Стрела, попавшая в тебя Белозерская Алёна

Глава 1

Полина отчаянно боролась с желанием выпить. Душа умоляла о виски, которое успокоило бы мятущиеся мысли, заставило сердце ровно биться и сделало дыхание спокойным. Нужен был всего один глоток, и он не опьянит, наоборот, позволит трезво взглянуть на ситуацию. Лихорадочно собирая вещи в небольшой саквояж, она думала о давнем друге «Джеке»[1], словно он был лекарством для ее измученного сердца; при этом понимала, насколько опасным может оказаться подобное средство «обретения внутренней гармонии».

Наверное, существуют люди, в которых алкоголь убивает страх, бодрит, направляет решительность в нужное русло, не превращая при этом в безрассудных и беспощадных чудовищ. Или же, напротив, помогает расслабиться, взять под контроль злобу и агрессивный азарт, дает возможность сконцентрироваться и здраво оценить обстановку. Возможно, есть такие люди, и разумная доза спиртного не приносит им вреда, а идет на пользу. Увы, Полина к таким не относилась. Для нее, как и для большинства, алкоголь был средством побега от реальности, нежели стимулом для изменения ситуации. Таких, как она, спиртное на короткий срок успокаивало, даже позволяло затуманенному мозгу рождать какие-то «правильные и единственно верные» идеи, потом топило в пьяном угаре или же вовсе лишало чувств. А иногда алкоголь-«помощник» заставлял так остро ощущать боль, что хотелось вогнать себе в грудь нож, разбить голову о стену, только бы избавиться от невыносимого отчаяния и горя. Полина боялась пить, однако не знала другого способа расслабиться.

Собрав вещи, она бесцельно прошлась по номеру, после осмотрелась уже с явным интересом, подумав, насколько привыкла к отелю, в котором жила последние два месяца. Эти огромные комнаты сложно было назвать домом, однако они стали почти родными, потому что здесь Полина пряталась от мира за окном, недоброго и коварного. Роман много раз предлагал переехать в его квартиру, однако она отказывалась, не желая оставаться одной в пустых апартаментах. В чужом доме ощущение одиночества ни на миг не покидало ее, и несмотря на то, что общаться с другими людьми не хотелось, присутствие кого-либо рядом было абсолютно необходимым. Постоянно сменяющие друг друга постояльцы отеля напоминали, что жизнь вокруг продолжается, а звуки, наполняющие стены, успокаивали, создавали иллюзию комфорта и даже уюта. Здесь Полина чувствовала себя лучше, чем дома у Романа. Там она скучала, отчаянно считая дни, когда он вернется из Парижа. В отеле просто ждала, без той сумасшедшей истерии, которая нападала на нее, стоило переступить порог его квартиры.

Казалось, все начало возвращаться на свои места. Боль потери, которую Полина и ее семья пережили несколько месяцев назад, конечно, не уйдет никогда, но сейчас она уже не была такой острой, как вначале. Смерть Алекса навсегда изменила их жизни, и его уход ничем нельзя будет восполнить[2]. Об этом Полина думала каждый день, как и о том, насколько унылым стало ее существование после гибели брата. Все, что ранее казалось важным, сейчас утратило свое значение. Разумеется, она переживала из-за потери компании, которую братья строили долгие годы и лишились практически в одночасье, но все чаще ловила себя на мысли, что ей безразлично, по каким причинам это случилось, и совсем неинтересно, кто этому способствовал. На место печали пришло равнодушие. Полина едва не захлебнулась в безучастности, незаметно для себя погружаясь в холодные воды отчуждения. Ничто не радовало: ни ежедневные звонки Романа, ни его слова любви, которые она так долго ждала, а теперь воспринимала с невозмутимым спокойствием, ни встречи с родными. Последние и вовсе раздражали, потому что вынуждали заново переживать смерть Алекса. Еще немного, и Полина, наверное, угасла бы. К счастью, этого не случилось, и причиной возрождения стал короткий звонок, в одну секунду заставивший воспрянуть духом.

– Вот я амеба, – пробормотала она, метнулась к ноутбуку и в сотый раз просмотрела фото, присланные накануне Зайцем. – Ты подросла, – Полина очертила пальцем застывшее на экране лицо светловолосой девочки, затем, прикусив губу, уставилась на старика, державшего малышку за руку. – Не умеешь ты прятаться, Хавьер. – Ненависть послышалась в ее шепоте.

Она быстро положила ноутбук в сумку, подхватила саквояж и вышла из номера. Спустившись вниз, Полина отдала администратору карточку-ключ, предупредила, что вернется через несколько дней, затем уверенным шагом направилась в бар. Внутреннее возбуждение, которое охватило ее после разговора с Тоби Зайцем, не отпускало, и Полина все-таки разрешила себе расслабиться.

– Виски, – попросила она бармена, устроившись за стойкой, и добавила: – Чистое. Двойное.

Вечер только начинался, но зал уже был полон. Негромкая музыка и голоса посетителей несколько смутили, Полина недовольно осмотрелась, но вдруг почувствовала, что ей хорошо среди веселящихся людей, и тихо вздохнула. Вид наполненного стакана и вовсе поднял настроение. Прикрыв глаза от удовольствия, она сделала глоток, с наслаждением ощущая, как виски опалило язык и небо.

– Повтори, – попросила Джима-бармена и облокотилась о стойку, чувствуя хорошо знакомую теплоту, растекшуюся по телу.

Новую порцию Полина выпила не сразу, дала себе время успокоиться и еще раз обдумать план действий. Затем вытащила из сумки портмоне, проверила, не оставила ли в номере паспорт и билет на самолет, сверилась с часами и удовлетворенно кивнула. Если она все правильно рассчитала, то времени вполне достаточно, чтобы поужинать с родными и успеть в Хитроу на самолет. В аэропорту Полина должна появиться не позднее десяти тридцати, иначе самолет до Буэнос-Айреса улетит без нее. Она испытала желание позвонить Майклу и отказаться от встречи, затем поняла, что не может придумать правдивую отговорку, и решила не менять планы. «Останусь на пару часов, послушаю разговоры, затем сделаю кислое лицо, сошлюсь на плохое самочувствие, и прощай, дорогая семья, здравствуй, Аргентина», – подумала Полина, хлопнула себя по коленке и поднялась.

– Надолго уезжаете? – спросил Джим, сверкнув брекетами на и без того ровных зубах.

– А ты уже скучаешь? – Полина протянула щедрые чаевые.

– Вы всегда в моих мыслях, мадам Матуа, – нисколько не смутился парнишка столь некорректному вопросу.

Долго живя в отеле, Полина познакомилась практически со всем обслуживающим персоналом. Она многое знала об этих людях. Горничная Мэри без стеснения делилась информацией о личной жизни своих коллег, поэтому Полине давно было известно, что милашка Джимми учится актерскому мастерству и является любовником мистера Паттерсона, одного из администраторов отеля. Поэтому ответ бармена заставил Полину широко улыбнуться.

– Молодец, – по-русски обратилась она к нему и, зная, что он не поймет, грубо продолжила: – Научился лизать задницу богатым теткам.

Сидевший в стороне от нее мужчина громко рассмеялся, и Полина быстро пожалела о своей глупой выходке. Покраснев, она повернулась к человеку, который с нескрываемым интересом рассматривал ее фигуру. Молод, хорош собой, дорого одет. «Неплох, – подумала она, глядя в его смеющиеся глаза, – но не вовремя».

– Не скучай, Джимми, – Полина снова перешла на английский. – Скоро увидимся. – Она подхватила саквояж и направилась к выходу, все еще ощущая на себе взгляд незнакомца.

В главном холле Полина подошла к администратору, которому передала ключ от своей машины. Тот немедленно вызвал парковщика и в ожидании, когда «Мерседес» подадут к входу, рассказал последние новости, посетовал на холод, а после порадовался праздникам. Сначала Полина не поняла, о чем он говорит, потом вспомнила о Рождестве и удивилась, так как совершенно потерялась во времени. Она все еще продолжала жить в осени, точнее в месяце, когда убили Алекса, не обращая внимания на бегущие дни и приближающийся Новый год.

– Уже подготовили подарки детям?

– Давно, – кивнул администратор. – Жаль, не увижу их радости, потому что работаю в рождественскую ночь. Машину подали, – посмотрел он в сторону стеклянных дверей. – До свидания, мадам Матуа.

Дорога к дому Ребекки и Марка заняла мало времени, уже через полчаса Полина припарковалась на обочине и замерла на мгновение, с силой сжав пальцы на руле. Возбуждение и радость, оттого что уже завтра она увидит девочку, которую все считали погибшей, не покидали ее. Виски несколько успокоило бурю в душе и одновременно взбодрило, однако Полина чувствовала, что тот нервный подъем, в котором она находилась, слишком неестественный, чересчур принужденный, причем «разжигаемый» ею самой. «Успокойся, – глубоко дыша, проговорила она, посмотрела в зеркало заднего вида и, заметив, насколько лихорадочно блестят глаза, зажмурилась. – Успокойся, иначе Майкл начнет задавать лишние вопросы, я стану лгать, запутаюсь и все испорчу. Успокойся», – повторила она и вышла из машины. Воздух приятно холодил разгоряченную кожу, от этого неожиданного удовольствия Полина расслабилась, затем быстро побежала по дорожке к дому. На ступенях она снова замерла, досчитала до десяти и, нацепив на лицо ставшую привычной для всех кисло-равнодушную маску, позвонила. Дверь открыла Тоня.

– Я не опоздала? – Полина поцеловала подругу в щеку.

– Ужин подадут через полчаса. Все собрались в кабинете, пьют и изучают финансы. Так что ты вовремя. Ну, раздевайся, – пробурчала Тоня, принялась расстегивать пуговицы на пальто Полины и вдруг потянула ноздрями. – Пила?

– Я не маленькая, – недовольно ответила Полина. – Не нужно меня раздевать, и отчитываться не стану. Майклу не говори, – умоляюще протянула она.

– Он сам поймет.

– Ты сказала, что они пьют в кабинете. Значит, он не почувствует запаха.

– Дура, – злобно усмехнулась Тоня и, стянув с Полины пальто, бросила его на тумбу у стены.

– Я контролирую себя.

– Все-таки отчитываешься?

– Да, – Полина обняла подругу за плечи. – Не хочу, чтобы ты волновалась.

– Ладно. Как ты себя чувствуешь? Впрочем, не отвечай. Вижу, что хорошо. Глаза горят… что случилось? – настороженно отодвинулась Тоня, как всегда безошибочно прочитав настроение женщины, которую знала лучше, чем кто-либо другой.

– После объясню, – пообещала Полина, потянув девушку за собой по направлению к кабинету.

На пороге она остановилась и с едва заметной улыбкой оглядела свою семью. Брат и его отец Марк склонились над Ребеккой, которая что-то быстро говорила, при этом указывала карандашом на разложенные перед ней бумаги. На диванчике у камина Моника, сводная сестра братьев, обнимала своего жениха Микки. Они обручились на прошлой неделе и выглядели счастливыми, в особенности Мон, которая часто поглядывала на кольцо, блестевшее на безымянном пальце. Ее жених тем не менее казался каким-то расстроенным и недовольным. Каждый раз, глядя в точеное лицо Микки, Полина искренне удивлялась красоте, которой наградила его природа. Необычайно привлекательные черты лица, теплый голос и дружелюбное поведение заставляли нервничать, и причину этого она не могла понять. Микки вел себя учтиво, с ним легко было общаться, но иногда Полина цепенела, чувствуя его взгляд, а порой и дергалась, когда он дотрагивался до нее.

– Он странный, – прошептала Тоня, остановившись рядом и проследив, куда смотрит Полина. – Искусственный от макушки до пят, – добавила она, рассматривая безупречно гладкие щеки Микки.

– В психологию ударилась? – Полина почувствовала озноб на коже, так как Тоня точно выразила ее собственные ощущения, но постаралась улыбнуться.

– Волк в овечьей шкуре.

– Мы все здесь такие, поэтому не драматизируй. К тому же я не вижу предпосылок для подобных выводов.

– Но ты сама ему не доверяешь.

– Не спорю, есть в нем нечто, что отталкивает, однако… – Она замолчала, потому что именно в этот момент все повернулись в их с Тоней сторону. – Всем добрый вечер, – улыбнулась она, направляясь к Марку, который первый распахнул объятия.

Фрейман-старший радушно расцеловал Полину и долго не хотел отпускать от себя, пока жена не возмутилась.

– Отойди! – Ребекка ущипнула Марка за бок, отчего тот комично заохал, схватила Полину за плечи, повернула к себе и провела пальцами по румяным щекам. – Хорошо выглядишь.

Объятия, поцелуи, вопросы, в которых звучала забота, любовь в каждом слове и прикосновении, все это плюс внутренняя нервозность, от которой Полина так и не смогла избавиться, заставили ее расплакаться, что вызвало новый прилив вздохов и нежностей. Майкл притянул сестру к себе.

– Осталось на коленки усадить, – всхлипнула она.

– Говори по-английски, – потребовала Ребекка.

– Пора бы уже выучить, – ответила матери Моника, погладив Полину по волосам. – Триста лет замужем за Марком, но ни слова не понимаешь.

– А ты?

– А я ни на что не претендую. Меня устраивает иногда не понимать, о чем говорят другие.

Тоня со стороны наблюдала за этой милой сценой, незаметно поглядывая на Микки, который остановился у стола, где лежали финансовые отчеты, и с любопытством уставился на исписанные цифрами бумажки. Она стремительно подошла к нему и обняла за талию, приведя в замешательство, так как раньше не проявляла заинтересованности, более того, сторонилась.

– Теперь ты – часть этого цирка, – шепнула Тоня, пробежав пальцами по спине, и почувствовала, как он напрягся, но не оттого, что ему было неприятно прикосновение.

– Как и ты, – спокойно ответил он, вовремя перехватил руку, которая скользнула ниже ремня, и поцеловал теплую ладошку.

Пользуясь моментом, когда все были заняты ребячливыми слезами Полины и кроме нее ни на кого не обращали внимания, Тоня почти прикоснулась к губам Микки, с улыбкой отметив, что он едва сдержался, чтобы не поцеловать ее. Спустя секунду взгляд его стал холодным, и, усмехнувшись, он отодвинулся.

– Провоцируешь? Зачем? – Голос был мягким, вместе с тем в нем слышались злобные нотки.

Тоня не испугалась, более того, ей вдруг стало легко, так как она, наконец, поняла многое. В том, что Микки Роде не был влюблен в свою невесту, Тоня уже не сомневалась, осталось лишь выяснить, для чего он притворяется кроткой ланью и почему так настойчиво стремится войти в семью Фрейман – Хейз.

– Прости, – искренне извинилась она, сменив тактику, чтобы не насторожить мужчину. – Не знаю, что на меня нашло. Просто ты такой… – Тоня покраснела.

– Какой?

– Не такой, как Майкл, – она бросила взгляд на мужчину, которого любила, и смущенно потерла лоб. – Прости.

– Все в порядке, – кивнул Микки, и глаза его победоносно заблестели, что не прошло незамеченным для Тони, поздравившей себя с удачно расставленной ловушкой. – Со слезами покончено, – хлопнул он в ладони, увидев вошедшую в кабинет Терезу, экономку. – Нас зовут ужинать!

В столовой Полина старалась держать себя в руках, ругая за излишнюю эмоциональность, которую позволила в кабинете. Она отказалась от предложенного Марком бокала вина, без аппетита жевала мясо, слишком, по ее мнению, пережаренное, и кротко прислушивалась к разговорам за столом.

– Тереза сегодня явно перестаралась, – сказала Тоня, указав на главное блюдо. – Зато салаты хороши. Почему ты постоянно смотришь на часы? Куда-то спешишь?

– Спешу, – полушепотом произнесла Полина, поглядывая на остальных, которые, к счастью, были заняты разговорами и не услышали вопроса Тони.

Майкл продолжал вести беседу с Ребеккой о финансах, Марк тоже принимал участие в этом разговоре. Микки и Моника противно хихикали в противоположном конце стола. За ними пристально наблюдала Тоня, при этом ждала объяснений от Полины, которая тщательно подыскивала оправдание.

– У меня скоро самолет. Через час я уйду, проводишь меня до машины, там все и объясню.

– Договорились.

– Что их так увлекло? – Полина указала подбородком в сторону тесной группы, разговором в которой руководила Ребекка, что-то настойчиво доказывая пасынку и мужу.

– Все имущество компании выставлено на продажу. Они решают вопросы с арендой помещений, которыми все еще владеет «VIP-life concierge». Сегодня Майкл получил отчет экономистов о долгах…

– Мы кому-то должны?

– Нам, – успокоила Полину Тоня. – В общем, все не так плохо, как думалось вначале. Компанию мы потеряли, но осталась недвижимость, которую можно выгодно продать или сдать в аренду. На счетах, конечно, уже не столько денег, как раньше, но мы не в бедственном положении.

– Я хочу продать свою квартиру в Москве, – сказала Полина, взяла у Тони бокал из рук и сделала глоток вина.

– И я свою. Значит, обоснуемся здесь?

– Не знаю. Не хочу решать этот вопрос одна, когда Сафонова нет рядом.

– Как он?

– Неуловим. Звонит часто, в Париж не зовет, когда вернется, не говорит.

– Он занят, – защитила Романа Тоня, при этом улыбнулась. – Все еще сомневаешься в нем?

– После сотни пинков под зад я уже ни в чем не могу быть уверена. – Полина вдруг прислушалась, услышав имя Алекса. – Майкл, повтори, пожалуйста!

– Мы говорим о пустующей квартире Алекса и считаем, что ее необходимо продать. Понимаю, что тебе нелегко…

– Нет, – перебила его Полина. – Все правильно. Ни я, ни ты не собираемся в ней жить. Монике она тоже не нужна. Поэтому продать ее – верное решение.

– Рад, что ты отнеслась к этому вопросу с пониманием, – с облегчением произнес Майкл. – Мы думали, будут проблемы.

– То есть я – психопатка, желающая оставить себе на память квартиру, в которой убили брата?! – вспылила Полина. – Буду по четвергам рыдать в той комнате, где его застрелили?

– Именно этого мы и боялись, – усмехнулся Майкл. – Истерики, – уточнил он. – А почему именно по четвергам?

За столом послышались тихие смешки, что немедленно отрезвило Полину. Она нервно потерла руки, а после уже спокойно ответила:

– Первое, что пришло в голову. Извините, – обратилась она к остальным.

– Все в порядке, – сказала Ребекка.

– Нет! – снова разозлилась Полина. – Все уже давно не в порядке. До сих пор не могу привыкнуть к тому, что больше никогда его не увижу. Знаю, что обижаю вас своим поведением, словами. Простите меня за это. Я вас люблю, но иногда мне кажется, будто вы его забыли.

– Забыли? – переспросила Ребекка. – Порой я слышу его голос где-то рядом и жду, что он появится сейчас. Марк перевез все вещи Алекса в его прежнюю комнату, и каждый раз, когда он выходит оттуда, я вижу, что волосы его стали белее.

Полина с удивлением перевела взгляд на Марка, который действительно очень поседел в последнее время, и устыдилась, что не заметила этого.

– Моника влюблена, – продолжила Ребекка, – я, разумеется, не виню ее, более того, счастлива. Но черт подери, дочь! Как же меня раздражает твой смех. Не обижайся, просто я зла и хочу укусить каждого, чтобы и ему было так же больно, как мне сейчас. А ты, Микки, – обратилась она к своему будущему зятю, – сидишь на месте моего мальчика, на его стуле. Жутко бесишь. Твое, Полина, нытье нервирует. Майкл отчаянно демонстрирует силу, хочу дать ему за это подзатыльник, потому что в такие моменты он кажется мне бесчувственным.

– Чем я вызываю недовольство? – спросила Тоня, оперлась о спинку стула и с вызовом посмотрела на Ребекку, которая, как она считала, перегибает палку своими откровениями.

– К тебе претензий нет, – оскалилась тощая Бек. – Умна, рассудительна, в меру чувственна, всегда готова поддержать. Хотела бы я иметь твою выдержку!

– Жаль, что мне не хватает смелости быть такой же честной, как ты, – мягко улыбнулась Тоня, поставив точку в этом опасном разговоре.

– Знаете, я, пожалуй, вернусь в отель, – сказала Полина, поднявшись. – Нехорошо себя чувствую. К тому же не желаю раздражать вас своим кислым видом.

– Полина, – попытался остановить ее Майкл, но она покачала головой.

– Встретимся через несколько дней. К тому времени я уже приду в себя. Тоня, проводи меня, пожалуйста.

В столовой воцарилось молчание, отчего Полина испытала крайнюю неловкость за сцену, которую спровоцировала, и за последующий стремительный побег.

– Они будут чувствовать себя виноватыми, особенно Ребекка, – сказала Тоня, легко толкнув Полину в спину. – Комедиантка! Все верно рассчитала, воспользовалась тем, что все напряжены до предела, добавила масла в огонь и вовремя сбежала. Куда же ты так спешишь? – Девушка подхватила шаль, лежащую на банкетке, и, плотно укутавшись, вышла на улицу. – Поля! Смотри! – радостно рассмеялась она, подставив ладонь мелким колючим снежинкам.

– Черт! – выругалась Полина, едва не поскользнувшись на ступенях. – Не мог подождать, пока я улечу! – Она крепко схватилась за перила и осторожно спустилась вниз. – Майклу не говори, не хочу, чтобы в Буэнос-Айресе меня сразу с самолета под конвоем вернули в Лондон. Если он узнает, для чего я лечу туда, он меня… боюсь даже представить его реакцию.

Тоня молчала, но Полина видела, как побледнело ее лицо. Видимо, девушка догадалась о причинах, по которым она столь экстренно летит в Аргентину.

– Скажи, что я ошибаюсь… – хрипло прошептала она.

– Заяц нашел Нину. Она с Хавьером, как я и предполагала.

– Нет! – воскликнула Тоня, схватила Полину за руку и потянула назад к дому.

Та не устояла на ногах и упала на землю, больно ударившись коленкой об один из камней, которые отделяли дорожку от газона.

– С ума сошла?!

– Это ты рехнулась! – Тоня рванула Полину на себя, поднимая. – Ты остаешься! И я сейчас же расскажу…

Полина схватила девушку за шею и в ярости прошипела:

– Не посмеешь.

– Иначе что?

– Не будем ругаться, – мгновенно изменилась в лице Полина, понимая, что, если станет угрожать, лишится союзника. – Тоня, дорогая моя, прошу тебя, – обняла она подругу и зашептала: – Молчи. Ничего ему не говори. Я не буду подвергать себя опасности, обещаю. Лечу на разведку и только.

– Никаких встреч с Хавьером?

– Нет.

– А Нина? – Тоня напряженно дышала, лицо ее уже не пугало бледностью, оно горело лихорадочным румянцем.

– Ты же понимаешь, что я не смогу привезти ее в Лондон. Мне с ней даже в самолет не позволят войти. Чтобы вернуть девочку, нужно подготовиться, сделать новые паспорта и, главное, придумать, как устранить Хавьера.

– Зачем ты тогда летишь?

– На разведку, – повторила Полина. – Буду осторожной.

– Не верю, – ответила Тоня и направилась к дому.

– Ты куда? – крикнула вслед Полина, не понимая, отчего подруга так резко утратила интерес к разговору. – Тоня!

– Похоже, я уже ничего не могу изменить. – Девушка остановилась и повернулась к ней. – Прости меня за это.

Глава 2

В самолете Полина долго размышляла над последними словами Тони. В них слышались страх и вызывающая недоумение обреченность. И если первое Полина могла объяснить, понимая, что подруга не желает отпускать ее в Буэнос-Айрес, так как боится последствий этой поездки, то второму не нашла объяснений. Полина не была фаталистом, она всегда искренне и с некоторой долей презрения смеялась над теми, кто верит в судьбу, полагаясь на странные стечения обстоятельств. Сама она была уверена, что жизненные события зависят от воли человека, его желаний и возможностей, а не от уготованной неизвестно кем участи, поэтому предопределенность чего-то страшного и непоправимого, которую она услышала в тоне своей лучшей подруги, заставила ее сначала нервничать, а после злиться. Стараясь отвлечься от беспокойных мыслей, Полина смотрела в иллюминатор и постепенно успокаивалась от вида темного, холодного, а потому бесстрастного неба за бортом.

В самолете было тепло, но бортпроводница все же положила рядом с Полиной плед. Улыбчивая и бодрая, несмотря на то, что время приближалось к полуночи, темноволосая девушка живо поинтересовалась о самочувствии, не голодна ли, разложила кресло, убежала и через мгновение вернулась с маленьким подносом, на котором стоял бокал шампанского, затем вытащила из верхнего ящика две небольшие подушки. В общем, вела себя так, будто за спиной у нее были крылья, а в заднице на полную мощность работала батарейка.

– Мисс, спасибо, – остановила ее Полина, едва коснувшись пальцами рукава. – Я не голодна. Шампанского не хочется, лучше принесите виски. И будьте добры, захватите с собой какой-нибудь журнал.

Девушка быстро открыла небольшой ящик рядом с креслом и указала рукой на внушительную стопку глянцевых изданий.

– Все свежие, – отрапортовала она. – Если начнете скучать, включите экран. У нас большой выбор фильмов, музыки…

Полина терпеливо слушала, насколько комфортно и приятно лететь первым классом, затем недовольно прикусила губу, что немедленно остановило словоохотливую и суетливую барышню, проявляющую слишком много заботы. Девушка резво исчезла за невысокой стенкой кабинки, которая отделяла Полину от других пассажиров, но так же быстро появилась с двумя маленькими бутылочками «Джека Дэниелса» и пустым стаканом.

Наконец, оставшись наедине с собой, Полина открыла бутылку и перелила содержимое в стакан, затем сделала глоток и, потянувшись к тумбочке, взяла лежащий вверху стопки журнал. «Психология», – хмыкнула она, еще раз пригубила виски и без интереса принялась листать блестящие страницы. Взгляд упал на яркое фото, с которого широко улыбался беззубый индус, и переместился на первые строки статьи с громким заголовком «Научить быть счастливым!». «Не думай о прошлом, оно уже случилось. Забудь о будущем, его нет, это мираж. Живи настоящим…» В необъяснимом раздражении Полина бросила журнал в сторону, целясь в ящик, где лежали его «товарищи». Не попала и со стоном подняла с пола. Снова нашла статью, которая вывела ее из себя, и посмотрела на счастливого индуса. Нищий, тощий, беззубый, но счастливый! «Как такое может быть? – мысленно спросила она у него. – Неужели тебя ничто не заботит? Не ранит? Разве ты никогда не плакал? Господи, какой идиот написал эту чушь?» Она положила журнал себе на колени, потянулась за стаканом виски и, осушив его до дна, поставила на беззаботное лицо деда.

Как можно не думать о прошлом, если в нем таится причина тех горьких событий, что происходят в настоящем? Полина отчетливо поняла, насколько важно для нее сейчас оглянуться назад, вернуться в тот исходный пункт, с которого все начало рушиться. Она вспомнила детство. Счастливым ли оно было? Нет. Родители не любили свою старшую дочь, но обожали младшую, холили и потакали всем капризам. Полина завидовала сестре, мечтала ощутить на себе нежность и заботу, которую дарили Кате мама и папа. К чему же привела эта безграничная любовь? Катя выросла эгоистичной стервой, ничтожной лгуньей, отвратительно гадкой и подлой особой. В итоге, запутавшаяся и несчастная, была убита своим же любовником. Никто не предполагал такой конец, и меньше всего сама Катя, которую растили для богатой, беззаботной, ничем не обремененной жизни[3].

Сестра была не единственной потерей, которую Полине пришлось пережить. Первой, самой важной утратой было отсутствие родительского тепла. Но с этим она справилась, найдя нежность и обожание в лице своих старших братьев, сыновей матери от первого брака. Порой, когда у Полины спрашивали о семье, она улыбалась и замолкала. Близкие друзья уже давно разобрались в хитросплетениях ее родственных связей, всем остальным, любопытным и дотошным, было сложно объяснить, кто кому кем приходится. Мать Полины, Елизавета Карловна, несостоявшаяся балерина, а ныне скучающая домохозяйка, была дважды замужем. О первом браке она рассказывала неохотно, каждый раз недовольно и презрительно поджимала губы, словно прошла через невероятные испытания, будучи женой Марка Фреймана. Полину веселило подобное настроение, так как она не сомневалась в том, что Марк был хорошим мужем, добрым и любящим, но мать все представляла в таком ключе, будто жила с монстром. Сама Елизавета Карловна предпочитала замалчивать некоторые подробности первого замужества, в частности свои «походы налево», чтобы не опорочить себя в глазах детей. Марка она не любила, впрочем, Полина была уверена, что ее «маман» вообще не способна испытывать это чувство к кому-либо. Эгоистичная и холодная, Елизавета Карловна просто выбирала себе «жертву», с которой было удобно жить, наслаждалась комфортом и обожанием, сама же не стремилась дарить в ответ то, что получала. Родив двух сыновей, она пресытилась ролью жены «тряпки», так Елизавета Карловна называла Марка, и быстро нашла себе нового супруга. Им оказался Сергей Дмитриевич, отец Полины, строгий, жесткий мужлан, который разительно отличался от мягкого, утонченного и уступчивого Марка. Наверное, в тот период жизни Елизавете Карловне нужна была твердая рука или ей просто хотелось перемен, Полина не уточняла мотивов столь странного выбора, но удивлялась безразличию матери, бросившей сыновей ради новых отношений. Воспитание Майкла и Алекса она с поразительной легкостью возложила на бывшего супруга, который вскоре после развода эмигрировал в Великобританию. Елизавета Карловна не участвовала в жизни своих старших детей, не беспокоилась о том, где они учатся, скучают ли по ней, есть ли у них друзья и кем они хотят быть в будущем. Эти вопросы не волновали, так как Елизавета Карловна знала, что Марк хорошо позаботится о сыновьях, и к близости в отношениях с ними не стремилась, не испытывая к мальчикам естественной материнской теплоты. Майкл и Алекс редко навещали мать в Москве, чаще она бывала в Лондоне, куда трижды в год отправлялась за покупками, где заодно встречалась с ними. Полина с трепетом вспоминала время, когда братья приезжали в гости, но еще больше любила короткие каникулы, когда Елизавета Карловна брала ее в Лондон. Они были наполнены яркими впечатлениями и сердечным участием со стороны братьев, которые старались показать сестре новую, непривычную для нее жизнь. Сразу же, с первой встречи, у них сложились теплые отношения, в особенности с Алексом, который звонил ей едва ли не каждый день, чем вызывал неудовольствие отца Полины. Сергей Дмитриевич не любил детей жены от первого брака, раздражался, когда в разговорах случайно упоминалось имя Марка, ее бывшего мужа, поэтому не поддерживал стремление Полины к близкому общению с братьями. Катя, младшая сестра Полины, последний, а потому обожаемый ребенок Елизаветы Карловны, легко поддавалась настроению отца, сухо и весьма прохладно общаясь с Майклом и Алексом. На каникулы в Лондон она к ним не ездила, к тому же не любила, когда братья приезжали в Москву. К несчастью, они так и не стали близки, всегда поддерживали сугубо формальные отношения, совершенно не похожие на родственные, лишенные чуткости и внимания. Полина считала, что Катя многое потеряла, отказавшись принять Майкла и Алекса, а также семью, в которой они жили. Ей не нравилась их мачеха Ребекка, вторая жена Марка. Сухая вобла, напыщенная аристократка, так она отзывалась о женщине, которая заменила братьям мать и была добрейшим, понимающим человеком, способным любить и дарить нежность. Монику, сводную сестру братьев, Катя и вовсе терпеть не могла, называя избалованной бездарностью и страшной дылдой. Ни то, ни другое, по мнению Полины, не являлось верным. Моника, дочь Ребекки, обладала привлекательной внешностью, веселым характером и яркими художественными способностями. Сейчас она редко бралась за кисть, но когда выставлялась, то это всегда вызывало большой интерес в мире искусства. Ко всему прочему, Мон была известным в Великобритании критиком, а также обладала невероятным чутьем на талантливых авторов, поиском которых занималась по всему миру. Полина считала, что Катя завидует мягкой и увлеченной Монике, поэтому и третирует, не зная, как еще выразить недовольство по поводу своей бесталанности. Ее младшая сестра не обладала способностями, которыми можно было похвастаться. Училась она плохо, как в школе, так и в университете, куда ее пихнул отец, ничем не увлекалась, лишь могла гордиться железной волей, которая не давала расслабиться и каждый день заставляла заниматься в спортзале. Наверное, хорошая фигура, которую Катерина с адским рвением «конструировала» на тренажерах, и привлекательное лицо, унаследованное от матери, и были ее единственными достоинствами. Добрый же характер, веселый нрав, способность к обучению – все это досталось старшей сестре и братьям. Думая о Кате, Полина удивлялась тому, насколько разными они были, несмотря на то, что росли в одной семье. Правда тут же вспоминала, как разительно отличались условия их воспитания, следовательно, было глупо предполагать, что сестры должны походить друг на друга. Со своей старшей дочерью Сергей Дмитриевич и Елизавета Карловна были очень строги, ругали за ошибки, постоянно поучали, никогда не хвалили и нагружали учебой, словно старались заполнить каждую минуту свободного времени девочки, только бы не встречаться с ней. Младшей же уделяли много внимания и позволяли практически все. Болит голова – останься дома, в школу не ходи. Не хочешь заниматься музыкой – иди, Катенька, в танцевальную школу. Не нравится – вот тебе кисти и учитель по рисованию. Лыжи, плавание, фотография и даже кулинария – чем только Катя не увлекалась. В итоге так ни в чем себя и не нашла, лишь научилась виртуозно манипулировать родителями, которые старались выполнить каждое ее желание, а после оттачивала мастерство на всех друзьях и знакомых, в том числе и на старшей сестре. Сейчас Полина вспоминала их «нелюбовь» друг к другу с горечью, жалея о том, что ничего не может исправить. Но винила в этом родителей, которые не научили Катю любить, лишь пользоваться людьми, из-за чего, собственно, и потеряли свою обожаемую дочь.

Так, нелюбимый ребенок в одной семье, Полина получила дружескую поддержку и участие в другой, в той, в которой выросли ее братья. Марк, отец Майкла и Алекса, и его жена Ребекка в равной степени любили всех детей, не делили их при этом на родных и чужих. Бека называла мальчиков сыновьями, а Марк, когда у него спрашивали о семье, говорил, что у него два сына и дочь. Полину они также считали родной, в особенности ее обожал Марк, гордился успехами и радовался, когда она, окончив учебу в Москве, переехала в Лондон. Здесь можно было согласиться с утверждением, что, теряя что-то, обязательно находишь нечто другое. В случае Полины жизнь была щедра, подарив новую семью. Но после «чертовка» подумала, что с презентами пора «завязывать», и щелкнула Полину по носу или же дала пинок под зад, как угодно.

Следующим испытанием для нее была смерть Грэга, первого мужа. Нежного, любимого, самого лучшего. Они даже счастьем не успели насладиться: несколько месяцев волшебства, после автомобильная авария, и вот Полина уже прячет слезы под вуалью на кладбище. Третьей утратой можно было назвать Люка, ее второго мужа. Великолепный мужчина во всех смыслах. Мужественный, привлекательный, сильный. Но, увы, нелюбимый, ненужный, лишний. Сейчас Полина жалела о своем решении связать с ним жизнь, но не потому, что сама тяготилась этим замужеством, а оттого, что сделала несчастным Люка. Он ведь любил ее, относился так, будто лучшей женщины не было в мире. Она же изменяла ему, сначала с чувством вины, а после беззастенчиво нагло. Развод был верным решением, и все же Полина никогда не решилась бы уйти от своего могущественного и одновременно ранимого и ласкового мужа, если бы не встретила Сафонова[4]. Страсть к нему закружила, ослепила и сделала ее другой, счастливой и мягкой. Но роман оказался недолгим, потому что в тот период жизни Полина была не нужна Сафонову, зато он стал необходим ей, как воздух. Без него она задыхалась, разрушала себя, но все же свыклась с его уходом. Страстная и непостоянная, Полина не могла жить, не будучи влюбленной. Ее всегда окружало множество обожателей, оставалось лишь выбирать. Вот она и отдала предпочтение тому, кто, казалось, выглядел идеальным партнером. Сильный, строгий, но вместе с тем мягкий и теплый, Филипп Литвин принес в ее жизнь размеренность и спокойствие, а его дочь дала возможность почувствовать, насколько хорошей мамой она может стать. Тихая идиллия закончилась в тот момент, когда старик по имени Хавьер увидел в девочке сестру, потерянную в далеком прошлом. Малышка с блестящими глазами и звонким смехом, видимо, перевернула все в его черствой и жестокой душонке. Он забрал Нину, убил ее отца, представив ситуацию так, будто девочка погибла вместе с ним[5]. Никто не верил, что девочка жива, ибо факт ее гибели был более чем убедительным. Однако Полина так и не смогла смириться с тем, что больше никогда не увидит Нину. Порой она видела ее в снах, чувствовала тихое дыхание рядом, слышала смех и все больше убеждалась в мысли, что малышка жива. Да и сам Хавьер, Полина была уверена, никогда не допустил бы смерти девочки, слишком уж сильно он мечтал ее получить. Интуиция, размышления поддерживали веру в то, что Нины не было с отцом в самолете, который разбился. Именно это несколько дней назад подтвердил Тоби Заяц, лучший детектив компании, которой до недавнего времени владели братья Полины.

Братья… при мысли о них сердце учащенно застучало. Она потянулась к стакану, но он был пуст, как и те две бутылочки, которые принесла бортпроводница. Словно прочитав мысли Полины, мечтающей еще об одном глотке благословенного «Джека», в кабинку заглянула болтливая девица в красивом синем костюме и поставила на столик «добавку». Благодарность, засветившаяся в глазах Полины, заставила ее улыбнуться. Девушка несколько задержалась, с удивлением вгляделась в лицо этой красивой и ухоженной дамы, которая казалась печальной и одновременно обеспокоенной, затем кивнула, видимо подумав, что проблемы богатых понятны только богатым, и исчезла в проеме.

Полина взяла из сумки телефон, открыла папку с фотографиями и принялась листать фото. Остановилась на одном, которое могла рассматривать часами, вспоминая черты лица самого любимого ею человека. Алекс, младший из братьев Фрейманов, задира, ловелас и авантюрист. Умный, красивый, понимающий. Он был ее поддержкой и опорой, лучшим другом, который метко указывал на слабости и ошибки и в то же время щедро восхвалял достоинства. Так искренне и нежно, как Алекса, Полина никого не любила и вряд ли уже сможет полюбить. Весь мир разрушился в тот момент, когда его убили, разлетелся на мелкие осколки, по которым теперь Полина ступала окровавленными стопами. «Вот она, – пронеслось в голове, раскалило виски и заставило тихо застонать, – самая главная потеря моей жизни». Слезы горечи и сожаления стремительно покатились к подбородку, Полина вытерла горячие и неприятные следы, которые они оставляли на щеках, и, бросив взгляд в застывшее на экране телефона лицо брата, постаралась улыбнуться. Она не раз плакала, не имея возможности вернуться назад, чтобы исправить ошибки, корила себя и считала виновной во всех несчастьях, произошедших с ней и родными. Пришла пора остановиться.

Да, Полина многого лишилась, но и обрела не меньше. Во-первых, Роман Сафонов снова появился в ее жизни. И, похоже, их отношения станут для нее последним приключением. Как бы ни развивались события, Полина решила, что больше никогда не будет искать «счастья». Еще несколько лет назад она с головой бросалась в «любовные истории»; едва ли не в каждом мужчине, в которого влюблялась, пыталась увидеть единственного и настоящего. Распыляясь в обожании, она растворялась в своих чувствах, в итоге всегда оставалась одна. Все ее бывшие возлюбленные превращались в фантомы, мелькающие цветными картинками в памяти, не более. Лишь Роман, решивший заново построить их отношения, казался реальным. Полина знала, что, если он снова уйдет, вряд ли кто-либо сможет его заменить. Однако она не боялась потерять Сафонова, так как, к своему горькому сожалению, уже не раз через это проходила. К тому же предпосылок для разрыва их хрупких, едва начавшихся снова отношений не было. Оставалось лишь наслаждаться тем, что происходит сейчас, и не мучить себя напрасными страхами.

Во-вторых, в жизнь Полины вошла Тоня, заняв большую часть души и сердца. Нежная, мягкая, всегда готовая прийти на помощь, Тоня была ее вторым дыханием, силой, на которую Полина часто опиралась. С этой изнеженной на первый взгляд красоткой можно было и на балу танцевать, и на войну идти. Они через многое прошли, сохранив искреннюю привязанность и доверие друг к другу. Рядом с Тоней Полина чувствовала себя в безопасности: не было нужды притворяться, носить защитные маски, которыми она прикрывалась, общаясь с другими. В ее присутствии она не боялась обнажить душу, открыть свое настоящее лицо, не всегда красивое и безупречное. И главное, Тоня могла поддержать, вне зависимости от того, в какой ситуации оказывалась Полина.

Мысли снова вернулись к Нине. Предстоит многое сделать, чтобы забрать ее у Хавьера, используя при этом максимум хитрости, осторожности и жестокости. Дон Хавьер просто так не отдаст то, что считает своим. Он будет яростно сражаться за «любовь всей своей жизни». Но и Полина не намерена сдаваться. Ее не пугал старик, неминуемая борьба за Нину не вызывала страха, хотя, наверное, должна была обострить чувства. Полина не испытывала тревоги и как никогда была уверена в правильности своего поступка. Не «для разведки» она летела в Буэнос-Айрес, а для того, чтобы начать игру, победителем в которой мог быть только один человек.

Измученная размышлениями о прошлом и составлением планов на ближайшее будущее, Полина крепко уснула. Она не слышала, как заботливая стюардесса откинула спинку кресла назад и подняла мягкую подножку, удобно устроив мадам Матуа в горизонтальном положении. Девушка накрыла ее пледом, приглушила свет ночника и вышла, прихватив стакан и бутылочку, которую Полина не успела опустошить.

Когда Полина открыла глаза, небо за бортом стало уже оранжево-голубым, а облака внизу лежали белой густой полосой, сквозь которую ничего невозможно было рассмотреть. Она улыбнулась новому дню и хорошему настроению, с которым его встретила. «Нет ничего лучше, – подумала она, – чем проснуться в небе. Далеко от земли, близко к космосу. Здесь так хорошо, но внизу будет еще лучше». Решительность не покинула Полину и в тот момент, когда она спускалась по трапу. Жаркое солнце опалило кожу на лице, влажный воздух неприятно окутал тело, но Полина не замечала неудобств, она шла вперед, уверенная и спокойная относительно того, что ждало ее впереди.

Высматривая на багажной ленте свой саквояж, она включила телефон и мысленно посчитала, который час в Париже. Разница с Буэнос-Айресом составляла четыре часа, значит, там сейчас пять утра и для звонка время было слишком ранним. Тем не менее не удержалась и отправила Сафонову короткое сообщение, пожелав хорошего дня, а спустя минуту удивилась, когда он перезвонил ей.

– Прости, разбудила, – улыбнулась она в трубку.

– Все в порядке?

– Да. Думала, ты не услышишь оповещение, прочтешь эсэмэс, когда проснешься. Я и забыла, насколько чутко ты спишь.

– Я скучаю, – после недолгого молчания ответил Роман. – Прилетай ко мне. Прямо сейчас садись на самолет и прилетай.

Полина растерялась, услышав подобное предложение, затем рассмеялась.

– Сегодня не могу.

– И чем же ты занята?

– У меня свидание с одной важной персоной.

– Не дерзи. – Раздражение послышалось в голосе Романа, что еще больше развеселило Полину.

– Люблю тебя, Сафонов, – сказала она и, заметив приближающийся саквояж, сняла его с ленты и быстро прикрыла трубку рукой, потому что из динамиков послышался женский голос, объявивший начало посадки на рейс до Рио-де-Жанейро.

– Ты в аэропорту? Постой, объявление было на испанском. Ты в Мадриде?

– Почти, – пыталась ускользнуть от ответа Полина. – Все, Сафонов, укладывай свою любопытную голову на подушку и продолжай спать.

Она не дала ему возможности ответить, закончила разговор поцелуем в трубку, обернулась в поисках Тоби, который обещал ее встретить. В зале находилось много людей, и, в отличие от нее, все были легко одеты. Полина подошла к диванам и, присев, сняла с себя сапоги, вытащила из саквояжа туфли-лодочки и с удовольствием переобулась. Затем аккуратно, стараясь не измять кашемир, положила пальто между ручками в саквояже. Заяц появился вскоре после того, как она завершила «смену гардероба». Голубая рубашка с короткими рукавами, джинсы, бейсболка и темные очки в руке – он ничем не выделялся из толпы, выглядел расслабленным и несколько нагловатым. Полина улыбнулась, заметив, что Тоби отрастил бороду, делающую его похожим на бунтаря-кролика. Рыженькая, редкая, она казалась нелепой, но тем не менее была аккуратно подстрижена и придавала Зайцу бесшабашный вид. В целом Тоби ничуть не изменился с момента их последней встречи. Тощий, хитрый и надежный. Сейчас он, конечно же, злится, оттого что Полина проигнорировала его просьбу не прилетать в Буэнос-Айрес и, как всегда, поступила по-своему, но вскоре раздражение его пройдет. Тоби, Полина знала, не умел долго носить в душе дурное настроение, отличался великодушием, в особенности по отношению к тем, кого считал другом.

В «VIP-life» он занимал почетное место главного сыщика, начальника «такс», своих подчиненных. Профессиональный детектив, обладающий черным поясом по поиску пропавших «предметов», так он называл людей, за которыми охотился, Тоби с отличием выполнял каждый заказ, за который брался. Казалось, он мог найти любого, где бы тот ни спрятался. Всякий раз Тоби подтверждал звание лучшего «нюхача» компании, не совершив ни одной ошибки, не допустив ни единого промаха. Поэтому, когда Полина поручила ему поиски Нины, она была уверена, что он выйдет на след дона Хавьера, и несказанно радовалась интуиции, которая ее не подвела. Тоби понадобилось немного больше времени, чем она рассчитывала, однако сейчас это не имело значения, главным являлся результат, и он полностью устраивал.

– Заяц, любовь моя! – воскликнула она, раскинув руки в стороны, и нахмурилась, когда Тоби остановился перед ней, досадно запыхтев. – Так и будешь злиться или все-таки обнимешь своего, уже бывшего, босса?

– Я работал на твоих братьев. Ты была их приложением, а никак не боссом. Не моим, во всяком случае. Зато теперь, когда компания уплыла от вас, Тоби свободен! – хохотнул он, быстро приблизился к Полине и поцеловал ее в губы.

– Наглец, – возмутилась Полина, – ты в курсе всех новостей? – Она не пыталась вырваться из крепких объятий, даже с нежностью прижалась к тощей груди Зайца, который на мгновение позволил ей вернуться в прошлое, воскресив в памяти их прежние пикировки.

– Мне жаль, что вы потеряли Алекса. Как ты? Держишься?

– Уже почти пришла в себя.

– А Майкл? Что, вообще, произошло? И как вы умудрились просра… «VIP-life»?

Полина ласково, но несколько отстраненно провела рукой по худым плечам Тоби и вдруг щелкнула его по носу.

– Знаешь, нюхач, каким будет твое следующее задание?

– Теряюсь в догадках, – скривился Тоби.

– Ты выяснишь, кто отобрал у нас компанию и по каким причинам. А сейчас давай выйдем на улицу, мне здесь дышать нечем.

Она подхватила саквояж, но Тоби быстро забрал его.

– Думаешь, снаружи будет легче? – С ехидством он посмотрел на ее плотные джинсы. – Там солнце жарит так, что кожа трещит. А воздух липкий и мокрый. Гребаная Аргентина!

– Зато ты загорел, – Полина едва успевала за быстрыми шагами Тоби.

– Только лицо и руки. Или ты считаешь, у меня было время нежиться на пляже?

– Отчего ты такой злой?

– Ненавижу эту страну. Меня здесь все бесит. Климат, комары, еда, транспорт. Но больше всего раздражают люди. На английском никто не говорит, они даже на родном испанском толком изъясняться не умеют. Уши горят, когда слышу их жаргон.

– Как это? – удивилась Полина.

– Жаргон или диалект, не знаю, как точнее выразиться. Гадкий на слух. Как же мне не хватает родной речи! А люди?! Толстые, потные, некрасивые. Потомки индейцев, негров и, мать их, конкистадоров. Лентяи и попрошайки, вот они кто! – бушевал Тоби, направляясь к стоянке, где оставил автомобиль. – Я хочу домой.

– Туда, где холодно? – усмехнулась Полина и прикрыла лицо рукой, спасаясь от палящего солнца. – Где такая же дрянная еда, толпы индусов, китайцев и арабов?

– О, мои родные мусульмане! – Тоби поднял глаза к небу. – Как же я по вас скучаю! По грязному метро, серому благословенному туману, по любимому кафе мистера Хоши. Мне не хватает дождя, прохлады. Надеюсь, мы скоро отсюда уедем и больше никогда не вернемся.

Он остановился у потрепанного «Форда», покрытого ржавчиной и пылью. Полина тихо рассмеялась, вспомнив спортивный авто, на котором Заяц разъезжал по улицам Лондона.

– Ну и корыто, – оценила она это нелепое, на ее взгляд, и слишком ненадежное средство передвижения. – Лучше варианта не нашлось?

– Усаживай свою благородную задницу внутрь. И окно не закрывай, кондиционер не работает.

– Господи, – проронила Полина, обмахивая лицо ладонями, – отчего так жарко? Еще ведь только десять.

– Через несколько часов здесь и вовсе будет адово пекло. Добро пожаловать в Буэнос-Айрес! – нагло заржал Тоби и лихо вырулил со стоянки на проезжую часть. – Где ты намерена остановиться?

– Заказала номер в отеле в центре.

– В центре? Неплохо.

– А ты где обитаешь? – Полина посмотрела в зеркало заднего вида на уплывающий вдаль аэропорт «Пистарини».

– У воды, – уклончиво ответил Тоби. – По лицу вижу, что тебе здесь нравится.

– Широкие проспекты, много зелени, небо голубое, глубокое. Все хорошо, а когда я сниму джинсы, приму душ и позавтракаю, будет еще лучше. Составишь компанию?

– В душе? – рассмеялся Тоби. – Непременно!

Примерно через час серый «Форд» остановился у высокого белоснежного здания. Молча они вошли внутрь, где Тоби передал саквояж консьержу и огляделся, в то время как Полина уверенно отправилась к стойке администратора. Протянув паспорт, она терпеливо ждала, когда черноволосый «Хорхе» завершит регистрацию, и лукаво поглядывала на Тоби, который с незаметным для окружающих любопытством осматривался по сторонам. Гранитные полы и мраморные стены в шоколадно-сливочных тонах, белые кожаные диваны, голубые кресла в зоне отдыха, усатый администратор в дорогом костюме, прекрасно владеющий английским, вежливые сотрудники – все было на высшем уровне. Полина не понимала, отчего Тоби так тяготится окружающей обстановкой, но решила не задавать компрометирующих вопросов, чтобы не подогревать его и без того сильное раздражение. Видимо, Заяц просто устал от постоянного напряжения, поэтому и злился на всех, в том числе и на Полину, поручившую ему столь опасное задание, как слежка за доном Хавьером.

– Прошу. – Мужчина протянул Полине карточку. – Луис проводит вас в номер, – кивнул он своему лысому помощнику, тот услужливо улыбнулся и двинулся к гостям. – Могу я еще чем-либо вам помочь? Желаете позавтракать? Насколько я понимаю, вы только из аэропорта…

– Не стоит, – прервал его любезности Тоби и собственнически притянул Полину к себе. – Мы прогуляемся по городу, там и позавтракаем, а может, пообедаем. – Он повел Полину к лифтам.

– Ты чего? – с непониманием спросила она, когда Луис удалился, совершив перед этим небольшую презентационную экскурсию по номеру.

– Они должны понимать, что ты здесь не одна. Поверь, одинокая богатая сеньора в Буэнос-Айресе вызывает большой интерес. Эти любезные Хорхе и Луис или любой другой, видевший тебя, могли предупредить своих дружков о легкой добыче, поселившейся в vip-номере отеля. Ты тут одна, без охраны, значит, уязвима.

– То есть меня могут ограбить? Прямо в номере?

– Не тупи, жизнь здесь не такая красочная, как кажется на первый взгляд. Конечно, в отеле тебя не тронули бы, ждали бы, когда выйдешь на улицу.

– Неужели тут так опасно? – занервничала Полина. – Ты ведь поэтому не хотел, чтобы я прилетела?

– Отчасти, – Тоби прошелся по гостиной, затем присел в кресло и вытянул ноги. – Здесь очень опасно находиться, поверь. В особенности таким белым изнеженным курочкам, как ты. Это страна анархии, хаоса и бандитизма. После девяти лучше не выходить на улицу, иначе можно ножиком под ребра получить за твой айфон. Кстати, спрячь его и лишний раз не демонстрируй перед публикой.

– И сюда Хавьер привез Нину?

– Ну, – надул губы Тоби, – дон Хавьер Меркадос, теперь его так зовут, относится к высшему обществу, которое живет по иным законам. Эти люди обитают в богатых районах и почти не соприкасаются с другими, не из их круга. Особняки, теннисные корты, слуги, яхты и бассейны, так проживают «сливки». Все, что я тебе до этого рассказал, касается бедноты, которой в этой стране восемьдесят процентов. Остальные двадцать – адвокаты, бизнесмены и «звездульки» – жируют в квартирах с кондиционерами и балконами по тридцать квадратных метров. В Аргентине только две реальности, и поверь, та, в которой живет большинство, ужасна. Но Нине повезло. Ее мир прекрасен, и в этом заслуга Хавьера.

– Слышу в твоем голосе восхищение. – Полина присела на мягкий подлокотник кресла и обняла Зайца за шею. – Неужели Хавьер нравится тебе?

– Весьма. – Он снисходительно похлопал ее по коленке. – Иди прими душ, переоденься, а после позавтракаем. Здесь недалеко есть приличное кафе, единственное место в городе, где я чувствую себя спокойно. Там и продолжим наш разговор.

В кафе, куда Тоби привез Полину, было шумно, но уютно и, главное, прохладно. Вкусно пахло едой, кофе, играла задорная музыка. Рассматривая смеющуюся молодежь, целующиеся парочки, Полина потягивала «эспрессо» и чувствовала, что напряжение, в котором она находилась последние несколько часов, потихоньку начинает отступать. Она перевела взгляд на улицу, где, несмотря на полуденный зной, неспешно прогуливались люди, посмотрела на заполненный пляж, стоянку с дорогими машинами и в удивлении приподняла брови. Ей были непонятны озлобленность Тоби, его недовольство и явная нелюбовь к городу, который в ней самой вызывал интерес, но никак не страх.

– Лет шесть назад, – сказал Тоби, – Майкл хотел открыть в Буэнос-Айресе один из филиалов компании. Помню, он отправил сюда экспертов, которые категорически не рекомендовали ему этого. Как же я рад, что он прислушался к их мнению.

– Я читала отчет мистера Лотти. Он посчитал сектор небезопасным, слишком криминогенным. Необязательные, ленивые и хитрозадые, кажется, так он охарактеризовал людей, а о потенциальных бизнес-партнерах высказался еще жестче.

– Каждый видит то, что желает, – философски изрек Тоби, – злобный – зло, добрый – добро, а красивый душой – красоту. Здесь есть все и на любой вкус. Но, черт подери, я готов подписаться под каждым словом Лотти. Знаешь, напротив дома, где я снимаю квартиру, живет чувак, прямо на улице. Каждый утро он моется в фонтане, днем куда-то пропадает, однако ночует всегда у каменного забора. Опостылело смотреть на него и на всех остальных.

– Значит, тебя бомжи так обозлили? Но в Лондоне их не меньше.

Тоби снял бейсболку и повернулся к Полине затылком. Она увидела длинный, едва заживший красный шрам.