Спецназ всегда Спецназ. Прорыв диверсанта Корчевский Юрий

– Ты чего, дядько? Пушка настоящая! К станции подвести да по эшелону как жахнуть!

– Слаба она по эшелону. И стрелять можно только днем. Наводить по стволу нужно, да и то с близкого расстояния – прицел-то с нее сняли. И сколько мы после такой стрельбы проживем? Немцы очередями из пулемета посекут, и все.

– Тогда пусть стоит, авось пригодится.

– Пусть. Только без ухода заржавеет быстро. Пушке чистка нужна, смазка.

– Эх, жаль! – огорчился Мыкола. – Я думал – у нас пушка своя будет.

– Ты бы лучше самолет поискал, – пошутил Саша.

– А чего его искать? Вон, немецкий аэродром рядом. Самолеты на нем здоровенные – двухмоторные, с крестами.

– Откуда знаешь?

– Сам видел. И моторами каждый день ревут – только глухой не услышит.

Что-то щелкнуло у Саши в мозгу. Еще не зная, зачем, он попросил Мыколу:

– Покажешь?

– Да хоть сейчас!

– Тогда веди.

– Далековато.

– У тебя дела?

– Да это я так, к слову.

Дальше они шли молча. Пересекли железную дорогу, потом пошли по грунтовке. А когда вдали показалось село, обошли его стороной.

– Это Дубовка, – пояснил Мыкола. – Недалеко от нее – поле с аэродромом.

Насчет аэродрома можно было уже не пояснять. Александр сам услышал рев прогреваемых моторов. Из-за перелеска взлетел самолет.

– «Юнкерс-88», – определил Саша. Живьем самолет он не видел никогда – только на кадрах хроники и фото. Двухмоторный бомбардировщик наряду с «Хейнкелем-111» составлял основу бомбардировочных сил Люфтваффе.

– Ты вот что, Мыкола… Посиди здесь, в перелеске, я поближе к аэродрому подберусь.

– Ой, не ходи, дядько! Голое же поле, далеко видать. У них часовые там.

– Я осторожно. Если стрельбу услышишь – сразу тикай отсюда.

Александр лег на траву и пополз к аэродрому.

Собственно, это было ничем не огражденное поле. На нем стояли несколько бомбардировщиков, три большие брезентовые палатки и склад ГСМ с бочками в отдалении. Были и редкие часовые, прохаживающиеся по периметру.

У самолетов возились механики, было видно, как к бомболюкам подвешивались бомбы. Где же у них склад с бомбами? Бинокль бы сейчас!

Александр всматривался в аэродромную жизнь до боли в глазах. Так, вот грузовичок поехал от самолета в сторону. Саша не отрывал от него глаз.

Грузовичок остановился, из кузова выпрыгнули трое солдат и начали загружать в грузовик бомбы в решетчатых ящиках. У них – капонир. В земле вырыли большую яму и хранят бомбы там!

Так, это для него неудобно. Хранись ящики на земле, можно было бы выстрелить наудачу, вдруг сдетонируют. Теперь это исключалось.

Саша прополз еще вперед, чтобы рассмотреть все получше, но руки его неожиданно ощутили проволоку. Лоб мгновенно покрылся холодным потом.

Проволока не просто валялась, она была натянута низко над землей. А на концах проволоки – взрыватели от мин. Потянул неосторожно – и ты уже на том свете. Так что, ползи он быстро и небрежно, обязательно бы задел.

И это – еще лучший выход. А если ранен? Обязательно немцы прибегут и добьют. Да и куда с ранами уползешь? От них без медицинской помощи сам загнешься.

Мины Александр снимать не стал – вдруг их ежедневно инспектируют? Пусть все останется нетронутым.

Он высмотрел, что хотел, и только собирался ползти назад, как над головой прошел и сел, подняв пыль, бомбардировщик. Он едва не задев его колесами выпущенного шасси. За ним – второй, третий…

– Ого, сколько же вас! – вырвалось у Александра почти беззвучное восклицание.

Насколько он понял, самолеты вернулись с бомбардировки.

Быть замеченным сверху, с самолетов, он не боялся. У экипажей при приземлении одна забота – точно посадить самолет, и летчикам не до того, чтобы крутить головой по сторонам.

Итак, по времени все сходится. Утром вылет, полет на задание и возвращение на свой аэродром. И сколько аэродромов сменит авиаполк или эскадрилья, передвигаясь в отдалении от линии фронта?

Саша шустро отполз назад, к перелеску, где его с нетерпением ждал Мыкола.

Дождавшись, пока самолеты перестанут летать, они пошли к железной дороге.

Александр молчал, раздумывая. Мыкола же сгорал от нетерпения:

– Ну, видел?

– Видел, – односложно ответил Саша. – Знаешь, по-моему, твоя пушечка может пригодиться.

– А! Что я говорил! Ценная вещь!

– Только помучаемся мы с ней.

– Почему?

– По кочану! Помолчи пока, дай подумать.

В принципе, план обстрела аэродрома возник сразу, как только Мыкола про эти самолеты упомянул. Требовалось все осмотреть на месте, и причем следовало поторопиться. Ведь фронт не стоит на месте, он двигается на восток. За ним и бомбардировщики перелетят на новое место. Это истребители с их небольшим радиусом действия базируются относительно недалеко от фронта. А для бомбовозов – в самый раз. Но все равно рано или поздно они перелетят. И если подготовку к обстрелу затянуть, можно опоздать, и все хлопоты пропадут впустую.

С чего начать? Да со снарядов! После обстрела пушку придется бросить на месте. Доставить пушку первой – так укрыть ее негде, перелесок простреливается.

Тогда надо делать две ходки. В одну ночь – со снарядами, в другую – с пушкой. Причем надо ухитриться перекатить пушку за одну ночь, а утром, пока самолеты еще на стоянках, открыть стрельбу. И потом уносить ноги – если получится, конечно.

– Вот что, Мыкола. Встречаемся сегодня же вечером у снарядов. Дорогу я уже найду. Михася с собой привести можешь?

– Постараюсь.

– Только никому не говори.

– Могила!

– Как-то уж очень мрачно клянешься!

Мыкола ушел к себе домой, а Александр направился к тому месту, где находилась пушка. Внешне он ее уже осмотрел, теперь надо проверить – все ли механизмы работают. Вот будет прокол, если они перетащат ее в перелесок, к аэродрому, а она неисправной окажется?

Саша открыл и закрыл затвор, нажал на спуск. Сухо щелкнул боек. Он еще раз открыл затвор, осмотрел ствол. Пыльноват, но для нескольких выстрелов сгодится. Отцепил сошники от передка. У них коней нет, самим тащить пушку придется – зачем им лишний вес? Эх, прицела не хватает, но где же его взять? Как говорится, за неимением гербовой бумаги будем писать на простой.

До прихода Михася еще было время, и Александр прилег отдохнуть – предстояла бессонная ночь. Спал он крепко, но, как только Мыкола приблизился, сразу проснулся.

Мыкола был не один – с Михасем.

Мужчины поздоровались, и Александр сразу задал главный на сегодняшний день вопрос:

– Как можно перетащить пушку через рельсы? Нет ли поблизости переезда?

– Есть переезд, но на нем пост немецкий круглосуточно.

– Тогда отпадает. Наша задача на сегодня – перенести к аэродрому по ящику снарядов и спрятать их там поблизости. А завтра – доставить пушку.

– О! Сподобимся ли? Это не ящик.

– Должны!

Не разговаривая более, они взяли каждый по ящику снарядов, благо – ручки удобные были – и понесли. Сначала казалось – не тяжело, но с каждым пройденным километром ящик вроде свинцом наливался, все тяжелел и тяжелел.

Саша и Михась шли легко – привыкли к нагрузкам, а вот Мыкола притомился. Сначала он нес ящик на руках, потом пристроил его на плечо, наконец – попросил остановиться и передохнуть. Сделали привал.

– Саша, ты что же – из пушки аэродром обстрелять хочешь? – спросил Михась.

– Догадливый, – усмехнулся Саша. – Только аэродром мне ни к чему. Аэродром – голое поле. Я же самолеты немецкие уничтожить хочу.

– А стрелять сможешь? Я ведь тебе не помощник, пушку только издали видел, когда наши отступали.

– Ну вот завтра вечером и пощупаешь ее.

– Чего ее щупать, не девка.

– Да не переживай ты так. Самое тяжелое будет – через пути железнодорожные ее перетащить. А стрелять буду я. Вы мне там нужны не будете. Да и вообще хватит отдыхать, поднимайтесь.

Они понесли ящики снова. На этот раз даже Мыкола стоически дотащил свой ящик до перелеска.

Александр здраво прикинул: зачем нести все снаряды? Трех ящиков хватит. Прицела нет, стало быть, и о скорострельности речь не идет. Да и немцы дремать не будут: если обнаружат, охрана накроет огнем. Хорошо будет, если он успеет пять-шесть выстрелов сделать. Отсюда вывод: снаряды между станин лежать должны – подносчика и заряжающего у него не будет, впрочем, как и наводчика с командиром. Все сам.

С наводкой бы справиться. Из пушки БМП он стрелял, но там прицел был. И стрелять придется как можно быстрее, лишнего времени не будет. Отстреляться и уходить сразу же.

Ящики укрыли в небольшой ямке, забросав их ветками и травой.

– Ну, все на сегодня, парни. Встречаемся завтра вечером в урочище, у пушки.

Они обошли Дубовку стороной и у железной дороги расстались. К себе, в Богдановку, Александр пришел, когда на востоке предутренняя темень уже сменялась серым рассветом.

Проспал он до обеда, и, когда выбрался из сарая и умылся, встретил неприязненный взгляд Олеси. Конечно, с ее точки зрения, дрых всю ночь да еще полдня, а к обеду вылез на свет божий, как медведь из берлоги. С какой стороны ни посмотри – тунеядец и нахлебник.

Под осуждающим взглядом Олеси Александр почувствовал себя неуютно. Он все-таки мужчина, к девчонке прибился, добытчиком и кормильцем вроде как быть должен. Он же захребетником и примаком стал. Пожалуй, после нападения на аэродром придется жилье менять. И уйти самому надо, пока с позором не изгнали. Вещей нет, и потому бросить насиженное место можно легко. Только вот куда идти? Из знакомых – только Мыкола и Михась. У них спросить? Или после обстрела аэродрома идти на восток, к фронту? Хотя какой сейчас, к черту, фронт? Единой линии фронта нет, немцы вдоль дорог идут, и можно найти щелку, просочиться.

Останавливало только то, что нет документов, легенды. Хотя паспортов у деревенских жителей как до войны, так и после нее не было.

Не желая маячить перед глазами Олеси, чувствуя появившийся по отношению к себе холодок с ее стороны, Александр прошел в сарай и прилег на дерюжку. «Похоже, это последние мои часы в Богдановке. Ладно, чему быть – того не миновать. Однако раскрываться перед Олесей я не имею права, даже если буду выглядеть в ее глазах дезертиром, трусом и дармоедом», – с грустью думал Александр.

Отдохнув пару часов, Саша вытащил из-под стрех соломенной крыши трофейный «маузер», задами выбрался из деревни и направился в урочище.

Он пришел первым и, спустившись в овраг, раскидал прикрывавшие пушечку ветки. На броневом листе виднелась табличка «Завод № 8» и порядковый номер орудия.

Близился вечер, но было еще достаточно светло.

Через некоторое время подошли Мыкола и Михась. Александр поприветствовал подошедших товарищей:

– Немцев поблизости нет? Ну, тогда давайте выкатывать, посветлу удобнее.

Не раздумывая долго, они взялись за сошники и покатили пушечку. Довольно легкое орудие, имевшее заводской индекс 53К, на больших автомобильных колесах, весившее 560 килограммов, перекатывалось легко.

До темноты без передыхов успели преодолеть километра три.

– Все, отдохнуть надо, – заявил Михась, в изнеможении опустившись на землю прямо возле орудия. – Тут уже железная дорога близко, по ней немцы дрезины с солдатами пускают. Как бы не нарваться. Уж лучше темноты дождаться.

Спорить Саша не стал, представив себе всю трагичность ситуации, если бы немцы застали их, перетаскивающих пушку, на путях. И самое плохое – отбиться нечем. Три ящика снарядов – в перелеске у аэродрома, другие остались в урочище. Фактически только из винтовки отстреливаться можно, но в темноте толку от нее немного, не автомат.

Прошел час. Стемнело, на небе высыпали яркие звезды.

– Пора! – теперь уже командовал Саша.

Они взялись за сошники и покатили пушку по дороге. К счастью, дорога пошла под уклон.

– Давайте-ка с разгончика, перед нами насыпь.

С разгона удалось выкатить пушку на железнодорожную насыпь и даже перескочить через первый рельс. А дальше уже толкали, переносили вдвоем одно колесо, пока Мыкола придерживал другое. Но преодолели насыпь быстрее, чем предполагали. Видимо, страх перед появлением дрезины с немцами придал дополнительные силы.

Наконец пушку скатили с насыпи, и перед ними – проселочная дорога.

Изрядно устав, они не стали обходить Дубовку, а нагло прокатили пушку через деревню. Ночью и в советское-то мирное время деревни были пустынны, жители закрывали ставни и ложились спать, а уж в военное-то лихолетье на улице даже собак не было.

До войны собаки брехали, заслышав любой звук. Однако, оккупировав чужую землю, немцы собак сразу перестреляли – чем-то они им помешали. Оставшиеся дворняги голоса теперь не подавали.

Вот и переулок. Жадно хватая открытым ртом воздух, все трое повалились в траву.

– Тяжелая, чертяка! – подал голос Михась.

– Ты бы полковую пушку потолкал, тогда бы сравнивал! – резонно возразил ему Александр. – Давайте выкатим пушку на край перелеска.

С трудом поднявшись, они смахнули пот с лица, перекатили пушку.

– Ну, парни, еще одно дело, и вы свободны. Надо ящики со снарядами к пушке перенести.

В темноте с трудом нашли схрон с ящиками и перенесли их к пушке.

– Все, парни, теперь по домам. Дальше уже я один.

– Как же ты один-то? Я останусь, помогу, – вызвался Мыкола.

– Я сказал – один останусь. Стрельну завтра несколько раз и буду ноги уносить. Пушку жалко, но придется ее бросить. Вам рисковать ни к чему, да и уйти одному легче.

– А если?..

– Выполнять приказ, без всяких «если»!

Парни потоптались в нерешительности. По всему выходило, что давать бой завтра будет один Александр. Стыдновато им уходить было, вроде бросают товарища.

– Свидимся еще, парни. Через два дня – в урочище.

– Точно, дядько?

– Я тебя хоть раз обманул?

– Тогда до встречи! – облегченно выдохнул Мыкола.

Эх, знать бы еще, удастся ли еще уйти после стрельбы?

Парни ушли, в ночной тишине стих шорох их шагов. Можно немного и самому передохнуть. Тяжеловато далось перетаскивать пушку, вон – рубаха на спине насквозь мокрая, и руки дрожат от напряжения.

Александр посидел немного на станине, потом прилег. Все равно ничего не видно, и, пока не забрезжит рассвет, сделать ничего нельзя. Он даже вздремнул неожиданно.

Проснулся от звука мотора. Это на аэродроме для прогрева запустили двигатель.

Саша протер глаза, зевнул. Темень вокруг посерела, стали видны контуры кустов, растущие поблизости.

Александр раздвинул станины, подпрыгнул на сошниках, вгоняя их в мягкую землю. Снял с плеча винтовку, повесил ремнем на край щита, открыл затвор. Зашел спереди, оглядел пушку. Хоть и низенькая – едва выше пояса, а замаскировать надо.

Он наломал веток, укрыл орудие. Хотя бы первые два-три выстрела маскировка поможет ему остаться незамеченным, и несколько минут он выгадает. На такой короткой – метров четыреста – дистанции стрелявшую пушку все равно не скроешь. Засекут по вспышкам, пыли, звукам выстрелов.

На востоке светлело. На аэродроме уже стали видны самолеты, вокруг которых суетились механики. Пора готовиться.

Александр подтащил ящики со снарядами, уложил их возле правой станины, открыл. На крышках – маркировка. «Так, 53-О-240, 53-Щ-240. «О», похоже, осколочные. А что такое «Щ»? Ладно, начну с осколочных».

Александр встал на колени слева от ствола. Низковата пушечка, крутить маховички наведения можно или стоя на коленях, или согнувшись в три погибели.

Дернув за рычаг, он опустил клиновый затвор и через ствол посмотрел на аэродром. Так, высоковато ствол задран. Покрутив маховичок вертикальной наводки, Александр опустил ствол.

Поведя стволом влево-вправо, он поймал кабину бомбардировщика точно в середину отверстия ствола. Пора! Если пилоты бомбардировщиков начнут выруливать по дорожкам, ему за подвижной целью не успеть – прицела нет.

Александр загнал в ствол патрон, нажал на кнопку спуска в центре маховичка. Пушка громко выстрелила, подпрыгнула, перед стволом взметнулось облачко пыли. По наставлениям, если лето и позиция неподвижна, полагается землю перед позицией полить водой, чтобы не демаскировать пушку вздымающейся пылью. Да где же воду взять?

Александр все-таки потерял секунду, посмотрев, куда попал снаряд. Оказалось, в самую точку! Правда, не в кабину бомбардировщика, а в двигатель. Тоже неплохо: мотор дымился, и уже показались языки пламени. Теперь – стрелять в темпе, ведь немцы еще ничего не поняли.

Запуск холодных моторов сопровождался хлопками, клубами дыма и языками пламени. Может быть, и разрыв относительно маломощного снаряда 45-миллиметровой пушки был воспринят как такой хлопок.

Александр маховичком повел стволом вправо и поймал в отверстие ствола грузную тушу фюзеляжа самолета. Загнав патрон в ствол, надавил спуск. Тут же прицелился в другой самолет, снова выстрелил. И только теперь посмотрел на бомбардировщики. Два из них горели.

О, пошло дело! Саша снова прицелился.

Но и немцы всполошились. Над аэродромом взревела сирена, объявляя тревогу. Но пока немцы соображали, откуда может исходить угроза, Саша успел выстрелить в еще один самолет.

Со стороны часовых в направлении лесополосы прозвучали первые винтовочные выстрелы, пока еще не прицельные.

Склад горючего! Как он про него забыл? Саша выглянул из-за щита пушки. Вот он, на территории аэродрома. Далековато, но и у него не винтовка.

Саша прицелился, выстрелил. Промах! Немного поправил маховичком прицел, – выстрел! На этот раз – попадание.

Полыхнуло пламя, раздался взрыв. И сила взрыва была такова, что у Саши заложило уши. От склада ГСМ полетели бочки. Падая, они лопались и возгорались. В той стороне аэродрома бушевал огненный ад.

Саша схватил патрон и выстрелил в склад снова – для верности. А от аэродрома в его сторону уже ехал грузовик с солдатами в кузове и два мотоцикла с колясками.

«Дело плохо, с одной винтовкой не устоять», – пронеслось в голове у Саши. А-а-а, была не была! Саша взял патрон из другого ящика с маркировкой 53-Щ-240, навел орудие по стволу на грузовик и выстрелил.

Эффект превзошел все ожидания. Грузовик вильнул в сторону, и при этом несколько солдат выпало из кузова. «Да ведь это шрапнель», – догадался Саша. Он читал и знал о таких снарядах. При выстреле снаряд летит к цели. Когда срабатывает замедлитель, подрывается вышибной заряд, и на цель летит уже облако круглых шрапнельных пуль, поражая по фронту на своем пути все живое на шестьдесят метров, а в глубину – до четырехсот. Удачный выстрел!

Только, увлекшись грузовиком, он упустил из виду мотоциклистов. Пулеметчики в колясках засекли орудие и открыли огонь. Пули защелкали по броневому щиту пушки.

Саша схватил «маузер», передернул затвор. Укрывшись щитом и опершись локтем о пушечное колесо, он прицелился в водителя и плавно нажал на спуск. Бах! Стрелял он хорошо, в учебке из десяти патронов восемь в десятку клал.

Мотоциклист завалился назад, мотоцикл дернулся и заглох. Зато второй уже был метрах в двухстах.

Саша передернул затвор, прицелился, нажал на спуск. А вместо выстрела – ни щелчка, как при осечке, ни выстрела. Александр ладонью слегка ударил по рукояти затвора, снова прицелился. На этот раз все получилось, прозвучал выстрел. Пулеметчик в коляске всплеснул руками и завалился набок. Ствол пулемета задрался вверх.

Мотоциклист попытался развернуть мотоцикл, но тут из-под колеса коляски вырвалось пламя, прозвучал взрыв. «Так это он на своей мине подорвался!» – догадался Саша. Или мотоциклист не знал о минах, или в пылу боя забыл о них. Ведь еще вчера, когда он полз к аэродрому, сам наткнулся на мину-растяжку.

Но сейчас мотоцикл лежал на боку и из пробитого бака тек бензин. Попав на раскаленную выхлопную трубу, бензин вспыхнул. Пора уходить!

От аэродрома в его сторону бежали солдаты.

Александр повел стволом и дважды выстрелил по солдатам шрапнелью. Не глядя на результат, он подхватил «маузер» и по-пластунски стал отползать. Потом вскочил и, пригибаясь, бросился бежать. Дело сделано, надо спасаться самому.

По левому предплечью ударило, как палкой, и кисть руки сразу занемела. Только не останавливаться, ведь он как раз на открытом месте. Надо добраться до леса. Еще немного, метров двести!

Александр с трудом дотянул до леса и в изнеможении упал на землю. Дыхание совсем сбилось. Он лихорадочно оглянулся назад.

Немцы окружили пушку, но близко подходить не решались, находясь от нее в полусотне шагов. Видимо, они опасались, что пушка заминирована. Эх, не все снаряды успел выпустить…

Саша посмотрел на руку. Немного ниже локтя из рукава рубашки был вырван клок, все пропиталось кровью.

Саша засучил рукав, осмотрел рану. Ранение было сквозным, входное и выходное отверстия недалеко друг от друга. Оторвав подол рубашки, он, как мог, перевязал руку. Нельзя терять время, надо уходить быстрее!

Саша поднялся и побежал по лесу. Со стороны аэродрома продолжали раздаваться взрывы, поднимался дым.

Лесок он пробежал за час, а ведь когда пушку втроем тащили, полночи ушло.

Лес впереди поредел, показалась насыпь. Саша вышел к железной дороге.

Он залег. Сейчас торопиться нельзя, необходимо осмотреться. И не зря!

По рельсам неспешно катила ручная дрезина. Двое немцев тянули за ручки привода, качая телами, как заводные. Еще двое автоматчиков сидели сзади, настороженно глядя по сторонам. Пальцы на спусковых крючках, к стрельбе готовы. Еще бы им не насторожиться: со стороны аэродрома по-прежнему валил дым и продолжали раздаваться взрывы.

Колеса дрезины мерно постукивали на стыках. Она проехала мимо затаившегося недалеко от насыпи Александра и скрылась за поворотом.

По обе стороны – никого.

Саша вскочил и опрометью бросился через пути. Оказавшись по другую сторону железной дороги, нырнул в густые заросли кустарника. Уф, теперь можно и дух перевести. Дальше – проще: рельсов с охраной и деревень не будет до самой Богдановки. А почему, собственно, Богдановка? Он же не собирался туда возвращаться?

Саша добрался до урочища, откуда тянули пушку, и присел на пушечный передок. Его донимали раздумья. Куда направиться? Где живут Михась и Мыкола, он не знал. Да он и не пошел бы туда, только семьи их подставил бы. Наверняка уже полицаи из местных есть, да и предатели найдутся. А тут у него еще ранение свежее. Любой дурак сопоставит ранение и стрельбу у аэродрома. Так что, хочешь не хочешь, а придется возвращаться в Богдановку, к Олесе. Хорошая она девка, да больно правильная, принципиальная, может и прогнать. А что? Она хозяйка в доме, на кой ляд ей трутень?

«Доберусь до сарая задами, как и уходил, переночую, а там видно будет, – подумал Саша. – Утро ведь уже, надо хоть рубашку застирать».

Далеко позади залаяла собака, и Александр почувствовал, как по спине пробежал холодок. Дворняг немцы повыбивали. Значит – служебная, по следу идет. Тогда надо к озерам идти. Речки больно маленькие, не укроют.

Саша открыл затвор «маузера». Два патрона всего. Хм, только застрелиться. Ну уж нет, не для того он сюда попал, чтобы пулю себе в башку пустить. «Надо убить собаку и спрятаться на озере, в камышах», – придумал он выход.

Александр пробежал через урочище, выбрал дерево – невысокое, разлапистое, чтобы залезть удобно было. Взобрался, однако, с трудом. Кисть левой руки, хоть и отошла от онемения, ныла, причиняя боль при каждом движении.

Он уселся в развилке поудобнее, положил маузер на ветку. Перед ним было метров двести открытого пространства.

Урочище представляло собой овраг с пологими склонами, скорее даже – глубокую ложбину. На склонах – редкий кустарник, а за ним уже – густой лес.

«Только бы собака была одна!» – взмолился про себя Саша.

И видно, Господь услышал его молитву.

Из-за деревьев показался солдат. Перед ним, на длинном, метров десяти, поводке бежала овчарка. Она шла по следу Саши, туго натянув поводок. Вот она, а следом и солдат, свернули к пушечному передку, на котором Саша сидел перед этим.

Саша устроился поудобнее, поймал в прицел собаку. Уловил момент, когда она замерла, обнюхивая передок. Выстрел! Собака жалобно заскулила и упала, дергая в конвульсии лапами. Солдат метнулся в сторону и благоразумно залег за передок, используя его как укрытие.

Из-за деревьев выбежало около десятка солдат. Собаковод опередил их на сотню метров и потерял собаку.

Солдаты слышали выстрел и почти с ходу открыли беспорядочный огонь из автоматов. Пули били по веткам дерева, по листве.

В «маузере» оставался последний патрон. Не тащить же ему было всю винтовку из-за одного патрона?

Саша прицелился, задержал дыхание и плавно потянул за спусковой крючок. Выстрел! Один из солдат, высокий, упитанный, схватился руками за грудь и упал. Остальные тут же залегли.

«Теперь надо спасаться самому», – понял Саша. Придерживаясь за ветки и закрываясь от немцев стволом дерева, он спустился на землю и бросился бежать. Без винтовки было легче. Найдут ли немцы другую собаку – большой вопрос, а он успеет добраться до озер. В открытом бою он, даже если бы не бросил «маузер», не смог бы выдержать бой с десятком автоматчиков. Потому лучший выход для него сейчас – спрятаться, переждать. И Александр бежал изо всех сил. Пока немцы поймут, что противник исчез, его уже и след простынет.

Вот и озера. Тут их два рядышком были. Одно называлось Белым, а другое – Черным. И несколько минут, а может, даже полчаса у него есть.

Александр сначала кинулся вправо, где камыши росли гуще. Но потом понял, что немцы туда побегут в первую очередь. Он сорвал несколько тростинок, перекусил их зубами и побежал влево – туда, где камыши росли редко и то – только у берега. Берег проглядывался насквозь, и спрятаться там было решительно негде. В самый раз местечко!

С берега Александр прыгнул подальше, чтобы не оставить следов. Потом взял полую камышинку в рот и погрузился в воду. В этом месте было неглубоко, немногим больше полуметра.

Вода была теплая, а дно противное: илистое, скользкое. Ил – это плохо. Он поднимается со дна, когда его потревожишь. И опытный глаз сразу увидит, что в этом месте кто-то проходил. Одна надежда: пока немцы доберутся до озера, муть уже успеет осесть.

Александр лежал неподвижно, размеренно дыша через трубку. Минуты шли за минутами, и ничего не происходило. Что творится на берегу? Посмотреть бы хоть одним глазом, да нельзя. Вдруг они сейчас на берегу и наблюдают за поверхностью воды?

Неожиданно далеко в воде раздался взрыв – как раз в том месте, куда он кинулся поперва. «Гранатами забрасывают, – догадался Саша. – Лишь бы сюда не швырнули, а то всплыву, как оглушенная рыба».

Раздалось еще три или четыре взрыва, и все стихло.

Саша пролежал неподвижно около часа – уж продрог. Вода хоть и теплая, а попробуй полежи в ней долго, да еще и неподвижно. Все тепло из тела высасывает.

Саша медленно поднял голову, стараясь, чтобы по воде не пошла рябь. Берег был пустынен. Но Саша не торопился. Вдруг немцы засаду оставили? Нет, никакого движения.

Он медленно выполз на берег. От долгого лежания в воде рана снова начала кровить. Да еще несколько пиявок с руки сорвал, брезгливо поморщившись.

Немцы ушли. Только вот куда?

Саша, пригнувшись, прошел по берегу. На песчаной почве были видны следы сапог. Ни один след не вел в сторону деревни. Можно идти к Богдановке. Поесть бы сейчас чего-нибудь!

И тем не менее Саша прошел около километра по маленькой речушке или, скорее, ручью, сбивая возможное преследование с собаками.

К Богдановке подошел задами, выметенными донельзя. Пройдя незамеченным к сараю, снял с себя полусырую одежду, бросил ее на веревку сушиться и улегся на все еще лежащую на сене дерюжку. От пребывания в воде и голода его трясло. Но, согревшись под легким одеялом, он уснул.

Проснулся от присутствия постороннего. Не открывая глаз, попытался понять – кто в сарае? От мужчин обычно исходит запах табака, ваксы для сапог, пота.

Сейчас запаха не было. «Наверное, Олеся», – Саша открыл глаза.

На него смотрел ствол дробовика, а держала его в руках именно Олеся. Сколько она здесь стояла, неизвестно, но от ее взгляда не ускользнула окровавленная повязка на Сашиной руке.

– Не пойму я тебя! Кто ты по жизни? Ночью исчезаешь, днем приходишь – с раной на руке, в окровавленной одежде. Ты дезертир, а по ночам людей грабишь? Или партизан?

– Я сам по себе.

– Где руку поранил?

– О колючую проволоку, когда перелазил через нее.

– Куда ты мог лазить?