Тени старого дома. Готическая история Батицкая Маргарита

Глава 1. Алан

Осень в том году выдалась на редкость холодной и дождливой. Лондон пребывал в плену туманов. По улицам двигались призрачные тени людей и экипажей. Сырой воздух пропитывал дома, одежду и легкие. Даже тусклое дневное солнце было бессильно в борьбе с неминуемым приходом зимы. Оставались лишь смутные воспоминания о летнем тепле и свете, которые были столь редкими в городе. Всюду царило уныние.

Старый доктор Уильям Личфилд уже который день мучился ревматизмом. Он часами сидел у ярко пылающего камина в небольшой уютной гостиной своего дома и смотрел на огонь. Мягкий свет пламени и сухое тепло успокаивали его. Иногда ему удавалось задремать на пару часов, или же он просто задумывался о чем-то давнем и замирал в своем кресле. Его дочь, Эстер, молодая красивая женщина, часто заходила в гостиную, чтобы поправить плед на его коленях или принести горячий чай с молоком, столь любимый ее обожаемым отцом. Очнувшись от дремоты, Личфилд прислушивался к детским голосам, доносившимся то из столовой, то из кухни. У него было двое прелестных внуков, жаждущих поиграть со своим дедушкой. Но Эстер шутливо прогоняла их, чтобы они не мешали ему отдыхать.

Старость подступила к Личфилду тихими, крадущимися шагами. Ему казалось, что совсем недавно он был молодым, известным врачом, но постепенно доктор начал ощущать, что силы понемногу оставляют его. Личфилду было уже не так легко принимать своих пациентов и справляться с работой. Несколько лет он еще старался оставаться бодрым и жизнерадостным, поддерживая свои силы известными ему средствами, но сырой климат Лондона окончательно подточил его здоровье. В первое время он не мог думать ни о чем, кроме своей болезни, но с годами начал привыкать к ней. Тяжелые осенние и зимние месяцы доктор проводил у камина, читая и наблюдая за возней своих внуков. Изредка он отвечал на письма многих врачей, которые обращались к нему за советом в самых сложных делах своей практики. Так пролетали темные, унылые дни.

В самом начале осени, когда туман еще только начал окутывать город, Личфилд получил письмо от своего старого друга сэра Лестера Джарндиса. Доктор аккуратно вскрыл конверт маленьким ножичком и развернул письмо из плотной дорогой бумаги с печатью и фамильным гербом Джарндисов. Сэр Лестер осведомлялся о здоровье своего давнего друга и просил его о помощи:

«Дорогой мой друг, надеюсь, что Вы и Ваша семья пребываете в добром здравии. Я же спешу сообщить Вам о беде, постигшей меня на склоне лет. Как я уже писал ранее, моя младшая дочь Мари больна третий год. Состояние ее в последние месяцы заметно ухудшилось, несмотря на старания нашего семейного врача. Я был вынужден отказаться от его услуг, так как сомневаюсь в его профессионализме. Поэтому я обращаюсь к Вам с просьбой помочь нам. Мне известно о Вашем недуге, и я глубоко сожалею, что это несчастье постигло такого выдающегося человека и врача. Также я понимаю, что Вы вряд ли в состоянии приехать в поместье и заняться лечением моей дорогой Мари. Прошу Вас отправить к нам самого лучшего своего ученика. Простите меня за столь короткое письмо, но заботы, свалившиеся на нашу семью, тяжким бременем легли на мои плечи. Нигде я не могу найти успокоения. Только на вас моя последняя надежда.

С уважением сэр Лестер Джарндис»

С большим огорчением доктор Личфилд прочел это короткое письмо. Ему было невыразимо жаль своего друга. Он тут же написал ответ, заверяя сэра Лестера, что в скором времени к нему прибудет молодой врач, его любимый ученик, который использует все свои силы и знания, чтобы облегчить недуг бедной девочки. После написания ответа, он позвонил в маленький серебряный колокольчик, на звук которого явилась Дженни, преданная, заботливая сиделка. Личфилд тут же попросил ее отправить с посыльным записку Алану Вудкорту, своему ученику.

***

Алан попал к доктору Личфилду восемь лет назад, пятнадцатилетним подростком. Он воспитывался своей теткой с материнской стороны, доброй бездетной вдовой. Отец Алана передал сына на воспитание тетке после смерти жены. Личфилд помнил, что трагическая смерть Хелены Вудкорт, матери Алана, была окутана какой-то зловещей тайной. В то время семья жила в уединенном поместье в Эссексе. Неожиданно пришло известие о том, что Хелена умерла от сердечного приступа.

Личфилд знал ее семью задолго до ее рождения, был их семейным врачом долгие годы, вплоть до замужества Хелены. Он помнил, что женщина никогда не жаловалась на сердце, была здорова, но очень несчастлива в браке. Она вышла замуж по настоянию отца в восемнадцать лет, за Джорджа Вудкорта, происходящего из знатного и богатого рода. Первые годы ее замужества были спокойными и счастливыми благодаря появлению маленького прелестного сына. Но мальчик подрастал, а его отец становился все более нетерпимым и жестоким. Он увез семью в уединенную усадьбу, где мать с сыном жили одни с небольшим количеством слуг долгие месяцы, пока сам Вудкорт находился в Лондоне. Трудно было встретить более угрюмого и мстительного человека. Казалось, что он унаследовал от своих родовитых предков всевозможные пороки. Его душа была полна необъяснимой жестокости, выливавшейся на жену и маленького сына. Родители Хелены к тому времени уже умерли, а сестры вышли замуж. Бедная женщина была лишена всякой защиты и помощи. Было неизвестно, что именно случилось с Хеленой. Возможно, ее сердце не выдержало несчастливой жизни и страха. Она умерла, а семилетний Алан остался с отцом. Но тот был совершенно безразличен к сыну. Мальчика взяла к себе овдовевшая сестра Хелены. И ребенок был спасен от чудовища Вудкорта, которого он ненавидел всеми силами своей детской души.

В пятнадцать лет Алан выказал желание стать врачом, чтобы как можно меньше зависеть от денег отца до получения наследства матери после достижения совершеннолетия. Заботливая, любящая тетка, не имевшая собственных детей, готова была выполнить любую просьбу своего племянника. Она тут же обратилась к Личфилду, которого знала с самого своего детства и с которым поддерживала связь, как с добрым старым другом. Доктор Личфилд, уже тогда думавший об уходе на заслуженный отдых после долгих лет работы, с радостью взялся за обучение Алана. Он быстро привязался к молчаливому, серьезному подростку. У Алана обнаружились выдающиеся способности к обучению и сильная тяга к врачебному делу. Личфилд понял, что не прогадал с учеником. После нескольких лет обучения молодой человек начал вести собственную практику, он быстро сникал уважение и известность, как среди пациентов, так и среди врачей Лондона. Не было сомнений, что медицина – его настоящее призвание. Но чем больших успехов он добивался в профессии, тем более угрюмым и замкнутым становился. Его наставник пристально следил за ним и начал подозревать, что Алана тяготят какие-то мрачные мысли или воспоминания, у него была тайна, страшная и тяжелая.

Загадочность и молчаливость молодого человека, а так же его красивое лицо с вечно сдвинутыми бровями и серьезным взглядом, впрочем, как и немалое состояние, привлекали к нему внимание самых завидных невест высшего света. Их маменьки всеми возможными способами пытались устроить судьбу своих дочерей. Частенько они сами приходили на прием к доктору Вудкорту, жалуясь на мигрень и другие свои недуги, попутно расхваливая своих прелестных дочек и зазывая молодого врача на ужины. Алан почтительно принимал приглашения и часто появлялся в обществе. Он был безупречно вежлив, обладал прекрасными манерами, но всегда оставался отстраненным и задумчивым. Ни одной из красавиц не отдал он своего сердца. Алан находился в плену своей тайной печали, что делало его облик еще романтичнее и притягательнее в глазах светских дам.

Личфилд бесконечно ценил своего талантливого ученика и всем сердцем желал ему благополучия и счастья. Просьба сэра Лестера натолкнула его на очень удачную, по его мнению, мысль. Он решил, что поездка в усадьбу Джарндисов поможет Алану забыть о своих тревогах и принесет ему успокоение: доктор был встревожен тем, что молодой врач работает без отдыха, никогда не покидая сырого, туманного Лондона.

Алан приехал вечером. Личфилд слышал, как к дому подъехал кэб. Внизу послышался звук открывающейся двери. Он сразу узнал голос Вудкорта, приветствующего Дженни. Доктор в который раз подумал о том, как добр и приветлив этот молодой человек и как мало в нем злобы и высокомерия, столь свойственных знатным людям. Он прекрасно знал о том, что Алан часто посещает дома бедняков, привозит им лекарства, лечит их детей, отказываясь от любой платы. Личфилд со светлой грустью подумал о том, что мать Алана гордилась бы им. Ее сын был так похож на нее своим добрым и бескорыстным характером. Хотя от отца Алан и унаследовал угрюмый и упрямый нрав, но это не причиняло никакого вреда его окружающим и близким людям. Жаль только, что от этой серьезности и нелюдимости страдал сам Алан.

В гостиную зашла Эстер:

– Алан здесь, папа. Ты же не рассердишься, если он сперва зайдет к маленькому Томасу, у него начался жар. Мы не хотели тебя беспокоить, муж уже собирался посылать за врачом, но тут приехал Алан.

Личфилд с нежностью посмотрел на свою дочь, залюбовавшись ее улыбкой, и протянул ей руку:

– Ничего, дорогая, – проговорил он.

Эстер пожала его руку и сказала:

– Я принесу чай. Сегодня так холодно. Наверное, Алан замерз, пока добирался сюда.

Она снова улыбнулась и вышла из гостиной, легкими движениями придерживая подол платья, который издавал едва слышный шорох при ходьбе. Мягкий свет камина и тепло пламени успокаивали старого доктора. Он смотрел на огонь и ждал Алана. Тот пришел через четверть часа. Личфилд заметил, что он выглядит еще более уставшим и мрачным, чем в прошлую их встречу, пару недель назад. Но доктор все равно залюбовался красотой этого молодого человека. Тот был высок и строен, темные волосы обрамляли его бледное красивое лицо с правильными чертами. Алан обладал светлым ясным взглядом. Он легко мог расположить к себе практически любого собеседника. Именно поэтому пациенты так стремились попасть к нему на прием. Редко можно было встретить такого отзывчивого и вежливого человека.

– Мой дорогой Алан, – Личфилд был очень рад видеть своего ученика, – ты выглядишь не очень здоровым. Ты ведь достаточно отдыхаешь?

– Все хорошо, мистер Личфилд. В начале осени всегда много работы, но она нравится мне. Как ваше здоровье?

– Я стар, Алан. В моем возрасте болезни – это неизменные спутники. Как малыш Томас?

Небольшой жар, но через пару дней он будет здоров. Вы хотели поговорить со мной? Я приехал, как только смог. Прошу прощения за то, что вам пришлось ждать.

– Что ты, что ты, мой дорогой мальчик. Это мне неудобно оттого, что я отвлек тебя от дел и заставил ехать сюда в такой скверный дождливый вечер. Но дело, заставившее меня писать тебе, очень важное и не терпит отлагательств.

Личфилд подождал, пока Алан удобнее устроится в кресле и приготовится его слушать.

– Сегодня утром я получил письмо от моего старого друга сэра Лестера Джарндиса. Он обратился ко мне с просьбой найти лучшего врача для его дочери. Мне не пришлось раздумывать над своим выбором, поэтому я сразу написал тебе.

– Имя Джарндиса известно мне, но чем больна его дочь, и что я могу для них сделать?

– Его шестнадцатилетняя дочь Мари парализована. Она не может ни говорить, ни ходить. В последнее время ее состояние сильно ухудшилось.

– Что же случилось с бедной девочкой? – спросил Алан.

Несчастье произошло три года назад. Ее хватились ночью. Она просто исчезла из собственной постели. Долго искать не пришлось. Девочка лежала на берегу пруда в саду без сознания. Думаю, причина ее болезни таится в сильном нервном потрясении. Но местный врач не смог им помочь, именно поэтому сэр Лестер решил просить о помощи меня.

– Я должен поехать в их дом и осмотреть ее?

– Именно так, Алан. Но сэр Лестер просит о более длительном наблюдении. Боюсь, что тебе придется некоторое время пожить в поместье Джарндисов. Надеюсь, моя просьба не покажется тебе слишком дерзкой, ведь их усадьба находится достаточно далеко от Лондона. На востоке Линкольншира.

В гостиную зашла Эстер. Она принесла поднос с горячим, ароматным чаем. Алан задумался на несколько минут, Личфилд внимательно всматривался в его лицо, пытаясь угадать, каков будет ответ молодого врача на его просьбу.

– Я понимаю, что тебе придется нарушить свои планы и на время передать дела помощнику, но ведь болезнь этой девочки намного серьезнее мнимых недугов прекрасных дам, которые с таким упорством охотятся за твоим сердцем.

Алан немного смутился. Он слегка нахмурил брови и взял с подноса чашку с чаем. Личфилд заметил реакцию своего ученика и по-доброму усмехнулся:

– Прости меня, Алан, за мою смелость, но когда-нибудь придет время для того, чтобы завести семью. Я не хочу, чтобы ты лишал себя счастья познать тепло домашнего очага.

– Боюсь, что никто никогда не сможет принять моего невеселого характера. А я не хочу сделать свою семью несчастной, – молодой Вудкорт заметно помрачнел.

Личфилд понял, что напомнил Алану о его бедной матери, которую постигла такая трагическая судьба.

– Однажды твоя тоска рассеется, и ты увидишь, как много радости и света есть в этом мире, конечно, не в такие темные, осенние дни, – Личфилд усмехнулся и, приподнявшись, пошевелил угли в камине, от чего огонь разгорелся еще ярче.

Они посидели молча несколько минут, вдруг Алан оживился:

– Я согласен отправиться в поместье Джарндисов. Когда мне нужно выезжать?

– Чем скорее, тем лучше! – Личфилд был очень рад согласию ученика на эту поездку.

– Я постараюсь уладить дела как можно скорее. Думаю, что смогу отправиться в дорогу через два дня.

– Я очень рад, Алан. Надеюсь, что твоя поездка не только принесет выздоровление дочери сэра Лестера, но и приведет тебя в доброе расположение духа.

***

Алан вернулся домой поздним вечером. Тетя ждала его к ужину, но он опоздал, как это часто случалось из-за неотложных дел и срочных вызовов к пациентам. По обыкновению в таких случаях, ужин был оставлен в его комнате. Сначала Алан прошел в кабинет, где оставил свой чемоданчик с различными медикаментами, затем отправился к себе. Он чувствовал, что очень устал за этот долгий день. Доктор давно не давал себе отдыха, работал до полного изнеможения, словно пытаясь сбежать от своих мыслей и забыться в делах. Последние несколько месяцев были очень невеселыми и изнуряющими. Алан тщательно скрывал от своей тети и близких людей то, что боится оставаться наедине со своими мыслями. Но он не мог не признаться самому себе, что с самого утра, за работой, за разговорами с пациентами и другими делами, он не может отделаться от навязчивого страха. Он боялся. Боялся оставаться один в своей спальне поздним вечером, когда звуки города стихали, а слуги отправлялись спать. Алан не страшился темноты или призраков, рассказами о которых слуги часто пугали своих детей. Его ужасали кошмары, посещавшие его во сне. Только смертельная усталость спасала от них. После тяжелых напряженных дней он проваливался в сон, словно в глубокое забытье. Но стоило молодому врачу чуть меньше изнурять себя работой, как кошмары возвращались. И всегда он видел одно и то же.

Ему семь лет. Он играет в детской. За окном идет проливной дождь, начало которого прервало их с мамой прогулку по саду. Мама оставила его одного в комнате, а сама ушла на кухню, чтобы поторопить кухарку с ужином. Она обещала быстро вернуться и взяла с него слово, что он не станет выходить из комнаты. Алан и сам не хочет покидать детскую. Он боится своего отца, приехавшего из Лондона. Мальчик знает, что отец не любит его и злится, когда Алан начинает играть в его присутствии. Алану кажется, что мама тоже боится отца. Мальчик тихо играет в своей комнате. Но мамы долго нет. Ему становится страшно: она никогда не оставляет его одного так надолго. Алан все ждет и ждет, что вот-вот услышит в коридоре ее шаги и тихий шорох платья. Он представляет, как она зайдет в комнату и обнимет его своими ласковыми руками. Она будет петь ему перед сном, а когда он проснется, то снова будет рядом. Но мамы все нет. Алан не выдерживает и тихонько подходит к двери. Он открывает ее и выходит в коридор. Из гостиной, снизу, доносится какой-то неясный шум. Ему кажется, что он слышит голос мамы, но его перебивает грубый крик отца. Алан идет по коридору и тихо спускается на пару ступенек вниз. Он видит ярко освещенную гостиную. Отец стоит спиной к нему, склонившись над диваном в центре комнаты. Алан замечает подол маминого платья под его ногой. Он спускается еще на несколько ступенек. И видит ее. Мама полулежит на диване, а отец трясет ее, схватил за горло своими грубыми, уродливыми руками, а она не пытается освободиться и смотрит на Алана пустыми, остекленевшими глазами, будто не замечает его. Алан кричит. Отец резко отпускает ее горло и поворачивает на голос сына. Алан видит его страшное лицо и… просыпается.

Кошмар всегда заканчивается в этот момент. Алан просыпается в холодном поту и резко садится в своей постели. Он чувствует страх, который делает его немым и беспомощным. Он все вспоминает мертвое лицо мамы, доброй, нежной мамы, и еще долго не может прийти в себя.

Алан с трудом пытается объяснить, является ли его кошмар воспоминанием об убийстве матери или же это плод его фантазии, появившийся из-за ненависти к отцу. Мальчик помнил, как приехала тетя, его подводили к гробу матери, он держал ее холодную, безжизненную руку. Он помнил, как забился в угол своей детской и плакал. Затем тетя увезла его в Лондон.

А однажды ночью он видел ее. Видел маму. Она стояла у его постели и нежно смотрела на сына. Алан позвал ее, но она исчезла. Тогда он решил, что это всего лишь сон. Но через некоторое время он увидел ее снова. Мальчик смотрел в окно и ждал, когда тетя придет домой. Вдруг он увидел на дороге женскую фигуру. Женщина стояла на противоположной стороне улицы и смотрела прямо на него. Ее светлое платье странно выделялось среди темной одежды прохожих. Он всмотрелся в ее лицо и узнал эту женщину. Но она тут же исчезла. Это событие страшно напугало его. Но скоро он привык к ее появлениям. Немного повзрослев, Алан начал считать эти явления знаком, словно душа матери оберегает его, предупреждая об опасности или несчастьях. И она всегда просто смотрит на него так, как в тот вечер, когда вышла из детской, чтобы вскоре вернуться.

Алан никому и никогда не говорил о своих видениях. Он сразу понял, что об этом не должна знать даже тетя. Позже он начал опасаться, что это может перерасти в психическое заболевание, но его опасения были напрасными. Доктор научился не вспоминать о своем отце и о том страшном вечере. Алан убедил себя в том, что все это было лишь сном, который слишком сильно напугал его и который он, будучи ребенком, не смог объяснить. Но он чувствовал, что когда-нибудь поймет, было ли все это правдой. Все это оставило в его душе неизгладимый след, тоска печатью легла на его лицо. Алан был угрюм и замкнут, что не всегда замечал. Слишком сильно он был погружен в свои мысли и работу.

Этой ночью молодой врач так и не лег в постель. Алан просидел у столика, на котором стоял поднос с давно остывшим ужином. К еде он даже не притронулся. Рано утром, когда даже слуги еще не проснулись, доктор вышел из дома и спустился в кабинет, в котором принимал своих пациентов. Он хотел поскорее закончить дела. Алан обещал Личфилду, что отправится в поместье Джарндисов, хотя эта мысль не приводила его в восторг. Уединенные усадьбы и сады навевали ему все те же мрачные мысли.

Через сутки Алан ехал в почтовой карете в Линкольншир. С собой он взял сумку с лекарствами и небольшой чемодан с вещами. Он рассчитывал, что его пребывание в поместье не продлится больше месяца. В полудреме Алан смотрел на мелькавшие очертания домов, смутно выступавшие из вязкого тумана. Постепенно городской пейзаж сменился видом холмов и полей, и туман понемногу рассеялся. Алан почувствовал свежесть холодного утреннего воздуха, столь отличного от лондонского.

Молодой врач держал в руке письмо от Личфилда, которое тот дал ему прошлым вечером, когда Алан пришел к нему и его семье попрощаться перед отъездом. Он развернул письмо и перечитал его еще раз:

«Мой дорогой мальчик, если бы ты знал, как я благодарен тебе за то, что ты так великодушно согласился помочь моему другу. В который раз я убедился в том, что ты добрый и сердечный человек. Прости меня за этот старческий сентиментализм, но ты прекрасно знаешь, что я привязался к тебе, как к родному сыну. Твой отъезд стал грустным событием для твоей драгоценной тетушки и для нашей семьи. Мои маленькие внуки будут безумно скучать по тебе. Я не сомневаюсь, что твой талант и усердие помогут бедной Мари поправиться и стать на ноги. Ее исцеление станет еще одним твоим добрым делом, коих за свои недолгие годы жизни ты сделал немало. И я очень горжусь тобой, мой дорогой Алан, ведь на моих глазах ты вырос и возмужал, превратившись в прекрасного человека и врача, но я уверен, что твои великие дела еще впереди.

Я так и не получил ответа от сэра Лестера на письмо, в котором я сообщаю ему, что ты готов отправиться в дорогу и в скором времени прибудешь в имение. Но не сомневайся, что тебя ждут и будут безгранично рады твоему приезду. Я должен немного рассказать тебе о семье Джарндисов, с которой ты познакомишься в самом скором времени. Это очень добрые и приятные люди, которых к моему великому сожалению преследуют несчастья. Впрочем, эти мрачные мысли вызваны болезнью бедной девочки.

Сэр Лестер образованный, великодушный человек. Он очень гостеприимен и легок в общении. Он женат во второй раз. Его первая жена умерла много лет назад. Тогда для их семьи это стало тяжелым, страшным временем, которое к счастью миновало. Жена сэра Лестера Леонора – красивая, добрая женщина, немного эксцентричная и нервная, но очень приветливая. У сэра трое детей: старшая дочь Элизабет, Мари, о которой мы уже говорили, и младший сын Эдгар. Признаюсь тебе, что в последний раз я видел эту семью в день свадьбы сэра Лестера и прекрасной Леоноры. Это было восемь лет назад. После наша связь прервалась на достаточно долгое время. Сэр Лестер написал мне три года назад, когда заболела его дочь. Он даже привозил ее в Лондон. Но сырой климат города не позволил им остаться и начать ее лечение. И через пару дней они снова вернулись в свое поместье. И вот теперь, Джарндис вновь просит моей помощи. Думаю, что ответ сэра Лестера еще не был доставлен мне, и ты приедешь до того, как его письмо найдет меня. Тем лучше. Своим приездом ты прервешь тоскливое ожидание и вселишь в их сердца новые надежды. В добрый путь, мой милый мальчик.

С уважением доктор Уильям Личфилд».

Алан внимательно перечитал письмо, стараясь не пропустить ни одного слова о семье Джарндисов. Но ничего нового обнаружить не удалось. Алан задумчиво свернул письмо и вложил обратно в конверт, а затем убрал в чемодан. Он подумал об оставленном доме и ощутил острую тоску. Чтобы хоть немного отвлечься, Алан стал смотреть в окно. Перед его взором разворачивался унылый пейзаж. Природа уже была охвачена увяданием. На еще зеленых холмах и полях чувствовалось дыхание осени. Вскоре полил дождь, превращавший дорогу в грязное месиво и смазывавший очертания деревьев вдалеке.

Алан не любил осень. Это время года вызывало у него странную меланхолию и смутные воспоминания об увядающем саде, в котором он гулял в детстве. Он понимал, что поездка в поместье Джарндисов заставит его окунуться в эти воспоминания. Но молодой врач сам желал этого: только так он мог наконец-то избавиться от бремени прошлого и взглянуть в лицо своему страху.

Алан стал вспоминать прощание с тетушкой. Она привязалась к своему племяннику и привыкла к его постоянному присутствию в доме, даже когда он опаздывал на ужин или не спускался к завтраку, засидевшись за ночной работой. Он любил свою тетю. После смерти матери, она окружила Алана любовью и заботой, а он был бесконечно благодарен ей. Тетя была для него самым дорогим и близким человеком в этом мире. Он старательно оберегал ее от всяческих волнений и забот. Свободные от работы вечера Алан проводил с ней. Они сидели в гостиной у камина и разговаривали. С детства Алан любил слушать ее страшные таинственные истории о призраках, населявших старые замки и жутких тайнах, скрывавшихся там. Но теперь они вынуждены были расстаться на некоторое время. Алану было жаль оставлять ее, он прекрасно знал, что тетя будет беспокоиться за него и ждать его писем. А ему было грустно, что еще долго он не услышит ее загадочных историй.

В раздумьях и воспоминаниях прошел весь путь до поместья Джарндисов. Алан вышел на ближайшей к усадьбе почтовой станции. Оказалось, что письмо Личфилда уже было получено сэром Лестером, и он прислал экипаж за прибывшим врачом. Алана встречали.

Дорога к поместью пролегала через небольшой лес и была очень ухабистой и неровной. Уже стемнело, и на землю опустился холодный, вязкий туман, который словно не пускал путников к поместью. Алану казалось, что они уже никогда не доберутся до усадьбы. Он даже подумал, что они заблудились в лесу и останутся здесь на всю ночь. Молодой врач пытался разглядеть в густом тумане хотя бы намек на приближение дома, но все было затянуто плотной пеленой. Наконец, экипаж остановился. Кучер помог Алану спуститься на дорогу и взял его вещи.

Молодой врач осмотрелся и сквозь туман увидел, что стоит у ворот усадьбы. Вдалеке он заметил огни дома. Алан прошел следом за своим провожатым через высокие, кованые ворота. Перед ним открылся величественный вид: огромный старый дом с множеством окон и маленькими башенками. Дом был окружен густым садом с высокими деревьями. Туман и темнота мешали рассмотреть усадьбу более подробно. Вид старого поместья был достаточно зловещим. Алан решил, что все дело в его усталости и мраке осеннего вечера.

Алан уверенно зашагал к крыльцу. Кучер шел перед ним. Он ловко взбежал по каменным лестницам и постучал в дверь. Открыли им через пару минут. На пороге стояла служанка, приветливо рассматривающая нового гостя:

– Вы доктор Алан Вудкорт?

– Да, добрый вечер… Как ваше имя?

– Дороти. Меня зовут Дороти. Прошу вас, входите. Ваша комната уже готова.

Алан хотел уже переступить порог, но вдруг услышал тихий голос, он обернулся и увидел у самых ворот женскую фигуру. Он сразу понял, что это она. Его мама. Она стояла и смотрела на него. Затем медленно подняла руку, будто помахала сыну и исчезла. Дороти заметила странное замешательство гостя:

– Все в порядке, сэр?

– Да, – машинально ответил Алан. Его будто громом поразило. Он сразу ощутил, как тревога проникает в самые отдаленные уголки его души. Все это было неспроста. Он повернулся к двери и шагнул в дом.

Глава 2. Джарндисы

Пасмурная, унылая осень превратила дом в темную, печальную обитель. Огонь свечей не мог рассеять тьму, захватившую залы и комнаты этого поместья. В доме стояла странная тишина. Пока Алан шел следом за Дороти через огромный холл, а затем по лестнице, они не встретили ни одной живой души. Девушка несла в руке свечу, пламя которой боролось с незримыми порывами воздуха. Алану казалось, что тьма, царившая в доме, стремится поглотить их. Неспокойный огонек свечи тускло освещал портреты, развешанные на стенах, и причудливую лепнину, укравшую перила и потолки. Алан невольно вглядывался в лица, изображенные на картинах. И ему казалось, что мертвые предки Джарндисов зловеще следят за каждым его шагом. Он никогда еще не был в таком темном и пугающем месте. В тишине гулко отзывались шаги. Дороти вела доктора по темному коридору с множеством дверей. Наконец, она остановилась у одной из комнат и открыла ее. Раздался тихий скрип петель. Алан увидел большую спальню, слабо освещенную несколькими свечами. Обстановка комнаты поражала своим роскошным и старинным видом. Алан рассмотрел огромную кровать с тяжелым балдахином, массивный письменный стол у окна и пару кресел с небольшим столиком. Дороти стояла у входа:

– Хозяин просит прощения за то, что не смог встретить вас лично, но леди Леоноре нездоровится. Но скоро все спустятся к ужину. Хотите, чтобы я принесла вам горячей воды?

– Да, пожалуйста.

Дороти кивнула и вышла из спальни, закрыв за собой дверь. Алан остался один. Он молча стоял в центре комнаты и оглядывал эту холодную, неуютную спальню. Возможно, причина была в темном, ненастном вечере, но атмосфера этого дома давила и ужасала. Алан слышал, как завывает ветер: разыгралась буря. Окна его спальни выходили в сад. Ему почудилось, что он слышит скрип старых деревьев, гнущихся под сильными порывами ненастья. По стеклам хлестали струи дождя.

Алан опустился в одно из кресел. Было очень холодно. Его охватило мрачное уныние. Именно этого он и опасался. Но Алан постарался сосредоточиться на том, для чего он приехал сюда. Он стал думать о больной дочери сэра Джарндиса. Доктор вспоминал симптомы ее болезни, известные ему. Вдруг он услышал тихий стук в дверь. Это Дороти принесла кувшин с горячей водой.

Через двадцать минут, переодевшись и немного отдохнув, Алан спустился в столовую к ужину. Семья Джарндисов уже собралась за столом и ждала его прихода. Сэр Лестер, высокий, немного грузный мужчина, шагнул навстречу Алану и радостно пожал его руку:

– А вот и вы! Как мы рады вашему приезду, дорогой доктор. Прошу вас, поужинайте с нами.

– Благодарю вас, – Алан сел за стол.

Сэр Лестер любезно помог ему устроиться и сел во главе стола:

– Хочу представить вам моих детей. Старшая дочь Элизабет и сын Эдгар. К сожалению, Мари и Леонора не могут присутствовать сегодня за ужином.

Алан посмотрел на девушку, сидящую напротив него. Она обладала редкой красотой: темные мягкие волосы, миндалевидные карие глаза, обрамленные черными густыми ресницами, немного смуглая кожа. Весь ее облик был окутан необъяснимой притягательной силой. Она напоминала ему изящную, хрупкую статуэтку. Элизабет подняла на него глаза и улыбнулась:

– Как вы добрались? Дорога была не слишком тяжелой?

– Нет, благодарю вас, – Алан не узнал собственного голоса.

– Теперь вы будете лечить Мари? – Эдгар с неподдельным любопытством обглядывал гостя.

– Конечно.

Сэр Лестер весело смотрел на своих детей:

– Да, гости у нас столь редки, что ваш приезд стал настоящим событием, мистер Вудкорт. Будьте готовы к тому, что эти безобразники всеми силами постараются втянуть вас в свои игры.

Ужин прошел за веселым и беззаботным разговором. Алан ловил себя на мысли о том, что никак не может отвести взгляда от красавицы Элизабет. Чем больше он смотрел на нее, тем более прекрасной она ему казалась. Девушка обладала не только внешней красотой, но и была очень умна, образована и весела. Но иногда за этой веселостью проглядывала какая-то смутная тоска. Ее глаза становились грустными, а взгляд отсутствующим, но как только она замечала, что Алан смотрит на нее, то снова надевала маску веселья.

Эдгар был очень серьезен. Он принял на себя роль старшего брата. Мальчик опекал свою сестру, а она с радостью подыгрывала ему, от чего он становился еще более важным и довольным. Алан внимательно наблюдал за братом и сестрой. Они очень понравились ему своей непосредственностью, дружелюбием и привязанностью друг к другу.

Сэр Лестер был достаточно молчалив и рассеян. Казалось, что его мысли витают где-то далеко, за пределами столовой. Из разговора Алан узнал, что кроме Дороти в доме есть еще несколько слуг: кухарка, служанка Кэти и кучер. Еще были сиделка и гувернантка Эдгара. Алана немало удивило то, что в таком огромном доме работают всего лишь две служанки, но он был тактичен и не стал выяснять причину.

После ужина все отправились в гостиную, которая выглядела более уютной благодаря яркому огню в камине. К тому же здесь было очень тепло. Алан ощутил, что наконец-то согрелся. Треск дров в камине успокаивал его.

Сэр Лестер сел в кресло и пригласил Алан последовать его примеру, сказав:

– Думаю, что Элизабет и Эдгар порадуют нашего гостя своей игрой на фортепьяно.

– Конечно, папа, – Элизабет легкими шагами подошла к старому инструменту и открыла ноты. Эдгар последовал за ней.

Они играли в четыре руки. И играли очень хорошо.

Сэр Лестер посмотрел на своих детей, а затем повернулся к Алану:

– Наверное, у вас в Лондоне более утонченные развлечения?

– Что вы, сэр. Возможно ли найти более прекрасное зрелище, чем это, – Алан бросил быстрый взгляд на Элизабет, а она, словно почувствовав это, посмотрела на него в ответ и улыбнулась.

– Как поживает мой дорогой друг Личфилд? – сэр Лестер закурил трубку. – Надеюсь, вы не против моей маленькой слабости?

– Что вы… Доктор Личфилд болен. Но дела не так плохи. Забота семьи очень его ободряет.

– Я рад это слышать. К сожалению, тяготы приковали меня к этой усадьбе. Иначе я давно бы навестил своего доброго друга.

– Сэр Лестер, когда я смогу осмотреть вашу дочь Мари?

– Думаю, завтра утром это можно будет сделать. Сейчас она отдыхает. Мне очень жаль, что вы не смогли познакомиться с моей женой Леонорой, но ей нездоровится. Ее мучают приступы мигрени. А сегодня еще разыгралась такая буря, словно небеса гневаются на нас.

На лице сэра Лестера появилось такое странное выражение, будто он страшится чего-то неминуемого. Алан подумал, что причина такого настроения хозяина дома заключается в осеннем ненастье и болезни дочери. Но он не мог не признаться самому себе, что обстановка дома оказывала довольно гнетущее влияние на него и всех его обитателей. Алан не мог понять, как дети могли жить здесь, спокойно расти и развиваться. Этот дом обладал какой-то странной, зловещей силой, будто в его темных углах таилось нечто, следившее за обитателями дома, переползающее из одной комнаты в другую, не давая свету и теплу согреть холодное, мрачное поместье. Алан погрузился в свои меланхоличные мысли. Он слушал тоскливые завывания ветра, которые не могли заглушить даже звуки музыки. Доктор подумал о том, что вечер и ночь никогда не закончатся, и тьма не покинет ни этого дома, ни его души.

Часы пробили одиннадцать. Их гулкий, низкий бой прервал музыку. Элизабет резко перестала играть, и снова в ее глазах появилось выражение тоски.

Сэр Лестер тряхнул своей седовласой головой:

– Кажется, мы засиделись. Детям пора спать. Да и вам нужно отдохнуть после тяжелой дороги, – он встал с кресла.

– Спасибо за такой теплый прием, сэр Лестер, – Алан посмотрел на Элизабет и Эдгара. – Доброй ночи.

Элизабет присела в изящном реверансе и, взяв Эдгара за руку, ушла из гостиной. Алану показалось, что после ее ухода стало темно и холодно. Девушка была похожа на луч света в этом зловещем доме. Даже тьма не смела подступить к ней и таилась по углам. Сэр Лестер тоже удалился к себе. Дороти стояла в дверях со свечой в руке и ждала, чтобы проводить Алана в его спальню. Молодой доктор последовал за ней.

Оказавшись в спальне, он снял сюртук и сел на кровать. В доме воцарилась мертвая тишина. Слуги отправились спать. Не было слышно ни единого звука, лишь ветер продолжал терзать деревья и дождь стучал в окно, словно ненастье хотело ворваться в дом и захватить всю усадьбу. Силы природы яростно обрушивали свой гнев на беззащитную землю, будто хотели, чтобы она исчезла во тьме.

Алан чувствовал, что слишком устал, чтобы и дальше предаваться меланхолии. Он посмотрел на огромную кровать и тяжелый балдахин. Ему совсем не хотелось ложиться в эту холодную, неуютную постель. Молодой врач решил написать письмо тете. Он знал, что она с волнением будет ждать вестей от племянника.

Он сел за письменный стол, поставил перед собой свечу и положил рядом коробок спичек на случай, если свеча потухнет. На столе он нашел бумагу, перья и чернильницу. При тусклом свете Алан начал писать, но мысли путались, он постоянно сбивался и забывать, что хотел сказать в письме. Доктор сидел лицом к окну, в котором мог увидеть собственное отражение. Алан поднял голову и попытался рассмотреть свое лицо в мутном зеркале стекла. Затем он успокоился и продолжил писать. Прошло, наверное, около четверти часа. Вдруг в окне что-то промелькнуло. Алан быстро посмотрел перед собой, он замер, но сердце стало бешено колотиться. Ему показалось, что за его спиной кто-то есть. Порыв ветра в одно мгновение потушил все свечи, находящиеся в комнате. И Алан оказался в полной темноте. Он вскочил со стула и повернулся лицом к двери, нащупывая на столе коробок со спичками. В непроглядной тьме он услышал шипящий, зловещий шепот. Страх сковал душу молодого врача. Он ощутил на своей шее чье-то ледяное прикосновение. Рывком Алан зажег спичку и увидел перед собой жуткую старуху, она смотрела на него безумными, вытаращенными глазами. Вдруг она вытянула перед собой трясущуюся костлявую руку и указала в пустоту. Алан услышал ее глухой, осипший голос:

– Он здесь…

Глава 3. У старой часовни

Алан с ужасом смотрел на безумную старуху, стоящую перед ним. А она все твердила:

– Он здесь. Он пришел.

Спичка догорела и обожгла ему пальцы. Боль привела Алана в чувства. Он испугался, что вновь окажется в темноте, но тут в комнату вбежала девушка со свечой, должно быть, другая служанка:

– Простите, сэр. Сиделка задремала, и старая миссис Джарндис вышла из комнаты.

Алан уже оправился от страха, сковавшего его душу:

– Это мать сэра Лестера? – он осознал, что ни доктор Личфилд, ни сам сэр Лестер не упоминали о ней.

Девушка накинула на плечи старой женщины плед и приобняла ее. Миссис Джарндис успокоилась и стихла. Ее глаза больше не светились безумным огнем. Казалось, что она с трудом понимает, как оказалась в этой комнате.

– Да. Она не здорова. Простите, сэр. Все это так неловко. Должно быть, старая леди помешала вам? – девушка продолжала извиняться.

Алан машинально зажег свечу на столе. Служанка повела женщину к выходу. И они покинули его спальню. Молодой доктор еще долго смотрел на дверь и никак не мог отделаться от неприятного осадка, оставшегося в его душе после неожиданного появления матери сэра Лестера. Это было очень неприятно. Да еще и слова, которые женщина повторяла, словно в бреду.

Алан снова попытался сесть за письмо. Но понял, что не сможет дописать его. Он отложил перо в сторону и прошелся по комнате. Затем разделся и лег в постель. Алан лежал на спине и думал о прошедшем дне и семье Джарндисов. Он был рад, что встретил в этом доме Элизабет и Эдгара. Их светлые лица радовали его и вселяли в его душу надежду на то, что в этом поместье не все так уныло и странно. Заснуть Алан так и не смог. Он ворочался с боку на бок. Постель казалась ему слишком холодной и жесткой, а буря, ставшая только сильнее с приходом ночи, тревожила и навевала тоску. Наконец, он смог заснуть беспокойным сном. Ему снилось, что он то едет в почтовой карете по неровной дороге, то блуждает в темноте среди зловещих портретов предков Джарндисов. Вдруг он ощутил, что чьи-то ледяные руки душат его, и начал метаться. Алан хотел закричать, но из его рта не вылетало ни звука. Он увидел страшное лицо своего отца и проснулся.

Алан резко сел на кровати и увидел, что находится все в той же спальне в поместье Джарндисов. Уже начало светать. Свеча на столе догорала. Алан глубоко вздохнул и потрогал шею рукой. Сердце бешено колотилось в его груди. Он откинулся назад на подушку и закрыл глаза. Спать больше не хотелось. Молодой врач встал и умылся холодной водой, вытерев лицо мягким душистым полотенцем, затем быстро оделся. Комната уже окрасилась мягким рассветным багрянцем. Алан выглянул в окно. Он увидел большой заросший сад, окутанный утренним светом и туманом.

Молодой человек решил выйти на прогулку. Он быстро прошел по коридору и спустился в холл. В доме было тихо. Очевидно, его хозяева еще спали. Алан достал карманные часы: было только семь утра. Из гостиной доносился тихие голоса. Алан прошел в комнату и увидел Дороти и другую служанку, убиравших гостиную. Девушки заметили его и тут же замолчали.

– Сэр, семья обычно завтракает в десять, но если вам что-то нужно, только скажите, – проговорила Дороти.

– Спасибо, но я хотел бы выйти в сад. Не могли бы вы позвать меня, когда все проснутся?

– Конечно, сэр. Я провожу вас до выхода.

Дороти быстрыми шагами подошла к Алану и проводила его до крыльца:

– Сад очень красивый, надеюсь, прогулка развеселит вас…

Алан кивнул ей и направился по дорожке, ведущей в сад. После сильной ночной бури тропинка была усеяна сорванной листвой и сломанными ветками. Деревья только начали увядать и еще не полностью утратили свое зеленое очарование. Небольшая липовая аллея вела в центр сада, где находился пруд, заросший кувшинками. Среди деревьев и зарослей кустарников шиповника Алан заметил множество каменных статуй. Они молчаливо стояли среди листвы, опустив свои головы и погрузившись в далекие мечты. Сложно было вообразить более печальное и прекрасное зрелище. Эти статуи напомнили Алану о лесных дриадах или нимфах, заснувших вечным сном среди увядающих деревьев. Он долго бродил по сырой траве. Сад и правда был очень красив и величествен, а воздух свеж и прохладен. Алан часто останавливался, прислушивался к пению птиц и всматривался вдаль. Он заметил множество потайных уголков и уютных беседок. Казалось, что сад едва слышно шепчет ему о секретах и заманивает в свои глубины. Алан добрел до пруда и остановился на его берегу. Пруд был совсем небольшим. Старая гибкая ива опускала свои ветви в воду. С ее листвы все еще падали капли ночного дождя, нарушая покой зеркальной глади воды. Алан присел на ее корни. Она напомнила ему плачущую женщину, которая стоит у пруда и зовет своих детей, утонувших здесь. Эти мысли были навеяны воспоминанием о печальной истории, услышанной им в далеком детстве от тети. Ему даже показалось, что он слышит тихий плач. Это было грустное, но спокойное место. Алан подумал, что, именно здесь Элизабет, наверняка, сидела в теплые летние дни, читая книгу или глядя на игру своего брата. Да, сад был прекрасным и грустным, как и его хозяйка.

Небо прояснилось, и солнечные лучи озарили сад, наполнив его радужным светом. Алан скинул с себя уныние и холод ночи, проведенной в темном доме. Он посидел немного у корней ивы, а затем побрел по одной из тропинок. Похоже, она вела в самую старую часть сада. Вряд ли дети гуляли здесь. Заросли были очень густыми, ветви деревьев сплетались над головой Алана, почти не пропуская солнечных лучей. Он шел по темной тропинке. Через несколько минут доктор оказался на небольшой поляне. Алан увидел перед собой старую, разрушенную часовню, а недалеко от нее – несколько заброшенных могил с покосившимися надгробиями. На самой ближней каменной плите сидел большой ворон, придававший и без того жуткому виду кладбища какую-то особенную мрачность. Алан подошел на несколько шагов и махнул рукой на птицу. Ворон покосился на него своим темным глазом и резко взлетел, огласив сад мерзким криком. Алан невольно вздрогнул и поежился. От его умиротворенного настроения не осталось и следа. Сад сразу показался ему мрачным и мертвым. Он вдруг понял, что давно не слышит птиц. Вокруг стояла какая-то зловещая тишина. Алан развернулся и сделал несколько шагов в направлении дома, но тут у него появилось какое-то странное ощущение того, что он здесь не один. Он повернулся и снова посмотрел на часовню. Вдруг в дальнем конце кладбища доктор увидел темную фигуру. Это была женщина в траурной одежде. Ее черная вуаль развевалась на ветру. Женщина стояла среди надгробий. Что-то в ее облике было неестественным… Алан неотрывно смотрел на нее. Она медленно повернула голову в его сторону, но тут чей-то звонкий голос позвал его по имени:

– Сэр! Сэр, вы здесь? Это я, Дороти. Вам пора идти на завтрак.

Алан быстро обернулся и увидел служанку, которая шла быстрым шагом по направлению к часовне. Она немного запыхалась, пока разыскивала его по всему саду. Он шагнул ей навстречу, обрадованный ее появлению, но тут вспомнил о странной женщине в черной одежде. Алан посмотрел туда, где она стояла. Но там уже никого не было. Кладбище было пустынным и тихим, только ворон снова опустился на могильный камень, но теперь уже на тот, у которого стояла женщина.

Дороти подошла к Алану и посмотрела на то место, от которого он не мог оторвать взгляда.

– Вы ушли так далеко. Это не очень-то приятное место. Обычно сюда никто не ходит.

– А что, Дороти? Все уже проснулись?

– Да, и скоро будут завтракать. Леди Леонора тоже спустится к завтраку. Когда она узнала о вашем приезде, то выявила сильное желание познакомиться с вами.

– Тогда не будем заставлять их ждать.

Алан и Дороти направились к дому. Девушка иногда поскальзывалась на мокрых камнях дорожки, и Алан слегка придерживал ее под локоть. Когда они проходили мимо пруда молодой врач спросил:

– Дороти, когда вы нашли меня, то больше никого не видели на кладбище?

Девушка резко остановилась и посмотрела на него испуганными глазами:

– Кого-то кроме вас?

– Да. Я заметил вдалеке какую-то женщину. – Алан пристально посмотрел Дороти в глаза.

Служанка в ужасе перекрестилась:

– О боже! Вы говорите о даме в трауре, сэр?

– Да, она была в черном платье и стояла у одной из могил. Но я потерял ее из виду.

Выражение ужаса на лице бедной Дороти стало еще более явным:

– Это же покойная миссис Джарндис! О, боже мой! – Девушка закрыла лицо руками.

Алан осторожно погладил ее по плечу:

– Простите меня. Я, должно быть, напугал вас. Мне так жаль. Я совсем этого не хотел.

– О нет, сэр! Вы не виноваты! Это все она! – нервно воскликнула служанка.

– О ком вы говорите, Дороти?

– Салли, кухарка, рассказывала мне, что в этом доме водятся призраки, – девушка была забавна в своей наивной вере в потусторонние силы. – Однажды, она видела покойную миссис Джарндис.

– Наверное, она была напугана и расстроена смертью хозяйки дома…

– О нет, сэр. Ее видела не только Салли, но и садовник Джон. Он рассказывал, что несколько раз она появлялась на старом кладбище. И каждый раз она печально стояла среди могил, но стоило ее кому-то увидеть, она тут же исчезала.

– Это очень интересные страшные сказки. Кто-то еще видел ее?

– Нет, но другие слуги говорили мне, что часто слышали по ночам плач и тихие шаги у старой детской. Теперь там много пустых комнат…

– Дороти, я не думаю, что все это может быть правдой… – Алана угнетали мысли о призраках и мертвых хозяевах этого мрачного дома. Он не был удивлен, что атмосфера этого места породила страшные видения и мысли.

– Салли, говорит, что ее появление всегда было предзнаменованием горя и смерти. После того, как ее видели в прошлый раз, много лет назад, случилось что-то ужасное…

– Что именно?

Девушка замолчала, будто прислушиваясь:

– Я не знаю, сэр. Я пришла в этот дом намного позже. Но никто из тех, кто жил здесь раньше, ни за что не хотят говорить об этом.

Алан внимательно слушал рассказ девушки. Он почувствовал, как подул холодный ветер. Доктор вновь взял девушку под руку, и они направились к дому быстрыми шагами. Он больше не хотел говорить о визитах мертвых в этот дом. Молодой врач не мог не признаться себе, что эта история оставила в его душе тяжелый осадок. Перед его глазами до сих пор стояла та женщина в черном траурном платье. Ее силуэт был словно окутан мраком, который пытался проникнуть в самые укромные уголки его сердца, вытеснив из него всякий свет и надежду. Но было в ней что-то печальное, даже трагическое: вселенская, безысходная скорбь. Если это и был призрак, то очень несчастной, убитой горем и страхом женщины. Алан вспомнил о своей бедной матери, и черная меланхолия охватила все его помыслы.

Наконец, Дороти и Алан подошли к дому. Теперь он показался молодому врачу еще более темным и зловещим. Доктор попытался освободиться от тяжелых мыслей. Но Дороти заметила его состояние. Она понимающе посмотрела Алану в глаза и ободряюще улыбнулась. Но он видел, что девушка очень напугана и растеряна. Доктор молча зашел в дом.

В сумрачный холл проникали чудесные, задумчивые звуки музыки. Алан тихими шагами зашел в гостиную и увидел Элизабет. Она сидела за пианино и играла какую-то тихую, грустную мелодию. Алан невольно остановился в дверях и залюбовался ею. Девушка была немного бледной, на лицо выбилось несколько прядей волос. Она была одета в простое домашнее платье из легкой светлой ткани, оттенявшей ее смуглую кожу. Элизабет задумчиво смотрела в ноты, не замечая Алана. Утренняя бледность делала ее глаза и ресницы еще более темными и яркими. Она не была весела и безмятежна. На лице Элизабет отчетливо проступали следы тревоги и усталости. Алан сразу понял, что она не спала ночью. Возможно, это была далеко не первая бессонная ночь. Девушку что-то тяготило. Ее тревоги не позволяли ей забыться сном и отдохнуть. Эти мысли очень обеспокоили молодого врача. Он видел, что заботы и тревоги плохо сказываются на здоровье Элизабет.

Алан хотел уже поздороваться с ней, но тут услышал шаги за своей спиной. Он обернулся и увидел красивую, статную женщину в темном платье. Ее черные блестящие волосы спадали тяжелыми волнами на плечи. Алан заметил, что ее виски уже были покрыты серебром, несмотря на молодость. Он понял, что это и есть леди Леонора. Она вдруг заметила его, и выражение отстраненности на ее лице сменилось приветливой улыбкой:

– Должно быть, вы доктор Алан Вудкорт. Добро пожаловать в наш дом! Прошу прощения за то, что не смогла поприветствовать вас вчера, но мне нездоровилось.

– Доброе утро, леди Леонора. Как ваше самочувствие сегодня? – Алан учтиво поклонился и поцеловал ее холодную руку.

– Благодарю вас, доктор, сегодня мне намного лучше, – леди Леонора улыбнулась.

Алан заметил в ее улыбке какое-то напряжение, будто что-то причиняло ей боль. Ему стало жаль, что такая приятная, красивая женщина не была счастливой и спокойной.

Элизабет услышала их разговор и перестала играть. Леди Леонора тут же ласково обратилась к ней:

– О нет, дорогая, ты так прекрасно играла…

Элизабет подошла к мачехе и ласково поцеловала ее:

– Сегодня вы выглядите намного лучше, мама. Отец ждет нас на завтрак.

Массивная дверь столовой отворилась, и в гостиную заглянула Дороти:

– Прошу прощения, леди Леонора, сэр Лестер просил позвать вас и доктора к столу.

Леди Леонора, Элизабет и Алан отправились в столовую. Сэр Лестер уже сидел во главе стола и читал газету. Эдгар был подле него и отбивался от навязчивой гувернантки-француженки, которая настойчиво пыталась утереть платком его нос. Мальчик был недоволен тем, что она обращается с ним, как с ребенком, но гувернантка не сдавалась. Элизабет весело посмотрела на брата:

– Оставьте его, мисс Жюстин. Он уже взрослый мужчина.

Гувернантка поджала губы и замерла на своем стуле. Сэр Лестер помог леди Леоноре сесть за стол.

– Как прошла ваша первая ночь в этом доме, дорогой доктор? – он посмотрел на Алана.

– Спасибо, сэр. Прекрасно.

– Я слышал, что ночью произошло небольшое недоразумение? Моя мать напугала вас?

– О нет, сэр. Я был очень рад познакомиться с миссис Джарндис.

– Этот молодой человек – просто прелесть! – сэр Джарндис был в восторге от своего нового врача. – Но я все равно должен извиниться перед вами. Моя мать – старая женщина. В последние годы она с трудом узнает даже близких.

– Все это очень печально, сэр, – Алан искренне сочувствовал сэру Лестеру.

– Дорогой, не нужно расстраивать нашего гостя с самого утра, – леди Леонора положила свою маленькую белую руку на запястье мужа. – Вы уже видели наш сад, мистер Вудкорт?

Она посмотрела на него своими большими, серыми глазами. Алан заметил в ее взгляде напряженное внимание.

– Да, я с удовольствием прогулялся по саду рано утром. – Он очень красив и величествен.

Сэр Лестер обрадовано закивал головой:

– Да, дорогой доктор, именно так. Этот сад появился еще при моем прапрадеде. Пруд вырыли позже.

При словах о пруде леди Леонора резко побледнела и уронила нож на скатерть. Сэр Лестер посмотрел на нее, нахмурился и медленно проговорил:

– Впрочем, осенью сад представляет собой унылое зрелище.

Элизабет и Эдгар ели молча. Но мальчику быстро наскучили взрослые любезности и разговоры, и он обратился к Алану: