Доктор Данилов в морге, или Невероятные будни патологоанатома Шляхов Андрей

Она угадала. Речь действительно зашла о сто двадцатой больнице, одной из самых больших в Москве. Многопрофильная и скоропомощная, она тем не менее считалась далеко не самым лучшим столичным стационаром. Естественно, в крупном стационаре, принимающем пациентов и планово, и экстренно, смертность была выше, чем в тихой больнице, насчитывающей четыре-пять отделений и принимающей несложных пациентов, причем только в плановом порядке. А раз смертность выше, то, значит, и больница хуже. Изначальную разницу в тяжести состояния поступающих пациентов народное мнение не учитывало.

К тому же сто двадцатая больница несколько лет назад прославилась не только на всю Москву, но и на всю страну. Однажды утром в приемный покой доставили в крайне тяжелом состоянии некого гражданина с закрытой черепно-мозговой травмой. Чуть позже врачи-реаниматологи клинического госпиталя ГУВД Москвы, прибывшие в сто двадцатую больницу вместе с сотрудниками милиции, обнаружили пациента за пределами реанимационного отделения, полностью подготовленного для забора у него почек. При этом у пациента было давление и билось сердце. Вместо того чтобы спасать его жизнь, врачи предпочли разжиться годными к пересадке почками, несмотря на то что закон разрешает забирать органы лишь после составления акта констатации биологической смерти. В итоге нескольким врачам пришлось сменить место работы в принудительном порядке и несколько последующих лет заниматься менее квалифицированным трудом.

– Мужчина сорока лет поступил в стационар по «скорой» с диагнозом сотрясение головного мозга под вопросом и в состоянии алкогольного опьянения около десяти часов вечера, – начал от двери Ерофеев, еще не успев сесть за стол. – До следующего утра его продержали в приемном отделении. Вроде как наблюдали, но вот в чем конкретно заключалось это самое наблюдение, неясно.

– Скорее всего – ни в чем, – Ерофеев уселся и продолжил вертеть карандаш. – Историю болезни на него завели только в семь утра, якобы он только что поступил с диагнозом «алкогольная кома». Сопроводительный талон «скорой» вложили в историю, хотя там было написано совсем другое. Подняли в реанимацию. Там дежурный реаниматолог заподозрил острое нарушение мозгового кровообращения и срочно дернул невропатолога. Невропатолог снял нарушение и подтвердил алкогольную кому. Нейрохирургам не показывали, хотя на сделанном рентгене черепа (кто его назначил – непонятно, история болезни об этом умалчивает) виден линейный перелом. Назначения снимка нет, описание рентгенолога тоже отсутствует, но сам снимок есть. Пациента сутки усиленно «промывали», а потом он умер.

Небольшая пауза давала ординаторам возможность задать вопросы, но все молчали.

– На вскрытии нашли перелом костей свода и основания черепа, очаги кровоизлияния в головном мозге и еще кое-что по мелочам. Содержание алкоголя на вскрытии – по нулям. Кстати, при жизни у него кровь на алкоголь так и не взяли.

– Кранты! – емко высказался Илья.

– Вроде того, – кивнул Ерофеев. – Неправильная, несвоевременная и проведенная не в полном объеме диагностика помешала установить правильный диагноз и привела к смерти пациента. Стопроцентное расхождение диагнозов третьей категории. И как по-вашему, могли бы больничные патологоанатомы сделать вид, что не заметили перелома черепа?

– Тогда бы им пришлось и алкоголь обнаружить, – сказала Ирина.

– Разумеется, – согласился Ерофеев. – Сказав «а», говори и остальные буквы. Интересно, что заместитель главного врача по лечебной работе пыталась убедить весь департамент, что здесь налицо не третья, а вторая категория расхождения диагнозов. Да, постановка правильного диагноза в данном лечебном учреждении была возможна, но тем не менее диагностическая ошибка существенно не повлияла на исход заболевания. Все равно бы больного лечили чисто симптоматически и в итоге он бы умер. Как вам такая точка зрения?

– Не очень, – сказала Алена. – Утверждать, что он умер бы в многопрофильной клинике, имеющей свое нейрохирургическое отделение, просто-напросто глупо. Особенно для начмеда. Получается, что уровень ее стационара ниже плинтуса.

– Но как попытка отвести от себя громы и молнии – вполне уместно, – возразил Денис. – Нельзя же сразу признавать себя виновной. Ну, не себя лично, а свою контору.

– Я думаю, что восьмичасовое пребывание больного с подозрением на сотрясение в приемном отделении, да еще и без оказания ему помощи, повлечет за собой худшие последствия, чем расхождение диагнозов, – сказал Данилов. – Так что ей нет особого смысла менять категории расхождения…

– Настоящий боец всегда сражается до конца, иначе он и не боец вовсе, – улыбка Ерофеева затерялась в бороде, – Но с приемным пусть разбираются другие. Мы говорим о диагнозе. Это очень хороший пример того самого шила, которое невозможно утаить в мешке…

Труп привезли в полночь, ровно через час после ухода Валеры. За это время Данилов успел поужинать крекерами с чаем. Спать не хотелось, возможно, чай был слишком крепким – два пакетика на обычную чашку, – но Данилов все равно разложил диван, застелил его новым (Валера не подвел) комплектом постельного белья с больничными печатями, взбил свалявшуюся подушку, найденную в ящике дивана вместе с одеялом казарменного образца, и улегся читать «Правильное оформление диагноза», одним из соавторов которой был профессор Мусинский. Книгу он взял в конце занятий у Ерофеева.

– Только не заиграйте, – строго сверкнул глазами из-под очков Дмитрий Алексеевич, – экземпляр мой личный, с автографом Георгия Владимировича.

«Дорогому ученику и прекрасному человеку на добрую память» – было написано на развороте размашистым почерком Мусинского. Профессор явно не был оригиналом дарственных надписей.

Чтение увлекло Владимира, правда, ему то и дело приходилось возвращаться на несколько страниц назад. Дверной звонок вынудил доктора отложить книгу и отправиться в приемную.

Запах ударил в нос еще на подходе. В книжках трупную вонь почему-то называют «сладковатой» – и кому, интересно, первому пришло в голову такое сравнение? Обычный запах разлагающегося мяса, ни сладковатого, ни горьковатого.

– Там придурок какой-то, – доложил Данилову охранник Саша, поджидавший его в коридоре.

Нижнюю часть лица охранник укутал несвежим носовым платком, отчего у него вышло: «Пыдугуг кокото».

– Ны успел я двей откыть, как они каталку фкатили…

– Разберемся, – Данилов вошел в приемную.

Возле каталки с трупом стоял молодой парень в синей форме. Мелированные волосы, длинная челка, серьга в ухе, стеклянный взгляд, глупая улыбка на лице.

– Вот привез вам огурца! – сказал он Данилову и рассмеялся.

– Документы! – потребовал Данилов, стараясь дышать редко и неглубоко.

– Вот! – парень протянул мятые листы и снова засмеялся.

Делать ему замечания было бы глупо – обкурившихся травы это только веселит.

Данилов быстро просмотрел документы. Ерофеев говорил как раз о таких случаях: семьдесят два года, умерла дома, милиция ничего подозрительного при осмотре не нашла, в поликлинике последние три года не наблюдалась. Направлена на патологоанатомическое вскрытие.

– В патологоанатомические морги разложившиеся трупы не берут, – медленно и четко, чуть ли не по слогам, произнес Данилов, глядя прямо в глаза парню. – Вези в судебный…

– Что я вам – почтальон? – возмутился тот. – Куда наряд дали, туда и привез!

– Так он же воняет! – Данилов повысил голос.

– А у меня, может, насморк, – осклабился укурок и снова заржал.

Живому человеку в приеме было куда труднее отказать, чем покойнику.

– Саша! – позвал Данилов. – Помоги-ка.

Вдвоем с охранником они вывезли каталку на улицу, к стоявшей там машине с красным крестом. Около машины, не обращая внимания на моросящий дождь, расхаживал, разминая ноги, водитель. Загорелый, скуластый – настоящий степной всадник. «Тебе бы табуны гонять, а не покойников возить», – сочувственно подумал Данилов. Увидев, что каталка возвращается с грузом, водитель быстро подошел к задним дверцам машины и распахнул их.

– Напарник у вас странный, – сказал Данилов водителю.

Тот понимающе кивнул.

– Вот документы, – Данилов протянул документы парню, но тот демонстративно спрятал руки за спину. Владимиру пришлось положить их на труп, точнее – на черный пакет, в который он был упакован. – Мы пошли.

– А мы поехали! – сообщил парень, берясь за ручку передней правой дверцы. – Шариф, что ты встал там?

– Подожди! – Данилов схватил его за руку. – Куда это «поехали»? А труп?

– Труп ваш, каталка тоже ваша, – водитель залез в салон и повернул ключ зажигания, но охранник встал прямо перед машиной. – Моего тут ничего нет. Пустите!

Руку вырвать не удалось – Данилов держал крепко.

– Я ее по наряду привез! – стоял на своем укурок.

– Как привез, так и увезешь! – ответил Владимир.

Трижды обменявшись мнениями, Данилов почувствовал, что разговор зашел в тупик и ему надо действовать самому, пока окончательно не промок.

– Саша, помоги загрузить!

Отпустив парня, Данилов потянул каталку к задним дверцам, рывком распахнул их и, не обращая внимания на суетившегося рядом укурка, взялся за ноги трупа, собираясь загрузить его в единственную из четырех свободных секций. Охранник, отворачиваясь, чтобы дышать пореже, взял труп за плечи. Окоченевшие трупы грузить несложно, это не обмякшее тело коматозного больного.

– Подняли! – скомандовал Данилов.

Черный пакет разъехался посередине, явив взорам обнаженное тело – мужское, с однозначным первичным половым признаком.

– Погоди-ка, – Данилов опустил труп обратно на каталку и обернулся к укурку, который как раз собирал бумажки, разлетевшиеся по асфальту. – Так это же мужской труп.

Он забрал у парня промокшие документы и сличил данные с клеенчатой биркой, болтавшейся на правом запястье покойника.

Направление было выписано Тимошиной Агриппине Кондратьевне, семидесяти двух лет от роду, а на носилках, если верить бирке, лежал Палильский Михаил Александрович, одна тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения.

– Ты трупы перепутал, мудила! – в сердцах высказался Данилов. – Давай быстрей сюда Тимошину и убирайся к чертовой матери!

Дождь усилился.

– Я сейчас найду, – водитель выключил зажигание, вылез и подошел к Данилову. – Разрешите.

Вначале он с помощью охранника перегрузил труп с каталки в машину, а затем потянул на себя другой, лежавший в соседней секции.

– Помогите, – попросил он Данилова и Сашу.

Укуренный фельдшер стоял сбоку и наблюдал за процессом. Правда, уже не улыбался – сказывалось отрезвляющее действие свежего воздуха и холодного дождя.

– А это точно наша? – ворчливо спросил Данилов. – Может, сверим сначала?

– Ваша, ваша, – заверил водитель. – Один женщин, другие три мужичины. Достанем и проверим.

Водитель дело говорил: невозможно было прочитать написанное на бирке, пока труп лежал в секции. Данилов помог переложить труп на каталку и развернул пакет. Тело оказалось женским и каким нужно: на бирке восхитительным каллиграфическим почерком было выведено «Тимошина Агриппина Кондратьевна».

– Разобрались наконец, – констатировал Данилов. – Спасибо.

– Пожалуйста, не жалко, – ответил водитель, захлопывая дверцы.

Фельдшер молча уселся на переднее место.

– Вот урод! – покачал головой охранник, берясь за ручки каталки. – Это же надо так отличиться.

– Я тоже хорош, – улыбнулся Данилов. – Надо было сразу свериться. Обошлось бы без пререканий.

– Привыкнешь еще, – обнадежил охранник. – На автомате будешь все делать.

– Да у меня вообще-то нет такой цели, – привыкать к роли дежурного санитара морга Данилову совсем не хотелось.

Сгрузив труп в хранилище, Владимир вернулся в приемную и аккуратно разложил сопроводительные документы на столе.

– До утра высохнет, – обнадежил охранник. – Все будет путем. Это вот когда родственникам чужой труп выдадут, а те его заберут – тут, конечно, визг до небес стоит.

– А разве такое бывает? – Данилову доводилось слышать подобные истории, но он всегда считал их выдумками. – Родственники же не слепые.

– Не слепые, – согласился охранник. – Но смерть меняет людей, да и приезжают забирать не всегда самые близкие. Иной раз является какая-нибудь седьмая вода на киселе. А некоторые вообще смотреть на покойников боятся. Один случай в мое дежурство был – выдали бабульку, да не ту. Только в крематории ошибку обнаружили.

– Вернули?

– Вернули, со скандалом. А тут уже другие скандалили, той покойницы родственники. Им тоже не ту вынесли, но они сразу заметили, что это не та, и говорят – а где та, а им говорят, что та не та…

– Ты еще не запутался? – улыбнулся Данилов. – Спать пора.

– Пора, – согласился Саша. – Чувствую, что после такой катавасии нас до утра никто не побеспокоит.

– Сплюнь, – попросил Данилов, но охранник напророчил верно – до утра больше никого не привозили. Лишь одновременно с приходом Валеры бригада «скорой помощи» привезла труп мужчины, умершего у них в машине, но это Данилова уже не касалось.