Адвокат черной королевы Борохова Наталья

Неизвестно, что смешного нашел Афонин в ее немудреном вопросе, но он буквально согнулся от истерического хохота. Он веселился от души: притоптывал ногами по полу, держался за живот. Отведя душу, он уставился на Лизу с любопытством натуралиста, встретившего редкое насекомое.

– Вы что, совсем ничего не поняли?

Дубровская замотала головой.

– Данилкин здесь совершенно ни при чем, – улыбаясь сообщил он. – Все дело в вас!

– Во мне?!

– Ну, конечно! Это вы совершили преступление! Это вы будете отвечать по закону!

В какой-то кошмарный момент Лизе показалось, что Афонин просто сошел с ума и сейчас появятся санитары, которые увезут его в царство белых халатов и смирительных рубашек. Шло время, но ничего не менялось. Жизнерадостный юрист по-прежнему скалился. Она все так же стояла перед ним, дрожа, как осиновый лист на ветру.

– Но что я сделала? – решилась она на вопрос.

– А то сами не знаете, – недоверчиво хихикнул Афонин. – Вы подделали подпись Данилкина на доверенности. Никакого Данилкина в природе не существует. Он умер пару месяцев назад.

Они сидели в маленьком кафе, куда ее совсем недавно на чашечку кофе приглашал Плешак. Лиза напоминала тряпичную куклу. Вялая, апатичная, она обмякла в кресле за дальним столиком. Рядом с ней искрился жизнелюбием Афонин. Он уплетал за обе щеки пломбир и вел с девушкой поучительную беседу. Хотя правильнее было бы назвать это лекцией на тему морали. Юрист не сомневался, что Елизавета его слушает, поэтому тон выбрал снисходительный и даже фамильярный.

– Ну, что я буду иметь с того, если такая симпатичная крошка, как ты, окажется в тюрьме? Моральное удовлетворение? Нет! Материальную выгоду? Опять нет! Что получит Плешак? Да ничего особенного, ради чего стоило бы ломать копья.

Он вытер молочную каплю на подбородке и облизал ложку.

– …получит ли фирма «Резерв» свои деньги? А есть ли тебе до этого дело? Ведь бедняге Данилкину на это уже наплевать! А что получишь ты, милая? Во-первых, тебя попрут из адвокатов. Во-вторых, тебе светит немалый срок за мошенничество. А надо ли вспоминать, что с такой красивой, молодой и наивной девушкой сделает тюрьма? Бр-р-р.

Он доел мороженое и с вожделением взглянул на нетронутую порцию Елизаветы.

– Ты приобретешь немало полезных умений и навыков. Может, даже превратишься в секс-бомбу. Если ты, конечно, понимаешь, о чем речь… М-да! Но я – человек гуманный. Мне не нужны жертвы. И если ты будешь разумной, мы без труда утрясем этот маленький инцидент.

– Как? – К Елизавете вернулась способность говорить.

– Без труда, милашка. Без лишних усилий и нервов, – заверил ее Афонин. – Ты не возражаешь, если я возьму твое мороженое? Я вижу, у тебя нет аппетита. Зря! Молодой девушке нужно питаться. На мой вкус, ты немного тоща.

Он придвинул к себе вазочку и энергично заработал ложкой.

– План такой. Для начала ты отказываешься от иска. Ты ведь уже поняла, что денег тебе не видать как своих ушей.

– Но что я скажу?

– А там ничего особенного объяснять не нужно. Ты отказалась от своих требований, и на этом точка! И второе…

Он громко чмокнул, облизал ложку и внимательно посмотрел на Лизу.

– Мы отметим нашу дружбу в узком кругу. Ты и я. Клянусь, ты не пожалеешь. Я – мужчина что надо!

Дубровская почувствовала на своем колене его потную ладошку. Она вздрогнула от неожиданности, но юрист руку не убрал. Глядя прямо ей в глаза и гаденько улыбаясь, он запустил руку под юбку. Елизавета даже не поняла, что случилось. Она действовала неосознанно, скорее машинально. Но вазочка с остатками пломбира оказалась почему-то на голове героя-любовника.

Молочные ручейки заструились по лоснящейся физиономии представителя «Русского леса». Он облизал губы и достал из кармана платок. Промокнув им макушку и щеки, Петр Никанорович почистил лацканы пиджака, смахнул белые капли с брюк и только после этого взглянул на Лизу.

– Считай, что я ничего не заметил, маленькая мерзавка. Если ты такая горячая, может, это и к лучшему. Не выношу холодных женщин. Но будешь упрямиться – сгною! Запомни, тебе срок – от силы месяц! Пока не будет назначено судебное заседание.

Елизавета поднялась и, взяв в руки портфель, попыталась выйти из-за стола. Афонин задержал ее за руку.

– Там, где ты рискуешь оказаться в ближайшее время, ты будешь мечтать о любом мужике. Но к твоим услугам будут только грязные, немытые бабы. Подумай об этом на досуге…

– Лучше, если мы с тобой встретимся в моей квартире, – сказала ей по телефону Алина. – В доме у нас появляться не стоит. Диктую адрес…

Дубровская была настолько вымотана последними событиями, что странная реплика Павловской прошла мимо ее ушей.

Алина встретила ее в роскошном кимоно с павлинами. Она была привычно улыбчива и спокойна. Усадив гостью в удобное кресло, девушка подала ей кофе. Мало-помалу Елизавета стала отходить от пережитого стресса. У нее даже восстановилась способность интересоваться окружающим миром, и она с удовольствием начала осматривать жилище подруги.

Здесь все было устроено по последнему слову дизайнерской моды. Ничего старого и мрачного. Никаких пыльных книг, антикварных безделушек, тяжелых бархатных портьер и ковров. Только хром, стекло и дерево. Минимум предметов, максимум воздуха и света. Но в этом просторе не было ничего холодного, безликого, офисного. Теплые тона, потрясающе удобная мебель, искусно подобранные мелочи…

Павловская, выслушав Елизавету, только пожала плечами.

– Этого не может быть! Ты видела свидетельство о смерти Данилкина?

Лиза беспомощно взглянула на подругу.

– Мне Афонин передавал копии каких-то бумаг, но боюсь, что я забыла их в суде. Я была в шоке!

– Еще бы. Я тебя понимаю. Но тем не менее ты должна была разобраться во всех его аргументах.

– Мне не хватило самообладания. – Дубровская покраснела до ушей. Как хорошо, что об ее позоре не знает Андрей!

– Скажу честно, я не так часто в последнее время видела Данилкина, – призналась Алина. – Мы общались с ним больше по телефону. Доверенность мне передала его бухгалтер. Я не заподозрила ничего ужасного. Мы перекинулись с этой женщиной парой фраз о погоде. Постой!

Алина соскочила с места и выбежала из комнаты. Через минуту она вернулась с пестрой коробкой в руках.

– Сейчас я тебе покажу его фото. А то ты, пожалуй, вообразишь, что мой Данилкин – миф!

Дубровская не успела ничего возразить, как Павловская, перебрав проворными пальцами содержимое коробки, протянула ей снимок.

– Вот посмотри. Это мы вдвоем.

На фотографии действительно была запечатлена Алина и невысокий мужчина приятной наружности. Они сидели за столиком какого-то летнего кафе и улыбались в объектив. Перед мужчиной стояла кружка с пивом. На столе лежали розы.

– Этот снимок сделан нынешним летом. Как видишь, Данилкин – не фантом. Живой, здоровый и симпатичный мужчина…

Лиза с ней была согласна. Ее неуловимый клиент был уже немолод, респектабелен. Умное лицо с выразительными глазами, горделивая посадка головы, расслабленная поза и взгляд человека, знающего цену жизни. Одет он был по-летнему легко. Короткие рукава и расстегнутый ворот рубашки открывали взгляду густую растительность. В кармане его брюк, должно быть, находились часы. Дубровская заметила замысловатую змейку – цепочку, выходящую наружу. Стало быть, клиент Елизаветы любил дорогие эффектные вещи.

Улучив момент, когда подруга убирала со стола чашки, Лиза перевернула фото. «Помни А.Д.» Что же, все верно. Арсений Данилкин…

– Но как же мертвый мог выдать доверенность? – спросила она и поняла, что сморозила глупость.

– Бог с тобой, Лиза! – возмутилась Павловская. – Сплюнь, не то накаркаешь.

– Он жив?

– Так же, как и мы с тобой! Я только вчера говорила с ним по телефону…

Елизавета предпочла бы провалиться сквозь землю, только не позволить подруге узнать об ее поисках. Она любила Алину и безоговорочно доверяла ей, но ситуация, в которой Лиза оказалась по странной прихоти судьбы, требовала ясности. Дубровская решилась, не советуясь с Павловской, посетить офис фирмы «Резерв» и побеседовать с тем самым бухгалтером, из рук которой Алина получила злосчастную доверенность. Благо, что юридический адрес предприятия Данилкина значился в реквизитах договора купли-продажи.

Улица Фестивальная пряталась где-то в отдаленном районе. Дубровская немало поплутала по дворам и переулкам, опросила около десятка граждан, прежде чем оказалась в нужном месте. Она ехала медленно, пытаясь за плотной завесой дождя рассмотреть номера домов. Итак, пятнадцатый, семнадцатый… Цель близка. Но что это?

Дом под номером двадцать один по улице Фестивальной оказался церковью!

– …Нет, дитя мое, вы что-то путаете, – заверил ее седовласый священник. – Наш храм действует не один десяток лет, а мирских учреждений здесь отродясь не было.

Лиза, разумеется, уже поняла, что поиски завели ее в тупик. Но, продолжая цепляться за свою навязчивую идею отыскать следы человека-призрака Данилкина, она проявляла завидное упорство.

– Но бывало так, что в божьих храмах располагались музеи, детские приюты, дома пионеров, в конце концов! Не могло быть так, что фирма «Резерв»…

– Нет. Бог миловал, – смиренно возразил ей мужчина с крестом на груди. – Я бы с удовольствием рассказал вам об истории нашей церкви, но через час должна начаться служба, и я совсем не располагаю временем.

– Но, может быть, я перепутала улицу или что-то не в порядке с нумерацией домов? – упрямилась Лиза, хотя несколько минут назад она рассматривала ясный и четкий, даже с электрической подсветкой, указатель.

– Да нет – это и есть улица Фестивальная, двадцать один.

– Но, возможно, вы слышали о некоем Данилкине, директоре фирмы «Резерв»? – предприняла Дубровская еще одну попытку.

– Я не знаю фамилий наших прихожан, – терпеливо втолковывал ей священник. – Для церкви они все рабы божьи. Здесь нет директоров и следователей. Дитя мое, поверьте, вы ищете не там, где нужно.

– Спасибо, святой отец, – пробормотала Дубровская, уже сожалея о собственном упрямстве.

Она вышла из церкви в полном замешательстве. След Данилкина был безвозвратно потерян…

Было что-то около полуночи, когда затренькал телефон. Елизавета еще не спала, смотрела по телевизору какой-то чрезвычайно нудный фильм. Мысли ее были далеко от сюжета картины, поэтому, услышав настойчивый сигнал мобильника, она вздрогнула.

– Елизавета Германовна? – раздался незнакомый мужской голос.

– Да. – Лиза сглотнула. Она терпеть не могла ночные звонки. Так уже не раз случалось, что, кроме неприятностей, они ничего иного не приносили.

– Это Арсений Александрович.

– Какой? – осведомилась Лиза, понимая, впрочем, что поступает не совсем вежливо.

– Данилкин.

– ?!

– Госпожа Дубровская, вы меня слышите?

– Да, – тихо ответила Лиза. В ее голове был сумбур.

– Павловская Алина передала мне, что вы желаете со мной переговорить. Я, правда, не знаю предмета беседы. – Мужчина закашлялся. – Я не думал, что у вас возникнут вопросы ко мне. Дело, мне казалось, – яснее ясного.

– Арсений э-э-э… Александрович, мне не то чтобы что-то не ясно. Мне все понятно, кроме одного. Вы э-э-э… как бы выразиться? Вы… здоровы?

– Вас беспокоит мой кашель? – глухо рассмеялся мужчина. – Не обращайте внимания… кхе-кхе… я немного простыл, но, в целом, жив и относительно здоров.

– А вы в этом уверены? – осторожно осведомилась Лиза.

– В чем? – не понял Данилкин. – В том, что я здоров?

– Нет… жив?

– Очень занимательно. Вы что, шутите?

– Совсем нет. Не поймите меня неправильно, – испугалась Лиза. – Но тут про вас такое говорят! Заявляют, что вы умерли, да еще несколько месяцев назад. А я вас никогда не видела. Я не знаю, что и думать…

– Кто говорит?

– Плешак и этот его представитель… как его? Афонин.

– Пронюхали-таки. Вот прохвосты!

– Как вас понимать? – обмерла Лиза.

В трубке раздался смех, перемежаемый продолжительным кашлем.

– Не бойтесь, Елизавета Германовна. Это не звонок с того света, заверяю вас. Как вы думаете, покойники болеют?

– Полагаю, что нет.

– Вы правы. В жизни не видел ни одного кашляющего мертвеца. Значит, я жив!

– Но как же тогда…

– Я объясню. Вообще я жив. Но для некоторых людей… кхе-кхе… я умер. Маленькая мистификация для моих недоброжелателей.

– Вы хотите сказать… – начала догадываться Дубровская. – Так вы скрываетесь от своих конкурентов?

– Вот именно.

– Вы боитесь Плешака?

– Нет. Зачем мне прятаться от Плешака? Он мне должен, а не я ему! Ради него я не стал бы затевать весь этот спектакль. Есть серьезные люди, и есть серьезные дела. Не могу только взять в толк, как удалось этому прохиндею что-то узнать. Он никогда не видел дальше своего носа.

– Вы должны были это предположить! Зачем же, если вы так хотели быть для всех мертвым, нужно было затевать это треклятое дело в арбитражном суде? Сидели бы себе тихо, а не искали приключений себе и мне на голову…

– Мне нужны деньги, – просто объяснил Данилкин. – Быть мертвецом, знаете, стоит некоторых средств. Я… кхе-кхе… оторван от бизнеса, должен же я на что-то существовать!

– Но вы подставили меня! – возмутилась Лиза.

– Клянусь, я не хотел этого.

– Но мне от этого не легче! Меня обвиняют в мошенничестве.

– Как я вам могу помочь?

– Приходите в суд! Там вы все объясните, и с меня снимут подозрения.

– Это исключено… Я не для того организовывал свою смерть, чтобы так просто от всего отказаться.

– Но мне-то что вы прикажете делать?

– Знаете, милая Елизавета Германовна… Кхе-кхе, ради вас я готов пойти на жертвы. Отказывайтесь от иска! Черт с ними, с деньгами…

– Поздно, – чуть не плакала Лиза. – Афонин просто жаждет моей крови! Даже если я откажусь от иска, он захочет подвести меня под уголовную статью. Это он мне дал ясно понять. Он не уймется. Вот если бы вы встретились с Иваном Васильевичем…

– Лады! – принял решение Данилкин. – Назначьте встречу Плешаку. Кхе-кхе… Все объяснения я беру на себя. От вас потребуется немногое: организовать наше рандеву там, где я вам скажу. Возьмите бумагу, я буду диктовать…

Лиза, всхлипывая, схватилась за записную книжку. Она торопливо записывала детальную инструкцию Данилкина. У нее была уйма вопросов, но она не решалась задать их своему клиенту. Не ровен час, он бросит трубку или их разъединят. Что тогда она будет делать?

– Кхе-кхе… Это все мои условия. Только так я согласен на встречу. Да! И последнее…

– Слушаю, – затаила дыхание Дубровская.

– Я требую полной конспирации. Если у меня возникнут подозрения, что против меня ведут нечестную игру, не обессудьте. Я на встрече не появлюсь!

Хорошенькое дело! Лизе ставят условия, будто это она заварила всю эту кашу! Но ей не оставалось ничего иного, как соглашаться. Только так все проблемы будут решены, и она наконец будет спать спокойно…

…Узнав о встрече, Афонин без обиняков заявил:

– Не знаю, милашка, что ты затеяла, но мне твое предложение не нравится. Очень мутная история, ты не находишь? Встретиться глубокой ночью где-то у черта на рогах! Но я умываю руки. Если мой шеф не возражает, я тоже не против. Замечу, однако, что моя идея с уик-эндом на двоих – все еще в силе. Ну как, может, не будем искушать судьбу?

Лизу передернуло, но она взяла себя в руки. Дело прежде всего!

– Я надеюсь, вы все верно запомнили. Два часа ночи, озеро Провальное, туристическая база «Кедры». Не опаздывайте!

– Да-да, дорогуша… Крайняя дача у озера. Машину оставить на дороге. В дом зайти одному Плешаку. Все верно?

– Да.

– Знаешь, детка, мне почему-то кажется, что тебя ждут крупные неприятности. Ты плохо закончишь…

Лиза повесила трубку. Ей на самом деле было не по себе. Глухо ныло сердце, предчувствуя беду…

Ночь была кошмарной. Ветер пронзительно завывал в коронах деревьев. В этом звуке слышались будто человеческие стенания, и Елизавету попеременно бросало то в жар, то в холод. Непогода превратила озеро в булькающий котел. Белые барашки волн, с шумом накатывающие на берег, создавали иллюзию того, что девушка находится не на озере, а на море. В довершение всех бед, туристическая база была почти что безлюдна. Хотя в этом как раз не было ничего удивительного. В этот сезон, да при такой-то погоде, польститься на отдых здесь мог разве безумный любитель природы или блудливая парочка, которой без разницы где уединяться.

Сонный сторож открыл Лизе ворота, и она, с трудом различая дорогу, в неверном свете фонарей, поехала по направлению к озеру. В домике уже горел свет, и это красноречиво свидетельствовало о том, что девушка в очередной раз опоздала. В нескольких метрах от дачи стоял серебристый джип. Лиза заглушила двигатель и вышла в ночь.

Крепкий порыв ветра подхватил ее легкую фигурку и толкнул вперед. Казалось, неведомая сила торопит ее к месту назначенной встречи. С неба моросил мелкий дождь. Было отвратительно холодно. Спотыкаясь, девушка направилась к даче.

– Мое почтение, авантюристка, – перекрывая непогоду, раздался знакомый голос.

Боковое стекло джипа поползло вниз, открывая взору хмурую физиономию Афонина. Он что-то говорил, но Лиза с трудом различала его слова, да и его самого, поскольку ветер в неистовстве разметал ее волосы, закрыв прядями глаза.

– А? – переспросила она, почти на ощупь определяя дорогу.

– Говорю, шевелись быстрей, – проорал Афонин. – Шеф, почитай, уже полчаса как там. Вытаскиваешь людей из постели среди ночи, а сама еле ноги передвигаешь.

– Данилкин явился? – спросила Лиза.

– А мне откуда знать? – не слишком любезно ответил юрист. – Я, как велено, сижу здесь и дожидаюсь, чем закончится вся эта затея.

Дубровская не стала терзать вопросами Афонина, тем более что он по какой-то причине был зол как сто чертей.

«Ничего,– успокаивала она себя. – Еще каких-нибудь два часа, и все закончится. Я буду смеяться, вспоминая эту ночь…»

Закрыв за собой массивную дверь, Дубровская оказалась в небольшой прихожей, скупо освещенной лампой-фонарем.

«Это наша гордость – домик-„люкс“ для самых взыскательных клиентов, – не скупился на рекламу начальник туристической базы. – Здесь проходят корпоративные вечеринки, ведутся переговоры, встречи в неформальной обстановке. К вашим услугам – просторная кухня с бытовой техникой, душевая, гостиная. Есть балкон с прекрасным видом на озеро. Тут чудесно дышится и думается. Если, предположим, вы занимаетесь научным трудом, придумываете модели одежды или же сочиняете статью для газеты, то всего за неделю в вашей голове воцарятся мир и порядок, вдохновение само запросится к вам в гости и поселится вот на этом симпатичном диванчике в гостиной». Лиза, помнится, прервала соловьиные трели начальника, заявив, что ей подобное чудо необходимо всего на один день, вернее, ночь. «Деловые переговоры», – коротко объяснила она. Но мужчина-поэт, видимо, все понял. Подмигнув Лизе, он доверительно прошептал ей на ушко: «Помимо всех перечисленных достоинств, здесь имеется очень широкая и удобная кровать. Ваши переговоры пройдут с успехом». Дубровская не стала продолжать беседу, просто заплатила по счету и уехала, и вот теперь обитель муз была в полном распоряжении ее клиента-невидимки и Плешака…

Из гостиной слышались голоса. Значит, все были в сборе. Монотонно повторяющиеся звуки, не то стук, не то хлопанье, заглушали разговор. Что-либо разобрать было невозможно.

Лиза на минуту замешкалась. Достав из сумочки расческу, она спешно привела себя в порядок. Ей не хотелось появляться перед Данилкиным в растрепанном виде. Первое впечатление бывает самым сильным и правильным – это было ей известно.

Уняв дрожь в коленях и приказав себе не беспокоиться понапрасну, Дубровская вошла в гостиную…

К ее удивлению, комната оказалась пуста. Диванчик, на котором должно было валяться «вдохновение», сиротливо ежился в углу. Распахнутая балконная дверь, издающая те самые непонятные звуки, при появлении Елизаветы оглушительно хлопнула. Занавеска надулась, словно парус, и вновь опала.

Грузную фигуру Плешака девушка заприметила почти сразу же. Он по-хозяйски развалился на кресле в кухне. Телевизор орал что было мочи. Неудивительно, что Иван Васильевич не заметил появления Дубровской. Хотя, вполне вероятно, он сделал это нарочно, демонстрируя свое пренебрежение непунктуальной особе. Никакого Данилкина в кухне и в помине не было. А то, что из-за двери казалось разговором, было лишь словесной дуэлью двух ощетинившихся тележурналистов.

Атмосфера явно была предгрозовой. Грубиян Плешак, обнаружив бессовестное надувательство со стороны Лизы, без всяких сомнений, был готов затеять самую гнусную сцену с площадной бранью и угрозами. Дубровской все это мало хотелось видеть и слышать, поэтому она лихорадочно обдумывала пути к отступлению. Можно было тихонько выйти и уехать. Не беда, что снаружи Плешака дожидается Афонин. Авось они как-нибудь между собой разберутся. Хуже было то, что Данилкин так и не появился…

Лиза сделала шаг назад и едва не оступилась. Какой-то тяжелый предмет выкатился у нее из-под ног и предательски громко стукнулся об дверь кухни. Девушка вздохнула. Похоже, она выдала себя. Отступать было некуда.

Она наклонилась и подняла шар. Это оказались часы с золоченым циферблатом, выполненные из природного камня. Кажется, она видела их на столике в кухне в тот самый раз, когда хвастливый начальник «Кедров» показывал ей внутреннее убранство бунгало. Нелепая вещь, претензия на роскошь, не более того…

– Иван Васильевич, – позвала она. – Вы, конечно, думаете, что я нарочно вытащила вас ночью.

Плешак не взял на себя труд хоть как-нибудь отреагировать. Лиза топталась на пороге, держа в руках треклятые часы. К тому же они оказались испачканы чем-то липким, и девушка, брезгливо сморщив нос, поспешила поставить их на холодильник.

– …вы можете мне не верить, но я – такая же жертва обстоятельств, как и вы сами. Я получила от своего клиента клятвенные заверения в том, что он придет сюда и обсудит с вами все вопросы. Разве я могла подумать…

Лиза осеклась. Что-то неправильное, не то слишком театральное, не то чересчур вызывающее, почудилось ей в самой позе Плешака. Повинуясь внезапному порыву, она подошла к нему и дотронулась до плеча. Мужчина не оглянулся. Вместо этого он, как тяжелый куль с мукой, сполз с кресла и оказался на полу, прямо под ногами испуганной девушки.

Дубровская отшатнулась. Она толком ничего не успела понять. Наверно, Иван Васильевич был, по своему обыкновению, беспробудно пьян – его глаза бессмысленно смотрели в одну точку, а рот приоткрылся в какой-то глупой ухмылке.

Лиза принесла в кружке воды и попробовала приподнять голову Плешака. Тщетно! Он не собирался реагировать на внешние раздражители. А вот ладонь девушки, поддерживающая затылок мужчины, почувствовала что-то теплое и влажное. Она рассеянно перевела взгляд. Ее рука оказалась испачкана в крови!

Дальнейшее она осознавала с трудом. Кажется, она закричала. Затем, словно испуганная птица, заметалась по кухне. Телевизор захлебывался рекламой. Она выключила его. Вытащив из кармана носовой платок, она начала с остервенением вытирать руки, как безумная, кинулась к двери. Ей хотелось как можно скорей оказаться в своей безопасной и родной машине!

Но, видно, ее испытаниям еще не пришел конец. Толкнув дверь бунгало наружу, Дубровская натолкнулась на какое-то препятствие. Им оказался человек. Издав звериный вопль, тот схватился за голову и завертелся на месте волчком. У Лизы не было охоты узнавать у него, в чем дело. Остатки здравого смысла покинули ее, и она, перепрыгнув через ступеньки крыльца, понеслась к машине.

С трудом развернувшись на узкой дорожке, она, должно быть, зацепила джип. Но останавливаться и разбираться ей было некогда. Она уже мчалась к выезду из турбазы. Ворота были закрыты, и она беспрестанно жала на гудок, пока не появился злой заспанный сторож. Он собирался было отчитать хулигана-водителя, но, увидев за стеклом перекошенное гримасой женское лицо, махнул рукой. Связываться с истеричкой было себе дороже…

«Я еду домой! Еду домой…» – как заведенная повторяла Дубровская. Она гнала машину по темной дороге, не обращая внимания на указатели. Ночь за стеклом и пережитый ею ужас слились воедино. Она сидела, вцепившись руками в руль и пытаясь в кромешной мгле различить огни города. Ей казалось, что кошмар не выдержит яркого света оживленных улиц; он рассеется под натиском рекламных щитов, неоновых вывесок и нарядных витрин. Все встанет на свои привычные места, а к тому моменту, когда она проснется в своей теплой и уютной постели, ночные видения покинут ее не в меру расшалившееся воображение…

Город мчался ей навстречу, и Лиза понемногу начала приходить в себя. Зубы ее уже не отбивали чечетку, а ледяные пальцы ослабили железную хватку и почти спокойно удерживали руль. Она миновала окраины и влилась в размеренное русло ночного движения. Машин на улицах было немного, а темные окна пролетающих мимо домов хранили покой спящих граждан. Был тот самый час, когда любители тусовок, покинув ночные клубы и дискотеки, уже преклонили головы на подушки, а ранние пташки досматривали свои последние сны.

Мечтая о горячей ванне и чае с мятой, девушка, ловко маневрируя в лабиринте дворов, уже приглядывала себе удобное место для парковки. Но что это? Рядом с ее подъездом стояла машина с мигалкой. Похоже, это была милиция. Удивляясь, кому в такой час потребовалась экстренная помощь блюстителей порядка, Лиза заглушила двигатель. Она собиралась уже покинуть свое авто и открыла дверцу, как неожиданное зрелище заставило ее похолодеть от ужаса. В салоне зажегся свет, и на ее руках стали отчетливо видны темно-коричневые бороздки. Кровь бедняги Плешака уже успела подсохнуть, но, как и следовало ожидать, она никуда не испарилась. Дубровская поискала в карманах платок, но его там не было. Ее платок со следами его крови остался на месте происшествия! А еще там был юрист Афонин, который видел, как она вошла в дом и в каком состоянии она его покинула.

Кошмар вернулся. Ей вдруг стало понятно, что делает здесь милицейская машина в предутренний час. В любом другом случае Лиза бы только порадовалась оперативности служителей закона, но сегодня… Они ждали ее!

Рассуждения Дубровской были недолгими. Идти в руки милиции тогда, когда на руках едва обсохла кровь, и надеяться на поддержку и понимание было непростительно глупо. Во всяком случае, Лиза в этом была убеждена.

Оставалось немногое: уносить отсюда ноги и молиться. Но что делать потом?

Включая зажигание, Лиза не искала ответ на этот вопрос. Она подумает об этом потом, позже. Когда будет в безопасности…

Она проснулась от жуткого холода. Тело ее свело судорогой, а голова гудела, как колокол. Салон ее машины превратился в ледник, а сама она в свежезамороженную рыбу.

Лиза провела ночь в автомобиле с выключенным двигателем. Вернее, она проспала там всего несколько часов, но этого оказалось достаточно, чтобы насквозь продрогнуть. У нее не было другого выхода: горючее следовало экономить. Конечно, деньги у нее были, но далеко не в том количестве, которое позволило бы снять номер в гостинице или же махнуть в другой город, подальше от неприятностей.

Воспоминания о жуткой ночи добавили мигрени в ее бедную голову. Необходимо было что-то предпринимать, но она не имела ни малейшего понятия, с чего следует начать…

Дубровская глянула на себя в зеркало. Зрелище оказалось не самым приятным. Лицо приобрело бледно-голубой оттенок, а губы на этом фоне казались просто черными. Она взяла помаду и пудреницу и попыталась привести себя в божеский вид. Стало еще хуже. Теперь она напоминала клоуна. Так нелепо смотрелась косметика на ее изможденном лице с лихорадочно горящими глазами.

Дубровская тяжело вздохнула. Внезапно зазвонил телефон. Этот звук показался ей сигналом с другой планеты, так неуместно звучал мотив легкомысленной песенки в тот момент, когда она находилась во власти ночного кошмара…

– Алло?

– Елизавета Германовна, это я. Не узнаете? Афонин.

Дубровская чуть не нажала отбой. Юрист, видимо, почувствовал ее испуг и, прежде чем она успела нажать на спасительную кнопку, поспешил продолжить:

– Не кладите трубку, прошу вас. С вами говорит друг.

Голос его звучал нормально, даже дружелюбно. Это озадачило Елизавету, и она как завороженная ждала продолжения.

– Вы не считаете, что нам следует встретиться? – спросил он.

В этом вопросе не было даже намека на ту похабщину, которой он изводил ее в последнее время. Или это ей только казалось?

– Зачем?

– Я думаю, вам захочется с кем-нибудь поговорить о событиях прошедшей ночи…

Это было правдой. Больше всего на свете Лизе хотелось кому-нибудь расказать о том ужасе, который она успела пережить за прошедшие сутки. По иронии судьбы, первым ее слушателем должен был стать человек, которого она ненавидела и опасалась. Но поскольку он сам оказался вовлечен в водоворот печальных событий, игнорировать его предложение о помощи было бы по меньшей мере неразумно. Лиза решилась.

– Понимаете, – начала она. – Я до сих пор не могу прийти в себя…

– Я все прекрасно понимаю.

– Да нет! Вы наверняка думаете обо мне черт знает что! Но для меня стало полнейшей неожиданностью то, что мне довелось увидеть. Плешак мертв, а я даже не могу предположить, кто его мог убить!

– Мне ясно лишь одно: это не мы с вами.

– Вы правда так считаете? – обрадовалась Лиза. – Я боялась, что вы можете подумать…

– Что вы убили беднягу Плешака? Боже мой, Елизавета Германовна, как вы могли такое предположить?

Дубровская почувствовала, как тяжелый комок ее издерганных нервов разом разжался. На душе стало светло, а из-за туч, впервые за несколько последних дней, выглянуло солнце.

Лиза тараторила, как заведенная, пытаясь словесным потоком выплеснуть на собеседника весь пережитый ею кошмар.

– …я глазам своим не поверила. Он сидел в кресле и смотрел телевизор. Я разговаривала с ним, даже взяла его за плечо. А он упал! Я пыталась привести его в чувство. Если бы не кровь, я решила бы, что он пьян. Боже, как я испугалась! Я кричала и носилась как сумасшедшая…

Словно прорвало шлюз. Слова набегали одно на другое.

«Да, да…», «Как я вас понимаю», «Это было ужасно», «Кто бы мог подумать!». Афонин не скупился на сочувствие, а Лиза болтала без умолку.

Раздался звуковой сигнал.

– Какая жалость! – воскликнула Лиза. – Батарея вот-вот сядет, а зарядного устройства с собой нет.