Закон ответного удара Самаров Сергей

ЧАСТЬ I

Глава 1

По междугородке позвонила Татьяна Павловна, мать Кордебалета. Игорь Согрин год назад гостил у него, тогда и познакомился с матерью.

– Алло! Это Самара?

– Да-да… Самара.

– Ой, очень плохо вас слышно. Мне Игорь Алексеевич нужен.

– Слушаю вас.

– Это Афанасьева Татьяна Павловна. Помните меня?

– Конечно, Татьяна Павловна, конечно…

– Игорь Алексеевич, беда у нас…

– Что такое?…

– Шура умер…

Сообщение шарахнуло приливом крови в лоб, застучало, запульсировало в висках. Шурик Афанасьев, по общепризнанной забавной кличке Шура Кордебалет, подвижный, энергичный парень, на четыре года моложе самого Игоря. И вот вдруг…

– Как это случилось?

– В сумасшедшем доме умер… Он там уже два месяца лежал…

– Почему, как?… – опешил Игорь от еще одной неожиданной новости. – Что же вы раньше не позвонили?…

– А вы могли бы тогда помочь?

Он смутился.

– Когда похороны?

– Послезавтра. В два часа.

– Татьяна Павловна, я обязательно приеду, обязательно, не сомневайтесь…

– Уж пожалуйста, Игорь Алексеевич, если можно, пораньше бы, а то и помочь совсем некому. Мы ведь с ним вдвоем остались. Только еще двух школьных товарищей его нашла, и больше никого, никого на целом свете…

– Обязательно, Татьяна Павловна…

Она коротко всхлипнула и, испугавшись, видимо, что плач ее услышат аж в другом городе, положила трубку.

А Игорь невольно задумался над фразой. «Мы ведь с ним вдвоем остались…» Мать все еще говорит о сыне, как о живом? Возможно, пока земле не предали, так и будет говорить. Или?…

По многолетней привычке контролировать себя и все окружающее он насторожился. Но, вспомнив колоритный, с характерными нервными интонациями голос, который легко узнал и через два года, сомнения отбросил. Какие, в самом деле, могут быть сомнения, когда произошла такая беда… Беда, у человека сумятица в голове, а ты еще и сомневаешься… Это не по-товарищески и вообще не по-людски…

Игорь сосредоточился, сбросил вызванную сообщением некоторую растерянность. Так, что же надо сделать в первую очередь? Как добираться? Поездом – долго и нудно, и вообще он никогда не любил поезда. Самолетом? А вдруг погода или что-то еще… Лучше надеяться на самого себя.

Он набрал номер телефона сына.

– Сергей, это отец. Мне завтра машина нужна. На несколько дней. На Урал еду.

– Мне завтра тоже нужна, я обещал…

– Перебьешься. Тебе подружек катать, а у меня товарищ умер.

– Так поезжай на поезде.

– Все. Машину я беру. Без разговоров.

Сын положил трубку. Обиделся на командирский тон отца. Всегда обижался на такой тон. Он в мать – нерешительный, медленно соображающий. И резких решений боится.

Ничего, переживет. Сейчас пожалуется матери, та еще масла в огонь плеснет. Начнут перемывать ему кости. Не впервой…

Ненадолго задумавшись, Игорь опять снял трубку и набрал прочно засевший в голову номер на нынешний год.

Телефон ответил со старческой ехидцей.

– Готов выслушать вас.

– 131352-эс. Завтра в десять ноль ноль я уезжаю на похороны. Умер Афанасьев.

И положил трубку. Знал, что автоответчик его сообщение записал и оно обязательно дойдет до адресата.

«131352» – это его личный идентификационный номер, а «эс» – позывной куратора, с которым ушедшие на отдых разведчики время от времени контактируют. Если послал сообщение, то обязательно должен прийти отклик. Значит, до 10.00 подполковника-пенсионера Согрина обязательно посетит «эс».

Вот вроде бы первые и основные приготовления сделаны. Относительно сборов в дорогу Игорь не сомневался, военная привычка сыграет свою роль, и он будет готов к выезду за две минуты – не впервой.

Игорь походил по полузатемненной квартире – свет шел только от старенького запыленного бра над креслом, машинально поправил само кресло, чтобы стояло оно строго лицом к телевизору, но телевизор включать не стал.

Шурик… Шурик Кордебалет… До этого их оставалось трое. Толик Сохно, спившийся, еще будучи капитаном, обитает неизвестно где. Хотя как-то позвонил Согрину из Москвы и сказал, что пить бросил, устроился в охранную фирму и вообще цветет, как куст сирени в мае. Оставил рабочий телефон. Потом Игорь позвонил на досуге по этому номеру. Толика уже уволили за пьянку и какой-то скандал с рукоприкладством. Таким образом, Толик, можно сказать, и не в счет почти. И неизвестно, где его искать. Теперь не в счет и Кордебалет. Не в счет и остальные шестеро. Саша Краснов погиб в Намибии – там его и похоронили в песке, завалив могилу сверху камнями – неважная, но все же защита от диких животных. Камни для могилы собирали целый день под палящим солнцем. Четверо других в цинковых гробах прибыли из Афгана. Сам Игорь и «отпевал» их со стаканом спирта в подрагивающей руке, сам и отправлял домой. Слава Макаров там же, в Афгане, пропал без вести вместе с шестью солдатами. Ушел на задание в тылы моджахедов и следа не оставил… Если погиб, его счастье… Что делали «духи» с пленными русскими спецназовцами, Игорь отлично знал. Не приведи, как говорится, господи…

В холодильнике стояла наполовину пустая бутылка коньяка и непочатая бутылка водки. Игорь посомневался. Поминают обычно водкой, но он предпочел коньяк, все-таки завтра много времени придется провести за рулем. Достал бутылку, взял с полки большую рюмку и вернулся в комнату. Поставил принесенное на журнальный столик. Подумал еще, но настроения готовить закуску не было, даже кусок хлеба отрезать не захотелось, и он сел в кресло.

Наполненную рюмку долго держал на весу. Образ товарища стоял перед глазами, и не хотелось пить, поминая его, слишком живым еще оставался этот образ. И вообще пить в одиночестве – дурная примета.

Игорь вышел в коридор к большому зеркалу. Встал с рюмкой перед ним. На него – глаза в глаза – смотрел из полумрака коротко стриженный почти пятидесятилетний, хотя, за счет своей спортивной поджарости, и выглядящий моложе, мужчина. Он поднял рюмку, хотел чокнуться с зеркалом, но вовремя вспомнил, что, поминая покойников, не чокаются, и выпил залпом. А когда снова посмотрел в зеркало, почему-то увидел не себя нынешнего, а себя в те времена начала семидесятых, когда встретились они с Кордебалетом. Тогда седины у Игоря даже в висках не было.

* * *

Отдельная мобильная офицерская группа уже знала, что скоро предстоит операция. Поступил приказ о готовности, а это значит, что отменяются все выходные. А если вечером собрался с силами и решил выполнить давнее обещание – сходить с женой в кино, то должен позвонить дежурному и сообщить, на какой сеанс у тебя билеты и даже на какие места. Днем же тренировались интенсивно. Стандартно, по нормативам, на подготовку отводится два месяца. Но конкретно срок самой новой операции определен еще не был, хотя в любой час могли поставить и довести до личного состава задачу. Восемь офицеров и дома жили, что называется, на «тревожных чемоданах» – такой чемодан на случай тревоги всегда собран у каждого офицера Советской Армии, а уж у входящего в отдельную мобильную офицерскую группу – тем паче. Трое из восьми, включая командира, уже принимали участие в операциях. Пятеро готовились к ней впервые. Ждали еще приезда новенького – девятого.

В небольшом забайкальском городке, на учебном полигоне отдельной роты спецназа ГРУ, к которой официально и считалась приписанной группа, где она стояла на довольствии и всех прочих видах обеспечения, прохождения и учета, хотя на практике командиру роты не подчинялась, офицеры и тренировались. По десять-четырнадцать часов в день и больше, своей способностью не уставая удивлять солдат, которые, сами неплохо тренированные, смотрели на них порой, открыв рты.

…Специальная, не общевойсковая полоса препятствий, так называемая «тропа разведчика». Колючая проволока над землей на высоте сорока пяти сантиметров. Ползи и не поднимай, как курица, зад, чтобы не зацепиться им за колючку. Но сама «мышеловка» длиной в двадцать пять метров. Старшему лейтенанту Игорю Согрину, командиру группы, это показалось слишком мало. И он определил упражнение в пятидесятиразовом неотрывном проползании – туда и обратно. «Аки гад ползучий», – смеялись ребята перед началом тренировки. После нее было не до смеха – приходилось искать йод или зеленку, чтобы замазать царапины от ржавой «колючки», и иголку с ниткой, чтобы зашивать продранные штаны. А потом усложнение тренировки – стали бросать в соседний высокий железобетонный забор консервные банки. Банка ударяется о бетон, со звоном отлетает, ползущий должен среагировать на звук и до того, как банка приземлится, подстрелить ее. Сначала стреляли из автомата. Результат оказался плачевным – не развернешься с автоматом под проволокой. Потом из пистолета Стечкина – только слегка лучше. Даже наблюдающие издали солдаты, заметил Игорь, начали, пряча лица, посмеиваться.

День ползают, второй, третий, пятый… И командир группы вместе со всеми штаны рвет. Лица у наблюдающих солдат меняются. Из десяти банок восемь бывают подстреленными. Навык на тренировках возвращается. Сама техника стрельбы основана на «ковбойском» методе – так учили стрелять на Диком американском Западе в прошлом веке. Если на прицеливание времени нет, доверяй инстинктам. В этой ситуации важен взгляд на летящий предмет. И следом за взглядом – показ указательным пальцем. Тренироваться надо до такой степени, пока не почувствуешь, что твоим указательным пальцем стал ствол. Показываешь и стреляешь, нажимая спусковой крючок средним пальцем.

Вот во время таких занятий Игорь и увидел недалеко от полосы нового офицера, общевойсковыми красными петлицами и погонами отличающегося от местных десантных парней. Пули от бетонной стены рикошетили, и подходить так близко категорически запрещалось всем, кроме бросающего банки. Но тот видит, куда бросает – постоянно вперед, вперед направлен и выстрел, – и просчитывает возможную траекторию полета пули.

– Вас что, в морге заждались? – резко начал Согрин, разглядывая молоденького, лет двадцати, младшего лейтенанта, высокого, сухощавого и несколько взъерошенного, похожего на петушка. – Здесь же рикошет за рикошетом…

– Я ищу старшего лейтенанта Согрина.

– Я – Согрин. Пойдемте. – Игорь сразу понял, кто его ищет. Группе обещали придать постоянного шифровальщика. Должно быть, он… Девятый член группы.

Вместо того чтобы быстрее уйти с опасного участка, тот здесь же стал докладывать:

– Младший лейтенант Афанасьев прибыл в ваше распоряжение.

– Пойдем, пойдем… А то срикошетит, и доложить не успеешь. Перекур, ребята! – крикнул он своим.

Афанасьев впечатления не произвел – мощи не хватает. Те задания, которые должна выполнять группа, предполагали сверхотличную физическую подготовку. Согрин морщился, когда утром готовил парней к марш-броску в полной выкладке и с дополнительным грузом, который передается с плеч на плечи – тащить придется всем. Думал, еще один груз берут – придется младшего лейтенанта нести назад на себе. Но на марше Шурик только улыбался, легко обгоняя других офицеров и задавая темп бега. И отлично все до конца выдержал.

– Марафонец? – по возвращении поинтересовался Игорь. – Хорошо бегаешь. Всем нашим фору дашь.

– Мастер спорта по боксу.

– Ого! А по физиономии я бы не подумал, – сказал Слава Макаров, сам когда-то долго занимавшийся боксом. – Нос у тебя не тот. Еще бы у перворазрядника такой нос – ладно. А пока до мастера дойдешь – много раз получишь… – он потер свой сломанный нос.

Афанасьев отреагировал улыбкой:

– А ты не подставляй. Лицо свое уважать надо…

– А как не подставишь, если они бьют? – Слава развел руками, усмехнулся и осмотрел группу. – Ну, кто мастера проверять будет?

– Ты же у нас тоже боксер, тебе и карты в руки, – сказал «провокатору» Игорь.

В спортзале они надели перчатки. Слава был килограммов на десять потяжелее, физически гораздо мощнее. Чуть присев и пружиня на сильных ногах, он сразу двинулся вперед в правосторонней стойке, заметно готовя ударную левую руку. Шурик же, как бабочка, порхал вокруг него и легкими ударами своей левой постоянно доставал. А стоило Славе едва сократить дистанцию, как тут же следовали серии ударов с обеих рук, от которых он защититься не мог – просто не успевал. Шура бил быстро, резко и точно, каждую серию заканчивая акцентированным ударом, который был бы ощутимым даже для более тяжелого соперника. И уже к концу второго раунда стало ясно, что разница в классе между ними слишком велика.

А когда перчатки сняли, Слава сказал внешне сердито, в обычной своей манере:

– Ну, ты устроил мне кордебалет… Я к тебе на удар подойти никак не мог…

Ребята рассмеялись.

С тех пор и стал Шурик Афанасьев носить прозвище Кордебалет. И это прозвище иногда даже отмечалось в официальных документах ГРУ.

Однако не все тренировки давались мастеру спорта так же легко, как бег и рукопашный бой.

«ГАЗ-66» движется по разбитой дороге на приличной скорости. Борта испуганно скрипят, брезент тента хлопает, двигатель недовольно ворчит. Того и гляди, грузовик сам развалится. Задний борт откинут. Нужно спрыгнуть на ходу, причем прыжок совершается спиной вперед, приземление на две чуть согнутые и пружинящие ноги, разящий удар инерции в спину, от которого летишь в сторону удаляющейся машины и одновременно прячешь автомат под локти. Группируешься и изображаешь из себя шар – переворачиваешься, встаешь на ноги, бежишь дальше, чтобы бегом погасить остатки инерции, и с ходу стреляешь в мишень, установленную на откинутом заднем борту.

Кордебалет при первом же прыжке стал переворачиваться, опираясь не полностью на предплечья, а только на локти, которые, разумеется, тут же разбил. Это, вероятно, было больно, потому он, встав на ноги и не сразу сориентировавшись, не стал бежать, а попытался остановиться. И, естественно, только полетел вперед, но на лету дал все же очередь. Попал не в саму мишень, а пробил машине сразу два задних колеса. Группа долго ему аплодировала под матюки давно уже работающего с ними и водителем, и всем остальным прапорщика.

Но все это было началом учения. Что можно спросить с молодого человека, только что отслужившего срочную службу в разведуправлении округа, после окончания двухмесячных курсов младших лейтенантов, выразившего желание продолжить службу в разведке и направленного в мобильную группу… Правда, в характеристике говорилось, что Шурик отлично работает с ручными шифрами, а это для условий отдельной мобильной группы очень важно. А то всегда с шифровальщиками случается беда. Большинство из них привыкли только к шифровальным или к кодировочным машинам, которые в рейды с собой, естественно, не берут, а ручную работу считают дедовским методом, современником Первой мировой, и совершенно не имеют в ней тренировки.

Дни шли. Физическая подготовка давалась младшему лейтенанту все же достаточно легко, гораздо больше времени уходило на подготовку психологическую. А без нее работать на чужой территории просто невозможно. Это Согрина беспокоило…

* * *

Звонок в дверь прервал воспоминания Игоря.

Он взглянул на часы – половина двенадцатого. Поздновато кто-то в гости пожаловал. Посмотрел в дверной «глазок» и открыл.

Сухощавый, старенький, бедновато и небрежно одетый, не слишком тщательно выбритый человек. Ничего не говорящие глаза. Так, пенсионер с какого-то завода, скучающий по своему станку… Никто и никогда не подумает, что он является в регионе куратором многих отставных офицеров разведки. То есть следит за их жизнью, иногда помогает материально, а чаще морально, иногда предостерегает, как пальцем грозят шаловливому мальчугану, от болтовни, порой, как поговаривают, может решить судьбу того, кто начал и вправду слишком много болтать, пользуясь переменами в обществе. Договор здесь существует строгий и достаточно жесткий: начнешь говорить ты, начнем говорить и мы. Был слух – несколько человек были выданы правительством по запросу международного суда в Гааге. Кто-то организовывал утечку информации по событиям сколько-то летней давности в отдаленных странах. Поэтому кураторов хоть и вынужденно, но уважают.

– Удивил ты меня звонком, удивил… – не поздоровавшись, сказал куратор.

– Добрый вечер, Михаил Петрович.

– Здравствуй, Игорь. Рассказывай.

Он разулся, чуть не кряхтя, по-утиному переваливаясь, прошел в комнату, поставил рядом с креслом старый, потрескавшийся во многих местах портфель, не спрашивая разрешения, налил себе полрюмки коньяка и смачно проглотил его, как водку. Зачмокал старческими губами. Игорю показалось, что он сейчас еще и соленый огурец потребует – закусить.

– Ну, так?…

Игорь сел на диван, предоставив более удобное место в кресле Михаилу Петровичу.

– А что тут рассказывать. В девятнадцать тридцать пять мне позвонила Татьяна Павловна, мать Кордебалета. Сообщила, что Шурик умер. Два месяца лежал в психбольнице. Там и умер. Хоронят послезавтра. Просила приехать на похороны, помочь с хлопотами.

– Это точно она звонила?

Согрин пожал плечами, но на своем продолжал стоять.

– Я голос узнал. Она. В этом сомнений нет. Я же год назад у них почти месяц жил. У меня в их городе еще и сестра двоюродная, так та даже обиделась, что не у нее…

Куратор в раздумье постучал пальцами по деревянному подлокотнику кресла.

– А что было с Шуриком? Почему в больнице лежал?

– Я не спросил. Так неожиданно это, что растерялся. И оставил вопросы на очный разговор. Да она и… Короче, понять можно, расплакалась и трубку положила…

Теперь куратор долго, чуть не испытующе посмотрел на отставного подполковника.

– Разговор без странностей?

«Что он, подслушивал, что ли?» – подумал Игорь недовольно. Сам бы он умолчал о маленькой детальке, на которую внимание все же обратил, но военная привычка сыграла свою роль и пришлось доложить.

– В один только момент странность некоторая прозвучала. Она сказала, что они с Шуриком совсем одни остались. Остались! Я отнес это к тому, что мать еще не привыкла к смерти сына и относится к нему, как к живому, пока не похоронили его.

Куратор покивал головой.

– Хорошо. Значит, завтра едешь? В десять часов. На поезде?

– Нет, на машине хочу. Но я срок назначил, чтобы вам дать время. А раз вы уже пришли, то я пораньше выеду. Быстрее доберусь. Вот, как вас провожу, сразу спать завалюсь. Чтоб в дороге не клонило. Дорога-то сейчас скользкая. Сами знаете.

Михаил Петрович несколько раз кашлянул сухо и отрывисто, с каким-то призвуком рвущейся плотной бумаги. И после кашля постучал себя по груди тщедушным кулаком.

– Подожди, не торопись меня выпроваживать. Тут не все так просто. Там, куда ты едешь, у нас уже восемь месяцев нет куратора. И я сразу, как только получил твое сообщение, отправил запрос. Чтобы выяснить дело до конца, потому что до меня кое-что об этом доходило… Есть здесь маленькие странности…

– И…

Игорь уже понял, что имеются какие-то осложнения. Вернее, он почувствовал это сразу, как увидел куратора в дверной «глазок». Слишком быстро тот пожаловал. Будь все гладко, навестил бы его часов в девять утра, дал бы пару советов, не вникая в детали, и пожелал бы счастливого пути.

– А вот тебе и «и»… Татьяна Павловна умерла в психбольнице еще три месяца назад. – Он достал из портфеля и выложил на стол аккуратно сложенный «джентльменский» бронежилет, одеваемый под рубашку, пачку долларовых купюр в банковской упаковке и бесшумный пистолет «ПСС». – А месяц назад сам Кордебалет застрелился… Не знаю, что там тебя ждет, но что-то ждет – это точно.

Глава 2

Откуда-то поволокло голимым сквозняком, словно Игорь, выпуская куратора, за которым пришла машина, оставил дверь распахнутой. Но он отлично помнил, как дверь закрыл на оба замка и даже задвинул внутреннюю защелку. Следовательно, открыть ее снаружи никто бы не смог. Сам сквозняк был какой-то неприятный, сыроватый, с запахом кладбищенской плесени или еще чего-то похожего.

«Покойники… Ветер с кладбища… Воображение разыгралось…» – успокоил он себя.

Подполковник спецназа ГРУ с боевой биографией, такой, как у него, мог себе позволить поиграть воображением и не бояться, что от этого может помутиться рассудок. Нервы проверены не в одном деле… Но вот Шурик Кордебалет… Шурик, тоже проверенный и испытанный, тоже много перенесший… У этого-то рассудок наверняка помутился, если он застрелился. Хотя, мало ли что заставило его так поступить. Жизнь теперешняя сюрпризов готовит немало. А нервы у парня, если честно сказать, были и тогда, в самом начале, не слишком могучие. Нервы даются человеку природой. Конечно, до определенной степени их можно и тренировать. Но сколько физически крепких парней не могли продолжать службу в спецназе ГРУ, хотя сами туда рвались, только из-за своей нервной системы. Нервы, нервы, нервы…

* * *

По приказу Согрина, отданному шепотом, прикрепленный к отдельной мобильной группе прапорщик провел особую подготовку к следующему дню занятий…

Пятидесятикилометровый марш-бросок с полной выкладкой, с дополнительным обязательным грузом, в который на этот раз не включили сухой паек, был пройден как обычно. В этом отношении на группу можно было положиться. Ушли с базы в три ночи. Заканчивали утром. Вот и конечная точка близко.

– Там вон, под деревом, на том конце поля – привал. До места привала пластаемся… – подал обнадеживающую команду старший лейтенант, сам первым упал и пополз прямо через пашню, не слишком чистую после вчерашнего дождя. Еще два старших лейтенанта, пять лейтенантов и один младший лейтенант со вздохом устремились за ним. Почти километр по-пластунски, по уши в грязи, буксуя, как грузовики. Они вздохнули облегченно, когда все же добрались до конечного пункта. Под деревом, о котором говорил Согрин, был привязан на длинной веревке крупный и белоснежной масти щенок местной пастушьей овчарки. Красавец! Порода не имеет названия – буряты зовут ее просто собакой. Внешне похожа на кавказку, только не такая злобная и имеет несколько загнутый, почти как у лайки, хвост. Щенок радостно залаял, завидев людей, прижал купированные уши, замахал хвостом, как вертолет винтом. Прапорщик очень хорошо выполнил команду и подыскал в самом деле щенка, который просто не может не вызвать человеческую симпатию. Все, грязные, уставшие, с улыбками собрались вокруг него. И каждый старался почесать добродушную псину за ухом. Проявление радости, добрые чувства – это все тоже помогает снять усталость.

– Отставить, – последовала резкая команда, когда Согрин, сам с улыбкой наблюдая за ситуацией со стороны, посчитал, что псину все одобрили и готовы даже полюбить.

И по тону командира группа сразу поняла, что предстоит. Они все проходили через это или подобное испытание. Теперь должен пройти последний – Кордебалет.

– Всем собирать дрова для костра. Афанасьев! Собака приготовлена нам на обед. Твоя задача – подготовить мясо.

У Шурика вытянулось лицо.

– Что? – переспросил он, не веря своим ушам.

– Выполняйте приказ, – жестко сказал Согрин и первым направился в небольшой перелесок за дровами для костра.

Но успел заметить, как Толик Сохно остановился около Шурика. Он сказал ему:

– Тест на психологическую подготовленность. Так надо, старик… В первый раз это трудно. Но – надо! Ты должен себя сломать…

Щенка съели ввосьмером. Кордебалет не смог проглотить ни кусочка. Его несколько раз рвало.

Перед тем как возобновить марш, Игорь подошел к Шурику.

– Понимаешь, старик, это дело необходимое. Ты должен перешагнуть через это сразу по двум причинам. Первая – обучаешься выживаемости. На чужой территории тебя не каждая столовая примет и питаться порой приходится чем бог послал. Сдюжишь, будешь служить дальше, доведется и змей, и лягушек на костре печеных попробовать, и сырой землей давиться… Привыкнешь и начнешь соображать, что под горой чернозем вкуснее и камней меньше, чем в глиноземе на горе. А вторая причина серьезнее. Моральный парадокс… Есть извечный вопрос спецназа. Условно он называется «мальчик с козой». Конкретнее это выглядит так. Ты на чужой территории в рейде. Случайно тебя заметил человек из вражеской деревни. Он обязательно сдаст и тебя, и всю группу. А человек этот может быть и стариком, и старухой, и мальчиком, и девочкой. Ситуация! Как ты поступаешь? Что делаешь?

– Не знаю, – честно ответил Кордебалет, хотя, конечно, понимал, какой ответ он должен дать, потому что полевые занятия спецназа ГРУ – не политподготовка в ленинской комнате солдатской казармы, где говорят одно, а думают другое. И когда просился он сюда, получил предупреждение, что с романтикой здесь встретиться не придется.

– Вот для того ты и должен учиться принуждать себя. Понимаешь, сначала на собаках. А потом, в боевой обстановке… Живых свидетелей оставлять ты права не имеешь. И дело тут не в твоей совести. Совесть не позволит тебе убить ребенка, но позволит подставить под удар всю группу и выполнение задания? Так?

Кордебалет вздохнул.

– Понял я.

– Ну и нормально. А теперь – вперед. Нас дома уже заждались.

И еще один бросок в пятнадцать километров. До расположения части. Путь домой всегда ложится короче, но, обычно выносливый, Кордебалет еле-еле ноги приволок…

* * *

В понедельник пришла кодограмма из разведуправления округа. На четверг вызывались к начальнику управления командир и в головное отделение приданный группе шифровальщик. Это ясно говорило, что операция на подходе. Командир вызывается для инструктажа, а шифровальщик для получения перекодировочных таблиц. Обычная история.

Согрин решил выехать раньше. Прикинул время и дал группе вводное задание, не сомневаясь, что ребята и без его присмотра выкладываться будут на всю катушку, сам в нужный час забрал Кордебалета и сел на поезд. На следующий день они были уже в Чите.

В разведуправлении Игорь решил пока не показываться. Время подойдет, заявятся. А пока хотелось подработать еще кое-что в характере младшего лейтенанта, как когда-то подрабатывали в его собственном характере. Благо Кордебалет пока – простой пластилин, и лепить из него – сплошное удовольствие. Из самого Согрина так же лепили на протяжении двух лет более опытные офицеры, пока он не получил в свое подчинение другую отдельную группу. Очень жестко лепили, пока из пластилинового он не стал глиняным, а потом глину начали обжигать для придания терракотовой твердости.

В окружном госпитале работал земляк и хороший приятель отца – полковник медицинской службы. Согрин заглянул к нему, выложил свою просьбу, тот позвонил куда следовало и записал Игорю адрес.

Кордебалет дожидался командира на улице. Новенькая десантная форма смотрелась на нем как влитая. В самой Чите десантных войск не видели, и проходящие по оживленной улице девчонки – студентки расположенного через дорогу медицинского института – косили на молодого офицера раскосыми гуранскими глазами. Тот отвечал им тем же, но в некоторой растерянности – глаза у парня разбегались.

Игорь хлопнул Шурика по плечу.

– Пойдем, красавчик.

– А ночевать где будем? Здесь через пятьсот метров – за углом разведцентр. Можно там договориться…

– Знаю. Только я уже договорился. Будет у тебя очень приятная ночь. Готовься…

Уловив мрачные нотки в голосе командира, Шурик замолчал.

…Они приехали в морг областной больницы.

Врач-патологоанатом встретил их с усмешкой.

– Какие только желания у людей не возникают, просто диву даешься порой… Ну да вольному воля… Александра Матвеевна, проводите товарищей офицеров в подвал. И покажите им, где стулья взять…

Кордебалет почувствовал неладное и побледнел. Но вынес все стоически.

Старушка-санитарка отвела их прямо в морозильную камеру, где было не слишком холодно, чтобы замерзнуть, но дышать было очень тяжело как раз из-за отсутствия достаточного холода. Они поставили стулья.

– Вот здесь звонок есть. Если что понадобится, звоните. Спущусь.

– А что, звонок для покойников? – с усмешкой поинтересовался Игорь. – Если им вдруг в туалет приспичит…

Старушка рассмеялась.

– У нас еще в шестидесятом году был случай. Привезли одного, положили. А он среди ночи ожил и давай в дверь колотиться. Ладно, услышали. Тогда и поставили во всех камерах звонки.

– А эта камера чем лучше других? Почему нас сюда именно…

– В этой не так холодно. Не простудитесь. Эх! Ува-ажаю офицериков! – улыбнулась она вставной челюстью, глянула игриво на Кордебалета и захлопнула дверь. Изнутри открыть такую в самом деле без лома невозможно.

Игорь откинулся на спинку стула. Кордебалет смотрел в пол и молчал.

Помещение морозильной камеры представляло собой небольшую комнату, заставленную металлическими столами, на которых и лежали покойники, кое-где накрытые простынями, кое-где нет. На некоторых столах лежали по двое. У дальней стены два трупа свалили прямо на полу – места на всех не хватило. В углу стоял бак для кипячения белья, который почти в каждом доме имеется. Из бака, призраком кошмара, торчали три ампутированные ноги.

Уже через минуту от запаха стало подташнивать.

– Это что, тоже необходимая тренировка? И с каждым так было? – спросил Кордебалет через несколько минут.

– Нет, не с каждым. Со мной было. Одного на ночь закрывали. С другими из группы я этого не проводил. Но остальные парни проверенные. Двое со мной уже участвовали в операциях. У других школа хорошая. А тебе все это предстоит пройти. Если я беру тебя с собой, значит, я должен быть в тебе уверен на все сто. Не обессудь…

Они до утра просидели молча. Временами дремали, но поочередно просыпались в холодном поту. Командир, несмотря на опыт, чувствовал себя не лучше подчиненного. И только утром, после бессонной ночи в компании не слишком приятной, отправились на квартиру к знакомому Согрина, где помылись, с трудом соскабливая въедливый запах морга, побрились и вообще привели себя в надлежащий вид, чтобы можно было явиться на доклад и инструктаж в управление.

* * *

Игорь постоял у окна, под открытой форточкой. Он специально ее открыл, чтобы избавиться от вдруг появившегося после куратора запаха затхлости.

Или от самого человека такой запах? Нет, вроде бы сразу не ощущался. Только когда ушел. Или просто не до запахов сразу было? Не почувствовал в неожиданном расстройстве.

Разговор состоялся деловой и серьезный. И этот разговор, возможно, поставил точки над многими «i».

Получалось, что Татьяна Павловна звонила Игорю «с того света». Места для неумного розыгрыша Игорь здесь не увидел. Не та тема, совсем не та, чтобы посмеяться. И не та среда общения бывших офицеров, где практикуются подобные розыгрыши. Кто смерть видел множество раз – не приемлет ее в виде шутки.

А куратор тогда, после своего убийственного сообщения, сделал паузу, достойную народного артиста, снова почмокал губами, словно пробуя воздух на вкус – не пересолен ли, не переперчен? – и налил себе еще рюмку коньяка. Выпил. Будто для его прихода стол накрыли, выпивку подготовили. А хозяин и не хозяин вовсе, а так – бармен.

– Хороший у тебя, Игорь, коньяк!

Игорь промолчал.

– Жду вопросов… – Куратор посматривал на него, как старый кот на мышку, которая слишком удалилась от своей норки и этим себя обрекла. Не понравился этот взгляд Согрину. И кто он вообще такой, этот куратор? Доходили слухи, что всю жизнь проработал серьезным резидентом за границей. Был вхож в натовские верха. Вышел на пенсию, «попал» в автомобильную катастрофу и вернулся на родину. Вернулся в звании полковника бельгийского генштаба. Все как в учебниках. Жил в Первопрестольной, но нечаянно встретился на улице со знакомым бельгийским офицером, командированным в Россию. Это вынудило уехать в Самару. Какое звание в Российской Армии – не знает никто. Ну хоть бы чуть-чуть ему интеллигентности европейской, лощености, а так – пройдоха какой-то с хитрым и немного брезгливым взглядом, со слюнявыми губами, с пологими плечами, ворот пиджачка всегда обсыпан перхотью. Никакой симпатии не вызывает. Более того – раздражает.

И даже задание получать от такого странно – всерьез его воспринять трудно. Тем более что задание это дает пенсионер пенсионеру. Вдвойне неприятно. Хотя Игорь прекрасно знал, что если ты связал однажды свою жизнь с разведкой, то это навсегда. Даже если ты пенсионер…

Вопросы у него возникли, естественно, сразу. Но не хотелось, очень не хотелось, особенно здесь, у себя дома чувствовать себя стоящим навытяжку перед вот таким человеком. И в этом было преимущество пенсии. Хотелось еще поломаться, показать характер и зубы, чего он не мог себе позволить во времена служебные.

– Какие уж тут вопросы? Вопросы могут быть, когда хоть что-то знаешь. А тут… – Он развел руками. – Тут не вопросы нужны, а комментарии. Вот и выкладывайте свои комментарии. Хотя… Откуда у вас информация? И настолько быстрая…

– Центральный компьютер.

– А туда откуда поступает информация?

– Отовсюду, – сказал, как отрезал, куратор и даже вроде как обиделся на подобный вопрос.

– Нет, – спокойно возразил Игорь. – Давайте без детских «сам дурак…». Я не из праздного любопытства спрашиваю. Мне предстоит работать – я так понимаю, раз мне оружие выдают и такую солидную для наших времен сумму денег. Работа, я полагаю, предстоит серьезная. Естественно, я должен знать все обстоятельно. Служба – это не всесильный КГБ, не ослабшая ФСБ и даже не полукриминализированная милиция. У нас нет ихней сети информаторов в своей стране…

Куратор вздохнул совсем по-старчески. И видно было, что он уже давно привык к своему авторитету, а с Игорем у него вообще никогда проблем не возникало. А тут какая-то строптивость у подполковника появилась, какие-то претензии. Очевидно, сказалось расстройство из-за неожиданного звонка.

– Этого знать тебе, Игорь, не положено.

– Группа Болотова?

– Откуда ты знаешь про группу Болотова?

– А вот на этот вопрос я не отвечу.

Старик, сглотнув от злости слюну, проглотил и это. Но сам факт такой прожорливости Игоря уже насторожил. Он понял, что сейчас он Службе необходим, и потому куратор так с ним нянчится. Если необходим, то дело там, на Урале, обстоит весьма серьезно. Настораживает и другой факт. «Выводят» туда работать не агента, который более обучен тонкостям политики и психологии человеческих отношений, умеет разложить по полочкам и профессионально классифицировать ситуацию, а его, офицера спецназа, боевика, диверсанта. Что это может значить? Во-первых, это может значить, что там предстоит серьезная мясорубка, где простому агенту со всеми его интеллектуальными достоинствами просто делать нечего – покрошат и в окрошку положат. Во-вторых, это может значить, что там требуются его личные связи, без которых Служба обойтись не может. Как, например, с Кордебалетом, который, оказывается, уже умер месяц назад. В-третьих, самый неприятный вариант: зачем-то Службе надо его подставить. Причем подставить так, чтобы он дров наломал, чтобы шум поднялся…

Старик поерзал в кресле, задумчиво поморщил и без того морщинистый, с сизыми прожилками нос, но сказать решился:

– Хорошо, ты и так, я вижу, много знаешь. Да, мы, слава богу, имеем теперь в своем распоряжении службу опытнейших компьютерщиков, которые отслеживают многие сети и МВД, и ФСБ. Информация черпается в основном оттуда. Да-да-да, пресловутая служба Болотова… Содержать компьютерных взломщиков гораздо дешевле, чем сеть информаторов по всей стране.

«Сказал! – мысленно констатировал подполковник почти обреченно. – А не имел права говорить. Говорят только тогда, когда знают, что человек этот уже не сможет проболтаться». Он понял, что ему, по всей видимости, уже подписали приговор. За что – это неважно. Скорее всего, вообще ни за что. Скорее всего, его просто приносят в жертву великому богу Политической Интриги, каких-то высших и одновременно низменных интересов Службы.

– Конкретно, из какого источника получил информацию о Кордебалете и его матери Болотов? – Игорь не подал вида, будто начал что-то подозревать. Разговор вел деловой и лаконичный, настраивая на такой же и куратора. – Этого я совсем не могу знать. У меня доступ только к конечным файлам центрального компьютера. Дальше я не ходок – не знаю пароль.

Согрин кивнул:

– Верю.

Старик в ответ только коротко стрельнул глазами из-под бровей. Стрельнул чуть ли не затравленно, с обидой. Как-то так получилось, что Игорь «сломал» опытного куратора и разговор их больше стал походить на допрос обвиняемого прокурором. И это тоже говорило само за себя. Его – точно! – «втаскивают» в неприятную историю, и очень нуждаются по какой-то причине именно в нем. Если бы его «туда» просто готовили, то заменить на кого-то можно было бы без проблем. Но другому там, по всей вероятности, делать нечего. Почему?

– Насколько точны данные о Кордебалете?

– Обычно они бывают точными.

– Это не ответ.

– Другого у меня, к сожалению, нет.

Согрин вздохнул:

– Хорошо, завтра я выезжаю. Не смею вас задерживать. Время уже позднее.

– За мной, вероятно, уже пришла машина. Должна внизу дожидаться.

Странно… Обычно за кураторами не посылают машины. Обычно кураторы должны быть тише воды, ниже травы, бледнее тени… Еще одно подтверждение?

И он решил попытаться добыть для себя подтверждение следующее:

– Еще вопрос, – спросил, когда куратор уже обулся. – Сумму вы мне выдали в долларах…

– Десять тысяч.

– Да. Почему не в рублях?

– В рублях это был бы целый чемодан. Так удобнее. И открывает, по нынешним временам, многие двери, в которые с рублями не войти.

– Ладно. Пусть доллары. Я сам не против. Как писать авансовый отчет? – Здесь и крылась подстроенная Согриным ловушка. – Я буду обменивать их на рубли по мере надобности. Но курс постоянно меняется… Мне что, в каждом обменном пункте брать справку?

– Нет, справки не надо. Просто пиши потраченные суммы в долларах. Так будет легче.

Все! Это уже окончательно! Ни одна финансовая часть не пропустит внутри страны такой авансовый отчет. Это подполковник Согрин знает точно, потому что не раз уже сталкивался с нудной для боевого офицера, но обязательной для командира группы необходимостью по составлению финансовых отчетов. Куратор – «иностранец», он не работал достаточно плотно с финансовой частью внутри страны. Его траты обычно списывались «на оперативные нужды». Не знает он нудных тонкостей…

– До свидания.

Страницы: 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Николай и Марина Коняевы провели колоссальную работу, в результате которой была описана хронология о...
Религиозные фанатики захватили воинскую часть, после чего двинулись на Москву. Колонна из металличес...
Среди воинских формирований, сражавшихся во Второй мировой войне на стороне Германии, особое место з...
Миллионы книг о воспитании написаны взрослыми. Вы уверены, что ребенку действительно нужно все то, о...
Ксения Петербургская – покровительница Санкт-Петербурга и всех обездоленных, святая, уже более 200 л...
Во время войны в Чечне майор спецназа Павел Одинцов попадает в плен к жестокому полевому командиру п...