След на песке (сборник) - Гельман Юрий

След на песке (сборник)
Юрий Ефимович Гельман


Совершенно разные времена, разные страны и разные судьбы. Глубокое прошлое и современность. Жизненный опыт и детство. Прикосновение к тайнам и рутина, мистика и реальность. Что объединяет всё это? Человек и Поступок – вот что ставится во главу угла. На грани отчаяния, на пике эмоций, на вершине самопожертвования совершается порой то, что оседает в памяти поколений навсегда. И это самое ценное, что человек может оставить на земле после себя. Это след на песке, который не способно замести время.





Юрий Гельман

След на песке



© Гельман Ю. Е., 2015

© ООО «Литературный Совет», 2015


* * *




След на песке


– Пора возвращаться! – обернувшись к штурману, прокричал пилот. – Ты закончил?

– Пожалуй! – ответил штурман. – Все, что было нужно, я уже отснял.

Пилот кивнул головой и приготовился делать разворот.

Биплан летел на высоте не более двухсот метров. Окрестности Иерусалима лежали как на ладони. Белые крыши древнего города ласкало заходящее солнце. Иудейские горы, начинавшиеся почти от замурованных мусульманами Золотых ворот и простиравшиеся на восток, были покрыты изумрудной растительностью. Они будто ласково обнимали разные по стилю и назначению постройки, надежно охраняя их от вторжения.

Впрочем, горы не умели стрелять, не умели драться. На протяжении веков и тысячелетий они оставались молчаливыми свидетелями кровавых походов и сражений. И город, величаво раскинувшийся у их подножия, давно стал точкой преломления для всей человеческой истории.

– Давай сделаем еще один круг! – крикнул пилот. – На прощание.

– Давай!

Оливер Кук, второй лейтенант эскадрильи королевских ВВС Великобритании, слегка наклонил рычаг управления, и «Сопвич» послушно накренился вправо. Кевин Барлоу, главный мастер-сержант эскадрильи, а в экипаже самолета – штурман-фотограф, крепко ухватился за скобы сиденья. Перед его серыми глазами угрожающе вставала на дыбы гористая окрестность Иерусалима.

Сколько же книг об этих местах прочитал он в свое время! Сколько словарей и манускриптов перелистал в Британском музее! Почувствовав однажды непреодолимую тягу к истории Ближнего востока, юный выпускник Лондонской гимназии для одаренных детей решил посвятить жизнь изучению древних святынь. Он без труда поступил в Кембридж на исторический факультет, где с первых же месяцев обучения зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Четыре года пребывания в университете укрепили юношу из благородной семьи в том, что свой выбор он сделал правильно.

Но кабинетная жизнь отнюдь не привлекала молодого человека. Кевин Барлоу твердо решил для себя обязательно побывать в Месопотамии и Палестине, в Египте и Сирии. Для этого он собирался организовать научную экспедицию, и даже получил поддержку в Министерстве образования и науки.

Помешала война. Она началась внезапно и развивалась стремительно. Сараевское убийство в июле тысяча девятьсот четырнадцатого года обнажило пропасть между реалиями жизни и планами на будущее. Родина Кевина была втянута в эту войну. Ни о каких экспедициях теперь не могло быть и речи. Однако сердце двадцатипятилетнего ученого уже не принадлежало только родной Британии, его тянуло на Ближний восток – в те края, где зародилось однажды христианство, в те края, где наслоение эпох и культур за многие века цивилизации образовало такой пирог, полакомиться которым мечтал всякий историк начала двадцатого столетия.

И когда однажды, проходя по Грин-стрит, Кевин Барлоу увидел на заборе вербовочный плакат Королевского летного корпуса, сердце его дрогнуло и забилось с удвоенной силой. Не зря, стало быть, еще в юности он ходил в аэроклуб при университете. Не зря наряду с тишиной читальных залов в жизни молодого ученого когда-то появился – и вовсе не раздражал слух – рев авиамоторов.

Его зачислили без проволочек. Самолетов становилось все больше, а летчиков не хватало – их просто не успевали готовить. Опыт пилота, пусть и любительский, пусть больше спортивный, чем военный, все же очень нужен был британской авиации накануне битвы за Иерусалим. И уже через месяц Кевин Барлоу с летным корпусом прибыл в Палестину.

– Давай вокруг Дейр-Ясина! – крикнул Кевин. – Я сделаю еще пару снимков. Пригодится!

– Хорошо! Поднимемся выше? – спросил пилот.

– Не надо. Они ведь не знают, что мы ведем только аэросъемку. А при виде нашего самолета у турок дрожат колени. Пусть боятся!

– Как скажешь.

Оливер Кук направил самолет к упомянутому холму, где укрепления турецкой армии казались наиболее прочными. Разведчикам уже к вечеру необходимо было предоставить данные аэросъемок генералу Филиппу Четвуду. Именно его командующий британских войск Эдмунд Алленби назначил во главе передового корпуса в предстоящей битве за Иерусалим.

– Смотри, Оливер, они машут нам руками! – крикнул Кевин. – Может, хотят сдаться уже сегодня?

– Это вряд ли, – ответил пилот и, манипулируя штурвалом, покачал крыльями самолета в ответ на приветствия турок. – Все, уходим!

Они направились на восток и стали быстро удаляться от величественных контуров древнего города. Подняв самолет на несколько сотен метров выше, Оливер собирался делать разворот. И вдруг звук мотора стал иным. Он перестал звенеть, как раньше, и теперь будто ворчал, торопливо сбрасывая обороты. Потом натужно закашлял и вскоре заглох.

«Сопвич» к тому времени удалился от холма Дейр-Ясин настолько, что укрепления турецкой армии давно исчезли из виду. Но теперь, когда двигатель замолчал, стало ясно, что падения не избежать. Оливер Кук направил биплан через горы – в сторону Иудейской пустыни. Там и только там он, опытный пилот британских военно-воздушных сил, рассчитывал посадить безжизненную машину.

– Что случилось, командир?! – спросил Кевин. Первые несколько мгновений он молчал, наблюдая со спины за действиями пилота. Тысячи мыслей проносились в это время в его голове. – Нас подбили?

– Пока не знаю! – ответил пилот. – В любом случае наше дело дрянь!

– Это заметно. – Кевин попытался улыбнуться, но губы не слушались. Он еще помолчал, потом спросил потерянным голосом: – Мы сядем?

На высоте в полкилометра, в тишине, где только ветер ломал свои невидимые крылья о стойки биплана – этот вопрос прозвучал особенно трагически.

Пилот ответил не сразу. Он переключал какие-то рычаги, нажимал на какие-то кнопки. И все время выглядывал из кабины – наверное, так ему было легче определять высоту.

– «Сопвич» – хорошая машина, – сказал он, наконец. – Я надеюсь спланировать на какой-нибудь ровный участок. Но на всякий случай… мне было интересно общаться с тобой, главный мастер-сержант Кевин Барлоу!

– А мне – с тобой, Оливер! – ответил штурман-фотограф. – Жаль, что все так заканчивается…

– Погоди! Еще не заканчивается! – обернувшись, сказал пилот. – Может быть, все только начинается…


* * *

– Сколько у нас воды?

– Не больше пинты, – вяло ответил Кевин. И добавил искренне, без улыбки: – Я отдам тебе ее всю, если ты скажешь, что через полчаса мы взлетаем.

– Не скажу, – хмуро сказал Оливер. – И ты сам прекрасно это знаешь.

– Да, знаю. Просто очень хочется помечтать.

…Прошло четыре часа их вынужденного одиночества. Биплан безжизненно лежал на брюхе, накренившись на правое крыло. Шасси наполовину утопали в желто-буром песке.

Оливеру Куку удалось посадить машину, не повредив ее. Он спланировал на длинный пологий склон холма. «Сопвич» поначалу ткнулся о землю колесами, потом подскочил на несколько футов, потом клюнул носом, а после этого резво покатился вниз, оставляя после себя две глубокие борозды. Плотный песок и мелкий вьющийся кустарник быстро остановили это дерзкое движение. Самолет не дополз всего десятка метров до подножия холма, где начинался ровный, как бильярдный стол, участок пустыни.

Несколько минут в девственной тишине наступающего вечера пилоты сидели молча. Потом второй лейтенант эскадрильи стащил с головы легкий кожаный шлем, сорвал с лица прилипшие защитные очки. И продолжал сидеть так – не оборачиваясь назад. Главный мастер сержант дрожащими руками поднял очки на лоб и уставился на затылок своего спасителя. В черных волосах Оливера Кука поблескивали ручейки седины. Потом они исказились, поплыли в сторону. И Кевин Барлоу торопливо размазал слезы по щекам…

– Мечтать не вредно, – сказал Оливер. – От этого, впрочем, и пользы никакой.

– Не скажи, – возразил Кевин. – Иногда мечты приводят к идеям, а идеи, в свою очередь, к открытиям.

– У тебя уже есть идеи? – ухмыльнулся Оливер.

– Пока нет. Впрочем… одна застряла в голове.

– Излагай, сделай одолжение.

– Мне кажется, я придумал, как добиться, чтобы колеса не зарывались в песок при разбеге.

– И как же?

– Нужно сделать что-то наподобие противокапотажных лыж. Понимаешь? Шасси можно будет вообще снять. Разбежимся по песку, как по снегу!

– Молодец! – похвалил Кевина Оливер. – Хорошо придумал. Только я об этом знал еще тогда, когда мы садились.

– Ты пилот, тебе и знать лучше меня, – совершенно не обидевшись, ответил Кевин. – Может быть, ты уже придумал, из чего их сделать?

– А ты?

– Я придумал: нужно отодрать часть фанеры от фюзеляжа, например, между нашими кабинами. Мне кажется, этого хватит. Ну, привяжем понадежнее…

– Ты прав, – согласился Оливер. – Идея хорошая.

– Так давай займемся этим немедленно! – Кевин встретился взглядом с Оливером. – Ладно, завтра с утра, скоро начнет темнеть.

Штурман отвернулся и задумался.

– Мне нравится твой энтузиазм, – сказал Оливер. – Честно признаться, когда ты пришел в эскадрилью, мне показалось, что…

– Договаривай!

– Показалось, что ты – слабак.

– Спасибо за откровение. – Кевин снова повернулся к пилоту. В лучах заходящего солнца смуглое лицо Оливера казалось бронзовым. – Только знай, что я в авиацию пошел отнюдь не случайно. Мне с детства нравилось небо, и картинка из какого-то журнала с английским самолетом висела на стене в моей комнате.

– Наверное, это был «Таблоид»?

– Нет, «Фарман-Авиага».

– Знаю, стойки в коробке крыльев были заменены системой расчалок и шпренгелей. На нем стоял двигатель «Аргус» в шестьдесят лошадиных сил.

– Оливер, как ты все помнишь!

– Ну, ты же помнишь какие-то свои исторические книги?

– Помню, конечно.

– Вот и я знаю почти все типы самолетов, – спокойно ответил пилот. – Но мне и положено. А тебя-то что потянуло в авиацию?

– Понимаешь, еще в университете я решил, что никогда не буду кабинетной крысой. Моя стихия – путешествия, исследования. Я готовил себя к поездке на Ближний восток, именно сюда, в эти края.

– Неужели?

– Так и было, поверь! – воскликнул Кевин. – А тут война. И все мои планы рухнули. Но когда я узнал, что британские войска собираются наступать на Иерусалим – разве мог я оставаться в Лондоне? И тут пригодились мои занятия в аэроклубе.

– Ты правильно сказал: война. И это – не прогулка по историческим местам.

– Согласен, не прогулка. Но историческими эти места не перестают быть и во время войны. Разве не так?

– И что?

– А то, – ответил Кевин. – В этом городе и его окрестностях спрятано столько загадок, что не хватит и десяти экспедиций, чтобы их разгадать.

– Считай, что твоя первая экспедиция началась именно вчера, – улыбнулся Оливер.

– Увы, я так не считаю, – хмуро ответил Кевин. – Да, благодаря твоему умению и хладнокровию, мы остались живы. Но что нас ждет впереди? Может быть, нам предстоят еще суровые испытания, и мы пожалеем о том, что не погибли сразу…

– Может быть, – согласился Оливер. – Тут всего можно ожидать.

Они сидели в тени самолета, прислонившись спинами к теплому корпусу. Солнце пряталось за холмы. Как золотая монета, оно катилось за горизонт. Оба летчика знали, что еще каких-то полтора часа – и теплый красно-коричневый корпус биплана, прогретый за день, быстро остынет. Настанет ночь – звездная и холодная, как всякая ночь в пустыне.

У них оставалась одна плитка шоколада на двоих. Оставалось немного воды. Оставалась слабая надежда на то, что хотя бы завтра командование летного корпуса отправит на их поиски самолет.

– Так как насчет лыж? – спросил Кевин после паузы. – Сделаем?

Оливер повернулся к нему.

– А смысл?

– Будем готовы к взлету в любой момент.

– Без масла? – Оливер повысил голос. – У нас нет и полпинты масла! Что толку, что я возился полдня, восстанавливая маслопровод!

– Кто же знал, что турки станут стрелять из винтовок? – сказал Кевин. – Мне кажется, что мы летели достаточно высоко.

– Однако кто-то же попал именно в маслопроводный шланг! – Оливер выразительно посмотрел на собеседника. – А кто-то говорил, что у них коленки дрожат…

– Ты считаешь, что это я виноват во всем? – спросил Кевин.

Пилот молчал. Он уже отвернулся и, не моргая, смотрел вдаль.

– Я считаю, что завтра нам нужно уходить отсюда, – сказал он после паузы. – Рано утром и пойдем.

– Почему? Нас найдут!

– Кто? Если сегодня над нами не пролетела даже какая-нибудь голодная куропатка, не то, что самолет… В штабе, вероятно, посчитали, что нас сбили, вот и не ищут. А ты бы как поступил на месте командира эскадрильи?

– Не знаю, – вздохнул Кевин. – Капитан Оллфорд казался мне порядочным человеком.

– При чем тут порядочность, Кевин?