Старьевщица Рой Олег

Пролог

Нередко жизнь вещей гораздо интереснее, чем жизнь людей. Людской век, к сожалению, краток и ограничен, и как бы ни мечтал человек о бессмертии, как бы ни стремился обрести его, он все равно не способен пробыть на этой земле больше нескольких десятков лет, отпущенных ему природой. А вот вещи… Конечно, многие из них также недолговечны, но ведь немало и таких, чье существование исчисляется столетиями, таких, которым выпала судьба пережить не только своего создателя, но и несколько поколений его потомков.

А кроме того, почти в каждой вещи заключена какая-то тайна. И часто не одна. Появляясь на свет, чтобы служить людям, вещи переходят от одного к другому, случается, весьма прихотливо, едва ли не фантастическим образом, меняя хозяев, но навсегда сохраняя в себе частицу души каждого из бывших своих владельцев. Люди привыкают к вещам, привязываются к ним, как к домашним питомцам, а иную вещь любят не только за привносимые ею удобства, но и за то, что она стала свидетелем радостного события или, напротив, трудного периода жизни, который, к счастью, завершился благополучно. Вещи – вехи нашей памяти, спутники жизни. Наши воспоминания неразрывно связаны с ними – и нередко именно вещи служат вместилищем этих воспоминаний. Какие-то хочется сохранить как можно дольше. И не как блеклые зыбкие картинки, а во всей полноте былых ощущений. И тогда вещь берегут как зеницу ока, прячут в надежном месте, передают из рук в руки. А с иными хочется поскорее расстаться – и тогда владелец норовит избавиться от свидетельницы, чтобы не напоминала, о чем не хочется вспоминать. После этого вещь умирает… Или переходит к другому владельцу, которому и невдомек, что она принесла ему вместе с собой. Чем старше вещь, тем большим грузом лежит на ней память всех ее прежних хозяев. Как правило, люди не задумываются об этом – и совершенно напрасно…

Приблизительно такие мысли роились в голове Андрея Шелаева. Вместе с другом Костей Пановым они бродили по пустующему деревянному особняку неподалеку от железной дороги. Нет, не просто бродили – искали. Это занятие – поиск старых вещей в «выселенных» домах, на чердаках, в подвалах… – было для обоих и хобби, и приработком. Для Константина к тому же – единственным источником дохода, поскольку он еще не работал, учился в техническом вузе на дневном отделении, а так как студентом он был далеко не самым примерным, то никакой стипендии не получал. В деньгах, однако же, остро нуждался. Хотя кому они не нужны? Но Костя был уверен: ему они необходимы куда больше, чем кому-либо. Ему нравилось жить красиво, на широкую ногу, модно одеваться, ходить по ресторанам, разъезжать по городу на такси и шикарно ухаживать за девушками – а средств на это, увы, не имелось. Семья Пановых принадлежала к числу самых обычных – не бедных, но и не слишком обеспеченных, и родители Кости совсем не горели желанием финансировать дорогостоящие развлечения сына.

У Андрея все было иначе. Воспитывала его только мать, работница почты. Когда Андрюшке сравнялось десять, отец ушел к другой женщине. Алименты от него приходили мизерные, и сын с мамой привыкли жить скромно. Андрей рано понял: ему как мужчине быть в семье главным добытчиком. И еще учась в школе, он начал понемногу подрабатывать. Теперь, к неполным девятнадцати годам, он успел окончить техникум общественного питания и работал младшим поваром в ресторане на Чистых прудах. Зарабатывал вполне прилично для своего возраста. Однако дополнительные деньги были вовсе не лишними. Тем более что в отличие от приятеля Андрей умел обращаться с ними и всегда тратил приработок с пользой – например, покупал по случаю трое джинсов, одни оставлял себе, а двое других выгодно перепродавал.

Сказочного богатства этот их промысел, конечно же, не сулил. Мечты наткнуться в подвале на сундук с золотыми червонцами или на толстую пачку купюр, лучше валютой, в вентиляционной отдушине, наскоро там припрятанную каким-нибудь спекулянтом накануне ареста, так и оставались мечтами. Изредка попадалось что-то более или менее стоящее: закатившееся в щель под плинтусом толстое обручальное кольцо, такие были модны в семидесятые годы, полдюжины отлично сохранившихся серебряных чайных ложек, редкая старинная купюра или «купеческий» резной буфет с инкрустациями на дверцах. Старинная мебель, если подлежала реставрации, особенно радовала – знакомый мастер-краснодеревщик охотно забирал ее у них и не скупился, рассчитываясь. Но основной добычей были по преимуществу старые документы, открытки и пожелтевшие от времени фотографии, вышедшие из оборота монеты и банкноты, дореволюционные книги с ерами и ятями, надтреснутый или надколотый фарфор – посуда, статуэтки, флаконы из-под духов и прочий подобный «антиквариат». Бывшие хозяева просто бросали все это в полной уверенности, что вещи отжили свой век и никакой ценности собою не представляют. Им и в голову не приходило, что кто-то готов платить, и иногда очень щедро, за такое вот «барахло». Излюбленным местом паломничества таких ценителей старины был сравнительно недавно открывшийся в Измайлове рынок под названием «Вернисаж», где продавались старые, а время от времени и антикварные вещи на любой вкус и кошелек. Туда Андрей и Костя приносили находки, сдавая их тамошним барыгам по договорной цене – а уж те продавали все втридорога заядлым коллекционерам.

Рыскать по всяким таинственным местам было жуть как увлекательно, почти так же здорово, как в детстве играть «в войнушку» и «казаки-разбойники». Но и куда более рискованно. Чего только не случалось за два года азартных поисков «складов», как они называли свое занятие, цитируя любимый мультик детства «Трое из Простоквашино»! И в милицию их не раз забирали, и драться приходилось с другими такими же «поисковиками», не желавшими уступать территорию, и гнилой пол под ногами проваливался, и лепнина рушилась с потолка… Они чудом остались целы… Однажды, когда лазили на чердаке дома в Сокольниках, Костя поскользнулся на железной лестнице и растянул сухожилие, Андрею пришлось тащить его на себе. А в другой раз, забравшись в подвал здания неподалеку от Яузского бульвара, они наткнулись на «лежку» каких-то сомнительных типов, по виду конченых уголовников. Еле ноги унесли…

А вот этот деревянный особняк в два этажа у железной дороги они давно заприметили. Каждый раз, проезжая мимо в электричке на дачу, Костя поглядывал на него – особнячку, похоже, лет сто пятьдесят, а то и побольше, выстроил его какой-нибудь крепкий купец, так что здесь их вполне может ждать что-то ценное. Но расселять особняк не спешили, хоть он давно обветшал. И вот наконец фортуна им улыбнулась. С подоконников исчезли цветы, с окон занавески, входная дверь была заколочена крест-накрест досками. Это был знак: мешкать не стоит. Вернувшись с дачи домой, Костя дал знать Андрюхе, и на другое же утро, едва рассвело, приятели были на месте.

Проникнуть в здание было совсем нетрудно – поднаторели. Пока они бродили по комнатам, Костя, не умолкая, разглагольствовал о своей интуиции. Она еще никогда в жизни его не подводила. Он зуб дает – они обнаружат сейчас что-то очень и очень ценное! Но постепенно его энтузиазм пошел на убыль. Ни в заваленных мусором жилых комнатах, ни в подвале, который они осмотрели особенно внимательно, тщательно простукивая стены на предмет обнаружения пустот и поливая их водой, чтобы по контрасту обнаружить новую кладку, ничего интересного не нашлось. Оставался чердак – с крутыми скатами крыши и неплохо освещенный благодаря слуховым окнам.

– Кстати, почему такие вот окна называются слуховыми? Знаешь? – спросил Костя. Он не упускал случая порисоваться, неважно перед кем, неважно как. Но особенно перед Андреем.

– Ну, наверное, слушали раньше через них, что на улице происходит, – пожал плечами Андрей. Сейчас его гораздо больше занимала балка в дальнем углу под потолком, куда почти не доходил свет. Такое чувство, что за ней что-то спрятано… А к хвастовству Кости он давно попривык и относился к желанию дружка блеснуть познаниями вполне снисходительно.

– А вот и нет! – торжествующе взликовал Кося. – Придумал такие чердачные окна крепостной мастер по фамилии Слухов. И использовали их впервые при строительстве московского Манежа, ну, где сейчас Выставочный зал… Об этом вопрос был в «Что? Где? Когда?». Ты телевизор не смотришь?

– Нет. Ты же знаешь, по вечерам я работаю. Иди-ка лучше сюда, и давай придумаем, как нам подобраться вот к этой балке. Кажется, за ней что-то есть…

И он не ошибся… В небольшом тайнике под самой крышей, на пересечении балок и стропил, обнаружился пыльный холщовый сверток размером примерно с ящик для овощей.

– Я же говорил!.. Вот видишь! Давай, давай скорее… Интересно, что там? – в нетерпении подгонял Костя, пока Андрей аккуратно разрезал складным ножом холстину. – Вот будет здорово, если золото!..

– Нет, это точно не золото, – охладил его пыл Андрей. – Сверток был бы потяжелее…

– Да и этот не сказать чтоб совсем легкий… – Костя никак не желал расставаться с надеждой.

Вскоре выяснилось: грязный, пыльный холст скрывает не что иное, как сундучок мореного дуба, красивый, отлично сохранившийся и к тому же незапертый. Они откинули крышку, но… Внутри не оказалось ни золота, ни драгоценностей, ни денег. Всего лишь старинная кукла с разбитым фарфоровым лицом и в потертом платье да толстая пачка тетрадей в клеенчатых обложках, перевязанная атласной лентой, настолько выцветшей, что трудно было представить себе ее изначальный цвет.

– Что, и это все?! – возмутился Костя.

– Похоже на то… – Андрей был огорчен не меньше.

На всякий случай он все же развязал ленту, заглянул в одну из тетрадей, перелистал страницы. Вдруг они нашли рукопись неизвестного доселе романа кого-то из знаменитых классиков? Тетрадь была исписана полностью, с первого до последнего листа старательным крупным округлым почерком. Однако листы пожухли, чернила почти везде расплылись. Разобрать удавалось только отдельные слова, да и то с трудом.

– Дневники! – догадался Костя. – «12 апреля, четвергъ». А вместо года клякса какая-то.

– Угу, – согласился Андрей. – Какой-то девчонки. Вот тут она пишет: «…съела конфекту и пирожокъ…». С твердым знаком. Чудно… Наверное, гимназистка какая-нибудь.

– Ну и что мы будем делать с этим девчачьим добром? – Костя сник. – Сундучок, понятно, пристроим. Вещица что надо, в хорошем состоянии, и явно неплохих денег стоит. Хоть тут повезло… А тетради и кукла? Кроме как на помойку, никуда не годятся. И зачем было их прятать! Странные все-таки раньше люди были… Ну что, выбрасывай и пойдем?

– Нет, погоди… Зачем выбрасывать? Куклу можно Катюше отдать, она любит старинные вещи.

В интонации, с какой Андрей произнес это имя, звучало обожание и даже благоговение.

– Да очень нужно Катьке это пыльное старье, скажешь тоже! – хохотнул Костя.

– Вот пусть она сама посмотрит и скажет, что не нужна, – возразил Андрюха.

С Катей Андрей начал встречаться совсем недавно, меньше месяца назад, хотя знал ее, как и Костя, несколько лет – все трое учились в художественной школе. И вплоть до недавнего времени Андрей был уверен: для Кати он всего лишь знакомый, не больше. А вот Катя для него…

Это трудно описать словами. Что бы ни происходило в его жизни, милый образ тоненькой девушки с печальными глазами вот уже который год царствовал в его душе. Костя не мог этого понять. Смеялся, подшучивал. У него не укладывалось в голове, как это можно столько времени сохнуть по девчонке, с которой не виделся сто лет? И это при том, что вокруг толпы других, гораздо лучше. Тем более у Андрюхи! В своем «кулинарном техникуме» все годы учебы он был чуть ли не единственным парнем.

– Да надо быть полным идиотом, чтобы сидеть в таком малиннике и не пользоваться!.. – не раз внушал он Андрею. И тот вроде и соглашался с ним, и даже пользовался… Да и как устоять, когда бойкие, красивые и сексапильные девчонки сами вешаются тебе на шею? Конечно, ни идиотом, ни импотентом, ни монахом он не был, погулял со многими. Но все равно, даже тогда, еще до того, как они с Катей начали встречаться, девушки всего мира делились для него на Катюшу и всех остальных… И ничего тут поделать было нельзя. Андрей сам чувствовал, что эта, как он считал, неразделенная любовь одновременно и его мучение, и возвышающая его награда. Он тихо радовался, что у него есть Катя, хотя она и не подозревает об этом…

– Постой, постой! Тут еще что-то на дне! – воскликнул вдруг Костя, перетряхивая сундук. – Смотри, завернуто в тряпочку… Часы?

Это действительно оказались часы. Потертые, поцарапанные, явно очень старые часы-луковица, из тех, что мужчины когда-то носили на цепочках в жилетных карманах. Костя открыл крышку и удивленно присвистнул.

– Слушай, они идут!

– Да ладно! – не поверил Андрей. – Не может такого быть. Столько времени пролежали…

– На, послушай! – Костя поднес часы ему к уху. Те действительно мерно тикали. – Ну просто чудеса!

– Наверное, что-то сдвинулось в механизме, когда мы снимали сундучок, – предположил Андрей. – Встряхнули его – часы и пошли. Так иногда бывает.

Костя с недовольной гримасой оглядел находку и, вздохнув, заключил:

– Много за них не дадут. Не серебро, не золото, обычная сталь. К тому же сильно покоцанные… Ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Сколько-нибудь да выручим.

Выручить за часы им удалось и правда немного – выглядели уж больно непрезентабельно, даром что старые. И, в чем не было ничего удивительного, оказались неисправными, тут же остановились, и запустить их второй раз не удалось. А вот сундучок мореного дуба вкупе с другими поднакопившимися у них находками они пристроили, и весьма выгодно. Так что с «Вернисажа» выходили в самом радужном настроении. Особенно доволен был Костя. Денег, вырученных с начала лета, как он успел подсчитать, ему с лихвой хватит, чтобы свозить в Пицунду очередную подружку. Андрей, у которого отпуска в ближайшее время не предвиделось, тратить свои деньги пока не собирался.

Они уже покинули территорию рынка и шли по аллее к метро, когда их окликнул невзрачного вида мужичонка в поношенном непромокаемом плаще, по виду ханыга:

– Эй, пацаны, икону не купите? Недорого прошу…

– Нет, – неохотно буркнул Костя, не сбавив шагу. Вокруг «Вернисажа» вечно крутились такие вот мутные типы: пьяницы, добывающие деньги на опохмелку, воришки, пытающиеся сбыть с рук краденое, и прочая подозрительная шушера. Этих они игнорировали и обычно были единодушны, но тут Андрей почему-то заинтересовался.

– Погоди, Костян. Давай взглянем, что за икона такая…

Обрадованный, мужичок распахнул полы плаща. Их взглядам открылась большая икона, почти полностью скрытая черным прокопченным окладом. Сквозь круглые его окошки проглядывали два лика. Богородица. Определить иконописную школу им было не по зубам. Не разбирались они в таких тонкостях. Однако то, что икона написана явно не вчера, Андрей смекнул сразу.

– И сколько ты просишь? – деловито осведомился он у продавца.

– Да теща у меня на днях померла, – неожиданно вздохнул тот. – И ничего мне не оставила, гадюка жадная. Дом-развалюху – и тот племяшу отписала… Раз так, думаю, продам этот образ, он у нее в углу висел, она все поклоны перед ним била. Сотню дадите?

– Ты чего, сдурел, отец? – набросился Костя на обездоленного зятя «гадюки». – Стольник за эту копоть! Скажи спасибо, если тебе за нее червонец дадут. И то много будет.

– Не, за чирик я ее вам никак не отдам, – помотал лохматой головой мужичонка. – Жена говорила, икона, мол, старая, ценная. Может, она больших денег стоит.

– А нам и на хрен не на… – начал было Костя.

Но Андрей перебил его:

– На полтинник согласен? – Умело вести торг он навострился в общении с барыгами.

– Полтинник? Пятьдесят рублей?.. – Мужичонка заколебался. На его испитом лице отразилась происходившая в душе борьба. – Маловато что-то… Хотя бы рубликов восемьдесят.

– Ну, как знаешь, – Андрей развернулся, чтобы уйти, и нехитрый прием сработал.

– Ладно, черт с тобой, бери за полтинник, – отчаянно махнул рукой продавец.

И сделка состоялась. Андрей отсчитал деньги, забрал икону и старательно упрятал ее в плотный полиэтиленовый пакет, который всегда носил с собой – на всякий случай.

– Зря взял, – проворчал Костя, когда они отошли подальше. – По мне, так это деньги на ветер. Лучше бы Катьку в кабак сводил!

– Может, и зря. Скоро узнаю. Покажу сведущим людям, послушаю, что скажут. Если окажется, что фигня – ну так и ладно, не разорюсь, не умру.

Андрей говорил о покупке небрежно, как о ничего не значащем пустяке, но в душе был почти уверен: не прогадал.

Правда, каков выигрыш, об этом он тоже пока не догадывался…

Воспоминание первое

Андрей. Кофе

Что может быть тоскливее, чем сидеть в пустом баре на Соколе, да еще в середине зимы, да еще в темную ненастную ночь с воскресенья на понедельник? Все нормальные люди отсыпаются перед рабочим днем, а здесь прочно осели конченые лузеры, которым некуда торопиться и единственной заботой которых является добыча денег на очередную безрадостную порцию алкоголя. Бармен Дима не в духе – день опять был провальным. А что тут поделаешь – кризис… За весь вечер посетителей раз-два и обчелся, выручки – никакой, так, по мелочи. Вот и сейчас бар почти пуст – никого. Вернее, не то чтобы совсем никого, торчит вон там, в углу, у окна, один кекс, но он не в счет. Он вот уже, считай, вторую неделю не платит за свою выпивку. Притаскивается сюда чуть ли не ежедневно, сидит допоздна, заказывает очень даже недешевое виски, хлещет его стаканами – и не платит. Конечно, сам Дима никогда бы не смирился с таким поведением клиента. Но тут такой случай, приходится терпеть. А все потому, что хозяин распорядился пока обслуживать этого типа в долг – в память о прошлом. Было время, и Дима его прекрасно помнит, когда этот парень считался vip-клиентом их бара. Он приводил сюда целые компании, не скупясь угощал всех, оставлял более чем щедрые чаевые… Тогда, естественно, весь персонал бара готов был пылинки с него сдувать. Да только теперь все в прошлом. Миновала пора, когда клиент этот, его, кстати, Андреем зовут, был респектабельным и сорил деньгами направо-налево. Сейчас он разорен. Да и не один он, кризис ударил по многим, что в России, что за границей. Вчера по телевизору сказали – в Америке крупнейший банк прогорел. А у нас все к доллару привязано… Что ж тут удивляться, что у всех сразу же начались проблемы? Из всех Диминых знакомых сегодня как минимум у половины полная задница с работой. Кому зарплату урезали, кого в неоплачиваемый отпуск отправили с самыми неясными перспективами, а у кого и вовсе фирма не выдержала, приказала долго жить. Вон брательник сколько лет в рекламе, бывало, по пятьдесят штук баксов в год заколачивал – и тот третий месяц работу ищет. Да и у самого Димы положение шаткое, с Нового года ничего не заработал, так, слезы одни. И хозяин поговаривает, чтобы закрыть кабак – и что тогда? Жить-то на что-то надо…

Впрочем, в себя бармен Дима верил, по крайней мере, надеялся, что не пропадет. Он парень и с головой, и с руками. Во всяком случае, до такого положения, как этот Андрей, постарается не опуститься. Этому-то, похоже, досталось сильнее других. И все потому, что падал с большой высоты. А несколько лет назад крут был, как вареное яйцо! От прошлого его благополучия остался только журнал «Форбс» трехлетней давности с маленькой фоткой Андрея Шелаева и информацией, что он, владелец сети кафе быстрого питания «Пиф-Паф!», входит в сотню самых богатых людей Москвы. Этот журнал Андрей в подпитии демонстрирует бармену, да и вообще всем и каждому по нескольку раз на дню, но это давным-давно никому не интересно…

Сидящему у окна Андрею, в свою очередь, все было неинтересно. Вот уже несколько месяцев его не заботило ничто, кроме краха, который он пережил. С тех пор как он стал банкротом, его ни на минуту не покидало тягостное ощущение, словно явившееся из страшного сна. Он падает в пропасть и летит, летит, летит вниз, а пропасти и мучительному падению нет конца. Спасение приносил алкоголь. И оттого Андрей теперь каждый вечер, как на работу, приходил сюда – в единственный бар, где ему соглашались отпускать спиртное в долг.

Сколько порций виски он влил сегодня в себя? Пять? Шесть? Может быть, больше? Может быть, даже намного больше… Сознание затуманилось, но, как ни странно, голова не потеряла способности соображать. И в общем-то Андрей понимал: ему давным-давно пора встать и отбыть восвояси. Бар работает до последнего посетителя, а таковой он тут остался один… Но уйти не было никаких сил. Дома – та же труба. И очень, черт побери, хочется кофе! Чашечку хорошего, крепкого и обжигающе-горячего кофе без сахара. Он уже почти приготовился обратиться к бармену со своей просьбой и предвкушал момент, когда тот засыплет в кофемашину смолотые зерна и по залу поплывет одуряюще восхитительный аромат кофе…

Запах кофе был для Андрея не просто запахом. Он был незабываемым воспоминанием. Воспоминанием о прошлом, о детстве, о счастье, том самом особом настоящем счастье, которое можно испытать только тогда, когда лет тебе совсем мало. В детстве человек счастлив, как сейчас говорят, по умолчанию. По природе своей ребенок – существо, инстинктивно предрасположенное к счастью. Какой бы трудной и даже трагичной ни была его жизнь, он все равно радуется и постоянно находит для этого все новые и новые поводы. Возможно, потому, что ему пока не с чем сравнить свою жизнь, она кажется ему единственно правильной, он еще не подозревает, что может быть как-то иначе. Но, скорее всего, все-таки потому, что детская душа еще не успела покрыться защитным панцирем и более открыта добру и надеждам, чем душа взрослого человека. А с возрастом все словно бы выворачивается наизнанку. Как бы спокойно и благополучно ни складывалась наша жизнь, мы не успокоимся, пока не найдем в ней некую занозу, нескладицу, неполадку, прицепимся к ней, заморочимся ею и почувствуем себя глубоко несчастными. И мы верим в придуманную нами драму, искренне жалуемся на нее друзьям, тратим на переживания время, здоровье, душевные силы… И понимаем, сколь нелепы такие страдания и сколь пустячен повод для них лишь тогда, когда случается действительно настоящая трагедия. Тогда мы хватаемся за голову и говорим себе: «Господи, каким же я был идиотом, когда так парился из-за какой-то фигни! Да она яйца выеденного не стоит. Нет чтобы жить в свое удовольствие и наслаждаться каждой минутой! А теперь этой возможности нет. И, наверное, уже никогда не будет…»

Андрей поморщился и машинально поднял пустой стакан. Опрокинул его, но оттуда, как и следовало ожидать, не вылилось ни капли. Нет уж, сколько можно так изводить себя? Все равно ничего не поправишь. Не вспомнить ли о чем-то приятном? О чем-нибудь из глубокого детства? Запах молотого кофе всегда наводит его на эти воспоминания…

Дома у них, по правде говоря, кофе не водился. Насколько Андрей помнил, ни мать, ни отец его не пили. Не любили? Или попросту отказывались из соображений экономии, считали, что дорого? Тот же чай не в пример дешевле и привычнее. А может быть, просто достать не могли, в те времена нельзя было купить самых обыкновенных вещей, даже жизненно необходимых. Все – «доставали». Молоко, хлеб и овощи в магазине еще есть, только очередь надо за ними отстоять, а, скажем, мясо – уже проблема. Сейчас даже в голове не укладывается, как они жили тогда – но ведь жили же как-то… А нынешним детям, наверное, и не объяснишь, что в его детстве не то что не было ни кока-колы или там фанты – слов-то таких не знали. Лимонад и сок маленькому Андрюшке покупали лишь изредка, а дома пили в основном чай. Грузинский, в пачке кубиком, с зеленой невыразительной картинкой на обертке. И только если сильно повезет – ну, дадут кому-то из родителей в праздничном «заказе» на работе – тогда индийский «со слоном».

А вот бабушка, мамина мама, та не могла жить без кофе. При своем пониженном давлении она всегда жаловалась: если не выпьет с утра чашку кофе, а лучше две, головы не поднимет с подушки. Андрюшка тогда был совсем маленький, что означает «пониженное давление», не понимал, но слова его завораживали, казались частью священного бабушкиного кофейного ритуала, когда в ее квартиру вселялся дух кофе.

Дефицитным продуктом бабулю обеспечивала соседка Нина, продавщица овощного отдела в гастрономе на углу. Андрей видел ее последний раз лет двадцать пять назад, но помнил отлично. Полная разбитная бабенка неопределенного возраста, с золотым верхним передним зубом, с нарумяненными щеками и вечно отросшими темно-серыми корнями «перекисных» волос. Одевалась Нина не слишком опрятно, но никогда не выходила из дому, не накрасив губ ярко-алой помадой. И ногти у нее, хоть и с вечной черной каймой, всегда были покрыты облупившимся ядовито-красным лаком. Прямо как у нынешних модниц – в тон помаде, усмехнулся Андрей. Как хорошо ему все это помнится!

Да, та самая Нина приносила бабушке плотные коричневые бумажные пакеты с кофейными зернами. Интересно, какова была наценка? Теперь этого не узнать… Ни бабушки, ни Нины давно нет на свете. А воспоминания остались, да какие яркие и почти осязаемые! О том, как бабушка, такая вся домашняя и уютная, в собственноручно сшитом зеленом клетчатом фартуке, распечатывает на кухне хрустящий пакет и высыпает твердые зерна в ручную кофемолку. Маленький Андрей тут как тут. Ему тоже хочется покрутить тугую пластмассовую ручку, очень тонкую и оттого неудобную. Но еще больше хочется, чтобы бабушка разрешила взять одно зернышко. Вкус разгрызенного кофейного зерна всегда очень нравился Андрею, он напоминал шоколад и в то же время казался каким-то другим, даже еще лучше, чем шоколад. Только став старше, Андрей понял, что ему нравится как раз горький шоколад. А в детстве мама иногда покупала ему молочный, и он никак не мог объяснить ей, чего он хочет.

Как ни странно, пить кофе Андрею тогда совершенно не хотелось. Совсем другое дело – разгрызть чудное темное зернышко. И он всегда старался оттянуть этот момент. И, надо сказать, каким-то образом ему это удавалось. С утра получив от бабушки «кофеинку», как он называл зернышко, он прятал ее за щеку и бегал так с ней чуть ли не целый день, минимум до обеда, а случалось, что и до вечера, мусоля зерно во рту, не торопясь его раскусить.

Ну и конечно – запах! Чаще всего маленький Андрей, когда оставался у бабушки, просыпался именно от него, и он до сих пор помнит то радостное ощущение на границе меж сном и явью, когда так трудно открыть глаза, и пока ты не понимаешь, отчего это так хорошо на душе… И лишь потом, разлепив наконец веки, осознаешь, что это бабушка в кухне готовит кофе, а впереди целый долгий безмятежный день, счастливый и беззаботный…

Интересно, отчего эти незамысловатые, но такие милые сердцу картинки до сих пор так прочно остаются в его памяти? Может быть, потому, что у бабушки ему действительно было хорошо? Родной дом был связан в детском сознании с серыми буднями, с ненавистным ранним вставанием сначала в детсад, потом в школу, с нудными повседневными обязанностями и вечным домашним заданием, с постоянными родительскими ссорами, с мамиными криками и слезами. У бабушки же, куда его часто привозили на выходные, все было не так. Здесь было тихо и спокойно, никто Андрюшку не ругал и не кричал на него. Бабушка кормила его тем, что он любит, подсовывала лучшие кусочки, разрешала гулять до позднего вечера, а укладывая спать, всегда рассказывала что-нибудь. И он так любил слушать ее истории…

Андрей попытался привлечь внимание бармена, но тот упорно не желал смотреть в его сторону. Чуть ли не вызывающе отвернулся и принялся что-то перебирать за высокой стойкой. Пришлось встать и нетвердой походкой подойти к нему.

– Плесни-ка мне еще виски, Дима! – По дороге Андрей благополучно забыл, что шел сюда ради кофе.

– Не хватит ли вам? – кисло скривился бармен. – Может, закончите на сегодня? И так выпили почти на сотню евро… Да и поздно уже, а завтра рабочий день, – назидательно заключил он.

– Ну, последнюю, – искательно попросил неплатежеспособный клиент. Слушая свой голос, Андрей вдруг отметил в нем совершенно несвойственные ему ранее заискивающие – а скорее умоляющие – нотки. И это ему очень не понравилось. Неужели он пал так низко?

– Последняя уже раза два была, – парировал вредный Дима. – А то и три. Шли бы вы лучше домой, а?

– Слушай, ты… – вскипел было Андрей, но тут же осекся. Внезапно он обнаружил, что в баре он не один. Рядом с ним у стойки сидела женщина. Откуда она тут взялась? Ее появление, да еще в столь поздний час, он, видимо, пропустил. Его любимое место как раз напротив двери, оттуда отлично видно входящих. А вот поди ж ты – проглядел.

Итак, на высоком стуле, небрежно облокотившись о стойку, сидела женщина. Молодая… Хотя… Для многих женщин понятия «молодость» и «старость» настолько расплывчаты, что между ними может пролегать чуть ли не добрая половина века. Немало их, по современным понятиям еще девушек, не достигших тридцати лет, смотрятся много старше. Случается и наоборот: попадаются дамочки, которые, изо всех сил подражая Кармен Электре, и в сорок, и даже в пятьдесят выглядят, одеваются и ведут себя ну прямо как те девчонки. Издали их и впрямь можно принять за молоденьких – но только пока не подойдешь ближе. А если еще и косметику смыть…

Но иногда – это, правда, бывает нечасто – встречаешь женщину, глядишь на нее и гадаешь: сколько ей? Ясно, не двадцать пять. Больше. Возможно, намного. Возраст этой – где-то меж двадцатью пятью и…вечной молодостью. Да, такова была поздняя посетительница. Стильные туфли известной фирмы, черные колготки, облегающее фигуру черное платье, не из дешевых, с глубоким вырезом, в котором поблескивал изящный кулон белого золота. Пепельные волосы подстрижены коротко и элегантно. Возраст выдавали шея и руки – явно не юные, хотя и безупречно ухоженные.

Словом, женщина была из тех, кого нельзя не заметить, не обратить на нее внимание. Но Андрей заговорил с ней не потому, что она ему так понравилась. Не в том было дело. Такое уже случалось: на него вдруг накатила волна острейшего одиночества. Хотелось поговорить – с кем угодно. Лишь бы собеседник слушал и делал вид, что ты ему не безразличен.

– Надо же, а я и не заметил, как вы попали сюда, – искренне удивился он. – Такое чувство, что вы не вошли в дверь и не проходили через весь зал, а прямо р-раз! – и откуда ни возьмись появились у стойки. Возникли, так сказать… Вы не видение?

Сказал – и мысленно поморщился. Что за банальщину он несет? Примитивно до пошлости. И тем более странной оказалась реакция незнакомки. Обычно в подобной ситуации женщины выбирают один из двух шаблонов поведения: чаще всего в ответ улыбаются, всячески показывая, что ничуть не против знакомства (да и зачем еще одинокая дама может заглянуть в бар поздно вечером и усесться у стойки?), или, что случается гораздо реже, сразу решительно дают понять мужчине: не заинтересовал. Однако незнакомка не сделала ни того, ни другого. Она ответила сразу, но ответ прозвучал нейтрально, без всяких эмоций:

– Возможно, вы были заняты чем-то другим, – голос у нее оказался низкий, с небольшой хрипотцой. – Своими мыслями, например. Или воспоминаниями…

– Угадали, – усмехнулся Андрей. – В воспоминания я и ударился…

И, повернувшись к бармену, возгласил былым тоном:

– Виски – мне и даме!

– Благодарю вас, не нужно, – все так же спокойно возразила женщина, обращаясь к обоим – к нему и к бармену. – Я вполне в состоянии заплатить за себя сама.

– И правильно, – хмыкнул Дима. – Лучше сделайте это сами. Потому что у него, – он кивнул в Андрееву сторону, – денег нет.

– Сегодня нет, но ведь были!.. Да какие! – возмутился Андрей, задетый. И, суетливо вытащив из кармана сшитого на заказ в Милане пиджака истрепанный номер журнала «Форбс» за 2006 год, предусмотрительно раскрытый на нужной странице, предъявил его даме.

Та бросила беглый взгляд на страничку, кивнула:

– Да, я видела этот номер. Помню, читала журнал и радовалась: есть в Москве состоятельные люди! Но теперь времена изменились…

– Что ж поделаешь, не все сумели справиться с кризисом, – Андрей не без некоторой доли позерства вздохнул. – Вот, например, в Штатах…

Женщина не дала ему договорить. Покачав головой с видом человека, который тоже смотрит новости по телевизору и не нуждается в их пересказе, она обратилась к бармену и попросила налить две порции виски. Они отошли от стойки и сели за столик. Забыв даже сказать «спасибо» своей благодетельнице, Андрей торопливо опустошил стакан. Сознание еще более помутилось, и он попытался завести разговор о своем потерянном бизнесе, но его снова не стали слушать.

– Я знаю вашу историю, – перебила она его.

– Знаете? Откуда? – Она не ответила. Он приосанился. Что ж… О такой заметной фигуре, какой он являлся еще недавно, и должно быть известно многим.

– А чем занимаетесь вы? – вежливо осведомился он. Что-то в общении с этой женщиной очень его напрягало, мешало ему, но он не мог понять что. Прекращать разговор не хотелось. Незнакомка не на шутку заинтересовала его, было в ней нечто такое, что не отпускало.

– У меня редкая профессия, – сообщила она после довольно-таки продолжительной паузы. – Может быть, даже единственная в своем роде. Я Старьевщица.

– А, понятно, – глубокомысленно кивнул Андрей. – Антикварный бизнес.

– Смотря что вы под этим понимаете, – она вдруг усмехнулась.

– Ну как что? – с недоумением откликнулся он. – Скорее всего, раз вы называете себя старьевщицей, значит, скупаете, а может быть, и сами ищете старинные вещи, мебель, допустим, фарфор и так далее. А потом, вероятно, реставрируете и продаете. Я, кстати, в юности тоже занимался чем-то подобным…

– Не совсем так, – она отрицательно покачала головой. – Вы правы, я нахожу и покупаю кое-какие старые ценности. Но это совсем не вещи.

– А что же?

– Воспоминания. Хорошие, приятные воспоминания.

– То есть как это? В каком смысле? – Андрей в изумлении уставился на нее. То ли принялась пороть чушь, то ли это он так опьянел.

– В самом прямом, – бесстрастно ответила незнакомка. – Скажите, Андрей, вы никогда не задумывались о том, что счастливые воспоминания для человека гораздо дороже, чем все, что куплено им за деньги? Даже за очень большие. Наличность, собственность, раскрученный бизнес – всего этого можно лишиться… А можно и вообще не иметь. Но воспоминания о прошлых, пусть давних, светлых минутах, часах, днях могут сделать счастливым даже того, у кого ничего больше нет. Или никогда не было.

– Ну… да, верно. – Вряд ли с этим поспоришь. – И что с того?

– А то, что я покупаю у людей такие воспоминания.

– Покупаете? – Он не ослышался?

– Да, так. Впрочем, не только покупаю, но и продаю.

– И что, есть покупатели? – с иронией поинтересовался Андрей. Разговор начал его забавлять. На сумасшедшую она не похожа, но говорит, прямо скажем…

– И очень много, – спокойно ответила собеседница, – вы и не представляете, сколько людей хотят приобрести себе хорошие воспоминания и не скупятся, покупая их. Людей таких легион, целая армия…

Не зная, как реагировать, Андрей растерянно хмыкнул. Нет, что-то и впрямь тут не так… Все-таки она сумасшедшая. Нормальный человек не станет гнать подобную пургу. Но странно, выглядит она совершенно вменяемой.

– Наверное, мы с вами выпили чуть больше, чем нужно, – примирительно сказал он. – И, действительно, пора расходиться, бар скоро закроется. Но у меня будет еще одна просьба к вам… Раз уж вы сегодня настроены на благотворительность… Не могли бы вы заказать мне кофе?

– Пожалуйста, – кивнула она и обратилась к бармену: – Будьте добры, две чашки кофе!

Дима просьбе совсем не обрадовался.

– А пораньше не могли сказать? – недовольно проворчал он. – Только что кофеварку помыл…

Но делать нечего, слово клиента – закон. Особенно если на дворе мировой финансовый кризис. Дима вздохнул и засыпал в чистую машину молотые кофейные зерна. Вскоре кофеварка с присвистом зашипела, и вот перед Андреем наконец появилась большая чашка с дымящимся ароматным напитком. Он с наслаждением вдохнул чудесный, столь памятный ему запах, поднял чашку и сделал крохотный глоток. Странная женщина с нескрываемым любопытством наблюдала за ним.

– А хотите, я куплю у вас воспоминание о запахе кофе? – вдруг предложила она. – И все то, что у вас связано с этим запахом?

– Интересно, как вы себе это представляете, – чуть не поперхнулся Андрей.

– Да очень просто. Для вас запах кофе связан с детством, со счастьем, с тем, как вы гостили у бабушки, где вам было так хорошо… С бабушкиным клетчатым фартуком, с кофейным зернышком за щекой, со вкусом горького шоколада и прочими детскими радостями… И даже со златозубой соседкой Ниной.

– Откуда вы знаете? – Андрей обескураженно вытаращился на нее. – Вы не можете этого знать. Не можете… Этого никто не может знать, я об этом, кажется, никому…

– Неважно, откуда знаю, – у нее, похоже, имелась неприятная привычка перебивать собеседника. – Важно, что я готова забрать у вас это воспоминание. И дать взамен сто евро. По-моему, неплохая цена. Как вы на это смотрите?

– Все шутите… – хмыкнул Андрей. – Да, наверное, вам смешно. А мне сейчас даже такая ничтожная сумма, как сто евро, не помешала бы…

– Стало быть, вы согласны? – склонив голову и глядя на него, уточнила она.

– Ну, если вы не шутите и хотите, как вы говорите, купить у меня это воспоминание, то попробуйте. – Он, конечно, ни на секунду не верил в возможность подобной сделки, но отчего бы не подыграть даме. – Интересно, как это у вас получится…

И с усмешкой покосился на незнакомку, ожидая, что та начнет сейчас делать пассы руками, бормотать заклинания или вытворять нечто подобное в стиле расплодившихся в наши дни шарлатанов, выдающих себя за ясновидящих, экстрасенсов, колдунов, гадалок, предсказателей и прочее, прочее. Но она невозмутимо пила кофе. На него не глядела, молчала.

Бармен Дима тем временем мучился, как намекнуть засидевшимся клиентам, что пора бы и честь знать. Он снова помыл кофеварку, прибрался на стойке и теперь наводил порядок в зале, с шумом передвигая столы и ставя на них перевернутые стулья. Приблизившись к их столику, он приостановился, потом нагнулся и поднял что-то с полу.

– Ну вот, а говорили, нет денег, – весело объявил Дима, протягивая клиенту то, что он нашел у его ног.

Изумленный, Андрей увидел в руке бармена серебряный зажим для купюр, оставшийся от его прошлой обеспеченной жизни. Он все собирался заложить его, но медлил, тянул, ему не хотелось расставаться с памятной вещицей. Не было никаких сомнений: это его зажим, спутать его с другим невозможно – вещь уникальная, сделана на заказ, на ней выгравирован затейливый вензель, и подарена эта штучка была ему пару лет назад на день рождения женой, теперь бывшей. Но удивило Андрея, конечно, не то, что зажим упал – что тут особенного? Ну, уронил, бывает… Удивило то, что в зажиме вдруг обнаружилась зеленая банкнота с изображением ворот в стиле барокко и крупными цифрами – единицей с двумя нолями. Вот это было по-настоящему очень странно. Андрей отлично помнил, что денег, а уж тем паче в валюте, у него давно не было. Но раз они у него в руках, можно ими воспользоваться.

– Возьми в счет моего долга, – небрежно проговорил он, протягивая купюру Диме. Тот не заставил себя упрашивать, с довольным видом забрал банкноту и направился к кассе. Увидев, что он отошел достаточно далеко и не может их слышать, незнакомка повернулась к Андрею и негромко произнесла:

– Вот как-то так к вам будут приходить деньги. Плата за купленные мною воспоминания… Кстати, как кофе?

– К-кофе? – переспросил Андрей. – А что кофе? Кофе как кофе. Я вообще не слишком-то люблю кофе.

– Не любите ни вкуса, ни запаха? И аромат его ничего вам не напоминает?

– Нет, – пожал плечами Андрей. – А почему он должен мне что-то напоминать?

Запах как запах… Еле слышный и, по сути, не такой уж приятный.

И чего все так носятся с запахом кофе?..

Воспоминание второе

Андрей. Качели

Когда на следующее утро Андрей сумел оторвать тяжелую, словно налитую свинцом, голову от подушки, давно перевалило за полдень. Но вставать не хотелось, и он еще долго оставался в постели. Лежал на спине, бездумно уставившись то в один угол, то в другой, и увиденное не доставляло ему никакой радости. Обшарпанные стены, желтоватые пятна на потолке и дешевая мебель из «ИКЕА», потерявшая вид, как ему казалось, уже через несколько дней после покупки… Андрей с тоской вспоминал свою прежнюю квартиру. Вот уж где был настоящий шик! Какой-нибудь менеджер, пять раз в неделю колесящий на купленном в кредит авто экономкласса от своей съемной однушки где-нибудь в Марьино или Митино до офиса в центре и обратно, наверняка продал бы душу дьяволу за такое жилье. Но и успешному предпринимателю, чье имя фигурировало в списке журнала «Форбс», тоже совсем не стыдно было обитать в двухуровневых апартаментах на Кутузовском проспекте, площадью в сто восемьдесят семь квадратных метров. Строгий черно-белый дизайн придавал квартире респектабельный современный вид, вся обстановка была выдержана в едином стиле минимализма: ничего лишнего, все только самое необходимое, все четко, функционально, по-мужски эргономично. Приобретя ту квартиру, Андрей лично занялся ее отделкой и оформлением. Не своими руками, конечно, всю работу делали специалисты, но он ими активно руководил и в итоге добился того, что все получилось по его вкусу, так, как ему нравилось. Жену он тогда до этого процесса не допустил, и правильно сделал, она бы точно все испортила. Безделушки, финтифлюшки, вазочки, салфеточки… Хотя, возможно, ее обида за это на мужа и заложила первый камень в разделившую их вскоре стену…

Малогабаритная двушка, где сейчас волею судеб оказался Андрей, выглядела по сравнению с его бывшей квартирой не просто скромно, а прямо-таки убого. Квартира требовала срочного ремонта, которого тут не было уже лет пятнадцать, а мебель, особенно мягкая, – обновления. То же относилось и к бытовой технике, весь комплект которой здесь ограничивался плитой, холодильником, стиральной машиной и телевизором с кинескопом – это в наше-то время, когда уже сменилось несколько поколений плазменных панелей! Но ни на ремонт, ни на новые вещи у Андрея не было денег. Да что там! Денег не было даже на самое необходимое, вот уже который месяц он не оплачивал коммунальных счетов. А также не платил за интернет, цифровое телевидение и мобильный телефон. Андрей вполне научился обходиться без всего этого, даром что раньше и представить себе не мог, как можно прожить хотя бы день, да что там день – час, без информации и связи.

Но оказалось – можно. Особенно в его нынешнем положении. Он мог бы и вовсе не включать телевизор, работающий теперь только от домовой антенны. Какое ему дело до новостей мировой политики и бизнеса, если он окончательно и бесповоротно выпал из обоймы? Его это все теперь не касается. А общение… Общение, как выяснилось, тоже является привилегией тех, кто на плаву. Телефон у них постоянно занят, они ведут переговоры и болтают с друзьями, назначают деловые встречи и свидания женщинам, они все время востребованы, нужны и срочно необходимы… Но тот, кто лишился всего, вместе с делом жизни и состоянием теряет и круг общения. Партнерам он больше неинтересен, а число друзей, приятелей и знакомых, которых раньше было видимо-невидимо, начинает удивительным образом сокращаться. Одни пропадают мгновенно, другие появятся несколько раз, скажут пару бессмысленных малоутешительных фраз – и тоже исчезнут, теперь надолго. Андрей и не помнил, когда ему последний раз звонил кто-то, кроме Даши. Дашка оставалась единственным в мире существом, кому еще было до него дело. Возможно, таким человеком могла бы быть мама – но прошло уже много лет с тех пор, как ее не стало…

Мысли о маме отчего-то привели с собой другие, весьма необычные, и вызвали в сознании образ странной женщины в баре. Сейчас, проснувшись с больной головой, Андрей так и не мог понять, существовала ли вчерашняя незнакомка в реальности или всего лишь ему приснилась. И этот нелепый разговор, во время которого она называла себя Старьевщицей и сообщила, что якобы покупает воспоминания… Нет, конечно, все это ерунда полнейшая! Такого никак не могло быть. Точно сон. Или, того хуже, алкогольный бред. Неужели он допился до «белочки»? Только этого не хватало! Хотя, может, и черт с ним, теперь все равно… Однако зеленая сотенная купюра в зажиме – откуда она? Купюра-то ведь была!.. Сто евро, он прекрасно помнит… Но такого не может быть, он давно не держал в руках евро, только рубли и то все реже. Или все-таки не было никакой купюры, и женщина, покупающая воспоминания, ему приснилась, почудилась в алкогольном угаре?

Сильно мучила жажда, и Андрей заставил себя подняться. Прошел на кухню, налил в стакан воды из-под крана, опустошил его, потом по привычке заглянул в холодильник, где еще оставалось кое-что из продуктов, привезенных в выходные Дашей, – сыр, кусок колбасы, три яйца, полбатона, что-то такое непонятное в баночке… Но есть не хотелось, и он захлопнул холодильник и открыл дверцу кухонного шкафа. На глаза тут же попался пакет молотого кофе, но сейчас Андрей даже не вспомнил о том, что еще вчера не мыслил себе и дня без этого напитка. Сегодня утром одна мысль о кофе показалась ему неприятной чуть не до тошноты. Он с отвращением задвинул пакет поглубже и, покопавшись в шкафу, достал другой, где, к счастью, еще оставалось немного чая. Заварил покрепче и выпил, тоже, впрочем, без особого удовольствия: несладкий чай он не любил, а сахар в доме давно кончился.

И потянулся день, долгий, пустой, бессмысленный, похожий на все предыдущие, как похожи одна на другую капли серого осеннего дождя. Выходить на улицу не хотелось, да и незачем, что там делать? Но и дома придумать себе подходящее занятие тоже оказалось нелегко. Несколько часов он просидел перед телевизором, машинально переключая немногочисленные центральные каналы, потом соорудил себе из имеющихся продуктов жалкое подобие обеда и равнодушно съел, не чувствуя вкуса. Затем, исключительно от скуки, принял душ, разбавив водой остатки геля во флаконе. Интересно, а горячую воду у нас в стране могут отключить за неуплату? Электричество, говорят, злостным должникам обрубают, что-то такое он слышал… Наверно, и воду могут отключить.

Вечером, после программы «Время», Андрей некоторое время размышлял – завалиться ли ему спать или снова отправиться в бар. И после недолгих колебаний выбрал второе. Пришел, как обычно, пешком, сел за любимый столик. Сегодня работал уже другой бармен, Руслан, и спросить о странной женщине было не у кого. А во всем остальном со вчерашнего дня обстановка в баре не изменилась. Тот же пустой зал, та же недовольная гримаса бармена, наливающего виски неплатежеспособному посетителю. И та же пустота в душе у этого посетителя…

Сидя на привычном месте у окна, Андрей сосредоточенно пил виски – медленно, небольшими глотками. Он хотел растянуть порцию как можно дольше, – и от нечего делать думал о своей жизни, вспоминал ее во всех подробностях и деталях, словно в который раз пытаясь отыскать в прошлом ответ на вопрос, отчего судьба обошлась с ним так жестоко и несправедливо.

Лет до восьми или девяти у него было самое обычное детство. Обычное и, в общем, счастливое. Маленький Андрей жил с родителями, которых любил, но видел редко – они много работали и вечно были заняты. Он ходил сначала в детский сад, потом в школу, а на выходные ездил к бабушке, которая не работала, была на пенсии и имела возможность посвящать много времени внуку. Тут и там были свои радости и свои горести. Но все неприятное быстро забывалось, а если не забывалось, то сглаживалось. Можно помнить, что в шестилетнем возрасте ты сломал ногу и очень долго лежал в постели, было больно и скучно… Но скука помнится, как ни странно, намного ярче, чем боль. Ощущения боли уже не помнишь, есть только факт, словно буквами записанный в сознании: было больно. И все. Чувства боли нет, памяти о ней тоже. А вот хорошие воспоминания – те сохраняются, и, если очень постараться, в них можно вернуться и вновь пережить некое подобие тех приятных чувств и ощущений, которые испытывал когда-то. Наверное, это особенность человеческой психики. Интересно, это у всех так или только у необычных людей, и он, Андрей, принадлежит к этой редкой категории счастливчиков? Во всяком случае, ему нередко удавалось вызвать в памяти не просто картинку, а подлинное ощущение былого счастья. Часто этому помогало что-то извне: запах, мелодия, даже погода или форма облаков. Например, запах воды – не той, что течет из крана, а запах реки в порту – в нем нотки и тины, и машинного масла, прибрежной травы и бог его знает, чего еще…

Маленьким Андрей каждое лето ездил с отцом на Речной вокзал. Они катались на теплоходике, который все почему-то смешно называли речным трамвайчиком. Мальчику это казалось странным и забавным – ну при чем тут трамвай? Трамвай желто-красный и ездит по рельсам, а теплоход белый с голубыми полосами и плавает по воде. На нем настоящие матросы и настоящий капитан в фуражке, который говорит в рупор что-то не всегда понятное, но тоже настоящее, морское… То есть речное. Например, «Отдать на баке!..». И матросы бегут на бак, в смысле, на нос, «отдавать» – бросать швартов, специальный канат с петлей, с помощью которого корабль швартуется, то есть прикрепляется к берегу. Внутри теплохода стояли удобные столики и стулья, можно было сидеть там и смотреть в большие окна на медленно проплывающие мимо берега. Но, конечно, Андрей с папой никогда туда не забирались, а все время проводили на верхней палубе, где светило солнце, дул свежий речной ветерок и откуда было все-все видно гораздо лучше. Их кораблик скользил по воде, вдоль удивительно ровных, как по линейке прочерченных, обсыпанных камушками берегов, и папа рассказывал ему, что плывут они не по реке, а по искусственному каналу, который прорыли специально, чтобы сделать из столицы прямой выход к большой реке Волге. И благодаря этому Москва стала называться «порт пяти морей», хотя берег ближайшего моря находится от их родного города за сотни километров.

Андрюша всю зиму с нетерпением ждал тепла, зная, что наконец-то придет лето и принесет с собой особые летние удовольствия. И одно из главных – плавание на теплоходе от Речного вокзала до казавшегося в детстве сказочно-прекрасным места с завораживающим названием «Бухта радости». В этой бухте всегда сияло яркое солнце, по берегам росли высокие сосны и можно было сколько угодно купаться в теплой воде и собирать крупную и сладкую землянику.

А потом эти чудесные поездки вдруг прекратились. Папа отчего-то стал намного больше работать и приходил домой очень поздно. И в выходные он тоже работал, поэтому Андрея все чаще стали возить в конце недели к бабушке. Само по себе это было неплохо, бабушка Андрея очень любила и всячески баловала, разрешала делать то, что ему не позволялось дома, например, долго смотреть телевизор или гулять допоздна. Бабушка жила в Перово. Этот район был тогда тихий, зеленый, как будто и не Москва вовсе – никакой толпы, никаких машин и опасных перекрестков. Андрей и его приятели бегали, где хотели, и никто им этого не запрещал. Где они тогда только не побывали, во что только не играли! Но больше всего маленький Андрюшка любил играть в соседнем дворе. Там стояли потрясающие качели, сделанные, очевидно, каким-то умельцем для собственного ребенка. Все дети из окрестных дворов готовы были проводить на этих качелях целые дни, каждый раз устанавливали очередь, даже жребий тянули, кому качаться и сколько. Эти высокие, размашистые качели казались ему, мальчишке, просто огромными. На них удавалось как-то особенно, высоко-высоко, раскачаться, так, что, взлетая почти в самое небо, он чувствовал себя космонавтом или в крайнем случае летчиком-испытателем. И это было счастье, самое настоящее счастье. Ничего похожего ему никогда в жизни не довелось больше испытать.

Потом качели кто-то сломал, непонятно, кто и зачем, детям, разумеется, этого объяснять не стали. А дома выяснилось, что никакой такой необычной работы у отца не было. История оказалась более чем банальной и прозаичной – он завел другую семью. В этой семье в конце концов даже родился ребенок, девочка. И тогда отец переехал туда насовсем.

Сделал он это как-то трусливо, жалко, не поговорив с сыном и ничего ему не объяснив. Со временем Андрей узнал, что мама тоже не слишком красиво повела себя в тот момент, поставив отцу ультиматум: «Или мы – или она!..» Мол, или ты остаешься с нами и даже думать забываешь про ту женщину – или я никогда больше не пущу тебя на порог и не дам видеться с сыном. И отец сделал выбор в пользу другой семьи. Так уж устроен мужчина, что в подобной ситуации всегда выбирает другое. Знали бы об этом женщины, реже прибегали бы к таким жестким условиям – глядишь, и меньше было бы совершено непоправимых шагов. А так… Утром в субботний день, пока Андрей был в школе, отец собрался и ушел, даже не попрощавшись с ним. Больше Андрей никогда с ним не встречался. Лишь дважды в жизни у него возникало желание увидеть отца, но обе попытки не увенчались успехом. Первый раз это случилось, когда Андрей поступил в техникум. Он узнал адрес отца через «Мосгорсправку», приехал в тот район (это были Кузьминки), нашел нужный дом, подъезд – но позвонить в квартиру так и не решился, потоптался перед дверью, поглядел вокруг и поехал домой. А второй раз он начал разыскивать отца совсем недавно, несколько месяцев назад, после того как разорился и потерял все. Вот тогда-то и выяснилось, что Анатолий Петрович Киселев (после развода мать дала Андрею свою фамилию) умер в 1997 году.

Тогда, в детстве, жить без отца было трудно – и материально, и психологически. После развода мама так и не сумела оправиться, прийти в себя и стать прежней, веселой и хлопотливой. Она потеряла душевное равновесие, рано и как-то резко поблекла, постарела, сникла, помрачнела, совершенно перестала следить за собой, подолгу не ходила в парикмахерскую и одевалась бог знает как. Особенно возмущала Андрея ее зимняя обувь – бесформенные черные войлочные ботинки с грубой железной молнией спереди. В народе такие именовались «прощай, молодость!».

– Мама, ну зачем ты носишь этот кошмар! – не раз возмущался он. – Мне даже перед ребятами за тебя стыдно… Купила бы себе нормальные сапоги.

– Что ты, сынок, что ты! – ахала она в ответ. – Ты знаешь, как дорого стоят сапоги? Восемьдесят, а то и сто рублей! Больше половины моей зарплаты. Куплю сапоги, а на что мы жить будем? Ты об этом подумал?

Зарабатывала она не так уж мало, вряд ли намного меньше других. Но, видимо, была плохой нерасчетливой хозяйкой, не умела правильно распределять деньги. В других семьях при таких же доходах ухитрялись и вещи покупать, и даже отдыхать ездить. А Шелаевы вроде бы и не шиковали, экономили на всем, на чем только можно, а денег до зарплаты все равно вечно не хватало…

Вот поэтому Андрей еще подростком твердо решил: он должен как можно быстрее начать зарабатывать. Поэтому и ушел из школы после восьмого класса, хотя и учился неплохо, и вполне мог бы окончить десятилетку. Но он выбрал техникум, и не какой-нибудь, а общественного питания, поскольку легче всего зарабатывать – где? Правильно, в ресторане. А кто будет дразнить его «придурком из кулинарного техникума», тот сразу по шее схлопочет! Слава богу, дворовое детство научило его давать отпор обидчикам.

Полученная профессия ему в общем и целом нравилась, готовить он всегда любил. Однако в глубине души Андрей понимал, что его настоящее призвание не в этом. В детстве он мечтал стать художником. Сколько он себя помнил, он всегда страстно любил рисовать, охотно учился живописи в художественной школе. Школа эта располагалась рядом, прямо напротив обычной, но из их класса там почему-то занимались всего двое – он и его закадычный друг Костя Панов. Костя больше всех жалел и не раз говорил об этом, что Андрюха, который был явно талантливее приятеля (это все признавали, в том числе и сам Костя), не посвятил себя искусству, а избрал вот такую прозаическую специальность. Мог бы стать выдающимся художником… Но Андрею надо было зарабатывать деньги – что он успешно и делал. Крутился, как только мог, учился, одновременно подрабатывая на кухнях ресторанов мойщиком посуды, а в свободное время лазил вместе с другом по заброшенным домам и подвалам в поисках «складов».

Та самая икона, купленная им у похмельного мужичка у входа на «Вернисаж», неожиданно перевернула всю его судьбу. Придя домой, он аккуратно снял черный от времени оклад и удивился – под окладом сохранились яркие сочные краски. При этом икона явно выглядела не просто старой, а старинной. Поскольку Андрей интересовался живописью, ходил иногда в музеи, листал альбомы по искусству, то он хоть и не был специалистом, но более или менее приблизительно представлял, чем различаются иконы разных иконописных школ и веков.

Поразмыслив, он решил посоветоваться со своим знакомым по «Вернисажу», которому доверял больше других – с переквалифицировавшимся в продавца ювелирки художником Борисом, имевшим репутацию и знатока, и порядочного человека. Тот, поглядев на икону, подтвердил, что она, судя по всему, древняя.

– Похоже, семнадцатый век, а, может, даже и раньше, – сказал он с некоторым, впрочем, сомнением в голосе. – И, скорее всего, очень ценная. Повезло тебе, парень… Но, конечно, необходимо сделать искусствоведческую экспертизу.

Борис направил Андрея к своему приятелю, искусствоведу, тот помог по своим каналам и с экспертизой, и с оценкой, а когда все предположения насчет ценности иконы подтвердились, нашел и солидного покупателя. В итоге Андрей очень выгодно продал ее иностранцу, то ли немцу, то ли швейцарцу – за валюту. Тогда, правда, подобные сделки считались незаконными, можно было вляпаться в очень неприятную историю, но ему повезло. Вскоре времена круто изменились, доллар вошел в легальный оборот, и его курс рос как на дрожжах. Андрей неожиданно стал располагать довольно крупной по тем временам суммой. Ему страстно хотелось приумножить ее. Он пустился во все тяжкие, тут была и игра на разнице курса, и вкладывание денег в сомнительные финансовые пирамиды, и рискованные сделки, и даже попытки давать деньги в долг под процент. Как он потом понял, все это было очень опасными авантюрами, потерять все можно было запросто. Но каждый раз Андрею везло, он не только не потерял своих сбережений, но и, как и мечтал, многократно их приумножил. В начале девяностых у него скопилась более чем приличная сумма, и он рискнул затеять собственный бизнес. Побегал по всяким «разрешающим» инстанциям, «отблагодарил» чиновников за положительные решения и вскоре взял в аренду помещение в районе площади трех вокзалов. После ремонта открыл в нем кафе быстрого питания под озорным названием «Пиф-Паф!». В интерьере кафе (дизайн помещения придумал он сам) были использованы охотничьи мотивы. Хорошо зная механизмы ресторанного бизнеса, Андрей давно понял: такие кафе, где можно быстро, вкусно и сравнительно недорого поесть, всегда будут пользоваться спросом. Как говорится, война войной, а обед по расписанию. Что бы вокруг ни происходило, люди все равно продолжают работать и заниматься делами, элементарно хотят есть, а раз так, то им всегда нужно где-то перекусить в середине дня.

Дело пошло. Вслед за первым кафе появилось второе, потом третье… Бизнесменом Андрей, к своему удивлению, оказался удачливым. Через несколько лет сеть кафе «Пиф-Паф!» стало любимым местом москвичей, где можно приятно отдохнуть и перекусить. Цены тут были чуть выше, чем в «Макдоналдсе» – зато пища не в пример более привычная и здоровая. Сеть кафе росла и набирала обороты, они открылись по всему городу. К 2006 году Андрей Шелаев уже входил в сотню самых богатых людей Москвы. И чувствовал себя вполне состоявшимся и счастливым.

А все его беды, как искренне верил Андрей (и во многом был прав), произошли по вине его третьей жены, Акулины. Это она прожужжала ему все уши, что пора менять направление бизнеса. Общепит – не гламурно, внушала она, ей даже стыдно перед подругами за то, чем занимается ее муж. И Андрей позволил уговорить себя. Не потому, конечно, что счел доводы жены разумными (он, в общем-то, никогда не воспринимал супругу всерьез). Но, во-первых, за столько лет он и сам смертельно устал, ему надоело заниматься одним и тем же. А, во-вторых, впереди замаячило новое, не менее выгодное и явно куда более интересное направление – комплекс художественных галерей. И в начале 2008 года Андрей без всякого сожаления продал сеть кафе вместе с раскрученным брендом.

Сумма, вырученная за сделку, впечатляла. Исполненный энтузиазма, Андрей взялся за новое дело. Часть денег вложил в недвижимость на родине и за рубежом, на остальные снял роскошные помещения в центре, сделал соответствующий ремонт, купил работы у нескольких перспективных, как ему казалось, отечественных художников, молодых и не очень. Он был уверен: истинные ценители и просто состоятельные люди с хорошим вкусом валом повалят к нему в галереи покупать произведения искусства… Но тут неожиданно грянул мировой кризис. Вдруг как-то резко ни у кого не стало денег – какие уж тут могут быть продажи картин и скульптур! Да и художники, у кого были куплены произведения, на поверку оказались не такими уж популярными и перспективными. Андрей, по наивному незнанию, судил о спросе на них по статьям в «глянце», а все эти статьи были исключительно заказными, проплаченной «джинсой».

Но это еще полбеды. А вот целая беда заключалась в том, что жена Акулина завела себе молодого любовника (кстати, из числа этих самых художников), и, когда поняла, что дела мужа резко покатились под гору, быстренько решила развестись с ним. Ее ловкий адвокат сумел неоспоримо доказать в суде, что та часть недвижимости, которая не была оформлена на ее имя (а Андрей очень многое записал на нее), куплена в браке – а значит, считается совместной собственностью. В результате передела имущества Андрей остался на бобах. Ему едва хватило денег, чтобы отдать долги, в которые он влез в результате всех передряг. Утешало лишь то, что и Акулина попала в точно такое же положение – любовник довольно быстро обобрал ее и тут же бросил. Кстати, не последнюю роль в этом сыграл тот самый изворотливый адвокат… Из всей былой роскоши ей осталась только машина, красная «бэха» последней модели, и та самая двухуровневая шестикомнатная квартира на Кутузовском. Андрей после развода перебрался в двушку на проспекте Маршала Жукова, которую получили в свое время его родители. Именно там он уже несколько недель (а может быть, месяцев – ощущение времени в нем притупилось) и прозябал. Андрей так погрузился в грустные раздумья, что снова не заметил, как в баре появилась она… Та самая вчерашняя странная женщина. Хм, покупательница воспоминаний…

Старьевщица…

И она сразу подошла к нему, даже не обведя глазами зал, словно абсолютно точно знала, что найдет его здесь, на этом вот самом месте у окна. Сегодня вместо черного платья на ней был стильный брючный костюм темно-оливкового цвета, но Андрей все равно сразу узнал ее, хотя еще несколько часов назад совсем не помнил, как она выглядит. Но все равно как-то подспудно думал о ней. И ждал этой встречи, и вместе с тем опасался ее. Боялся – но и стремился. Как они с приятелями говорили в детстве: «и хочется, и колется»…

– …и мамка не велит, – прозвучал вдруг прямо над ухом низкий хрипловатый голос.

– Что? – встрепенулся Андрей. – Что вы сказали?

Да, это была та самая вчерашняя странная женщина.

– Я сказала: привет, – произнесла она спокойно и как-то обыденно, без всякого намека на улыбку. И села за его столик, прямо напротив. – Ну, что, заждался?

– Тебя? – вслед за ней он тоже резко перешел на «ты».

Женщина усмехнулась.

– Скорее, думаю, не меня, а денег. Я-то тебя пока не интересую. А вот денежки… Тебе ведь опять нечем заплатить за выпивку. Так что бы такое купить у тебя на этот раз? Может быть, поездки с папой на речном трамвае в «Бухту радости»? – Она точно говорила не с ним, а с самой собой, рассуждала вслух, нисколько не заботясь о том, понимает ли ее собеседник. – Нет, это, пожалуй, пока подождет. Давай лучше начнем с качелей.

– Каких качелей? – не понял Андрей. Он едва слушал ее и никак не мог собраться с мыслями. Увидев женщину, он всего лишь осознал, что вчерашняя встреча с таинственной незнакомкой ему не приснилась… Но и только. Все остальное, что произошло накануне вечером в баре, по-прежнему представлялось ему слишком невероятным, чтобы оказаться реальностью.

– Будто ты сам не знаешь каких, – хмыкнула она в ответ. – Тех самых, в Перово. У бабушки. В соседнем дворе. Кажется, это был двенадцатый дом?

Он только вытаращил в изумлении глаза. Откуда она знает? Но женщину совершенно не интересовали его эмоции.

– Я дам тебе за них десять тысяч, – деловито сказала она, – думаю, это хорошая цена за такое воспоминание.

– Долларов или евро? – машинально уточнил Андрей, в котором тотчас проснулся бизнесмен.

– Рублей, мой дорогой, рублей, – снова усмехнулась Старьевщица. – Дороже это не стоит… Ну как? По рукам?

Андрей пожал плечами. Вчерашние странности повторились вновь, он был растерян, не знал, что сказать.

Старьевщица не стала дожидаться, пока он придет в себя. Быстро поднялась и со словами «Деньги получишь завтра, до полудня» стремительно пошла к выходу.

Андрей опять ничего не понял.

Воспоминание третье

Андрей. Женщины

На следующее утро Андрей все-таки заставил себя подняться пораньше. В доме по-прежнему шаром покати, надо бы сходить в магазин, купить хотя бы самое необходимое. Дело оставалось за малым – найти денег, чтобы сделать покупки. Что ж, придется приниматься за поиски. Раньше, когда Андрей еще был «на коне», у него имелась манера повсюду разбрасывать, рассовывать мелкие деньги, а мелкими деньгами он считал тогда не только монеты, сдачу которыми и не брал никогда, а банкноты в десять, пятьдесят, сто и даже пятьсот рублей. Вот ведь была жизнь! И до сих пор отголоски этой привычки жить широко неплохо его выручали. То там, то здесь нет-нет да и находилось несколько купюр, благодаря которым он пока хотя бы не голодал. Но, разумеется, это не могло продолжаться вечно. И сегодня все места предполагаемых «заначек» оказались пусты, он исчерпал их.

Однако Андрей не позволил себе впасть в уныние, включил голову, как он это называл, и через некоторое время сообразил, где еще можно поискать – в летней одежде. Ну конечно же, ведь он не надевал ее уже с полгода, а там, в карманах, действительно могло что-то заваляться! Заглянув на дальнюю полку, он вытащил шорты и джинсы с модными рваными дырами на коленях, обшарил карманы и действительно наскреб триста шестьдесят рублей. Негусто, конечно, но на хлеб хватит. Машинально взглянув на часы (было без четверти двенадцать), он обулся, надел пальто, запер дверь квартиры и вызвал лифт. Жил Андрей на четвертом этаже и нередко спускался, а когда приходил домой трезвый, то иногда и поднимался пешком – все-таки гимнастика. Но сегодня он, сам не зная почему, решил воспользоваться лифтом. Лифта долго не было, но наконец он со скрипом пришел на его этаж. И когда двери кабины раскрылись, Андрей сразу увидел что-то на полу. Ему показалось, это какое-то оранжево-красное пятно. Он наклонился посмотреть – и, не веря собственным глазам, подобрал две сложенные пополам пятитысячные купюры, видимо, выпавшие у кого-то из кошелька или кармана.

Только сейчас на него вдруг точно ведро холодной воды на голову обрушились воспоминания о вчерашнем вечере. До этого он, занятый насущными проблемами, как-то ухитрился все утро не думать о женщине, называющей себя Старьевщицей, и ее странном обещании, что до полудня у него появятся десять тысяч рублей. Что-то вроде бы она у него купила, он не мог вспомнить что. Мало ли что люди говорят один другому. Но теперь ее слова вспомнились необычайно ярко. Да, она сказала именно так, и деньги действительно появились незадолго перед двенадцатью часами… Но все равно ее слова о покупке воспоминаний не укладывались в его голове. Скорее всего, думал Андрей, эта дамочка просто с приветом, и все, что она говорит, – не более чем шизофренический бред. А десять тысяч… Ну-уу… Десять тысяч в лифте – скорее всего, совпадение. Не могла же она на самом деле купить у него воспоминание о… качелях… О каких, кстати, качелях? Никаких качелей в его жизни никогда не было, в этом он твердо уверен. Никогда, даже в детстве, он не качался на качелях. Видимо, у него слабый вестибулярный аппарат, от монотонного раскачивания его всегда мутит.

Да и бог с ними, с качелями и с этой ненормальной! Сейчас для него важно другое – он неожиданно разбогател. Конечно, совсем недавно для него подобная сумма казалась сущим пустяком, мелочовкой, случайно завалявшейся в кошельке. Но теперь времена изменились. Теперь десятка – это не то чтобы целое состояние, но, во всяком случае, реальная возможность купить многое из того, в чем он давно нуждается.

Выйдя из подъезда, Андрей отправился в магазин, и не в ближайшую стекляшку, где обычно отоваривался, а в супермаркет. Первым делом устремился к полкам с элитным алкоголем, где стояли бутылки его любимого виски… Но вовремя остановился, осознав, что столь счастливо попавшие в его руки деньги не стоит выбрасывать на ветер и тратить на баловство, как выражалась покойная бабушка. Кто знает, когда в следующий раз ему будут какие-нибудь «финансовые поступления»? Может случиться, что и очень не скоро. А потому вместо дорогого виски (которое ему все еще отпускают в том баре в долг) лучше купить побольше еды. Особенно такой, которая может долго храниться. Он развернулся и побрел по рядам между полок, придирчиво рассматривая ценники, считая стоимость товаров в уме. Хочется, конечно, хорошей колбасы, пармской ветчины и свиных отбивных… Но на ту же сумму, сколько стоит пара стейков, можно купить целую гору сосисок в вакуумной упаковке. Он долго бродил по рядам, придирчиво выбирая продукты, со вздохом отказываясь от тех, что подороже. Жизнь, кажется, кое-чему его научила.

Вернувшись домой с битком набитыми пакетами, он распихал трофеи по полкам холодильника и залюбовался результатом. Давно в его доме не было такого изобилия! Теперь какое-то время можно не беспокоиться. Он разыскал мобильный, который уже с месяц валялся выключенным, и позвонил Даше.

– Ты? – прозвучал в трубке ее счастливый голос. Сколько лет они уже встречались, а она все еще радовалась каждому его звонку, каждому их свиданию так, как в самом начале отношений. – Вот здорово, а я хотела сама тебе вечером звонить. Как ты там, Андрюша?

– Я хорошо, – бодро заверил он и оказался в этом почти что честен. Действительно, впервые за последние много дней у него было не так муторно на душе. – Соскучился, захотел тебя увидеть. Ты не занята сегодня?