Двадцать копеек. Сборник рассказов Родственников Григорий
– Везет вам. – Девушка встала из-за стола, повернулась к нему спиной и принялась неторопливо подбирать с пола бумажные шарики. Она медленно наклонялась, демонстрируя Сергею умопомрачительную попу, обтянутую черной юбкой.
Губы Сергея пересохли, а пульс участился до предела.
Света бросила обрывки бумаги в мусорную корзину и, покачивая бедрами, направилась к двери.
– Пойду, выброшу.
– А я пойду, покурю! – вскочил на ноги Сергей.
За дверью он притянул Светку к себе, поцеловал, притиснул к пожарному ящику.
Когда руки его заскользили вниз, девушка вырвалась.
– Ты с ума сошел! А если увидят?!
– Их проблемы! Я хочу тебя прямо сейчас!
– Сейчас нельзя! Давай подождем до вечера?
– Да я сдохну до вечера! Слушай, Светик, внизу машина! Весна зря пропадает. Махнем в лес? Там красотища.
– Ты чего? До конца работы еще пять часов!
– Ерунда! Шефа все равно еще часа три не будет! Давай на часок махнем?
– Ну, не знаю…. Все же поймут…
– Все и так всё понимают. Скажем, что к япошкам пошли. Через час обед.
Они приехали в лес. Отъехав довольно далеко от Москвы по Каширке, минуя множество мест, где прекрасно могли бы исполнить задуманное. По крайней мере, до этого случая, для короткой любви их вполне устраивали гостиницы, съемные квартиры, клубы, в укромных закутах которых, стояли кожаные диваны, целомудренно отгороженные от остального мира занавесками, тонированный салон его Tianы предусмотрительно трансформировавшийся в «двухкоешный нумер» или, на худой конец, кабинет генерального с тяжелой мебелью и отличной звукоизоляцией. Нет нужды до бесконечности множить список мест пригодных, и на первый взгляд не очень пригодных, для того чтобы делать ЭТО. Для этого не нужна большая фантазия, только ваше желание. И тогда весь мир становиться спальней.
Лес, наполненный жарким полднем, зеленой травой, первоцветами, невесть откуда взявшимся натурально грибным запахом, крестословьем незнакомых тропинок посреди удивительных хвойно-лиственных смешений средней полосы и высоким небом с лёгкой беспечностью облаков, встретил их равнодушно.
Ветер не стих, не поднялся, его просто не было. Птицы тоже не обратили никакого внимания ни на вырез голубенькой кофточки Светки, не очень-то скрывавшей эффектный «пуш-ап», который в свою очередь лелеял две юные полусферы, о которых было сказано в начале повествования; ни на Сергея, предоставившего девушке право выбора направления, взамен возможности идти сзади, и пялиться на черную юбочку, не скрывающею то, что скрыть в её возрасте не возможно – красоту и молодость.
Конечно, их видели облака, но они были слишком легкомысленны сами, чтобы поучать, кого бы то ни было. Их видело солнце, слишком высокопоставленное, чтобы откровенно завидовать. Их видели все и никто. Они были практически одни.
Когда Сергей протянул вперёд руку, девушка немедленно повернулась, словно ждала этого движения…. А дальше случилось то, что и должно было случится, но входить в подробности, не позволяют рамки выбранного жанра. И всё-таки сказать «было неплохо», значит, не сказать ничего. Было великолепно.
Зато потом, примерно после обеда, они заблудились. Их навороченные мобильники остались заперты где-то в машине. Неожиданно начался дождь. Они оба вымокли, долго простояли, прижавшись спинами к дереву, говорить было особенно не о чем. Но молчание тяготило. Особенно Сергея.
– В лесу я ориентируюсь плохо, да и не запоминал я дорогу, это же ты её выбирала.
– Но я думала, ты же мужчина, охотник и всё такое?!
– Я поэт… был когда-то…. я даже никому не сказал, где я!
– Не успел похвастать?
– Было бы чем!
– Скотина…
– Отлично, стоило переть такую даль, чтобы ещё раз услышать то, что я слышу последние пять лет каждый день вместо «доброго утра»!
– А мне жалко твою Марину Марковну.
– Зато ты ей по барабану!
– Это потому что она не знает про меня. Вы, Сергей Витальевич, не настолько безрассудны, чтобы посвятить жену в подробности ваших левых приключений.
– Левые приключения. – Повторил Сергей, пробуя словосочетание на вкус. – Звучит довольно глупо. Впрочем, другого я от тебя и не ждал.
– Знаешь в чем твоя проблема? – Светка вдруг разозлилась. – В том, что ты самовлюбленный Нарцисс! Был такой юноша…
– Я знаю, кто такой Нарцисс! – перебил Сергей. – Во-первых, я давно не юноша, во-вторых, не нужно считать себя ходячей Википедией, а в-третьих…
– В третьих, ты просто самонадеянный осел! – закричала Светка.
– А ты мокрая курица!
– Спасибо тебе, любимый! Ты никогда не был скуп на комплементы!
– Всегда, пожалуйста! Вам дать пакетик или так унесете?
Светка успокоилась также неожиданно, как завелась. Пристально посмотрела на него.
– Знаешь, хорошо, что мы попали под дождь. Иначе я так бы и не увидела твоё истинное лицо.
– А что у меня помаду смыло или ресницы отклеились?
– Дождь смыл всю фальшивую позолоту. Теперь я вижу, что ты обычная медная погремушка.
– Хорошо, что не железобетонная.
– Прав был Петя: ты любишь только себя.
– Ах, Петя! Петя всегда прав! В постели меня обсуждали? Ну, и как он? Очки хоть перед этим делом снимает?
Светка отвернулась от него. Необыкновенно красивая. Насквозь промокшая. И пошла прочь. Сергей, идя за ней, недовольно бурчал:
– Петя знает, что говорит. Это же не кто-нибудь, а сам Петя. Светило юриспруденции и тайный мастурбатор, гений маркетинга и герой любовник.
Но она не слушала, упрямо шла вперед, не замечая ни острых веток, ни дождя, шла пока лес не закончился. Удивительно, но они вышли прямо к дороге, к тому самому месту, где на обочине черным блестящим жуком застыла Тiana. После дождя машина Сергея казалась новенькой. Солнце уже растаскивало тучи. Весна продолжалась в своем непостижимом обаянии красоты и молодости. Весь мир вокруг стал ещё прекрасней. Но эта история уже закончилась, как, собственно говоря, заканчиваются все дурацкие истории. До города они доехали молча, не проронив ни слова. Ни музыки, ни последних известий. На работу возвращаться не было никакого смысла, они расстались возле ее дома. Попрощались, легко соприкоснувшись улыбками. Светка не оглянулась. А спустя минуту Тiana Сергея вылетела со двора с присущим ей пренебреженьем ко всему остальному миру, и растолкав едущих в попутном направлении, вписалась в поток и исчезла среди огней, спешащих неведомо куда, зачем и откуда.
Май 2013
Любовь
Туман. Скользкий холодный и бесчувственный. Вязкий и голодный, пожирающий пространство и время. Распластавшийся на кладбищенской ограде и ощупывающий клубящимся языком фигуры неподвижно застывших людей. Мертвая тишина, нарушаемая лишь шуршанием мелкого, как пыль, дождя, едкого и соленого. Соленого? Почему такой странный привкус? Или это его слезы? Слезы человека, которого зовут Ивар Бедрис.
Уже больше часа он стоял на коленях перед открытым гробом. Стоял в коричневой грязевой луже и задавал себе только один вопрос: почему?
Почему его счастье было таким коротким?
Люди за его спиной молчали. Их было немного. Только родственники жены. Сам Бедрис не успел завести друзей. В Риге были, а здесь нет. Зачем? Для него всем была Наташа. Жена. Любовница. Подруга. Луч света в этом неуютном мире. Мире лжи и предательства. В мире, где свечи гаснут, не успев разгореться. В мире, где счастье измеряется мгновениями.
Тесть – пожилой толстяк с обвисшими мокрыми усами, негромко кашлянул и указал сыну подбородком на коленопреклонённого Ивара. Тот вздохнул, неуверенно подошел к Бедрису, положил руку на его плечо:
– Пожалуйста, Ивар… Надо закрывать крышку…
– Что? – глаза Бедриса горели безумным огнем.
– Надо закрыть крышку гроба. Уже пора…
– Пожалуйста! Еще немного! – взмолился Ивар. – Пять минут!
Юноша пожал плечами и отошел.
Ивар сжал виски дрожащими руками. Надо вспомнить. Вспомнить что-то возвышенное напоследок. Ведь Наташа была ангелом. Добрым, мягким, тонким и легкоранимым. Но отчего-то в голову лезли только воспоминания о первой брачной ночи.
Разобранная кровать, а она в белом подвенечном платье.
«Пожалуйста, милый, отвернись… Я разденусь…»
На щечках пунцовый румянец, тонкие пальчики смущенно теребят кружевной воротничок.
Он не совладал с собой. Накинулся, как голодный зверь, рвал белое платье, впивался губами в молодую грудь, оставляя на нежной коже кровавые засосы. Наташа кричала от боли.
От воспоминаний закружилась голова. Ивар застонал и вцепился ногтями в собственное лицо. «Ничтожество! Грубый мужлан!»
На щеках появились кровавые царапины.
Брат жены тихо сказал гробовщикам:
– Закрывайте крышку.
– Нет! – закричал Бедрис. – Подождите! – умоляюще посмотрел на молодого человека, торопливо и бессвязно заговорил:
– Это нельзя! Паша, пойми, она сейчас с нами! Её душа здесь! Она здесь! Она смотрит!
– Ивар, ты бредишь! Ребята, закрывайте!
– Нет! – истерично закричал Бедрис. Вскочил на ноги, оттолкнул работников кладбища, подбежал к гробу и прижался к телу умершей женщины.
«Боже! Как ты прекрасна!»
Он целовал ее мокрое бледное личико. Лоб, губы, нос. Потом стал слизывать языком капли дождя с лица.
– Да уберите вы его! – закричал тесть. – Уберите!
Несколько человек оттащили его от гроба. Застучали молотки. При каждом ударе Ивар вздрагивал.
Он сидел под чахлой березой, раскачивался в безумном трансе и тихо подвывал. Он не смотрел, как гроб на тросах медленно опускают в глубокую яму, как засыпают землей.
На могильном кургане установили железный крест. На нем повесили фотографию миловидной белокурой женщины с большими грустными глазами. Такой он запомнит ее навсегда.
На территорию кладбища въехал полицейский микроавтобус. Остановился. Дверь плавно отъехала в сторону. Два сержанта в серых форменных комбинезонах сноровисто спрыгнули на землю, подняв фонтаны бурой грязи. На груди висели короткоствольные автоматы. Последним микроавтобус покинул высокий плотный человек в черном плаще. Он аккуратно перешагнул лужу, оглядел толпу и уверенно направился к Бедрису.
Остановился в двух шагах, негромко кашлянул.
– Какая отвратительная погода. Дождь, слякоть…
Ивар медленно поднял голову. Скользнул по незнакомцу затуманенным взглядом.
– Кто вы?
Тот сунул ему под нос удостоверение:
– Капитан Никоненко. Уголовный розыск.
На бледных губах Ивара промелькнула улыбка.
– Чем могу помочь, Виктор Павлович?
– О! как! – удивленно хмыкнул полицейский. – В глазах слезы, на лице подавленность от внезапно свалившегося несчастья, а мое имя-отчество моментом срисовали! Удивительный вы человек, господин Бедрис.
– Это профессиональное, – грустно вздохнул Ивар. – Я переводчик. Приходится много читать…
– Я знаю, кто вы, – перебил полицейский. Лицо его вдруг стало озабоченным: – Вы бы встали. Что же вы, Ивар Янисович, на сырой земле сидите? Вымокли до нитки. Ноги мокрые, брюки в грязи. Не ровен час – ревматизм какой-нибудь или радикулит заработаете. А тюремная больничка это ведь не санаторий…
Бедрис медленно поднялся.
– Что вы имеете в виду?
Никоненко взглянул на него с прищуром.
– Только то, что вы – хитрый, ловкий и расчетливый преступник. Все предусмотрели, а об одном забыли. Гляньте на свои руки – они до сих пор в крови.
Ивар взглянул на ладони, и в этот момент капитан ловко защелкнул на его запястьях стальные наручники.
Бедрис дернулся, но Никоненко сжал его плечо сильными пальцами.
– Не надо лишних телодвижений, Ивар Янисович!
Полицейский рассмеялся.
– Обожаю этот трюк. Все покупаются. Даже отпетые рецидивисты.
Лицо Бедриса перекосилось от злости:
– Вы полагаете, это смешно? Я что арестован? В чем вы меня обвиняете?
– Вы обвиняетесь в убийстве трех человек.
– Всего-то! – присвистнул Ивар. – Почему не десяти, двадцати?
– У вас же было три жены?
– Допустим. И что?
– А то, что ваша последняя жена оказалась сообразительнее первых двух. Незадолго до смерти она начала подозревать вас. Наняла частного детектива, и тот нашинковал вашу квартиру жучками и камерами, как хороший пекарь булку изюмом. Все ваше преступление от начала до конца записано на видео.
Ивар презрительно сплюнул на землю.
– Веселое, должно быть, кино. Я, как мавр Отелло, душу свою Дездемону. А я случайно не попросил ее помолиться перед смертью? Звук там качественный? Зрители будут рыдать.
– А вы быстро сбросили маску несчастного подавленного вдовца. Теперь на вас маска оскорбленной невинности. Вы хороший актер. Нет. Вы не задушили несчастную Наташу – вы ее отравили. Яд редкий, с трудом поддающийся идентификации. Следствию еще предстоит выяснить, где вы его раздобыли…
На лице Ивара появился звериный оскал, он рассмеялся:
– Вы сказочник, капитан Никоненко. С удовольствием бы послушал вас в другое время, но сейчас не тот настрой. Я потерял любимую жену.
Бедрис начал медленно пятиться задом. Капитан с усмешкой следил за ним, потом устало произнес:
– Если вы думаете, что я буду гоняться за вами, Ивар Янисович, по этому грязному кладбищу, то ошибаетесь. Я просто пристрелю вас. Или это сделают мои ребята. В этом случае придется помучиться, ибо они приучены стрелять по ногам. Прошу вас вернуться. Я еще не закончил.
Ивар скрипнул зубами и сделал несколько шагов навстречу полицейскому. А тот невозмутимо продолжал:
– Благодаря видеозаписи, нам даже не пришлось проводить у вас на квартире тщательный обыск. Яд вы хранили в спичечном коробке. Маленький бумажный коробок, на котором шариковой ручкой вашим почерком написано слово «любовь»… Странные у вас представления о любви, или это любовь к убийствам?
Ивар тряхнул мокрыми кудрями, глаза злобно сверкнули.
– Что вы понимаете в любви, грубый полицай?! Любовь – это свеча, которая не может гореть вечно! Свеча, обжигающая руку того, кто ее зажег! Она оставляет болезненные ожоги. Эти ожоги – память о минутах блаженства! Любовь – это роза, будоражащая сознание и заставляющая вдыхать ее аромат снова и снова, но лепестки ее опадают со временем. И лишь совокупившись с солнцем, она обретет новый царский убор. Но это будет уже другой цветок! Любовь – это…
– Хватит! – прервал его оперативник. – Я с удовольствием послушаю ваши философские инсинуации в салоне теплого автомобиля. А под дождем мне этого делать не хочется. Шагайте, гражданин Бедрис.
У дверей микроавтобуса Ивар внезапно остановился.
– Подождите. Вы хотите сказать, что этот придурок частный детектив все видел от начала и до конца?
– Именно так.
– Видел и даже не попытался остановить меня?
Бедрис запрокинул голову и громко расхохотался.
– Так вот, что я вам скажу: эта гадина во сто крат хуже меня! Вот кто настоящее чудовище!
Отец умершей, слышавший весь разговор, стоял, сжимая кулаки. Потом неуклюже опустился на землю. Губы его посинели. Он схватился рукой за сердце и стал медленно заваливаться на спину.
Кто-то истошно завопил:
– Скорую! Вызовите кто-нибудь скорую!
Полицейский микроавтобус, урча мотором и подскакивая на колдобинах, неторопливо выруливал с кладбища. А вслед ему с фотографии на могильном кресте глядела миловидная белокурая женщина с большими грустными глазами.
За рваной занавесью тумана тускло полыхнула молния. Дождь усиливался…
05. 01. 13.
Что нужно женщине?
Иннокентий умел нравиться женщинам. Красивый независимый с загадочной улыбкой, притаившейся в уголках пухлых губ. Он небрежно
дымил сигареткой, прихлебывал из пузатого бокала пиво и читал стихи:
- «Зачем течёт холодная река,
- Туда откуда больше нет возврата?
- Куда спешат седые облака
- Над заревом тревожного заката?»
Анжела пожирала его взглядом голодной волчицы и временами забывала дышать. На Николая она даже не смотрела.
Чтобы привлечь к себе внимания, Николай громко зааплодировал. Девушка бросила на него негодующий взгляд и даже сжала кулачки.
А Иннокентий, лениво смахнув сигаретный пепел в наполненную окурками пепельницу с воодушевлением продолжал:
- «И почему сегодня горек дым
- Последней, самой вкусной папиросы?
- Как можешь ты быть счастлива с другим?
- Кому нужны наивные вопросы?»
– И почему же? – Нарочито громко спросил Николай, вновь делая попытку переключить внимание на себя.
Кеша казалось только и ждал этих слов. Театрально разведя руками, он с пафосом произнес:
- «Ответов нет? Ответов не ищу…
- Мне просто всё до срока надоело,
- На волю своё сердце отпущу,
- Ты со своим, что хочешь можешь сделать».
Николаю стало тоскливо. Он столько дней безуспешно пытался понравиться Анжеле, дарил цветы, дежурил возле ее подъезда и вот, когда она, наконец, согласилась поужинать с ним, появился друг детства. Вездесущий Кешка. Поэт и жизнелюб. Нет, Николай больше не злился на приятеля. В конце концов, эта девушка не для него. Романтичная изысканная с хорошими манерами и тонким вкусом. Вон как на Кешку смотрит. Глазки так и горят. И Иннокентий ей подходит. Оба высокие стройные. А он? Конопатый крепыш, почти с нее ростом. Да еще хромой.
Николай грустно улыбнулся. И как ему взбрело в голову волочиться за такой красавицей? Не иначе бес попутал. Или последствия контузии.
Иннокентий оканчивает Литературный институт, печатается в толстых журналах и раздает девушкам автографы, а он? Пять лет лазил по чеченским горам с автоматом наперевес, а сейчас работает охранником в гипермаркете. И кому, скажи на милость, ты такой нужен?
Там был нужен. А здесь? Похоже, никому.
Словно угадав его настроение, Кешка с надрывом начал читать:
- «Вечером письмишко я тебе черкну,
- Если до отбоя где-то не усну,
- И еще братишке передай привет,
- Расскажи, что снега здесь в помине нет.
- Только на вершинах высоченных гор,
- Ну, а там частенько щелкает затвор,
- И кусочек малый серого свинца
- Пробивает с визгом юные сердца».
Кешка читал здорово. На Николая внезапно нахлынули воспоминания.
- «Вляпались в засаду, на секунды счет,
- И врастает в камень наш гвардейский взвод,
- Сыпятся осколки, как железный дождь,
- Сотрясает горы каменная дрожь».
Заныла простреленная чеченской пулей нога. Незаметно для себя Николай стал тихо подвывать.
Анжела тронула его за плечо:
– Коля, тебе что плохо?
– Нет. Все в порядке. – Он умоляюще посмотрел на приятеля. – Прошу тебя, Кеша, не надо…
Но Иннокентий только возвысил голос. Он даже привстал с места и глядя на Николая сверху вниз гремел:
- «И разделим правду только мы и горы,
- Ох, горька же правда – разрыдаться в пору,
- В кровь, кусая губы, рву чеку гранаты,
- Мы теперь не мальчики – мы теперь солдаты!»
Николай закрыл лицо руками. В голове нарастал противный свист. Тошнило.
Словно в тумане, он видел, как поднимаются со своих мест Иннокентий и Анжела. Кеша что-то говорил ему, покровительственно хлопал по плечу, а он лишь махнул в ответ потной рукой.
В голове внезапно прояснилось. На столе остались недопитые бокалы с пивом, остатки ужина и переполненная пепельница.
«Стыдно. Растекся, как впечатлительная барышня. С каких пор он стал таким ранимым? После ранения. Каламбур: ранимый после ранения».
Николай порылся в пиджаке, выудил мятые рубли, аккуратно положил под пепельницу и поднялся.
Прохладный ветерок взъерошил его каштановые волосы, охладил пылающее лицо и принес удивительное умиротворение. Вдыхая вечернюю свежесть, он медленно побрел в строну дома.
На аллее раздавались чьи-то возбужденные голоса. Похоже, опять пьяные ребятки отношения выясняют. С недавних времен Николай старался избегать осложнений с местной шпаной. Мало ли что? Подписку ведь давал. Но знакомый голос заставил его замереть на месте. Кричала Анжела.
В следующую минуту, он уже мчался к ней, раздирая лицо и руки об острые колючие кусты.
Так и есть. Шпана. Трое подвыпивших подростков обступили Кешу и Анжелу. Глумливо пихали Иннокентия в грудь.
– Ты кого толкнул, с***ка?
Кеша был бледен, как выплывшая из —за туч луна. Николаю даже показалось, что он слышит, как стучат его зубы.
– Ребята, вы чего? Я же извинился… Ребят, не надо…
Стремясь быстрее прекратить унижения друга, Николай возвысил голос:
– Пацаны, вам что делать нечего?
К нему обернулись. Высоченный прыщавый подросток с подчеркнутой хрипотцой осведомился:
– А это что за пидорок нарисовался? Тоже по хлебальничку хочешь?
– Да пусть катит отсюда! – Вступил в разговор другой хулиган. – Отпусти его, Серый! Видишь – калека хромой! Наверно с самоката навернулся!
Николай досадливо поморщился. Неужели его хромота так заметна? А ведь он старался не хромать.
Раздвинув хулиганов плечом, он обнял Анжелу и Кешу.
– Пойдемте, ребята.
На мгновение выпустил подростков из вида и тотчас поплатился.
– На! С***ка!
Кулак Серого врезался в лицо, ожег резкой болью.
Сам по себе удар был не сильный, но весьма неприятный. Здоровенный кулачище Серого задел одновременно и нос и верхнюю губу. Обильно пошла кровь носом.
Сознание вспыхнуло бешенной яростью. Но лишь на секунду. Спокойно, Коля, это всего лишь дети!
Он действовал расчетливо и хладнокровно. Блок! Удар! Поворот в сторону. Удар! Еще удар!
Трое хулиганов лежали у его ног и тихонько скулили. Кажется, ни кому ничего не повредил. А то могут быть проблемы.
– Коля!
Истеричный вопль Анжелы заставил его вздрогнуть. В ее глазах плескался ужас. Кровь из разбитого носа продолжала заливать рубаху и пиджак, а еще противно зудела губа. Николай дотронулся до нее. Здорово опухла. Проклятье!
Ему вдруг стало невыносимо стыдно за свой внешний вид. И так не красавец, а сейчас, наверное, похож на Квазимодо.
– Коля!
Анжела порывалась подбежать к нему, но ее не пускал Кешка.
– Да уведи ты ее отсюда! – Закричал Николай. – Уведи!
Николай отвернулся. За его спиной Кешка что-то шептал Анжеле, та всхлипывала. Потом они ушли.
Он стоял над преувеличено громко стонущими подростками и мрачно хмурился. А как хорошо начинался вечер. Он сам все испортил. Вел себя, как последний дурак! Сначала мешал Кешке читать стихи. Хотел внимание на себя обратить! Павлин хренов! Теперь вот отметелил малолеток. Боец спецназа, дерущийся с детьми! Позорник! Да еще сам по роже получил!
Прыщавый Серый встал на четвереньки и попытался уползти в кусты.
Николая охватила злость. Он с силой врезал ботинком по тощему заду и когда хулиган взвыл, ухватил за длинные сальные волосы, притянул к себе.
– Слушай, гадина! Еще раз в этом районе увижу – убью! Ты меня понял?!
– П… понял…
Отшвырнув подростка, Николай выпрямился, глубоко вздохнул и медленно побрел прочь.
* * *
Утром он недовольно разглядывал себя в зеркало. «Ну и физиономия. Краше в гроб кладут. Опухоль, наверное, еще дня три не спадет…»
Зазвонил телефон. В трубке раздался визгливый крик Кешки:
– Спишь, сволочь?! Сделал свое черное дело и спишь! Бычара отмороженный! Чеченец недостреленный! Падло тупорылое! А я думал ты друг! А ты увел мою девчонку! Гнида контуженная!
Николай опешил.
– Кешка, ты сбрендил? Это ведь ты её у меня увел!
– Ты что совсем идиот?! Я что просто так в той кафешке нарисовался?! Я за ней уже две недели ухлестываю! И тут появляешься ты! Герой херов! Кулаками помахал и все?! Баба твоя?!
– Я не понимаю…
– Да где тебе понять, мудило?! Запала на тебя Анжелка! Бабы же они романтичные! Им героев подавай! Поэты уже не в чести! Я рассказал ей, что у тебя два ранения и тяжелая контузия! Так она все равно прет, как танк! Я добавил, что ты в эпилепсии бьешься и ссышься по ночам! А она еще больше раззадорилась!
– Спасибо. Ты настоящий друг. После твоих теплых слов, вряд ли, она теперь посмотрит в мою сторону.
Кешка внезапно успокоился.
– Колюня, давай начистоту. Девчонка не для тебя. Она умница, интеллигентная, на журфаке учится. Папашка её в моем институте преподает. Она мне нужна. А кто ты? Грубый солдафон. Ты же не знаешь, что нужно женщине!
Читать бесплатно другие книги:
