В страхе прозрения ГМ Азат

Лекция вторая: «Литература XX века»

Звонок прозвенел и пару минут спустя, в дверях всё той же аудитории №8 показался преподаватель.

Преподавателем была хрупкая и утончённая молодая женщина в возрасте: «где-то за 20 и до 40». Есть люди – как подметил один писатель – над фигурой, которых природа особо не трудилась, а поработала грубо – топором да кувалдой, но в случае с этим человеком природа вытачивала особый образ со всей возможной ответственностью. Работая с максимальной осторожностью, кропотливо и аккуратно: природа была здесь, словно мастером ювелирных дел и работала над внешностью специальными самыми тонкими инструментами и точными приборами. Прототип всех женщин создан из кости, но здесь было особенно – в буквальном смысле слова – утончённое произведение искусства: фигурка, с большим изяществом и мастерством, выточенная из дорогой слоновой кости – женское «благородное начало» здесь проявилось с очень заметной выразительностью. По миниатюрным и аккуратным чертам её лица можно было сделать верное предположение, что человек этот занимается либо классическим музыкальным искусством, либо изобразительным творчеством, либо художественной литературой.

Хрупкая и утончённая Ювелирная Иоанновна была преподавателем художественной литературы, и, вместе с тем, являлась на факультете самым главным человеком – деканом. Сильный начальник в утончённой внешности вселял в Алекса какое-то особенное почтение к её персоне, какой-то страх, трепет – священный ужас. Превращался он перед ней в самого среднестатистического студента с очень скрытой незаурядностью ума. Причиной этому служило то, что однажды сам Алекс повесил на преподавателя свой «ярлык» и как он не пытался в дальнейшем снять его, ничего не получалось – от первого и до последнего курса испытывал он перед преподавателем-деканом сильное волнение. А всё оттого, что однажды, на первом курсе, ещё до знакомства с деканом, Алекс сидел на паре и слушал «Культурологию»:

Лекцию по предмету вёл специально приглашённый – вероятно из какого-то очень престижного, может быть государственного, вуза – преподаватель Болтунский. Фамилия была говорящая: Болтунский болтал – хорошо и много – но совершенно не по теме. Вместо того чтобы светить в студенческую тьму историей Древнего Рима, Болтунский страшно чернил и без того тёмную массу. Масса узнавала много нового, но не о свете культурных ценностей древнего мира, а о собственной тьме – и культурной, и интеллектуальной, и многих других аспектах своей – как выяснилось по Болтунскому – тёмной жизни.

– Да, не все студенты обладают выдающимися способностями и скрытой незаурядностью ума, на то они и студенты – желторотые птенцы, жадно глотающие из уст преподавателей – стремятся, наконец, выйти из тьмы неведения в свет знаний. Да, не все стремятся – наверное, для этого и надо светить – искать во тьме именно тех – проголодавшихся по свету. Но только голодные птенцы открыли рты, и тут же вместо пищи – уста плюют нечистоту!.. Вместо нормальной пригодной еды им дают камни, и не просто дают, а кидают! Как же вырастить птенцов и вывести их в свет… – ведь болтает не по теме?!.. Мы платим за освещение тьмы, а он не по теме!.. – нельзя исключать, что некоторая часть этих мыслей действительно родилась в тёмном сознании первокурсника, и, ударив кулаком по парте, он вслух воскликнул:

– Нужно накатать заяву!

– На кого?.. – удивились рядом сидящие.

– На Болтунского!.. Сам виноват!.. Ему зарплату, а нам… не по теме – шиш, как говорится!.. Может быть и да: нам до нобелевской – как эскимосу до крыши небоскрёба! Но зачем же в лицо нам об этом «плевать»?.. Мы это и так знаем, лучше бы план небоскрёба нам дал… – знания – как лезть на крышу… Надо попросить в заяве, чтобы препода на другого поменяли. Можно так сделать, я знаю! Это же демократия, капитализм…, или как там её…, в общем – наша тема в наших руках!.. Поехали?..

– Эскимосу на крышу небоскрёба?.. Зачем? – вдруг раздался неожиданно серьёзный вопрос.

– Эк… Чтобы крикнуть: «Олени!.. Где олени?!»…, не знаю я, спроси у Болтунского… – запнувшись сложностью вопроса, попытался ответить Алекс.

«Накатав заяву» и «снарядив экспедицию» в деканат, студенты пошли «изъявлять» свои требования высшему начальству факультета.

По счастливой для студентов случайности, главы факультета не оказалось на месте, а, кроме того, все официальные обращения студентов должны были проходить через методистов – сидевшие как раз, тут же, по пути к кабинету декана. Остановленные в методическом отделе, студенты объяснили суть дела.

– Жалобу на Болтунского?! – с ужасом на хмуром лице взирала методист в – не виданную доселе – «накатанную заяву» на преподавателя.

– Нам подписи поставить?.. – спросил довольный ходом дела Алекс.

– Нет… Не надо… – после продолжительной задумчивой паузы ответила методист – возможно спасая тем самым студентов от неминуемой разъяснительной беседы тет-а-тет с деканом – и продолжила: – Я сначала поговорю с ней…, как быть и что с этим делать, а потом если что обратимся к вам… – и, переведя взгляд с бумажки на студентов, вдруг, с расстановкой, проговорила: – Я вас запомнила. Просто скажу, что приходили первокурсники.

Довольные, вдруг возымевшим успех, делом, студенты торжествовали.

На следующий день расписание первокурсников «украсилось» объявлением с заметной для всех надписью: «Всем студентам первого курса в 14:00 подойти в аудиторию №2». Аудитория эта была самой большой на факультете и располагалась ближе всех к деканату. Но символа никто не понял, никто не догадался, что встреча будет с самим деканом и что главная причина собрания – возымевшая «успех» – «челобитная» на преподавателя – очернителя студентов – специально приглашённого в вуз читать «Культурологию».

Начало встречи декана со студентами первого курса было спокойным и безобидным. Декан, вкратце и в общих чертах, рассказывала о факультете: его правилах и порядках, информационных и технических ресурсах и многое другое важное и полезное. Её утончённое и строгое лицо, уверенные манеры, сильная и грамотная речь сразу же глубоко впечатлили Алекса, а ещё большее потрясение испытал он, когда понял: на какую «до боли знакомую» тему, совершенно для него не заметно – мягко и гладко – перешёл вдруг декан.

– Буквально вчера вышла из отпуска. В хорошем рабочем настроении. Погода осенняя – такая солнечная, такая прекрасная, думаю: «как хорошо начался учебный сезон». Но тут меня «обрадовали» новостью: первому курсу не нравятся преподаватели, хотят, видите ли, других. И даже специальную «бумагу» подготовили. Приходили девушки с первого курса написали вот такую жалобу, – иронично рассказывала декан о событии и показывала «челобитную», брезгливо держа её кончиками пальцев. В это время на самых последних партах в аудитории показалось небольшое движение:

– Девушки?.. – тихим шёпотом и смеясь, обратился один из участников «экспедиции в деканат» к Алексу.

– Это чтоб на нас не подумали – методисты спасли, всё нормально – так надо… – также шёпотом ответил Алекс и, впившись взглядом в строгое лицо декана, продолжал внимательно слушать.

– Какие могут быть жалобы господа-студенты?.. Какие заявления на преподавателей вы собрались писать?.. Родительское собрание! Вот что вам нужно…, за неуспеваемость…, а больше за не посещаемость! Хотите?.. Устроим!..

Студенческая тьма безмолвствовала. Бездыханное тело Алекса, скатывалось под парту.

– О, ужас! Она знает всё! Ей всё рассказали! Она знает – кто приходил с заявлением!.. Все смотрят на меня! Да! Ведь на меня все смотрят! Щас обязательно что-то скажут про меня…, уже готовятся… Все уже всё знают!.. – думал Алекс и всё ниже скользил под парту, видя, что и декан, и присутствующие здесь же методисты с серьёзными лицами смотрят – как ему казалось – на последние парты в его сторону.

– А написали то как!.. Курица лапой… Рука что ли дрожала?.. – продолжала декан сокрушительно-ироничную речь.

– У меня всегда такой почерк, – вдруг отозвался Алекс, но лишь мысленно.

– Ещё учиться не начали, а уже какие-то заявления вздумали писать. Что за курс?.. Просто беспрецедентное событие на факультете!.. – первый курс пишет заявление!.. Никогда ещё такого не было…, чтоб первокурсники!.. только пришли, а уже писать…

Декан говорила на протяжении целой пары. Говорила всё так же уверенно, внушительно и очень для Алекса впечатлительно. Затем, как и прежде, не заметно – мягко и плавно – отошла от темы «челобитной», коснулась многих других тем, также сильно и подробно отвечала на возникшие у студентов немногочисленные вопросы. Сильный начальник – Ювелирная Иоанновна – Преподаватель художественной литературы – Глава факультета – Декан – был налицо, утончённой индивидуальности.

– Ну что ж…, рада была познакомиться с вами, первый курс…, жаль только, что при таких обстоятельствах пришлось это сделать… Надеюсь, дальнейшее наше знакомство будет более приятным, – познакомившись со студентами, закончила декан собрание, оставив глубокое впечатление в памяти – по крайней мере – одного студента.

«Челобитная», тем не менее, имела некоторый успех. Вполне возможно, что состоялась индивидуальная встреча, и сильная, столь впечатляющая, речь декана оказала влияние и на культуролога. Потому как в дальнейшем, Болтунский хоть и входил в аудиторию с первокурсниками с дико выпученными глазами и брезгливой миной на лице – словно входил в загаженную общественную уборную, и будто бы за партами сидели не студенты, а большие чёрные тараканы – но особенной излишней вольности в выборе тем за ним больше не замечалось. «Фонарик» культуролога хоть и тускло, но исправно светил в студенческую тьму.

Так Алекс познакомился с Деканом и «помог» Декану познакомиться со студентами первого курса. Дальнейшее знакомство было приятным.

Впечатления того дня запомнились надолго и сложились в яркий образ. С тех пор, каждый раз, при виде декана, а ещё больше при разговоре с ней, Алекс испытывал настолько сильный священный ужас, дрожь и особенное почтение, что обращался, словно в паровой котёл: чувствовал, как внутри всё закипало, волновалось и тревожилось, мысли от этого приходили в густое беспорядочное месиво, в глазах у него словно мутилось. Привести голову в порядок, и сосредоточится, не представлялось возможным: говорил он в эти моменты с большим трудом, а значения сказанного и вовсе не понимал. На экзаменах по литературе он, как правило, проваливался, но зачёты, каким-то чудом, сдавал.

Находясь в состоянии трепетного волнения Алекс, внимательно слушал лекцию о писателях XX века. В этот раз студенты знакомились с творчеством одного из самых ярких и известных представителей литературы прошлого века – и, может быть, самого «долгоиграющего» в сознании общества – Булгаковым. Слушали его биографию, что-то записывали, что-то силились запомнить. Пытались понять, какую роль, какое значение и влияние оказало его творчество на литературу не только российскую, но и мировую. Вкратце – в общих плановых чертах, разбирая композицию, сюжет и фабулу – ознакомились с произведениями: «Бег», «Мастер и Маргарита», «Собачье сердце», «Кабала святош» сопровождаемые небольшими комментариями и объяснениями. Вопросов студенты не задавали. На вопросы преподавателя отвечали неумело, с поверхностным знанием рассматриваемого «предмета».

Лекция проходила всегда по определённому плану. На прошлом занятии, примерно в том же порядке и с тем же содержанием, изучали творчество Замятина с его антиутопией «Мы», в связи с которой отчасти коснулись и «1984» Оруэлла. А ещё, несколькими парами, раньше рассматривали: «Молох», «Гранатовый браслет», «Поединок» – Куприна. Все эти произведения рекомендовалось к ознакомлению, и что-нибудь задавалось к обязательному прочтению, но читали лишь некоторые студенческие единицы. В конце лекции было задано ознакомление с творчеством Платонова: «Чевенгур», «Котлован» и что-нибудь ещё на самостоятельный выбор студентов.

– Читайте, читайте студенты! Ведь это душа – эмоции и чувства, «плоть и кровь» – сама жизнь документального скелета нашей истории… Без понимания этого не будет высокой культуры…, без культуры придёт эпоха варварства, а там уже и до гибели народов недалеко, – вразумляла Ювелирная Иоанновна – Преподаватель художественной литературы – Глава факультета – Декан студентов. А студенты – по крайне мере один из них – хоть даже иногда и пытались читать, но в целом, недопонимали значения литературы, находились в трепетном волнении, а в глазах их мутилось. Однако некоторая художественность в тетрадях всё же присутствовала.

– Звонок сейчас ведь должен быть, да?.. – глядя на часы, обратилась преподаватель к студентам, и мысленно добавила: «На нашем факультете». И действительно, пару секунд спустя, раздался вдруг звонок на перемену.

Студенты попрощались с преподавателем, и перешли в аудиторию №3.

Расселась группа примерно в том же порядке. На первой парте Снегурочка Изольда почитывала Диккенса, Белла с прежним выражением в лице: «Врёшь!», вероятно, думала о Грецком, Эли мечтательно грызла сухарики, Рок и Перуджа что-то обсуждали и громко смеялись, Комикс-Мен увлечённо рисовал. А Алекс, раскрыв журнал, о чём-то усиленно думал, но пару минут спустя, вдруг привстал и указательным пальцем ткнул Эли в бок:

– Не грызи, думать мешаешь…

– Пересядь подальше, раз не нравится, а я есть хочу… – вздрогнув от неожиданности, произнесла Элиабель.

– О чём пишет Диккенс? – надумавшись об Аполлоне, спросила Белла.

– Не поняла пока о чём именно, но пишет много… – не отрываясь от книги, отвечала Изольда.

И тут в окно залетел воробей. Тревожный щебет и суетливые круги, мечущегося из стороны в сторону пернатого в высоком потолке, приковали к себе взгляды студентов.

– Надо поймать! Надо поймать! Ловите! – обезумев от восторга, кричала Белла.

– Так Диккенсом! Диккенсом! – вслед, неожиданно для всех, закричала Изольда.

– Ну, так кидай! Кидай! – негодующе размахивала руками Белла.

Изольда крепко обеими руками схватила «кирпич» и, выждав момент, когда птица полетит в её сторону, изо всех сил подбросила книгу. Но «кирпич» до потолка не долетел, а просто сделал в воздухе дугу и угрожающе полетел прямо на Перужду. Которая быстро разобралась в ситуации, спланировала свои действия, усердно нахмурилась, поймала тяжёлую книгу и с прежней хмуростью на лице, что есть мочи, запустила книгу обратно. Но Изольда неожиданно шустро увернулась и «кирпич» с большим грохотом ударился об стену. Всюду со стен посыпалась штукатурка, люминесцентные лампы синхронно замигали, что, вероятно, испугало воробья и он, наконец, вылетел в открытое окно. В аудитории воцарилась тишина, студентки молча переглянулись, успокоились, и каждая вновь вошла в свой привычный образ.

– На какой странице-то я остановилась?.. – листая поднятую книгу, вспоминала Изольда.

– Ха-ха-ха!..

Тут в дверях аудитории показалась округлой комплекции девушка из методического отдела (та самая, которая и вручила Алексу журнал группы, со словами «будешь следить за посещаемостью», так как студент чаще других появлялся в деканате, намеренно создавая, таким образом, видимость присутствия на факультете). Выразив сердитую хмурость на серьёзном лице, она заговорила:

– Редактор журнала только что звонила, просила передать, чтоб вы в редакцию сегодня шли – не ждали здесь. Алекс! – значительно усилив грозность лица, обратилась методист к студенту, подошла ближе и сердито проговорила: – Я же просила вчера подойти в деканат! Почему не подошёл? Вечно тебя по всему факультету искать надо!..

– А-а-а!.. – глядя в угол потолка над дверью, произнёс Алекс, и сделал при этом непонятный жест указательным пальцем (говорящий о чём-то среднем между: указывая на предмет с возгласом «Смотрите!» и вдруг озаряясь мыслью, поднимая палец вверх, с возгласом «Нашёл!»), отчего все присутствующие в аудитории так же направили взгляд в угол потолка, но там не было даже паутины, после чего, выражая крайнюю степень удивления, отвечал методисту: – А я и забыл…, странно, как это у меня так получилось. Я же, честно, совсем забыл об этом.

– Щас как дам! – свернув небольшую стопку бумаг в трубку, шутя, замахнулась методист. – Всё на свете забудешь!

– Так давайте я сейчас подойду…

– Ага, с утра до ночи ведь мы должны работать! Рабочий день у нас закончился, да и без тебя обошлись. Хотела ведь как лучше – «на встречу шла», а ты взял да и подвёл всех, – сообщив группе «новости», ушла обратно методист.

– Странно…, а я думала, методисты должны работать до последнего студента на факультете… Мало того что «обед» у них каждые пять минут, так они ещё и график строго соблюдают… – хмурилась Белла в пользу Алекса.

– А по какому это поводу ты нас подвёл? – улыбаясь, спросил Рок.

– По поводу… ммм… «сетки вещаний» лекций…, чтоб и преподавателям и нам удобно было. Преподавателям теперь будет удобнее, чем нам… Это мой точный строгий расчёт: преподаватели теперь будут довольными, ходить на пары будут в хорошем настроении, понимаете?.. Так что про плохие оценки можете забыть… А всё благодаря кому?!.. Мне и моей памяти… – развернул ситуацию Алекс.

– Надеюсь именно так, и будет… Документы-то у всех с собой? Раз в редакцию идём, а то тот «синий человечек» снова не пропустит, – напомнил Рок.

– Точно, пойду-ка я паспорт поменяю на студенческий, – ушла в библиотеку Эля выручать документ.

– Кому поставить «н»? Кому сделать выходной? Или может на каникулы кто-то хочет? – снова раскрыв журнал, шутил Алекс и продолжил говорить с серьёзным выражением лица: – Одна «н» 300 рублей… Неделя – тысяча…, три недели – две тысячи…, постоянным клиентам скидки. За пять «н» подряд – бонус: шестой бесплатно! Акция действует вне предложения «неделя»… Торопись, налетай! «Энку» покупай!.. Хе-хе…

– Дурак!.. – с какой-то непонятной интонацией – «дождь в солнечную погоду», что-то наполовину радостное, наполовину чем-то недовольное, неожиданно, то ли показалось, то ли действительно сверкнула Белла.

– У тебя всё вокруг имеет лишь одно простое название… – не обижался Алекс.

– Распечатай мне прайс! Ха-ха-ха!.. Я не запомнила.

– И подпись свою поставь. Мы с ним в деканат пойдём… – отчего-то вдруг серьёзно, словно на что-то обидевшись, тихо проговорила Изольда, почитывая «Холодный дом».

– Хе-хе… Ничего вы не добьётесь. У них солидные проценты!.. Хе-хе… – с искусственно-злорадным смехом пояснил Алекс.

– А-а!.. – раздалось гармоническое трёхголосное построение в регистре – сопрано.

– Да шучу я, шучу!..

– Доставай уже свой топор! – строго и хмуро, выходя из себя, обратилась Белла к Перудже.

– Мясники… Сколько уже маньяков уложили? Хе-хе… – опасливо поглядывая в каменно-серьёзные лица студенток, проговорил Алекс, который уже ничего не писал, а просто сидел с ручкой в руке и создавал вид делового человека, занятого чем-то важным.

– Возьми «Криминальный спектр» да посчитай сам… – грозно отозвалась Перуджа на шутку.

– Да! Ты же любишь шляться по библиотекам, там есть подшивки… – добавила Белла и в густых тучах показалась зловещая ухмылка.

– Язык мой враг мой… – нисколько не обижаясь и даже с улыбкой, изрёк сентенцию Алекс. – За клеймение нужна статья в законе.

Среди туч показались проблески неба, и Белла обратилась к Перудже:

– Не желаешь ягнёнка на ужин?

– Морозильник полный, сначала старое доесть надо, – серьёзно ответила Перуджа, тут же расхохоталась и обратилась к Алексу: – Приходи как-нибудь в гости на ужин…

– Она сделает тебе рулет из козлятины…, у неё их много в морозильнике, – просияв, сказала Белла.

– Ягнят не клеймят, а козлиным рулетом не откормите!.. – сложив пальцы и показав фигу, ответил Алекс.

– Ну, мы тебе травку дадим пожевать… – ответила Белла и вдвоём с Перуджой расхохотались.

– Что за шутки?.. Слушать вас тошно!.. – отвлекаясь от Диккенса, возмутилась Изольда.

– Им самим тошно…, а деваться некуда – кругом среда… неблагоприятная…, привыкаешь… – пояснил Алекс.

– Да вот! Живём и блюём… – согласилась Белла.

– Ха-ха-ха!.. Жуём и блюём!.. Ха-ха-ха!..

– Да хватит уже! Кошмар какой-то!.. Реально тошнит от ваших гнилых шуток… – возмущалась Изольда.

– А то, что не проблеёте, то… – продолжал Алекс.

– Да то самое…, скотный двор – среду удобряем. Сам же говоришь, что она виновата, – перебила Белла.

– Это было просто предположением… Откуда мне знать, что там и как устроено?.. Порочный круг озлобленной среды – вот что-то такое вроде есть, но знать ничего не знаю… – подытожил Алекс.

– Кто равнее тот и выберется из круга. Ха-ха-ха!..

– А равнее это как?..

– Каком кверху! У кого «как» выше сидит то и равнее… – смеялась Белла.

– А мы вот здесь и сидим сейчас чтобы расчищать все эти «каки» неблагоприятной среды…, да? – на время отстранившись и задумавшись, риторически – будучи уверенным в силе своей мысли – спросил Алекс.

– Нет, совсем не так!.. – ввязался в разговор Рок. – Задача – рассказывать, кто, где, какие «каки» оставляет… Расчищать должны другие специалисты. Но ни рассказывать, ни тем более расчищать не позволят, а время от времени подчищать кое-где предложат… – уверенно и со знанием, пояснил Рок.

– А кто «не позволит»? – не понимал Алекс.

– Как кто?.. – вдруг задумался Рок, поводил глазами, увидел скрытые ото всех строки и огласил их вслух: Система, наверное…

– Вот и решай теперь, что выбрать: подчищать ГУПы или МУПы, либо специально-глянцевый «частный сектор», либо «жёлтые газ… – туалетные бумажки»…, а если особенно не повезёт, хи-хи… – «бесплатные туалетные бумажки с рекламными объявлениями»!.. – весело продолжала «лекцию» Белла. – Где-нибудь в далёкой мифической стране – в какой-нибудь «Столице Москве», которую никто никогда не видел, может быть и есть возможность что-то почистить. А так, если хочешь что-то сделать чистым, придётся устраиваться дворником. Хи-хи… Нет условий для расчисток, есть только предложения подчищать чей-то «как»… Вот и всё, так-то!..

– А ты чего думал, 10-я статья Конвенции рулит? Забудь!.. – удивлённо вопрошая, подытожил Рок.

– Ищи чей «как» выгоднее подчищать!.. Ха-ха-ха!..

– Ну…, в этом может и заключается специфика условий нашей среды – суметь рассказать…, или даже расчистить…, надо лишь подходящие для этого методы найти… – особенно подбирая слова, желая казаться умнее всех сразу, и так чтобы не нашлось возражений – с намёком на философа-мыслителя, резонёрствовал Алекс.

– Ну, вот и ищи! – радостно сверкнула Белла.

– Докажи свой «незаурядный ум»! Найди!.. Ха-ха-ха!.. – сотрясая округлости розовых щёк, смеялась Перуджа.

И здесь раздался звонок на пару…

Лекция третья: «Толкование сновидений»

Если на парах у Грецкого, студенты рисовали, мечтали и дискутировали на отвлечённые от темы лекции вопросы, на парах у главы факультета пытались слушать или же просто делали вид, что пытаются, тщетно борясь с помутнением в глазах, то на лекциях у психолога вся группа обращалась, словно в единый организм, в совокупность субъектов с одним коллективным сознанием – все как один, подчиняясь некой психической силе и погружаясь в какое-то подобие транса, внимательно слушали и синхронно всё записывали. Может быть поэтому история знакомства с психологом не была зафиксирована разумным сознанием, так как прошла в состоянии подобном сну, и сразу же ушла в область бессознательного.

С большой долей вероятности можно сказать о том, что «ярлыки», так или иначе – вследствие: преждевременных суждений, упрощённой категоризации, вычленения некоторых субъективно-предрасположенных черт, стереотипности мышления, выраженные твёрдой устойчивостью отношения – вешают все…, в том числе вешал их и психолог. Однако психолог если и вешал «ярлыки», то лишь временно как, например, «бирки», запоминая, кто с каким номером сидит, поэтому в случае неожиданной перемены субъектов, находящихся под его строгим наблюдением, не забывал эти «бирки» своевременно снимать. Одно время висел такой «ярлык» и на Алексе, но – не вдаваясь в подробности – было это лишь на первом курсе и ненадолго – «ярлык» благополучно был вовремя снят. Чего не было у рядовых преподавателей, то было у психолога – таинственная тетрадь и способность помнить: кто какие «ярлыки» носит и в случае необходимости справедливо снимать их и вешать новые.

У психолога было всё по-другому. Высокий психолог входил в аудиторию с выкованным на лице выражением крайней сосредоточенности и чрезвычайной серьёзности. И, как всегда приветствуя студенческую массу своим профессорским басом, слегка при этом кивая, смотрел на студентов особенно торжествующим и сердитым взглядом, словно удав на кроликов, которым некуда бежать.

Присаживаясь на своё преподавательское место, психолог, с прежним грозным взглядом, приступал медленно и размеренно – аккуратно выкладывать свой учебный инструментарий из рабочего портфеля так, словно стол был шахматной доской, а инструменты фигурами на нём. Причём взгляд его в этот момент направлялся больше в аудиторию, нежели на стол и, как правило, делалось это всё, молча. Казалось, что психолог вот-вот сейчас что-то спросит…, но нет, ничего не спрашивал. От всего этого аудитория тут же приходила в небывалую сверхготовность, никто никогда не понимал к чему, но все были сосредоточены абсолютно.

Далее, сдвинув брови и каким-то образом увеличив глаза, преподаватель, также размеренно, будто пересчитывая присутствующих, грозным, почти гипнотическим взглядом, рассматривал и изучал то ли студентов, то ли одежду на студентах, то ли ярлыки и надписи на одежде студентов…, а может быть, просто вспоминал номера «бирок». Сразу же после «пересчёта», с преподавательского лица спадала напряжённая грозность, а вместо неё показывался едва заметный, с трудом уловимый намёк на лёгкую улыбку. Улыбка эта, вместе с остальным выражением на лице, которое уже направлялось в разложенный рабочий инструментарий, казалось, передавала торжествующую мысль: «Ага, кто-то сбежал! Меня не проведёшь». Но вместо возможных разбирательств и выяснений, к всеобщему удивлению, спокойно и также размерено, с некоторой ноткой доброжелательности в чётком профессорском голосе, раскрывая свою лекционную тетрадь, психолог вдруг спрашивал: «Напомните, на чём в прошлый раз остановились?». И как только выяснялось, на чём в прошлый раз остановились, тут же, фразой: «Запишите название новой темы», на последующие полтора, а если было две пары, то на все три часа задавал единый ровный ритм лекции, которая велась под медленную размеренную диктовку и которая лишь временами прерывалась пояснениями, уточнениями и другими недолгими комментариями. На протяжении всего этого времени никому не удавалось ни отвлечь, ни расслабить, ни каким-либо другим образом рассредоточить своего внимания, либо оттого, что тема для каждого становилась вдруг чрезвычайно интересной, либо в силу скрытого воздействия различных тонкостей психологических приёмов, о которых знал лишь сам преподаватель психологии. Звучно произносимые психологом такие слова как: «парадигма», «бихевиоризм», «Спиноза», «Хайдеггер», внушали в студентов какой-то особенный – священный первобытный страх перед сверхъестественной силой могучего профессорского ума. Каждая лекция психолога превращалась, словно в интересный и увлекательный «сеанс гипноза».

На прошлом занятии студенты увлечённо, в полусне, медленно и размеренно записывали лекцию о проявлении так называемого парапраксиса. Явление это знакомо практически всем и для широкого круга более-менее образованных людей известно под другим названием – «оговорка по Фрейду». Суть явления, как диктовал психолог, сводилась к тому, что бессознательные желания проявляются в реальной жизни в виде разнообразных, кажущихся случайными ошибок – оговорок, описок, ослышек, опечаток и даже в виде более сложных процессов – в действиях человека, и, в некоторых случаях, в систематическом повторении тайно-желаемых – но неосознаваемых – «случайных» поступков. Приводил примеры: хроническая потеря какого-либо предмета – у очень многих людей, так или иначе, теряются – либо сами вдруг куда-то «прячутся» – сотовые телефоны. В данном случае: хороший механизм защиты от вещи, которая без конца звонит, тревожно вибрирует, будит – беспокоит и принуждает совершать, возможно, нежелательные действия. Также часто случается такое явление, что человек совершенно чётко и ясно слышит не то, что ему говорят, а то, что он сам в тайне желает услышать. Или вот такой пример: самые, до смешного, показательные – самые красноречивые примеры речевых оговорок – причём в больших количествах – встречаются у политиков. И тут же приводил случаи из жизни, а точнее из телевизора. Например: «разница между богатыми и бедными будет сохра… сокращаться» – бессознательное в данном случае – вырывающаяся правда, сознание – ложь…, и надеяться нечего, хотя можно верить…

В этот раз студенты, так же медленно и размеренно записывая, продолжали изучать, как эти тайные бессознательные желания проявляются в явных снах.

Записали об эволюции взглядов человечества на явление сновидений: от первобытных – о том, что сны предвестники будущего и, что их посылают боги, и до современных научных воззрений: где основополагающей стала теория о том, что сны это результат пережитого прошлого, плюс к этому – как, вероятно, последнее фундаментальное предположение о явлении – добавили теории того же Фрейда – суть которых всё в том же – в бессознательном. На этом же подробно и остановились.

Записали о назначении сна: как физиологическом, так и психологическом. Вкратце записали общую концепцию теории сновидений Фрейда и слушали комментарии.

– Запишите… – сказал психолог, но вдруг паузу затянул и увидел, как студенты что-то синхронно записали, отчего и спросил: – Что же вы пишете?..

Синхронно опустив головы в тетради, студенты с виноватым голосом в унисон пропели:

– Запишите…

Тут психолог, мимикой и жестом головы, сделал недовольное выражение и вероятно что-то неодобрительно подумал. После чего, с прежним намёком на улыбку, сделал какие-то загадочные пометки в своей – лежащей особняком на преподавательском столе – таинственной тетради. Психолог, кроме того, что занимался преподавательской деятельностью, был ещё и профессор и вероятно ставил психологические опыты – копил знания для своих будущих научных трудов.

– Запишите следующие положения теории Фрейда, – продолжал преподаватель психологии и наблюдал синхронное действо.

Затем психолог диктовал и рассказывал о сути механизма превращения скрытых – вытесненных общественными нормами – бессознательных желаний в явные сны. О том, что сфера бессознательного проявляется в конкретных образах. Что образы эти есть зашифрованные сообщения бессознательного, запретные желания: проявления агрессии – ненависти, нарушение норм этики и морали и прочее, что человек находящийся в здравом уме и приличном обществе никогда не позволит себе совершить в реальности. И о том насколько всё-таки сложен механизм превращения абстрактных явлений реальной жизни в конкретные образы-картинки сновидения. И приводил различные примеры:

– Попробуйте представить в конкретном образе такое выражение как «буква закона»… То есть это абстрактное понятие и у каждого человека оно будет своим собственным – особенным, основанном на его личных эмпирических познаниях и представлениях о мире, которые сфера бессознательного будет использовать при кодировании образов… – рассказывал психолог-удав, внимательно смотря на загипнотизированных студентов-кроликов и продолжал дальше: – Но помимо этого есть универсальные представления о действительности, которые одинаковы для всех людей и которые имеют определённые устойчивые значения – символы-архетипы – конкретные общеизвестные образы… Это понятно, да? – спросил психолог, а точнее профессор, смотря в глаза каждому студенту в надежде найти непонимание.

Студенты, а точнее опытные образцы, синхронно кивнули и, чтоб не вызывать подозрений, изобразили, насколько это было возможно, серьёзные и умные выражения на лицах.

Гипнотическая лекция продолжалась медленно, размеренно, интересно и увлекательно с глубоким погружением в особенную, специально созданную преподавателем, психическую среду.

– …Явление характеризуется высокопроизводительной деятельностью гипоталамуса… – продолжая лекцию, произнёс профессор и стал всматриваться в характер поведения студенческих зрачков, читая по ним, кто какие испытал эмоции, затем делал выводы, может быть, ставил соответствующие диагнозы, после чего делал таинственные записи в свою особенную тетрадь и вновь продолжал лекцию.

Далее было сказано и записано ещё много чего интересного, вскользь было упомянуто о различных феноменах и проблемах сна, в том числе о сомнамбулизме, о том что «лунатики» своих хождений не помнят, а просто продолжают спать, и что движет ими в этот момент… что?.. Студенты как не пытались, но, находясь, как бы под гипнозом, задать вопрос не смогли.

Также психолог рассказал о том, как сны могут быть связаны с творческим мышлением, как влияют на него, как помогают либо вредят, что-то было сказано о связи с инсайтом…

И закончил тему сновидений кратким, но интересным повествованием о профессиональных творческих методах в изобразительном искусстве художника Сальвадора Дали. Выяснилось, что перед ваянием очередного шедевра: Дали брал в руку связку ключей; клал на пол перед креслом металлический поднос; и, удобнейшим образом расположившись в кресле, пытался уснуть. Как только «ходячий сюрреализм» засыпал – ключи с грохотом падали на поднос: гений авангардизма вскакивал и начинал творить чётко отпечатавшиеся в памяти образы увиденных сновидений, проецируя их на холсты. Таким образом, из-под кисти художника явился: «Сон, вызванный полетом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения» и ещё целый ряд таких же загадочных фантасмагорий – переполняемых гротескным абсурдом, сюрреалистических аллюзий реального мира.

Когда студенты пришли в себя из некоего гипнотического состояния, неизвестно чем вызванного сонного забытья, то за преподавательским «шахматным» столом уже никого не было. Студенты просыпались, переглядывались между собой, вспоминали друг друга, о том, что была лекция по психологии и что теперь надо идти на следующую пару.

– Ха-ха-ха!.. – слегка заторможенная деятельность надпочечников вновь ускорилась, произошла выработка адреналина и самой первой вернулась к бодрости Перуджа.

– Ну что, пошли в редакцию?!.. – минуту спустя хмуро произнесла Белла и чему-то вдруг удивилась. Все остальные, казалось, тоже чего-то недопоняли, и также, устремив взгляд на Беллу, выразили на лицах глубокое изумление.

– Ха-ха-ха!.. – надпочечники навёрстывали упущенное бурной выработкой гормонов – активировался эпифиз, начались процессы образования серотонина: – Ха-ха-ха!..

Алекс, испытал на себе колоссальный всплеск окситоцина – сидел молча, смотрел на группу и добродушно улыбался.

Но, как только процессы деактивированного гипоталамуса студентов пришли к прежним показателям, «химическая промышленность» возобновилась. Крохотный отдел запустил своё «производство», все механизмы заработали, и началась цепная реакция – гипофиз осуществил мощный выброс вазопрессина – накопившиеся нейросекреты вылились в кровь, и, минуты две спустя, мозговая деятельность студентов окончательно вошла в фазу бодрости. Студенты всё вспомнили, разобрались в ситуации, выражение глупого удивления на лицах стёрлось, и они стали собираться, совершая знакомые им действия и привычные для них телодвижения.

– Да, пошли… – очнулась Изольда.

– А где мои сухарики?.. – последней пришла в себя Эли.

И прозвенел звонок на пару.

– Ха-ха-ха!..

Лекция четвёртая: «Студ Big Bang»

Студенты дружною толпой…, нет – каждый в отдельности, идя своим собственным путём, так и не «свалив» с последней пары, направились в редакцию. Лишь только Перуджа обняв «струнку» Изольду и играя на ней свою оперетку, шли вместе, да Рок с Элей о чём-то тихо разговаривая, парой шли следом.

Группа была своеобразной, часто казалась противоречивой: в один день атмосфера в группе была «солнечная»: сплочённость, дружба и какое-то веселие царили в ней, на следующий же день, студенты, совершенно не сговариваясь друг с другом, по каким-то совершенно не понятным причинам, составляли вдруг глубоко мрачный коллектив – была в группе самая настоящая «пасмурная погода, гроза и дождь».

«Верховным главнокомандующим» растянутого «войска», с частыми возгласами: «Давайте быстрее!», была Белла, замыкал студенческий отряд – отставая от Комикс-Мена метров на десять – Алекс, вероятно для того, чтоб проследить – как бы кто не сбежал.

Примерно в такой же очерёдности группа вошла в, расположенное недалеко от факультета, большое здание, где на седьмом этаже и находилась редакция «Студенческого журнала образованью служащего».

На крыше здания, большими буквами, зажигающимися по ночам тусклым жёлтым огоньком, было написано: «ДОМ П…». Можно предположить, что когда-то в не очень далёком прошлом, дом этот назывался иначе, потому как следом за большой буквой «П» оставались места для других букв, но сейчас там «читались» лишь металлические конструкции, к которым и крепились эти пропавшие другие буквы. Куда же делись загадочные символы, исчезновения которых, видимо, никто и не заметил, неизвестно. Вероятно, когда-то в прошлом случился здесь сильный ураган, и большие кириллические литеры просто унесло сильным ветром, куда-то очень далеко. А может их просто сняли за неуместность или, как принято сегодня корректно говорить, за «неформат».

В вестибюле «ДОМа П…», встречал всех входящих, сидя за столом с протянутой рукой, мытарь в синих одеждах. Сбором подати и налогов он не занимался, мытарь был «документальный» – проверял документы. Останавливал он почти каждого входящего без спецпропуска и требовал удостоверяющий личность документ. Стоило документу оказаться в руках, как случался с мытарем какой-то приступ: то ли честной добропорядочности, то ли усердного трудолюбия, то ли верности долгу, а может и просто послушания закону. Тщательно рассматривая каждую страничку книжечки паспорта, он словно искал возможности за что-нибудь зацепиться. В чём была причина такой реакции, оставалось для студентов загадкой, может быть, он для себя понял так, что полное название дома, надо было понимать как – «ДОМ Преступников». Точно этого сказать нельзя, но в пользу этой гипотезы говорит такое обстоятельство: студенты-«бандиты», входя в «ДОМ», всегда встречали со стороны мытаря какую-то отрицательную предрасположенность, предвзятую враждебность и чуть ли не мстительную злость. Хотя, конечно же, здесь может быть много объяснений: вполне вероятно, что, каждый раз – в день явления студентов – он просто ругался со своей женой, отчего и был не в духе, но лишь до тех пор, пока не появлялись студенты, на которых он и срывал все свои негативные эмоции. Ведь мытари тоже люди – их тоже пилят жёны.

С большим успехом пройдя через «паспортно-визовый» стол, студенты направились к лифтам. Вызвали сразу два. Лифты гудели, гудели…, скрипели, скрипели…, но дверей своих всё не открывали. Судя по звукам, казалось вот они уже здесь и двери сейчас откроются, но открывались этажом выше, после чего вновь уезжали наверх. Странное дело, но лифты «слушались» только сотрудников «ДОМа П…» и то – лишь самых старожилов. Тщетно прождав минут десять, студенты поднялись по лестнице.

Открыв большие толстые двери, студенты оказались в тёмном и очень длинном коридоре. Рабочий день в редакции подходил к концу, поэтому и было здесь темно и тихо. Студенты вошли во тьму и медленно, практически на ощупь, под слабый свет телефонов, направились к двери главного редактора.

– Вот блин! Экономисты!.. – шёпотом, хмуро возмущалась Белла.

– Ну так, нерентабельный муниципальный журнал…, чего ты хотела?.. Крутятся, как могут… – также шёпотом объяснила Изольда.

– Да хоть лампочку, где-нибудь в середине коридора, могли бы уж привинтить… Четверть полосы под рекламу – вот тебе и свет на всю редакцию… Не понимаю…, тяжело что ли?..

– Я тебе говорю – муниципальный!.. – не поможет… Чтобы заботиться о чём-то, надо хотя бы почувствовать, что это твоё…, а не муниципалов, или как их там… Если конечно ты не альтруист-энтузиаст… А они зарплату получают и ладно!.. Зачем им лампочка?.. Привыкли уже…

– Хоть на свечки скидывайся, блин!..

– Ха-ха-ха!.. А чё, прикольно же!.. Как в «секретных материалах»… Только фонариков не хватает… А со свечками вообще был бы класс!.. Щас как вылезет пришелец… Вав! – смеялась Перуджа, схватила за руку Эли, и тут же темнота разразилась её громким, тонким визгом.

– Я не верю в пришельцев… Их не бывает… Просто неожиданно…, вот и испугалась… – серьёзно прошептала Эли.

– Ха-ха-ха!.. Так я тебе и поверила!..

– Ну и где эта дверь?.. Может прошли уже?.. Кто-нибудь контролирует ситуацию?.. Кто знает куда мы идём?.. – задавался вопросами Алекс.

– А я думаю все уже ушли отсюда…, рабочий день ведь у них закончился…, психолог задержал, вот редактор нас и не дождался… – предположил Комикс-Мен.

– Всё под контролем, не боись… Две уже прошли, ещё через одну – следующая справа – как раз будет дверь главреда… – отвечал всем и за всех Рок.

Одна из самых последних дверей многочисленных кабинетов, – в которых, заседая, трудились сотрудники журнала – открылась, и в конце коридора показался свет, а вместе со светом вырвался на свободу приглушённый звук клавиатуры компьютера…, очень похожий на шум печатной машинки.

Благополучно и без серьёзных происшествий дойдя до нужной двери, студенты расселись в маленьком и скромном кабинете «главреда», раскрыли лекционные тетради и принялись слушать лекцию по «Типологии местной печати».

– Ну что ещё сказать про нашу местную печать… – час спустя, заканчивала главный редактор лекцию по предмету. – Да больше и сказать-то нечего… Почитайте его книжки про историю местной печати, да и всё сразу поймёте…, и всю «соль» почувствуете… А он, кстати, у вас сейчас ведёт что-нибудь?..

– Нет…

– Не знаем…

– Не видели ещё…

– Вроде бы в командировке он… – неопределенно ответила группа разными голосами.

– Понятно…, всё диссертацию значит пишет… Так вот прочитайте его книжки… Ну а про сегодняшнее время запомните следующее: что тиражи нашего издания – конечно после главного регионального официоза, это уж не надо объяснять – самые большие в регионе… Да, молодёжь, пока что, нас поддерживает…, спасибо Мишке да Светке, ведут музыкальную рубрику, стараются… Итак… Это что касается нашей с вами лекции… Всё… закрывайте ваши тетради и убирайте их подальше… – лекции закончились. Будем с вами делом заниматься. Ведь вы уже что-то пишете?..

– Пишем! – тут же ответила сияющая Белла, словно заранее знала о вопросе, а в мыслях продолжила: – Правильно! Нечего нас учить!..

– А у нас сегодня как раз «журналистское мастерство» было. Грецкий дал задание статьи писать и даже темы раздал… К следующей паре уже просил что-нибудь принести… – добавила Изольда.

– Грецкий это такой паренёк в очках, да? Аполлон что ли, или как его…

– Да, тот самый в очках… – ответила Белла, а в мыслях произнесла: – Аполлонушка наш…, Аполлончик…

– Вот как хорошо получилось! Одним выстрелом двух зайцев и пристрелите!.. А вместо лекций…, вместо того чтобы учебники в тетради переписывать, просто с готовыми уже материалами будете приходить раз в месяц… Есть у меня одна свободная полоса…, всё думала – не знала чем её занять…, и тут как раз вы подошли… Сам Бог, как говорится, подослал вас!.. Ну что…, хотите в моём журнале рубрику вести?..

– Хотим… – впервые в жизни дружно – в унисон, объёмным хоровым звучанием отозвалась группа.