Порядковый номер подонка Соболева Лариса
– Что бы вы хотели видеть на мне?
А ведь скажи он: хочу видеть на тебе трусы и бюстгальтер, она придет на работу именно так, с нее станется. Осторожней надо быть.
– Я вообще-то… м… просто так… Кофе принеси. Без сахара.
Без сахара – это сигнал, что у шефа очередной закидон насчет здорового образа жизни. Лина кивнула, мол, сделаю хоть кофе, хоть отвар из трав, удовлетворю все капризы, но взгляните на меня чуточку нежнее. А Брасов не ходок, потому что ленивый, ко всему прочему, абы какая баба ему не нужна. Поэтому ухаживать, тайком встречаться, лгать жене и любовнице – лучше лишний часок поспать, телик посмотреть, поесть… Нет! Слово «поесть» вычеркивается из лексикона.
Единственное, чему он отдает себя, – работа. Это и отдых, и увлечение, и развлечение, и отдушина. Приумножать деньги не каждый умеет, для этого талант необходим, а поставить дело – ум. Вот и предался Брасов любимому занятию, да не заметил, как время пролетело, очнулся, когда на сотовый позвонила… Наташка! Она никогда не звонила, даже денег ни разу не занимала, гордячка. С голой задницей, но гордая. Его заинтриговало: чего это она удумала?
– Да, Наташа, – сказал он в трубку.
– Юра… – произнесла она и замолчала, всхлипывая.
– Я слушаю, говори.
– Юра, Лешка… Лешка…
Брасов механически поднял руку – на часах два, Лешка должен был прийти в одиннадцать.
– Что – Лешка? – теряя терпение, рявкнул он в трубку. – Да говори, черт тебя возьми!
– Лешка уме-ер, – завыла Наташка.
– Не понял… э… кто умер?
– Лешка умер. Семеренко…
– В честь чего это умер? – Нет, до него не доходила реальность внезапной смерти. – Наталья, ты не того… Как умер?
– Прыгнул с балкона.
– Что ты несешь, с какого балкона?
– Со своего. На тринадцатом этаже-е-е…
– Погоди, мне нужна ясность. Ты где сейчас?
– В морге. Возле морга. У двери-и-и…
Брасову стало жарко, как в сауне, он сдвинул узел галстука вниз, рука зашарила по столу, не нашла то, что искала, автоматически выдвинула ящик стола, нащупала пачку сигарет.
– В морге, – повторил он, вслушиваясь в слово. – Никуда не уходи, я сейчас приеду. – Брасов тут же позвонил Игорю: – Подай машину, поедем в морг.
Сигарета сама собой очутилась во рту, за ней и рюмка коньяка в руке, с их помощью Брасов пытался постичь невозможное.
Трехдневные попойки основательно подрывают здоровье. В пятницу Роберт отмечал день рождения с друзьями и нужными людьми, в субботу накрыл поляну для своих сотрудников, а родственникам, которые не любят толчеи и шума, отвел воскресенье. На даче отца отметили праздник в спокойной обстановке с шашлыками и без помпезности. Зная, что в понедельник будет отходняк, Роберт предупредил замов: если и явится на работу, то к концу рабочего дня. Проспал он почти до двенадцати, выпил водички, поплелся бродить по дому в поисках кого-нибудь, кто подаст завтрак. В гостиной застал Тори, да-да, именно застал, потому что она куда-то собиралась и наводила последние штрихи на лицо.
– Уходишь? – озадачился Роберт.
– Угу, – дала она краткий ответ, не вдаваясь в подробности.
– А кто мне завтрак подаст? Где Анька?
Анька – домработница, девушка молодая и расторопная, но непривлекательная. Тори ее выбрала с прицелом, чтоб хотя бы дома не залезли в ее постель.
– У Анны выходной. Ты не в состоянии сделать себе бутерброд и сварить кофе? Кстати, разберись, пожалуйста, с подарками. Те, что не нужны, отложи отдельно, отдадим нуждающимся.
– Всегда ты этим занималась. Сегодня у меня…
– Знаю, рыбалка. – Подкрасив губы, Тори захлопнула пудреницу.
– Какая рыбалка? – поднял он плечи, не понимая, на что намекает жена, а она намекнула:
– На которой рыбку удят.
У жены замечательная черта: никогда она не устраивает сцен, не скандалит, не оскорбляет и не грозит, хотя умна и просчитывает мужа, как ЭВМ. Неизвестно, что лучше: скандал с битьем посуды или такие вот намеки, сказанные невинным, доброжелательным тоном, как сейчас.
– Особенно хорошо она ловится на вечерней зорьке, правда, рыбы я ни разу не видела, но не всем же везет поймать. Может, у тебя сегодня футбол, после вы будете отмечать удачу или поражение.
– К чему футбол приплела? – возмутился он, наконец сообразив, что подразумевает Тори под рыбалкой и футболом. – Я не то хотел сказать. Сегодня у меня энергетический баланс на нуле! Я не в состоянии сортировать подарки, варить кофе… у меня голова трещит.
– Треск пройдет, лишь бы голова осталась на месте.
Тори поднялась с дивана, повесила на плечо сумочку.
– Куда ты несешься вся при параде?
– На рыбалку, – улыбнулась Тори. – Или на футбол. Женский. Точно пока не решила. Приеду… не знаю когда. Ты уж тут сам хозяйничай. До свидания, дорогой.
Чмокнув обалдевшего мужа в щеку, она, играя бедрами, легкой поступью направилась в прихожую.
Конечно, Тори, намекнув Роберту, что и она не прочь сходить налево, торопилась не к любовнику, которого у нее нет. В почтовом ящике обнаружила вторичное извещение на получение то ли заказного письма, то ли бандероли – точно не поняла. Она села в машину и отправилась на почту. Ну а потом проведет время с подругами, чтоб досадить Робу, чтоб он знал: она востребована у мужчин. Иногда полезно встряхнуть идиота, не умеющего ценить добродетельную жену.
Это оказалась бандероль – маленькая, прямоугольная, на вес легонькая. Идя к выходу, Тори нетерпеливо вскрыла почтовую упаковку, кинула в урну. Еще один слой из тонкой бумаги. Полностью распаковала бандероль она уже в машине. То, что ей прислали, вызвало недоумение: в руках Тори держала старую потертую картонную коробочку с надписью «Серебристый ландыш» и грубым рисунком. Были когда-то такие духи, не духи, а кошмар – маслянистые, вонючие, стоившие дорого – шесть рублей. Открыв коробочку, Тори изумленно подняла брови: в картонном углублении лежал цилиндрический пузырек, наполовину заполненный желтоватой жидкостью.
Это что, подарок?! Ей?! Кому взбрело в голову прислать такое дерьмо? Эх, рано выбросила почтовую упаковку, не станет же она теперь рыться в урне, доставать бумагу, чтобы посмотреть, от кого бандероль.
Тори чуть наклонила голову и брезгливо принюхалась. Да, это духи, те самые – «Серебристый ландыш», давным-давно снятые с производства. Ну, может, их и выпускают, Тори не ходит по дешевым магазинам, не знает, что там продается. Кстати, коробка старая, пузырек неполный… Значит, духи кто-то хранил с давних времен? Для чего? Чтобы прислать ей в подарок? Она эти духи не выносила. Нелепость.
Стоп, а может, в коробке лежит записка, объясняющая все это? Тори распотрошила ее, тщательно осмотрела, ничего не нашла. А если нечаянно выронила? Но и на полу авто пусто, значит, отправитель не удосужился написать пару слов. Небрежно завернув в бумагу дурацкий подарок, она кинула сверток на заднее сиденье. Не настолько Тори глупа, чтоб не понять: бандероль имеет какое-то значение, но какое?
Уткнув лицо в большую грудь Брасова, Наташа дала волю слезам. Он терпеливо выжидал, когда она наплачется, растерянно похлопывая ее по спине. Как только рыдания уменьшились, а между всхлипываниями растянулись паузы, Брасов спросил:
– Когда это случилось?
– После дня рождения Роба. Ночью. – Наташа подняла лицо, глаза ее были безумными. – Я узнала только в воскресенье, поехала к нему… соседи… Не стала вам сообщать, думала, ошибка, а сегодня… Я его видела, Юра!
– Успокойся, теперь-то ничего не изменишь…
– Не верю, что Лешка сам… Он не должен был, понимаешь?
– Понимаю. Ты постой здесь, я пойду посмотрю на него.
– Не веришь мне? Это он, наш Лешка.
– Все равно пойду, возможно, что-нибудь выясню.
Брасов позвонил, дверь открыл санитар:
– Вы за трупом?
– Пока только хочу посмотреть на Алексея Семеренко. Я его друг. Можно?
Его пустили без проблем, провели по коридорам, показали. Брасов – мужчина довольно крепкий, в смысле – нервная система завидная, а тут непрошеная слеза накатила при виде мертвого лица. Он вспомнил последний разговор с Лешкой до мелочей, планы не только на понедельник, невольно произнес:
– Неужели он сам?
– Сам, сам, – сказал второй мужчина, видимо, патологоанатом. Брасов не спросил, кто он, но почему-то так подумал.
– Вы уверены?
– Полагаете, его сбросили? – усмехнулся мужчина.
– А вы считаете, так не бывает?
– Отчего же? – пожал он плечами. – Бывает. Но когда сбрасывают, применяют силу, человек сопротивляется…
– Понятно, на теле следов насилия нет.
– Нет. И второе: человек кричит, когда падает, если его насильно сбрасывают. Кричит непроизвольно, это крик о помощи, хотя помочь никто не может. Ваш друг не кричал ни на балконе, то есть не звал на помощь, тем самым привлекая внимание тех, кто не спит или находится во дворе, ни когда летел. Есть свидетели. Молодые люди находились во дворе, когда он падал вниз.
– Может, его напоили снотворным, а потом…
– Не напоили. Алкоголь он перед самоубийством принимал, но по результатам экспертизы был в приемлемом состоянии, не заметить, как его выбрасывают, не мог. Больше скажу, в его квартире побывала милиция, дверь он закрыл изнутри, выламывали замок. Не волнуйтесь, законность соблюли. Соседи, они же были понятыми, показали, что жил ваш друг одиноко. Так вот, следов присутствия еще кого-нибудь не обнаружено. Вам трудно с этим смириться, но ваш друг прыгнул сам.
Сам! В голове не укладывалось!
Брасов вернулся к Наташе, посадил ее в машину, спросив:
– Куда тебя отвезти?
– Домой. С работы я отпросилась. Юра, поможешь? Лешку надо похоронить, а я никогда этим не занималась.
– Помогу.
4
Елки-палки, чтоб получить тело из морга, нужны соответствующие бумаги, своеобразная накладная на труп! Брасов справился, остальное возложил на Наташку, дав в помощь людей, а деньги у Лешки лежали в бюро. Копил на машину, накопил себе на похороны. Итак, в среду.
Вторник Брасов посвятил работе, несмотря на скверное настроение, когда заниматься ничем не хочется, но его отвлекала только работа. Три склада, магазин стройматериалов и пять салонов электро– и бытовой техники – не хило, он иногда бесцельно носился по объектам, лишь бы устать до одури.
Утро среды началось со скандала с Зинулей. Брасов, собираясь на работу, наказал жене ехать к Лешке домой и помочь Наталье с поминками.
– Я что, кухарка? – взбеленилась Зинуля. – Вы все при деньгах, не могли скинуться и снять кафе?
– Народу будет немного, мы хотим помянуть Лешку в его квартире, поняла? Не смей перечить, один раз постоишь у плиты, не сдохнешь!
– Как ты со мной…
– Молчать, я сказал! Тоже мне, барыня!
И дверью – хлоп! Он не любитель показывать характер, считая ссоры пустой тратой времени и здоровья, но в редких случаях, не встречая понимания со стороны Зины, его накрывает. В машине отдышался, Игорь посочувствовал:
– У вас будет трудный день. Мне когда подъехать?
– В половине второго, похороны в три…
Вдруг он почувствовал недостаток кислорода – она, опять она! На том же месте! Мираж… Нет, стоит у киоска на самом краю тротуара! В той же юбке и кофточке, в том же плаще нараспашку, в тех же туфельках и смотрит! На него смотрит! Черты лица… не может быть! Этому надо положить конец, эдак недолго свихнуться.
– Останови машину, – приказал он Игорю.
– Здесь нельзя останавливаться, вон знаки…
– Останови! – гаркнул Брасов.
Игорь немного заехал на тротуар, машина стала, Брасов выскочил, оглянулся. Девчонка скрылась за киоском, направившись в противоположную сторону, он ринулся за ней, одержимый одним желанием: догнать, посмотреть вблизи, услышать голос, потрогать. Народу полно, но, приподнимаясь на цыпочки, он видел длинный пушистый хвост из светлых волос, перетянутый заколкой, плащ светло-красного цвета, ремешок сумочки на плече. Он бежал, лавируя среди встречных и попутных прохожих.
Вот она близко… Вот осталось метра три… Брасов догнал, взялся за ее плечо и потянул на себя…
Девушка остановилась, повернулась к нему, глядя изумленно, а Брасов, открыв рот, не в состоянии был произнести ни звука.
– Вы меня? – спросила девушка. – Что вам?
Кофточка, юбка, плащ, волосы, рост те же. Девчонка не та! Не та девчонка – как это может быть?!
– Из… извините, – вымолвил он через силу. – Обознался…
Пожав плечами, она продолжила путь. Глядя ей в спину, он стоял посереди тротуара, покрывшись липким потом, опустив руки вниз и ничего не понимая. У этой абсолютно другое лицо, незнакомое, с остренькими и невыразительными чертами, с веснушками на носу и щеках. Ее он никогда раньше не встречал. Но Брасов поклялся бы на чем угодно и чем угодно: только что у дороги он видел совсем другую девчонку, с лицом, которое он хорошо знает и помнит, отчего подкатывает к горлу неприятно-сладковатый комок и охватывает ужас. Ошибиться не мог, исключено, он в здравом уме. В то же время одежда на конопатой девочке тютелька в тютельку, что была на…
– Мерещится, – проговорил Брасов.
Но почему мерещится? Третий раз? На одном и том же месте? С этим «почему» он вернулся к машине, а там сотрудник ДПС.
– Вот хозяин, он приказал, а я что! – оправдывался Игорь.
– Старший лейтенант… – начал с представления гаишник, Брасов, доставая портмоне, его перебил:
– Пятихатки хватит? (Тот ни тпру, ни ну.) Держи штуку. Извини, старлей, мы торопимся. Игорь, за руль!
Какая уж тут работа! В кабинете он пошарил по шкафам, да все выпито. Выставив пустые бутылки на стол, Брасов позвал Лину, указал:
– Убери. – Когда она собрала в пакеты тару, он положил на стол деньги. – Сгоняй в магазин и купи водки, коньяка, виски, бренди. И сигарет… блок. Бар надо заполнить. Только быстренько, Лина.
– Хорошо, Юрий Артемович.
Пока она бегала, он курил одну сигарету за другой, обхватив голову руками, и вспоминал детали встреч с девочками, особенно с той, которую он запомнил такой, какой видел всего полчаса назад. Ведь видел ее! А догнал другую!
Управились таким образом, чтоб остаться тесной компанией, в общем, кто праздновал день рождения Роба, тот предался и скорби. Современный человек, замороченный проблемами выживания, испытывает шок, когда приятель уходит из жизни самостоятельно. Очевидно, поэтому после первой поминальной рюмки все долго молчали. Несмотря на голод, практически не ели, мучимые вопросом: что за причины в буквальном смысле толкнули Лешку с тринадцатого этажа?
– В Древнем Риме уход из жизни не считался грехом, – сказал Федя, тоже однокашник. – Напротив, это было преимущество человека перед земными тварями и слабостью остальных людей.
– А я никогда не пойму самоубийц, – категорично заявила Зина. – Ситуация кажется безвыходной, на самом деле…
– Не стоит рассуждать на эту тему, – нервно бросила Наташа, затем опустила мокрые глаза и тихо добавила: – Пожалуйста.
Еще выпили. Обычно люди вспоминают эпизоды из жизни покойного, какой он был, делятся воспоминаниями, а тут все как сговорились не раскрывать рта.
Леденев пришел с подругой, она, конечно, притягивала любопытные и придирчиво-оценивающие взгляды. Ярко выраженная восточная внешность на любителя. Однако Элла тем и привлекала внимание, что была по-киношному красива. Специфический разрез глаз не мешал. Помимо этого, на ней стояла жирная печать «девушки не отсюда». В чем выражалось «не отсюда», пожалуй, никто толком не объяснил бы. Вероятно, отличие в том, что Элла несуетлива, ненавязчива, молчалива. После длительной паузы Глеб позволил себе упрек:
– Вы жили в одном городе и, как я понял, виделись, неужели Лешка не делился с вами? Вы не заметили в нем перемен? Я полагаю, в человеке должны произойти изменения перед броском, – кивнул он на балкон. – И они, перемены, не враз случились, а наверняка задолго до этого дня.
– У нас у всех сложности… – начал оправдываться Роб, пряча глаза.
– Не наезжай на нас, – сказал Брасов. – Лично я перемены заметил, последнее время Лешка был как не в себе, заговаривался…
– Последнее время? – перебил Леденев. – Сколько примерно это длилось?
– С месяц, – выручила Брасова Наташа. – Да, он резко изменился примерно месяц назад или чуть больше. Его что-то очень сильно беспокоило… даже угнетало. Когда я приставала к нему с расспросами, Алеша отмахивался, смеялся и говорил, что я мнительна.
– Честно, Глеб, – приложил ладонь к груди Брасов, – ничто не предвещало такого конца. Я связывал его настроение с неудачами на работе, в пятницу в ресторане предложил перейти ко мне, он согласился, обрадовался, мы договорились встретиться в понедельник… и вдруг на тебе!
– Юра прав, ничто не предвещало, – сказала Наташа. – После дня рождения Роба он предложил мне к нему переехать.
– Значит, причин как таковых не было, но Лешка… – Язык Глеба не повернулся сказать «выбросился», в доме повешенного не говорят о веревке. – Странно.
– Более чем, – утвердительно кивнул Роберт.
И снова пауза, давившая на всех, как бетонная плита, молчание прервала Элла, поднявшись:
– Извините, я выйду покурить.
– Пожалуй, я тоже, – поднялась и Тори. Лучший способ избежать скользких тем, которые мучительны своей загадочностью.
– Открою балкон, – подхватилась Наташа. – Там шпингалет заедает, нужно знать, как его повернуть…
– Нет-нет, – замахала руками суеверная Тори. – Туда я не пойду. Мы на площадку.
А вот она подругу Глеба с пристрастием рассматривала, ее страшно интересовало: где Леденев откопал девицу корейско-монгольского происхождения? У Тори заныла старая царапина, раной она не назвала бы первое трепетное чувство к Леденеву, все-таки ее залечило время. Однако быть отвергнутой – штука неприятная даже спустя много лет, наверное, это останется с ней навсегда. Пора было и разговор завязать.
– Глеб надолго приехал?
– Завтра повезем его маму на консультацию в Москву, если диагноз не подтвердится, вернемся сюда.
– Глеб говорил, что ушел в научный бизнес, правда, я не догоняю, что это такое, а ты чем занимаешься? У тебя есть работа?
– Есть. Любить Глеба.
– О! – выразила степень своего изумления Тори. Эллочка откровенна до неприличия, а по ее мнению, любовь к мужчине нужно скрывать не только от него, от посторонних тем более, иначе уронишь достоинство. – Считаешь, любить – это работа?
– Да. Трудная.
– И давно ты… трудишься? – не удержалась Тори от скептических нот.
– Пять лет.
– Ммм! Должно быть, у тебя призвание. Вы женаты? – А ведь Леденев ясно сказал: «Подруга», но в этом вся Тори, куснуть – ее маленькое хобби.
– Глеб привез меня познакомить с родителями.
Достаточно емкий ответ: знакомят с родителями, когда принято решение узаконить отношения, однако Тори дала свою трактовку:
– Значит, нет. Не обидно? Столько лет ты с ним, а он до сих пор не женился? О статусе жены мечтает всякая любящая женщина.
– Я же сказала: любить – работа трудная.
Неразговорчивая девушка Элла, не хочет полностью открыться и удовлетворить нездоровое любопытство. Жаль, не удалось задать еще несколько провокационных вопросов: на площадку вышел Роберт, он пожирал глазами Эллу, не стесняясь жены. К счастью, Тори никогда не испытывала к нему и половины тех чувств, какие когда-то вызывал Леденев, соответственно и ревностью себя не изводила, только иногда презирала мужа, например, как сейчас.
– Девочки, все собираются на выход, – сообщил он.
– Я за сумкой, – сказала Тори, скрываясь в квартире.
Без жены он позволил себе более откровенно выразить взглядом свои ощущения, надо сказать, похотливые. Глазами Роберт раздел ее полностью и представил…
– Глебу не понравилось бы, если б он увидел, как вы на меня смотрите, – на одной ноте бесстрастно проговорила Элла.
Разумеется, Роберт знал, что хорош собой. Редкая женщина не покосится в его сторону, но у подружки Глеба в зрачках стоял смертельный холод. Правда, его это не смутило.
– А вам нравится, как я смотрю?
– Нет. И вы не нравитесь.
Она скрылась за дверью, а он покрутил в воздухе растопыренными пальцами: мол, ну и фифа, мнит себя сингапурской принцессой, да не таких обламывали. Конечно, он с большим удовольствием положил бы ее на обе лопатки, и куда делась бы ее неприступность… Жена появилась, развеяв мечты:
– Не сразил Эллочку обаянием?
– Не язви. Поехали домой, я устал.
За ними потянулись остальные, Наташа отозвала Брасова и шепотом попросила:
– Останься, мне нужно поговорить с тобой.
– Зина, подожди меня в машине, – бросил он жене. Однако Наталья не спешила сказать, зачем он ей понадобился, она стояла рядом, опустив голову, Брасов взял ее за плечи. – Наташа, что ты хотела мне сказать?
– Алешка написал завещание.
– Завещание? – выпятил он губу. А ведь это многое объясняет. – Чего это ему вздумалось?.. То есть он предвидел свой конец?
– Думаю, чувствовал. Знаешь, кому он все оставил? Мне. А зачем? Зачем, если его здесь нет и никогда не будет? Без него мне ничего не нужно. – Опять по щекам покатились слезы. – Мы встречались урывками много лет, а мне хотелось видеть его каждый день, и вдруг Лешка говорит, чтоб я переехала к нему. Это была моя самая счастливая минута, но недолгая и обманчивая. Юра, ты понимаешь, что значит его предложение?
– Он предложил тебе стать его женой.
– Нет, не то… Юр, он не собирался умирать, он хотел начать новую жизнь вместе со мной, понимаешь?
Брасов догадался, на что она намекает: на убийство.
– Видишь ли, Наташа, эксперты утверждают, что он сам прыгнул.
– А мне кажется, Лешку убили. Здесь была женщина…
– Наталья… – протянул он, возведя очи к потолку. – Женщине не под силу сбросить мужчину с балкона, Алешку тем более, он же далеко не мелкий был.
– Вот, смотри, что я нашла на этом столе. Милиция не обратила внимания, а зря.
Она раскрыла ладонь, а у Брасова едва не выпрыгнуло сердце. Кровь резко прилила к голове, на время потемнело в глазах. Видел он только браслетик из разноцветных бусин разной величины, больше ничего. Состояние Брасова было похоже на временную смерть, продлившуюся несколько секунд, темнота рассеялась, проступила рука Наташи, браслет… Брасов отдал бы многое, чтоб никогда его не видеть.
– Юра… – мямлила Наташа, кусая губы и не поднимая на него глаз. – Этот браслет… тебе никого… не напоминает?
– Нет.
– Да и мне, в общем-то, нет… Я думала, тебе…
Оба лгали. И прекрасно знали, что лгут. Оба знали, что это за браслет, но сказать вслух не решались – страшно. И взять в руки страшно, однако Брасов подцепил пальцем, перебрал бусины, внезапно, сам того не желая, попросил:
– Отдай его мне.
– Бери.
О, она просто мечтала избавиться от браслета, впрочем, он тоже. Но не выбросил, когда шел к машине, а положил в карман пиджака. Всю дорогу браслетик из бусин, не представляющий никакой ценности, жег карман, будто там лежал раскаленный металл. Брасов, попав домой, тут же снял пиджак и закинул его в шкаф.
5
Утром Роберт торопливо поедал завтрак, Тори, подперев подбородок сцепленными в замок пальцами, насмешливо наблюдала за ним. Он настолько хорошо изучил супругу, что, ни разу не оторвав глаз от тарелки, догадался:
– Ну, говори, говори свою гадость, рвется же с языка.
Тори действительно хотела съязвить насчет его вчерашних алчных взоров, но именно потому, что Роберт раскусил ее, передумала:
– Как тебе Глеб и его…
– Сингапурская принцесса?
– Почему сингапурская? Может, она наша. Из тундры, чукча.
– Это ты со зла, – сказал он, посмотрев на жену тоже насмешливо. – Познакомился Глеб с ней в Сингапуре, она там переводчицей была, и забрал оттуда.
– Странно, все эти дальневосточные народности говорят с чудовищным акцентом, а Элла по-русски шпарит чисто.
– Не люблю, когда ты пользуешься жаргоном, тебе не к лицу. У Эллы папа то ли японец, то ли китаец…
– А чем отличаются японцы от китайцев?
– Не знаю, не пробовал. Так вот, а мама русская.
– Бедные русские женщины, от наших мужичков сбегают аж в Сингапур.
– Смесь кровей дает исключительно качественные плоды, Элла это подтверждает всем своим шикарным обликом.
– Да, одета она шикарно, а что до остального… на большого любителя. Наш Глеб и здесь решил устроить показуху: у меня даже подруга особенная, не такая, как у всех, а китайско-японских кровей. Кстати, кстати… Сейчас модно заводить подругу из Малайзии, Вьетнама, Таиланда. Мальчики вроде тебя выписывают экзотических девочек по каталогам.
– Ты загнула. Я за Глебом не замечал показухи, а выписывать проституток по каталогам он точно не будет. Не тот уровень.
– Уровень у вас, мужиков, один. Поскольку ты большой любитель экзотики, должна тебя предупредить: пролетишь. (Наконец нашла возможность сказать то, что вертелось на языке.) Эллочка на ответственной работе.
– Работает у Глеба? Мне так не показалось.
– Совершенно верно. У нее работа трудная – его любить. Сама так сказала. Теперь понимаешь, почему я упомянула каталоги?
– Ммм! – мечтательно покачал головой Роберт. – Тогда я завидую ему черной завистью. Если б у тебя была работа любить меня… А! – махнул он рукой, вздохнув. – В этом вопросе ты полная бездельница.
– Дорогой Роб, тебя сильно любить нельзя. Можно сыграть в ящик раньше времени из-за твоих рыбалок, футболов, мальчишников, задержек на работе, командировок и… упоительного вранья.
– Я никогда не вру тебе, – завелся он с полуоборота.
– Конечно, милый. Врут твои дружки, работники, знакомые, но не ты. Быстрее доедай, опоздаешь.
– Я опоздать не могу, я директор у себя же.
– Точность – вежливость королей, будь королем хотя бы на работе. Погоди, принесу другой галстук.
– Чем тебе этот не нравится?
– Ты неаккуратно ешь, поставил масляное пятно.
Тори повязала ему галстук, поправила воротничок, убрала с лацкана пиджака волос. Роберт признал про себя, что лучшей жены ему не сыскать, да он и не намерен бросать семью, красавицу Тори, правда, ее тоже нельзя сильно любить – на голову сядет.
Проводив мужа, Тори собрала прессу за последние три дня. Образовалась внушительная стопка. Легла на диван, накрылась пледом. После ужасной смерти Лешки было не до чтения, но пора отогнать от себя жуткие впечатления и отдохнуть, заставить себя читать. Журналы Тори откладывала. Сначала она пересмотрит газеты…
Выпал тонкий и небольшой листок, она подняла его с пола. Опять извещение. Тори села, подумав: «Что на этот раз?» Нехорошо заныло в груди, тревожно, надрывно. Собственно, почему? Кто-то прислал ей прошлый раз дурацкий подарок, может, сегодня выяснится кто. Вскочив, Тори понеслась переодеваться.
Читать бесплатно другие книги:
