Цвет боли: черный Хансен Эва
Надо признать, Ларс умеет ими пользоваться и не зазнается, хотя перед шведами очень трудно зазнаться, просто не поймут, но главное – он не сноб вообще. Деньги для него просто приятное дополнение к жизни.
Когда я рассказала Бритт о том, что Ларс до восьми лет вместе с дедом по матери работал на ферме, подруга ахнула:
– Он пролетарий?!
– Бритт, какой пролетарий, просто родился в Женеве, а воспитывался у дедушки с бабушкой в швейцарской деревне. И не забыл этого.
– Это замечательно, потому он и не зазнайка, – но почти тут же Бритт возразила сама себе: – Хотя чаще бывает наоборот, именно те, кто не родился богатым, а таким нечаянно стал, зазнаются больше всего.
Закончилось все кратким резюме:
– Тебе повезло!
Вот в этом я была с подругой согласна на все двести процентов. Даже на двести один. Или тысячу двести один. В общем, совершенно.
К собственному изумлению, двух дней на переезд нам хватило. Просто не хотелось оставаться в той квартире, большую часть купленных Бритт вещичек раздали приятельницам и соседям, включая Магнуса и его подругу. Она оказалась очень даже ничего, познакомься мы чуть раньше, вполне могли подружиться. И теперь можно, тем более Софи жила на Далагатан, неподалеку от дома Астрид Линдрген. Это даже ближе, чем от СоФо.
Софи помогала нам укладывать вещи. Бритт широким жестом раздала или оставила в прежней квартире почти все. Она со вздохом призналась, что несколько устала от шведского минимализма и, хотя является сторонницей хай-тека, немного скучает по своей комнате в родительском доме. Я поняла, что это объявление о намерении превратить свою часть нового жилища в домик для Барби.
Так и произошло, любительница шведского дизайна на поверку оказалась блондинкой в законе. Я только вздыхала: хорошо, что Ларс не видит, у него даже в замке все исключительно просто и строго.
Но Ларсу не до изменений вкуса Бритт, у него дела посерьезней.
В Оксфорде не два семестра, как у нас, а три – осенний, зимний и весенний, и это притом, что сам учебный год короче. Но рождественские каникулы тоже есть, хотя весенний семестр начинается на неделю раньше, чем у меня.
Именно этот факт заставил Ларса улететь в Лондон через день после нашего переезда, чтобы появиться в Оксфорде до начала занятий и успеть оформить необходимые документы и согласовать темы лекций и их содержание с тем самым профессором и коллегами на факультете. Читать лекции по истории Древнего мира в Оксфорде!.. Это, конечно, шикарно для столь молодого человека, как Ларс. Если бы еще не было необходимости расставаться…
Конечно, Ларс мог оплатить и мое обучение в Оксфорде, но, во-первых, я этого категорически не могла допустить, достаточно приглашения в «Ф-12» и похода в Королевскую оперу, а у самой денег на такую учебу не хватило; во-вторых, зачисление в Оксфорд проходит в конце весны – начале лета; в-третьих, вдруг Ларсу придется читать лекции только в этом семестре, а потом окажется, что он должен вернуться в Стокгольм, что тогда делать мне?
Пришлось смириться с необходимостью видеть свою любовь раз в неделю. О том, что он будет прилетать не каждый уик-энд, я старалась не думать.
С другой стороны, если бы я все время жила под боком у Ларса, никакой учебы толком не получилось бы, все мои мысли были о нем. А сейчас не будут? Нет, я постараюсь учиться, мне же нужно догнать его в плане образования. Я буду посещать несколько курсов, чтобы как можно скорее набрать положенные для бакалавра 180 ЕСТS.
Вообще-то, 90 кредитов у меня уже были с прежних курсов. Мои кредиты по английскому и французскому не помешают, как и знание особенностей PR-компаний, но историю идей и сравнительную литературу придется начинать сначала… Ничего, я справлюсь, я тоже умная и учиться умею.
Последнюю ночь перед отъездом Ларса мы провели в квартире на Эстермальмсгатан, той самой, где когда-то была комната боли, а потом состоялся мой рождественский подарок Ларсу, и где я забыла коробочку с кольцом для помолвки под елкой.
Елки нет, коробочки тоже. Что это означает, будет ли она вообще?
Думать об этом не хочется, Ларс завтра улетает – вот доминирующая мысль.
Надо ли объяснять, во что превратилась эта ночь?
Сначала церемония раздевания. Его глаза, не отрываясь, смотрят в мои, а пальцы медленно-медленно расстегивают одну пуговичку рубашки за другой… Обнаружив, что я без бюстгальтера, Ларс чуть улыбается:
– О… запомнила.
Я глубоко вздыхаю, чтобы взять себя в руки, и берусь за его рубашку так же пуговичка за пуговичкой. Ноздри его носа дрожат от возбуждения. Ларс позволяет снять с него рубашку, но потом берется за меня. И снова «О…», потому что я заменила небольшие вставки в сосках на колечки. Тоже небольшие, но все равно заметные. Может, стоило вставить те самые щиты с мечами?
Я не могу долго размышлять о своем просчете, потому что Ларс принимается за мою грудь. И снова я, как в самый первый раз там, в замке, стою, припертая к стенке с руками в неснятых полностью рукавах, заведенными за спину, и пытаюсь не грохнуться в обморок от избытка чувств, вызванных его губами, хозяйничающими над моей грудью. Это далеко не первая наша ночь, но каждая словно впервые. Восторг!
– Ларс…
– Да, дорогая?
Все, как тогда. Но тогда он меня отпустил, испугавшись сам себя, а теперь волшебство продолжается.
За грудью следуют губы. Я не знаю, сколько времени мы целуемся, время до утра у нас еще имеется. Но тратить его на поцелуи в душе…
Освободив руки от рукавов, я берусь за молнию джинсов Ларса.
В ответ Ларс берется за мою. Горячие губы шепчут на ухо:
– Ты научилась давать понять, что хочешь меня? Молодец.
Я готова орать, что хочу, но рот снова закрыт поцелуем.
Мы освободили друг дружку от брюк довольно ловко. Когда Ларс повернулся, я впервые заметила на его боку шрам.
– Что это?
– Это давнишнее, с детства. Если бы ты меня не боялась, то давно заметила бы.
Потом Ларс несет меня в бывшую комнату боли, чтобы поваляться на кожаном монстре. Что мы и делаем на расстеленном полотенце, моем, между прочим.
Голос змия-искусителя интересуется:
– Ты не находишь, что сюда стоит кое-что вернуть?
– Угу… – я счастливо и почти сонно улыбаюсь.
– Эй, не спать! У меня еще большая программа.
Сообщение о программе прогоняет мой сон моментально, глаза сами собой распахиваются. Ларс хохочет:
– Я же говорил, что развратница! Сексом запахло, сразу проснулась. Может, я имел в виду игру на рояле? Не-ет… Сейчас ты у меня будешь стонать и кричать так, что сбежится весь дом. Заподозрив, что я тебя пытаю, вызовут полицию, а тут ты – обнаженная и распятая…
– Ларс…
– Затянула знакомую песню. Я очень хочу внимательно изучить твое тело, чтобы запомнить получше.
Я смущенно бормочу что-то вроде «зачем?». В ответ получаю:
– Чтобы вгонять тебя в краску звонками из Оксфорда. Да, я такой… Позвоню в самый неподходящий момент, когда ты будешь на лекции, и начну рассказывать, что я с тобой делаю…
– Нет!
– Угу. Например… Кстати, запоминай, когда я буду повторять это по телефону, будешь представлять.
Я уже догадываюсь, что мне предстоит, потому краснею. Он смеется:
– Покрасней, покрасней. И это тоже стоит запомнить. Итак… перевернем тебя на живот… разложим руки в разные стороны… ты запоминаешь ощущения?
Да, я уже кручусь ужом от испытываемого возбуждения, потому что он действительно раскладывает мои руки и прикрепляет к оставшимся кольцам подиума. Зря я думала, что комната боли исчезла, убраны только самые явные инструменты для жесткого БДСМ, пожалуй, того, что осталось, хватит для занятий отнюдь не ванильным сексом. Кольца у подиума тому пример.
Вот хитрец! Но я совсем не против, наоборот, жажду продолжения.
Оно не заставляет себя ждать.
– Так… ноги пока закреплять не будем, у нас все впереди. Сначала массаж. Ты любишь, когда тебя массируют…
Я не успеваю промурлыкать «да», как получаю продолжение:
– …флоггером?
– Ларс?!
– Да, дорогая. Флоггер будет обязательно. Тебе завтра на занятия не идти, сидеть не обязательно, потому выпорю я тебя покрепче. Но, кроме того, – он наклоняется к моему уху и сообщает почти по секрету, хотя от кого здесь секретничать, – натолкаю вагинальных шариков и вставлю плаг. Хочу, уехав, знать, что у тебя все везде занято.
– И кто из нас развратник?
– Оба. Только я этого не скрываю. И хочу, чтобы ты от меня тоже не скрывала. Ты хочешь плаг?
– Я боюсь.
– Но хочешь? Сейчас вставим.
Лубриканта он не пожалел, плаг входит легко, но стоит Ларсу его чуть пошевелить, как я буквально взвываю.
– Что?
– Ни-че-го…
– Значит, приятно, – смеется Ларс и снова шевелит плаг.
– Ларс, перестань, я же сейчас кончу!
– Посмотрим…
Он добивается того, чтобы я кончила.
– Вот, так-то лучше. Теперь, когда я по телефону скажу кодовое слово «плаг», ты в красках себе представишь вот это движение, – он снова шевелит плаг, – и постараешься кончить, да?
– И ты будешь произносить это слово, когда я на занятиях?
– Нет, дорогая, я не такой садист, мы будем беседовать каждый вечер перед сном. Я хочу, чтобы ты получала удовольствие от наших разговоров. Договорились?
Я шепчу:
– Да…
– Молодец. Теперь руки освободим. Пока. А вот глазки завяжем…
– Зачем?
– Чтобы ты не отвлекалась. Ты же хотела быть распятой? Иди сюда.
Он подводит меня к стене и действительно закрепляет сначала руки, потом ноги врозь, впрочем, ноги на длинных цепочках, позволяющих поставить ступни на ширину плеч.
– Постоишь так у меня часик. Кляп пока вставлять не буду, а вот это, пожалуй.
– Что это?
– Сейчас почувствуешь.
В мое влагалище один за другим ныряют вагинальные шарики. Они явно металлические, потому что тяжелые и норовят вывалиться, ноги-то врозь. Я невольно сжимаю мышцы влагалища. Почувствовав это, Ларс довольно смеется:
– Что и требовалось. Не урони. Уронишь – в наказание выпорю.
– А не уроню?
– Все равно выпорю. В качестве поощрения. Ну и как?
– Я долго не выдержу.
– Терпи, – советует Ларс.
Я пытаюсь крутиться, насколько позволяют привязанные руки и ноги, и чувствую, как шарики ходуном ходят внутри. Даже дыхание сбивается.
А мой «мучитель» в это время принимается что-то делать с колечками в груди.
– Что это?
– Колокольчики. Шарики, плаг, колокольчики и флоггер. Что еще нужно для полноценного оргазма?
– Лучше ты сам.
Он замирает, потом тихонько смеется:
– Согласен и совсем не против, но все равно пока постой. Кляп для полноты ощущений?
Неожиданно для себя я соглашаюсь.
Он уходит в комнату, что-то там готовя, а я остаюсь стоять с завязанными глазами, кляпом во рту, руками и ногами, привязанными в стороны, и плагом в… сжимая все мышцы, какие есть, чтобы удержать внутри себя шарики. Заканчивается все бурным оргазмом, противиться которому я просто не в состоянии. Колокольчики сообщают об этом своим звоном.
Вернувшийся Ларс смеется:
– Знаешь, о чем я мечтаю? – Он освобождает мои руки и ноги, развязывает глаза, вынимает кляп. – Вывести тебя под платьем голую и с вот такими игрушками в людное место и там тайком потеребить.
– Садист!
– Накажу. – Ларс помогает мне надеть свою рубашку, но застегнуть не позволяет. Рубашка едва прикрывает мои бедра, но это все же одежда. Я благодарна за понимание. – Обувайся.
Босоножки на высоченном каблуке те самые, в которых он меня расписывал. Надо же, какой предусмотрительный… Но чтобы их обуть, вернее, застегнуть, нужно либо наклониться, либо поднять ногу, и то, и другое чревато, а Ларс с интересом наблюдет, как я выйду из положения. Я нахожу выход: засовываю ногу в босоножку и прошу:
– Застегни, пожалуйста.
В его глазах лукавство, Ларс присаживается на подиум и хлопает себя по коленке:
– Поставь сюда ножку, застегну.
Поворачиваюсь к нему боком и ногу ставлю. Но змей-искуситель, застегнув ремешок, медленно-медленно проводит пальцами по ноге от щиколотки до самого бедра. В глазах при этом черт-те что. Рука добирается до ягодиц, легонько гладит, словно нечаянно задевает плаг… Я едва сдерживаюсь, чтобы не взвиться от этого ласково-обольстительного прикосновения.
– Сейчас эта девочка получит флоггером… Давай вторую ногу. Давай-давай, нечего прикидываться скромницей, знаю я твои мысли.
– Ну, скажи, – я отчаянно храбрюсь.
– Ты хочешь быть выпоротой. Что, не так?
Вообще-то, хочу, но еще больше я хочу другого.
– Пойдем. У меня есть кое-что получше…
Я не уловила, когда он успел сбросить полотенце, но замене шариков на самого Ларса рада. Возбужденное до предела тело реагирует бурно, я рада, что во рту кляп, иначе соседи действительно потеряли бы сон, но скорее от зависти, чем от ужаса. Мышцы, столько времени державшие своим усилием шарики, расслабляются и снова сжимаются, словно боясь упустить то, что попало внутрь, с сумасшедшей силой и скоростью. Вау!
Я почти теряю сознание от затопившей волны, только кляп во рту не позволяет кричать:
– Еще! Еще! Еще! Да-а-а!!!
Колокольчики в моей груди выплясывают сумасшедший танец радости.
И все-таки чуть позже Ларс меня порет. Я жду эту боль, эти обжигающие прикосновения флоггера, хочу ее, жажду, как избавление от чего-то.
К утру я не способна уже ни на что, засыпаю, кажется, не добравшись до постели. Ларс тихонько смеется:
– Получила все сполна?
– Я тебя люблю. Не уезжай.
– Нет, каждую ночь так нельзя. Через неделю повторим с вариациями.
Утром Ларс будит меня поцелуем.
– Ты уже встал? Я сейчас…
– Не вставай, еще очень рано.
– Я провожу тебя.
– Нет, иначе я не улечу. Я просто хочу посмотреть, как там.
Там – это пострадавшие места. Но они в нормальном состоянии, флоггер не кнут, даже сидеть смогу.
Ларс переворачивает меня на живот, убеждается, что все нормально и возвращает на спину. Я пытаюсь натянуть на себя одеяло, что вызывает смех.
– Шарики, – в его руках новая пара металлических шариков. – Давай вставлю.
– Я сама, – пытаюсь я улизнуть.
– Что?!
– Ларс, но как я буду с ними ходить?
– Учись.
Он добивается своего, когда за Ларсом закрывается дверь, внутри меня шарики и плаг, губы опухли, а сил нет ни на что.
Ларс звонит из аэропорта:
– Ты как? Я позвоню из Хитроу.
Когда он действительно звонит из Хитроу, я все еще в сонном состоянии.
– Как ты можешь не только держаться на ногах, но ходить, Ларс?
– Я крепкий. А ты хотела, чтобы я остался…
– И сейчас хочу. Я люблю тебя.
– Повтори.
– Я люблю тебя.
– А чуть иначе можешь?
Я понимаю, о чем он, и шепчу, словно меня могут подслушать:
– Ларс, я хочу тебя.
– Еще?
– Когда ты прилетишь?
– Скоро. Досыпай.
– Скажи, что ты меня любишь.
– Люблю.
– И хочешь.
– Хочу.
– Вредный, не сказал, кого любишь и хочешь.
– Тебя. Отдыхай.
Немного погодя звонит Бритт:
– Ты жива?
– Да-а…
Мой довольный тон не оставляет сомнений в том, как прошла ночь, потому этот вопрос подруга не задает, но интересуется:
– Ты скоро приедешь-то?
Понимаю, что ей страшно хочется услышать подробности, но не представляю, как я буду идти, вообще двигаться с шариками внутри. Попытка пройтись до ванной привела едва ли ни к новому оргазму, они шевелятся внутри, как живые, от этого и мышцы ходят ходуном тоже.
Я вдруг соображаю, что Бритт ни разу не была в этой квартире, и предлагаю:
– А приезжай лучше ты. Кое-что покажу…
– Кольцо?
Она думает, что все мои мысли только об обручении или свадьбе? Нет, и без свадьбы можно получить неземное удовольствие.
– М-м-м… не совсем.
Конечно, Бритт любопытно, конечно, она примчалась немедленно, конечно, была потрясена…
В квартиру подруга вошла осторожно, буквально заглядывая за каждый угол, словно ее могли схватить и потащить на порку.
– Проходи, здесь никого нет, только я.
– Вау! – Этот возглас раздавался следующие пару часов то и дело, пока я не заткнула рот подруги кляпом (по ее просьбе).
Она изъявила желание собственными глазами увидеть все: распятие, наручники, флоггер, кляпы, даже плаги и шарики. А потом не только увидеть, но и попробовать на себе:
– Линн, ты обещала отвести меня к Николасу, чтобы и мне сделали пирсинг сосков.
– Зачем тебе?
На глазах едва не слезы:
– Тебе нужно, а мне нет?
Пришлось звонить мастеру тату Николасу и договариваться о встрече.
– Что-то случилось, Линн? Проблемы?
Я невольно рассмеялась:
– Нет, моей подруге так понравилось, что жаждет и себе такие игрушки.
Бритт жаждала не только игрушки в грудь, она не могла не попробовать наручники и распятие, причем в обнаженном виде. Закрепив ее, я вдруг поняла, что видит Ларс со стороны. Ой-ой…
И плаг мы вставили, и даже шарики. Из-за последних Бритт выпала из реальности на приличное время, она пыталась сделать шаг, взвизгивала и садилась, снова вставала и тут же ставила ноги крестиком:
– Линн, это невозможно! Их нереально удержать внутри!
– А я держала. Держи и ты.
Закончилось все бодреньким заявлением:
– Мужчины придурки!
– Это еще почему?
– Да если бы они дарили женщинам хотя бы десятую долю вот такого, из нас всех можно было бы вить веревки!
– Ну, в общем, ты права…
Бритт даже пригорюнилась:
– Где я себе найду такого, как Ларс? Необязательно красивого и богатого, но… сексуального.
Я только развела руками:
– Прости, дорогая, но ни уступить, ни поделиться не могу.
Мы посмотрели друг на дружку и расхохотались.
Долго страдать Бритт просто не способна, если она не в депрессии, то через пару минут после появления проблемы начинает действовать. Думаю, попав в тюрьму (тьфу, тьфу!), она уже через четверть часа сделала бы подкоп и немного погодя махала охранникам ручкой по ту сторону забора.
Назначив день для тату, Бритт занялась другим.
Я готовила нам ужин, когда дверь распахнулась и с порога раздалось:
– Я нашла!
– Анну-Паулу?! – ахнула я.
Бритт на мгновение замерла в недоумении.
– Не-ет… какую Анну-Паулу?.. Нет, совсем другое!
Куда это она так торопится? Одна рука разматывала шарф, вторая расстегивала куртку, а ноги уже перетаптывались, сбрасывая кроссовки. Сумка полетела в сторону так, словно Бритт пропускала какой-нибудь любимый сериал.