Религия и экономика. Труд, собственность, богатство Коваль Татьяна

Часто конфуцианство считают религией. Однако Конфуций не был религиозным мыслителем. Он вообще избегал разговоров о богах, хотя и почитал их. Главный интерес для него представляла мораль и социально-политические идеалы. Но по своему всеохватывающему воздействию на многие поколения китайцев учение Конфуция не уступало ни одной религии. На протяжении более двух тысячелетий оно формировало образ жизни народа и систему государственного управления. Причем в конфуцианстве не было ничего похожего на институт церкви, и не жрец, не священник, а чиновник занимался религиозными ритуалами, выполняя их наряду со своими основными бюрократическими функциями. Если божество, которому приносились жертвы, не внимало просьбам верующих (послать дождь, обеспечить хороший урожай и т. д.), претензии письменно излагались и направлялись в уездную администрацию, где должны были разобраться с «безобразным поведением» божества.

В отличие от великих пророков – Заратустры, Моисея или Мухаммада, – которые передавали Слово Божие, Конфуций говорил лично от себя, всячески подчеркивая, что он не создает ничего принципиально нового, а лишь передает древнюю мудрость. «Стремление опираться на древние традиции и тем самым воздействовать на современников в желаемом направлении знакомо истории всех обществ, это своего рода общесоциологическая закономерность. Однако особенностью конфуцианства было то, что в его рамках это естественное стремление было гипертрофировано и со временем превратилось чуть ли не в самоцель. Пиетет перед идеализированной древностью, когда правители отличались мудростью и умением, чиновники были бескорыстны и преданны, а народ благоденствовал, через несколько веков после смерти философа стал основным и постоянно действовавшим импульсом общественной жизни Китая», – отмечает Л.С. Васильев[91].

Конечно, в реальности учение Конфуция было во многом новаторским. Принципиально новым можно считать, в частности, глубоко уважительное отношение ко всякому труду. По оценке Л.С. Переломова, «…именно от Конфуция идет уважительность к трудовой этике – характерная черта населения всего конфуцианского культурного региона»[92].

Показательно, что «священное писание» конфуцианцев – книга «Луньюй» («Суждения и беседы»), которая была составлена учениками Конфуция как сборник его изречений, как раз и начинается с фразы о радости, связанной с трудом. Существует множество ее интерпретаций. Согласно одной из них, подлинной можно считать ту радость, которая возникает в результате претворения знаний на практике. Другими словами, добившийся успеха человек, став профессионалом, получает удовлетворение от своей работы, которая делается для него призванием и жизненной необходимостью. Так и современные китайские предприниматели «…любят подчеркивать, что истинная мера жизненного счастья – это работа, которая одновременно приносит доход и моральное удовлетворение. Очевидным фактом является то, что китаец умеет находить интерес в любой работе и потому прилежно ее выполняет»[93].

Как раньше, так и теперь последователи Конфуция должны были не только распространять его учение, но также подавать личный пример благочестивой и добродетельной жизни, прежде всего трудолюбия.

Ученик спросил, что значит быть примером, и учитель сказал: «Никогда не лениться» (Луньюй. XIII. 1).

С одной стороны, в конфуцианских трактатах можно найти немало примеров, свидетельствующих об огромном уважении к труду как таковому, в том числе сельских тружеников, простых ремесленников и торговцев. С другой стороны, эти занятия простолюдинов не достойны «благородного мужа» (цзюнь-цзы). Ему подобает интеллектуальный труд, работа по управлению государством, а в свободное время – творчество (живопись, поэзия), разного рода увлечения, связанные с красотой: разведение редких цветов или рыбок.

Важно заметить, что теоретически каждый мог стать «благородным мужем» и подняться из низов до самых высших позиций на социальной лестнице. Для этого нужно было обладать определенным уровнем гуманитарных знаний. На обучение уходили многие годы упорного труда и немалые средства, но в Китае все считали своим долгом помочь способному бедному родственнику, тем более что его карьера сулила немалые выгоды. Если такому бедняку удавалось сдать экзамен на первую, затем вторую и наконец на высшую – третью – степень учености, то он мог быть назначен на самые высшие посты в системе государственной администрации. Но даже низшая – первая – степень давала значительные привилегии и позволяла жить в довольстве. «Слой грамотеев-интеллектуалов, сосредоточивших в своих руках монополию на знание, образование и управление, занял в Китае место, которое в других обществах занимали дворянство, духовенство и бюрократия вместе взятые»[94].

Согласно Конфуцию, благородный человек (цзюнь-цзы) должен быть добродетельным и ориентироваться на чувство долга. В юности он должен избегать страсти к роскоши, в зрелости – ссор, в том числе из-за собственности, а в старости – скряжничества. Истинный цзюнь-цзы безразличен к материальным благам и богатству, но весь устремлен на служение высоким идеалам и поиску истины.

Благородного мужа заботит обретение Дао-Пути и не заботит бедность (Луньюй. XV. 32).

По Конфуцию, все люди от природы наделены необходимыми нравственными качествами. К ним относятся: Человечность (Жэнь), Справедливость (И), Следование ритуалу (Ли), Мудрость (Чжи), Искренность (Синь). Идея врожденных пяти качеств образует своего рода «каркас» структуры личной морали и принципы правильного саморазвития человека. Если же человек никак не проявляет эти добрые качества, то он ничем не отличается от зверя.

Конечно, на вершине власти может оказаться подобный такому зверю «низкий человек» (сяожень). Но каким бы богатым и знатным он ни был, все равно он останется ничтожеством, мысли которого низменны. Главное в его жизни – самоутверждение, личная выгода и богатство.

Благородный муж думает только о справедливости, низкий человек – только о выгоде (Луньюй. IV. 6).

Можно найти высказывания Конфуция, которые на первый взгляд могут показаться апологетикой бедности.

Учитель сказал: «О, как мудр Хуэй! Он довольствуется одной чашкой риса и утоляет жажду ковшом из тыквенной коры, живет в ветхой лачуге. Другие не вынесли бы таких лишений, а он всегда доволен. О, как мудр Хуэй» (Луньюй. VI. 11).

Однако Конфуций вовсе не считал идеалом общество бедняков, равных в своей нищете. Он желал, чтобы народ был богатым как в материальном, так и духовно-нравственном отношении. Но перспектива материального благополучия в ущерб нравственности пугала его.

Здесь возникает вопрос: что нужно делать в первую очередь? Воспитывать народ или поднимать его благосостояние? Конфуций считал, что, нужно сначала поднять благосостояние, а затем культурный и нравственный уровень. Точнее, правитель должен обеспечить народу благоприятные условия для интенсивного труда, а труд – самое лучшее средство самовоспитания людей.

Интересна идея Конфуция о том, что в одних обстоятельствах стыдно быть богатым, а в других – стыдно быть бедным. Критерий здесь определяется следованием или не следованием всего общества (государства) в тот или иной исторический момент велениям Дао.

Если страна следует Дао, стыдно быть бедным и не в чести. Если страна не следует Дао, стыдно быть богатым и в чести (Луньюй. VIII. 13).

Другими словами, если в обществе царит нравственный порядок, то бедность есть следствие лени, неумения, невежества. Такой бедняк – «неуч». Если же в обществе расшатаны нравственные устои, то богатство, скорее всего, будет связано с обманом, грабежом, насилием и другими пороками. Такой богач – «ничтожество».

В идеальном обществе каждый должен соответствовать своему социальному и профессиональному положению не только внешне, но и внутренне.

Государь должен быть государем, чиновник чиновником, отец отцом, сын сыном (Луньюй. XII. 11).

Каждый должен знать свое место в обществе и вести себя в соответствии с этим. «Ремесленники совершенствуют свое мастерство там, где работают; благородный муж постигает свой Дао-Путь через учебу» (Луньюй. XIX. 7). Положение человека в социальной иерархии приравнивалось к его «врожденному уделу». Каждое сословие призвано выполнять определенную функцию, добросовестно выполнять свои обязанности и не вмешиваться в то, что выше их разумения. Поэтому мысли добропорядочного человека «…не выходят за пределы занимаемого им положения» (Луньюй. XV. 28).

Конфуцианская традиция воспитала в китайцах «…незыблемое уважение к иерархии, которая воспринимается как внешнее проявление иерархии духовных и нравственных состояний. Власть в Китае вообще не отделялась от авторитета, мудрости и личной добродетели» и «…предстает воплощением морального вселенского порядка» – отмечает В.В. Малявин[95]. Согласно представлению об этом порядке, высшие слои должны проявлять максимум заботы о низших. Богатые и знатные обязаны обуздывать свою гордыню и не кичиться богатством. Для «…благородного мужа…нет ни малых, ни больших. Он ни к кому не относится с пренебрежением. Разве это не значит иметь в себе все, но не знать при этом гордыни?» (Луньюй. XX. 1)

Конфуций и его последователи исходили из того, что «сильно лишь общество, находящееся в гармоническом состоянии, для достижения которого необходимо равномерное распределение материальных благ»[96]. Для мудрого правителя за бедствие почитается не то, что в государстве мало богатства, а то, что оно распределено неравномерно. «Когда богатства распределены равномерно, то не будет бедности» (Луньюй. XVI. 1).

Образ идеальной страны, в которой нет корысти и жадности, но все люди по-братски любят друг друга, вдохновлял конфуцианцев на создание утопических трактатов. Житель такой страны говорил: «Мы одежду, еду, питье, скот, шелк и конопляную пряжу не храним отдельно для себя. Все это принадлежит всем в равной мере, поэтому мы и можем жить вместе»[97]. Чтобы войти в такую потаенную страну, нужно было раздать все имущество и привыкнуть к простому образу жизни, довольствуясь необходимым, но достаточным. Отметим, что этот идеал скромного достатка можно считать одним из наиболее распространенных и во многих других этических учениях.

В этом контексте важно обратить внимание на идеал среднезажиточного общества (сяокан). Это понятие восходит к древней книге Шицзин (Книга песен и стихов), составление которой приписывается Конфуцию. Конфуцианские мыслители использовали его для обозначения идеального, упорядоченного общества, на высшем этапе развития которого наступает эра Датун (Великого Единения), своего рода рая на земле.

С середины XX в. конфуцианский канон начал успешно использоваться для экономической модернизации Тайваня. Сначала было введено изучение и заучивание «Четверокнижия» Конфуция, затем возрождена система госэкзаменов для госслужащих и «народное конфуцианство». Как говорили идеологи этой системы, главный смысл учения Конфуция, который следует возродить, заключается в том, чтобы «ценить человека и одновременно с этим ценить добродетель». Это противопоставлялось, с одной стороны, коммунистической концепции «ценить материю и пренебрегать человеком», а с другой стороны – капиталистическому принципу «ценить богатство и пренебрегать моралью». Из этого делался вывод, что «только китайская культура по-прежнему способна по-настоящему заботиться о счастье и мире для человечества и ввести его в эру Датун»[98].

В настоящее время в КНР концепция сяокан играет большую роль в идейно-политической жизни. Взят курс на построение «социализма с китайской спецификой», а главная цель видится в «полном построении среднезажиточного общества к 100-летию КПК (2021 г.)». Важнейшим же средством стало вновь считаться учение Конфуция, которое во времена «культурной революции» называлось не иначе как «мораль людоедов». Теперь, как считают идеологи партии, оно органически вписывается в современную жизнь страны. По мнению руководства современного Китая, единственным средством сохранения китайской цивилизации в эпоху глобализации и распространение американских ценностей является воспитание молодежи на традиционных конфуцианских канонах.

Также и многие западные ученые с 80-х годов XX в. стали говорить о конфуцианской традиции как главной причине экономического взлета стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. Особое внимание обращалось на тип поведения, для которого характерны такие черты, как личное усердие, упорство, уважение к статусу, бережливость, скромность, исполнительность. С 1990-х годов даже появился термин «конфуцианский капитализм», под которым понимается социально-экономическая система, ориентирующаяся на семью как базовую экономическую единицу, государство же берет на себя заботу о благополучии среднего класса и достижении «всеобщего благоденствия».

По оценке отечественных специалистов, как например Л.С. Васильева, «…социальная дисциплина в сочетании с умением в случае нужды довольствоваться малым и не роптать; трудолюбие и любовь к знаниям, к постижению нового и умению использовать это новое во имя упрочения устоявшегося старого; постоянный импульс к самоусовершенствованию и соревновательности в стремлении занять более высокое по сравнению с другими положение; крепость социально-семейных связей, перерастающая в прочность связей деловых в современном мире, да и многое другое активно способствовали тому феномену, который проявил себя сперва в начале века (феномен Японии), а затем в послевоенное время, когда конфуциански ориентированные страны Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии стали одна за другой поражать мир своими успехами»[99]. Очевидно, что потенциал конфуцианского типа «экономического» человека далеко не исчерпан. Однако вряд ли можно считать, что только культурное наследие Конфуция и определяет развитие экономики Китая. Тем более несостоятельны попытки поставить знак равенства между конфуцианской мудростью, жизненным успехом и обогащением.

Глава 4

Духовно-религиозные учения Индии

Духовно-религиозные учения Индии многочисленны и разнообразны. Остановимся лишь на некоторых, наиболее значимых: индуизме, джайнизме и буддизме. Каждая из этих религий обладает большим своеобразием, имеет богатую историю, а также свои взгляды на хозяйственно-экономическую деятельность. Вместе с тем для них, как и многих других индийских учений, характерны некоторые общие черты. Прежде всего, постоянное напоминание о бренности всего сущего и отношение к жизни как страданию. Это накладывает глубокий отпечаток на отношение ко всем земным делам и заботам, хозяйственно-экономической деятельности, собственности и богатству.

В буддизме отрицание материального мира и жизни достигает логического завершения. Будда (563–483 до н. э.) говорил, что «люди несчастны просто потому, что они живы»[100]. При этом ни одно из индийских учений не вселяет чувство безысходности. Как отмечал М. Элиаде: «Вера в то, что есть средство обрести свободу, – вера, общая для всех философских и мистических течений Индии, не дает развиться отчаянию и пессимизму: бытие действительно полно превратностей, но если человек узнал пути освобождения от них, он сумеет прекратить страдание»[101].

Какие бы именно пути освобождения ни предлагали многочисленные духовные школы и направления, все они считали, что для вступления на путь духовного совершенствования нужно предварительно освободиться от мирской суеты и привязанности к материальному. Не внешняя, но внутренняя деятельность, направленная на «просветление» или «пробуждение» сознания, ставилась высшей целью. «Атманам виддхи» – «познай самого себя» – учили индийские мудрецы. Такая интровертность «…оказала огромное влияние на психологию и социальное поведение индийцев, склонных интересоваться туманными абстракциями и погружаться в глубокий самоанализ и в то же время слабо затронутых, в отличие, например, от китайцев, проблемами социальной этики и политики», – отмечает Л.С. Васильев[102].

Однако нельзя сказать, что индийская мысль полностью игнорировала вопросы, связанные с хозяйственно-экономической сферой. Просто она делала это по-своему, связывая этические принципы и социальные установления с главной религиозной задачей – освобождением от «сансары», бесконечных перерождений. Кроме того, вопросы индивидуальной этики занимают во всех учениях важнейшее место. Любая система йоги, например, начинается с пяти предписаний: не убивать (ахимса); не красть (астейя); не лгать (сатья); не прелюбодействовать (брахмачарья) и не быть жадным (апаригракха). Как видим, два из этих пяти предписаний непосредственно относятся к проблеме материальных благ.

Рассмотрим основные подходы к социально-экономической этике индуизма, джайнизма и буддизма.

§ 1. Индуизм

Индуизм – исконно индийская религия, ее исповедуют более 80 % индийцев. Сейчас это третья по числу последователей религия в мире (после христианства и ислама), приверженцы которой составляют около 1 млрд чел.[103]

При этом индуизм не имеет единой доктрины и даже общепринятого пантеона богов. Он крайне разнообразен и многолик. По своей сути то, что называется индуизмом, представляет собой не единую религию, а конгломерат идей и религиозных представлений, которые в каждом районе, местечке, деревне обладают своей спецификой. При этом нужно учитывать, что Индия – самая многонациональная страна мира, в которой насчитывается несколько сотен наций, народностей, стоящих на различной ступени социально-экономического развития, а также сотни племенных групп. Многие из них до сих пор сохраняют архаические верования и культы.

По справедливой оценке М.Ф. Альбедиль: «За несколько тысячелетий своей истории индуизм сложился как синтез социальной организации, религиозно-философской доктрины и теологических воззрений. Он пронизывает все сферы жизни своего приверженца: мировоззренческую, социальную, юридическую, поведенческую и т. д., вплоть до глубоко интимных сфер жизни. В этом смысле индуизм является не только и не столько религией, сколько образом жизни и целостным поведенческим стандартом»[104].

Если взглянуть на историю индуизма с точки зрения его отношения к материальным благам, то можно увидеть, что самый древний период, который соответствует религии Вед, принципиально отличается от всех последующих. Причем перелом происходит в X–VII в. до н. э., когда были созданы тексты брахманов и Упанишад, на которые опирается вся последующая традиция индуизма. Многие религиозные идеи, сформулированные в то время, сохраняют свое значение и сегодня.

Индийцы называют индуизм санатана-дхармой, т. е. вечной религией, или вечным законом. Не только потому, что его священные тексты, по убеждению верующих, существовали предвечно, но и потому, что корни этой религии уходят в седую древность. Возможно, что некоторые элементы, связанные с поклонением священным животным и деревьям, богине-матери, а также практика ритуального омовения и некоторые другие были унаследованы от загадочных цивилизаций Мохенджо-Даро и Хараппы, расцвет которых приходится на III тыс. до н. э. Затем эти цивилизации погибли. Примерно в середине I тыс. до н. э. в Индостан стали проникать арийские племена, которые подчинили себе местное население. С арийского завоевания и начинается, собственно, древнейший период развития индуизма.

Древние арии изначально были единым народом, который в Ш-П тыс. до н. э. начал дробиться на группы. Одна из них двинулась в Западную Европу, другая устремилась на юг Европы и в Малую Азию. Третья группа раскололась на две ветви, одна из которых (индоарии) направилась в Индостан, другая (иранцы) ушла в сторону Иранского плоскогорья. Многие мифологические сюжеты, религиозные верования и священные тексты индийцев и иранцев очень близки.

Для всех потомков арийских племен[105], в том числе и тех, которые пришли в Индию, была характерна «трехсоставная» идеология[106], которая во многом определяла социальную этику. Что она собой представляет?

Сравнивая духовную культуру индоевропейских народов, французский ученый Ж. Дюмезиль пришел к выводу, что для всех было характерно разделение общества на три сословия, каждое из которых выполняло свою функцию. Жрецы были сосредоточены на духовно-религиозной практике, правители и воины – на управлении государством, а на плечи простого люда (земледельцев и ремесленников) ложились хозяйственно-экономические заботы. У древних ариев каждая из этих социальных групп соотносилась с определенным цветом и с одной из трех плоскостей Космоса: небом, пространством между небом и землей, которая называлась «антарикша», и землей. Каждой сфере покровительствовали определенные боги[107]. Такая система прослеживается уже в древнейших памятниках индийской религиозной мысли – Ведах[108] (что означает «священное знание»). По традиции тексты Вед заучивались наизусть, передавая от учителя к ученику путем устной декламации. В арийской традиции священным считался звук. Письменное оформление Вед началось в X в. до н. э., хотя многие гимны восходят к середине II тыс. до н. э., а может быть, и к еще более ранней эпохе.

Этот ранний этап развития индоарийской религии называют религией Вед, или ведической религией. Его отличает непосредственная радость жизни и желание жить в довольстве. Пост и воздержание были уделом немногих богов и героев и считались важнейшими средствами овладения сверхъестественными силами. Прошения к богам обычных людей были связаны с желанием разбогатеть. Многочисленные боги ведийского пантеона предстают как благодетели, дающие материальные или духовные блага. Расскажем только о наиболее важных из них.

К небесным богам относился прежде всего Варуна. В течение многих веков он занимал высшее место в пантеоне богов, считаясь Верховным богом и царем Вселенной. Он дал «…молоко коровам, ум сердцам, огонь водам, солнце небу, сому горам», – говорилось в Ригведе (РВ. V. 85:1–2). Он всевидящ и вездесущ. Варуна считался хранителем мирового порядка, в который входят, во-первых, космические законы и ритмы, во-вторых, порядок священнодействий, а в-третьих, нравственные принципы, по которым должно жить общество. Этот порядок назывался «рита» от слова rta – «соответствовать». (Впоследствии слово «рита» было заменено на слово с тем же значением – «дхарма».) Варуна сурово карал тех, кто преступил риту, нарушил нравственные законы. Вместе с тем он милостив к кающимся, если они от чистого сердца сожалеют о проступке и приносят ему жертву. Важно отметить, что в понятие греха включались не только ритуальные или внешние проступки, но и моральные прегрешения, как, например, ложь, прелюбодеяние, жадность.

Интересно, что по представлениям древних ариев, грех был некой субстанцией, которая, как зараза, могла передаваться от одного человека к другому. Поэтому грех можно было «смахнуть» на другое лицо. В результате ни в чем не повинный человек мог стать носителем греха, и, чтобы избавиться от него, нужно было прибегнуть к специальному заговору. Так, например, были заговоры против скупости, которая и «во сне преследует человека», мешая реализации его добрых замыслов и намерений. Подобно другим болезням, скупость сначала задабривали, принося в жертву зерна риса, затем восхваляли и в конце концов вежливо просили уйти (АВ. V. 7:1, 7) [109].

Среди богов антарикши – пространства между небом и землей – важнейшее место занимал воинственный Индра. Он считался первенцем Отца Неба и Матери Земли, который своим рождением разделил их. Поэтому он играет роль связующего звена между ними и следит за всем, что происходит в пространстве антарикши. Индра почитался как творец космической и биологической энергии, бог тепла и света, а также грома и молнии. Он посылает дожди и оплодотворяет землю. В образе Индры запечатлены силы, порождающие Вселенную, дающие изобилие природных благ. С ним связано представление о жизненном благоденствии и материальном процветании.

Вместе с тем Индра – гроза демонов, воинственный бог. Его еще называли Стогневным. Он может наслать ураганы и бури, разного рода стихийные бедствия. Индра – великий воитель, сокрушитель сил зла, воплощением которых был мифический змей Вритра. На помощь Индры надеются сражающиеся воины, прося у бога славных побед и богатой добычи. Борьба Индры со змеем Вритрой служила моделью для борьбы, которую арии вели со своими противниками.

Важно отметить, что и в этой воинственной ипостаси Индра является подателем материальных богатств тем воинам, кто «…желая коров, желая коней, желая добычи, зовут вдохновенные Индру для дружбы» (РВ. IV. 17:16).

В Ригведе говорилось:

Индра согнал вместе коров, согнал золото,

Согнал табуны коней, щедрый (бог), который (разграбил) многие (крепости),

Самый мужественный, с этими мужьями, его помощниками,

Раздаватель богатства, собиратель блага (PB: IV, 17, 11).

Другим богом, связующим небо и землю, был Агни – огонь. Он воспринимался посредником между людьми и богами, который смотрел за тем, чтобы пожертвования дошли до «адресата». Агни – триедин: он и покровитель каждой семьи (как огонь домашнего очага), и поедатель мертвых (погребальный костер), и вечно рождающийся каждый день (из загорающегося хвороста). Он всевещущ, поскольку связан с солнцем и молниями. Агни символизирует также свет просвещения и разум.

Как покровитель семьи и дома, Агни «заведовал» общим благополучием и материальным процветанием домохозяйства. «Он дает самые излюбленные блага» своим почитателям, и «…только те завоеватели далеко прославились своим богатством, кто приносил почитание Агни», – говорилось в Ригведе (РВ. IV. 8: 6).

Агни защищал дом как от демонов, так и от воров и грабителей. Показательно, что он награждал своих почитателей не только материальными, но и духовными благами. К ним относилась, например, такая добродетель, как щедрость: «О Агни! Награди ты нас щедростью, избавь от нещедрости!» (РВ. IV. 2:11).

Важнейшим древнеарийским богом земной сферы был Митра. Его культ был распространен как в Индии, так и в Иране, откуда он был позаимствован другими народами, в частности римлянами. Для нашей темы важно отметить, что Митра в паре с верховным богом небесной сферы Варуной являются правителями Вселенной, блюстителями космического и нравственного порядка. Они дают моральные предписания, обозревают мироздание, восходя на престол с восходом солнца. Причем, судя по ведийским гимнам, Митра, как бог Солнца, смотрит за всем, что происходит в мире днем, а Варуна – ночью. С течением времени богом Солнца стали считать Сурью, а Митра принял характер отвлеченного понятия правды и нравственной добродетели. В частности, он смотрел за соблюдением договоров, в том числе в торговых сделках.

Для того чтобы лучше понять хозяйственно-экономическую этику ведической эпохи, важно обратить внимание на одну из вед – Атхарваведу. Главное внимание в ней уделялось благополучию дома и семьи. Поэтому чаще всего тексты Атхарваведы обращены к покровителю домашнего очага – Агни. Характерно, что и многие другие боги Атхарваведы, как огонь – Агни, не антропоморфны. Некоторые из них воплощают в себе абстрактные понятия, связанные с земным благополучием. Это, например, Дхатар (Устроитель), Видхатар (Наделитель), Праджапати (Господин потомства), а также Брахман – Высший принцип, лежащий в основе мироздания и проявляющийся во всей Вселенной.

Важно отметить, что религия древних Вед была насквозь проникнута магией, и одни и те же тексты могли использоваться как в собственно религиозных целях, связанных с поклонением богам, так и в магических целях. Так, например, обычно в индуизме Индра является богом грозы и войны. Таким он предстает в древнейшей из всех Вед – Ригведе. Однако Атхарваведа, переосмысляя функции многих богов, восхваляет его и как подателя материальных благ:

Жертвователю и воспевающему Индра полезен.

Он ведь еще дает в придачу, своего не похищает.

Все больше и больше наращивая его богатство,

Он устраивает жизнь почитателя богов (АВ. IV. 21:2)[110].

Более того, в Атхарваведе Индре приписывается ранее не свойственная ему функция великого торговца, причем его восхваление незаметно переходит в заклинание, которому этот могущественный бог якобы должен был подчиниться. Таким, например, было заклинание на удачную торговлю.

То богатство, которым я веду торговлю,

Ища, о боги, богатством богатства,

Да вложит в него Индра удовольствие для меня (АВ. III. 15:6)[111].

Часто в этих заговорах встречаются призывы не к одному богу, а к целому списку богов, причем их первоначальная «специализация», так же как у Индры, игнорируется. Имея в виду, что у конкурента тоже могут быть боги-заступники, заклинатель просит своих богов перебороть их. «О Агни, с помощью жертвы, удержи богов того, кто уменьшает доход!» (АВ. III. 15:5)[112].

Характерны такие заговоры на приобретение богатства: «Пусть стану я пупом богатств!» (АВ. XVI. 4); «Те не иссякающие источники рек, что стекаются вместе, – всеми этими стечениями мы заставляем стекаться ко мне богатство» (АВ. I. 15); «Что завоевано – наше, что прорвалось – наше. Я наступил на всех сопротивляющихся, на скупцов» (АВ. XVI. 9).

Таким образом, в древнейший период развития индуизма мы ясно видим стремление верующих к материальному преуспеянию и благополучию. Этому посвящены и молитвы к разным богам, и магические заговоры.

* * *

Следующий этап в развитии социально-экономической этики индуизма и его отношения к материальным благам связан с эпохой брахманизма (X–VII вв. до н. э.)[113] и последующей за ней эпохой Упанишад[114] (с VI в. до н. э.). На их основе развивалась вся последующая система религиозных и этических представлений индуизма, во многом сохраняющаяся до сих пор.

С эпохи брахманизма меняется пантеон индуистских богов. На первые роли выдвигаются некоторые второстепенные боги старого пантеона, появляется и целый ряд новых богов. Важнейшими богами становятся трое (Тримурти) – Брахма, Шива и Вишну. Иногда они воспринимаются как различные проявления единого бога. Но чаще всего индийцы поклоняются либо Шиве, либо Вишну. Особенность Вишну в том, что он имеет множество воплощений – аватар. Из них основных – десять. В первых четырех он выступает в облике животных, в пятом – в виде карлика-великана. Остальные пять известных аватар Вишну – Парашурама (прославившийся своими подвигами воин), Рама, Кришна, Будда и мессия Калка, приход которого еще ожидается. (Естественно, что буддисты категорически против такого понимания Будды.) Поклонение Кришне превратилось в особое направление индуизма – кришнаизм.

В это время сформировались те основы социально-экономической и трудовой этики и то отношение к собственности и богатству, которые во многом определяют своеобразие индуизма, сохраняясь в веках. Они не утратили своего значения и по сей день. Важно обратить внимание на три наиболее важные концепции.

1. Концепция «ашрама дхармы». Жизнь человека должна делиться на четыре основных периода, или, точнее, стадии духовно-нравственного совершенствования (ашрама).

Первая стадия связана с периодом ученичества и изучения Вед. У жрецов-брахманов этот период начинался в 7 лет и заканчивался в 21 год. Все это время ученик, принося обет абсолютного послушания учителю и обет целомудрия, жил в доме учителя, заучивая священные тексты Вед и обучаясь совершению религиозных обрядов и ритуалов.

Вторая стадия начиналась с женитьбы, обычно в 21–22 года, и продолжалась примерно до 60 лет. Сначала – лет до сорока – человек должен был реализоваться как добропорядочный семьянин и рачительный домохозяин, а также как профессионал в своей работе. Позже нужно было взять на себя часть ответственности не только за свою семью, но за общество в целом, стать, например, деревенским старостой или министром. В этот период большое внимание уделялось и религиозному благочестию, богослужению и жертвоприношениям.

Заботы о процветании домохозяйства, благополучии членов семьи, хранении домашнего очага – все это имело под собой религиозное обоснование. Так, каждый домохозяин должен был поддерживать три священных огня, которые соотносились с землей, с воздушным пространством между небом и землей и с небесами. За всем этим стоял Агни, непроявленный божественный огонь, пронизывающий собой весь Космос.

Третья стадия, в идеале предписанная всем, но на практике к ней переходили лишь немногие, связана с отшельничеством. Она начиналась тогда, когда внуки возвращались в родной дом после прохождения обучения. Тогда уже пожилой человек, часто вместе с женой, удалялся от мира и поселялся в лесу, рядом с такими же отшельниками. Основное время он проводил в молитве и медитации, а также, если это был брахман, обучал молодых жрецов. Но не исключался и физический труд, например такой, как работа на огороде.

На четвертый этап решались те, кто чувствовал необходимость в дальнейшем духовном совершенствовании. Им нужно было отрешиться от привязанности ко всему, в том числе от друзей и супруги, и начать жизнь странствующего аскета – «саньясина». Он не должен оставаться нигде более трех дней, говорить о мирском, ничего никогда не просить. Предполагается и абсолютная нищета, так как выращивать что-либо для еды строго запрещалось. Но чаша для подаяния, молча протягиваемая странствующим аскетом, редко будет пуста. Великая честь для каждого что-нибудь в нее положить. Но аскет не может наслаждаться и, выйдя за пределы деревни, смешает все, что ему положат, с водой из ручья и съест этот ком. И бывшая высокая должность в правительстве, например, покажется ему давно развеявшимся сном…

2. Система деления на варны и касты стала важнейшей особенностью религиозного сознания индийских народов. Как справедливо отмечает А.А. Гендин, эта сословно-классовая структура была скелетной основой всей религиозной доктрины индуизма. «Без такой основы или даже в случае ее существенной модернизации рушится все здание этой доктрины»[115].

Понятие varna изначально означало цвет, который служил религиозным символом различных частей общества. Религиозной основой деления на варны было глубочайшее по смыслу учение о божественном Пуруше, который принес себя в жертву ради Сотворения мира[116]. В гимне, который был сложен в честь Пуруши («Пуруша-сукта»), содержится первое упоминание о происхождении варн. Из различных частей божественного тела Пуруши произошли различные космические и природные силы, а также сословия людей. Жрецы-брахманы вышли из его рта. Варна правителей и воинов – кшатриев – образовалась из его рук. Ремесленники и торговцы – вайшьи – соотносились с областью его бедер. Это были три высшие варны, в то время как к четвертой, низшей варне принадлежали слуги – шудры. Это была варна покоренных народов, которые принадлежали к другой расе, – темнокожим дравидам. Считалось, что шудры возникли из ступней Пуруши, «попирающих прах» и призваны служить трем высшим варнам.

Важно обратить внимание на то, что три высшие варны назывались дважды рожденными. В юности представители этих варн проходили особый обряд, который назывался упанаяны, символизировавший вхождение через «ворота» в «великую арийскую семью». С этого момента можно было приступать к изучению священных текстов, участвовать в религиозных церемониях, а также владеть собственностью.

«С точки зрения ортодоксального индуизма женщины и шудры не имели права владеть собственностью вовсе не потому, что они были женщинами и шудрами, а по той причине, что для этого нужно было участвовать в ведических жертвоприношениях, что разрешалось только после прохождения церемонии упанаяны, что для них исключалось. Такая постановка вопроса превращала упанаяну из чисто религиозного ритуала в важный фактор общественно-экономического порядка, определявший социальный статус индивидуума и обширный круг прав и обязанностей вне собственно культовой сферы»[117].

Таким образом, деление на варны вписывалось в картину создания мира и связывалось с миром сакрального. При этом понятие о бытовой «нечистоте», в том числе связанной с «грязными» работами, переходило в ритуальную «нечистоту». Получалось, что, с одной стороны, «грязные» работы влекли за собой осквернение и ритуальную «нечистоту», а с другой стороны, невыполнение этих передающихся по наследству профессиональных обязанностей считалось величайшим религиозным грехом.

В дальнейшем каждая варна стала дробиться на касты (jati) – замкнутые эндогамные группы, образованные по сословно-профессиональному, этническому и ряду других признаков. Люди, занимающиеся одним и тем же ремеслом, могут быть представителями разных каст. Так, например, те, кто занимается стиркой белья, составляют десятки каст, которые в профессиональном отношении отличаются друг от друга способами кипячения или глаженья. На юге страны эти касты занимают среднее место в иерархической системе, например, выше парикмахеров, а на севере Индии оказываются среди низших каст, приближаясь по положению к кожевникам и касте неприкасаемых мусорщиков. Многие касты вообще существуют только в определенной области страны, и им нет аналогов в других областях. Интересно, что воры и грабители также составляли особые касты. До середины XX в. в Индии насчитывалось 3,5 тыс. каст. Причем численность низших каст, стоящих ниже шудр, так называемых неприкасаемых (хариджаны – «дети Бога»), составляла 85 млн чел. (Часто неприкасаемые считаются пятой Варной.) Несмотря на то что сейчас по Конституции Индийской Республики касты отменены, в общественной жизни их значение все еще велико.

Совершение жертвоприношений с давних времен стало монопольным делом высших каст брахманов. Считалось, что они, не являясь богами, брали на себя роль богов и поддерживали существование мира путем жертвоприношений. Бессмертие и долголетие обещано тем людям, которые, прибегая к услугам жрецов, правильно совершают обряды жертвоприношений. Чем больше было пожертвовано богам, тем «легче» эфирное тело умершего человека и благоприятнее его будущее рождение. Но не менее значимым было и соблюдение нравственных требований: правдивости, благочестия, уважения к родителям, заботы о детях, доброты ко всем людям и животным, воздержания от воровства, посягательства на чужое, убийства и прелюбодеяния.

Деление на варны и касты было связано с учением о карме. Это учение вышло за пределы индуизма, его разделяют практически все индийские духовно-религиозные школы и направления.

Закон кармы связывал религию и социальную действительность в одно целое. Считалось, что в жизни нет ничего случайного, и мы пожинаем то, что посеяли. Желание, мысль, поступок определяют улучшение или ухудшение кармы. В первую очередь речь шла об улучшении или ухудшении кармы в новых рождениях, поскольку закон кармы предполагал веру в реинкарнацию, т. е. перерождение души. В зависимости от добродетелей и грехов человек может либо родиться в семье, принадлежащей к высшей варне, или даже среди небожителей, либо оказаться в более низкой касте и влачить жалкое нищенское существование, не говоря уже о перерождении в животных или насекомых. Могут быть и еще значительно худшие варианты перерождений.

«Идея кармы имела огромное психологическое значение, став регулятором индивидуального и социального поведения десятков поколений индийцев, – отмечает Л.С. Васильев. – С одной стороны, она была могучим стимулом, диктовавшим соблюдение высоких этических стандартов, определявшим характерное для индийца заботливое и благожелательное отношение к природе, к братьям нашим меньшим, в каждом из которых можно было ожидать увидеть переродившегося человека, может быть, твоего недавно умершего и горячо любимого родственника или друга. С другой стороны, она уводила людей в свой индивидуальный угол, побуждала их к эгоистическому стремлению улучшать свою карму, заставляла угнетенных и несчастных не роптать – сами виноваты!»[118]

Не случайно поэтому Индия, в отличие от Китая, почти не знала крестьянских движений, целью которых было восстановить социальную справедливость. Не улучшения социальной жизни, а индивидуальное спасение, освобождение из круга перерождений было для многих поколений индийцев самым важным. И основная причина этого – концепция кармы, впервые сформулированная в Упанишадах.

Таким образом, сословная, профессиональная и имущественная ситуации, в которые попадал человек при рождении, воспринимались как расплата за грехи, совершенные в прошлых жизнях, или, напротив, как справедливое воздаяние за добродетель и совершенные подвиги.

Кроме того, социальное неравенство закреплялось учением о дхарме, под которой в индуизме подразумевались нравственные заповеди и принципы поведения.

Существовала так называемая общая дхарма, предназначенная всем без исключения людям. К ней относились: самоотречение (тапас); терпение (дана), правильное поведение (арджавам); честность и правдивость (сатьявачанам); ненасилие или непричинение зла живому (ахимса).

Общая дхарма предусматривала освобождение от эгоистических желаний, к которым, в частности, относились жадность, стремление к богатству, привязанность к собственности. Индийские учителя мудрости предостерегали от эгоизма и рабства перед внешними вещами. «На дороге, которая ведет к богатству, многие люди погибают»; «Нет человека, который мог бы сделаться счастливым при помощи богатства»[119].

Наряду с общей дхармой существовала еще более важная – кастовая дхарма. И если ее принципы приходили в противоречие с установками общей дхармы, следовало ориентироваться на кастовую. Таким образом, в концепции кастовой дхармы тесно переплелись представления о религиозной добродетели и профессиональном долге. Без безукоризненного исполнения своих профессиональных обязанностей (жреца или воина, ремесленника или крестьянина, слуги или мусорщика из касты неприкасаемых) нечего и мечтать о благоприятной карме, надеяться на лучшую долю в будущих рождениях. Поэтому говорилось: «Лучше плохо выполнить свою дхарму, чем хорошо – чужую».

В одном из важнейших эпических произведений индуизма более поздней эпохи – Бхагавадгите – есть очень показательная в этом отношении сцена. Перед началом битвы главный герой – воин Арджуна – ведет беседу со своим другом божественным Кришной, который исполняет обязанности возничего, управляющего колесницей героя. Арджуна – храбрый воин, он не боится погибнуть в сражении. Но страшится совершить грех – убить горячо любимых близких и друзей, которые волею судеб оказались в стане врагов. Зачем ему победа, которая достанется такой ценой? Может, лучше позволить врагам убить себя, но не убивать ближних? В словах Арджуны содержится, казалось бы, совершенно ясная логика приверженца ненасилия (ахимсы). Ахимса относится к общей дхарме. Ее должны соблюдать все люди. Но как же быть воинам, чей профессиональный долг убивать? Божественный Кришна убеждает Арджуну без колебаний вступить в бой. Кришна разъясняет, что мир вообще лишен смысла, он есть лишь игра сверхъестественных сил, в которой все уже предопределено – кому остаться в живых, а кому погибнуть. Однако человек, знающий эту истину, не может выйти из игры и оставаться пассивным наблюдателем. Он обязан включиться в эту игру, затеянную богами, и выполнить свой долг в соответствии со своим сословно-кастовым положением. В данном случае речь идет о долге человека, принадлежащего к касте «кшатриев» – воинов и правителей. «Если ты не исполнишь свой религиозный долг, и не будешь сражаться, то совершишь грех пренебрежения долгом» (Бхагавадгита. 2:32–33)[120]. Поэтому, как говорит Кришна: «Победи своих врагов и наслаждайся процветающим царством. По моему замыслу все они уже погибли; ты же можешь быть лишь Моим орудием в этом сражении» (Бхагавадгита. 11:33)[121].

Таким образом, концепции кармы и дхармы создавали основу особой этики труда, в которой профессиональный долг вписывался в систему духовно-религиозных представлений и связывался с посмертной судьбой, определяя характер и качество новой жизни после смерти.

3. Аскетизм. Аскетические тенденции получили особое развитие с эпохи Упанишад, которые создавались на протяжении нескольких веков – с VI по III в. до н. э.[122] С этого момента самоотречение и аскетизм превратились в яркую особенность индийской духовности. Это было связано с перемещением акцента с внешней обрядности на внутреннюю жизнь. Цель состояла в том, чтобы освободить дух от уз плоти, чтобы дать ему возможность слиться с безграничной и безличной божественной реальностью.

Упанишады проявляли наибольший интерес к исследованию глубин психики и сознания человека. «Чтобы увидеть яркий свет, нам не нужно смотреть на небо; чудесный огонь заключен внутри души. Душа человека – как замочная скважина, через которую виден ландшафт всей Вселенной, акаша внутри сердца, это прозрачное озеро, отражающее истину. Бог обитает в сердце человека. Внутреннее бессмертное Я и великая космическая сила – одно и то же. Брахман – это Атман, и Атман – это Брахман»[123]. Такое осознание тождества своей собственной души с божественной Все-душой и составляет, как учат Упанишады, главный смысл духовной жизни.

Высшая же цель полагалась в уничтожении причин, которые ведут к земным перевоплощениям. Освобождение от уз чувственного и индивидуального, ограниченного и временного невозможно без обуздания тела и подчинения его высшему духовному началу. Медитация и йога становятся главными путями обретения спасения. Это предполагает достижение высокой степени умственной и телесной дисциплины.

Начиная с эпохи Упанишад широко распространился обычай паббаджа (ухода из мира), благодаря которому даже неприкасаемые могут обрести дорогу к небу.

Фактически идеальной жизнью Упанишады признают жизнь нищенствующего аскета-отшельника, который отказался от всех благ мира. Именно с эпохи Упанишад к трем этапам образа жизни человека, о которых говорилось выше, добавился четвертый этап жизни, нищенствующего аскета – «саньясина». Однако и все другие должны были помнить о том, что «нет человека, который мог бы сделаться счастливым при помощи богатства. «Мы можем наслаждаться миром, если не обременены отравой мирских благ; мы владыки мира, если не таим какой-либо алчной мысли. Наши наслаждения в этом мире находятся в прямой пропорции к нашей бедности» – так интерпретирует отношение Упанишад к богатству С. Радхакришнан[124].

Все эти идеи сохранялись и развивались в последующие эпохи. В этом отношении показательна средневековая индийская проза, в которой излагались этические принципы индуизма. Так, например, утверждалось:

  • Жадность омрачает разум,
  • Жадность порождает страсть.
  • А одержимый страстью бедствует и здесь, и в другом мире.
  • Только раздав, можно сберечь
  • Накопленное богатство.
  • Так в водоеме копят воду,
  • Чтоб оросить ею поля[125].

Способность индуизма приспосабливаться к любым условиям, вбирать в себя новых богов, его терпимость, граничащая с безразличием к другим религиям, – все это привело к тому, что он мирно уживался сначала с исламом и мусульманской культурой, а затем с европейской культурой англичан и христианской верой.

Так, в Средневековье развивались движения, направленные на соединение индуизма с исламом. Одним из них был сикхизм, возникший на рубеже XV–XVI вв. Под влиянием ислама сикхи, сохраняя многие индуистские представления, отвергали кастовую систему и подчеркивали равенство всех людей перед Богом. В конце XVIII в. сикхам даже удалось создать в Пенджабе независимое государство. На протяжении многих веков они славились своими воинскими качествами.

В XIX–XX вв. в индуизме под воздействием ислама и христианских идей предпринимались попытки религиозных реформ, целью которых было его обновление и приспособление к новым условиям. К ним относятся деятельность Рамы Мохана Роя (1722–1833), который делал акцент на равенстве всех людей перед Единым Богом, Рамакришны (1836–1886), который стремился к единству всех религий мира, и его ученика Свами Вивекананды (1863–1902). Благодаря его усилиям была основана «Миссия Рамакришны». Она стала крупнейшей и весьма влиятельной международной организацией для распространения идей неоведантизма, лейтмотив которого заключался в утверждении высокого достоинства личности и ее свободы, несовместимой с социальным и национальным угнетением. Вместе с тем религиозное обоснование этого было связано с индуистской идеей о тождестве Брахмана – надкосмической духовной реальности – и Атмана – высшего духовного начала в человеке. Высшая цель жизни человека заключалась в осознании этого единства человека с Божественной беспредельностью. Отметим, что Вивекананда предложил новое понимание варн и каст. По его мнению, они являются символами различных ступеней духовного совершенствования, а также своего рода профессиональными гильдиями. Подчеркивая, что божественное начало присутствует даже в представителях каст неприкасаемых, он выдвинул формулу «Бедные – это сам Бог», а служение им – есть богослужение.

По-новому развивал традиционную для индуизма идею ненасилия (ахимсы) М. Ганди (1869–1948), возглавив борьбу за независимость Индии. Несмотря на то, что он был политическим, а не религиозным лидером, М. Ганди считал индуизм важным средством в борьбе за освобождение страны. Так и его преемник Джавахарлал Неру (1889–1964) опирался на духовные традициям «староиндийского идеала», связывая его в первую очередь именно с индуизмом.

С одной стороны, неоиндуизм или, как его нередко называют, неоведантизм, органически вписывается в международную миротворческую деятельность и различные пацифистские движения. При этом, рассматривая все религии как разные пути к познанию истины, а имена разных богов как различные проявления единого божественного начала, неоиндуизм начинает претендовать на роль некой высшей всеобщей религии, которая призвана духовно объединить все человечество.

С другой стороны, в самой Индии приверженцы традиционного индуизма активно отстаивают многие традиционные представления, выступая против распространения общества потребления и западной культуры. По их мнению, переход индуистов в другие религии должен быть запрещен, так как он совершается ради улучшения благосостояния, а также получения кредитов для развития сельского хозяйства. О широком распространении идеи национального сплочения на индуистской основе свидетельствует деятельность правящей партии «Бхаратия джаната парти», которая широко использует религиозную фразеологию.

§ 2. Джайнизм

Джайнизм – религия, название которой связано с именем ее основателя Джины Махавиры (599–527 год до н. э.). Численность джайнов никогда не была велика, и в наши дни последователями этой религии считают себя около 5 млн чел., однако, по справедливой оценке М.И. Лапицкого, «их роль в экономике страны далеко не адекватна их численности»[126]. Джайнизм представляет большой интерес для нашей темы, демонстрируя парадоксальные следствия аскетических устремлений.

Джина Махавира был современником Будды и, согласно легенде, не раз встречался с ним. Родившись в семье кшатрия, Махавира в тридцать лет ушел из дома и стал аскетом, а через 15 лет познал истину. После этого начал проповедовать свое учение сначала небольшой группе учеников-аскетов, затем более широким слоям населения. Последователи Махавиры называют его Джиной, т. е. Победителем, поскольку он, благодаря обретению истинного знания, сумел вырваться из круга перерождений (реинкарнаций) и достичь спасения. Однако он не был первым Джиной, а, наоборот, последним, двадцать четвертым из целой цепочки Джин. Первым Джиной считается царь Ришабха, живший в незапамятные времена, когда люди ещё не умели писать и считать.

Важно отметить, что в джайнизме и буддизме этика играла основополагающую роль. Однако эта этика была глубоко индивидуальна. В ней не шла речь о создании гармоничного общества, о взаимоотношениях между различными социальными группами и слоями.

Этика дажайнов вытекала из их представлений о Вселенной и сакральной космологии. Вселенная состоит из мира и не-мира, под которым понимается особое пространство, недоступное для восприятия. Мир делится на несколько уровней и пластов.

Высший мир имеет десять слоев, каждый из которых, в свою очередь, имеет несколько уровней. Он населен божествами и джайнами, которым удалось вырваться из цепи реинкарнаций и достичь таким образом спасения.

Средний мир – наша Земля, которая представляется не столько миром людей, сколько царством земной природы с ее горами и реками, морями и океанами, полями и лесами, а также мириадами живых существ разного размера. Сюда же относятся и многочисленные божества и духи природы, а также божества планет, звезд, солнца и луны.

Нижний мир – это своего рода преисподняя из семи слоев. Наивысший слой населен божествами, а остальные шесть – грешниками ада, живущими среди гнили и нечистот, страдающими от мучений и пыток. Рядом с ними живут и демоны разных уровней.

Согласно учению Джины Махавиры, земное время связано с бесконечным чередованием больших космических циклов, каждый из которых продолжается сотни и тысячи лет. Причем каждый цикл имеет периоды нарастающей деградации, которые сменяются периодами все большего улучшения. Затем все повторяется снова и снова. Примечательно, что – по логике джайнов – циклы деградации связаны с увеличением значимости материального начала и ослаблением духовного начала. Согласно их учению, материальный мир во всем его многообразии возникает в результате соединения активного духовного начала (джива) с материальным – неживым и пассивным (аджива), которое образует тело человека и всякого живого существа. Неразвитая душа все время попадает в какое-либо тело, и цель человека – понять это и вырваться из цепи перерождений. Другими словами, достичь «мокши» и вырваться из круга перерождений можно, лишь очистив душу. Предварительным шагом является отречение от всех эгоистических стремлений и желаний материального комфорта.

Решив вступить на путь освобождения, последователь джайнизма должен, во-первых, полностью доверять своему учителю и быть уверенным в истинности учения Джины Махавиры. Во-вторых, он должен соблюдать религиозные и этические предписания и постоянно духовно совершенствоваться, т. е. изучать религиозную доктрину и священные тексты; овладевать методами медитации и заниматься аскетической практикой. Все джайны – как монахи, так и миряне – постоянно ограничивают себя в пище и разных жизненных удобствах. Это связано как с желанием изнурить тело, чтобы освободить дух, так и с соблюдением нравственных предписаний.

Этика джайнов – как монахов, так и мирян – тесно связана с аскетикой. Вступая на путь, указанный Джиной Махавирой, каждый джайн приносит пять основных обетов: не причинять вреда живому (ахимса); не красть (астья); не прелюбодействовать (брахмачарья); не иметь собственности и вообще личного имущества (апаригракха); быть искренним и благочестивым в речах (сатья).

Обет ахимсы имеет особое значение. Стараясь не причинить вреда ни одному живому существу, джайны прославились заботой о диких и домашних животных, в которых видят собратьев. Поэтому джайны не едят мяса, воздерживаясь от убийства животных. Они не употребляют приготовленную вчера еду, однако не из-за страха отравиться, а из-за боязни ненароком съесть червячка, который, может быть, там завелся. Они пьют через специальные ситечки, чтобы не проглотить случайно мельчайших насекомых. Чтобы не уничтожить растения, они не едят клубней и корней, а также плодов, в которых много семян. Джайны подметают специальным веником землю перед собой, дабы не задавить какое-нибудь существо, носят кусок материи у рта, чтобы в рот не влетела мошка.

Чем в больших масштабах человек практикует аскезу, тем большую он приобретает святость. Среди монахов особую группу составляют подвижники – дигамбар (одетые воздухом), которые отказались даже от одежды. Их аскеза – самая суровая и изощренная[127]. Идеальной смертью считается добровольная смерть от голода.

Что касается мирян, то в их жизни также было множество ограничений, в том числе и в хозяйственно-трудовой деятельности. Исходя из принципа ахимсы, джайны из мирян не могли пахать поле, боясь убить жучков и червячков, не могли заниматься и другими сельскохозяйственными работами. Что же им оставалось? Торговля и ростовщичество, а также наука и искусство. Однако владеть личной собственностью они не имели права. В результате аскетический образ жизни, который они вели в соответствии со своим учением, в сочетании с хорошей репутацией в торговых и финансовых делах (честность входила в число их важнейших религиозных добродетелей) приводили к тому, что они становились богатейшими людьми, хотя их богатство формально считалось собственностью общины.

В современной Индии, как и в прошлые века, общины джайнов имеют большое экономическое влияние и политический вес. Они никогда не скупились на широкую благотворительность, всегда поддерживали и продолжают поддерживать науку и искусство, оказывают спонсорскую помощь в сфере просвещение и образования, занимаются издательским делом, строительством храмов и школ, приютов для людей и животных, больниц и ветеринарных лечебниц, стараясь всем облегчить тяготы земной жизни.

§ 3. Буддизм

Возникновение буддизма связано с учением Сиддхарты Гаутамы Шакьямуни (563–483 гг. до н. э.), которого обычно называют Буддой (Просветленным). Так же как и джайнизм, буддизм появился как альтернативное брахманизму учение.

Если брахманизм запрещал представителям низшей Варны изучать священные Веды, а без этого никто не мог достичь освобождения, то буддизм провозгласил, что спасение (нирвану) могут обрести все люди, наделенные мудростью и состраданием. «Согласно учению Будды, не тот брахман, кто родился в брахманской семье, а тот, кто по своим качествам соответствует высоким стандартам брахманского статуса: человек благочестивый, нравственно чистый, милосердный, мудрый, ученый и т. д. Даже если такой человек будет происходить из семьи шудр (слуг и рабов самого низшего сословия), он все равно будет истинным брахманом», – отмечает Е.А. Торчинов[128].

Учение Будды по-новому поставило вопросы социальной этики. Как и другие индийские учителя мудрости, он исходил из приоритета духовных ценностей, резко противопоставляя их благам мира сего. «Ибо одно средство ведет к приобретению богатства, другое – к нирване», – говорилось в Дхаммападе, – буддийском сборнике этических наставлений, входящем в состав буддийского Канона[129].

Для Будды всякое существование представлялось абсолютным страданием. Можно согласиться с известным индийским мыслителем и политическим деятелем С. Радхакришнаном, что во всей истории «…никто не описывал бедственности человеческого существования более черными красками и с большим чувством, чем это делал Будда»[130]. Человек, измученный страданиями, истощенный в нескончаемой борьбе за выживание, обманутый судьбой в своих ожиданиях, задавленный бременем долга, ужасом перед неизбежной смертью, переживаниями в связи с потерей близких, не может желать вечного повторения этих страданий в своих новых жизнях – считал Будда. Выход виделся в том, чтобы окончательно вырваться из цепи перерождений, что возможно, лишь перестав желать жить.

О чем именно говорил в ней Будда?

Прежде всего о том, что существуют четыре благородные истины.

Первая заключается в том, что страдания правят миром. «Рождение есть страдание, утрата – страдание, болезнь – страдание, смерть – страдание. Не иметь того, что желаешь, – страдание. Быть разделенным с тем, кого любишь, – страдание. Быть связанным с тем, что не любишь, – страдание».

Вторая истина состоит в том, что причиной страданий является сама жажда (танха) жизни. Человек, жаждущий жить, чувствующий «аппетит» к жизни, постоянно ищет новых удовольствий. Это могут быть как чувственные удовольствия, так и удовольствия, связанные с мечтами о вечной жизни. Могут быть и удовольствия, связанные, напротив, с желанием не жить. Не важно, на что направлены желания. Главное, что они есть, и пока они существуют, пока человек чего-то жаждет, он будет вновь и вновь рождаться и умирать.

Третья истина гласит: есть возможность избавиться от страданий. Для этого нужно искоренить всякую привязанность к земному и прекратить желать чего-либо. Так можно достигнуть нирваны – это и есть прекращение жажды.

Четвертая истина предлагает путь, метод, посредством которого познавший истину может избавиться от страданий и достичь нирваны.

Этот метод получил название «срединный путь», так как здесь предполагается прохождение между двумя крайностями: с одной стороны, чувственными удовольствиями, с другой стороны – экстремальными формами аскезы.

Этот срединный путь называют также восьмиричным. Он предполагает:

1. Правильное воззрение.

Страницы: «« 12

Читать бесплатно другие книги:

Третья мировая война продолжается.Российская армия победным маршем входит в Германию.И в первых ряда...
Евгений Базаров и Аркадий Кирсанов окончили медицинский институт. Впереди блестящие перспективы, над...
«Хочу объяснить почему, я, Литвак Михаил Ефимович, врач психиатр высшей категории, психотерапевт Евр...
Мать и отец семерых детей рассказывают об опыте физического, интеллектуального и нравственного воспи...
Со страниц этой книги звучит для вас голос человека, принесшего себя в жертву Богу и ближним. Ссылая...
Публикуемое произведение известного представителя христианской Антиохийской школы V века, богослова,...