Пилот-смертник. «Попаданец» на Ил-2 Корчевский Юрий
Стараясь удержаться в строю, Иван убрал шасси и немного добавил газ.
Эскадрилья сделала круг, собирая все самолеты, потом выполнили вираж и направились на запад.
Все свое внимание Иван уделял попыткам держать строй. Ему не хотелось отстать, а пуще того – столкнуться с соседним самолетом. Он успевал мельком окинуть взглядом небо – не видать ли чужих самолетов? За местностью вовсе не наблюдал, как вдруг заметил, что самолет комэска начал снижаться. Иван даже не понял, как они миновали линию фронта. А может, ее и вовсе не было?
Ведущий самолет пустил реактивные снаряды. Из-под крыльев вырвались огненные кометы и, оставляя дымный шлейф, ринулись к земле.
Только теперь Иван увидел впереди, на земле, идущую колонну. Была она длинной, километр-полтора, и состояла в основном из крытых машин. Еще он успел он заметить тягачи с пушками.
Иван тоже приник к прицелу, немного довернул самолет и нажал кнопу пуска. Из-под крыльев, с шумом и огненными хвостами вырвались реактивные снаряды. Куда он попал и попал ли вообще, увидеть Иван не успел.
Ведущий начал сбрасывать бомбы. Одна, две… четыре.
Штурмовик брал на борт четыреста килограммов бомбовой нагрузки в разных сочетаниях. В этом вылете к «Ил-2» подвесили «сотки», бомбы довольно мощные. При взрывах их даже на полукилометровой высоте чувствовались воздушные удары по корпусу самолета. При сбросе бомб рекомендовалось не снижаться ниже трехсот метров из-за риска быть пораженными осколками своих же бомб.
Штурмовик Ивана шел теперь над колонной. Иван нажал кнопку сброса бомб. Пошла первая, вторая, третья… С четвертой он помедлил секундочку, поскольку увидел гусеничный тягач с пушкой. На него он и сбросил последнюю бомбу. Колонна была длинной, и он, перебросив предохранитель на ручке управления, открыл огонь из обеих пушек.
Штурмовик сотрясался от отдачи, грохот был изрядный. Но Иван жал на гашетку, пока не понял, что высота мала – ведь стрельба велась с пологого пикирования.
Иван прекратил стрельбу, потянул ручку на себя. После сброса бомб, пуска РС-82, израсходования почти всего запаса снарядов, выработки топлива самолет стал легче, свободно выполнил горку – как и штурмовики впереди него.
Колонна немецких машин уже пронеслась внизу.
Ведущий начал разворот, и оба звена повторили маневр. Вот теперь стали видны результаты штурмовки. Около десятка машин горели, некоторые были перевернуты взрывами. На дороге и вокруг нее, по обочинам, валялись трупы немцев, а от колонны убегали к лесу уцелевшие солдаты.
В наушниках раздался щелчок и послышался голос комэска:
– «Горбатые», пройдемся пушками и пулеметами и уходим!
И – новая атака на колонну. Кто-то уже израсходовал снаряды, и потому стрелял из пулеметов, другие же вели огонь из пушек.
Иван видел, как рвались снаряды на земле – при попадании в машины.
«Илы» пронеслись над колонной, израсходовали боезапас и направились к линии фронта – вся атака заняла несколько минут.
Иван обернулся и с удовлетворением заметил множество дымов над разгромленной колонной. Если сказать честно, он ожидал большего эффекта. Не все попали в цель – он ясно различал воронки от бомб и реактивных снарядов на удалении от дороги. У пилотов не было опыта полетов, стрельбы, бомбометания.
Через четверть часа штурмовики один за другим стали приземляться на аэродроме. Еще в воздухе Иван успел посчитать машины – все шесть штурмовиков возвращались в целости.
Самолеты зарулили на стоянку и заглушили двигатели. После рева моторов наступила неожиданная, до звона в ушах, тишина. Только сейчас Иван почувствовал, как нахлынула усталость, отпустило напряжение. Вскочивший на крыло механик открыл фонарь кабины:
– Цел?
– Вроде.
– А на самолете попаданий полно!
Иван удивился. Зенитного огня он не заметил, да и самолет управлялся нормально. И только когда он выбрался из кабины, отстегнув парашют, то убедился сам – на фюзеляже, хвосте и крыльях зияли пулевые пробоины. Стреляли явно из пулемета, поскольку при попадании снарядов там были бы изрядные дыры. Надо же, он ведь не слышал, не чувствовал попаданий, думал – повезло им.
Механик успел насчитать девятнадцать пробоин.
Увиденное немного обескуражило его, но и вселило некоторую уверенность. Раз самолет вернулся, не дав повода волноваться, значит, запас прочности большой, самолету можно доверять.
От первой стоянки донеслось:
– К комэску!
– Ты иди, мы все подлатаем, – услышав эти слова, подошел к Ивану механик. – Думаю, к вечеру самолет будет как новенький.
Комэск, старший лейтенант Чернобров, решил разобрать полет «по горячим следам». Досталось почти всем – за неточное бомбометание, за поздний вывод из пике у некоторых летчиков. Но в целом штурмовка была признана им удачной. Самолеты получили незначительные повреждения, но все вернулись на аэродром, никто из летчиков не был даже ранен.
– Как говорится, новичкам, пьяным и дуракам везет. Правда, эта поговорка относится и к игрокам в карты, но получается, что и к нам она применима, – подвел итог комэск.
Тут же взял слово политрук – ну куда же без него? Пилотом он не был, в вылетах не участвовал, но речь произнес зажигательную – о борьбе с фашизмом, о том, как надо бить захватчиков, и о роли коммунистической партии под руководством великого Сталина.
Уже когда расходились, Виталий шепнул Ивану:
– Сам бы слетал на штурмовку, личным примером воодушевил бы, показал, как надо…
– Виталий, лучше молчи. Услышит кто-нибудь – наживешь себе проблемы, – предупредил Иван.
Сегодня они снова ночевали на стоянках у самолетов. Землянки вырыли, но не успели сделать над ними накаты из бревен. Техники, мотористы и оружейники совместными усилиями приводили штурмовики в порядок.
Утро выдалось пасмурное, с низкой облачностью, фактически – нелетная погода. Однако к полудню ветер разогнал низкие облака, и проглянуло солнце.
Мотористы начали опробовать моторы, пилотов же вызвали к комэску.
Неожиданно послышался гул множества моторов, и из-за облаков вывалились немецкие штурмовики «Ю-87», за выступающие обтекатели неубирающихся шасси получившие на фронте прозвище «лаптежники». Сами немцы называли их «штуками». Силуэт фюзеляжа напоминал таковой у «Ил-2».
Один за другим «лаптежники» начали сваливаться в крутое, градусов семьдесят, пике и ринулись вниз.
Иван понял, что бомбить собираются именно их аэродром – сразу вспомнилась позавчерашняя «рама». Засек все-таки немецкий разведчик их самолеты на полевом аэродроме.
Запоздало завыла сирена воздушной тревоги.
Иван бросился к щели, отрытой механиками недалеко от стоянки – туда же попряталась вся наземная обслуга.
Открыл огонь расчет счетверенной зенитной установки «Максимов», только попасть в круто пикирующий самолет очень трудно. «Себя раньше времени обнаружили! Надо было стрелять на выводе из пике, когда высота минимальная, а площадь цели максимальна – больше шансов попасть», – подосадовал Иван.
Расчет зенитного пулемета приметили, ведущий пикировщик довернул, и от него отделились две бомбы. С леденящим кровь воем они понеслись вниз.
Пикировщик взмыл вверх, но тут уже пикировал второй. И ни одного нашего истребителя, только в вышине вьется пара «мессеров» прикрытия.
Взрывы ахали один за другим. Все поле заволокло пылью, дымом от горящих самолетов и построек.
Пикировщики не торопились, действовали нагло, как у себя на полигоне. Сбросив бомбовый груз, они стали расстреливать из пулеметов любые попадавшиеся им на глаза цели.
Иван, видя, как хозяйничают немцы, только зубами скрипел от ярости.
Штурмовка продолжалась недолго, минут десять, а затем пикировщики, израсходовав весь боезапас, улетели.
Пилоты, механики и техники выбрались из щелей.
Аэродром выглядел ужасающе. Несколько самолетов горели чадным пламенем на стоянках, один был перевернут кверху брюхом. На взлетной полосе, на рулежных дорожках зияли воронки.
Полк понес потери не только в технике, но и в людях. Это были первые боевые потери, хоть и не на вылете.
Как могли, люди тушили горевшие самолеты, забрасывая их землей и поливая из ведер водой. Понятное дело, спасти технику было невозможно, но важно было предотвратить распространение пламени на лес, на другие самолеты. Растерянности, паники не было, была только злость к ненавистному врагу и желание отомстить. К тому же на некоторое время люди остались без горячей пищи, так как одна из бомб угодила точнехонько в полевую кухню.
Когда пожары были потушены, комэск обошел стоянки. В его эскадрилье были уничтожены два штурмовика, но в двух других эскадрильях ситуация была еще хуже.
В штабе полка «безлошадных» летчиков решили отправить на завод. Некоторые пилоты им завидовали. Еще бы, несколько дней, а то и недель в тылу, без бомбежек и боевых вылетов, – но таких было немного.
Батальон аэродромного обслуживания принялся засыпать воронки от бомб на взлетной полосе и рулежных дорожках. Пока нечего было и думать о вылетах – невозможно было подобрать прямой участок земли для взлета.
Только к вечеру совместными усилиями аэродром был приведен в порядок.
Командир полка майор Рейно телефонировал в штаб авиадивизии о необходимости усиления зенитной защиты аэродрома. Раз немцы засекли место базирования эскадрильи, в покое они его не оставят, будут снова и снова повторять налеты.
После бомбежки Иван сам осмотрел свой штурмовик, но повреждений от осколков бомб или пулеметных пуль он не обнаружил. Можно сказать, повезло.
Вместо обеда и ужина, не состоявшихся из-за налета, пилотам выдали сухой паек – брикеты пшенного супа, брикеты киселя, пару «ржавых» селедок и хлеб.
На кострах, в котелках механики сварили нехитрую еду. Если все вместе. Не сказать, что было вкусно, но желудок перестал урчать, и чувство голода исчезло. А уж спать под крылом на чехлах было у пилотов делом привычным – на войне человек перестает замечать бытовые неудобства.
Глава 3. «Лаптежники»
Утром был получен приказ на боевой вылет. Боекомплект для пушек и пулеметов был пополнен еще позавчера. Оружейники быстро подвесили бомбы на держатели, на пусковые рельсы установили реактивные снаряды. Механики принялись разогревать моторы. Комэск же собрал пилотов и поставил им боевую задачу.
– В этом районе, – он ткнул карандашом в карту, – замечено сосредоточение войск противника. Наша задача – нанести удар, не дать врагу возможность кинуть их на прорыв, в бой. Вылетаем через десять минут эскадрильей. Сразу предупреждаю – истребителей прикрытия не будет. Район сосредоточения противника – в полусотне километров от линии фронта. Далековато. Наземные войска немцев могут успеть сообщить по рации своей авиации, поэтому надо работать быстро, один заход – и все. Пускаем ракеты, потом бомбим, разворачиваемся и уходим. Если задержимся, подоспеют «мессеры». По машинам!
Пилоты разбежались по своим стоянкам.
Иван только успел забраться в кабину, пристегнуть лямки парашюта и привязные ремни, как взлетела ракета.
Он запустил двигатель. Механик задвинул фонарь кабины, спрыгнул с крыла, и штурмовики стали выползать на взлетную полосу.
Ведущий начал разбег, за ним поодиночке – остальные. Последним было хуже всего. Пыль, поднятая винтами, сильно ухудшала видимость. Но взлетели без происшествий. Ведущий сразу лег на курс, за ним левым пеленгом – остальные.
Они шли низко, в сотне метров над землей, и только перед линией фронта набрали высоту. С немецких позиций их попытались обстрелять, но штурмовики быстро пронеслись над траншеями.
В наушниках запищало, и послышался голос ведущего:
– До цели минута, приготовились.
Рации на «Илах» были паршивенькие, такие же, как и армейские. Более-менее нормальные были только на командирских машинах. Когда сбивали ведущего, остальные пилоты лишались связи с аэродромом или дивизией. Приличного качества бортовые радиостанции появились к середине войны.
Вот ведущий покачал крыльями, что означало «делай, как я», и вошел в пологое пике.
Иван летел третьим и увидел, как с направляющих ведущего огненными кометами сорвались реактивные снаряды. Почти сразу посыпались бомбы. Впереди и внизу были видны немецкие автомашины, тягачи, танки. Только они не шли колонной, а расположились на отдыхе.
Иван тоже выпустил ракеты; не дожидаясь разрывов эрэсов, сбросил бомбы – под фюзеляжем у него снова висели «сотки». Бомбы большего калибра, в двести пятьдесят килограммов, штурмовик брать не мог.
Облегченный от смертоносного груза штурмовик «вспух». Иван опустил нос самолета и надавил на гашетку пушечного огня. Самолет содрогнулся от выстрелов. Пора было выводить самолет, тем более и целей уже видно не было. Но то ли Иван увлекся стрельбой, то ли на это появились другие причины, но ведущего перед собой он не увидел. Иван завертел головой, решив, что «Илы», летевшие перед ним, уже сделали разворот и он просто проскочил вперед. И потому он сам заложил вираж, двинув правую педаль вперед и потянув ручку управления немного на себя.
И в это время сверху, едва не столкнувшись с ним, проскочил «мессер». Черные кресты мелькнули прямо перед капотом его самолета. Иван на секунду зажмурился от испуга, ожидая столкновения, но ему повезло – «мессер» ушел влево. Иван повернул голову в ту же сторону и увидел, как с набором высоты выходят из штурмовки наши «горбатые». Немецкий истребитель явно рвался туда. И когда же он успел? Наверное, патрулировал район.
Иван довернул самолет и двинул ручку управления двигателем вперед до отказа. Немец его не видел или посчитал, что пока русский развернется, он уже успеет кого-то сбить. Превосходство в скорости у «BF-109» было полуторакратное, но не такое, чтобы за несколько секунд удалиться на безопасное расстояние. Позже наши пилоты стали называть «BF-109» «худыми» за их узкий фюзеляж.
Иван приник к прицелу, навел перекрестье и нажал гашетку пушек. Дистанция до противника была невелика, около сотни метров, и несколько снарядов попали в фюзеляж – четко было видно, как от «мессера» полетели куски обшивки. Он перевернулся брюхом вверх, показался дым. Выпрыгнуть с парашютом летчик не успел, высота была мала. Истребитель вошел в отвесное пике и врезался в землю. Раздался взрыв.
Пару секунд Иван любовался делом своих рук. Боевого опыта у него не хватало, иначе бы он понял ситуацию и насторожился. Он не знал, что немецкие истребители не летают в одиночку, а всегда в паре. Одного он сбил, можно сказать, что тот сам подставился. Но где-то рядом должен был быть другой «мессер», и он не заставил себя ждать.
По крылу штурмовика ударила пулеметная очередь – Иван ее явственно ощутил всем телом. У самолета тормозов нет, это только у пикирующего бомбардировщика «Пе-2» есть тормозные щитки.
Дав удачную очередь, немецкий истребитель проскочил мимо.
Ах ты, гад! Иван вздыбил нос самолета. Целиться было уже некогда, и он дал пулеметно-пушечную очередь. Дал наугад, навскидку, наводя по капоту. И попал! Он угодил по хвостовому оперению, по ненавистному кресту – от него только куски полетели… От оперения почти ничего не осталось, истребитель завилял в воздухе.
– Что же, ты, сволочь, не горишь? – закричал в азарте Иван.
Поняв, что машина обречена, немецкий пилот откинул фонарь кабины и вывалился из самолета. Над ним раскрылся купол парашюта.
Сначала Иван хотел расстрелять летчика из пулемета – было такое желание, и очень сильное. Но затем он вспомнил, как фашисты расстреляли нашего пилота – тоже на парашюте, устыдился этого желания и пронесся мимо.
Пока он занимался истребителями, штурмовики куда-то подевались. Позади были видны дымы, поднимающиеся от горящих машин, и даже сюда, на полукилометровую высоту доносился запах гари.
Иван описал круг. На земле были видны горящие остатки четырех самолетов. Два из них повезло сбить ему, а еще два? Неужели наши?
Он лег на курс пятьдесят градусов – пора было возвращаться к своим. Сказать об одержанных победах? Не поверят, штурмовик по сравнению с «мессерами» – тяжелая и неповоротливая машина, истребителям он не ровня, в воздушном бою проиграет. А он, новичок, взял да и завалил двух фрицев.
Обычно факт воздушной победы должны подтвердить свидетели – пилоты других самолетов или наземные наблюдатели – пехота, танкисты, если бой протекал недалеко от передовой или над «нейтралкой». А о его победах сказать некому. Штурмовиков не было, наши наземные войска далеко. И потому, пока летел, раздумывал. Его прямо-таки распирало сказать, да боялся, что примут за хвастовство, а болтунов в армии не любили. Решил молчать.
Уже когда Иван пересек линию фронта, сориентировался по карте, довернул на пару градусов и вскоре выскочил к своему аэродрому, даже крыльями качнул на радостях. Как же, штурмовку провел, двух «мессеров» сбил! Для одного вылета – более чем достаточно даже для опытного пилота.
Он притер «Ил» на три точки, подрулил к стоянке, заглушил мотор и откинул фонарь. Хорошо-то как!
Пока он наслаждался привычной, но ставшей после боя несказанно дорогой обстановкой, техник уже нарезал круги вокруг самолета.
– Не пойму я что-то, товарищ сержант. Дырок в крыле полно, а входные отверстия сверху…
– Где же им еще быть, если меня «мессер» атаковал?
– И как?
– Сбил я его, – не удержался от признания Иван.
У техника брови взметнулись на лоб – в их эскадрилье и полку воздушных побед еще ни у кого не было.
– Серьезных повреждений нет, подлатаем, – заверил техник.
– Наши все сели? – спросил Иван.
– Прибиваются поодиночке, время еще есть. Двоих я пока недосчитался.
После взлета техники засекали время – продолжительность полета не могла превысить время израсходования полного бака.
– Двенадцать минут еще запас.
Иван вспомнил о горящих самолетах, замеченных им на земле. Похоже, этих двоих ждать не стоит, сбили их «худые».
– А кто не вернулся?
– Триста девятая машина и двадцать первая.
На штурмовике с бортовым номером «309» летал Виталий.
Иван стянул с головы шлемофон. Легкий ветерок приятно пошевелил потные волосы.
Пилот направился к комэску.
– Задание выполнил, товарищ старший лейтенант.
– Садись, – показал комэск на пустой снарядный ящик, – докладывай.
– Отбомбился. Видел, как вы левый вираж заложили. И вдруг передо мной «мессер». Рядом проскочил, перед носом, едва не столкнулись. Я его из пушки! Упал он. Наши штурмовку закончили, а тут – второй «мессер» сверху. Все правое крыло мне изрешетил, сволочь. Только он вперед проскочил, я и его… – Иван нажал воображаемую гашетку.
Комэск замер:
– Ты хочешь сказать, что и второго сбил?
– Летчик из него выпрыгнул. Я парашют видел – вот как вас.
– Если на самом деле так было, поздравляю. Сейчас пилоты соберутся, поспрашиваю. «Мессеров» я видел, потому сразу к линии фронта уходить стал. Вот, значит, как получилось.
– Два самолета немецких, а на земле четыре пожарища было…
– Наши?
Иван пожал плечами.
Комэск посмотрел на часы:
– Еще три минуты есть.
Старлей закурил папиросу и уставился на взлетную полосу. Оба молчали. Потом комэск вновь взглянул на часы:
– Все, время вышло. Не вернутся ребята, только если пешком… Покажи на карте, где сбитые самолеты видел.
Иван определился по карте и ткнул пальцем:
– Вот здесь, в радиусе двух километров – все четыре.
– Немного восточнее места штурмовки, – вздохнул комэск. – Э-хе-хе, пойду к командиру полка докладывать о вылете, о потерях.
Но на следующий день зарядили дожди, и полетов не было.
Механики и техники возились с самолетами – у них работа была всегда, в любую погоду. Землянки для личного состава к этому времени уже соорудили, но в них было сумрачно и сыро.
Иван лежал на деревянном настиле, предназначенном для ночлега, и изучал карту района полетов – не так просто запомнить ориентиры, если районы штурмовки постоянно меняются. Получалось, что очередной район находился в двухстах километрах от аэродрома базирования, и сто – сто двадцать километров по фронту.
У немцев в плане дела обстояли лучше. Каждой эскадре давалось узкое направление действия – так проще запомнить ориентиры. Даже для тактики и разведки легче. Например, за ночь появились стога сена на лугу. С чего бы это? Не танки ли это замаскированные? А у нас каждый вылет – фактически на новую местность, потому что не хватает самолетов и пилотов.
Моросило и на другой день, и на третий…
Иван уже намеревался вздремнуть после обеда, как распахнулась дверь и на пороге возник сержант из третьего звена.
– В штаб звонили! На передовую к нашим пилот вышел. Фамилию не назвали, сказали – из штурмовиков. Комэск за ним на полуторке поехал.
Иван поднялся, опоясался ремнем. Кто бы это мог быть? Он направился в штаб полка. Здесь уже были двое пилотов из их эскадрильи.
– Привет! Какие новости?
– Кто-то из наших перешел линию фронта.
– А фамилию не назвали?
– Нет. Просили машину прислать и представителя, чтобы опознал.
– Тогда будем ждать.
Штаб полка располагался в единственной деревянной избе в округе – раньше тут был хутор. При приближении фронта люди эвакуировались.
Сержанты отошли в сторону и уселись под навес у хозяйственных построек. Похоже, бывший хуторянин хранил здесь дрова на зиму.
Дождик противно моросил, влага скапливалась на ветвях деревьев, под которыми стоял навес, и время от времени каплями падала на его крышу.
– Комэск говорил, что ты двух «мессеров» сбил. Правда?
– Свидетелей нет. А нет подтверждения, стало быть – и не запишут на счет.
– Плохо. Да ты расскажи, как дело было.
Иван коротко, в телеграфном стиле, пересказал.
– Повезло тебе, могли сбить.
– Могли. Отсюда вывод: башкой надо крутить на триста шестьдесят градусов, коли жить хочешь.
– Не получается пока, у меня налет на «Иле» двадцать часов, – пожаловался Игнат.
– У нас у большинства такой, – вмял каблуком окурок в землю Владимир. – Сбивать будут, пока без истребителей прикрытия летать будем.
На крыльцо вышел политрук.
– Товарища ждете?
– Так точно!
– Звонили только что. Карпов его фамилия!
– Спасибо. Может, и второй выйдет?
– Приедут скоро.
Политрук ушел.
Фамилия Виталия была Карпов. Бывший истребитель, имевший налет больше, чем у них троих вместе взятых, а вот сбили…
Через час пришла полуторка. Кто-то из армейских дал сержанту накидку, иначе в открытом кузове он промок бы насквозь.
Едва Виталий выпрыгнул из кузова, ожидавшие его пилоты крепко обняли собрата и стали хлопать по спине. Однако комэск пресек братания:
– Идем к особисту, положено. Потом ко мне в землянку, доложишь, как и что.
– Есть.
Как под конвоем, комэск отвел Виталия к особисту – тот занимал комнату в избе.
Ждать пришлось долго, больше часа. Но Иван помнил свои злоключения и был рад, что Виталия не посадили под замок. Хоть и очень недолго, но все-таки он был на оккупированной земле, а к таким относились с подозрением.
Уже вчетвером они направились к землянке комэска.
– Разрешите?
– Садитесь, – комэск достал фляжку, кружки и разлил водку. – С возвращением, сержант!
Они чокнулись, выпили, закусили хлебом и куском селедки.
– А теперь давай подробно, сержант.
И Виталий рассказал, как он штурмовал вместе со всей группой, как «мессер» подловил его на выходе из штурмовки. Зашел в хвост сверху, дал очередь, и хвост у штурмовика практически развалился.
– Еле фонарь кабины открыл, заклинило в направляющих. Думал – все, хана мне! – Виталий затянулся папиросой. – Откуда только силы взялись, рванул так, что жилы затрещали. Выпрыгнул, парашют раскрыл – высота уже небольшая была. Сам видел, как «мессер» вираж сделал, а потом кто-то из наших его из пушек развалил.
– Это ты его благодари, – комэск кивком головы указал на Ивана, – наказал он твоего обидчика.
– Да? – удивился Виталий. – Ловко! Как на истребителе. А потом штурмовики сместились, и за ними еще один «мессер» проскочил. Только я уже не видел, чем дело кончилось. Вдалеке, в той стороне, падал еще один самолет. Только не разглядел я, чей, далековато. Да и некогда мне было. Как от лямок освободился, сразу на север побежал. Подумал – немцы, если искать будут, в первую очередь это направление перекроют. Два дня пробирался.
– Немцев видел? – спросил Игнат.
– Издалека, метров за сто. Мимо на мотоцикле проезжали.
– А к нашим как попал?
– По земле, ползком. Немцы свой передний край ракетами освещают. Я момент улучил, через траншею перемахнул – а там на пузе. Как ракету осветительную пустят, лежу неподвижно. Под утро уже к нашим выполз. Так меня часовой чуть не пристрелил, за немца принял. Потом в штаб батальона доставили, созвонились. А уж затем товарищ комэск приехал.
– Повезло тебе. А Фадеев не вернулся…
– Может, выйдет еще, если не погиб.
А каждый про себя подумал: «Или если в плен не попал». Только все промолчали.
Комэск разлил по кружкам остатки водки из фляжки:
– Давайте за победу! Трудно сейчас, но верю – одолеем фашистов.
Они снова выпили, закусили. После селедки захотелось воды.
Внезапно распахнулась дверь, в землянку вошел политрук, потянул носом:
– Пьянку устроили? – Лицо его налилось багрянцем.
– Только фронтовые сто грамм! – с кружкой в руке поднялся навстречу ему комэск. – За победу, за Сталина!
Комэск по натуре явно был дипломатом. Жестом фокусника он извлек откуда-то бутылку водки, сорвал пробку, щедро плеснул в кружку, протянул кружку политруку, а остаток водки быстро разлил по кружкам.
– За вождя мирового пролетариата, за товарища Сталина!
Политрук оказался в щекотливом положении. Отказаться поддержать тост и не выпить за Сталина значит навлечь на себя неприятности. Кто-нибудь да проболтается, что политрук за вождя не выпил. А выпить – значит принять участие в пьянке, за которую сам только что собирался взгреть пилотов.
Все стояли, держали кружки в руках и выжидающе смотрели на политрука. И он не выдержал, протянул кружку и чокнулся со всеми по очереди:
– За здоровье товарища Сталина!
Все с облегчением выпили.
– Садитесь, товарищ политрук! – предложил комэск и подвинул гостю снарядный ящик.
– Некогда, я ведь только на секунду заскочил, – стал собираться на выход политрук. Начальственная злость у него уже прошла. Чего шуметь, если сам с пилотами выпил? Спрашивается, зачем тогда приходил?
Но Иван, как и другие пилоты, в душе оценил ловкий ход комэска. А ведь хороший мужик! И в полете лидирует, и на земле не оплошал. Уважение к Черноброву возросло. Воинскому начальству в армии подчиняются, но уважают не всех. Взять того же политрука – пустобрех! Все в штабе отирается, речи для политзанятий сочиняет.
К слову сказать, после неудач и отступления наших войск на всех фронтах разговоры о провидческом гении Иосифа Джугашвили сошли на нет.
Дверь землянки отворилась, и в проеме снова появился политрук.
– Забыл сказать… Завтра к нам прилетают и будут служить в качестве связных два женских экипажа на «У-2», так вы пыл поубавьте, держитесь серьезно. Если замечу, что ухлестываете, спрошу строго.
Читать бесплатно другие книги:
