Доллары в чемодане, труп в багажнике Соболева Лариса

1

– Прикинемся сестричками.

Держась за дверцу автомобиля, Неля с коварной улыбочкой захватчицы всматривалась в особняк вдали за оградой, заманчиво сиявший электрическими огнями. Посмотришь на нее – ни дать ни взять бизнесвумен, на самом деле за душой у нее ни бакса, тем более фирмы. Фразу она адресовала не Дане, которая выбиралась из «Мерседеса», а бросила вообще, будто произнесла девиз перед абордажем. В сущности, так и есть – предстоит самый настоящий абордаж, но это задача Нели. Дана же всю дорогу, можно сказать, ловила собственное сердце во всех частях тела, которое то в коленках билось, то уходило в пятки, то ныло в груди. Если бы кто-нибудь объяснил, зачем она согласилась на идиотскую авантюру, не имея к этому ни малейшего призвания? Потащилась за компанию. Вот-вот, так и становятся преступниками – за компанию. Когда Дана поправила маленькое розовое платье на бедрах и сумочку на плече, Неля царственно сказала приятелю, сидевшему за рулем:

– Наше тебе сэнк ю вери мач.

И захлопнула дверцу изящным движением руки: «Мерседес» бесшумно укатил. Подмигнув Дане, Неля зашагала к воротам неторопливо и уверенно, как ходят настоящие львицы в шоколаде и карамели, приправленные соусом из стервозности. Дана поплелась за ней, а ноги просто не шли к воротам.

– А ну как не пустят – вот будет позорище, – пробубнила она.

– Кто не пустит? – фыркнула Неля и указала на охрану у ворот. – Вон та кучка дармоедов? Это тебе не Москва. Там проникнуть на светский прием – высший пилотаж. Профессиональные халявщицы прорываются даже на пьянку к президенту.

– Ну ты и загнула, – не поверила Дана.

– Клянусь, – вяло бросила Неля. Основную работу по обработке Даны она провернула три дня назад, поэтому не тратилась зря.

– Что ж ты в Москве не осталась?

– Потому что там своих халявщиц навалом, да и раскусывают их охранники чаще, чем хотелось бы. Я внедрю эту профессию у нас, пока тут непаханое поле и местные лапоньки ушами хлопают. Наши олигархи не хуже московских. Посмотри, какой особнячок отгрохал Бабаджанов. Миленький. Огромненький. Нескромненький.

– Ты на Бабаджанова имеешь виды? – изумилась Дана.

– Как повезет. А что ты так вытаращилась? Повысь самооценку, дурочка, только выиграешь от этого.

Ей хорошо рассуждать, она несколько лет ошивалась в Москве, нахваталась там всяких премудростей, как собака блох, да и возрастом старше, следовательно, опыта имеет больше. Дана по сравнению с ней нуль нулем. Внешне тоже. Ну, хорошенькая, так хорошеньких вокруг миллион с тысячами и еще чуть-чуть. Нелька же тянет на журнальный вариант, правда, когда накрашена, причесана и одета. И когда не смотришь на ее профиль, нос у нее великоват, собственно, профиль Нели не попадет на монеты, посему бог с ним. Зато все остальное предмет для зависти: высокая, худая (на диетах сидит, потому что экономия существенная), с длинными руками и ногами, красно-рыжая, словно пожар. И язык у нее подвешен, и комплексов нет, и что за тридцать – не помеха: за ней мужики без счета ползают на пузе, но это же все не то для нее, даже если кавалер с «Мерседесом». Как не удалось ей в Москве зацепиться с ее-то предприимчивостью – загадка.

Дана увидела себя со стороны рядом с шикарной подругой и не пришла в восторг от сравнения. Рост сто шестьдесят (это не рост, а глумление природы над женщиной), конечно, жировых отложений нет, но при таком росте на узкой грудной клетке третий номер бюста как нечто аномальное. Следующие изъяны: черные волосы – не сексуально (а выкрасить их в другой цвет – заморишься краску покупать), крупные черты лица – не актуально, пропорциональная фигура – не вписывается в стандарт длинноногих топ-моделей. Нет, Дана вовсе не серая мышь, но все равно мышка без шансов стать львицей.

– Зато у нас вероятность встретить знакомых приравнивается к пятидесяти процентам из ста, – вздохнула Дана.

Неля остановилась, повернулась к ней и, переплетя пальцы у плоского живота, с видом старшей сестры, которую достали вопросы малышки, произнесла:

– У тебя много знакомых богачей?

– Вообще нет.

– Чего ж ты дергаешься? – И продолжила путь. – Все, закрой рот, рожицу сделай надменную, а то из-за тебя не пройдем фейсконтроль.

Дана попыталась соорудить на лице надменность, но чувствовала себя воровкой, которую вот-вот поймают за руку. Тем временем Неля затрещала, подходя к «блокпосту» у ворот:

– Хватит пререкаться. Я с тобой везде опаздываю, ты у меня как тормоз. Одно могу обещать: больше не возьму тебя с собой никогда…

– Вы кто? – спросил охранник, когда подружки перешли границу частной собственности.

Неля остановилась, будто получила удар плеткой по спине, медленно повернула пышную голову к нему, приподняла брови и высокомерно спросила:

– Это ты мне?

– Вам. – Он сконфузился.

Второй охранник отступил на два шага назад, не желая приключений на свою голову, третий сделал вид, будто не видит двух девиц.

– Мое имя, мальчик, Неля Владимировна, – сказала она с королевским величием. – Тебе все анкетные данные перечислить?

– Да нет, – еще больше смутился он. – Просто все гости давно собрались…

– А нас нет, значит, не все, – перебила его Неля и подтолкнула Дану. – Ты-то чего стала? Иди, черт возьми. Господи, ну и бестолочь.

И две неприглашенные девушки прошли! Дану в жар и холод бросало, от чего испарина, покрывшая спину и живот, то закипала, то едва в лед не превращалась. Безусловно, она бешено волновалась и трусила. Волнение не прошло и тогда, когда шли по аллее между елками и туями, между матовыми шариками-фонариками. Обмахиваясь маленькой плоской сумочкой, Дана высказала старые опасения:

– А вдруг раскусят и выгонят? Со скандалом?

– Ты мне надоела, – засмеялась Неля. – Видишь, сколько народу? С кем мы пришли, кто такие – никого не будет интересовать. Мало ли кто привел баб с собой. Теперь запомни: много не пей…

– Я вообще не пью.

– От волнения и трезвенники умудряются налакаться, а ты дрожишь как заяц. О себе правду не рассказывай, останься загадкой. Больше молчи. У нас задача завести полезные знакомства, повезет – закадрить мужика, чтобы оплачивал наши капризы. Ну и потусоваться. Выпьем дорогих напитков, поедим изысканных блюд, потанцуем. Согласись, шикарная тусовка с контингентом высшего ранга в тысячу раз интересней дерьмовой дискотеки с бритоголовыми психами и дешевым пойлом. В этом и есть смысл халявы, поняла?

– Как же закадрить, не разговаривая? – недоумевала Дана.

– Включи интуицию, балда. Сейчас подойдем к столику, возьмем по бокалу и гуляем. Все, молчи, надень улыбку.

– А кому улыбаться?

– Просто улыбайся, – процедила Неля, показывая все свои зубы, немного напоминающие лошадиные, но у нее же нет комплексов.

Круглые столы с горками тарелок, бокалами и закусками стояли на лужайке перед домом, народу было полно, все нарядные, но какие-то деланые, в смысле – скованные. Или Дане так показалось? Она взяла длинный стакан с соломинкой, шествовала за подругой, которая кивала направо и налево.

– Ты многих знаешь? – успокоилась Дана.

– Никого, – развеяла покой Неля. – Я не конкретно кому-то киваю.

– Зачем же тогда кивать?

– Чтобы думали, будто мы свои в доску. Идем к фонтанчику.

Неля с Даной присели на валуны, изображающие дикую природу, с верхних камней тонкими струйками стекала вода в небольшое озерцо. Неля достала сигарету, протянула пачку Дане, та отказалась:

– Да не курю я, сколько раз говорить?

– Учись. Хотя курить уже не модно, но сигарета – способ познакомиться и обратить на себя внимание…

Неля не договорила до конца фразу, вся собралась, будто готовилась к рекордному прыжку, – явно навела прицел на кого-то. В следующий миг она поднялась и, ни слова не говоря Дане, подошла к двум мужчинам, попросила прикурить. Завязалась с ними, о чем-то непринужденно болтая, – по всем признакам подруга откололась. Этого следовало ожидать! Дана чувствовала себя цветком в проруби. Эта Нелька просто черт в кипятке! Приехала, раскритиковала Дану в пух и прах, взялась опекать и воспитывать, мол, надо не работу искать на две копейки, а мужика с бабками.

Еще надеясь, что подруга вернется и чтобы немного оправдать свое сидение на камне, словно Аленушка у водоема перед утоплением, Дана стала смотреть на стекавшие струйки воды и думать. А думала она о том, куда завтра пойти, где эту долбаную работу найти, чтобы дед не пилил. Окончив радиотехнический институт, она поработала на жирную и крикливую кретинку в качестве официантки. Потом приятель затянул ее в супермаркет продавцом, потом бумажки перекладывала с одного края стола на другой, собирала подписи начальников и била главного по рукам, когда он щекотал ее ребра или тыкал пальцем в грудь. У начальника не хватило выдержки, он придрался к чепухе и уволил Дану. Теперь, чтобы получить карманные деньги, она садится за руль дедовской иномарки и помогает ему реализовать дачную продукцию на рынке – самое место для высшего образования. К тому же козел Женя, так называемый бойфренд, пропадает неделями, потом является и клянется в любви, но Дана ему не верит, давно не верит. Это не жизнь, это черт-те что! А хочется чего-то особенного, красивого, полнометражного, иначе зачем на свет выпрыгнула из мамочки?

– Скучаете?

Дана вздрогнула и перевела испуганный взгляд на мужчину. Потрепанный типчик, пьет, наверное, каждый вечер, баб меняет раз в месяц. Навскидку ему лет сорок, потому что виски тронул иней старости, одет в дорогой костюм цвета какао. Не-а, не вдохновил, однако не торчать же в этом парке отдыха одной.

– Скучаю, – призналась Дана.

– Я тоже. – Он присел на камень, где десять минут назад сидела Неля, закинул ногу на ногу и сцепил на колене пальцы. – А что здесь делает такая славная девочка?

– Девочка, как и вы, притащилась пить коктейли, – ершисто сказала она. Терпеть не может, когда ее называют девочкой. – А молочных не подают.

Он рассмеялся, запрокинув голову, Дане же смешно не стало, она подумывала уйти отсюда. Дура, поддалась гипнозу Нельки, чуть проституткой не стала. А он отсмеялся, но улыбался, рассматривая надутые, будто два вареника в масле, губы Даны, распахнутые настежь наивные глаза, которые делают человека трогательно-доверчивым, как бы он ни хорохорился.

– Не обижайтесь, – доброжелательно сказал он. – Здесь собрались солидные зануды, у которых в глазах одни баксы. И вдруг гляжу – светлое создание грустит у фонтана…

– Вы дальтоник. Я черноволосая и смуглая.

Он снова рассмеялся, Дана – нет, у нее окончательно испортилось настроение. Вот прицепился, смехотрон!

– Как вас зовут? – спросил.

– Дана.

– А меня Семен Кириллович. – Он протянул руку, Дана пожала теплую и сухую ладонь, не убудет же от нее. – Как вы попали сюда, Даночка?

– С сестрой пришла, – хмуро сказала она, отыскав в толпе Нелю, а подруга забыла о ней. Дана буркнула: – Она меня бросила.

– Нехорошо поступила сестра, оставив вас на съедение дяденькам. Вы, наверное, учитесь в школе?

– Отучилась в институте, – желчно произнесла закипевшая Дана. – Три года назад. И сделала пластическую операцию, чтобы молодо выглядеть.

Она покосилась на него кисло-кисло. Нет, он действительно смехотрон, ему палец покажи – ржать будет полчаса.

– А вы не похожи на деток богатеев, Дана.

– На мне клеймо: бедная сиротка?

А ведь сиротка. Папа помер от алкогольных отравлений, маму носит по бескрайним просторам страны, раз в год она приезжает клянчить у деда бабки, после уносится искать счастье. И так всю жизнь.

– Клеймо? – присматриваясь к ней, произнес он. – Пожалуй, есть: искренняя и славная.

– А я думала, вы скажете: красивая, изысканная… терпеливая! Потому что вынесла ваши насмешки. Проводите меня через эти джунгли, домой хочу.

– Останьтесь, Дана. Обещан концерт.

– Правда? – не обрадовалась она. – А ужина не будет? Есть хочется.

– Ужина в общепринятом смысле не будет. Сегодня здесь стряпаются делишки под балдахином званого вечера.

– Вы говорите с иронией, – заметила Дана.

– Потому что шучу. Принести бутербродов?

– Ой, если нетрудно. – Через минуту Дана уплетала мизерные бутерброды, наколотые на шпажки. – Какие маленькие. Но удобно, рук не запачкаешь.

– Это канапе. Ешьте, ешьте… Кажется, начинают. Идемте ближе?

– Ладно, пошли…

Запихнув в рот сразу несколько бутербродов и вызвав новый приступ смеха у Семена Кирилловича, Дана, уплетая за обе щеки, встала, поправила платье, которое имеет свойство сползать по ногам не вниз, а вверх.

– Вам очень идет розовый цвет, – сказал Семен Кириллович, предлагая ей руку. – Вы как принцесса.

Вообще-то он ничего, не пошляк хотя бы. Дана взяла его под руку и проследовала с ним к свободным пластиковым креслам. На террасе расселись четверо музыкантов и запилили на все лады – тоскливо, жалобно и старомодно. В основном Дана рассматривала публику, которой явно до фонаря музыка, но гости старательно изображали кайф, можно сказать, улетали от слуховых галлюцинаций, вызванных скрипением смычков.

– Никогда бы не подумала, что эти люди способны слушать скрипки, – шепнула она Семену Кирилловичу на ухо.

– Дань западной моде, у нас теперь, как у них: приемы, коктейли, музыка вместо длинного и обильного застолья, – так же тихо сказал он. И со смешком указал на соседа: – А вот и подтверждение любви к искусству.

– Хр… Хррр… – слышалось мирное похрапывание толстяка.

Дана прыснула, а Семен Кириллович извинился:

– Простите, меня зовут.

Он ушел за дом – как жаль, Дана опять почувствовала себя сорняком среди розария. Через некоторое время на место Семена Кирилловича кто-то плюхнулся, Дана слегка скосила глаза посмотреть на нового соседа. Оценка «четыре»: молодой, симпатичный, светлый шатен, но с таким выражением, будто у него несварение или сейчас окочурится от приступа скуки. Он толкнул локтем храпуна, тот издал несколько хрюкающих звуков и вытаращил глаза перед собой.

– Не хочешь погулять? – сказал молодой человек, обращаясь неизвестно к кому, он смотрел на музыкантов.

Дана покрутила головой, но близко с соседом, кроме храпуна, никого не было. Она чуть подалась к нему:

– Вы мне?

– А кому еще? – Он перевел на Дану глаза.

От него несло самоуверенностью и снобизмом, Дана не любит такого рода парней. А что она любит? Все, что недоступно. Но есть один нюанс: она не сделала недоступность культом, к которому бегут-гребут, не разбирая дороги и давя таких же гребцов-бегунков. Она даже не знает, как это делается. Отсюда все, что ей нравится, существует само по себе, где-то рядом, но не имеет отношения к ней, например, как здесь. А все же Дане стало интересно, как будет вести себя с ней этот сноб? В конце концов, раз удалось проникнуть к людям закрытого круга, почему не разведать о них побольше? Без цели разведать, из любопытства.

– Ну, давай погуляем, – согласилась она.

Они сидели «в последнем ряду», следовательно, не создали неудобств, уходя из «концертного зала». Дана не знала его интересов, поэтому предпочла молчать по совету Нели, а он тоже неразговорчив оказался. Но представился:

– Я Виталий.

– А я Дана.

Просто гуляли. К счастью, медленно. За свои двадцать пять Дана сто лет из них не ходила на высоких шпильках, да еще и на платформе. Дед купил платье и босоножки на выпускной в институте, еле выдавила из него. Она опасалась неловкости и неуклюжести со своей стороны, к тому же ноги быстро устали с непривычки, ведь обычная ее обувь – кроссовки.

– Может, присядем? – предложила она.

– Вон ротонда, иди туда, – сказал Виталий, указав на круглую башню с колоннами в зарослях. – А я принесу выпивку.

– Нельзя ли воды? Очень пить хочется.

– Тебе принесу воды.

Дана побрела к ротонде, ковыляя по травке, – треклятые каблуки проваливались до самых пяток в землю. Но когда среди зарослей нашла проход и хотела подняться по ступенькам, отпрянула за куст. В ротонде целовались мужчина и женщина. Да как целовались! Дана завороженно открыла глаза и рот, честно говоря, слегка завидуя. Ей не приходилось испытывать подобную страсть, чтобы в горле защекотало только от одного созерцания. Пару раз бойфренд Женя разогревал ее порнушкой, а может, сам разогревался, однако не добился желаемого эффекта. Или она лишена сексуальных инстинктов, или порнушка была неудачная, или френд хреновый любовник. А тут оба одеты, но впечатление от них неизгладимое, можно сказать, налицо явление диффузии из двух тел. Наверное, испепеляющая страсть появляется с возрастом, оба не слишком-то молоды… Внезапно Дана еще больше раскрыла глаза – в мужчине она узнала Семена Кирилловича. А ведь с ходу определила: бабник. Вдруг женщина заговорила срывающимся, слабым голосом:

– Нет… Нет, не надо… Прошу тебя…

– Сегодня же перевезу тебя. К черту всех…

Голос Семена Кирилловича не отличался сдержанностью, как говорится, изнывал от всепоглощающей страсти – ух!

– Он убьет меня. (Надо полагать, за измену убьет муж.)

– Не убьет, Зося, не бойся. Теперь он у меня в руках, и не только он… («Интересная у людей жизнь», – позавидовала Дана.)

– Я же и помогла тебе… Он все равно узнает, догадается. Боюсь его…

– Не бойся, Зося, он ничего не знает… Я спрячу тебя, сегодня же спрячу. Все сделаю сам. (А здесь детективом пахнет.)

Дана фактически стояла на цыпочках, но сделала попытку приподняться выше, чтобы разглядеть пару, очутилась на кончиках босоножек, как балерина на пуантах. И закусила губу: Семен Кириллович прижал женщину к колонне и… Ой, они, кажется… Дана дала задний ход, рванув навстречу Виталию.

– Куда ты несешься? – спросил он. – Держи.

Она выпила воду залпом, потом сказала:

– Идем отсюда, ротонда занята.

Устроились на скамейке, откуда неплохо видно террасу, где медленно, будто сомнамбулы, ходили длинные девицы, одежду им заменила роспись по телу – это вторая часть развлечений. Собеседником Виталий оказался неинтересным, изъяснялся короткими фразами, можно подумать, у него атрофирован язык. По вялым хлопкам и по заметному шевелению среди зрителей Дана поняла, что представление окончено, и снова подумала о возвращении домой, но Виталий предложил:

– Хочешь, покажу коллекцию охотничьих трофеев?

– А ты охотник?

– Да, мы с отцом большие любители.

– Покажи. – Она с готовностью поднялась. – Постой… ты родственник хозяина?

– Сын. Не притворяйся, будто этого не знала.

– Хм! – фыркнула она. – Считаешь, об этом должна знать вся страна?

– Достаточно нашего города. Идем?

– Ну, давай, показывай.

2

В большой комнате на втором этаже Дана, рассматривая стены, украшенные головами животных, чучелами птиц и всяческими охотничьими принадлежностями, присвистнула:

– Фью! Это все вы с отцом настреляли или купили?

– Настреляли.

Она подошла к бурому медведю в углу, погладила по лапе, обернулась:

– А не жалко было стрелять в живое?

– Это же охота, – снисходительно усмехнулся Виталий.

Слава богу, не стал распространяться про древнейшее занятие человека, что охота сидит в крови мужчины-добытчика и так далее. Не рисовался, что понравилось Дане. Она обходила застывший животный мир, рассматривая по очереди искусно сделанные чучела фазанов, орлов, рыси, головы кабана и оленя, у шкуры белого медведя, расстеленной на полу у камина, остановилась:

– И этого мишку убили вы?

– Единственную шкуру купили, – честно признался Виталий, доставая из бара бутылку, бокалы. – А льва застрелил отец.

– Ух ты! – Дана перешла к лавке, на которой покоилась шкура льва, а голова лежала на полу. – Настоящий лев!

– Садись. – Он упал на шкуру белого медведя и, полулежа, разлил вино: – Держи.

– Вообще-то я не пью… – Дана опустилась на колени, но бокал с блекло-лимонной жидкостью взяла.

– Я тоже не пью. Из мелкой посуды. Чин-чин?

– Это по-каковски?

– У нас чокаются, а в Европе говорят «чин-чин», в частности, в Италии.

Дана сделала глоток – вкусно, увлекаться не стала, изучала стены и Виталия. Вот странно: у человека есть все, что душа желает, а он словно ожившая мумия.

– Почему не пьешь? – спросила лениво мумия.

– Мой папа был алкоголиком, боюсь дурной наследственности. У вас большой дом.

– Всего тысяча пятьсот квадратных метров.

– Ого, – не пришла в восторг Дана, подумав, что на этих метрах можно подохнуть, как на плантациях, убирая их. Сколько же дедовских квартир поместится в доме? – А почему ты такой смурной? (Он пожал плечами, оказавшись в затруднении.) Понятно, жизнь наскучила?

– Развесели.

– Я не клоун, веселить не умею.

И вдруг на вид флегматичный Виталий далеко не флегматично завалил ее на шкуру, присосался к губам и запыхтел носом, как пылесос перед ремонтом. Дана вытаращила глаза, обалдев от… этому названья нет! Не делая резких движений, она лишь отводила руки-присоски, когда те бессовестно лапали ее, лезли под короткую юбку. Не готова она отдаваться первому встречному на шкуре, по которой ходили грязные ноги. И кто, интересно, в данном случае халявщик? Уж не она, это точно. Наконец он оторвался, приподнял лицо вареного рака, завозился в своей одежде… Он что, брюки расстегивает?! Этого не хватало! Дана собрала силы и без подготовки партнера, мол, извини, у меня не все в порядке, не могу и не хочу, – оттолкнула его руками, ногами и даже головой. Дед говорит, маленькая женщина в минуты злости превращается в гибрид тигра с гадюкой, отсюда опасность для мужчины возрастает в несколько раз. Подскочив, она схватила сумочку, пнула ногой богатого выродка (он ведь тоже вставал), Виталий упал. Дана выбежала из комнаты, слыша за спиной животный рев:

– Дана! Подожди! Черт! Дана!

Как же, разуется-разденется и подождет! Правда, она действительно разулась, чтобы быстрее бежать, босоножки подхватила с пола и понеслась по коридору, оглядываясь. Виталий вырулил из комнаты, Дана припустила, забыв опустить юбку, свернула за угол. Сзади слышала топот нахала, который выкрикивал ее имя, он не оставил надежды догнать беглянку.

– Вот сволочь, – процедила она.

Дед говорит, разъяренный мужчина хуже цепной собаки. Надо спрятаться, пусть придурок остынет. Дана пробегала мимо дверей и, как только сообразила испариться хотя бы на время, открыла первую попавшуюся. Проскользнув внутрь, бесшумно прикрыла ее, очень скоро топот пронесся мимо.

Она облокотилась спиной о стенку и… беззвучно расхохоталась, представив рожу Виталика. Хохотала как сумасшедшая, икая и сгибаясь в три погибели. Успокаиваясь, дошла до дивана, упала на него и еще некоторое время смеялась. Потом лежала, наверное, минут десять, может, больше. Надо выйти, спуститься вниз, но она опасалась встретить Виталия в доме, это чревато последствиями, и ей будет не до смеха. Она села, огляделась. Света достаточно много из окна, чтобы рассмотреть интерьер.

Неизвестно, для каких целей была запланирована данная комната, но обстановка здесь под старину. Диван с подушками, четыре кресла, стулья выполнены в одном стиле с одинаковой резьбой и обивкой с кокетливыми цветочками. Массивный стол напротив окна, легкие занавески, тяжелые шторы… Может, это кабинет хозяина? Собственно, какая разница, для чего эта комната. Ей надо незаметно выбраться из дома. Со двора доносились звуки музыки, смех, гомон. А если удрать через окно?

Дана вспорхнула с дивана, взобралась на стол, перешла на подоконник и глянула вниз. Высоковато. Впрочем, проблема ерундовая, Дана часто взбиралась на самую верхушку дерева, помогая снять урожай деду, иногда прыгала вниз, экономя время. Она попробовала открыть рамы, дергала-дергала за ручки, но окно не открылось. Остается выйти так же, как вошла, – через дверь. Дана спрыгнула с подоконника, взяла босоножки в руки, сумочку повесила на плечо и очутилась у двери. Разумеется, послушала, нет ли людей в коридоре. А там шаги.

Она отступала от двери, боясь, что сейчас зайдет Виталий, догадавшись, почему она исчезла так быстро. И – вот невезение! – ручка повернулась…

Дана пулей юркнула под диван, слава богу, пролезла. Прижавшись к стене и свернувшись калачиком, она притаилась и следила за дверью. Странно, полоска яркого света упала на пол, но никто не входил.

– Сюда! – приглушенно сказал некто в коридоре.

Полоса расширилась. Вошли мужские ноги, прошли к стене, комната осветилась матовым светом. Еще ноги…

– Ну и что ты хочешь… – знакомый Дане голос осекся, в следующий миг на полу рядом с диваном лежал…

Неужели это Семен Кириллович?

Упираясь ладонями в пол, он повернул голову и увидел Дану. Девушка открыла рот, а он одними глазами с бровями дал ей знак: молчи. Дана еще больше сгруппировалась, просто вжалась в стену и закусила нижнюю губу.

Четыре руки схватили Семена Кирилловича и поставили на ноги. Дана считала пары ног: одна (включая Семена Кирилловича), две, три… четвертая пара вошла. Видимо, Семена Кирилловича толкнули, потому что его ноги выписали крендель, сделав несколько неестественных шагов вперед, и резко остановились напротив вошедшего. Оставшиеся две пары перешли к ним.

– Ты бездарно провалился, Сеня, – сказал тусклый мужской голос. – Отдай то, что украл.

– Твое больное воображение приписывает мне то, чего я не делал, – произнес Семен Кириллович.

– Сеня… Ты сделал ошибку, исправь ее.

– Ошибку сейчас делаешь ты.

Пауза. Ноги прошлись, вернулись к ногам Семена Кирилловича.

– Кто ты, Сеня?

– Твоя тень.

– Ты у нас шутник… шустряк… шпион хренов. На кого работаешь, Сеня? Не сам же додумался.

– Меньше наушников надо слушать.

– Сеня, ты испытываешь мое терпение. Я знаю, что это сделал ты, и прошу по-хорошему отдать.

Тусклый голос звучал до того спокойно, что Дане страшно стало, а раньше она не знала чувства страха. Ну, перед экзаменами тряслась, на собеседованиях, когда искала работу, еще первый раз в постели с Женькой… Это все не тот страх. Нынешнему ужасу не было объяснения, он был безотчетный, застрял в горле, не позволял дышать, накатывал волнами. И тогда появлялось желание выскочить из-под дивана и бежать на улицу. Пусть здесь разбираются без нее, а она больше никогда-никогда в чужой удел носа не сунет. И лишь ощущение, будто Дану прибили гвоздями к полу и стенке – значит, она не сумеет убежать отсюда, а только обнаружит себя, – заставило ее стиснуть зубы и лежать тихо.

Вдруг – бах! На слух это был удар. Точно, Семен Кириллович снова очутился на полу у дивана, но теперь на спине. Из его носа и губы потекла кровь. Дана, чтобы ненароком не вскрикнуть, зажала ладонью рот. Семен Кириллович перекатился на живот в сторону дивана, стал на четвереньки, но не удержался, руки его расползлись на паркетном полу, одна очутилась возле колена Даны. Он убрал ладонь, под ней лежал маленький замшевый футляр. Семен Кириллович пододвинул его пальцами к девушке, выразительно глядя в ее глаза, после начал подниматься. Его припечатала к полу нога, поставленная ему на спину.

– Не знаешь, наверное, что за такие дела бывает? – Все тот же голос пугал Дану, но, кажется, не испугал Семена Кирилловича. – Сеня, где ты это спрятал? Кто еще знает? Последний раз тебя спрашиваю…

– Пошел в задницу, – вяло бросил Семен Кириллович. А смотрел он при этом на Дану, потом опустил глаза на футляр и снова уставился на нее. Что он этим хотел сказать?

– Вот как. Что ж, сами найдем. Выбор ты сделал.

– Ты мне его все равно не оставил бы, – промямлил Семен Кириллович. – Хочу предупредить: если со мной решил расправиться, себе же сделаешь хуже…

– Тебе тем более не помогут угрозы.

Дана услышала странный, короткий, глухой звук – Семен Кириллович содрогнулся всем телом, глаза его остекленели. Потом еще тот же звук – Семен Кириллович только дернулся. Что произошло? Дана не понимала. Не понимала, почему пиджак цвета какао на спине за секунды стал темно-бордовым, а недавний знакомый смотрел прямо на нее, смотрел безучастно, не мигая, не шевелясь…

Что-то поставили на стол, щелкнули замки.

– Это аванс, – сказал другой мужской голос.

«Главные» ноги прошли к столу.

– Обыщите его. Неудачный сегодня день.

По мере того как руки переворачивали тело Семена Кирилловича, затем шарили по карманам, у Даны останавливалось сердце. В груди оно останавливалось, а в ушах билось сильней и сильней, из-за чего она попросту глохла. Ладонь плотно закрывала рот. Дана узнала не только страх, но и ужас. На Семене Кирилловиче она видела кровь – красную, мокрую, блестящую. И на полу отпечаталась его кровь. И глаза теперь смотрели в потолок. Почему? От ужаса до нее не доходило, откуда взялась кровь. Дана, следя за руками, думала: если эти типы сейчас заглянут под диван, что будет?

Руки нашли документы, мобильник, потрясли связкой ключей, ноги отошли от дивана. Дана не вздохнула с облегчением, у нее и дыхание остановилось.

– Что с этим делать? – спросил третий голос.

– Побудет здесь до рассвета, – ответил тот, кто вел диалог с Семеном Кирилловичем. – Выходим, выходим! Оставьте все, сюда никто не войдет.

Погас свет. Ноги гуськом вышли, дверь захлопнулась. Комната была пуста. Дана прикрыла веки, ее тело обессилело, размякло, рука освободила рот и безвольно упала на пол. Девушка лежала в темноте, переживала спад напряжения, поэтому ни одной мысли в голове не было. А снаружи слышались музыка и смех…

Неля, кокетничая (разумеется, в пределах разумного) с мужчинами, с которыми довелось танцевать, заодно познавала так называемое местное общество. Тридцать для женщины (точнее, тридцать два, пару годиков можно не считать) – сигнал вполне определенный: последний бой, он трудный самый. Может, и не последний, а поторопиться не мешает. Хорошо бы замуж выйти, удачно или не удачно – не в том суть, развестись не проблема, зато при разводе можно оттяпать часть благ. Но и щедрый любовник ей подойдет, ведь ничего дороже свободы нет. Главное, зацепиться за круг, а там… вожжи в руки.

Ей удалось закадрить пожилого и толстого армянина, но это на самый безнадежный случай. А вот господин с внешностью депутата, к тому же нестарый и проявивший к ней здоровый интерес, – шанс серьезный, к сожалению, больше претендентов, или, скажем, желающих узнать Нелю ближе, не нашлось. Депутат, безусловно, не предел мечтаний, но он способен вывести ее на достойных людей, в смысле – мужчин. И почему не допустить, что он окажется важным чиновником или директором крупного предприятия? Если с армянином она позволяла себе пошленькие остроты, то с господином Веховым Неля тонко играла в игру «ума палата» и «оплот женщины – нравственность», что давалось ей не столь уж тяжко, она была прирожденная лгунья. По этим причинам Неля думать забыла о Дане, вспомнила о ней, когда вечер подходил к концу и Вехов во время танца спросил:

– Вас подвезти?

– Если не затруднит.

Тут-то она и вспомнила о подруге, пробежала взглядом по головам.

– Вы кого-то ищете? – спросил Вехов.

– Сестру…

– Так вы с сестрой? – разочарованно протянул он.

– С кузиной, – улыбнулась Неля. «Кузина» звучит не так обыденно, как «сестра». – Она самостоятельная, сама доберется, у нее здесь друг.

– Отлично. Поехали?

Неля вышла из редеющей танцующей толпы в сопровождении Вехова. А машинка у него нехилая, баксов тысяч на пятьдесят тянет, – оценила Неля, садясь в авто рядом с Веховым.

Перестала играть музыка, постепенно смолкали голоса. Постепенно и к Дане возвращалась память или то, что называется способностью мыслить, значит, существовать в реальности, а не быть тупой массой сорока восьми килограммов. Глаза привыкли к полумраку, следовательно, видели недвижимого Семена Кирилловича. И когда до нее дошло, что он мертв… Дана подскочила, вернее, попыталась подскочить, но больно стукнулась головой о дно дивана и снова припала лицом к полу.