди! – негромко сказал Ворон. – Этот высокий, с бляхой десятника… распекает двух наемников… он нам подходит. Смотри, запоминай!..

Бравый усач исчез с зеркального стекла. Джилинер обернулся к Глиняному Человеку – и довольно приподнял бровь. Перед чародеем стоял высокий статный вояка с длинными пшеничными усами и шрамом над переносицей. Плечи развернуты, голова гордо поднята… вот только глаза подвели – остались тусклыми, невыразительными.

– Неплохо, – оценил хозяин. – Похож. Одежду сменить не забудь… Если не справишься с Хранителем – не задерживайся, уходи в Силуран. Ралиджем займется Четвертый. С каждым разом вы у меня получаетесь все удачнее. Второй смышленее тебя, а Третья хитрее вас обоих… хотя, конечно, тоже дура. Надеюсь, от Четвертого будет больше проку.

* * *

Дрова для погребального костра были накрыты черной пеленой, расшитой золотыми еловыми веточками. Настоящие еловые лапы были в изобилии разбросаны поверх пелены. Костер ждал огня давно, хвоя успела осыпаться с ветвей. Предгрозовой душный воздух был полон ее сухим горьковатым запахом, в котором ощущалась томительная сладковатая примесь: еловые поленья были политы «небесным огнем» – неслыханная роскошь! Тяжелый дурманящий аромат держался на поляне, словно лес не хотел пропустить его в свои чернеющие недра, в сплетение стволов и ветвей.

Джилинер придирчиво оглядел аккуратные ряды поленьев, расправил сбившийся край пелены.

На сумрачную поляну вышли двое рабов. Они старались ступать бесшумно, но это трудно делать, когда тащишь тяжелую ношу. Малейший хруст сухой ветки под ногой заставлял рабов содрогаться. Поспешно возложили они на подготовленный костер большой темный тюк и двинулись было прочь, но один замешкался.

– Что еще? – обернулся хозяин. Голос был негромок, но бил хлестче плети.

Невольник покрылся холодным потом. Его раздирали надвое желание оказаться подальше от господина и боязнь плохо выполнить приказ.

– Он… он, кажется, не выпил вино… – мотнул раб головой в сторону темного тюка.

– «Кажется» или «не выпил»?

– Я… мы… он начал пить… потом выронил… кувшин выронил… а я…

Раб тихо застонал, теряя разум от черного ужаса. Чародей вгляделся в лежащего на пелене человека.

– Спит… Убирайся!

За спиной затрещали сучья: слуга с огромным облегчением ринулся с поляны. А Джилинер все вглядывался в лицо распростертого на смертном ложе человека: решительная, упрямая челюсть в темных завитках бороды; узкий выпуклый лоб, скрытый в спутанных курчавых волосах; острые, почти волчьи клыки за полуоткрытыми губами…

«Крепок. Силен. Надо полагать, здоров. Говорил, что наемник, но, пожалуй, разбойник… Впрочем, это не имеет значения».

Страницы: 123456 »»

Читать бесплатно другие книги:

Ночные кошмары, галлюцинации, раздвоение личности совсем не обязательно заканчиваются смирительной р...
Ночные кошмары, галлюцинации, раздвоение личности совсем не обязательно заканчиваются смирительной р...
Работая на недавно открытой планете, люди случайно находят вход в Лабиринт – первооснову и модель Вс...
Идя на именинное чаепитие к бабушке, Даша никак не ожидала, что оно будет столь трагичным. Сначала с...
Преступления буквально притягивали к себе подружек Дашу и Маришу. Не в том, конечно, смысле, что их ...
Закадычные подружки Даша и Мариша приезжают в одну из южных республик с мечтой о чудесном отпуске на...