Берега свободы Калита Степан

Тут полисмен посмотрел на меня с нехорошим интересом, и я понял, что сморозил что-то не то.

– Не привез с собой. А здесь не успел получить.

– Понятно. Давно из Союза?

– Недавно. Месяц, может.

– То-то я смотрю. Так тебя, значит, ограбили? Украли все документы? Раздели? Избили? Так?

– Ну да.

– Изнасиловали?

– Что?

– Я спрашиваю – изнасиловали?

– Нет, конечно.

– Всякое бывает… – Я решил, что Виктор так шутит. Наверное. – Ну поехали в офис. – сказал он.

– А как же хоспитал?

– Да я подумал тут… у нас там врач есть, осмотрит тебя… Ты, вроде, в норме. У тебя же медикэйр отсутствует, я так понимаю?

– Угу, – горестно подтвердил я.

– Всё с тобой понятно. А в Штаты ты как приехал?

Я смекнул, что дело принимает нехороший оборот.

– Извини, тебя как зовут?

– Виктор.

– А я Степан. Степа. – Руку я ему протягивать не стал. Не был уверен, что он ее пожмет. Он же не знает, с кем имеет дело – может, я закоренелый преступник, какой-нибудь киллер русской мафии. – Слушай, Виктор, мне действительно очень, очень нужна помощь. Видишь, в какой жопе я оказался. Ты, когда по-русски со мной заговорил, я сразу понял, что все будет хорошо. Ведь мы же русские люди, ну то есть соотечественники, должны помогать друг другу.

– Лиссен ту ми, друг, – Виктор поморщился, – это в Совке все друг за дружку. А здесь каждый сам за себя. Живет, как может. Понял? И на вопрос ответь. Желательно, честно. И быстро. Ты в Штаты по какой визе приехал?

– По туристической.

– И когда она у тебя заканчивается?

– Закончилась уже.

Виктор помрачнел.

– Ну чего… ты, друг, извини, но мне придется вызвать айсов. Ничего личного. Работа такая.

– Ты меня неправильно понял. У меня есть адвокат. И я уже был в иммиграционной тюрьме. Но оттуда меня вытащили. За залог по поручительству. И теперь я жду суда.

– Как зовут адвоката?

– Иосиф Хейфец.

– Координаты его есть? Телефон, чтобы позвонить – подтвердить твою личность?

– Я визитку в паспорт вложил. А паспорт украли.

– Понятно. Ну, тогда поехали в офис. Там пробьем по базе твоего адвоката. Он из Большого Яблока?

– Да, конечно, он местный.

– Тогда найдем его. По-о-однимем среди ночи… – пропел Виктор. – Эх, люблю я будить адвокатов. Фрэнк, – обратился он коллеге. – Вот ду ю финк эбоут лоерс?

– I hate them, – ответил Фрэнк и отвернулся. Виктор засмеялся. – Ладно, не парься, как говорят в Союзе, соотечественник. Мы хоть и со сложным характером, но правильные копы. Поможем тебе, чем сможем. Да, Фрэнк?

– Йэ, – пробасил негр.

Я просиял.

Вскоре я уже сидел в полицейской машине, на заднем сиденье – за решеткой. Но разговаривать это не мешало.

– Так кто, ты говоришь, тебя ограбил? – спросил Виктор.

– Какой-то странный тип. То ли баба, то ли мужик. Лето, а он в шапке. Бейсболка. С ушами. И в перчатках без пальцев. Черный, само собой. Белки глаз у него такие желтые еще. Как будто он болеет чем-то. Хилый. Весит килограммов сорок. Будто из концлагеря.

– Такой болезный, и такого нормального русского мужика грабанул?

– Так уж получилось… Я отвернулся. Он меня по голове ударил чем-то тяжелым.

– Голова не болит? Все хорошо помнишь?

– Да, вроде, прошла.

– Наверное, этот хилый катил тележку, набитую банками и всяким хламом?

– Точно! – вскричал я, пораженный до глубины души.

– Ну, все понятно. Знаю я этого типа. Это наркоша один. Наш стукач. Обычно он такими делами не балуется. Но, видно, не хотел случай упускать. Очень ты ему понравился.

Виктор замолчал…

– Вы прямо, как из «Смертельного оружия», парни, – сказал я через некоторое время.

– Мэл Гибсон? – отозвался Виктор. – Я думал, что больше похож на Эрика Робертса. Знаешь Эрика Робертса?

– Лично нет. Но я читал, что он плохо обращался с сестрой.

– Очень плохо. Проигрывал ее в карты. Но это все селебрити-слухи, мэн. Лично я в это не верю. Пиар. Понимаешь?

– Пи-ар? – переспросил я.

Слово «пиар» тогда еще было не в ходу в России.

– Сразу видно, что в Штатах ты недавно. А я тринадцать лет. Ты бы хотел, чтобы у тебя была репутация парня, который проигрывал свою сестру в карты?

– Нет, конечно.

– Вот видишь. А Эрик Робертс хочет. Это называется пиар. Он кажется плохим. У него харизма отъявленного негодяя и преступника, и ему дают хорошие роли. Так это все работает.

Виктор принялся рассуждать о киношниках, что все они – люди со странностями, что он раньше жил в Лос-Анхелесе (так он называл этот город), так там нормального человека не встретишь. Каждая официантка, каждый парикмахер, любой бездомный на улице – все актеры.

– Человек снялся в эпизоде в картине «Жирные ляжки5», а гонору, как будто он сам Мэл Гибсон. Хотя Гибсон, говорят, парень неплохой… Во всяком случае, про него не рассказывают, что он проигрывал свою сестру в карты. Католик. Пятеро или шестеро детей. Точно не скажу. Живет на своей ферме в Австралии. Выращивает кукурузу. Уважаю его за это. А эти, в Голливуде…

– А ты в полиции Бронкса один русский? – спросил я, чтобы поддержать беседу.

– Татарин, – поправил Виктор. – Да есть там у нас еще одна. Тоже русская, – он хмыкнул. – Мы с ней, правда, не разговариваем третий день. С тех пор как эта сучка на меня выплеснула суп.

– Что сделала?

– Супом горячим плеснула в столовой. Она у нас немножко не в себе. Феминист. Считает, что все мужики шовинистс и ущемляют ее права. А еще подозревает нас в секшуал харразмент. Поэтому ее все обходят стороной.

– В чем подозревает?

– Ну ты совсем отсталый… Секшуал харразмент. Это домогательства. Когда мужик намекает на секс. Делает дёрти, очень дёрти, грязные, намёки. Уразумел?

– И что тут такого?

– За это можно хорошо огрести. И одним штрафом не отделаешься.

– А как же с женщинами заигрывать? Чтобы они поняли, что ты в них заинтересован?

– А никак. Потому что они любой намек могут расценить, как секшуал харразмент. Вот ты ей говоришь, к примеру, комплимент. «Ты сегодня отлично выглядишь, Кейт». А потом тебя вызывает капитан. «Ну что, извращенец, ты почему клеишься к Кейт Лобкофф?» Ты такой: «Я?! Капитан, да я ни сном, ни духом… Да она мне даже не нравится». А он ничего слушать не хочет. Вот ее рапорт. Я пока попридержу его. Но если это снова повторится…

По тому, как Виктор в красках описывал эту сцену, я понял, что она происходила на самом деле, и подивился, как в Америке странно обстоит дело с общением между полами.

– Зато она тебе может сказать что угодно. «Отлично у тебя, Виктор, сегодня член из брюк выпирает. Пойдем трахаться сегодня вечером». И это нормально. Хотя можно, конечно, тоже на нее рапорт накатать. Но ты ведь мужик. Такое делать – западло. Да и другие копы не поймут. Даже Фрэнк, и тот не поймет, хоть он и не совсем мужик. Да, Фрэнк?

– Йэ.

Парочка, конечно, была колоритная. Мне понравилось кататься с Фрэнком и Виктором по району, только я не понимал, почему мы никак не приедем. Не может же участок находиться черт знает где. У меня сложилось впечатление, что мы ездим по кругу. Ну да, вот этот белый обшарпанный дом с покосившейся вывеской мы точно проезжали.

– А куда мы едем? – спросил я.

– Ты же просил тебе помочь… Вот, помогаю по мере сил. Расслабься. Это мой район…

– Ясно. – Я решил довериться Виктору. Он производил впечатление человека, который знает, что делает.

– Меня поначалу хотели с Кейт в смену ставить. Прикинь? После такого-то. Но я – ни в какую. Капитан раскричался. А он у нас суровый малый. Хули ты, говорит, права качаешь? Если надо будет, ты даже с Фрэнком будешь ездить. – Виктор кивнул на своего напарника. – С Фрэнком же никто не хотел работать. А я говорю, окей – давайте я буду с Фрэнком, мне, в принципе, по хрену. Все лучше, чем с Кэйт.

– А чем Фрэнк всем не угодил? Тяжелый характер? – Я подумал, что за все время, пока мы общались, чернокожий коп даже ни разу не улыбнулся. Хотя американцы обычно источают радость жизни по поводу и без, оскаливая хорошо отбеленную пасть. И говорил редко – отрывистыми предложениями.

– А он – педик, – сказал Виктор. – В смысле – гей.

– Педик? В полиции?

– Ну и что. Это в России все скрывают ориентэйшн. Хотя наверняка их везде полно. А Америка – свободная страна. Тут каждый живет, как хочет. У нас тут весь шоу-бизнес – сплошные геи, киношники тоже, артисты всякие, парикмахеры, стилисты, дизайнеры, даже политики – иногда прямо заявляют – люблю, мол, мужикам впердолить по самые гланды. И ничего, работают потом… Я их в Лос-Анхелесе насмотрелся. Некоторые даже не геи, но за то, чтобы в кино сняться, готовы продюсеру отсосать… Но Фрэнк, конечно, скрывал поначалу. Но потом как-то так получилось, что все всё равно всё узнали. Сначала слушок прошел. А потом парочка наших ездила по делу в гей-бар. Там у них рейд был, облава, одного дилера брали. А у Фрэнка как раз выходной был. Они его там и застали. В коже. Фуражке. И с каким-то пидором в обнимку. Фрэнк, – обратился Виктор к напарнику и перешел на английский: – Я рассказываю Степану, что ты гей. Ничего?

Фрэнк безразлично пожал плечами – мол, мне все равно.

– Интересно, – сказал я. – Никогда бы не подумал.

– Так он эктив. Был бы пэссив, сразу было бы заметно. А так – Фрэнк совсем, как мужик. Качается. На стрельбах один из лучших. Нормативы у него даже лучше, чем у меня.

– Целоваться не лез?

– Чего-о-о?! – взревел Виктор. – Ты свои шуточки брось. А то я помогать тебе быстро брошу. Даже адвоката твоего искать не буду. Засажу тебя в твоем голожопом виде в камеру, и будешь там сидеть до выяснения личности.

– Да это же шутка была, – испугался я.

– Шутник, значит… Так, стоп, здесь. Фрэнки, парк хиа, плиз. Вот тут этот маза факер живет. В принципе, должен быть дома. А если он дома, тебе крупно повезло…

– Спасибо!

– Погоди, рано благодарить.

Виктор вылез из машины, взял наперевес резиновую дубинку с боковой ручкой и направился к ближайшему дому, такого убого вида, что даже входную дверь кто-то снял и утащил. А может, ее изначально не стали ставить… Не заходя внутрь, Виктор постучал дубинкой по дверному косяку. Что-то прокричал по-английски… Оглянулся. Фрэнк тоже выбрался наружу, и спокойно наблюдал за напарником. Я сидел в салоне, припав к стеклу.

Наверное, из-за зажатой в руке дубинки казалось, что Виктор сильно рискует. Из-за меня, между прочим. Хороший все же парень! Решил мне помочь, хоть и видит меня в первый раз. Впрочем, это его работа – помогать тем, кто попал в неприятности. Он же коп. Что это я расчувствовался?

Он еще раз стукнул по косяку и скрылся внутри дома. Через несколько минут появился. Сел в машину. И сказал:

– Никого живого. Не повезло.

– А он так и живет без двери? Заходи, кто хочешь? Бери, что хочешь?

– Там внутри вонючий притон. Желаешь посмотреть, приобщиться? Наркоши валяются в собственной блевотине и ссанье. Зрелище незабываемое.

– Спасибо, я, пожалуй, обойдусь.

– Ну и правильно… Фрэнк, – крикнул Виктор. – Летс го. Поехали на базу.

«База» оказалась в двух шагах. Причем, участок выглядел самым приличным зданием в этом убитом «войной» районе.

– Здесь у нас ремонт вечный, ты не обращай внимания, муниципалитет на нас экономит, – сказал Виктор, когда мы зашли внутрь, поскользнулся на строительном валике и с грохотом рухнул на колени: Брэинвошт потсмокер коксакерс! – вскричал он.

– Это ты что сейчас сказал? – заинтересовался я.

– Набор идиоматических английских выражений, – ответил Виктор, поднимаясь и отряхивая форменные брюки, – тебе все равно не пригодится. Даже не думай, что я буду тебя учить американской брани. А то ты шутник, как я погляжу. Еще скажешь судье, когда он примет решение выдворять тебя из страны, что-нибудь эдакое. И тебя обязательно спросят: «Кто научил? И зачем?» Придется сказать, Виктор, коп из Южного Бронкса…

Я улыбнулся.

– Ладно, не говори. Со временем сам узнаю.

– Это конечно. Это обязательно.

Полицейские поздоровались с дежурным, на меня он глянул устало через очки. И мы проследовали в главное помещение. Обширный зал, опенспейс-офис – по-американски. Здесь стояли столы, разделенные стеклянными перегородками. А на столах лежали папки, бумаги, стояли допотопные черные телефонные аппараты с дисковым набором номера. По стенам были развешаны карты в разноцветных пометках флажков и фотографии.

– Это все преступники? – спросил я, указывая на стену.

– Нет, родные и близкие тех, кто здесь работает./p>

– Шутишь?

– А ты зачем спрашиваешь?.. Сам не видишь, какие рожи. Вот этого, кстати, встретишь, – он ткнул пальцем в одну из фотографий, – сразу беги… Самый опасный отморозок на весь Южный блок. Действует в одиночку. Знаешь, чем занимается. Грабит наркодилеров. Другого бы уже нашли с перерезанной глоткой где-нибудь в сточной канаве. А этот жив-живехонек и изредка разгуливает по улицам. Кличка – Диггер. Зовут Леонард. Короче, Леонард Диггер. Не путать с Леонардом Коэном.

Слово «диггер» я знал.

– Копальщик?

– Какой еще копальщик? Могильщик. Неправильная у него кликуха. Потому что на самом деле никого он не хоронит. Бросает там, где пристрелил. А мы потом трупы за ним собираем.

Я некоторое время вглядывался в чернокожую физиономию. Парень как парень. Только нижняя челюсть слишком тяжелая и глаза навыкате. Нос пуговицей.

Из-за стола поднялась миловидная блондинка. Она, похоже, была в помещении совсем одна. Оно и понятно – ночь. Только патрульные, дежурный, остальные – спят мертвым сном.

– Кейт, – сказал Виктор по-русски, – я, конечно, с тобой не разговариваю, но мы тут привезли парня. Его сильно избили, раздели, и надо бы его осмотреть.

– Конечно, – ответила Кейт и направилась к нам.

– Она что, доктор? Она же коп? – удивился я.

– Она училась на доктора, – раздраженно ответил Виктор. – У нее диплом медсестры. И навыки есть. И вообще, что ты задаешь столько вопросов? Расслабься – и получай удовольствие.

Блондинка подошла ко мне, сначала тщательно осмотрела все ссадины и ушибы, бесцеременно повернула, взяв за плечо, затем развернула обратно, нажала на живот в области печени.

– Здесь болит?

– Нет, вроде.

– А здесь? – она нажала чуть правее.

– И здесь нет.

– Что, вообще нигде не болит? – удивилась она.

– Наоборот, болит везде. Они меня толпой били…

– Это понятно.

«Откуда «это ей понятно?» – подумал я. Но вслух сказал:

– Кстати, вы отлично выглядите. Меня Степан зовут.

– Тш-ш-ш, – зашипел Виктор, как пробитое колесо, и замер, ожидая реакции девушки.

Но та оставалась спокойной.

– Спасибо, – сказала она и посмотрела мне прямо в глаза. – Вы мочились с тех пор, как это произошло?

– Нет.

– Пойдите помочитесь. Если в моче будет кровь, скажете. Туалет за углом.

– Хорошо, – я ушел. И услышал, как за спиной начали о чем-то свирепо переговариваться Кейт и Виктор. Все-таки у них были сложные, запутанные отношения. Фрэнк при этом в разговор не встревал. Мне показалось, что Кейт несколько раз повторила, что она не доктор. Но Виктор убеждал ее, что это неважно, потому что «хи ис ол райт». Веселенькое дельце!

Но с другой стороны, представим, что Виктор привез бы меня в хоспитал. И там меня осмотрели, сказали, что все в порядке, и выписали счет. А я и так должен столько, что хоть вешайся. Кто придумал эту идиотскую пословицу: «В долгах, как в шелках?» Правильнее было бы говорить: «В долгах, как в гробу».

Я помочился. Цвет мочи меня вполне устроил. Обыкновенный цвет. Крови не было.

Тут из кабинки раздалось кряхтение, и через секунду громкий звук «пр-р-р-р-р». Плеск воды. И за ним вздох облегчения. Зажимая нос, я выбежал из туалета.

– Ну как моча? – спросила Кейт.

– Все в норме! – отчитался я.

– Я же говорил, – сказал Виктор. Девушка бросила на него убийственный взгляд – словно говоривший: ну ты и ничтожество. Не хотел бы я заслужить такой же. Тем более, что Кейт мне понравилась. Я вообще всегда любил миниатюрных блондинок с аккуратным носиком. К тому же, женщины у меня не было очень давно. В иммиграционной тюрьме я даже стал поглядывать на крупнозадых латиноамериканок, размышляя, не присунуть ли мне по случаю одной из них. Но потом передумал. Еще поймаешь какую-нибудь заразу. А тюрьма не то место – где приятно лечить венерические заболевания. Хотя процесс их заполучения наверняка приятный.

– Он так и будет голым? – спросила Кейт. – Где его одежда?

«Заботливая, – подумал я с нежностью, – даже не скажешь, что фЕминист. Похоже, Виктор на нее наговаривает».

– Нету одежды, – отрезал он. Почесал подбородок. – Ладно, это решаемо. Сейчас схожу на склад.

Он ушел, и я продолжил дёрти секшуал харразмент с Кейт.

– Говорят, ты фЕминист, – сказал я.

– Кто говорит?.. А – этот. Сам он фЕминист. Я просто не люблю, когда лапают, не спросив.

– А он тебя лапал?

– Лапал… Не твое дело, вообще. – Спохватилась Кейт. – Ты кто такой? Почему я с тобой говорю по-русски?

– Потому что ты русская, я русский, вот и по-русски, – нашелся я.

– Я не русская, – рявкнула Кейт.

«Вот те на, – подумал я. – Ни одного русского, одни татары. Не управление полиции – а Золотая орда».

– Ай эм джувиш, – гордо сказала Кейт.

– Кто? Кто? – переспросил я. – Это что за национальность такая?

– Я иудейка, – пояснила она. – Моя мама еврейка. Поэтому мы и уехали из Советского Союза, как только стало возможно. Нас там всячески притесняли.

– Не знал, что евреев у нас притесняют, – сказал я, вспомнив одного еврея-бизнесмена, с которым познакомился в ресторане, когда жил на широкую ногу, делая бизнес под покровительством дяди Дато. Тот сорил деньгами и хвастался, что может себе позволить купить все – даже яхту и самолет, если захочет…

Кейт стала раздраженной.

– Может, ты не любишь евреев? – спросила она с вызовом.

– Почему же. Очень люблю. Особенно таких симпатичных.

Кейт поморщилась.

– Если тебе неприятно, когда я говорю, что ты красивая, я могу больше этого не делать, – поспешно сказал я.

– Да говори, что хочешь, – она изобразила безразличие.

Виктор вернулся с комплектом полицейской формы.

– Старой не было, – сказал он озадаченно, – пришлось взять новую. Кэп будет в ярости, когда узнает.

Я стал поспешно облачаться в полицейскую униформу. Она пришлось мне точно в пору. Как будто шили по мерке.

– Вылитый коп, – одобрил Виктор.

– Спасибо тебе, – я едва его не обнял от полноты чувств. Вдруг ощутил, как приятно быть одетым.

– Да ладно… – Он махнул рукой. – Ты лучше молись, чтобы мы нашли в базе твоего адвоката. Потому что если мы его не найдем, пойдешь в камеру прямо в таком виде. Тебя там примут хорошо. У нас там ласковые ребята сидят.

– Я клянусь, все, что я говорил, правда.

– Дай-то бог.

– Пойду кофе налью, – сказала Кейт и ненароком бросила. – Кстати, Ричард здесь…

– Как здесь?! – переполошился Виктор. – Да что за ночь такая?! Никто не хочет спать! Ты здесь! Капитан здесь! Он-то, что забыл в участке в, – он глянул на наручные часы, – в пять о клок? О, май год!

– Не знаю, – ответила девушка, улыбаясь, – я-то отчет пишу. А вот ты… Взял новенькую форму со склада – и подарил ее своему другу.

– Мы не друзья! – отрезал Виктор.

– Значит, партнеры, – съязвила Кейт. – Никогда не видела, чтобы ты о ком-то так заботился…

– Иди уже куда шла! – рявкнул Виктор.

Из коридора вдруг появился человек в штатском с красным усталым лицом. Он двигался, словно никого не замечая. И придерживал живот. Я понял, что это он мучился в туалете.

Виктор вытянулся во фрунт, Фрэнк вскочил со стола, за которым сидел. Только Кейт, посмеиваясь, ушла вглубь помещения, где ее не было видно.

Грузный человек с красным лицом остановился, обвел нас сердитым взглядом.

– Какого хрена вас принесло? Привезли, что ли, кого-то? Вы должны быть на улицах, мать вашу. Там черти что происходит каждую гребаную минуту, – сказал он по-английски. Правда, состояла его речь почти сплошь из одного слова «fuck», которым он подменял и глаголы и существительные, и даже междометия. Я порадовался, что так отлично его понял. То ли мой английский становился все лучше и лучше. То ли обилие слова «fuck» делало этот язык простым и предельно ясным. Тут он уставился на меня.

– Ху а ю? Вот зе фак?.. – Он вопросительно уставился на Фрэнка. И спросил его грубо: – Это что, твой дружок? Будете после смены играть в полицейских?

На месте Фрэнка я бы обиделся, но он только хмыкнул и сказал:

– Сэр, я никогда не играю в полицейских со своим дружком, сэр.

– Ху а ю? – снова повторил он.

Виктор понял, что придется объясняться, хотя очень не хотелось. И заговорил быстро, так что почти ничего было не разобрать. Но в общих чертах – он рассказал, что парня ограбили на улице, сняли всю одежду, и вот им пришлось привезти его сюда для дальнейших разбирательств, поскольку документов у меня нет, нет даже ай-ди. А форму он взял, чтобы хоть во что-то одеть меня. Из соображений гуманизма. Холодно, сэр, – добавил он, – сейчас ночь.

Тут капитан поинтересовался, как именно меня ограбили и где. И Виктор рассказал, что я недавно приехал в страну, еще не знаю местных порядков, поэтому отправился гулять поздно ночью по Южному Бронксу.

– Крэйзи рашшенс, – сказал капитан Ричард, – сначала они хотят устроить нам ядерную войну, а потом приезжают и нервируют наших добропорядочных афроамериканцев.

– Нот ол фо зем крэйзи, – возразил Виктор и, поймав свирепый взгляд капитана, добавил, – ай эм нот рашшн. Ай эм татар.

– Это немногим лучше, – заметил кэп. И оторвал у меня нашивки. Проделал он это быстро и умело, как будто у него был богатый опыт в такого рода делах. Силищи у толстяка Ричарда было хоть отбавляй, так что он немного перестарался – левый рукав, где находился шеврон полицейского департамента штата, он немного надорвал. – Ничего, – проворчал капитан. – Так походит. Все лучше, чем если кто-то подумает, что он настоящий коп.

– Ай эм шуа, хи из нот э бэд гай, – заступился за меня Виктор, за что заслужил еще один взгляд, исполненный злобы.

– Делайте, что должны, – распорядился капитан, медленно прошел между стеклянными перегородками в расположенный в углу кабинет и скрылся там.

Виктор многозначительно посмотрел на меня.

– Спасибо, – еще раз сказал я. – Поверь мне, я так ценю все, что ты для меня делаешь…

– Сам себя не узнаю, – посетовал Виктор, – наверное, кофе перепил. На доброту пробило.

В полицейской базе адвокат Иосиф Хэйфиц нашелся быстро. Виктор присел к столу и взялся крутить диск, набирая номер.

Иосифу позвонили прямо домой, а не в офис, подняли с постели. Он сказал, что отлично меня знает, но приехать никак не сможет. Попросил подозвать меня к трубочке. Выразил мне свое искреннее сочувствие в связи с этим досадным инцидентом и попросил впредь быть аккуратнее, поскольку «ваша жизнь, Степан, для нас очень важна, быть может, даже более важна, чем для вас, я вижу, молодой человек, вы ее совсем не бережете…» Я понял, что для них важна не столько моя жизнь, сколько долги по финансовым обязательствам, но поблагодарил Иосифа за то, что он подтвердил мою личность.

– Ну все, – сказал Виктор, хлопнул в ладоши, – теперь мы знаем, что ты тот, за кого себя выдаешь. Так что ю фри нау, можешь идти на все стороны, как говорят в Совке.

– На все четыре стороны, – поправил я.

– Да хоть на все пять. Свободен.

– А как же мои документы?

– Ну, ты же видел, мы заезжали. Этого упыря дома нет. Значит, его хрен найдешь. Он может быть где угодно. Заезжай через недельку-другую. Если что-нибудь отыщется, мы тебе вернем. Но, честно говоря, я сильно в этом сомневаюсь. Очень сильно…

– Что же я буду делать без документов?